Без вести пропавшие

Часть первая

В этот момент я был, наверное, самым счастливом человеком на земле, так как ещё вчера казавшаяся неосуществимой моя мечта стала приобретать вполне реальные материальные черты. Я шёл по длинному кабинету министерства внутренних дел Татарстана в сопровождении заместителя начальника отдела кадров Пахомова.

— Вот что, Абрамов, — продолжал меня инструктировать Пахомов, — особо не тушуйся в кабинете Костина. Знаешь, он не любит неуверенных в себе людей. Отвечай на его вопросы чётко, чтобы ему было ясно, кто перед ним стоит.

— Всё ясно, Юрий Иванович. Я не первый день в системе и всё это хорошо усвоил.

— Ты мне не возражай и не спорь со мной. Я ведь тебя не учу, а просто советую, как себя преподнести в лучшем и выигрышном свете. Я на этом деле не одну собаку съел.

— Хорошо. Я всё понял, Юрий Иванович, — произнёс я, внимательно всматриваясь в лица попадавших нам навстречу сотрудников министерства, — можете не беспокоиться, я Вас не подведу.

Поднявшись на третий этаж, мы остановились около большой двери обитой коричневым дерматином. Пахомов постучал в дверь. Услышав приглашение, он первым вошел в кабинет Костина. Я остался стоять перед дверью, ожидая, когда меня пригласят в кабинет.

— О чём они так долго говорят, — думал я про себя, — а вдруг Костин, даже не взглянув на меня, сразу же откажет мне? Что тогда делать?

От этой мысли мне стало как-то не по себе.

— Как так откажет? — снова подумал я. — Нет, этого не может быть, ведь я прошу меня принять на работу не в отдел БХСС, а в уголовный розыск, где работают настоящие мужики.

Мимо меня по коридору прошёл молодой человек небольшого роста с уже заметным животиком. Я проводил его фигуру взглядом и снова посмотрел на дверь. Я раньше почему-то всегда представлял сотрудников уголовного розыска какими-то особыми людьми, с выдающимися физическими данными, однако проходившие мимо меня сотрудники, мало походили на придуманные мной ещё в детстве образы и, встретив этих людей на улице, я бы никогда не поверил им, что они работают в уголовном розыске. Вот и тот, что прошёл мимо меня, мало походил на придуманный мной облик сыщика.

— Абрамов, — окликнул меня выглянувший из-за двери Пахомов, — давай заходи в кабинет.

Привычным движением руки я поправил узел галстука и вошёл в кабинет начальника управления уголовного розыска республики. В кабинете за большим тёмным полированным столом сидел мужчина с довольно простой внешностью. Его тёмно-русые волосы не отличались особой густотой, и были зачёсаны в правую сторону. На лице явно выделялся нос, который был несколько великоват на его аскетическом лице, однако он его ни капли не портил, и мне показалось, что он наоборот придавал его лицу властность, а может быть и немного жестокости. Костин был одет в дорогой красивый костюм серого цвета.

— Значит, ты и есть тот самый Абрамов, про которого мне неоднократно говорил начальник финансово-планового отдела? — поинтересовался он у меня.

— Да, это я, Юрий Васильевич. Однако разговаривая с ним, я совсем не рассчитывал на то, что он обратится к Вам с подобной просьбой — ответил я ему.

Перед Костиным на столе лежало моё личное дело, и он иногда листал его правой рукой. Остановившись на одной из страниц, он поднял на меня глаза и задал мне ещё один вопрос:

— Я смотрю Абрамов, ты после института распределялся в комитет государственной безопасности. Что произошло, почему ты не поехал в Душанбе?

— Я не знаю, товарищ подполковник, — ответил я. — Причину отказа мне не стали объяснять. Вызвали в отдел кадров и сообщили, что комитет государственной безопасности Таджикистана в моих услугах не нуждается.

— Всё понятно по этому вопросу, — произнёс Костин, — а что Вам не работалось в отделе оперативной службы? Начальник отдела очень хорошо отзывался о Вас, считал Вас самым перспективным сотрудником своего отдела?

— Врать не буду, просто я всегда хотел работать в уголовном розыске, поэтому и отказался от предложенной мне должности начальника отделения в отделе оперативной службы. Думаю, что оправдаю Ваше доверие, если Вы примете меня на работу в своё управление. Думаю, что должности и звания никуда не денутся в этой жизни, главное — это хорошо работать и тогда всё придёт само собой.

— Абрамов, мне нравятся твои рассуждения по поводу должностей и званий, — изрёк начальник управления. — Значит, ты решил связать свою жизнь с работой в уголовном розыске? А не пожалеешь потом об этом? Столкнёшься с трудностями, с незаслуженной несправедливостью и рванёшь обратно.

— Не обижайте меня, Юрий Васильевич, я не мальчик и пришёл к Вам вполне осознавая этот шаг. Мне сейчас почти тридцать лет, и это решение мужчины, а не юноши, которым движет романтика.

То ли я ответил слишком пафосно, то ли по какой-то другой причине, но Костин посмотрел на меня как-то необычно. В этот момент мне показалось, что в его глазах я заметил искорки недоверия к моим словам. Когда я увидел это, моё сердце застучало в груди так, что я, как мне показалось, совсем оглох от этого стука. От нахлынувшего на меня волнения, лоб мой покрылся испариной. Костин что-то говорил мне, но я его плохо слышал и только качал головой, в знак согласия.

Пришёл я в себя только в коридоре. Рядом со мной стоял Пахомов и тряс мою руку.

— Молодец, Абрамов, — говорил он мне, — извини, но я не думал, что ты так сможешь себя преподнести Костину. Ты ему явно понравился, особенно ему по душе пришлись твои высказывания о должностях и званиях. Думаю, что приказ о твоём назначении будет подписан сегодня же. А сейчас пойдём, я тебя представлю начальнику и сотрудникам подразделения, в котором тебе придётся начинать свою работу в управлении уголовного розыска.

Мы шли по коридору, а я до сих пор не верил, то, о чём я так долго мечтал с самого детства, произошло буквально с минуту назад. Мне хотелось ущипнуть себя, чтобы вернуться в реальность. Я мельком взглянул на лицо Пахомова и, увидев его напряжённое лицо, подавил свои эмоции.

Мы прошли по длинному коридору и остановились около одной из дверей-близнецов.

Я вошёл в небольшой кабинет следом за Пахомовым и остановился за его широкой спиной.

— Вот что, мужики, — обратился он к сидевшим за столами сотрудникам, — хочу представить вам нового товарища. Прошу любить и жаловать. Фамилия его Абрамов, зовут его Виктор Николаевич. До назначения в ваше отделение, он четыре года работал в отделе оперативной службы и год в системе исправительно-трудовых учреждений в оперативном отделе. Так что Абрамов не новичок, а вполне опытный сотрудник. Думаю, что когда вы поближе познакомитесь с ним, то найдёте точки соприкосновения.

Я внимательно разглядывал лица своих новых сослуживцев, переводя свой взгляд с одного лица на другое, стараясь угадать в их взглядах, что они думают о моём назначении. Однако лица их были абсолютно безучастны, и мне практически не удалось прочитать по их лицам ничего. От всего этого, я почувствовал себя не совсем уютно.

Из-за стола поднялся мужчина небольшого роста с тёмными волосами.

— Меня зовут Валеев Роберт Ильясович. Я начальник отделения по розыску скрывшихся преступников и лиц, пропавших без вести. Звание у меня подполковник милиции.

Он вышел из-за стола и стал представлять сотрудников отделения. Теперь я узнал, что мужчину, сидевшего за столом, около окна, того, что пристально смотрел на меня, звали Козин Валерий Михайлович. Он был одним из старожилов отделения, так как работал в нём уже около десяти лет и считался до моего назначения в отделение, самым опытным сотрудником. По должности он был старшим оперуполномоченным и похоже считал себя вполне достойным должности начальника отделения. Двое других сотрудников, которые как мне показалось, были моложе меня лет на пять, были Мартыновым Антоном Павловичем и Семёновым Юрием Борисовичем.

Представив меня, Пахомов молча скрылся за дверью, оставив меня один на один с новым коллективом.

— Вот твой стол, — показав на пустующий стол, произнёс Валеев, — сейчас мы с тобой найдём и какой-нибудь стул.

Я посмотрел на предложенный начальником мне стол. Стол был старым, и я даже не пытался угадать год его изготовления. Вся столешница стола была обшаркана и залита чернилами.

— Что так смотришь, Абрамов, — обратился ко мне Валеев, — извини, но другого стола у меня нет. Вот поступит новая мебель в управление, тогда и поменяешь свой стол на более достойный. Он у тебя, между прочим, не хуже, чем у Семёнова. Так, какой тебе дать стул?

— А что? Этот стул нельзя взять? — спросил я его, указывая на вполне добротный стул, стоявший у стенки.

— Нет, — ответил вместо Валиева Козин, — этот стул у нас для посетителей.

— А какая разница между этими стульями? — поинтересовался я у него.

— Разве ты не видишь сам этой разницы, — ехидно заметил Козин. — Этот стул намного чище, чем другие стулья нашего отделения. Не посадишь ведь посетителя на грязный стул.

Минут через пять в кабинет вошёл Валеев. В руках он нёс стул, который как мне показалось, мог быть моим одногодком. Сиденье его некогда было по всей вероятности красивым, но время затёрло всю эту красоту, и теперь это сиденье было рваным и тёмным, как от времени, так и от грязи.

— Вот тебе стул. Попробуй его отмыть, Абрамов, — обратился ко мне Валеев. — Если не получится, то возьмёшь дома какую-нибудь салфетку и застелешь им сиденье стула. Понял?

Я молча кивнул ему головой. Постелив на сиденье два листа чистой бумаги, я осторожно присел на него. Стул заскрипел подо мной, словно жалуясь на свою долгую и нелёгкую жизнь.

— Вот теперь ты при месте, — произнёс Валеев. — Сейчас я дам тебе все имеющиеся у нас приказы, наставления по службе и другие материалы, регламентирующие нашу деятельность.

Он открыл свой сейф и достал оттуда несколько тонких брошюр, которые бросил на край моего стола.

— Вот все документы, приступай к их изучению. Если что не ясно, можешь обратиться за разъяснениями ко мне или к Козину.

Я взял в руки первый попавший под руку приказ, и приступил к его изучению. Приказ был написан сухим бюрократическим языком. В нём не было приведено ни одного примера из жизни. Перечитав два приказа по нескольку раз, я обратился с вопросом к Козину.

— Можно спросить, Валерий Михайлович, у меня к Вам несколько вопросов?

— Что Вам непонятно, Абрамов? — как-то совсем не по-дружески спросил он меня. — В этих приказах всё чётко прописано, неужели Вам непонятны алгоритмы организации поиска преступников и лиц, пропавших без вести?

— В общем-то, мне всё понятно, однако не совсем ясно, почему розыск преступника осуществляет тот орган, на территории которого совершено это преступление, если все его родственные и дружеские связи находятся совершенно в другом месте. Ведь шансов задержать его по месту проживания ближайших родственников намного больше, чем здесь. Человек, находящийся в розыске, как правило, нуждается в деньгах и ночлеге. Кто ему в этом поможет, конечно, его близкие и друзья.

— Этот вопрос не ко мне, Абрамов. Приказ министра не обсуждается, а выполняется.

— Ну, об этом нужно писать в Главк и предлагать им пересмотреть подобный вариант. Если мы все тупо будем только исполнять то, что написано в наших приказах, то мы никогда не найдём этих скрывшихся преступников, и их розыск просто будет напоминать выигрыш в лотерейный билет, то есть будет зависеть от чистой случайности.

В кабинете раздался дружный смех. Все сотрудники отделения, без исключения, дружно смеялись надо мной.

— Ну, ты и даёшь, молодой, — произнёс Козин, — в розыске два часа, а уже начинаешь гнать волну. Здесь не так и здесь не эдак. Ты думаешь, Абрамов, что в МВД СССР глупые люди сидят и не понимают, что пишут? Там работают люди с колоссальным жизненным опытом, если хочешь, там на них работает целое НИИ МВД, а ты вдруг решил, что ты умнее всех этих людей?

Я сначала обиделся на это высказывание Козина, а затем, набравшись мужества, произнёс:

— Может Вы и правы Валерий Михайлович, но я бы не стал на Вашем месте столь категорично говорить об этом. Вы сами знаете, кто работает в подобных учреждениях? Зачастую там такие трудятся сотрудники, которые за всю свою милицейскую жизнь не нашли и не задержали ни одного беглого преступника. А что Щелоков? Ему занесли этот приказ, он его и подписал. Неужели он будет вникать в какие-то мелочи розыска, у него государственные интересы.

Козин махнул на меня рукой и замолчал, уставившись в розыскное дело.

Прошло два месяца, как я работал в управлении уголовного розыска МВД. Время летело, как никогда быстро. Я как сухая губка впитывал в себя все тонкости розыска преступников и лиц, пропавших без вести. В паузы между проводимыми нами операциями по розыску преступников, я много читал служебной литературы, которую брал в специальной библиотеке. Но ещё больше меня привлекало участие после работы в различных оперативных мероприятиях, проводимых сотрудниками разных отделов нашего управления. Все эти действия с моей стороны вызывали неоднозначную реакцию у сотрудников нашего отделения.

— Абрамов, зачем тебе всё это? — иногда спрашивал меня Козин. — Всё хочешь кому-то доказать, что ты умнее других. Ты бы лучше своим делом занимался больше, а не лез бы в работу других подразделений. Кто ты там, мальчишка на побегушках и не более. Тебе же скоро тридцать лет будет, а ты всё как мальчишка играешь в войну.

— Ты не прав, просто я хочу научиться тому, чем не владею. Плохо когда у человека нет стремления научиться чему-то новому, ещё незнакомому ему делу. Ты же знаешь, что я пришёл к вам в отделение практически с улицы. Все эти четыре года работы в отделе оперативной службы, я кроме спин преступников больше ничего не видел. Меня сейчас больше всего интересует психологическая составляющая этого процесса. Я хочу научиться управлять поведением людей в различных экстремальных ситуациях, ведь все люди разные и поведение их в различных ситуациях самое неожиданное. Вот ты, Валерий Михайлович, насколько я знаю, сидишь на этой должности старшего оперуполномоченного лет шесть, если не больше? Мне ребята рассказывали, как ты переживал, когда начальником отделения назначили не тебя, а Валеева. А я могу сказать тебе, почему назначили его, а не тебя?

Козин удивлённо посмотрел на меня, словно увидел меня впервые.

— Ну и почему, как ты считаешь, не назначили меня? — задал он мне вопрос. — Интересно услышать это от тебя.

— Я тебе скажу, но ты же обидишься на меня, — произнёс я и посмотрел на него, — хотя ты об этом и сам знаешь, только боишься признаться себе в этом.

— Сказал «а», скажи и «б», — произнёс он.

— Хорошо, так и быть. Я бы тоже не назначил тебя на эту должность, если бы был твоим начальником. Начальник должен знать то, чего не знают твои подчинённые. Ты не такой, ты узкопрофильный человек. Ты может быть и хороший специалист своего дела, но ты дальше своей раковины выползать не хочешь. Зачем тебе учиться, как ты считаешь? Ты и так всё знаешь по розыску. Это правильно, ты это действительно хорошо знаешь, и если бы ты работал в районном отделе внутренних дел, ты бы был просто незаменимым сотрудником. Но ты работаешь не в районном отделе внутренних дел, а в управлении уголовного розыска и здесь начальник отделения должен видеть проблему розыска намного шире и глубже, чем это видишь ты.

Лицо Козина стало медленно покрываться красными пятнами. Он ждал многого, но, похоже, не этого. Козин отложил в сторону дело и, справившись с волнением, произнёс:

— Я смотрю, ты даром время не терял, научился делать выводы из рассказов товарищей по работе. Это хорошо, Абрамов. Значит, ты бы меня начальником отделения не назначил, я так понял тебя? И теперь ты делаешь то, что не делал я в своё время. Ты начинаешь, как ты выразился, учиться? Если я правильно тебя понял, ты хочешь стать моим конкурентом на должность начальника отделения?

— С чего это ты взял, — задал я ему вопрос, — что я хочу составить тебе конкуренцию на эту должность? Не знаю как ты, но я никогда на живую должность не претендую, а Валеев, как мне кажется, тоже никуда не собирается уходить. Так, что успокойся, я тебе не конкурент.

Козин нервно достал из кармана сигареты и вынул из пачки одну из них. Он сломал негнущимися пальцами несколько спичек, прежде чем прикурил сигарету и сделал первую глубокую затяжку. Посмотрев на меня, он произнёс:

— А ты казался мне намного проще, чем ты есть на самом деле. Ну, мы ещё посмотрим, кто из нас конкурент на эту должность.

Видя его состояние, я невольно пожалел, что был с ним предельно откровенен. Глядя на его сосредоточенное лицо, я понял одно, что в этом человеке я приобрёл себе первого врага на новом месте работы.

— Воистину, не говори правды, не теряй дружбы, — подумал я про себя.

На следующий день я приехал на работу намного раньше других сотрудников своего отделения. Выложив на стол розыскные дела, я углубился в их изучение. Я сидел за столом и выписывал адреса возможного местонахождения разыскиваемых преступников.

Здесь я хочу сделать некоторое отступление и немного ввести в курс дела читателей этой книги. В те времена в Советском Союзе считалось, что труд способствует коренному исправлению мировоззрения преступника, способствует его исправлению. Другой стороной медали был дешёвый труд осуждённых, работавших практически на всех ударных стройках того времени. Создавалась так называемая система специальных комендатур, больше напоминавших общежития, в которых проживали условно осуждённые и условно освобождённые. Днём эти люди трудились на тяжёлых строительных работах, а вечером возвращались в эти общежития, где ночевали. В общежитиях они проходили проверку два раза — утром и перед отбоем. Все отсутствующие осуждённые в моменты этих проверок моментально объявлялись в розыск, а при задержании, их, как правило, отправляли обратно в места лишения свободы. Поэтому все розыскные подразделения страны просто задыхались от розыска этой категории лиц.

Изучив с десяток таких дел, я положил их в сейф. Теперь я ждал начальника отделения, который должен был договориться с начальником управления о выделении нашему отделению автомашины, для организации рейда по этим адресам.

В те времена, состав управления уголовного розыска насчитывал всего тридцать три сотрудника, с учётом двух водителей, секретаря и уборщицы. Управление располагало двумя автомашинами — «Волгой» и ГАЗ-66 (это наподобие современного УАЗа). ГАЗ считался оперативной машиной и поочерёдно использовался сотрудниками управления в служебных целях.

Время шло, а Валеева всё не было и не было.

— Если он сейчас не придёт, то шансов на выделение нам автомашины на завтра, просто не будет, — размышлял я.

Пойти к начальнику управления и попросить у него машину, я не решился. Он мог неправильно истолковать мой приход к нему, а мне лишние объяснения с моим начальником, тоже были ни к чему.

В кабинет вошёл Козин и, поздоровавшись со мной, каким-то несвойственным ему казённым голосом, сел за свой стол.

— Валерий Михайлович? А где у нас с утра Валеев? — поинтересовался я у него.

— Что-то случилось? — вопросом на вопрос, спросил он меня.

— Хотел завтра организовать рейд. Нужна была машина с утра.

Он посмотрел на меня и поинтересовался, где находятся другие сотрудники отделения.

— Откуда я знаю, — ответил я, — может, они отпрашивались или договаривались с Валеевым. Мне об этом ничего не известно. А что?

Он посмотрел на меня и произнёс своим казённым голосом:

— Валеева сегодня не будет, он заболел. Когда выйдет, я не в курсе. В его отсутствие, решением руководства управления, я исполняю его обязанности. Думаю, что ты теперь понимаешь, что я твой непосредственный начальник. Всё общение с руководством управления, только через меня.

— Всё ясно, — произнёс я, — а как быть с машиной?

Козин словно не услышал моего вопроса и продолжил.

— Чтобы ты меньше бегал по отделам и болтал там с ребятами, я поручаю тебе одно довольно сложное дело, связанное с безвестным исчезновением молодой и красивой девушки. Все остальные дела и материалы передай мне, я их отдам ребятам.

Я бы сам занялся этим делом, но у меня, во-первых, сейчас нет времени, а во-вторых, у меня на подходе очередное звание и я не хочу, чтобы мне за это дело влепили выговор и из-за него задержали бы мне звание. Тебе до очередного звания, Абрамов, ещё не добросить палкой, так что будь добр, займись этим делом. Я сразу тебя предупреждаю, что пропавшая без вести, близкая родственница большого руководителя из Обкома КПСС и давление на тебя с их стороны будет колоссальное. Вот мы и посмотрим, как ты будешь выглядеть в этой непростой ситуации.

Его последние слова услышал вошедший в кабинет Мартынов.

— Слушай, Валера, — обратился к нему Мартынов, — ты зачем парня подставляешь под это дело? Он же работает всего чуть больше двух месяцев, многих тонкостей ещё не знает. Ты же можешь просто сломать его этим делом?

— Пусть поработает, может он тогда прекратит эти ночные рейды с ребятами из второго отдела. Интересно заниматься раскрытием убийств? Вот пусть и разбирается, убили эту девчонку или нет. Раскроет это преступление, сниму перед ним свою шапку. Ну, а если не раскроет, то пусть хоть знает, что бывает с теми сотрудниками, которые работают по заявлениям больших людей.

Я сидел за столом и внимательно слушал перебранку между Козиным и Мартыновым. Когда она закончилась, Козин протянул мне тонкую папочку, в которой находилось заявление о безвестном исчезновении семнадцатилетней гражданки Волковой Екатерины Владимировны и её подруги — Левшиной Ольги Витальевны.

Я взял в руки папку и открыл её. В бумажной папке, кроме заявления матери Волковой о розыске дочери, ещё лежал небольшой блокнот, в коричневом переплёте.

— Вот бери и прямо сейчас начинай работать. Мать Волковой будет здесь в министерстве часов в пять вечера. Поднимешь её, поговоришь, успокоишь.

— Хорошо, — в ответ произнёс я, — я постараюсь разобраться в этом деле.

Я открыл папку и достал из неё заявление матери Волковой. Заявление было довольно большим по содержанию и написано мелким каллиграфическим почерком уверенного в себе человека. Взглянув мельком на Козина, я углубился в чтение.

Знакомясь с заявлением матери без вести пропавшей Волковой, я узнал, что Волкова Катерина в этом году окончила казанскую среднюю школу N 18. После окончания школы, Катя вместе со своей школьной подругой Левшиной Ольгой поехала в Москву, где попыталась поступить в ГИК, так как с самого детства хотела стать артисткой кино. Однако ни той, ни другой поступить в этот престижный институт не удалось. Обе срезались на первом же экзамене.

После возвращения в Казань, Екатерина по просьбе матери не стала спешить устраиваться на работу. Она была единственным в семье ребенком, её с самого детства оберегали от тяжёлого физического труда и постоянно внушали ей, что она создана для чего-то возвышенного, богемного.

Месяца три назад Екатерина познакомилась с молодым мужчиной, который, как оказалось впоследствии, был женат. Молодая красивая и избалованная девушка оказалась ещё и достаточно влюбчивой. Она влюбилась в этого молодого человека с первого взгляда. Со слов матери пропавшей, мужчину звали Илья. Сама она этого молодого человека никогда не видела и знала о нём лишь со слов своей дочери. От дочери она и узнала, что у Ильи была красная автомашина марки «Жигули» то ли пятой, то ли седьмой модели.

Три дня назад к дочери зашла её подруга Ольга и они, как обычно, отправились погулять на улицу. Куда они пошли, мать не знала, так как дочь в последние дни, перед исчезновением, замкнулась в себе, часто плакала. Мать считала, что причиной плохого настроения дочери являлся её разрыв с этим мужчиной. О том, что они поссорились, она узнала от её подруги Ольги, которая как-то проболталась во время её разговора с ней по телефону. Именно этого мужчину мать Волковой почему-то и считала причастным к исчезновению своей дочери и её подруги. Однако в чём заключалась эта причастность, она в своём заявлении не описывала.

Прочитав заявление, я отложил его в сторону, и всё внимание сосредоточил на фотографии Екатерины, приложенной к заявлению. Взяв её в руки, я невольно оценил все прелести этой красивой девушки. На меня с фотографии смотрела красивая девушка с большими наивными и может быть несколько детскими глазами. Судя по фотографии, у Кати были очень красивые густые светло-русые волосы, приличной длины, уложенные в замысловатую причёску. Но больше всего внимание у неё привлекали губы, в которых читался какой-то скрытый природный каприз и большая сексуальность. Люди, имевшие такие сексуальные губы, отличались необузданными фантазиями и пристрастием к сексуальным извращениям. Всё это придумал, конечно, не я, а великий Фрейд.

Отложив в сторону фотографию, я открыл записную книжку и стал читать записи Екатерины. Вся записная книжка было полна охами и ахами, в отношении Ильи. Как я ни старался, я не нашёл в этой записной книжке ни малейшего намёка на место работы Ильи и его фамилии. Сделав несколько записей в свой блокнот, я занялся оформлением розыскного дела.

Мать Волковой пришла в министерство, как и обещала, к семнадцати часам. Позвонив мне из помещения приёмной, она попросила меня принять её. Я молча спустился на первый этаж министерства, где встретил её в дверях МВД. Поздоровавшись с ней, я предложил ей подняться ко мне в кабинет и там побеседовать.

— Присаживайтесь, пожалуйста, — предложил я ей, подвигая к ней поближе самый чистый в нашем кабинете стул.

Женщина, не скрывая гримасы брезгливости, посмотрела на предложенный мной стул и, достав из кармана своего светлого импортного плаща платок, постелила его на сиденье стула, а уж затем только села на него.

Я внимательно посмотрел на женщину, стараясь угадать в каком расположении духа находится мой собеседник и соответственно выбрать тактику разговора, чтобы не вызвать у неё негативной реакции. Я не мог проигнорировать информацию Козина, что мать пропавшей без вести Волковой, приходится родной сестрой высокопоставленного сотрудника Обкома КПСС.

После того как женщина села на стул, я снова посмотрел на неё. Передо мной сидела женщина сорока пяти-пятидесяти лет. С первого взгляда невозможно было отгадать, кем она работает. Её красивые руки с множеством колец на пальцах, говорили об её достаточно высоком положении в обществе.

Изучая её внешность, я не обратил внимания на то, что женщина тоже с нескрываемым любопытством наблюдала за мной. Наконец, наши взгляды встретились. Почувствовав определённую неловкость, я немного стушевался под её пристальным взглядом и, улыбаясь, произнёс:

— Извините, как Вас зовут? Называть Вас по фамилии мне не совсем удобно, а в заявлении Вы не расшифровываете свои инициалы.

— Меня зовут Александрой Петровной, — произнесла она хорошо поставленным голосом. — Я работаю преподавателем в консерватории, а мой муж — Волков Станислав Борисович, является действительным членом Академии наук СССР.

— Теперь мне всё понятно, кто есть кто. А меня зовут Абрамов Виктор Николаевич. Я буду заниматься розыском вашей пропавшей дочери. Вы, надеюсь, не будете против того, что я Вам буду задавать различные вопросы, которые на первый взгляд будут казаться Вам не совсем тактичными, а может даже и глупыми.

— Хорошо, — произнесла Александра Петровна, поправив свисавший локон со своего крутого лба.

— Тогда у меня к Вам первый вопрос. Когда и при каких обстоятельствах Вы узнали о знакомстве Вашей дочери с этим мужчиной по имени Илья? Она Вам рассказывала, как произошла их первая встреча?

— О том, что моя дочь встречается с взрослым мужчиной, я узнала месяца за полтора до её исчезновения. Об этом увлечении дочери я узнала случайно, заметив её однажды в машине с молодым человеком.

— Где Вы их заметили? Я имею в виду, в какой части города, в центре, на окраине?

— Я их заметила на улице Павлюхина. Я ехала в машине своего коллеги по работе, и мы остановились около железнодорожного моста на светофоре. Рядом с нашей автомашиной остановилась красная автомашина, в салоне которой я увидела свою дочь.

— Понятно, — снова произнёс я, — марку машины и государственный номер Вы, наверное, не запомнили, ведь это всё-таки было сравнительно давно?

— Вы знаете, марка машины — Жигули. А вот государственный номер, я точно не помню.

— Жалко, — в ответ произнёс я, — это бы заметно продвинуло нас в розыске Вашей дочери. Таких красных машин в городе сотни, а может быть и тысячи. Вы сами знаете, что многие люди ездят на машинах по доверенностям и найти среди них молодого человека по имени Илья, будет невероятно трудно.

— Я всё это понимаю, но помочь Вам не могу. Когда я поинтересовалась этим молодым человеком у дочери, то она мне с большой неохотой рассказала об обстоятельствах их знакомства. Со слов моей дочери я узнала, что Илья месяца три назад, совершил наезд на мою дочь, которая переходила улицу. Его машина сшибла её на улице Кремлёвской, когда она направлялась к своей подруге Левшиной Ольге, которая проживала на углу улиц Ярмарочной и Правобулачной.

После наезда этот молодой человек посадил мою дочь в свою автомашину и повёз её в институт травматологии, где её осмотрели врачи. Слава Богу, что всё тогда обошлось благополучно, дочка кроме ушиба мягких тканей правой ноги других травм не получила. После этого случая, дочь увлеклась этим молодым человеком. Она чуть ли не каждый день бегала к нему на свидание, приходила домой поздно, много плакала, как обычно плачут девушки в её возрасте. Полтора месяца назад, она узнала от Ильи, что тот женат и его жена, аспирантка нашего университета ожидает ребёнка. Судя по состоянию моей дочери, мне тогда показалось, что моя дочь наложит на себя руки. Если бы не поддержка её подруги, я не знаю, чем бы это всё закончилось.

За четыре дня до исчезновения моей дочери, к ней пришла её подруга. Дочь долго о чём-то разговаривала с ней у себя в комнате, а, затем, не сказав мне ни слова, они ушли из дома. Я не слышала, о чём они говорили, так как дочь закрыла дверь в свою комнату. Часов в восемь вечера Катя мне позвонила и сказала, что придёт домой часов в десять. Однако пришла намного позднее, от неё пахло табаком и спиртным. Я попыталась узнать от неё, где она была, но дочь отказалась разговаривать со мной на эту тему. Совсем недавно я увидела у неё золотое кольцо с бриллиантом. Она похвалилась передо мной этим кольцом, и сказала мне, что это кольцо ей подарил Илья.

Она замолчала. Я понял, что ей тяжело рассказывать мне всё это в прошедшем времени.

— Александра Петровна, Вы успокойтесь, — произнёс я, — если Ваша дочь жива, то я непременно найду её и приведу к Вам её за руку.

Она взглянула на меня и слёзы, будто два маленьких бриллианта скатились по её напудренным щекам, оставив после себя слегка заметные бороздки. Достав из сумочки ещё один носовой платок, она смахнула слёзы и, убрав платок в сумку, посмотрела на меня.

— На следующий день, я позвонила её подруге Ольге и поинтересовалась у неё, где они были вчера вечером. Ольга мне, конечно, ничего не сказала, но из её разговора со мной, я поняла, что Катя рассорилась с Ильёй и уже три недели не встречается с ним. Это была совсем неожиданная для меня новость, ведь я всё это время считала, что дочь проводит все вечера с ним. Вот и в тот вечер к ней зашла Ольга, и они вдвоём ушли из дома. Я её ждала, но ни в десять, ни в двенадцать часов ночи она так и не пришла. Мы с отцом прождали её всю ночь. Утром я позвонила Левшиной Ольге и от её матери узнала, что та тоже не ночевала дома. Я написала заявление и пошла в милицию, но мне посоветовали подождать ещё трое суток, так как со слов сотрудников милиции моя дочь могла где-нибудь задержаться и, возможно, вернётся со дня на день. Когда прошли эти три страшных дня, я позвонила своему брату в Обком партии и попросила у него помощи в организации розыска дочери. Он связался с вашим министром и вот, теперь эти материалы у вас в работе.

Я с сочувствием посмотрел на неё. Мне было жалко эту женщину, и я непроизвольно задал ей не совсем корректный вопрос:

— Скажите, Александра Петровна, у Вашей дочери имелся какой-то сексуальный опыт, бывали ли случаи, когда она сутками не бывала дома?

Я не ожидал, что этот вопрос вызовет такой шквал негодования.

— Вы за кого мою дочь принимаете, за проститутку? Да как Вам не стыдно об этих вопросах интересоваться у её матери? Вы что считаете, что она где-то в притоне, спит с мужиками, а я вот бегаю по милиции и напрягаю работой сотрудников, у которых и так слишком много работы?

— Извините, но я не хотел обидеть Вас и Ваши материнские чувства. Понимаете, я просто обязан спросить Вас об этом. Кстати, принесите мне медицинскую карточку Вашей дочери. Думаю, что она пригодится мне в работе по её розыску.

Задав ещё несколько вопросов Волковой и, уточнив отдельные моменты из личной жизни её дочери, я проводил её до выхода из министерства.

— Скажите мне, Виктор Николаевич, могу ли я рассчитывать на то, что моя дочь здорова, и Вы её разыщите в ближайшее время?

— Мне трудно об этом Вам сказать, Александра Петровна, я не ясновидящий. Думаю, что если бы с ней ничего не произошло, то она бы дала о себе знать.

— Вы что хотите сказать, что её нет в живых? — спросила она с явным возмущением. — Да я на Вас буду жаловаться вашему министру. Разве так можно говорить родной матери, пока не обнаружено тело её ребенка.

Я извинился перед ней. Простившись с ней, я направился к себе в кабинет и начал составлять план оперативно-розыскных мероприятий.

Всю неделю я посвятил рассылке различных запросов. После окончания рабочего дня, оставшись один в кабинете, я просматривал отчёты ГАИ, стараясь среди тысяч автомашин красного цвета, отыскать ту одну единственную, принадлежащую молодому мужчине по имени Илья.

Вот и сегодня, посвятив целый час этой работе, я обессилено отодвинул от себя эту бесконечную многометровую распечатку. Искать автомашину по принципу цветовой гаммы потеряло всякий смысл. Машина могла быть зарегистрированной не только на территории нашей республики, но и абсолютно в любой точке Советского Союза. Я не исключал и того, что машина могла быть перекрашенной после какого-нибудь ДТП.

Я сидел в полной растерянности и не знал, что мне делать дальше. Неожиданно для себя я вдруг вспомнил слова из рассказа матери пропавшей, а именно то, что Илья был человеком женатым. Его жена, аспирантка Казанского государственного университета должна была выйти в ближайшее время в декретный отпуск. От этой внезапно пришедшей в голову мысли, я готов был пуститься в пляс. Ещё минуту назад, казавшаяся совсем потерянная нить, связывающая неизвестного мне Илью и пропавшую без вести Волкову, вновь обрела реальные черты.

Я закрыл кабинет и помчался к себе домой. Утром я уже был в отделе кадров Казанского университета имени Ульянова-Ленина.

— Абрамов, оперуполномоченный управления уголовного розыска МВД Татарстана, — представился я начальнику отдела кадров. — Мне нужна от Вас срочная справка.

Женщина испугано взглянула на меня, стараясь угадать, что мне от неё нужно.

— Извините меня, но мне нужны сведения обо всех аспирантах женского пола вашего учебного заведения, которые или уже ушли, или только собираются уходить в декретный отпуск в ближайшее время. Я буду очень признателен Вам, если Вы приложите к этой справке копии их свидетельств о браке.

— Вы понимаете, товарищ Абрамов, что это очень большая работа и потребует от нас больших усилий.

Я не дал ей договорить до конца и оборвал её буквально на полуслове. Я упёрся руками в стол руководителя отдела и как в старые, но ещё не совсем забытые годы, резко произнёс, чеканя каждое сказанное мной слово:

— Разве Вам непонятно, какое подразделение МВД я представляю? Я ещё раз Вам говорю, что мне нужна эта справка прямо сейчас. Будьте добры подготовить её и все соответствующие документы прямо сейчас или мне придётся изъять все ваши документы. Вы, надеюсь, поняли меня или нет?

Я сел на стул и в упор посмотрел на начальника отдела кадров. Мои слова заставили женщину сжаться в маленький комочек. Лицо её залилось краской. В это момент я понял, что с ней в таком жёстком, но весьма корректном тоне, не говорил последние лет десять, наверное, никто из её окружения.

— Хорошо, товарищ Абрамов, — произнесла она, — подождите немного, сейчас для Вас справка будет готова.

— Вот и договорились, гражданка. Я зайду к Вам через два часа. Извините, дела.

Я поблагодарил её и вышел из её кабинета.

Вернувшись к себе в кабинет, я занялся оформлением розыскного дела, которое не закончил вчера вечером. Я сидел и подшивал в дело ответы, поступившие в мой адрес из различных учреждений городского и республиканского здравоохранения. Ни в одном подобном учреждении, пропавшая без вести Волкова Екатерина, не значилась, а в моргах отсутствовали трупы неопознанных граждан с приметами Волковой и Левшиной.

— Ну что, сыщик? Нашёл Волкову? — поинтересовался у меня Козин.

— Пока нет, — коротко ответил я ему, — но, думаю, что скоро найду.

— Работать нужно по этому делу не только ногами, но и головой, — с явной ехидцей заметил Козин. — Мы все научились лясы травить, а вот как дойдёт до конкретики, мы вдруг оказываемся в глубокой яме.

— Вы бы лучше, как начальник, посоветовали, что мне делать дальше, а не смеялись надо мной. Я не думаю, что Вы сами бы нашли эту Волкову за неделю.

— Не нужно судить по себе, Абрамов, — в ответ произнёс Козин, — я не такие дела вытаскивал. Главное в этом деле определиться с человеком и мотивом.

— Я же Вам уже докладывал, что в этом деле даже не от чего оттолкнуться, — ответил я, — вот просто так, ушла с подругой и пропала. Куда пошла, зачем пошла — никто не знает. Известно лишь одно, что она встречалась с мужчиной по имени Илья. Вот и вся информация о ней.

— А ты встречался с её подругами, с друзьями по школе. Может, они что-то знают о ней больше, чем родная мать? — посоветовал мне Семёнов.

— Конечно, встречался. С этого я и начал её розыск. Однако никто из них не знает, где она может находиться. Все её одноклассники отмечают только одно, что Волкова была очень высокомерной девушкой, вела закрытый образ жизни и ни с кем в классе не поддерживала доверительных отношений.

— Сложно будет тебе раскрутить это дело, — произнёс Семёнов, — Козин человек умный, поэтому он и сунул тебе это дело. Похоже, он сразу сообразил, что из-за этого дела он реально мог пролететь со званием.

За разговорами об этом деле, я не заметил, что наступил обеденный перерыв. Я набрал номер телефона начальника отдела кадров университета, и, откинувшись спиной на спинку стула, стал ждать ответа. Не дождавшись ответа, я позвонил по другому телефону.

— Здравствуйте! Вас беспокоит сотрудник уголовного розыска Абрамов. Будьте добры, соедините меня с Вашим начальником или пригласите её к телефону.

— Извините, её нет. Она ушла в поликлинику и ещё не вернулась. У неё что-то с сердцем.

— Передайте ей, пожалуйста, что я зайду за документами завтра с утра. Пусть не болеет и скорей поправляется.

Я положил трубку и задумался. Мне стало немного стыдно за своё поведение. Однако заставить эту прожжённую чиновницу сделать то, что она должна была делать без особого нажима, я по-другому не мог.

В районе шестнадцати часов дня, мне позвонила мать Волковой.

— Виктор Николаевич, — обратилась она ко мне, — Вы можете принять меня?

— Хорошо, Александра Петровна. Я сейчас спущусь за Вами, — ответил я ей и, накинув на себя куртку, направился на первый этаж, где меня уже ожидала гражданка Волкова.

Мы вместе с ней поднялись ко мне в кабинет. Сев на стул, она молча протянула мне почтовый конверт.

— Что это? — поинтересовался я у неё.

— Это жалоба, которую я хотела передать Вашему руководителю, — ответила она.

— Тогда почему Вы передаете её мне? Отдали бы в секретариат и всё.

— Я не хотела обижать Вас, Виктор Николаевич, этой жалобой. Вы, как мне недавно стало известно, начинающий сотрудник и бить Вам по рукам своей жалобой, было бы не совсем тактично с моей стороны.

— Спасибо за искренность, Александра Петровна. Вы правы, я не так давно работаю в управлении уголовного розыска и таких серьёзных дел, у меня ещё не было.

— Вот и я об этом. Ваше руководство могло бы передать это дело более опытному сотруднику, чем Вы. Поймите меня, Виктор Николаевич, как мать. У меня пропала моя единственная дочь, и я бы хотела, чтобы её розыском занимался опытный сотрудник вашего управления, а не Вы.

— Александра Петровна, неужели Вы считаете, что этот сотрудник будет работать по этому делу лучше, чем я? — спросил я её. — Скажите, чем же я не устраиваю Вас? Вот Вы, родная мать, даже не знали, с кем встречалась Ваша единственная дочь, а хотите, чтобы я за два дня узнал кто этот молодой человек? Вы сами подумайте, мы же не волшебники. Мы такие же люди, как и Вы.

— Зачем Вы оправдываетесь передо мной? Я не то что так думаю, я совершенно уверена в этом, — произнесла она. — Неужели, для того, чтобы Ваше руководство положительно решило эту проблему, мне нужно будет обращаться к своему брату в Обком КПСС?

— Вы знаете, я затрудняюсь ответить на Ваш вопрос. Я бы Вам посоветовал, обратиться с этим вопросом к начальнику нашего управления Костину Юрию Васильевичу. Скажите, у Вас есть ко мне какие-то претензии?

— Лично к Вам, как к человеку, у меня нет, а вот как к специалисту? Поймите меня правильно, я не хочу, чтобы Вы загубили это дело.

— Вы знаете, я не буду возражать, если руководство решит передать это делу другому сотруднику, но я могу лишь пообещать Вам, что я сделаю всё чтобы найти Вашу дочь.

Волкова задумалась, а затем, поднявшись со стула, попросила меня проводить её до выхода из министерства.

— Хорошо, пусть это дело останется у Вас. Я верю Вам, Виктор Николаевич — произнесла она при выходе из дверей министерства. — Дайте мне слово офицера, что Вы сделаете всё, чтобы найти мою дочь живой или мёртвой.

— Я даю Вам это слово, — ответил я ей, — только прошу Вас, не мешайте мне заниматься розыском Вашей дочери.

Мы тепло расстались. Она побрела по улице Дзержинского в сторону Ленинского садика, а я направился обратно к себе на рабочее место.

На следующий день, утром, я был уже в отделе кадров университета. Я постучал в дверь начальника отдела кадров и толкнул дверь. К моему удивлению, дверь оказалась закрытой. Недолго думая, я постучал в соседнюю дверь.

— Разрешите войти, — обратился я к женщине, сидевшей за столом в кабинете.

— Что Вам нужно? Неужели Вы не видите, что я занята? — раздражённо произнесла женщина.

— Не нужно шуметь, гражданка, — произнёс я, — моя фамилия Абрамов, я из уголовного розыска. Вы не подскажете, где Ваша соседка?

Женщина, едва сдерживая себя, ответила:

— Её сегодня не будет. Если Вы в отношении списка аспирантов, то пройдите в соседний кабинет, он там.

— Спасибо, — поблагодарил я её, — могу дать один бесплатный совет. Женщина, Вы будете выглядеть намного лучше, если начнёте улыбаться, а не хмуриться. Сбросьте с себя маску начальника, она Вам явно не к лицу и очень портит Вашу внешность.

— Какой нахал, а говорит ещё, что он из уголовного розыска, — услышал я за своей спиной.

Я плотно прикрыл за собой дверь и направился в соседний кабинет. Получив заветные списки, я пошёл по улице Лобачевского к себе на работу.

Представленный мне в отделе кадров список состоял всего из шести фамилий. Я сразу натолкнулся на фамилию аспирантки Серовой Раисы Ивановны, мужем которой был Серов Илья Леонидович. Набрав номер телефона ГАИ, я попросил дежурного навести для меня небольшую справочку.

— Что Вас интересует? — спросил меня дежурный ГАИ.

— Помоги, пробей, пожалуйста, Серова Илью Леонидовича по своим учётам. Мне нужна марка, цвет и государственный номер его транспортного средства.

— Вопросов нет. Ждите, сейчас пробью, — произнёс он и положил телефонную трубку.

Ждать пришлось не так долго. Минуты через три, я услышал знакомый голос сотрудника ГАИ.

— Абрамов? Это ты?

— Да, это я.

— Тогда возьми листок и записывай. Готов?

Я взял лист бумаги, ручку и приготовился писать.

— Серов Илья Леонидович, 1970 года рождения, уроженец города Силламяэ Эстонской ССР. Проживает: город Казань, улица Ботаническая, дом семнадцать, квартира шесть. Работает заместителем директора городского пассажирского автобусного предприятия номер четыре. Имеет в личном пользовании автомашину марки «Жигули» пятой модели красного цвета.

Закончив писать, я с облегчением откинулся на спинку стула. Душа у меня ликовала и беззвучно для всех пела. В этот момент мне показалось, что я нахожусь на грани раскрытия тайны исчезновения гражданки Волковой и Левшиной.

Вернул меня к действительности телефонный звонок. Я снял трубку и услышал голос начальника управления уголовного розыска Костина.

— Абрамов, зайди ко мне в кабинет, — пригласил он меня, — не забудь прихватить с собой розыскное дело по Волковой.

Я моментально вернулся в реальность, так как понял причину этого вызова. Схватив под мышку розыскное дело, я чуть ли не бегом устремился в кабинет Костина.

Я до этого момента практически не бывал в кабинете Костина, и теперь оказавшись в его кабинете, стал внимательно рассматривать его интерьер. Заметив это, Юрий Васильевич, улыбнулся и, посмотрев на меня, произнёс:

— Ты что так рассматриваешь мой кабинет, словно никогда здесь не был?

— Почему не был, Юрий Васильевич? Моя первая встреча с Вами произошла в этом кабинете, но если сказать Вам правду, я тогда был в таком состоянии, что кроме Вас и Пахомова, больше ничего и никого не видел.

Костин засмеялся. Смех его был столь заразительным, что невольно вызвал и у меня невольную улыбку. Он перестал смеяться и, напустив на себя деловую серьёзность, переспросил меня.

— Значит, с испугу ты, Абрамов, кроме меня и Пахомова, ничего вокруг себя и не видел?

Я утвердительно кивнул ему головой.

— Вы не смейтесь, Юрий Васильевич, это действительно так. Для меня главное тогда было произвести на Вас положительное впечатление.

Он снова засмеялся, как-то легко и непринуждённо.

— Веселый ты человек, Абрамов. Однако я вызвал тебя не шутить здесь, а по серьёзному вопросу.

Он сел в кресло и протянул мне несколько мелко исписанных листов бумаги. Я осторожно взял их в руки и начал читать. Прочитав чуть-чуть, я вернул ему обратно эту жалобу.

— Извините меня, Юрий Васильевич, но я уже знаком с жалобой гражданки Волковой. Она передала её мне два дня назад при личной встрече.

— Как это передала? — удивлённо спросил он меня.

— Да, взяла и передала её лично мне в руки, так как не хотела с этой жалобой обращаться непосредственно к Вам.

— Странная женщина. Похоже, что её левая рука не знает, что делает правая.

— Всё может быть. Я не берусь её судить за это. Она мать и чувства матери не всегда объяснимы с точки зрения мужской логики.

— Это что у тебя в руках? — поинтересовался он у меня.

— Розыскное дело по Волковой, Юрий Васильевич, — ответил я ему. — Пока, судя по ответам официальных органов министерства здравоохранения и других ведомств и служб, Волкова и её подруга Левшина, в этих учреждениях не значится. Их нет ни среди лиц, доставленных в больницы, ни среди обнаруженных трупов. Так что пока мне не удалось установить их местонахождение.

— Это плохо, Абрамов, что у нас с тобой нет никаких зацепок по этому делу. Скоро наступит момент, и мы с тобой утонем в потоках жалоб этой Волковой Александры Петровны.

— Сдвиги по делу есть, Юрий Васильевич. Мне сегодня удалось выйти на этого Серова Илью Леонидовича, с которым крутила любовь дочь Волковой. Правда, я с ним ещё не встречался и не говорил. Поработаем с ним, посмотрим, что он нам расскажет о её исчезновении. Может что-то прояснится в этой истории.

— А как ты на него вышел? Ведь кроме имени у тебя больше ничего не было? — спросил он меня.

— Мать Волковой при разговоре со мной случайно обмолвилась, что жена этого Ильи учится в аспирантуре университета и готовится выйти в декретный отпуск. Вот через этот разговор, я и вышел на него.

— Молодец, Абрамов, — восхищённо произнёс Костин, — похоже, что у тебя действительно есть голова на плечах.

Он внимательно посмотрел на меня и, взяв со стола листы с написанной на его имя жалобой, протянул их мне.

— Подготовь ответ Волковой за моей подписью, — попросил он меня. — Много больно не расписывай. Напиши, так, мол, и так, розыск Вашей дочери продолжается.

— Всё понял, Юрий Васильевич, разрешите идти? — спросил я его.

— Иди. Держи меня в курсе событий, — произнёс он.

Я вышел из кабинета Костина, и как-то глупо улыбаясь про себя, направился к себе в кабинет.

Серова Илью я встретил в помещении приёмной министерства внутренних дел. Он сидел на стуле и читал последний номер «Комсомольской Правды».

— Извините, кто из вас Серов Илья Леонидович? — обратился я к гражданам, столпившимся в приёмной.

— Я, — коротко, произнёс он, — а Вы Абрамов?

— Пройдёмте со мной, мне нужно с Вами переговорить, — произнёс я.

Серов свернул газету и, засунув её в кожаный портфель коричневого цвета, проследовал вслед за мной. Мы поднялись на третий этаж и вошли в кабинет. Увидев Серова у нас в кабинете, Козин и Семёнов молча вышли из кабинета, оставив меня один на один с Серовым.

— Присаживайтесь, Илья Леонидович, — предложил я ему, подвигая ему единственно приличный стул в нашем кабинете.

Серов молча сел на стул. Нагнувшись, он достал из портфеля очечник, а сам портфель подвинул и поставил около своих ног. Перед тем, как приступить к разговору с Серовым, я прокрутил в своей голове все сведения, которые я узнал о нём за последние сутки.

Серов родился в Прибалтике в семье военнослужащих. Отец Ильи командовал воинской частью в небольшом прибалтийском городке с интересным названием Силламяэ. Окончив среднюю школу, он был призван в армию. Службу проходил в Псковской десантно-штурмовой дивизии, в разведывательном взводе. Демобилизовавшись из рядов Советской Армии, поступил в Московский институт народного хозяйства. Окончив его с отличием, был распределён в город Казань. Два года назад его назначили заместителем директора крупного автохозяйства города. Год назад он женился на выпускнице казанского университета. Родители помогли им встать на очередь на приобретение кооперативного жилья, а пока семья Серовых проживала в небольшой квартире на улице Ботанической, которая принадлежала бабушке его жены.

Я посмотрел на Серова, прикидывая про себя, с чего начать беседу. Судя по лицу Серова, он заметно волновался, так как не знал причину своего вызова в управление уголовного розыска МВД Татарстана.

— Ну, что, Илья Леонидович, давайте будем знакомиться, — предложил я ему. — Моя фамилия Абрамов, а зовут меня Виктор Николаевич. Я занимаюсь розыском лиц пропавших без вести, а также розыском преступников, скрывшихся от следствия и суда.

— Извините, но мне Ваша должность, ничего не говорит, — произнёс он, и еле заметно улыбнулся мне.

— Зря, по-моему, в ней всё сказано предельно ясно и чётко. А, вот Вас я пригласил поговорить, о пропавшей без вести Волковой Екатерине Владимировне. Вы же не будете отрицать, что знакомы с ней?

Я внимательно смотрел на его лицо и не мог не заметить, как при произнесении мной фамилии Екатерины, у него слегка дрогнули руки, а в глазах промелькнул огонёк страха. Однако это было всего одно мгновение, с которым он быстро совладал.

Лицо Серова моментально изобразило своеобразную гримасу, которая должна была показать мне, что он силится вспомнить эту фамилию.

— Не мучьтесь, Серов, — произнёс я, — эта именно та девушка, которую Вы сбили на своём легковом автомобиле на улице Ленина. Вспомнили или мне ещё нужно, что-то сказать, чтобы вернуть Вам память?

Лицо Серова на какой-то миг словно окаменело, но это был всего какой-то миг, а затем он широко улыбнулся мне и произнёс:

— Вы знаете, Виктор Николаевич? Если бы Вы мне не напомнили об этом не совсем приятном для меня случае, то я вряд ли вспомнил бы о существовании этой девушки. Вы сами ещё молодой человек и по всей вероятности хорошо меня понимаете, что таких знакомых как Волкова, у меня десятки девушек. Наличие у меня автомашины позволяет мне не останавливаться на какой-то одной девушке.

— Странно, что Вы не помните такую красивую девушку, — произнёс я, подвигая ему фотографию Волковой. — Таких красивых девушек не так уж много в нашем большом городе?

Серов мельком взглянул на фотографию Волковой и отодвинул её в сторону. Лицо его вновь окаменело на какой-то миг, а затем он, как и в прошлый раз, широко улыбнулся мне и произнёс:

— Виктор Николаевич, я не думаю, что Вы, человек серьёзный, пытаетесь связать её исчезновение с моим знакомством с этой милой девушкой. Не делайте из меня «Синей бороды». Я не убиваю девушек и не пью их кровь. Я человек женатый, у меня есть жена, которая скоро станет матерью моего ребёнка.

— Илья Леонидович, Вы же достаточно умный и образованный молодой человек и мне не совсем понятна занимаемая Вами позиция в нашем разговоре. Я пока Вас ни в чём не обвиняю, и просто стараюсь от Вас узнать, в каких же Вы состояли отношениях с пропавшей без вести гражданкой Волковой. Поймите меня правильно, маленькая ложь всегда вызывает большое недоверие к человеку. Если коснуться Вас лично, то мне непонятно, почему Вы отказываетесь от знакомства с Волковой, когда Вас видели вместе не только её друзья, но её мать, и даже Ваши друзья и знакомые. Не кажется ли Вам всё это странным? Если Вы хотите, чтобы я каждый свой шаг подкреплял каким-то документом, то, пожалуйста. Этих документов у меня вполне достаточно. Только учтите одно, что Вы тогда сегодня домой уже не придёте, не придёте и завтра. Вас устраивает подобный расклад по этому делу?

Я не рассчитывал, что могу напугать его этими слова, однако он повёл себя несколько по-другому, чем ожидал я.

— А что здесь странного, Виктор Николаевич? Я человек женатый, а Вы шьёте мне какую-то внебрачную связь с малознакомой мне девушкой. Как бы Вы повели себя, будучи на моём месте? Бросились бы мне на шею и со слезами на глазах, стали всё рассказывать? Я всё пытался Вас понять, чего Вы хотите от меня? Признания или ещё чего-то? Что Вы думаете, я не знаю кто её родители и родственники? Знаю и знаю то, что Вы сейчас будете лезть из кожи, чтобы обвинить меня в исчезновении этой Волковой.

Он замолк и отвернулся от меня в сторону.

— Вы знаете, Серов, сейчас не идёт речь о родителях и родственниках Волковой. Мы с Вами разговариваем лишь о самой Екатерине. Мне трудно понимать Вас, когда Вы пытаетесь отрицать сам факт своего знакомства с ней.

Серов по-прежнему молчал и, отвернувшись в сторону, рассматривал что-то на стене кабинета. Судя по его поведению, он явно боялся откровенного разговора и всячески старался скрыть от меня свои эмоции, которые как в зеркале читались у него на лице. Почувствовав, что пауза начинает затягиваться, он снова посмотрел на меня и, улыбаясь, произнёс:

— Если у Вас ко мне больше нет вопросов, разрешите мне покинуть Ваш кабинет. По-моему, я что-то слишком долго задержался здесь. Когда у Вас, Виктор Николаевич, появятся конкретные факты моей причастности к исчезновению этой девушки, тогда и вызывайте. А иначе я забросаю все инстанции жалобами на Ваши незаконные действия. Как-никак, но мы живём в демократическом государстве, и презумпцию невиновности ещё никто не отменял.

Он встал со стула и направился к двери. Мне ничего не оставалось, как проводить его до выхода из МВД. Проводив его, я вернулся обратно в кабинет, на своё рабочее место.

На следующий день на работу вышел начальник отделения Валеев. Сев в своё кресло, он первым делом поинтересовался, как обстоят у меня дела.

— Всё хорошо, Роберт Ильясович. Вот занимаюсь розыском родственницы одного большого человека из Обкома КПСС. При наличии свободного времени, занимаюсь в специальной библиотеке, а если короче — познаю то, чего не знаю.

— Это хорошо, Абрамов, — произнёс он, — я сразу же понял, что из тебя выйдет толк, и ты скоро не только догонишь Козина, но скорей всего и перегонишь его по карьерной лестнице.

— Ты что какие глупости говоришь, — обиженно произнёс Козин, — может Абрамов и догонит меня, но это будет лишь тогда, когда его голова станет такой же гладкой, как бильярдный шар.

Все сидящие в кабинете сотрудники грохнули от смеха, по всей вероятности представив мою голову лысой, как биллиардный шар. Не смеялся в кабинете один только я. Стиснув зубы, я тихо произнёс:

— Не нужно надо мной смеяться. Подождите, пройдёт года два, и я обязательно стану как минимум начальником отдела.

— Кем, кем? Начальником отдела? Да, ты точно заболел, Абрамов, — произнёс с усмешкой Козин, — Валееву ещё работать до звонка осталось четыре года. Разве он тебе позволит занять его место? Он как породил тебя, так и убьёт.

Они снова рассмеялись надо мной. Я встал из-за стола и, взяв со стола несколько листов чистой бумаги, направился на улицу Ботаническую.

Добравшись до дома, в котором проживал Серов, я стал методически обходить все квартиры жильцов, показывая им фотографии пропавших без вести девушек. Закончил я эту работу часа через два. Опросы жильцов дома показали, что многие из них видели пропавших девушек, которые часто приходили к Серову в отсутствии его жены. Соседка Серова по лестничной площадке сообщила мне в доверительной беседе, что Илюша, как называла она Серова, неоднократно приводил поочерёдно этих девушек к себе домой. Однажды эти девушки появились около дома часов около десяти вечера. Обе девушки, похоже, были пьяны. Они стали выкрикивать его имя, вызывая Илью на улицу. В этот день с дачи вернулась жена Ильи и была дома. Услышав эти крики, она вышла на балкон и увидела девушек. В квартире Серовых моментально начался скандал. Жена обвинила Илюшу в измене и стала собирать свои вещи. Минут через десять, скандал достиг своего апогея и жена, схватив первые попавшие ей под руку вещи, ушла из дома.

Я был не только обрадован полученными сведениями из личной жизни Серова, но в какой-то степени мне даже стало его немного жалко, как молодого ловеласа.

— Надо же так было проколоться, — подумал я о Серове. — Он, наверняка, никак не ожидал, что попадёт в такую историю.

Вечером, когда я уже собирался уходить с работы, неожиданно для меня, мне позвонил Серов, который находился в приёмной министерства. Я невольно посмотрел на свои часы, до окончания рабочего дня оставалось пятнадцать минут.

— Виктор Николаевич, я хотел бы с Вами встретиться и поговорить. Я приношу свои извинения за свою несдержанность при прошлой беседе. Я вас долго не задержу.

— Хорошо, сейчас я за Вами спущусь, и мы переговорим у меня в кабинете.

Спустившись вниз, я увидел Серова и знаком предложил ему следовать за мной. В кабинете, кроме сидевшего за столом и читающего газету Валеева, больше никого не было. Усадив на стул Серова, я произнёс:

— Илья Леонидович, я хотел бы обратить Ваше внимание на то, что Вы находитесь в помещении министерства внутренних дел, а если точнее в кабинете отделения розыска. Вам это понятно?

Он молча кивнул, хотя судя по его лицу, он явно не понимал, к чему я всё это веду.

— Меня Вы уже знаете. Я уполномочен опросить Вас по факту безвестного исчезновения гражданки Волковой и Левшиной. По закону Вы обязаны отвечать на все поставленные мной вопросы, удобны они Вам или нет. На отдельные из них Вы можете не отвечать, единственно, что Вы обязаны, это не лгать. Все ваши уловки уйти от ответа, я буду истолковывать, как заведомо ложные, что автоматически может подвести Вас под уголовную ответственность.

— Извините, Виктор Николаевич, но я что-то не понимаю, о чём Вы говорите? О какой уголовной ответственности может идти речь?

Тогда я впервые в своей жизни решил блефовать.

— Извините меня, я просто забыл Вас предупредить, что прокуратурой республики возбуждено уголовное дело по статье убийство и теперь все наши с Вами беседы оформляются не объяснениями, как было раньше, а протоколами допросов. Надеюсь, Вам понятно это?

Я молча протянул ему бланк протокола допроса и попросил его расписаться под ссылкой о том, что он может быть привлечён к уголовной ответственности за ложные показания.

Серов прочитал эту ссылку и, взглянув на меня, молча расписался под ней.

— Теперь мы с Вами полностью выполнили все формальности, предусмотренные уголовно-процессуальным кодексом, — произнёс я.

Я снова посмотрел на Серова. Он был явно растерян услышанным от меня известием.

— Ну что, гражданин Серов, перейдём к официальной части. Расскажите мне, Илья Леонидович, при каких обстоятельствах Вы познакомились с без вести пропавшими Волковой и Левшиной. Предупреждаю, что врать мне не стоит, если не хотите нарваться на большие неприятности.

Серов отстранённо посмотрел куда-то в сторону. Время шло, а он всё продолжал молчать и смотреть в окно.

— Гражданин Серов, Вам понятен мой вопрос? — спросил я его.

Он вздрогнул и, сделав небольшую паузу, начал говорить.

— С Катей я познакомился месяца три назад. Нашему с ней знакомству способствовало ДТП на улице Кремлёвской. Я ехал на работу и немного задумался. Её я увидел в самый последний момент. Я попытался затормозить, но у меня ничего не получилось. Я её зацепил правым крылом своей автомашины. Испугавшись наезда, я выскочил из машины и, подняв её на руки, сразу же поехал с ней в институт травматологии, который как Вы знаете, находится на улице Горького. Я долго сидел в приёмной и ждал результатов обследования.

Катя появилась в приёмной часа через два. Она слегка прихрамывала на правую ногу. Вышедший вслед за ней врач, поинтересовался у меня, кем я прихожусь этой девушке. Мне ничего не оставалось делать, как сообщить ему о том, что я являюсь её женихом. Врач рассказала мне, что Катя родилась в рубашке, так как несмотря на наезд, она не получила ни одной серьёзной травмы и всё обошлось лишь небольшими ушибами правого бедра.

Чтобы как-то сгладить свою вину, я пригласил Катю вечером в кафе. Мы вместе заехали к ней домой, где она переоделась, а затем поехали в кафе. В тот день мы долго сидели в кафе. Около десяти часов вечера, я предложил Кате поехать ко мне домой. Несмотря на столь дерзкое с моей стороны предложение, она согласилась, и мы поехали на улицу Ботаническую. Жена моя в это время находилась в санатории на сохранении беременности, и я в то время жил один.

Несмотря на свою молодость, Катя была довольно опытной в сексе девушкой. Что она творила в постели, невозможно рассказать простым человеческим языком. Когда мы оба окончательно устали от сексуальных ласок, я поинтересовался у неё, где она приобрёла подобный сексуальный опыт. Екатерина оказалась девушкой без комплексов и рассказала мне, что, будучи школьницей, она полгода встречалась с одним женатым мужчиной, который и научил её всем этим премудростям. С её слов, я тогда понял, что этим первым мужчиной был сослуживец её дяди, который работает в Обкоме КПСС.

Где-то недели через две, Катерина познакомила меня со своей близкой подругой Левшиной Ольгой. Однажды я заехал за Ольгой домой, чтобы забрать её, а затем всем вместе поехать за Катей. Мы тогда собирались поехать на шашлыки к моему знакомому на дачу. Ольга оказалась одна в доме. Её родители были на даче. Я не знаю, как это всё сейчас объяснить, но к Кате мы в этот день не поехали. Весь вечер мы провели с Ольгой вместе в её постели.

Так продолжалось около двух недель. Эти две недели показались мне каким-то кошмаром. Я просто разрывался между этими девчонками и никак не мог остановить свой выбор на одной из них. Я думаю, что они по всей вероятности догадывались об этом, но никто из них мне ничего не высказывал. Однажды, когда мы были с Катей у меня дома, она случайно увидела мою свадебную фотографию, на которой были моя жена и я. Катя схватила эту фотографию и порвала её на мелкие кусочки. Через минуту-другую, у неё началась самая настоящая истерика. Она кричала, плакала и обвиняла меня в том, что я специально укрыл факт своего семейного положения от неё, чтобы затащить её в кровать. Если бы она раньше знала о том, что я женат, то она бы никогда и ни за что не позволила бы себе связываться со мной.

Когда она, устав от крика и слёз, затихла на диване, то предложила мне разойтись с женой.

— Ты сама понимаешь, что ты говоришь? Как это так, взять и уйти из семьи? У нас скоро должен родиться ребёнок, а ты предлагаешь мне разойтись с женой. Давай закроем эту тему, я больше не хочу обсуждать её.

— А как же я? Ты обо мне подумал? Вот что, Илья, если ты не в состоянии сам решить свой вопрос с женой, то тогда я сама решу его. Я сделаю всё, чтобы вы не жили вместе.

— Слушай Катя, причём здесь моя жена и ты. Я тебе ничего в принципе не обещал и, следовательно, не связан с тобой никакими обязательствами. Если на то пошло, то я могу тебе сказать, что я спал не только с тобой, но и с твоей подругой, Ольгой.

Она практически не отреагировала на мою реплику в отношении Ольги. Она посмотрела на меня, как удав смотрит на свою жертву, и тихо произнесла:

— Подруга — не жена, её я всегда могу поставить на место. Вот что, Илья, выбирай, или я, или тюрьма. Мне сейчас ещё нет восемнадцати лет, и я посажу тебя за половую связь с несовершеннолетней. Я прямо сейчас поеду в больницу и заявлю об изнасиловании. Как тебе этот мой ход? Когда акт экспертизы будет у меня на руках, тогда ты, наверное, сможешь решить этот вопрос в мою пользу.

Она вскочила с кровати и стала быстро одеваться. Остановившись в дверях, она посмотрела на меня, по всей вероятности рассчитывая на то, что я попытаюсь её остановить от этого поступка. В тот вечер я набрался мужества и выгнал её из квартиры, так как другого выхода тогда у меня просто не было. Два дня я не видел Катю и посчитал, что наше с ней знакомство закончилось. Однако на третий день Катя пришла к дому со своей подругой Ольгой. Они были пьяны и едва держались на ногах. В этот вечер с дачи вернулась жена, и она была дома. Когда мы стали с ней ужинать, то через открытое окно балкона, я услышал крики Кати и Ольги. Они громко кричали и требовали, чтобы я вышел к ним на улицу.

— Кто эти девушки, — спросила меня жена, — и почему они требуют, чтобы ты вышел к ним?

Мне ничего не оставалось, как попытаться соврать жене:

— А, эти-то? Это девчонки с моей работы. У одной сегодня день рождения, вот они и выпили, а сейчас хотят видно меня затащить к ним на день рождения. Я им просто утром сказал, что живу один, что жена сейчас на даче. Видимо они поэтому и пришли позвать меня на день рождения.

Я вышел на балкон и знаками стал показывать им, что выйти на улицу не могу, так как дома у меня находится жена. Это ещё больше распалило их.

— Илья, выходи! — кричали они в полный голос. — Чего ты прячешься за юбку жены! Если не выйдешь сам, то мы сейчас сами поднимемся к тебе и поговорим с твоей женой.

Это уже было верхом наглости. Услышав это, жена схватила свои вещи и бегом побежала из дома, оставив меня одного с этими пьяными женщинами. Одевшись, я спустился к ним вниз. Увидев меня во дворе, они перестали кричать, и подошли ко мне.

— Илья, — произнесла Екатерина, — это твоя жена сейчас промчалась мимо нас словно ракета? Я же тебе говорила, что я вас всё равно разведу, а ты почему-то не верил. Кстати, видишь медицинскую справку? В ней чёрным по белому написано о том, что я подверглась насилию со стороны неизвестного мне мужчины. Если ты не передумаешь, то этим мужчиной можешь стать ты.

Чтобы не привлекать к себе лишнего внимания соседей по дому, я повёл их в сторону Дворца культуры имени Кирова. Остановившись с ними в сквере около Дворца культуры, я стал уговаривать их не лезть в мою семейную жизнь. Однако чем больше я их об этом просил, тем всё неуступчивей становились они. В тот вечер я в первый раз ударил женщину по лицу. Этой женщиной, как Вы, наверное, догадались, оказалась Катерина. Ударил я не сильно, а если сказать точнее, дал ей пощёчину. Она моментально отрезвела и прекратила угрожать мне. Глядя на неё, замолчала и Ольга. Выдержав испепеляющий взгляд Кати, я произнёс, стараясь придать своёму голосу как можно больше металла.

— Если вы обе, ещё раз появитесь у меня на пути, я вас просто убью, — произнёс я и направился домой.

После этого, я их больше не видел, — закончил свой рассказ Серов.

Серов замолчал и посмотрел сначала на меня, а затем на Валеева, стараясь угадать какое впечатление на нас произвёл его рассказ. Однако ни я, ни Валеев, никак не отреагировали на это.

— У меня к Вам один вопрос, Илья Леонидович? Вспомните, когда это было? Мне нужна точная дата.

Серов на минуту задумался над моим вопросом, а затем уверенно произнёс:

— Это было 28 июля этого года.

Я записал эту дату, а затем попросил его подписаться под объяснением. Когда он подписался, я проводил его до выхода и вернулся на своё рабочее место.

— Ну, что думаешь делать дальше? — поинтересовался у меня начальник отделения.

— Думаю, что с ним нужно работать дальше. Чувствую, что он имеет непосредственное отношение к исчезновению этих девчонок. Уж больно складно он мне всё рассказал, можно заслушаться. Здесь тебе и любовь, и коварство одной из сторон. Но самое главное, что это всё не проверишь. Фигурантов этого романа нет и живы ли они, сказать трудно.

Я замолчал и посмотрел на Валеева, который не спеша собирался домой.

— Поверь мне, старику, думаю, что ты ошибаешься, считая, что он причастен к их исчезновению. Если бы это было так, то он бы не стал рассказывать тебе об этом скандале, о том, что он ударил Волкову. Сам подумай, об этом скандале кроме него и этих девчонок, больше никто не знал.

— То, что у него был скандал, знали многие жильцы этого дома. Перед тем как с ним говорить, я обошёл весь дом и поговорил со всеми старухами, проживающими в этом доме. Они мне всё об этом скандале и рассказали.

— Виктор, а не могло быть так, что эти девчонки напились в очередной раз и попали в руки уличных хулиганов? Почему ты эту версию не хочешь рассмотреть?

— Роберт Ильясович! У меня не столь большой опыт в этой работе, но мне кажется, что Серов, будучи умным парнем, решил не скрывать те факты, которые я мог легко найти и проверить. Например, этот скандал. Сейчас я вот думаю, для чего он мне сообщил об интимной подробности жизни Волковой, а именно — о её связи с коллегой её дяди? Думаю, что это он сделал неспроста. Наверняка рассчитывал на то, что я обязательно начну проверять эту информацию и обязательно столкнусь с чем-то интересным. Это направление должно приоткрыть мне очередную страницу из жизни девочки по имени Катя.

— Интересно слушать твои рассуждения по этому делу, — в заключение нашего разговора произнёс Валеев. — Я бы хотел принять участие в заключительной сцене твоего расследования.

— Если я раскрою это преступление, то обещаю Вам, как Вы говорите, дать Вам возможность забить последний гвоздь в гроб этого преступления.

— Вот Вы, как человек опытной и повидавший многое в этой жизни, скажите мне одно, почему когда я задал вопрос о том, были ли у Кати какие-то сексуальные отношения с кем-то из мужчин, то её мать сразу же взорвалась, словно бомба и заверила меня, что её дочка невинна как овечка?

— Неужели ты сам не догадываешься. По всей вероятности мать хорошо знала о связи её дочери с мужчиной из Обкома партии. Такие семьи как семья Волковых живут очень закрыто. Они редко пускают кого-то в свою жизнь и тщательно оберегают свои секреты от других. Ты понял меня?

Я молча кивнул ему головой, давая понять, что усвоил эти прописные истины. Мы ещё поговорили минут двадцать на отвлечённые темы, и я стал собираться домой.

Я вышел из министерства и, подняв воротник своей куртки, направился к площади Свободы. Несмотря на стоявший на улице август, вечер был довольно прохладным. Сильный ветер гонял по небу обрывки тёмно-серых туч, из которых иногда словно горох, сыпал редкий холодный дождь. Я долго ждал трамвай, проклиная про себя неудовлетворительную работу городского электротранспорта. Наконец, вдали показался горящий электрическим светом глаз какого-то трамвая. Внимательно приглядевшись, я увидел на нём цифру восемь. Немного подумав про себя, я вскочил на подножку вагона, в надежде доехать на нём хотя бы до парка имени Горького. Однако мне в очередной раз не повезло. Трамвай остановился, не доезжая остановки Толстого. Из кабины вышел водитель трамвая и сообщил, что трамвай дальше не поедет из-за обрыва контактного провода. Постояв ещё минут пять около обездвиженного трамвая, я махнул на всё рукой и пешком направился на улицу Гвардейскую. Дорога до дома заняла у меня минут сорок. Озябший и злой как собака я вошёл в свою квартиру.

— Ты что так поздно? — поинтересовалась у меня жена.

— Да транспорта не было, пришлось пешком добираться до дома, — ответил я ей. — Ты даже представить не можешь, как я устал и замёрз.

Я снял с себя куртку и, вымыв руки, прошёл на импровизированную кухню. Мы с женой жили в малосемейном общежитии на улице Гвардейской. Комнатка была площадью тринадцать квадратных метров. На этих тринадцати метрах размещалась наша спальня и кухня. Однако несмотря на столь стеснённые условия, мы были счастливы, что обладаем пусть и маленькими, но своими метрами жилой площади.

Я сел за стол и налил себе чая.

— Как дочка, — поинтересовался я у неё, — давно спит?

— Ты знаешь, Виктор, я её кое-как нашла. Оказывается её забрала к себе воспитательница, — ответила мне жена, — я думала, что сойду с ума. Ты даже не представляешь, что я пережила за этот час поисков. Прихожу с работы, а дочери в садике нет. Я всего опоздала на каких-то минут сорок, а в садике уже никого нет, кроме охранника.

— А чего здесь удивляться. Воспитатели тоже люди, у них свои дети и семьи. Никто из них не обязан сидеть с нашей дочерью на работе и ждать, когда кто-то из нас придёт за ней. Ты из-за чего сегодня задержалась на работе?

— Сам знаешь. Сегодня был городской рейд по общежитиям, вот нас и погнали на этот рейд. Пробовала отпроситься у Трофимова, да разве он отпустит? Говорит, чем ты лучше других? Нацепила погоны, вот и работай, как все.

— Лена! Нам с тобой нужно определиться, так как мы сейчас живём с тобой дальше жить нельзя. Мы просто с тобой в какой-то момент можем потерять нашу дочь. Она же нас просто не видит. Я же вижу, как она скучает по тебе. Пойми меня правильно, два медведя в одной берлоге не живут. Кто-то из нас должен уйти из органов внутренних дел.

Жена была обескуражена поставленным мной вопросом. Она посмотрела на меня и обиженно произнесла:

— Ну и кто должен уйти из органов? Почему ты решил, что это сделать должна я, а не ты?

— А ты сама подумай! В чьей ласке и уходе больше нуждается ребёнок, в моей или в твоей? Женщина должна хранить семейный очаг, а не лазить по притонам и ловить мелких хулиганов и воров. Это моё личное мнение.

Допив чай и оставив за столом обиженную супругу, я отправился спать.

Прошло три дня. Я утром позвонил Волковой и пригласил её к себе в МВД. Договорившись о времени встречи, я быстро набросал определённый план беседы с ней, и теперь глядя на часы, я слонялся по кабинету и с нескрываемым нетерпением ожидал её прихода.

— Ты что круги нарезаешь? — поинтересовался у меня Козин. — Есть рационализаторское предложение. Ты привяжи Абрамов к ногам динамо-машину, хоть электричество будешь бесплатно вырабатывать для нас всех. Твоё мелькание просто сводит меня с ума.

— Ты что, Валерий Михайлович, не видишь, что человек волнуется? — спросил у него Семёнов. — Потерпи немного, сейчас он встретит свою Волкову и сразу же успокоится.

— Скорей бы встретил, а то маячит перед глазами, не даёт никак сосредоточиться на изучении документов, — ворчливо произнёс Козин.

Минут через пять зазвонил стоявший на моём столе телефон. Я поднял трубку и услышал голос Волковой.

— Александра Петровна? Я уже спускаюсь… — произнёс я и чуть ли не бегом бросился из кабинета.

Волкова вошла в кабинет в длинном светлом плаще. Осмотрев стоящие вдоль стены стулья, она выбрала среди них почище, и села на него.

Взглянув на сотрудников отделения, что сидели за столами, она достала из сумки небольшое зеркальце и, взглянув в него, слегка поправила выбившейся из-под шляпки локон. Положив в сумку зеркальце, она взглянула на меня и произнесла своим бархатным грудным голосом:

— Я слушаю Вас, Виктор Николаевич? Надеюсь, Вам есть чем порадовать материнское сердце?

— Александра Петровна, хочу Вас обрадовать, я нашёл этого Илью. Этим человеком является Серов Илья Леонидович. Он работает заместителем директора одного из городских транспортных предприятий. Сейчас, я плотно работаю с ним. Первоначальные мероприятия каких-либо положительных мероприятий пока не дали. Серов не отрицает своего знакомства с Вашей дочерью, но не более того. Сейчас меня интересует один человек из окружения Вашего брата. Как его зовут я не знаю, но не исключаю того, что Ваш брат, наверное, хорошо знает его.

Волкова как-то неестественно улыбнулась мне и, не скрывая удивления, поинтересовалась у меня:

— Извините меня, Виктор Николаевич, но я так и не поняла, зачем Вам этот человек? Что Вы от него хотите, и какое отношение он имеет к исчезновению моей дочери?

Теперь удивился я, так как ожидаемого взрыва эмоций со стороны Волковой не произошло. Моя просьба словно зависла в воздухе.

Я смотрел на Волкову, а она смотрела на меня, словно не понимая, зачем мне нужен этот человек.

— Александра Петровна, — снова обратился я к ней, — Вы помните наш предыдущий с Вами разговор, в котором я поинтересовался у Вас, имела ли Ваша дочь какой-то сексуальный опыт в общении с мужчинами? Тогда Вы возмутились и отказались отвечать на этот вопрос? Так вот, я совсем недавно узнал, что Ваша дочь была любовницей работника Обкома партии, который работает вместе с Вашим братом. Мне очень нужно знать фамилию этого человека, для того, чтобы встретиться с ним и переговорить в отношении Вашей дочери.

Пока я это всё говорил Волковой, её и так большие и выразительные глаза становились всё больше и больше. Наконец, она вскочила со стула и стремительной походкой бросилась вон из кабинета. Мне ничего не оставалось как броситься следом за ней.

— Александра Петровна, остановитесь! Куда же Вы? — твердил я ей, шагая рядом с ней. — Вернитесь, нам ещё есть о чём с Вами поговорить?

Она не шла, а скорей всего неслась по длинному узкому коридору министерства, едва не сбивая сотрудников, не успевших увернуться от неё. Мы вместе с ней спустились по лестнице и оказались около входа в МВД. Волкова остановилась в дверях и возмущённо произнесла:

— Вы ошибаетесь, Виктор Николаевич! Моя дочь не проститутка и никогда не была ничьей любовницей. Запомните это раз и навсегда. Вы бы больше занимались её розыском и поменьше рылись бы в этом грязном белье.

Она резко повернулась и скрылась за дверью.

В эту ночь я спал плохо. Я лежал в кровати и, несмотря на второй час ночи, анализировал свой разговор с Волковой. Я хорошо понимал чувства оскорблённой матери, так как отлично понимал, что для любой матери её ребенок является идеалом. Но, с другой стороны, спросить Волкову как-то иначе, не затрагивая её легкоранимых струн, я тоже не мог. Мне нужен был этот человек, чтобы я мог окончательно определиться, работать мне дальше в этом направлении с ним или нет.

Со слов Серова, этот мужчина работал в Обкоме КПСС, и это накладывало на все мои действия определённый отпечаток. Без помощи Волковой и её родного брата, я не мог выйти на него, а тем более выяснить его причастность к исчезновению Екатерины.

Я с содроганием ждал утра, которое не сулило мне ничего хорошего. Видя возмущённое лицо Александры Петровны, я не думал, что она простит мне этот неприятный для неё разговор. Я поднялся с кровати и, стараясь не шуметь, стал собираться на работу.

— Витя, ты куда в такую рань? — спросила меня жена. — Ты посмотри на часы? Других на работу не выгонишь, а ты чуть свет и бежишь на работу.

— Спите, мне нужно на работу, — ответил я ей, — я вчера не всё сделал, вот и приходится с утра бежать на работу.

— Витя, — произнесла, поднимаясь с кровати, жена, — я вчера тебе не успела сказать, что написала рапорт об увольнении из милиции по собственному желанию. Так что скоро у меня дембель.

— Понятно, — ответил я ей, — главное не переживай, проживём как-нибудь.

Я вышел из дома и направился на остановку трамвая. Через сорок минут я уже был у себя в кабинете. Я налил себе в стакан чая и снова стал изучать показания Серова.

За этим занятием я не заметил, как в кабинет вошёл Козин. Увидев меня, он невольно удивился.

— Ты что, ночевал в кабинете? — спросил он меня.

— Да нет. Ночевал я дома, — в ответ произнёс я, — просто решил прийти сегодня пораньше.

— Тогда скажи, если это не секрет, чего ты так рано притащился на работу? — снова спросил меня Козин.

— Валера, — обратился я к нему, — помоги мне подготовить задание в отдел оперативной службы. Хочу провести оперативные установки по месту проживания Волковой и Серова. Вдруг ребята там нароют что-нибудь интересное? Подскажи, стоит мне давать задание на наружное наблюдение за Серовым?

— Ты меня, Виктор, не подтягивай к этому делу. Занимаешься, вот и занимайся. Я здесь тебе не советчик. Пойми меня правильно, у тебя там что-то не срастётся — я буду крайним в этом деле. Это раз. Во-вторых, чтобы советовать тебе что-то, нужно хорошо знать это дело. Сам подумай, Абрамов, зачем мне всё это? Так что не обижайся, Виктор, решай свои вопросы сам. Своя рубашка ближе к телу. Вот ты сам подумай, почему в это дело не вписывается наш с тобой начальник? Просто он намного умней нас с тобой вместе взятых. Это со стороны мы все едины, а если посмотреть внимательно, то каждый из нас сам за себя. Задай себе один вопрос, а почему он тебе не помогает? Что, не можешь ответить? А я тебе скажу, дело это неоднозначное, ты понял меня. Ему легче тебя спустить под откос, чем полететь под откос самому. Ты же не первый день работаешь в системе, неужели ты не понял, что здесь каждый сам за себя. Ты же сам работал в отделе оперативной службы и хорошо знаешь эту работу изнутри. Вот и думай, смогут они что-то нарыть тебе на Серова или нет? Я тебе сразу тогда сказал, что по этому делу нужна голова, а не ноги.

Я сидел молча, ошарашенный этой откровенностью. Мне всегда казалось, что сыск — это что-то особенное в жизни. То есть это место, где полностью отсутствует индивидуализм, где человек человеку друг, товарищ и брат. Не скрою, но меня покоробила эта откровенность Козина. Но тем не менее, я продолжал слушать его.

— Вот ты скажи мне, Абрамов? Зачем ты пришёл в наше отделение? — задал он мне вопрос. — Ты мне не поверишь, но я был до этого момента лучшим в отделении, а теперь? Мне всё время ставят тебя в пример. Как ты думаешь к этому должен относиться нормальный человек? Правильно, он должен возненавидеть тебя. Поэтому делай соответствующий вывод. Чем хуже тебе, тем лучше мне.

— Валера, — неожиданно для него прервал я его, — ты хороший парень и я бы не хотел, чтобы между мной и тобой возникли неприязненные отношения. Я тебя ни к чему не принуждаю и ни к чему не обязываю. Не хочешь мне помочь, не нужно, я сам разберусь во всем этом. Только не нужно мне говорить, что ты меня ненавидишь, ведь я тебе ничего плохого не сделал.

Мы замолчали, и каждый из нас двоих подумал о чём-то своём. Я не поверил Козину в том, что весь уголовный розыск, это сборище индивидуумов, каждый из которых метит занять должность своего руководителя.

— Валера, мне жалко тебя. Ты просто лишён романтики своей работы. Поверь, я не знаю почему, но ты не прав в своих рассуждениях. Ты знаешь, я об этом никому ещё не говорил, но перед тем как я пришёл в органы внутренних дел, мне довелось немного повоевать в Афганистане. Там-то я и понял, что такое плечо товарища, а тем более друга. Там, на войне, одному не выжить, можно выжить лишь группой, когда один за всех, а все за одного. А здесь такая же война. Пускай без разрушений и массовых жертв, но всё равно война. Война между добром и злом.

Козин слушал меня, не перебивая и не останавливая. Однако саркастическая улыбка не покидала его лица.

— Извини меня, Абрамов. Думаю, что ты попал в МВД чисто случайно. Тебе больше подходит какое-нибудь политическое училище. Вот там бы ты мог оторваться по полной программе, забивая в головы курсантов эти понятия о дружбе и товариществе. Поработаешь с моё в розыске, и ты невольно вспомнишь все мои слова.

— Какие, эти слова? Это те, что ты мне произнёс с минуту назад?

— Может быть их, а может быть и другие, это не столь сейчас важно. Если ты не выскочишь наверх, я имею в виду в руководители, то ты станешь таким же, как и я скептиком. Я тоже когда-то был таким, как и ты. Мечтал, надеялся, рвался. Всё время хотел показать себя, чтобы добиться чего-то в этой жизни. И вот я здесь, довольствуюсь должностью старшего оперуполномоченного. Люди, приходившие после меня в розыск, росли. Многие стали большими руководителями и не потому, что они были умнее меня, нет, Абрамов. Просто у них были люди, которые толкали их наверх. У меня таких родственников или знакомых не оказалось. Вот я сижу здесь уже десятый год, и никто мне даже предлагает никакой должности, ни Костин, ни министр. Поэтому не строй воздушных замков, которых в уголовном розыске нет. Ты знаешь, мы мало чем отличаемся от тех, кого сажаем. Все их недостатки и житейские комплексы присущи и нам с тобой. Мы просто обратная сторона одной и той же медали.

— Извини меня, Валерий Михайлович, но я тебя отказываюсь понимать. Я просто не верю тебе, что ты так думаешь? Я не для того пришёл в уголовный розыск, чтобы от тебя, от старого и опытного работника, услышать весь этот негатив.

— Я не политрук и не хочу тебя переубеждать в чём-то. В розыске, как в закрытой системе, какой является МВД, существует своя жизнь, которая разительно отличается от той, которую показывают нам с экрана телевизоров и кино. Пройдёт время и ты, поверь мне, согласишься со мной, — произнёс он в заключение нашего разговора.

Я пожал плечами, не зная, что ответить ему. Я работал в сыске всего третий месяц и многих вещей просто не знал и не понимал. Я был тогда счастлив по-своему, у меня была прекрасная работа, мечта всей моей жизни. У меня была крепкая и надёжная семья, и мне ещё ни разу не приходилось сталкиваться с предательством своих близких друзей и товарищей.

Во второй половине дня мне позвонила Волкова Александра Петровна. Сказать честно, я не рассчитывал на то, что эта женщина когда-либо позвонит мне и захочет со мной встретиться.

— Виктор Николаевич, я бы очень хотела с Вами встретиться, — произнесла она. — Вы меня извините за мою несдержанность.

— Я не против встречи, Александра Петровна. Давайте встретимся в семнадцать часов у меня в кабинете.

— Хорошо, в семнадцать часов, но только не в Вашем кабинете, где так много разных людей. Я не хочу при них обсуждать частную жизнь моей дочери.

— Хорошо. Назовите тогда сами место, и я подъеду к семнадцати часам.

— Сад Эрмитаж. Вы знаете, где он находится?

— Да, знаю.

— Тогда там, в семнадцать часов, — закончила она разговор и положила трубку.

Я невольно задумался, стараясь угадать, чем была вызвана просьба Волковой, встретиться с ней в этом малолюдном месте в это время суток.

— Ты о чём задумался? — заметив мою задумчивость, поинтересовался начальник отделения Валеев.

— Сейчас мне звонила Волкова и предложила мне встретиться с ней в саду Эрмитаж. От встречи в МВД она категорически отказалась. Мне показалось это немного странным, вот я и размышляю, чего она от меня хочет?

— Да, ты прав, Виктор. Она действительно какая-то странная женщина. Ты сам-то её случайно не боишься?

— А чего мне её бояться? Женщина как женщина, просто ослеплённая большим горем.

— Зря ты так думаешь, Виктор. Она поможет тебе или подняться вверх по служебной лестнице или упасть так, что никогда не сможешь больше подняться на ноги.

— Посмотрим, куда кривая выведет, — произнёс я, — время покажет.

В семнадцать часов вечера, я был в саду Эрмитаж. Я медленно шагал по аллее садика, и разыскивал глазами фигуру Александры Петровны. Волкову я заметил ещё издали. Она вышла из машины и в сопровождении неизвестного мне мужчины, направилась в мою сторону.

— Здравствуйте, Виктор Николаевич, — поздоровалась со мной Волкова. — Знакомьтесь, это мой брат Тихонов Михаил Петрович. Он, как я Вам говорила, работает на очень солидной должности в нашем Обкоме КПСС.

Тихонов молча протянул мне свою небольшую мягкую руку, которую я крепко пожал. Мы присели на ближайшую от нас скамейку и Волкова, достав из кармана своего светлого плаща платочек, вытерла им свои повлажневшие от слёз глаза.

— Виктор Николаевич, Вы оказались правы, — произнесла Волкова и снова полезла в карман плаща за платком. — Моя дочь, как выяснилось только вчера, действительно около шести месяцев встречалась с сотрудником отдела моего брата. Зовут его Покровский Виталий Олегович, ему тридцать девять лет. Мой брат, Михаил Петрович, пришлёт его завтра к Вам в МВД. Я хочу, чтобы Вы его допросили по-настоящему, как это умеет делать милиция.

— Михаил Петрович, Вы же сами можете решить этот вопрос одним росчерком пера. Напишите заявление и Покровского сразу же посадят.

— Дело не в Покровском. Я сам с ним разберусь, поверьте мне. Дело всё в чести моей племянницы. Я не хочу, чтобы эта история стала достоянием гласности. Пусть все друзья и подруги моей племянницы считают её чистой и непорочной.

— Мы с братом надеемся на Вашу порядочность, Виктор Николаевич, — произнесла Волкова. — Пусть этот разговор останется между нами. Кстати, я вчера, находясь под впечатлением нашего с Вами разговора, написала на Вас жалобу. В ней я просила активизировать розыск моей дочери и оказать Вам помощь со стороны опытных работников вашего управления.

Она достала из сумочки большой объёмный пакет и молча протянула его мне, затем поднялась с лавочки, и мило улыбнувшись мне, направилась вслед за братом, который быстрым шагом шёл к ожидавшей его машине.

Я проводил их взглядом и посмотрел на свои наручные часы. Было около восемнадцати часов. Немного подумав, я решил не возвращаться обратно на работу. Подняв воротник куртки, я медленно направился в сторону улицы Горького.

Тихонов, как и обещал, сдержал своё слово. Покровский позвонил мне в начале второго дня и сообщил, что готов встретиться со мной после восемнадцати часов вечера.

— Хорошо. Будем считать, что мы с Вами договорились, — произнёс я. — Единственное, о чём я Вас прошу — это не опаздывать. Просто я не люблю непунктуальных людей.

Несмотря на то что Покровский работал в Обкоме партии, я смело озвучил ему свою просьбу, так как хорошо знал, что Покровский проглотит подобную реплику.

Как мы и договаривались, Виталий Олегович позвонил мне ровно в восемнадцать часов и сообщил, что находится в помещении для посетителей. Накинув на себя куртку, я спустился на первый этаж и пригласил его проследовать за мной в кабинет. Через минуту он вошёл в кабинет вслед за мной и растеряно остановился в дверях.

— Проходите, Покровский, — обратился я к нему. — Не нужно стесняться, здесь кроме меня больше никого нет.

Покровский сделал несколько шагов и снова остановился в нерешительности.

— Боится, — глядя на него, сделал вывод я, — я ещё его ни о чём не спросил, но он уже испугался этих стен МВД.

— Присаживайтесь, Виталий Олегович. У нас с Вами предстоит, похоже, тяжёлый и не совсем приятный для Вас разговор.

— Какой разговор? Я вроде бы ничего противозаконного не совершал и поэтому все Ваши слова меня просто пугают и интригуют.

— Это Вам просто кажется, что Вы ничего не совершали, — произнёс я, — то, что Вы до сих пор находитесь на воле, это не Ваша заслуга, а скорей наша недоработка, — пошутил я.

От моей несколько неуместной шутки, Покровский побледнел и бессильно опустился на стул. Он был в предобморочном состоянии. Мне никогда раньше не было так смешно, как в этот раз. Я впервые в жизни открыто издевался над работником Обкома КПСС, не опасаясь никаких последствий.

Я достал чистый лист протокола и, зачитав ему статью, предусматривающую уголовную ответственность за дачу заведомо ложных показаний, попросил его расписаться под этой ссылкой. Он молча взял в руки шариковую ручку и, перечитав заново данное положение, расписался под ним.

Я невольно обратил внимание на его руки. Они в этот момент полностью соответствовали его душевному состоянию. Они мелко и предательски дрожали, словно умышленно сопротивлялись его желанию поставить свою подпись. Закончив все формальные процедуры, я взглянул на него и задал ему первый вопрос. Я постарался вложить в него всё самое тяжёлое, отчего по моим расчётам Покровский должен был запаниковать.

— Скажите мне, Виталий Олегович, когда Вы вступали в интимную близость с гражданкой Волковой Екатериной, Вы знали о том, что ей ещё не исполнилось семнадцати лет? Вы, будучи человеком грамотным, не могли не знать, что принуждение и вступление в половую связь с девушкой, не достигнувшей своего совершеннолетия, влечёт за собой уголовную ответственность?

Я не успел закончить свою речь, как заметил, что лицо сидящего передо мной человека приобрело нездоровый цвет. Он молча схватился за грудь и стал медленно сползать со стула на пол. Пока я вставал из-за стола, тело его полностью оказалось на полу кабинета.

Теперь пришёл черёд пугаться уже мне. Я всегда считал себя довольно сильным человеком, однако, несмотря на все мои усилия, поднять Покровского с пола и посадить его на стул, мне почему-то не удавалось. Он сползал и сползал, и поднимать его каждый раз с пола было всё тяжелее и тяжелее. Обездвиженное тело Покровского оказалось настолько тяжёлым, что я в какой-то момент понял, что поднять его с пола уже не могу. Оставив тело на месте, я быстро побежал по коридору в кабинет сотрудников второго отдела, которые ещё находились на рабочих местах.

— Фарид Фатыхович, у тебя есть нашатырь? — запыхавшись, спросил я его. — Дай мне, пожалуйста, у меня с клиентом плохо.

— Что, так сильно приложился? — пошутил он, протягивая мне пузырёк с нашатырём.

— Да нет, Фарид! Свалился после заданного мной вопроса. Я вообще не думал, что такой здоровый мужик свалится словно баба.

— Значит, хороший вопрос ты задал ему, Виктор, — произнёс Фарид Фатыхович. — Сейчас откачаешь его, и сразу же дожимай. Считай, что ты его уже сломал.

— Спасибо за нашатырь, я побежал. Не дай Бог ласты склеит, засудят, — в ответ произнёс я и побежал к себе в кабинет.

Когда я вошёл в кабинет, Покровский по-прежнему лежал на полу и не подавал признаков жизни. Глаза его были закрыты, но руки продолжали почему-то мелко дрожать. Я открыл крышку пузырька и сунул его под нос Покровскому. Лицо Виталия Олеговича исказила гримаса, он резко отвернулся от пузырька и закашлялся.

— Вот и хорошо, — произнёс я, помогая ему подняться с пола, — если сразу не скончались, значит, будете долго жить.

— Давайте, без Ваших шуток, — обиженно ответил Покровский, отстраняя мою руку с пузырьком нашатыря.

Я завернул крышку пузырька и поставил его на подоконник. Взглянув на него и убедившись, что Покровский в норме, я снова повторил свой вопрос. В этот раз Покровский спокойно выслушал мой вопрос и, ухмыляясь, ответил:

— Вы знаете, любви все возрасты покорны. Откуда я мог знать, что Екатерина Волкова несовершеннолетняя девочка. Вы бы сами видели её тело, Вы бы тоже, как и я, ни на минуту бы не задумались о её возрасте.

— Знаете, я с Вами не согласен. Если бы Вы поинтересовались бы у её дяди возрастом её племянницы, то Вы бы узнали от него её возраст. Хотя я не могу не верить гражданину Тихонову, который утверждает, что он неоднократно говорил Вам о её возрасте. Ну, так что мы будем писать? Знали Вы об этом или нет? — спросил я его. — Это очень важный для меня, а тем более для Вас вопрос.

Покровский посмотрел куда-то в сторону, видно соображая, что мне ответить на этот вопрос. Лицо его покраснело от напряжения. Он был не глуп и хорошо понимал, что от его ответа, будет зависеть вся его дальнейшая судьба.

— Да, я знал, что она несовершеннолетняя, но ничего с собой сделать не мог. Она словно опытная женщина, стала играть на моих желаниях, и я потерял от неё голову.

— Расскажите подробно мне всё, что у Вас было с ней. Можете не стесняться в подробностях. Я не буду писать наиболее острые моменты Вашего общения.

Он тяжело вздохнул и, попросив у меня воды, начал рассказывать.

— Впервые я увидел Екатерину Волкову в кабинете моего непосредственного шефа — Тихонова. Он пригласил меня к себе в кабинет и попросил меня, чтобы я съездил с Катей в нашу обкомовскую больницу, расположенную на улице Чехова. Ей нужно было срочно пройти какое-то обследование, о котором он уже договорился с главным врачом больницы. Я быстро её отвез на своей автомашине в больницу, решил с ней все вопросы в регистратуре. Она прошла к врачу специалисту, а я вышел на улицу и сел в свою машину. Ждать Екатерину пришлось не очень долго. Вскоре она вышла из больницы и попросила меня отвезти её домой.

Когда мы подъехали к её дому, неожиданно для меня, Катя пригласила меня к себе домой на чашку чая. Меня словно чёрт одёрнул, нужно было бы отказаться от этого приглашения, но время мне позволяло, и я поднялся вместе с ней в её квартиру. Вы только ничего не подумайте, тогда ничего у нас не было. Поговорив с ней и попив чая, я поехал к себе на работу.

После нашей первой встречи прошло дня два или три, точно сказать сейчас затрудняюсь, и я уже забыл о Кате, когда она вдруг позвонила мне на работу и пригласила меня навестить её вечером.

— Катя, как же я к Вам приду? Что скажут Ваши родители? Я не хочу, чтобы Ваш дядя посчитал меня каким-то извращенцем.

— Вы не переживайте, дома никого не будет. Папа находится в командировке в Москве, а мама будет на работе. У неё занятия со студентами и придёт она домой не раньше десяти часов вечера.

Я замялся, не зная соглашаться на это весьма необычное приглашение или отказаться. Сейчас бы я точно отказался, а тогда не знаю, почему я дал своё согласие. Я долго не решался подняться к ней в квартиру, но потом, пересилив себя, направился к ней. Дома Катя, как и говорила, была одна.

После этой встречи у неё дома, мы стали встречаться чуть ли не каждый день. Я отлично понимал, что мы с ней не пара, что она ещё школьница, а я уже достаточно взрослый для неё человек, вдвое старше её. Однако стоило ей позвонить, как я буквально терял свой разум и мчался к ней, забыв про рамки приличия. Так продолжалось несколько раз, я приезжал к ней домой забирал её, и мы долго катались с ней на моей машине по городу.

— А почему Вы не женатый, Виталий? — как-то поинтересовалась она у меня.

Её обращение ко мне без отчества, с одной стороны насторожило меня, а с другой в какой-то степени обрадовало.

— Да так получилось, — ответил я ей, — мне нравилась одна девушка, но она не дождалась меня из армии и вышла замуж. Вот с тех пор я и решил, что больше никогда не буду влюбляться, а тем более жениться.

Весь этот вечер она задавала мне подобные вопросы, а когда мы вернулись к её дому, она неожиданно для меня, крепко поцеловала меня в губы. Поверьте, Виктор Николаевич, что это был поцелуй не девочки-школьницы, а настоящей искушённой в любви женщины.

Время шло и постепенно наши отношения с ней медленно перетекли в интимные. Катя оказалась не только хорошей любовницей, но и расчётливой женщиной. Она требовала всё больше и больше к себе внимания. Мы посещали с ней концерты в консерватории, часто бывали в театрах. Я не знаю, что она говорила матери, как перед ней оправдывалась за эти вечера, проведённые со мной, но ни мать, ни тем более её дядя не догадывались о наших взаимоотношениях.

Однажды она поинтересовалась у меня, что будет со мной, если об их интимных делах узнает её мать или дядя. Я был просто в шоке от этого, казалось бы, простого вопроса. Увидев моё замешательство, она засмеялась и, шутя, сказала мне, что лучше она обратится с заявлением в милицию, чем об этом расскажет своим родителям. Ведь при её обращении в милицию она сразу же убьет двух зайцев — оправдается перед родителями и посадит того человека, который оттолкнет её от себя. Услышав это откровение, я увидел в её лице искушённую в интригах женщину, а не школьницу.

— Неужели ты сможешь это сделать, — спросил я её, — ведь в жизни любого человека может случиться всякое. Сегодня этот человек тебя любит, а завтра может и разлюбить?

— Просто я решила для себя одно. Это я могу оставить человека, а не он меня. Решаясь на разрыв со мной, этот человек должен всегда знать и помнить, что я могу его наказать в любой момент. Вы помните нашу первую встречу? Вы меня возили в больницу? Так вот, я там была на приёме у врача-гинеколога, который дал мне справку о том, что в результате полового акта я потеряла девственность. Эта справка дорого обошлась моему товарищу по классу. Его родители подарили мне дорогое золотое кольцо.

Если сказать по-честному, я в тот вечер не на шутку испугался. Только тогда я понял, какую большую ошибку совершил я, что связался с несовершеннолетней девушкой. Оставшись один у себя в квартире, я всю ночь думал, что мне делать дальше с Катериной. О том что нужно прекращать эту связь, я уже не сомневался. Дня через два, когда Екатерина снова приехала ко мне домой, я предложил ей порвать наши взаимоотношения. Это предложение вызвало неоднозначную реакцию у ней. Сначала она долго плакала, обвиняя меня в том, что я её якобы использовал в своих личных целях, чтобы получить половое удовлетворение, а затем:

— Вот что, Виталий Олегович, — произнесла Катерина, прекратив плакать, — если Вы не хотите чтобы о наших встречах узнали мои родственники, Вы должны купить мне кольцо с бриллиантом. Если Вы мне не купите, то я расскажу своей матери о наших с Вами отношениях.

— Хорошо. Я куплю тебе кольцо, но при одном условии. Ты навсегда забудешь про меня.

Она тогда молча кивнула мне головой. Подобное решение этого вопроса, вполне устраивало её. Мне ничего не оставалось делать, как вместе с ней поехать в магазин «Яхонт» и там купить ей кольцо. После этого я вздохнул облегчённо, рассчитывая что навсегда порвал с этой девчонкой. Однако всё оказалось не так просто, как я рассчитывал. Катя появилась у меня дома месяца через два.

— Вы знаете, Виталий Олегович, — произнесла она, — я вынуждена была сделать аборт от Вас. Теперь мне необходимы деньги, для лечения.

— Ты о чём говоришь? Какой аборт? Ты в своём уме или нет, — не выдержав её нахальства, закричал я, — если ты рассчитываешь, что я, как тот твой школьный товарищ, буду тебе платить за твоё молчание, то ты ошибаешься.

Она молча протянула мне медицинскую справку.

— Вот если ты мне не веришь, то можешь прочитать. Здесь всё написано.

Я не стал читать справку. Я был просто в состоянии полного шока. Я всегда считал себя человеком умным и способным в нужные для меня моменты постоять за себя. Но здесь был совершенно другой случай. Здесь был наглый и продуманный до мелочей шантаж чистой воды.

— Ну и сколько это будет стоить? — поинтересовался я у неё.

Она назвала мне сумму, от слов которой у меня на голове поднялись волосы.

— А что Вы хотели? — пошла в атаку она. — Попользовались молодым телом и в кусты? Так не бывает! Или Вы заплатите мне за все эти унижения и боль, которую я испытала по Вашей вине или я Вас посажу в тюрьму.

— Катя, ты не кричи и успокойся. Мне кажется, что ты запросила очень большие деньги, которых сейчас у меня нет, — начал говорить я ей. — Ты сама посуди, откуда у меня такие деньги?

— Решайте сами, Виталий Олегович. Если не будет денег у меня, то у Вас не будет свободы, — произнесла эта школьница и чуть ли не бегом выскочила из моей квартиры.

Я долго не спал в ту ночь, проклиная себя за то, что связался с этой маленькой шантажисткой. Однако свобода была для меня главней денег. Я поехал к своему старому приятелю и занял у него деньги. Через два дня я рассчитался с ней.

Последний раз я разговаривал с ней, около двух месяцев назад. Она позвонила мне и снова потребовала от меня денег. В этот раз я был непреклонен. Я просто отказал ей в деньгах и положил трубку.

Покровский закончил свой рассказ. В кабинете повисла тишина, прерываемая лишь тяжёлым дыханием Виталия Олеговича. Закончив писать его показания, я протянул исписанные мной листы Покровскому.

— Вы прочитайте и распишитесь на каждом листе, — попросил я его.

— Скажите, Виктор Николаевич, что теперь будет со мной? Меня посадят или нет?

— Я не судья и не собираюсь решать Вашу судьбу. Если в процессе следствия Ваша причастность к исчезновению Волковой не найдёт своего подтверждения, то у Вас есть шансы остаться на воле.

— Неужели Вы думаете, что я мог убить Екатерину Волкову из-за каких-то денег? — с возмущением произнёс он.

— А почему бы и нет? Если человека загнать в угол, то даже такой как Вы мирный человек способен на преступление. Скажите мне, Виталий Олегович, по-честному, мысль об убийстве Волковой наверняка неоднократно посещала Вашу голову?

Он отшатнулся от меня, словно от прокажённого. Затем, немного подумав, произнёс:

— Вы правы, Виктор Николаевич. В отдельные моменты я готов был убить эту школьницу. Однако страх перед законом сдерживал мои эмоции.

— Скажите, Вы были знакомы с подругой Волковой?

— Это с Левшиной Ольгой? Я не только знаком, но и имел честь выгнать её из своего дома со скандалом. Эта маленькая, но наглая шлюха стала предлагать мне себя. Ей тоже по всей вероятности захотелось заполучить с меня колечко с бриллиантом.

— Понятно, Виталий Олегович. Вы, как сами считаете, что с ними могло произойти?

— Вероятней всего попали на хорошего мужика, вот он их и прикончил. Не каждый же может вытерпеть этот шантаж и неприкрытое вымогательство.

Я поднялся из-за стола, давая понять Покровскому, что наш разговор с ним закончен.

— Вот что, гражданин Покровский. Я бы попросил Вас пока не выезжать за пределы города. Вы можете понадобиться следствию в любую минуту.

— Вы что, хотите сказать, что я нахожусь под подпиской о невыезде?

— Считайте как хотите, — закончил я, — если надумаете куда-то поехать, поставьте меня в известность.

— Хорошо, Виктор Николаевич, — ответил мне он. — Скажите, а как быть с работой. Что мне сказать товарищу Тихонову?

— Это Ваше дело, Покровский. Вы же меня не спрашивали, когда связывались с Волковой. Так почему Вы сейчас у меня спрашиваете, что Вам ответить Тихонову Михаилу Петровичу?

Я проводил его до выхода из МВД. Когда за Покровским закрылась дверь, я поднялся к себе в кабинет и стал звонить Серову. Несмотря на ещё не позднее время, трубку долго никто не брал. Наконец раздался слабый щелчок, и я услышал заспанный женский голос.

— Вам кого? — спросила женщина.

— Мне бы услышать Илью? — произнёс я.

— Его нет дома. Он, похоже, у своего приятеля Ильясова Рината. Что ему передать?

— Передайте ему, что звонил Абрамов. Пусть он завтра свяжется со мной.

— Хорошо, — произнесла женщина.

— Минуточку, Вы говорите, что он у Ильясова Рината, который живёт на улице Роторной?

— Да нет, он живёт на улице Павлюхина, в этом сером большом доме.

— Спасибо за подсказку, — поблагодарил я её. — Не забудьте передать, чтобы он обязательно связался с Абрамовым.

— Хорошо, не забуду, — произнесла женщина и положила трубку.

Я снова поднял трубку и связался с дежурным по МВД.

— Коля! Привет, это Абрамов. Коля, меня интересует некто Ильясов Ринат, проживающий на улице Павлюхина. Если будет время, пробей его по учётам адресного бюро.

— Хорошо — ответил Николай и положил трубку.

Сложив свои вещи в стол, я стал собираться домой.

Утром я зашёл в дежурную часть МВД. Увидев меня, Николай поднялся с кресла и протянул мне четвертинку листа, на котором были указаны все установочные данные Ильясова Рината. Поблагодарив его за помощь, я направился к себе в кабинет. Подойдя к кабинету, я услышал голос Валеева, который громко с кем-то разговаривал по телефону.

— Роберт Ильясович, что произошло? — поинтересовался я у начальника отделения.

Валеев пропустил мой вопрос мимо ушей и не прерывая своего разговора, протянул мне руку. Я пожал её и сел за свой стол. Закончив разговаривать по телефону, он взглянул на меня и произнёс:

— Вот что, Абрамов. Спускайся в оружейную комнату и получай свой пистолет. Вчера ребята из имущественного отдела попытались задержать квартирного вора Мирона, но тот от них скрылся в частном секторе, где-то на улице Вторая Юго-западная, что в Московском районе. Сегодня они установили этот дом, где скрывается Миронов. Сейчас поедем его брать.

— Вдвоём что ли? — задал я ему вопрос.

— Нет, подтянем полк, — раздражённо произнёс Валиев, — сейчас, там, на месте Козин и Семёнов. Думаю, что вчетвером мы его повяжем.

Я быстро спустился вниз и, получив пистолет, вышел на улицу. Валеев уже стоял около машины и ожидал меня.

— Что, побыстрее получить оружие нельзя было? — раздражённо спросил он меня.

— Вы же знаете, что это от меня не зависит. Я и так вроде бы всё делаю достаточно быстро, — ответил я и сел в машину. — Дежурного пришлось ждать долго.

Минут через двадцать мы были на месте. Выйдя из автомашины, я увидел невдалеке от себя Козина, который стоял около большого раскидистого тополя.

— Вот что, Абрамов, — произнёс Валеев. — Ты и Семёнов войдёте в квартиру и постараетесь повязать Мирона прямо там на месте. Мы с Козиным страхуем вас на улице. Вдруг он будет ломиться в окна. Задача ясна или нет?

— Роберт Ильясович, Мирон вооружён или нет? — задал я ему вопрос. — А то мы вломимся в квартиру, а он нас с Семёновым возьмёт вот так просто и завалит?

— Ничего сказать не могу, — ответил он, — разберётесь там на месте. Если что, глушите на месте.

— Хорошо. Тогда ещё один вопрос? Он в квартире один или там кампания? Второй вариант намного осложняет вашу задачу, — произнёс я.

— Что испугался, афганец? Медвежья болезнь напала? — произнёс он и ухмыльнулся.

Я молча повернулся и направился к подъезду дома, около дверей которого маячила фигура Семёнова.

Я передал ему указание нашего начальника, и мы, достав пистолеты, осторожно вошли в подъезд дома. Несмотря на солнечную погоду, в подъезде было темно. Мы остановились около разбитой двери, из-за которой раздавались пьяные мужские голоса.

— Их там человек пять, если не больше, — прошептал я Семёнову. — Будь осторожен. Первым в квартиру войду я, ты меня страхуй со спины. Понял?

Семёнов молча кивнул мне головой и взвёл свой пистолет Макарова.

— Заходим на счёт три, — произнёс я.

Семёнов молча кивнул мне головой, давая мне понять, что он всё понял.

— Раз, два, три, — произнёс я и силой рванул на себя дверь.

Моих усилий оказалось вполне достаточно, чтобы сорвать крючок, на который была закрыта входная дверь. Мы ворвались в квартиру. За столом сидела мужская компания из четырёх человек и распивала водку.

— Стоять! — что есть силы, заорал я. — Всем встать из-за стола и поднять руки вверх!

Мужчины застыли от неожиданности, держа в руках стаканы, наполненные водкой. Однако эффект неожиданности исчез моментально, после того как один из мужчин опрокинул стол на ноги своих товарищей и бросился к окну. Упавший стол словно разбудил сидевших за столом мужчин. Они схватили со стола первое, что им попало под руку — ножи, вилки и бросились на меня.

Первого нападавшего мне удалось сбить с ног тяжёлым табуретом. Он упал на пол и заорал благим матом. Из разбитой табуретом головы хлынула кровь. Вид крови, на какую-то долю секунды отрезвил нападавших мужчин, они замерли на месте и с испугом посмотрели на своего товарища. Этого оказалось достаточно для того чтобы я успел поднять выпавший из моих рук пистолет.

— Стоять! — снова закричал я. — Убью, кто сделает хоть шаг!

Мужчины остановились и со страхом уставились на пистолет, который я держал в своих руках.

— Бросайте ножи! — произнёс я. — Бросайте, иначе буду стрелять!

Мужчины бросили ножи и вилки на пол. В этот момент где-то на улице раздался выстрел, а затем ещё два.

В комнату вбежал Валеев. Мы с начальником отделения быстро связали задержанных нами мужчин и по одному вывели их на улицу. Пока Валеев по станции вызывал милицию, я обошёл дом. За углом дома, обхватив руками голову, на земле сидел Семёнов Юра. В трёх метрах от него, ногами к нему, лежал труп незнакомого мне мужчины. Пуля, выпущенная из пистолета Семёнова, вошла мужчине в лоб и вышла из затылка.

— Давай, Юра, понимайся, — обратился я к нему, — его уже не оживишь. Сейчас тебе нужно думать, как себя от тюрьмы спасать. Кстати, а где у нас Козин? Это же его окно и он должен был его контролировать?

Козин появился из-за угла дома и направился к нам. Подойдя к Семёнову, он, как ни в чём не бывало, обратился к Семёнову.

— Ты зачем в него стрелял? Я бы его и без тебя задержал бы!

— А ты где был, Валерий Михайлович? Почему тебя не оказалось на месте? — задал я ему вопрос. — Ведь это окно контролировал ты?

— А ты кто такой, чтобы у меня всё это спрашивать? Следователь прокуратуры или мой непосредственный начальник? Не беспокойся, если будет нужно, я доложу, где я был и что я делал.

— Сука ты, Козин — произнёс я. — Из-за таких как ты и гибнут люди. Что испугался, когда из окна выскочил Мирон с ножом в руках? Спрятался?

— Да я тебя, салага, — произнёс Козин и с кулаками бросился на меня.

Я вовремя успел увернуться от его удара. Его кулак прошёл вплотную с моим ухом. Перстень, который он носил на безымянном пальце, ободрал моё ухо до крови. Я не стал ждать второго удара и ударом справа сбил его с ног.

Драку между нами остановил Семёнов, который поднялся с земли и встал между нами. Мы смотрели друг на друга с налитыми ненавистью глазами.

— Смотри, Абрамов, — с угрозой произнёс Козин, — я подобных обид никому не прощаю.

— Ты тоже смотри, особенно вечерами, когда возвращаешься домой, — произнёс я. — там, в Афганистане, тебя бы, скотину, за такие дела ребята точно бы четвертовали.

— Здесь тебе не Афганистан, — произнёс Козин и повернувшись, направился в сторону подъехавшей к дому автомашины с начальником управления уголовного розыска.

В отношении Семёнова прокуратура республики возбудило уголовное дело, по факту превышения пределов допустимой самообороны. Его отстранили от работы и временно передали все его дела мне. В связи с большой нагрузкой, я временно снизил активность в работе по розыску Волковой.

Через день, после операции по задержанию Мирона, меня вызвал к себе Костин. Я вошёл в его кабинет и присел на стул.

— Что скажешь, Абрамов? — спросил меня Костин.

— В отношении чего, Юрий Васильевич? — переспросил я его.

— В отношении своей работы? Я смотрю, что ты не испугался и смог один скрутить этих трёх человек, — произнёс он. — Похоже ты в первый раз оказался в подобной переделке?

Я невольно усмехнулся. Я был польщён тем, что мои действия были оценены руководством управления.

— Юрий Васильевич, я восемь месяцев провёл в Афганистане. А там было похлеще, чем здесь. Там или ты их, или они тебя. Единственная разница, там были все один за одного, и не было таких трусов, каким оказался Козин.

— А почему ты считаешь, что он испугался? — поинтересовался он у меня.

— Мне трудно объяснить это. Для меня не столь важно — испугался ли он или наплевательски отнёсся к этому делу. Главное, что его в нужный момент не оказалось на той позиции, за которую он отвечал. Если бы он там был, то Семёнов бы не попал в такую ситуацию.

— А вот Козин считает, что ты совершил в отношении него действия, порочащие звание офицера. Ты ударил старшего по званию и по должности. Почему ты так поступил?

— Не знаю, Юрий Васильевич, — ответил я, — по всей вероятности я плохо контролировал себя, был возмущён действиями и словами Козина. Ведь он в тот момент полностью снял с себя вину за случившееся и переложил её на Семёнова. Это подло и несправедливо. Я не оправдываю Семёнова, как не оправдываю и себя за свой поступок, но по-человечески мне Семёнова жалко. Просто он растерялся в этой ситуации, когда пьяный Мирон остановился и бросился на него с ножом, он не нашёл ничего лучшего, как произвести этот роковой выстрел.

— Хорошо, Абрамов. Я понял тебя. Ты, я думаю, поступил как настоящий офицер. Я не стал обращаться с этим вопросом ни к кому из вашего отделения, кроме тебя. Вы там подумайте, нужно как-то помочь Семёнову. Завтра тебя будет допрашивать следователь прокуратуры, и многое будет зависеть от того, какие ты дашь ему показания.

— Я всё понял, Юрий Васильевич. Сегодня вечером я встречусь с Семёновым, и мы обсудим с ним этот вопрос.

— Правильное решение, — улыбаясь мене, произнёс Костин. — Встреться и переговори с ним. Вы должны говорить приблизительно одно и то же, а иначе он сгорит. Кстати, на тебя опять жалуется Волкова. На этот раз она направила жалобу на имя министра. Требует, чтобы ты активизировал работу.

Костин протянул мне её жалобу. Я мельком посмотрел на исписанные листы и, улыбаясь, произнёс:

— Вы знаете, я уже знаком с этой жалобой. Она вручила её мне три дня назад, при нашей с ней встрече.

— Ну и хорошо. Подготовь ей ответ за подписью министра. Я сам у него подпишу этот ответ.

— Юрий Васильевич? А как быть с жалобой Козина?

— А ты не переживай! Я бы на твоём месте поступил так же, как и ты. А сейчас иди и работай.

Я закрыл за собой дверь кабинета Костина и направился к себе.

— Абрамов, — услышал я у себя за спиной.

Я оглянулся и увидел секретаря нашей партийной организации.

— Да, я слушаю Вас, — ответил я и остановился, поджидая его.

— Ты не забыл, что завтра у нас состоится партийное собрание? Будем рассматривать твоё персональное дело. Я рассчитываю, что ты там обязательно выступишь, а не будешь сидеть и молчать? Больше самокритики и всё будет нормально.

— Не знаю, — в ответ произнёс я, — я ещё не решил, стоит мне там выступать или нет.

— А ты подумай, у тебя ещё есть время, — произнёс он и направился дальше по коридору.

— Да, смертельно раненного льва каждый может пихнуть ногой, — подумал я про себя, провожая удаляющуюся фигуру секретаря партийной организации. Когда она скрылась в одном из кабинетов управления, я направился к себе на рабочее место.

Вечером я заехал к Семёнову домой. Он встретил меня на пороге своей квартиры и, обхватив меня за плечи, повёл на кухню. Я прошёл на кухню и увидел на столе бутылку с водкой и незатейливую закуску.

— Что, пьёшь, Юра? — спросил я его. — Думаешь, что водка тебе поможет? Зря. У тебя сейчас голова должна быть свежей, а не больной.

— А что остаётся делать, Виктор, — ответил он мне. — Раньше были друзья, а теперь вот кроме тебя, никому из них я не нужен.

— По-моему ты ошибаешься, Юра. Ты нужен мне, Костину и другим ребятам нашего управления. Завтра меня будет допрашивать прокуратура, и я бы хотел задать тебе кое-какие вопросы, в частности какие показания давал ты. Думаю, что общими усилиями мы вытащим тебя из этого дела.

— Слушай, Виктор! Ты действительно воевал в Афганистане? Я тогда впервые услышал от тебя про Афганистан. У тебя же нет записи об этом в личном деле?

— А откуда ты об этом знаешь, Юра? Ты что изучал моё личное дело?

— Да, так получилось. Его приносили к Валееву, вот я и посмотрел его.

— Ты знаешь, я там был восемь месяцев в составе одного специального подразделения. Вот поэтому там и нет никаких записей об этом. Ну, ты же сам понимаешь, подписка о неразглашении и так далее. Пришёл я в систему якобы с предприятия, это для того чтобы не было лишних вопросов о прошлом. Поэтому ты меня тоже не спрашивай ни о чём. Договорились?

Семёнов в ответ кивнул головой. Он достал из посудного стола второй стакан и налил в него водку.

— Давай, Виктор, выпьем? Ты знаешь, у меня на душе что-то неспокойно. Я и сейчас думаю, зачем я в него выстрелил?

— Ты мне лучше расскажи, что у вас там произошло, пока я с этими тремя возился?

Семёнов задумался. Он посмотрел на стол и, отодвинув в сторону стаканы с налитой в них водкой, стал рассказывать.

— После того как Мирон выскочил в окно, я ринулся вслед за ним. Выскочив в окно, я упал и сильно ударился ногой о пенёк. Когда я вскочил на ноги, то увидел, что он остановился и достал из кармана нож. В этот момент я по-честному сильно испугался, что Мирон порежет меня и вырвет из моих рук пистолет. Я нажал на курок. Первый выстрел я сделал в воздух, а затем, закрыв глаза, выстрелил в него. Остальное ты видел сам.

— Ты хочешь сказать, что в момент выстрела ты вообще не видел Мирона?

— Да, я его не видел, Виктор.

— Ты такие показания дал и в прокуратуре?

— Нет, они пока допросили меня в общем, без всякой детализации и мелочей. Я сознался лишь в том, что моя пуля, выпущенная из моего табельного пистолета, убила Мирона.

Я сидел на стуле и молчал, соображая, как лучше всего обыграть эту ситуацию.

— Вот что, Юра! Кроме тебя и Мирона на улице больше никого не было. Это так?

Увидев его кивок, я продолжил:

— А следовательно, то что все твои показания опровергнуть никто не может, в том числе: ни я, ни Валиев, ни Козин. Думаю, что всё, что ты мне здесь рассказал, ты должен рассказать и в прокуратуре. Скажи, что после того, как Мирон достал из кармана нож, он бросился на тебя и попытался вырвать у тебя из рук табельное оружие. Тебе удалось вырваться и ты, потеряв его из вида, произвёл выстрел в воздух, стараясь привлечь этим выстрелом наше внимание. Мирон в это время снова бросился на тебя. Ты, не целясь в него, произвёл два выстрела в его сторону. Так как ты в этот момент ещё лежал на земле с закрытыми глазами, ты плохо сориентировался в пространстве, и не рассчитал угол стрельбы. Мирон оказался намного ближе к тебе, чем ты думал.

Семёнов молча выслушал мою версию нападения и в знак согласия со мной, закивал мне головой.

— Спасибо, Виктор, я всё понял. Значит, я не стрелял прицельно в Миронова, а стрелял в его сторону. Сначала я выстрелил в воздух, а затем в его сторону и случайно угодил ему в голову.

— Ну, где-то так. Я тоже буду говорить приблизительно то же самое, что и ты. Пусть у нас с тобой и будут небольшие расхождения в показаниях, это, наверное, будет более правдоподобно, чем если бы мы говорили с тобой слово в слово.

Я встал из-за стола и направился к двери.

— Виктор, может, махнём за неё, то есть за удачу, — обратился ко мне Семёнов.

— Нет, сейчас я думаю, что ещё рано пить за удачу. Посмотрим, куда выведет кривая, — ответил я и вышел на улицу.

С утра я уже был в республиканской прокуратуре. Следователь, молодой симпатичный парень, быстро допросил меня по данному факту. Когда я выходил из кабинета, он остановил меня около двери и тихо спросил:

— Скажите, Семёнов в курсе Ваших показаний?

— Как Вам сказать? Я с ним не обсуждал свои показания. Пусть сам рассказывает, что там произошло. Я Вам рассказал то, что видел сам лично.

Следователь внимательно посмотрел на меня, стараясь по всей вероятности поймать меня на неискренности, но я посмотрел прямо в его глаза.

— У Вас ко мне ещё есть вопросы, — поинтересовался я у него, — если нет, то тогда я пойду на работу. Вы не поверите, очень много дел.

— Вопросов у меня к Вам больше нет, — холодно ответил следователь и, повернувшись ко мне спиной, направился к своему столу.

Я вышел на улицу и направился через парк «Чёрное Озеро» к себе в министерство. По дороге на работу меня догнал секретарь партийной организации нашего управления. Поздоровавшись со мной, он сразу же поинтересовался у меня, буду ли я выступать сегодня на партсобрании.

— Вячеслав Антонович? Я что у Вас один в управлении коммунист? Пусть другие выступят, выскажут своё мнение в этом непростом вопросе.

— Почему один? Вас у меня два десятка.

— Так почему вы всё время стремитесь к тому, чтобы я выступил на том или ином собрании? Я у вас работаю всего около трёх месяцев, и уже дважды выступал.

— Ты знаешь, Абрамов, мне нравится твоя позиция, которую ты всегда занимаешь на собрании. Ну а сегодня ты обязательно должен что-то сказать, ведь рассматривается твой вопрос. Коммунисты управления обязательно должны услышать твою точку зрения.

— А если я просто посижу и послушаю, что обо мне скажут мои товарищи. Мне тоже интересна их точка зрения. Так что обещать не буду, Вячеслав Антонович, посмотрю, что будут говорить люди.

За разговором с ним я не заметил, как дошел до министерства. Зайдя к себе в кабинет, я присел за стол. На столе лежала небольшая записка с номером телефона. Я подвинул её ближе и прочитал:

— «Несколько раз звонил Серов. Просил по мере возможности связаться с ним по телефону» — Валеев.

Я набрал указанный номер телефона. Через минуту ожидания, я услышал голос Серова.

— Виктор Николаевич, — начал он, — я уже, который день пытаюсь с Вами связаться, но никак не могу застать Вас на месте.

— Извините, я был очень занят.

— Что-то прояснилось с исчезновением Волковой и Левшиной или нет? Я здесь на досуге размышлял немного и почему-то склонился к мысли, что в их исчезновении был заинтересован лишь один человек, это Покровский. Вы же наверняка с ним встречались и говорили. Волкова, не стесняясь никого, шантажировала его почти что открыто. Вы знаете, что она из него выманила?

— Я всё знаю, — спокойным голосом произнёс я. — Он мне всё рассказал. Вы сами, Илья Леонидович, были не менее заинтересованы в их исчезновении. Эти две молодые девушки пытались разбить Вашу семью.

— Это слишком громко сказано, — ответил он мне и засмеялся. — Жена мне всё давно уже простила и эти девчонки, как бы они не попытались это сделать, у них бы ничего не получилось.

— Я не берусь об этом судить, так как не знаю, насколько прочны ваши семейные узы. Давайте договоримся, я жду Вас завтра к семнадцати часам.

— Договорились, — бодро произнёс он и положил трубку.

Этот звонок, прозвучавший минуту назад, заставил меня совершенно по-другому взглянуть на это дело. У меня невольно возник вопрос к Серову, почему тот всё время направляет меня куда-то в сторону от себя. Вот и сегодня, он снова попытался передвинуть вектор поиска совершенно в другую сторону, а если точнее, в сторону Покровского.

— Кстати, почему он тогда мне не назвал фамилию этого сотрудника Обкома КПСС? Он ведь хорошо знал, что я всё равно узнаю, о ком шла речь? Наверняка он рассчитывал, что я на это потрачу слишком много времени и сил. Похоже, он просто решил выиграть время. Тогда снова вопрос, для чего оно ему?

Я попытался в своей голове смоделировать ситуацию исчезновения этих девушек, но у меня пока ничего путного не получалось. Чувствовалось отсутствие нескольких ключевых звеньев, а если быть точнее, у меня не было чётко очерченного мотива этого преступления.

— Хватит думать, — весело произнёс Валеев, входя в кабинет. — Ты мне лучше расскажи, что там было в прокуратуре?

— Да там всё нормально. Пришёл, допросился и ушёл, — ответил я ему.

— Скажи, а в отношении меня и Козина они ничего не спрашивали?

— Почему же нет? Поинтересовались, у меня, как у вас здоровье и сможете ли вы самостоятельно пешком пройти этапом до Сибири.

— Типун тебе на язык, — произнёс Валеев и, достав из ящика стола газету «Правда», углубился в чтение.

Вечером состоялось партийное собрание управления. Как я и ожидал, собрание раскололо нашу организацию на две половины, одна из которых осудила меня за то, что я ударил Козина, который был выше меня по званию и должности. Именно эта половина настаивала на исключении меня из рядов КПСС. Ситуацию раскола организации спасло выступление начальника управления уголовного розыска, который встал на мою сторону. Он смог убедить коммунистов управления в том, что эта стычка носила не служебный характер, а скорей всего личный. Как противники ни пытались опротестовать это мнение Костина, тем не менее, эта версия набрала наибольшее количество сторонников. Резолюция об исключении меня из партии не набрала большинства. Я остался в членах КПСС и получил лишь замечание по партийной линии. Удовлетворённый решением собрания, я отправился домой.

На следующий день мне позвонил дежурный по МВД и поинтересовался у меня, интересна ли мне информация о местонахождении двух девушек Волковой и Левшиной.

— Ты что, Николай, я их разыскиваю чуть ли не месяц, а ты мне задаёшь подобный вопрос.

— Тогда вот что! Мне только что позвонила женщина и представилась как Горская Валентина Ивановна. Так вот — эта женщина сообщила мне, что девушки по фамилии Волкова и Левшина сейчас находятся по адресу: улица Комсомольская, дом 16, квартира 6. Записал?

— Да, Николай, записал, — произнёс я, не веря тому, что услышал. — Слушай Коля, она больше ничего не сообщила?

— Больше ничего, — ответил он и положил трубку.

Я сидел на стуле, стараясь осознать то, что произошло. Значит то, что ты так долго собирал, анализировал, всё это оказалось просто бредом воспалённого мозга. Ты рисовал в своём воображении убийство, тщательно замаскированное под безвестное исчезновение, а здесь просто обычный вполне бытовой случай. Просто девочки попали в какую-то кампанию и зависли в ней чуть ли не на месяц.

Размышляя над этим, я не мог успокоиться. Мой «воспалённый» мозг отказывался верить в это, потому что это противоречило моей простой логике. Если девушки действительно «зависли» в кампании, то что им мешало за всё это время связаться со своими родственниками? А может им просто не давали этого сделать? Вопросов было больше, чем ответов. Чтобы снять все эти вопросы, я встал со стула и направился к двери.

— Абрамов? Ты куда собрался? — поинтересовался у меня Валеев.

— Сейчас мне позвонил дежурный по МВД. Ему только что позвонила женщина и назвала адрес, по которому с её слов находятся Волкова и Левшина. Хочу проехать и проверить этот адрес. Может они действительно там «зависли», обкурились. Сейчас у молодёжи это бывает.

— Вот и я тоже так думал, а ты катил бочку на этого Серова. Ты посмотри на него, разве такой может убить?

— Вот здесь Вы не правы, Роберт Ильясович. За этой кроткой внешностью, может скрываться настоящий убийца. Ведь этот Серов проходил службу в разведке в воздушно-десантном штурмовом полку, и он, как никто другой обучен убивать людей в любых условиях.

— Ты это серьёзно? Вот бы никогда не подумал, глядя на этого человека. А так лох лохом.

Я вышел из министерства и, миновав Ленинский садик, вышел на остановку трамвая. Дождавшись трамвая восьмого маршрута, я сел в него и поехал в сторону улицы Кирова. Трамвай был старым и поэтому гремел своими металлическими внутренностями так громко, что заглушал голос водителя, который объявлял названия остановок. Доехав до улицы Кирова, я вышел из трамвая и не торопясь перешёл дорогу.

Улица Комсомольская пролегала вдоль озера Кабан и являлась чуть ли не центральной в Старо-Татарской Слободе. Я медленно шёл вдоль старых, доживающих свой век домов, стараясь разыскать среди них дом под номером 16. Я прошёл всю улицу, но дома с подобным номером так и не нашёл. Только сейчас, пройдя всю улицу пешком, я понял, что вся улица состояла из нечётных номеров домов.

Я не знал радоваться мне или наоборот сокрушаться в том, что я не нашёл нужного дома. Следовательно, этот звонок в дежурную часть министерства был не случаен. Кому-то очень хотелось направить розыск этих девушек в совершенно другое русло, превращая это исчезновение девушек в самое банальное происшествие — увлечение девушек наркотиками и алкоголем.

Возвращался я в министерство пешком. Всю дорогу я думал об этом звонке, стараясь отгадать, кто и по чьей просьбе его сделал. Чем больше я думал об этом ложном звонке, тем больше во мне росла уверенность в том, что ни Волковой, ни Левшиной уже нет в живых, и что убийство этих девушек совершил расчётливый и умный противник.

Я вошёл в кабинет и обессиленно плюхнулся на стул, от чего тот жалобно заскрипел.

— Ну и как? Нашёл? — злорадно улыбаясь, спросил меня Козин. — Здесь головой работать надо, а не руками.

— Да пошёл ты… — произнёс я, — можно подумать, что ты здесь один такой умный.

Я подвинул к себе телефон и, открыв записную книжку, стал звонить Ильясову Ринату, близкому другу Серова.

Ринат оказался довольно весёлым и находчивым парнем. Он всё время шутил, словно находился на какой-то молодёжной вечеринке, а не в кабинете управления уголовного розыска МВД.

— Ильясов, прекращайте здесь балагурить. Я Вас о серьёзных вещах спрашиваю, а Вы здесь устраиваете КВН.

Он на какой-то миг снижал свой пик активности, а затем, словно забыв мои слова, начинал сначала. Вскоре его смех и шутки стали меня раздражать, так как прикрываясь ими, он просто искусственно уходил от моих прямых вопросов.

Мне понадобилось достаточно много времени, прежде чем я понял, что за всей этой маской веселья, он скрывал важное, а именно то, для чего я его и вызывал к себе в кабинет.

Посмотрев на улыбающееся лицо Рината, я молча достал из ящика стола постановление о его задержании и начал его оформлять. Почему я это сделал, я до сих пор не могу себе это объяснить. Стоило мне только вписать в постановление его фамилию, улыбка моментально сползла с его лица.

— За что Вы меня собираетесь закрыть, — удивлённо спросил он меня, — я ничего противозаконного не совершал?

— А Вы догадайтесь с трёх раз, — в ответ произнёс я, — а я посмотрю.

— Но я же ничего не делал? Я не убивал, не грабил? Почему я должен отвечать за Серова? Да, он просил меня помочь ему спрятать трупы девчонок, но я отказался участвовать в этом. Вы сами можете у него это спросить, он Вам это полностью подтвердит.

После этих слов волна адреналина захлестнула меня с головой. Мне захотелось вскочить со стула и расцеловать этого молодого человека, сидевшего напротив меня.

— Раскрыл! Раскрыл! — стучало сердце у меня в груди, стараясь вырваться за пределы грудной клетки.

Стараясь пересилить охватившие меня эмоции, я посмотрел на Ильясова и вполне равнодушным голосом произнёс:

— Вот Вы и спросите Серова об этом в камере, будет он подтверждать Ваши показания или нет? Думаю, что Вы ещё многое вспомните за этой железной дверью, отделяющей Вас от свободы.

Я говорил немного пафосно и любой человек бы сразу же разгадал мою тактику запугивания, но только не Ильясов. Напуганный возможным задержанием, он явно плохо соображал и не контролировал своё и моё поведение. Он нервно откинулся на спинку стула и стал шарить по своим карманам. Обнаружив в одном из них носовой платок, он обтёр им своё вспотевшее лицо.

Судя по его напряжённому и сосредоточенному лицу, он всячески старался понять, за что его хотят задержать, ведь он ничего противозаконного не совершал. Он действительно не убивал этих девчонок, не прятал их трупы. Ну обратился к нему с просьбой помочь перепрятать эти трупы его знакомый Серов, но он ведь мог и пошутить с ним на эту тему. Взять просто так и пошутить.

— Я не хочу в камеру, — не сказал, а скорей прокричал Ильясов, — что Вы делаете, я не преступник!

Я схватил его за ворот пиджака и с силой подтянул его лицо к себе.

— Выбирай! Или камера, или признание! — крикнул я ему в лицо. — Другого выхода у тебя нет! Ты понял меня или нет?

Я отпустил его. Тело его моментально как мне показалось, сжалось в объёме от охватившего его ужаса.

— Я не убивал! — закричал он ещё сильнее. — Не убивал!

Я протянул ему лист белой бумаги и пододвинул поближе ручку.

— Бери ручку и пиши всё что ты знаешь об этом преступлении, иначе я тебя согну в бараний рог!

Он схватил лист бумаги и, достав из кармана своего пиджака шариковую ручку, приготовился писать.

— На кого мне писать? На Вас?

— В каком смысле на меня? — переспросил я его. — Пиши на имя прокурора республики. Так и пиши — прокурору республики, от такого-то. Затем пиши явка с повинной.

Ильясов почему-то сунул в рот свою ручку и уставился глазами в потолок. В таком положении он просидел минуты две, а затем, подвинув к себе поближе лист бумаги начал быстро писать.

Я встал из-за стола и подошёл к окну. Неожиданно для меня в кабинет вошёл Валеев. Заметив сидящего за моим столом Ильясова, он удивлённо посмотрел на меня. Взгляд его был до того красноречив, что я невольно заулыбался.

— Неужели расколол на убийство? Вот ты даёшь!

Он встал за спиной Ильясова и стал читать, что тот уже написал в явке с повинной.

— Роберт Ильясович, не мешайте человеку писать явку с повинной. Видите же сами, что человек волнуется.

Валеев плюхнулся в своё кресло и снова восхищённо посмотрел на меня. Я стоял около окна и неотрывно наблюдал за рукой Ильясова, которая по-прежнему двигалась вдоль листа. Прошло минут сорок, прежде чем он закончил писать. Отложив в сторону ручку, он протянул мне лист бумаги.

— Всё, что знал, написал, — облегчённо произнёс он, — теперь я могу пойти домой?

Я взял бумагу и начал читать. Прочитав, я положил бумагу на стол.

— Извини меня, Ринат, но я вынужден тебя задержать на трое суток, — произнёс я. — Сейчас я поеду в прокуратуру с твоей явкой, пусть теперь они решают, что делать с вами, я имею в виду с тобой и с Серовым.

— Но я же не убивал этих девчонок! — истерично закричал он и зарыдал.

Я подписал постановление о задержании подозреваемого у Валеева и проводил его в ИВС.

Я быстро поднялся по лестницы и окрылённый успехом, влетел в свой кабинет.

— А ты парень фартовый, — произнёс Валеев, — здорово ты его развалил.

Мне было приятно слушать эти слова от своего непосредственного начальника.

— Роберт Ильясович, можно мне взять с собой Мартынова и поехать на задержание Серова?

— Бери и езжай. Удачи тебе, — произнёс Валиев.

Мы с Мартыновым подъехали к воротам предприятия около двух часов дня. Охранник, стоявший около ворот, в категорической форме отказался пропускать нас на территорию автотранспортного хозяйства.

— Не стойте здесь и не уговаривайте меня. Я сказал вам, что руководство запретило пропускать чужой транспорт на территорию, вот с ним и решайте свои вопросы. Мне всё равно, откуда вы, из милиции или ещё откуда. Вон идите туда, оттуда и звоните, — произнёс он и показал рукой на небольшой ангар, который незаметно приютился около бетонного забора, огораживающего территорию предприятия.

Нам ничего не оставалось, как направиться в этот ангар. В ангаре размещалась диспетчерская и медицинский кабинет обследования выезжающих в рейс водителей.

— Девушка, можно позвонить с вашего телефона? Нам нужен ваш заместитель директора Серов, а ваш охранник не пропускает нашу машину на территорию предприятия.

— А вы откуда, молодые люди? — поинтересовалась диспетчер.

— Какое это имеет значение, — произнёс я, — вы лучше скажите его номер телефона?

— А вы что, сами не знаете его номер телефона? — спросила она меня.

— Я знаю, но он по этому телефону не отвечает. Может он на совещании или сам проводит его.

— Извините, но Серова на месте нет. Он ещё утром выехал с территории предприятия по служебным делам и пока обратно не возвращался, — произнесла она.

— А что, раньше нельзя было нам сказать об этом? — произнёс ей в ответ Мартынов. Полчаса тёрла нам мозги и не могла сразу сказать, что Серова нет на месте.

Девушка, похоже, обиделась. Она отвернулась в сторону, а затем поднялась со своего стула и вышла в соседнюю комнату.

— Давай, проедем к нему домой, — предложил я, — время обеденное, вдруг он дома.

Дома Серова тоже не оказалось. Обеспокоенная нашим приездом жена Серова заволновалась.

— Скажите, что случилось? Что он натворил? — поинтересовалась у меня жена.

— Всё хорошо. Вам не стоит волноваться, — извиняясь перед ней, произнёс я, — просто мы проезжали мимо вашего дома и решили заскочить к нему домой. Я попрошу Вас передать мужу, чтобы он связался со мной. Скажите, я очень буду ждать его звонка. Так что извините ещё раз за наше вторжение.

Мы вышли с Мартыновым из подъезда и направились к ожидавшей нас автомашине.

— Виктор, ты думаешь, он тебе позвонит? — спросил меня Мартынов.

— Если он узнал, что мы задержали Ильясова, то звонить он не будет. Он наверняка подался в бега. Сейчас нужно срочно объявлять его в розыск, чтобы были официальные документы на его арест.

Мы сели в автомашину и поехали в министерство.

Вернувшись на работу, я доложил Валееву о нашем неудачном выезде.

— Всё правильно, Виктор. Серов человек умный, он сразу понял, что ты расколол Ильясова и пустился в бега.

— И что теперь делать? — поинтересовался я у начальника отделения.

— Бери дело и дуй в прокуратуру. Покажи дело, объясни им всё. Может они и возбудят уголовное дело по убийству Волковой и Левшиной, тем более, у тебя есть явка с повинной Ильясова.

Взяв розыскное дело, я направился в республиканскую прокуратуру. Встретившись там с прокурором-криминалистом, я стал ему рассказывать об обстоятельствах исчезновения Волковой. В заключение своего рассказа, я протянул ему явку с повинной, которую написал Ильясов. Он внимательно прочитал этот документ и вернул его мне обратно.

— Что ты хочешь, Абрамов? — задал он мне вопрос. — Ты хочешь, чтобы мы возбудили уголовное дело?

— Вы меня правильно поняли. Я хочу, чтобы вы возбудили уголовное дело по факту убийства. При наличии возбуждённого уголовного дела, Серова можно объявить официально в розыск.

Выслушав меня, работник прокуратуры невольно заулыбался.

— Я что-то сказал не так, — спросил я его, — что вызвало у вас смех?

— Сколько времени ты работаешь в розыске? — в свою очередь спросил он меня.

— Три месяца, — ответил я ему, — однако, какое это имеет отношение к моей просьбе?

— Слушай, Абрамов! Запомни раз и навсегда, нет трупа — нет убийства. Ты понял меня? Сейчас ты наехал на Ильясова, и он тебе дал такие показания, а завтра, он одумается и скажет, что оговорил Серова и себя заодно. Что ты тогда будешь делать?

— Ну и что мне теперь делать? — поинтересовался я у него.

— Искать трупы пропавших девчонок или самого Серова. Найдёшь его, расколешь, узнаешь от него, куда он спрятал их трупы, вот тогда и будет возбуждено уголовное дело.

— Понятно, — произнёс я, — спасибо за науку.

Я взял с его стола розыскное дело и молча направился обратно в МВД. Всю дорогу до министерства я шёл, возмущаясь действиями сотрудников прокуратуры.

— Нормально устроились, — думал я про себя, — найди им трупы, расколи преступника, а лишь затем они соизволят возбудить уголовное дело и приступить к работе. При этом они ещё будут смотреть, каким образом ты получил эти показания. Чуть что, и сам сядешь на лавку подсудимых рядом с убийцей.

Подавленный произошедшим отказом, я вошёл в кабинет и молча сел на стул.

— Ну как, возбудил уголовное дело? — ехидно спросил меня Козин.

— Пока нет. Вот найду Серова, тогда точно возбужу, — ответил я ему.

— Ты над ним не смейся, Валера. Он молодец, — поддержал меня Валеев. — Ты бы видел, как здорово он развалил этого Ильясова. Не каждый так может блефовать, как он. А то, что не возбудили уголовное дело, это чепуха. Это я специально направил его в прокуратуру, чтобы он наглядно увидел всю эту процедуру.

Он ободряюще посмотрел на меня и похлопал меня по плечу.

— Теперь ты, наверное, хорошо усвоил, что слова к делу не пришьёшь. Нет трупа — нет убийства. Ни одно уголовное дело не пройдёт через суд без этих доказательств. Даже если у тебя будет информация, что убийца сжёг труп, ты обязательно должен отыскать в золе хоть маленький фрагмент кости, чтобы доказать, что он действительно убил и сжёг тело покойного.

— Спасибо за науку, — обиженно произнёс я, — можно было бы и не гонять меня в прокуратуру, не выставлять меня там круглым идиотом.

— Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, — в ответ на мою реплику произнёс Валеев. — За одного битого, двух небитых дают.

Я встал из-за стола и направился к ребятам из первого отделения.

— Слушай, Глеб, мне нужны бланки заданий на проведение наружного наблюдения. Хочу повесить хвост за одной женщиной. Она сейчас в интересном положении, и судя по объёму её живота, должна будет родить со дня на день.

— Ты хочешь, чтобы за ней наблюдали и в роддоме? — с улыбкой произнёс Глеб. — Извини, но их в операционную не пустят.

— Нет, я просто рассчитываю, что её муж, узнав о рождении у него ребёнка, обязательно захочет её увидеть, и придёт к ней в больницу.

Глеб порылся в папке и достал оттуда бланк.

— Бери. Будешь готовить задание, смотри, не испорти. Сам знаешь, это бланки строгой отчётности и они все пронумерованные.

— Понял. Не нужно меня учить. Постараюсь не испортить, — ответил я ему и, взяв в руки бланк, направился к себе в кабинет.

Минут тридцать у меня ушло на подготовку задания. Закончив писать, я протянул бланк Валееву и попросил его подписать у начальника управления уголовного розыска.

— А что ты сам не можешь к нему сходить и подписать, — спросил он меня, — или считаешь, что у меня это получится лучше?

— Но Вы же начальник отделения? — удивлённо произнёс я. — Вот Козин, в отличие от Вас, запрещал нам общаться с руководством, минуя себя.

— У каждого свои причуды. Иди сам и подписывай, — коротко бросил он мне. — Считай, что я тебе дал поручение.

— А это ничего, что я пойду сам? Может, Вы снова решили устроить мне курсы молодого бойца?

— Я же сказал, иди, значит иди, — снова произнёс он, — а я почитаю газету. Приучайся сам решать свои проблемы. Здесь не детский садик, и горшки с мочой каждый выносит за собой сам.

Взяв в руки бланк, я направился в кабинет начальника управления.

Костин стоял у окна с телефонной трубкой в руках и с кем-то разговаривал по телефону. Заметив меня, Юрий Васильевич махнул мне рукой, давая понять, что я могу зайти к нему в кабинет. Я осторожно вошёл и присел на стул, стоявший у стены. Закончив разговаривать по телефону, он положил трубку и, взглянув на меня, спросил:

— Что у тебя, Абрамов?

— Я бы хотел подписать у Вас задание на наружное наблюдение, Юрий Васильевич.

— И за кем ты решил понаблюдать? — поинтересовался он.

— За женой подозреваемого Серова, — коротко ответил я. — Вам, наверное, уже доложил мой начальник отделения о том, что мне удалось развалить друга Серова, некоего Ильясова. Тот рассказал мне о том, что около двух недель назад к нему обратился с просьбой Серов, чтобы он помог ему перепрятать трупы двух девушек, которых тот убил.

У Костина от удивления выгнулись дугой брови.

— Погоди, погоди, Абрамов, — произнёс он, — ты ничего случайно не путаешь?

— Нет, Юрий Васильевич, — в ответ произнёс я, — явка с повинной Ильясова лежит у меня на столе.

— Чего ты сидишь, быстро тащи её сюда, — волнуясь, произнёс он, — раскрыл такое преступление и сидит, словно ничего не произошло.

Я быстро сходил в свой кабинет и принёс эту явку с повинной. Костин несколько раз её перечитал и, отложив её в сторону, посмотрел на меня.

— Ты ещё не задержал Серова? — задал он мне вопрос.

— Нет, Юрий Васильевич, пока задержать мне его не удалось. Я выезжал к нему на работу вместе с Мартыновым, но ни на работе, ни дома его застать не удалось. Похоже, что он ушёл в бега.

— Тогда скажи мне, пожалуйста, что ты ждёшь от наружного наблюдения за его женой. Ты рассчитываешь, что она выведет тебя на него?

— Дело в том, что его жена беременна и ждёт ребёнка. Она должна рожать в самые ближайшие дни и поэтому я не исключаю того, что Серов, будучи сентиментальным человеком, попытается с ней увидеться.

— Что ж, это вполне резонно, — произнёс Костин и, склонившись над листом бумаги, подписал это задание. — Ты ещё не звонил Волковой?

— Нет, думаю, что это преждевременно. Вот найду Серова, тогда можно и сообщить ей об этом.

— Правильно. Спешить не будем с этим делом. А то представь себе, сейчас, растрезвоним об этом, а трупов и не найдём. Погоди немного, не уходи, я сейчас доложу об этом министру, — произнёс он и, подняв трубку, стал ждать, когда ему ответит министр.

Костин доложил о явке с повинной министру. Мне было приятно, когда дважды во время своего доклада он называл мою фамилию. Положив трубку, он взглянул на меня и по-отечески произнёс:

— Ты знаешь, Абрамов, министр очень доволен твоей работой. Он считает, что я не ошибся в решении, когда взял тебя на работу в наше управление.

— Спасибо, Юрий Васильевич, — поблагодарил я его, — я обязательно найду этого Серова.

Он довольно засмеялся и произнёс:

— Другому бы не поверил, а тебе верю. Иди и ищи его.

Я вышел из кабинета Костина. Чувство эйфории распустило за моей спиной крылья. Я чуть ли не бегом бросился к себе в кабинет и, схватив лежащие на столе бумаги, бросился на улицу.

Я сидел в небольшой хорошо обставленной комнате, принадлежащей соседке Серовых и пил с её хозяйкой чай. Хозяйкой квартиры была Миронова Мария Андреевна, женщина в возрасте около сорока лет, после смерти межа вела замкнутый образ жизни. Муж её, бывший военный, после возвращения из Афганистана окончательно спился и полтора года назад скончался от переохлаждения, недалеко от родного дома. Детей у них от совместного брака не было, и теперь Мария Андреевна, коротала вечера в полном одиночестве. Сама она была родом из Житомира, родственников в Казани у неё не было и поэтому всё свободное время, а у неё его было достаточно много, она отдавала чтению книг.

За то время, что я находился у неё в квартире, я не только практически всё узнал о жизни самой хозяйки квартиры, но и всех людей, живущих с ней по соседству.

— Мария Андреевна, выходит, что Вы не видели Илью вот уже три дня. Я так Вас понял? — задал я ей вопрос.

— Да, — немного подумав, произнесла она, — сказать точно не берусь, но дня три я его не видела.

Она замолчала и, протянув руку к чайнику, стала подливать мне в чашку чай.

— Так значит, Виктор Николаевич, вы тоже побывали в Афганистане? Наверное, тоже намыкались, как мой муж. Другие вон вернулись с деньгами, все в звёздах, а этот как уехал одном в кителе, так и приехал в нём.

— Тот кто там воевал, а не сидел в штабах и тылу, все вернулись без всякого добра и были довольны, что вернулись с руками и ногами.

— Виктор Николаевич! Вам что, мой чай не нравится? Я смотрю, вы к нему даже и не притрагиваетесь?

— Да что Вы, чай у Вас просто великолепный. Я же выпил уже три чашки.

— Вы мне вот что скажите, Виктор Николаевич, — произнесла она. — Вы ведь ко мне, наверное, не чай пришли пить. Я смотрю на Вас и сердцем чувствую, что Вы чего-то не договариваете?

— Не буду от Вас скрывать, Вы женщина прозорливая, умная. Скажу Вам честно, меня интересуют не малолетние хулиганы, которые проживают в Вашем подъезде, а Серов Илья Леонидович.

— Я так и поняла, что именно он Вас больше всего интересует из всех моих соседей.

— Вы знаете, Мария Андреевна, я его подозреваю в хищении государственной собственности. Вы же знаете, какую должность он занимает в автохозяйстве, вот мне и кажется, что многие вещи так и липнут к его рукам. Что не украсть, если наше с Вами добро никто не охраняет.

— Да, я тоже заметила за ним, что с ним в последнее время неладное творится, что-то непонятное. Представляете, он начал озираться по сторонам, словно постоянно боялся кого-то. А четыре дня назад он приехал домой на новой автомашине белого цвета.

— Как на новой? А куда он девал свою красную автомашину? А что это была за машина? — задал я ей несколько вопросов.

— Ничего не знаю, Виктор Николаевич. Он во двор на ней не въезжал, а оставил её за углом вон около того дома, — произнесла она и показала мне рукой на дом.

— А как же Вы её увидели?

— Я возвращалась в это время из магазина и чисто случайно обратила внимание на эту автомашину.

— Вы марку машины можете сказать, государственный номер?

— Она была без номера. А в марках машин я не разбираюсь.

Я замолчал, стараясь проанализировать полученную мной информацию.

— А что говорит жена Серова? Вы с ней общаетесь?

— Что Вы, Раиса такая скрытная девушка. Из неё клещами не выдернешь ни одного слова. А вот мать Раисы, та женщина разговорчивая. Как-то она мне рассказала, что Илья хочет приобрести дачу в Зелёном Бору. Что совсем недавно, они ездили туда, смотрели эту дачу и сам участок. Однако купили они дачу или нет, я сказать не могу.

— Понятно, Мария Андреевна, — произнёс я и поднялся из-за стола.

Однако Миронова схватила меня за рукав пиджака и попыталась меня усадить снова на стул.

— А как же чай, Виктор Николаевич, — произнесла она, — выпейте хоть чашку.

— Может быть как-нибудь потом, — ответил я, — я же на службе, поймите меня правильно. Что будет, если каждый из нас в рабочее время будет гонять чаи? Вы на меня не обижайтесь. Чай у вас просто великолепный, а Вы хорошая собеседница. Вот Вам мой телефон, Вы позвоните мне, если в квартире появится Серов. Я обязательно приеду и зайду к Вам.

— Я Вам обязательно позвоню, как увижу Илью. Спасибо Вам, что не отказались от чая.

— И Вам спасибо, — произнёс я и, открыв дверь квартиры Мироновой, вышел на лестничную площадку.

В течение всей недели, я мотался по городу словно собака. Иногда мне казалось, что я никогда не найду и не задержу Серова, который словно испарился в этом огромном городе. Я каждый день обходил все возможные места его вероятного местонахождения, но ни в одном из них он ни разу не появился.

Время не шло, а скорей всего бежало. Вот уже и жена Серова два дня назад родила девочку, однако Илья так и не появлялся в поле зрения сотрудников наружного наблюдения. Молчала и Миронова Мария Андреевна, его соседка по дому.

В эти дни я жил в каком-то постоянном ожидании, что Серов всё же появится в роддоме, и эту уверенность не могли поколебать ни шутки сотрудников управления, ни косые взгляды руководства министерства. Мать Волковой направляла одну жалобу за другой, жалуясь на моё безделье, и требовала сурового моего наказания.

И вдруг раздался долгожданный звонок. Он прозвучал так неожиданно для меня, что я даже растерялся, услышав голос старшего смены наружного наблюдения.

— Виктор Николаевич, похоже, Серов Илья только что подъехал к роддому. Несмотря на то что он изменил свою внешность, — перекрасил волосы и отпустил бороду, ребята засекли его.

— Скажите, что за машина, на которой он приехал? — задал я ему вопрос.

— Это «Волга» бежевого цвета, государственный номер ТТБ 11–16, — ответил он.

— Спасибо за информацию. Будьте внимательны, не потеряйте его, — произнёс я и положил трубку. Жизнь снова стала обретать реальные черты и цели.

— Роберт Ильясович, ребята срисовали Серова около роддома. Можно я возьму с собой Мартынова, и мы попробуем его задержать?

— О чём речь? Бери Мартынова, и езжайте. Дождитесь, когда он окажется в каком-то адресе, вот там, при выходе его из адреса и задерживайте. Кстати, Виктор, ты давно видел Семёнова Юрку? Как он там?

— Мы с ним вчера общались по телефону, вроде бы всё у него нормально.

Получив в дежурной части оружие, мы с Мартыновым вернулись в кабинет и стали ждать информацию от сотрудников наружной службы. Время шло, но информации всё не было и не было. Нервы стали потихоньку сдавать. Я поднялся из-за стола и стал ходить по кабинету.

— Слушай, Виктор, — не выдержал первым моего хождения по кабинету Валеев. — Хватит маячить перед глазами. Меня от тебя тошнит. Ты же работал в этой службе и сам знаешь, что бывает?

— Да, я и подождать могу, — произнёс я, на его реплику, — для меня главное, лишь бы они не потеряли его. Если так долго молчат, значит ситуация вышла из-под их контроля. Что-то там не так?

— Может, съездим туда сами и на месте определимся? — предложил мне Мартынов.

— А если их уже нет около роддома, что будем делать? Рыскать по городу, в надежде, что наши дороги могут где-то пересечься? Нет, нужно ждать. Если они потеряли Серова, значит, пока ищут.

Не успел я договорить эту фразу, как у меня на столе зазвонил телефон. Я нервно схватил телефонную трубку и преподнес её к уху.

— Абрамов, слушаю Вас, — произнёс я.

— Здравствуйте, Виктор Николаевич, — произнёс знакомый женский голос, — извините за беспокойство, но Серов, вот уже как минут десять, находится у себя дома.

Я сначала не понял, кто мне звонит, лишь затем до меня дошло, что звонит мне Миронова Мария Андреевна.

— Спасибо, Мария Андреевна, — выпалил я в телефонную трубку, — что не забыли о моей просьбе.

— Приезжайте быстрее, по-моему он куда-то собирается уезжать, — произнесла она. — Он уже дважды выходил на улицу с какими-то баулами в руках.

Положив трубку на телефон, я вскочил со стула и чуть ли не бегом рванул вниз. Вслед за мной устремился Мартынов. Отыскав на стоянке машину управления, мы быстро сели в неё. Я назвал водителю адрес, и машина стремительно понеслась вдоль улицы Дзержинского, распугивая своей стремительностью одиноких прохожих.

Бежевая автомашина Серова стояла около его подъезда. Я остановился около неё и сунул ей под колесо спичечный коробок, из которого торчал гвоздь. Это был старый и испытанный способ задержать на какое-то время преступника. Машина, как правило, наезжала колесом на коробок, который разваливался, а торчавший из коробка гвоздь, плотно застревал в колесе.

Вот и сейчас положив под колесо коробку, я для верности сунул и второй, припасённый на этот случай коробок, под правое колесо «Волги». Мы сели обратно в оперативную машину и стали наблюдать за подъездом.

Серов появился из подъезда минуты через две. Он вышел из подъезда дома с чемоданом в руках и, осмотревшись по сторонам, подошёл к своей автомашине. Открыв багажник машины, он стал укладывать в него свой чемодан. Эта процедура заняла у него чуть больше минуты. Уложив чемодан, он сел в автомашину и завёл двигатель. Машина, взревев двигателем, медленно тронулась с места.

Сидящего рядом со мной Мартынова стала колотить нервная дрожь. Вскоре это состояние как какая-то заразная болезнь перекинулась и на меня. Чтобы как-то успокоиться, я достал пистолет и взвёл его.

Машина Серова проехала метров пять и внезапно остановилась. Из салона показался Серов. Тихо выругавшись, он вышел из машины и стал внимательно осматривать колёса, затем он открыл багажник и стал доставать из него запасное колесо. Увлечённый этим занятием, он не заметил, как к нему со спины подошли мы с Мартыновым. Когда он снял пробитое гвоздём колесо, я тихо шепнул ему в ухо.

— Привет, Илья! Ты это куда собрался?

Это было столь неожиданно для него, что он выронил колесо из рук. Он медленно обернулся и, увидев меня, молча протянул свои грязные руки. Я защёлкнул на его руках наручники и, толкнув его в спину стволом пистолета, повёл к оперативной автомашине.

— Виктор, что будем делать с его машиной? — спросил меня Мартынов.

— Отгони её в сторону. Закрой салон и давай к нам в машину.

Через полчаса, я уже шагал по коридору министерства, гордый за выполненное мной дело. Впереди меня брёл Серов. Судя по наклону его головы и безвольно опущенным плечам, он был явно подавлен и морально сломлен этим задержанием.

Шагая по коридору управления, я чувствовал себя своеобразным триумфатором. Мне казалось, что я сделал самое главное, нашёл и задержал Серова. Однако я тогда по молодости ещё не предполагал, что помимо его задержания, мне предстояло его ещё и расколоть на убийство.

Многие сотрудники управления проходили мимо меня, не обращая никакого внимания на Серова. Лишь потом, проработав в управлении с десяток лет, я понял одно, что для каждого сотрудника главным было лишь то дело, которым он непосредственно занимался. Мне в тот момент показалось немного обидным, что мой успех в розыске и задержании Серова не был замечен практически никем из сотрудников управления. Обескураженный этим, я молча завёл Серова к себе в кабинет и усадил его на стул. Сев напротив него, я задал ему, как мне тогда показалось, свой главный вопрос:

— Расскажите Серов, когда и за что Вы убили гражданок Волкову и Левшину? Куда Вы спрятали их трупы?

— А почему Вы решили, что я их убил? Если вы считаете бред этого дурачка Ильясова правдой, дело Ваше. Тогда пусть он Вам и расскажет, где эти трупы. Я Вам ещё раз говорю, что лично я никогда и никого не убивал. Если Вы думаете по другому, докажите мне обратное. Я сам себе вот этими руками, срок наматывать не собираюсь. Поэтому не рассчитывайте, что я буду писать явку с повинной и вот с этого самого момента, я отказываюсь отвечать на все Ваши вопросы, касающиеся этих девушек.

Он держал своё слово, несмотря на то, что ему было намного тяжелей, чем мне. Я засыпал его различными вопросами, однако он упорно отмалчивался.

В какой-то момент я понял, что все мои попытки каким-то образом разговорить своего оппонента, были обречены на неудачу. Серов на контакт не шёл и предпочитал молчать. За последние сутки своего задержания, он не проронил ни одного слова. Нужно было что-то делать, но что конкретно я не знал.

Чтобы не терять время даром, я направился к ребятам из второго отдела. Этот отдел специализировался на раскрытии умышленных убийств.

— Фарид Фатыхович, — обратился я к старшему оперуполномоченному управления уголовного розыска, — помоги мне. Ты знаешь, я никак не могу разговорить Серова.

— Какого Серова? — поинтересовался он.

— Ты, наверное, уже слышал, о пропавших без вести Волковой и Левшиной. У меня есть показания одного человека, который в процессе работы с ним сообщил мне, что к нему обратился его товарищ Серов и попросил его помочь перепрятать трупы этих девчонок. Я позавчера задержал этого Серова, но расколоть его у меня не получается. Он молчит и на контакт со мной просто не идет.

— Дело по убийству прокуратура возбудила или нет? — задал он мне вопрос.

— Конечно, нет. Если бы дело было возбуждено, думаю, что этим убийством, наверное, занимались бы Вы, а не я.

Фарид задумался. Несмотря на свой ещё достаточно молодой возраст, его густые волосы на голове, были белы, словно снег. Сам Фарид Фатыхович, был одним из опытнейших сотрудников второго отдела, за спиной которого было не одно раскрытое убийство. Я сидел напротив него, стараясь угадать, о чём он может думать в этот момент. Наконец он поднял глаза и произнёс:

— Плохи у тебя дела, Виктор. По истечению трёх дней ты должен будешь отпустить этого человека, да ещё вдобавок ко всему этому, принести ему свои извинения.

— Так что мне делать, Фарид? Подскажи?

— Я сейчас позвоню в прокуратуру своему хорошему знакомому, с которым мы раскрыли не одно убийство. Ты, похоже, уже с ним встречался тогда в прокуратуре, он мне тогда рассказывал об этой встрече. Это Володя, он работает прокурором-криминалистом и попрошу его, чтобы он переговорил в отношении этого дела с прокурором.

— А что нам это даст?

— Многое. Это возможность держать твоего Серова ещё до семи суток. Но для того чтобы мне обратиться к нему с подобной просьбой, ты должен пообещать Володе, что ты за это время расколешь Серова или найдёшь трупы девушек, спрятанные Серовым. Запомни, Виктор, если мы подведём Володю, то он больше никогда не пойдёт ни тебе, ни мне навстречу.

— Понял, Фарид. А как быть с Серовым?

— Его нужно, понимаешь ли, чем-то встряхнуть, вывести из состояния равновесия. Думай, чем ты можешь его встряхнуть. Пока ты этого весомого аргумента не найдёшь, он так и будет молчать не только с тобой, но и в камере.

Он поднял трубку и связался с прокурором-криминалистом. Судя по их разговору, они были в хороших дружеских отношениях. Фарид попросил его оказать мне услугу в отношении Серова.

— Хорошо, Фарид. Я сейчас схожу к прокурору и попрошу у него эти семь суток. Гарантировать не могу, но думаю, что я всё же сумею его убедить в необходимости задержания Серова. Тем более, что речь идёт о племяннице довольно большого человека.

— Хорошо, Володя. Я думаю, что Абрамов его развалит за эти дни. Он парень настырный и просто так не свернёт с дороги.

Я поблагодарил Фарида за помощь. Выйдя из кабинета, я направился на своё рабочее место.

— Ты что бегаешь по кабинетам, — с усмешкой произнёс Козин, — думаешь, что люди бросят свою работу и все начнут тебе помогать колоть Серова?

— Мир не без добрых людей, — в ответ произнёс я, — может, и помогут чем-то.

Пока мы обменивались с Козиным колкими монологами, у меня на столе зазвонил телефон. Я снял трубку и услышал голос Фарида Фатыховича.

— Всё нормально, Виктор. Володя договорился с прокурором. Завтра забежишь к нему в прокуратуру и заберёшь у него это постановление.

— Спасибо, Фарид, за помощь, — поблагодарил я его и положил трубку. Взглянув на часы, я встал из-за стола и направился в ИВС за Серовым.

Серов вошёл в кабинет и сел на стул. Взглянув на меня, он попросил меня снять с него наручники, которыми он был скован.

— Почему ты обращаешься ко мне с этим вопросом, — поинтересовался я у него, — разве они мешают нам с тобой общаться? Ты на меня не обижайся, как ты ко мне, так и я к тебе.

Серов сидел передо мной с отрешённым видом и, отвернувшись от меня, смотрел куда-то в угол. Мне казалось, что, несмотря на подвижность его тела, душа его находилась в совершенно другом мире, вне этих стен. Он не реагировал практически ни на одно моё движение, лишь иногда его тонкие губы искажала какая-то нервная гримаса.

За те дни, что он провёл в камере, он сильно изменился. От некогда лощёного молодого и преуспевающего человека, практически ничего не осталось. Передо мной сидел задавленный своими проблемами совершенно другой Серов. Отпущенная им борода и перекрашенные волосы делали его намного старше биологического возраста.

Пауза явно затягивалась. Ещё раз взглянув на Серова, я задал ему вопрос:

— Слушайте, Серов, что Вы зря упрямитесь? Вы же хорошо знаете, что есть прямые показания Вашего друга Ильясова, в которых он сообщает органам внутренних дел о Вашей просьбе помочь Вам перепрятать трупы девушек. Не мог же он всё это придумать? Для чего это ему нужно? Может Вы поясните мне это?

Серов перевёл свой взгляд с какого-то предмета на меня и снова отвернулся в сторону.

— Чего Вы молчите, Серов? Скажите хоть что-нибудь? Ну, попытайтесь хоть как-то оправдаться? Подумайте о жене, о ребёнке. Я бы Вам посоветовал занять в этом деле какую-то позитивную позицию.

— Слушай ты, советчик, — вполголоса произнёс он, — ты меня к чему призываешь? Ты сам только представь, что будет со мной, если я последую всем твоим советам, которые услышал в этом кабинете? Меня же расстреляют! А я вот, представьте себе, жить хочу! Жить! Пусть в тюрьме, пусть на зоне, но жить! И пока я сижу и молчу — я живу. Нет трупов, нет и убийства! Завтра, я думаю, Вы меня отпустите, так как по закону Вы не можете меня держать более трёх суток, без предъявления мне обвинения. Это известно всем, так что не призывайте меня к безумству и ненужным разговорам.

— Серов, может Вы в чём-то и правы, но Вы завтра домой не вернётесь. Это я Вам обещаю официально. Сегодня прокуратура республики арестовала вас по факту умышленного убийства двух несовершеннолетних девушек. Прокуратуре оказалось вполне достаточно для этого показаний Вашего товарища, Ильясова.

— Я не верю Вам, — произнёс он, — Вы специально вводите меня в заблуждение.

Он нагнулся над столом так, что наши головы прикоснулись одна к другой, и еле слышно произнёс:

— Ты угадал, да, это я их убил. Такие, как они, сучки не должны жить на этом свете. Но Вы это никогда не докажете, а я сам никогда и ни при каких условиях официально в этом не признаюсь. Вы хорошо меня слышите, Виктор Николаевич — никогда!

Он откинулся на спинку стула и улыбнулся своими тонкими губами.

— Серов, ты плохо знаешь меня. Я всё равно найду трупы этих девушек, ты понял меня, я тебе это обещаю. Я всё сделаю, чтобы тебя поставили к стенке.

— Вот, когда найдёшь трупы, тогда мы и вернёмся к сегодняшнему разговору. А сейчас прошу Вас увести меня в камеру. Я не хочу больше с Вами разговаривать. Вы слышите меня, — закричал он на меня, — не хочу!

— Хорошо, пошли, Серов, — произнёс я, можно подумать, что разговаривать с тобой доставляет мне большое удовольствие. Как говорят, видеть Вас одно удовольствие, не видеть — другое.

Мы спустились вниз по лестнице и оказались в помещении ИВС. Я молча передал задержанного Серова дежурному по ИВС и направился к себе в кабинет.

Я сел на стул и закрыв глаза, начал анализировать ситуацию. Серов был прав, его чистосердечное признание вряд ли повлияло бы на приговор суда. За умышленное убийство двух лиц, ему грозил расстрел. Я посмотрел на часы. Стрелки часов показывали начало девятого вечера. Закрыв дверь кабинета, я направился домой.

В эту ночь, я долго не мог заснуть, так как всё ещё находился под впечатлением признания Серова. Пусть неофициального, но всё же признания. Единственное, что пока меня утешало, что я не ошибся в подозреваемом мной человеке. Он оказался именно тем человеком, который убил этих девчонок.

Осторожно, стараясь не разбудить жену, я поднялся с кровати и проследовал на кухню. Разогрев чайник, я налил в чашку чая и стал медленными глотками пить горячий терпкий напиток.

— А если не смогу дожать этого человека и не найду трупы девушек, что тогда? Неужели придётся отпускать этого человека, — задал я себе вопрос, — который лично признался мне в совершённом убийстве?

Сделав очередной глоток чая, я поставил чашку на блюдце. В этот момент, словно электрический разряд, меня прострелила мысль. Я вскочил со стула, и, отодвинув в сторону чашку с чаем, стал лихорадочно вспоминать свой разговор с Мироновой Марией Андреевной.

— Вспоминай же, — уговаривал я себя, что Миронова рассказывала тебе о Серове, о его тёще и даче, которую они хотели купить в Зелёном Бору.

Немного успокоившись, я снова сел за стол и стал восстанавливать в памяти весь этот разговор.

— Если меня память не обманывает, тогда разговор шёл о тёще Серова, которая обмолвилась перед Мироновой о том, что Илья хочет приобрести дачу в Зелёном Бору. Что совсем недавно, они ездили туда и смотрели эту дачу и сам участок. Однако купили они дачу или нет, она тогда сказать не могла.

Я еле дождался утра и утром, чуть ли не бегом, помчался к тёще Серова, которая, как я уже знал, проживала на улице Татарстан. Остановившись около её двери, я отдышался и нажал на звонок.

Дверь открыла моложавая женщина бальзаковского возраста, в накинутом на плечи шёлковом халате.

— Здравствуйте, — выпалил я и протянул ей служебное удостоверение, — я из уголовного розыска.

Она внимательно прочитала всё, что было написано в удостоверении, и вернула его мне.

— Чем обязана? — произнесла она полусонным голосом.

— Извините за столь раннее вторжение, но у меня к Вам всего один вопрос и тот касается лишь Вашего зятя. Насколько я знаю, Илья Леонидович хотел приобрести дачу в Зелёном Бору. Что Вы даже ездили туда и смотрели эту дачу и участок. Это правда?

— Ну и что, — произнесла она, ставя на плиту чайник, — да, мы ездили в Зелёный Бор и смотрели эту дачу. Однако она нам не понравилась. По-моему друг его запросил за эти доски слишком высокую цену. Я его хорошо понимаю, он уехал из страны и сейчас проживает где-то в Израиле, ему нужны деньги, но нельзя же просить за эти дрова такие большие деньги?

Значит, Вы отказались от этой покупки? — спросил я у неё.

— Мы же не сумасшедшие, чтобы просто так выбрасывать деньги на ветер, — произнесла она.

— Скажите, а Вы сможете показать мне эту дачу, — спросил я её, — мне очень хочется увидеть это сооружение?

— Зачем она Вам? Там смотреть просто не на что, — ответила она мне, — одна гниль и не более.

— Понимаете, мне очень нужно, чтобы Вы показали мне эту дачу! — жёстко произнёс я.

— Пожалуйста, если Вы так настаиваете на этом. Но мне нужно одеться и привести себя в порядок. Не могу же я в таком виде выйти из дома?

— Хорошо, я подожду Вас, — произнёс я, — одевайтесь.

Пока она приводила себя в порядок, я позвонил к себе на работу. Трубку снял Козин.

— Валерий Михайлович, начальник у себя? — поинтересовался я у него.

— Нужно здороваться по утрам, Абрамов, — в ответ произнёс он, — Валеева пока на работе нет.

— А Мартынов? Он на месте или нет? — снова задал я ему вопрос, — пригласите тогда Мартынова.

Он, похоже, передал ему телефонную трубку. Услышав голос Мартынова, я выпалил:

— Антон, зайди к Костину и попроси у него машину. С машиной быстро ко мне, я на Татарстан, 13. Поедем в Зелёный Бор. По-моему, я нашёл трупы.

Я положил трубку. Через сорок минут мы вышли из подъезда с тёщей Серова и направились к ожидавшей нас автомашине, в которой сидел Мартынов.

Проехав посёлок Мирный, наша автомашина, увеличив скорость, помчалась в сторону Зелёного Бора. За окном машины замелькали великолепные места. Кое-где виднелись новостройки, около которых копошились строители. Я невольно позавидовал хозяевам этих элитных застроек. Ведь раньше поднять и построить подобный дом, было намного сложней, чем в настоящее время. В процессе проводимых ежегодных мероприятий, сотрудники ОБХСС требовали с хозяина постройки все товарные чеки на приобретаемые строительные материалы, вплоть до гвоздя. Все эти документы подвергались всевозможным проверкам, и разницу между доходами и расходами нужно было аргументированно доказать. В отрицательном случае, вся постройка могла легко оказаться под гусеницами трактора.

Машина, немного притормозив у перекрёстка на Песчаные Ковали, снова набрала скорость, и мы продолжили движение в сторону Зелёного Бора.

— Сейчас будет поворот направо, — произнесла тёща Серова, обращаясь к водителю, — а там всё время прямо и прямо.

Водитель сбросил скорость, и машина аккуратно вошла в правый поворот дороги.

— По-моему, мы едем в сторону студенческого лагеря Химико-Технологического института, — произнёс я. — Точно, сейчас повернём направо, и будет лагерь.

Уазик свернул направо и въехал на территорию лагеря КХТИ.

— Сейчас куда? — спросил женщину водитель.

— Сейчас налево, а затем вдоль берега Волги. Вон у того красивого домика остановитесь.

Машина скрепя тормозами остановилась у красивого каменного коттеджа. Мы все вышли из автомашины и направились вслед за тёщей Серова.

— Тамара Николаевна, — обратился я к ней, — покажите, который дом хотел приобрести Ваш зять Серов Илья Леонидович.

— Вот этот, — ответила она и указала нам рукой на небольшой дощатый дом зелёного цвета, — вот этот дом и хотел купить Илюша.

Я посмотрел на строение. Это был обыкновенный щитовой дом, похожий на десяток подобных строений, расположенных на этом берегу Волги.

— Антон, — обратился я Мартынову, — сбегай, приведи, пожалуйста, начальника лагеря и двух понятых. Сейчас начнём вскрывать дверь этой дачи. Пусть захватят с собой фонари на всякий случай.

Пока он бегал за понятыми, я молча осмотрел прилегающую к даче местность. Каких-то новых свежих ям и возможных захоронений на территории, прилегающей к даче, я не обнаружил.

— Неужели, меня подвела интуиция, — подумал я про себя, — вот ребята в управлении как анекдот будут всем рассказывать, как я разыскивал трупы в Зелёном Бору.

Минут через двадцать к даче подошёл Мартынов в сопровождении двух мужчин.

— Виктор, начальника нет на месте. Он с утра выехал в город и когда вернётся назад, никто не знает.

— Хорошо. Давайте начнём вскрывать дверь дачи, — произнёс я.

— Слушай, Виктор, может не стоит рисковать. А вдруг там пусто, замучимся потом отписываться в прокуратуру? — произнёс Антон.

— Не переживай, если что, я отвечу, — успокоил я его, — мне, как молодому сотруднику, думаю, простят подобный прокол.

Я взял из рук водителя ломик и двумя сильными движениями рук, взломал замок двери. Замок с грохотом упал на деревянное крыльцо. Отстранив в сторону Антона, я осторожно вошёл в дом. В нос ударил спёртый воздух, с примесью разлагающегося органического материала. Я невольно сморщился от этого запаха и посмотрел на Мартынова. Нащупав на стене выключатель, я включил свет на даче.

— Откуда этот запах? — подумал я про себя. — Может, мышь дохлая воняет или крыса?

Переходя из одной комнаты в другую, я стал искать погреб. Он оказался в соседней комнате. Вслед за мной в комнату вошли Антон и двое мужчин.

— Ну что, мужики, посмотрим, какие продукты хранил в своём погребе хозяин этого домика?

Я подцепил ломиком крышку погреба и потянул её на себя. Из погреба ударил сильный запах разлагающейся человеческой плоти, от которого закружилась голова. Мужчины-понятые как один выскочили из домика на улицу.

— Антон, дай мне фонарик, — попросил я его, зажимая рукой нос.

Антон протянул мне фонарик. Я направил луч электрического света вниз. На дне погреба, слегка присыпанные землей, лежали два женских трупа. Судя по одежде, это были пропавшие без вести Волкова и Левшина.

— Антон? Иди, свяжись с дежурным по МВД, передай ему, что нами обнаружены трупы без вести пропавших Волковой и Левшиной. Дай координаты, пусть берут следователя прокуратуры, экспертов и едут к нам.

Я вышел из домика и глубоко вздохнул чистого волжского воздуха.

Вечером я, усталый, но довольный вернулся в МВД. Поднявшись к себе на этаж, я прошёл к себе в кабинет. Однако ни Валеева, ни Козина на месте не оказалось. Тогда не знаю почему, я направился в кабинет Костина. Остановившись нерешительно около двери руководителя, я не сразу осмелился постучать в дверь его кабинета. Набравшись своеобразного мужества, я уверено постучал в дверь кабинета. Не дожидаясь ответа, я открыл дверь и уверенно вошёл в кабинет Костина. Это сейчас, по истечению многих лет, этот поступок кажется, вполне обыденным и довольно смешным. Но тогда, в те времена, должность начальника управления, для меня была равносильна должности командира дивизии, в которой я был самым обыкновенным бойцом, без фамилии и имени.

— Разрешите доложить, — произнёс я довольно громко и несколько официально, — Юрий Васильевич, я нашёл трупы Волковой и Левшиной, которые спрятал Серов.

— Уже наслышан об этом успехе. Что могу сказать, молодец, Абрамов, — похвалил меня Костин. — Ты заметно вырос за эти два месяца. Не каждый мог сделать то, что сделал ты. Не буду скрывать, я очень доволен твоей работой.

Я стоял перед Костиным, словно перед Господом Богом, боясь пошевелиться и что-то произнести лишнего.

— Вот что, Абрамов, иди, отдыхай. Я уже доложил министру об обнаруженных тобой трупах. Он, наверное, уже сообщил об этом Тихонову.

Я вышел из его кабинета и направился к себе в кабинет. В кабинете находился Валеев и Козин.

— Роберт Ильясович, где Вы были? Десять минут назад я заходил в кабинет и вас никого не было. Мне самому пришлось докладывать Костину о том, что я нашёл трупы этих девушек.

— Мы с Козиным выходили из кабинета, но это ничего не решает. Могу сказать одно, что ты молодец, — похвалил меня Валеев. — Раскрутить такое глухое дело не каждому по силам.

— Дело, как дело. Таких дел множество, так что ничего особенного, — в ответ произнёс Козин.

— А что ты сам за него не взялся? Испугался? Решил не рисковать очередным званием, и сунул это дело Абрамову? А сейчас дело — как дело. Все вы пожарные, после пожара.

— А я что, не раскрывал такие дела? Вспомни?

— Если сказать по-честному, то я и не помню, когда это было. Знаю одно, что за последние пять лет ты не раскрыл ни одного подобного случая.

Козин замолчал, а затем встал из-за стола и вышел из кабинета.

— Видишь, Абрамов, не нравится, когда говоришь правду. Сразу же убегает. Похоже, нажил ты себе врага этим делом.

— А я-то здесь причём, Роберт Ильясович, — произнёс я, — я что, у него из горла вырвал это дело? Он сам сунул его мне как бесперспективное.

— Он просто понимает, что он бы никогда сам не раскрыл это преступление. У него одни мозги, а у тебя совершенно другие. Ты умеешь слушать людей, анализировать их разговоры, а он нет. Поэтому радоваться нужно, что у нас в отделении появился такой человек, а не ненавидеть его за это.

Собрав документы со своего стола, я стал собираться домой.

— Ты куда, Абрамов? — поинтересовался у меня Валеев.

— А что? — спросил я его.

— Как что? Нужно обмыть твой первый успех, твоё первое раскрытое убийство, — произнёс Валеев.

Я пошарил по карманам. Вытащив несколько рублей, я смущённо предложил:

— Может завтра, Роберт Ильясович. У меня сегодня нет с собой столько денег.

— А ты не переживай, — произнёс он и достал из сейфа бутылку водки и уже нарезанный хлеб и колбасу.

— А что мы так с Вами вдвоём пить будем? Давайте, я приглашу Козина?

— Не суетись, Абрамов. Козин пить с нами отказался, а Мартынов на выезде и вряд ли приедет. Ну, а Семёнов просто не может поддержать нашу компанию, по различным причинам.

Он открыл бутылку водки и налил мне полстакана. Взглянув на меня, он налил себе полный стакан.

— Ты ещё молод, чтобы пить такими дозами, — произнёс он.

— Зря вы так, Роберт Ильясович. Там, за речкой, я пил не только стаканами, но кружками водку и спирт.

— То это ведь там, за речкой. А здесь тебе этого делать не стоит, если хочешь подняться по служебной лестнице. Эта штука не одного умного мужика сгубила.

Мы выпили и стали закусывать. Поговорив ещё немного о жизни, я поехал к себе домой.

Несмотря на обнаруженные мной трупы убитых Серовым девушек, он по-прежнему продолжал молчать. Теперь к работе с ним помимо меня подключились сотрудники второго отдела во главе с Фаридом Фатыховичем и следователи республиканской прокуратуры. Однако несмотря на работу такого большого числа опытных сотрудников, получить какие-либо показания, проливающие свет на это преступление, не удавалось. По указанию Костина, мне разрешили также работать с Серовым. Это разрешение вызвало неадекватную реакцию у Валеева и Козина.

— Ты что лезешь не в свои дела, — отчитывал меня Валеев, — что, нечем больше заняться? Всё хочешь отличиться? Вон сколько розыскных дел, выбирай любое и работай.

— Мне просто хочется довести это дело до логического конца. Расколем Серова, я сразу отойду в сторону от этого дела.

— Смотри, Абрамов, я тебя предупредил. Если мы завалим розыск, тебя не спасёт это дело.

Несмотря на все эти предупреждения, я оставался после работы и, спустившись вниз, то есть в ИВС, выводил из камеры Серова и начинал с ним разговаривать.

— Илья, что ты себя мучаешь, — как-то обратился я к нему. — Ты вообще на что рассчитываешь? Машину, которую ты продал, я нашёл. При осмотре багажника эксперты обнаружили там кровь, по групповому признаку принадлежащую Волковой и Левшиной.

— Вы всё равно меня никогда не поймёте, Виктор Николаевич. Вы знаете, как тяжело бывает склеить то, что раскололось и разлетелось на сотню мелких осколков. Я проклинал и до сих пор проклинаю тот день, когда я сбил своей автомашиной эту Волкову. Лучше бы я тогда её убил на месте. Ну отсидел бы года три и вышел. Несчастный случай, с кем не бывает, таких как я в СССР десятки тысяч. Видно, Бог в тот день не хотел её смерти. Помните, я Вам как-то рассказывал, что я ударил Волкову в сквере около Дворца Кирова. Так вот, я тогда думал, что этим всё закончится. Ведь она была не дурочкой и должна была бы всё понять. Но я тогда ещё не полностью осознавал, с кем я связался. Волкова в этот же день обратилась в больницу и зафиксировала на своём теле ссадины и синяки. Откуда взялись эти телесные травмы, я до сих пор не знаю. Утром она обратилась в милицию с заявлением о нанесении ей телесных повреждений.

Я в тот момент находился у себя на работе и был удивлён приходом ко мне участкового инспектора. Он опросил меня по данному факту и посоветовал мне, чтобы я договорился с потерпевшей, попросил у неё прощения и тогда он сможет списать эти материалы в связи с примирением сторон. Иначе, как он выразился, дело может дойти до суда. Вы даже не можете себе представить, в каком положении оказался я. Через месяц меня должны были принять в члены КПСС, передо мной открывалась служебная перспектива стать директором самого большого транспортного автохозяйства города. А этот случай сводил на нет все мои мечты.

Я долго думал, как мне поступить. В какой-то момент я решился, сел в автомашину и поехал к Волковой домой. Катя дома была не одна, вместе с ней в квартире находилась её подруга Левшина.

Я извинился перед ней и попросил Волкову забрать своё заявление из милиции, но она наотрез отказалась это сделать. Все мои уговоры были напрасны. Волкова твердила одно, что хочет, чтобы меня наказал закон. Когда я понял, что не смогу её убедить в этом, я спросил её напрямую, что она хочет от меня.

— Илья, ты хорошо знаешь мои аппетиты, я хочу очень многого. Во-первых, я хочу, чтобы ты развёлся со своей женой. Во-вторых, чтобы ты продал свою автомашину и купил мне на эти деньги самое дорогое кольцо, которое я найду в магазине.

Я был просто шокирован всеми её требованиями.

— Хорошо, Катя, я продам автомашину и куплю тебе кольцо, какое ты захочешь. Но, почему ты хочешь, чтобы я развёлся со своей женой. Она должна у меня родить через месяц. Кто ей будет помогать?

— Если ты не выполнишь все мои условия, я тебя накажу, — произнесла Катя и громко засмеялась.

Вместе с ней засмеялась и Левшина. Я сидел на стуле в прихожей и не знал, что мне делать. Именно тогда меня впервые посетила мысль об убийстве. Испугавшись её, я снова стал просить Екатерину забрать своё заявление из милиции. Когда я понял, что просить её бесполезно, то первым делом подумал, где мне взять такие большие деньги. Расставаться с машиной мне не хотелось. Я объездил всех своих друзей, но ни у кого таких больших денег не оказалось. Набравшись нахальства, я обратился за ними к тёще. Ей я сказал, что присмотрел домик в Зелёном Бору. Идея приобрести этот домик понравилась моей тёще. Она мне выделила часть денег.

Когда я приехал к Екатерине через два дня, то она ошарашила меня очередной новостью. Оказывается Волкова повторно обратилась в милицию и написала там очередное своё заявление о том, что я приезжал к ней домой и угрожал ей убийством, в случае, если она не заберет обратно своё заявление. Копию этого заявления, она швырнула прямо мне в лицо.

Я снова попытался её уговаривать, чтобы она забрала свои заявления, но она была непреклонна. Тогда я ей показал деньги и предложил ей поехать со мной в магазин. Она быстро оделась, и мы поехали с ней в «Яхонт». Катя долго выбирала себе кольцо с бриллиантом. Наконец, она остановила свой выбор на кольце с розовым большим бриллиантом.

— Купи мне это кольцо, — потребовала она у меня.

Мне ничего не оставалось делать, как купить это дорогое украшение. После приобретения кольца, я повез её домой.

— Илья, а почему ты не продал автомашину, — поинтересовалась она у меня.

— Как не продал? Просто я продал её своёму товарищу по генеральной доверенности, а сегодня я попросил у него эту автомашину, чтобы съездить с тобой и купить тебе кольцо.

— Ладно, поверю тебе на слово. Теперь за тобой первое моё условие. Я хочу, чтобы ты разошёлся с женой.

— Слушай Катя. Я тебе купил кольцо. Может на этом и остановимся. Зачем ты ломаешь мою жизнь?

— А я так хочу, — коротко бросила она мне и выскочила из автомашины.

Остановившись около подъезда, она снова подошла к моей автомашине и нагнувшись ко мне, бросила в салон коробочку с кольцом.

— Принесёшь его вместе со свидетельством о расторжении брака. Времени у тебя, Илья, мало. Если хочешь остаться на свободе, то поторопись.

Я вернулся в магазин и, переговорив с директором «Яхонта» вернул кольцо обратно. К Волковой я приехал через неделю.

— Катя! У меня завтра развод с женой в Приволжском суде. Я хочу, чтобы ты поехала со мной и это всё увидела своими глазами.

— Во сколько процесс? — поинтересовалась она у меня.

— Процесс в конце дня, а если точнее, в семнадцать часов вечера. Я заеду за тобой в два часа дня. Мне нужно будет съездить в Зелёный Бор, а затем мы с тобой поедем в суд.

— Договорились, — произнесла она и злорадно улыбнулась мне в ответ.

На следующий день я приехал к ней, как и договаривались, к двум часам дня. Катя вышла из дома не одна, а вместе со своей подругой Левшиной Ольгой.

— Я надеюсь, ты не будешь возражать, если Ольга поедет с нами, — обратилась она ко мне.

Мне тогда было уже всё равно, поедет Ольга или не поедет, я уже для себя всё решил. Мы быстро доехали до Зелёного Бора. Я заранее уже выбрал там место, откуда оставленная мной в лесу автомашина практически не просматривалась с дороги.

— Ты куда нас привёз, Илья, — испуганно спросила у меня Катя, — где твой друг, с которым ты должен был встретиться.

— Не переживайте, он сейчас подъедет, и мы поедем обратно. Времени у нас ещё много. Вы бы походили, девчонки, по лесу, подышали бы лесным воздухом.

— Ты чего, Илья, с ума сошёл, — ещё больше взвилась Екатерина, — давай, вези нас домой.

Я схватил Катерину за волосы и, применив силу, вытащил её из машины. Она попыталась оказать мне сопротивление, но я ударил её по голове, заранее приготовленной мной сапёрной лопаткой. С Ольгой я поступил, так же, как и с Екатериной.

— Илья, а что было дальше? — задал я ему вопрос.

— А ничего, — последовал его ответ, — ничего дальше уже не было.

Я замолчал, обдумывая услышанную историю. Я посмотрел на Серова, стараясь отыскать в его взгляде какое-то покаяние, но в глазах Серова, кроме пустоты, я ничего не заметил.

Мне стало жалко Серова. Однако несмотря на мою жалость, передо мной сидел хладнокровный убийца, который одним движением сапёрной лопатки, лишил жизни двух девушек. Пусть эти девушки были не идеальны в своём поведении. Но брать на себя роль Бога-судьи, ему никто не давал этого права. Это была моя последняя встреча с Серовым. Больше я его не видел. Как я потом узнал, его осудили на пятнадцать лет строгого режима, пять лет из которых он должен был провести в тюрьме города Чистополя.

За раскрытие этого преступления я был отмечен руководством МВД, меня повысили в должности. Я был приятно удивлён, что через четыре месяца после моего прихода в управление, я был назначен на должность старшего оперуполномоченного управления уголовного розыска.