Мария
Не помню уже, когда я в последний раз с кем-то так долго и откровенно общалась. Яра стойко выслушала все мои бредни, ни разу не перебив и не показав своего раздражения от моей тупости.
Обычно эта роль — моей жилетки возлагалась на Сафию. Но теперь…
Не думать об этом.
Стараясь не ударять ещё больше в грязь лицом перед Ярой, я закусываю щеку изнутри, чтобы слезы сдержать.
От этой нескончаемой жалости к себе мне самой уже тошно, что уж о других говорить?! Взрослые люди так себя не ведут, но я ничего не могу с собой поделать. Тону в море воспоминаний, сил выгрести у меня нет. Слишком глубоко. Играет ли роль то, что Сережа для меня во всем первый был, или просто мы с ним срослись в моменте, но для меня невыносимы мысли о нашем расставании. Навсегда.
— Мы гулять. Они поели, — доносится голос Руслана с первого этажа.
Яра ему ничего в ответ не кричит. Лишь улыбается.
Вместо этого она меня в шок повергает:
— Пока Коля с Русланом гуляет, принеси мне свои таблетки, — тон крайне убедительный.
Она не спрашивала, принимаю ли я что-то. Она уверена в этом.
— Я не…
Глядя мне глаза, Яра отрицательно головой качает, дескать, нет, меня ты не проведешь.
— Я даю тебе возможность самостоятельно сделать шаг к восстановлению. Поверь, мне ничего мне стоит самой их найти. Даже знаю, что именно ты могла купить без рецепта. И где купила, тоже представляю, — под её внимательным взглядом я теряю желание врать. — Пока ты сама не захочешь поправиться, ничего не поможет. Психиатр, психолог, невролог — это прекрасно. Но недостаточно. Всё в твоей голове и в твоих руках. Я понимаю — больно. Но все проблемы решаемы. Почти все.
Яра отводит глаза, и я понимаю, о чем она думает.
Когда она пропала, Сережа места себе найти не мог. Мы тогда дружно — всей семьей, болели ветрянкой. Коля принес вирус из сада. После него заболела я, а потом и муж. Он был расстроен, что не может полезным быть для Яры. Буквально на стены лез до конца карантина.
Когда Яру нашли, нас сыпать уже перестало, но она была ослаблена и врачи не разрешали ему её навестить. Это был один из тех редких случаев, когда его терпение не справлялось. Они с Димой постоянно на связи были. Думаю, не валяйся он в кровати с температурой за сорок, то пополз бы сначала в тайгу, а после и в больницу.
Меня внезапно осеняет.
— Ты тогда тоже…?! — не могу слов подобрать. Боюсь показаться невоспитанной.
Хотя уж куда хуже.
— Сложно принять реальность, в которой ты калека, у которой нет возможности самостоятельно голову помыть или есть приготовить, — грусть мелькает в её взгляде. — Но как видишь, — поднимает обе руки, держа их вверх ладонями, совершает вращательные движения. — Время идет. Всё меняется. Мы меняем окружающую нас действительность. Первое время было сложно. Мучили кошмары. И рука адски болела. Мне обещали, что через пару месяцев она восстановится. Но нет. Моторика подводила. Словно я Паркинсоном болела. Истинное чувство собственной неполноценности не всем известно. С ним трудно жить.
— Я не заметила в тебе тогда значительных изменений.
Произношу и тут же жалею. Зря даю понять, насколько я внимательна и чувствительна к бедам других.
— Знаешь, я не прощаю людям, и себе в том числе, категоричности суждений. Со временем необходимо учиться гибкости. Люди, уверенные в своей, и только в своей правоте редко добиваются успеха. Если нет лояльности, сложно развиваться, познавать что-то новое. Мы привыкли к позиции — люди, находящиеся в депрессии, обязательно должны быть угрюмыми, с потухший и затравленным взглядом, их отчаянье должно быть осязаемо. А потом все удивляются, когда с виду успешная девочка выходит ночью в окно. Или парень, разогнав свое авто влетает в дерево. Все задаются вопросом — почему? Ведь у них всё хорошо было. Работа, достаток, семья. Никто не задумывается, что здесь у них происходило долгое время. Многое можно скрыть за улыбкой. — Яра касается двумя пальцами своего виска. — Очень важно, чтобы рядом был человек, способный понять твою проблему без слов.
«Многое можно скрыть за улыбкой» — назойливый голосок подсказывает мне, что я эту фразу уже слышала.
Не хочу думать, но снова и снова думаю о ней.
— Давай. Ты ведь не хочешь, чтобы и я тебя принуждала к чему-то? Надо самой, — поторапливает меня Яра.
А могу ли я сама?! Наверное, я подстроилась под внешнюю среду. За меня так часто в последнее время решали, что я позабыла, как делать самостоятельный выбор.
С трудом меня несут ноги в спальню, отведенную нам с Колей. Я не уверена, что смогу сама справляться со своими перепадами настроения.
Ради сына гоню от себя гнетущие мысли. Я ведь не слабее остальных?!
Перед тем как отдать оба флакона Яре, уточняю у неё.
— С Сережей точно будет всё в порядке? — удавка сковывает горло. Слова из себя выталкивать приходится.
Я не прощу себя.
— Мелкого сейчас нет в стране. Надеюсь, вопрос безопасности решится к его возвращению.
«Сережа с Сафи» — понимание простреливает с такой скоростью и силой, что перед глазами темнеет. Я физическую боль ощущаю.
— Мама сказала…, - с мыслями собираюсь. — Что я пожалею, если надумаю к Сереже вернуться… Она сказала… Если я не соглашусь, то его…
Нет, тягостно такое вслух произносить.
— Не беспокойся. Тот человек, которому могли бы его заказать, контролируем.
Выражение её лица меня пугает.
Я думала, что Яра удивится. Или скажет, что меня обманули. Но я никак не ожидала такой реакции.
— То есть мама…, - слова в горле застревают.
Я буквально задыхаюсь. Не могу поверить… Она ведь мне обещала!
— Не думай об этом, — Яра касается моей руки. — Поверь мне, ты не в силах что-либо изменить. Твоя мама ввязалась в непростую и очень грязную игру. Единственное, что ты можешь сделать — это позаботиться о тебе и Коле. Мне жаль, что ты сразу не позвонила.
— Я боялась за него. Боялась, что она ему вред причинит.
Саяра кивает.
— Не говори Сереже! Пожалуйста, я тебя очень прошу.
Схватив её за запястье, заглядываю Яне в глаза. Мне нужно знать, что она исполнит просьбу.
— Маш, не обязательно делать мне больно, — шутливо произносит в ответ. — Достаточно просто сказать. Говорить или нет, решаю не я, а ты. Если не хочешь, я не скажу. Во всем, что не касается вашей безопасности, можете сами решения принимать.
— Он меня не простит, — пытаюсь унять дрожь в своем голосе.
Яра вздыхает.
Она со мной согласна, понятно это и без слов.
— Маш, тебе ведь не нравилось, что мама за тебя решение приняла?! Принуждение не нравилось. Сереже тоже не понравится, что за него всё решили. Ты не дала ему шанса. Более того, у мужчин всё проще устроено. Им жизненно важно чувствовать себя сильным. Взять ответственность на себя — не проблема. Но жить с осознанием, что ты не смог защитить свою семью — трудно. Какова бы ни была предыстория.
Мне хочется протянуть руку и вырвать у Саяры таблетки. Без них мне сложно справиться с эмоциями. Я хочу их отключить. Захлебываюсь в печали. Она уже частью меня стала.
Она улавливает мой взгляд. Наклоняет голову набок и смотрит на меня мягко.
— Я записала тебя к своему психиатру. Он прекрасный специалист. Я не хочу, чтобы ты комплектовала из-за этого. Он проверит нейрохимию головного мозга, если нужно будет медикаментозное лечение — выпишет препараты. А вот это вот, — она приподнимает флаконы. — Путь в пустоту. Ты ими выжала из организма всю радость. Дрянь, подобного рода, не содержит в себе положительного заряда, она забирает последнее у тебя самой.