Бездомный мрак

Глава IV В поисках самого себя

Сначала я почувствовал горячую руку на пульсе. И опять все началось с ощущений, как при моем вторичном пришествии на свет Божий. Как все знакомо. Я открыл глаза. Туман постепенно рассеялся, и передо мной возникло немного встревоженное лицо доктора Розина. В его облике было что-то непривычное. Только присмотревшись, я заметил на нем элегантный костюм вместо белого халата.

Я обвел взглядом помещение, в котором находился, и к удивлению заметил, что нахожусь не в больнице, а в богато обставленной спальне. Прямо надо мной висела хрустальная люстра. Кровать казалась квадратной, и я попросту утопал в ней. Над камином висела такая же, как в моей спальне, картина «Три грации».

Рядом с камином, выставив ноги вперед, в тяжелом жестком кресле сидел Антон Гольдберг.

Он смотрел на меня так, будто я лежал на столе в морге с номерком на ноге и его очередной раз вызвали на опознание.

– Ну вот, на сей раз обошлось, – сказал врач, убирая шприц в салфетку. – Ваше поведение, Максим, меня просто возмущает. – Продолжал он тихим, но твердым голосом. – Мы столько говорили об этом, а вы не прислушались ни к одному из моих советов. Вы еще слишком слабы для самостоятельных путешествий. Это чревато гибелью.

– Какие путешествия? – спросил я. Он игнорировал мой вопрос.

– Вы пили спиртное?

– Немного вина. Фужер.

– Этого «немного» достаточно, чтобы умереть. Спиртное несовместимо с теми лекарствами, что вы принимаете.

– Разве я что-то принимаю?

– Конечно, обязательно. Вам добавляют его в сок, который вы пьете на завтрак. Мы избрали такой метод, чтобы не напоминать вам о больнице. Но вы обязаны знать о пользе лекарств и о вреде алкоголя. Произошел рецидив потери памяти, и вы потеряли над собой контроль. Но при этом находились за рулем. Неужели одна кошмарная катастрофа ничему вас не научила?

– Не давите на меня, доктор. Лежачих не бьют. Объясните толком, что произошло?

– Пусть объясняет ваш адвокат, а я – врач. Я сделал все, что мог и теперь покидаю вас. С возмущением! Мальчишество, другого слова не подберешь! При таких нагрузках вас мог хватить удар. Тогда уже врачи вам не понадобились бы. Вы совершенно не жалеете себя. Покой и только покой. Занимайтесь гимнастикой, плавайте в бассейне, читайте беллетристику, гуляйте в саду. Чего вам не хватает? Вы обеспеченный человек, у вас все есть, живи – не хочу! Миллионы людей мечтают о сотой доле того, что вы имеете. Нет! Вас тянет на опасные приключения. Ни в коем случае не садиться за руль и не прикасаться к спиртному. Советую прислушаться к моим словам. Иначе я ни за что не ручаюсь.

Он взял свой саквояж и, не прощаясь, вышел из комнаты. Антон последовал за ним, стуча тяжелой тростью о пол.

Я встал с постели. Неплохая взбучка для отрезвления ума. Моя одежда висела на стуле. Как это ни странно, но я чувствовал себя бодрым, отдохнувшим и готовым на очередные подвиги. А если задуматься, то и впрямь – чего дураку не хватает? Шило в заднице покоя не дает, да чрезмерное любопытство одолевает от безделья.

В окно заглядывало солнышко, и, может, поэтому у меня появились бодрость и хорошее настроение. Я сбросил с себя огромную пижаму и надел костюм. Настенные часы отстучали десять раз. Хорошо выспался. Значит, сейчас утро. Только не ясно, где я нахожусь. Подойдя к окну, я выглянул на улицу. Город кипел полной жизнью. Снующие людишки напоминали муравьев. Вероятно, я находился на десятом этаже, не ниже, если не выше. Район не новый, очевидно, центр Москвы. Но как я мог оказаться здесь?

Память работала вполне нормально. Я стал перебирать события вчерашнего дня и все вспомнил. Последним я видел Игоря Русанова и его дочь Татьяну, потом сел в машину и потерял сознание. И опять меня постигла безмолвная чернота, мерзкая и непроглядная.

В дверях появился Гольдберг. Прилив бодрости откатился от меня, как приливная волна, разбившись о скалы.

Немного постояв в дверях, он прошел к креслу и сел, не отрывая от меня взгляда. Внешне Антон выглядел абсолютно спокойным, но я уже привык к его маскам и понимал, что с ним творится.

– Где я?

– У меня дома. Сядь.

Я неохотно плюхнулся на кровать, готовый выслушать очередную нотацию.

– Как ты себя чувствуешь?

– Великолепно. Каким образом я очутился здесь?

– Мне позвонила экономка, а ей позвонили из милиции, они нашли твой адрес по номеру машины. Тебя обнаружили в бессознательном состоянии возле «Балчуга», ты сидел за рулем «мерседеса». Я поехал, заплатил кому надо, и привез тебя к себе, а потом вызвал доктора Розина.

– Каким образом я очутился у «Балчуга»?

– Хороший вопрос. Только я хотел бы адресовать его тебе. Никто не знает, где тебя носило полтора суток после того, как ты сбежал от Эрика.

– Сколько?

– Ты отослал его менять деньги днем одиннадцатого числа, а сегодня тринадцатое. Через пять часов будет двое суток. Нашли тебя вчера. Если ты не можешь сказать, где был, то этого никто не скажет. Доктор Розин очень обеспокоен. Ты теряешь контроль во время приступа и можешь натворить что угодно, сам того не осознавая. Зря ты возомнил себя здоровым. Такие травмы быстро не заживают. А если в один прекрасный момент ты попадешь в лапы следователя? Задорина вытрясет из тебя всю душу, ходи тогда и доказывай, что ты невменяем. Дело об убийстве твоей жены еще тепленькое, и я не думаю, что они его закроют. Ты сам идешь к краю бездны. Чего ты добиваешься?

– Истины! Правды! Я не верю тебе!

– О какой истине может идти речь, когда надо думать о скорейшем отъезде из страны, где все висит на волоске, и твоя судьба в первую очередь. Или ты хочешь подождать, пока следствие докажет, что ты – Тимур Аракчеев? За эти месяцы я потерял годы жизни и здоровья, чтобы замести следы. Теперь торгуюсь за каждый грош, чтобы как можно выгодней продать фирму конкурентам и уйти с российского рынка без особых потерь. Ты сам пережил кошмарную катастрофу, сильнейшее потрясение, едва не лишился жизни… Теперь ты решил поставить на карту все? Ради какой-то надуманной истины?

– Почему ты не хочешь рассказать мне правду? – упрямо повторил я.

Он тяжело вздохнул, и его лицо покрылось бурыми пятнами.

– О чем ты?

– О катастрофе. Ты мне рассказал сказку, но я не хочу сказок, мне нужна правда.

– Ты лезешь в петлю, Тимур.

– Возможно. Но в этом, в первую очередь, виноват ты! Я должен знать, что произошло на самом деле!

– Какие у тебя есть основания не верить мне?

– По твоим словам, в день аварии я подобрал тебя по дороге. Мы удирали от ментов, и ты поехал с нами. Во-первых, в этом не было смысла. Зачем ты мне нужен? Да и Максим тут не при чем. Впрочем, о мелочах можно не говорить. Начнем с канистры, которую ты достал из багажника. По дороге мы заправили полный бак бензина, при наличии канистры не имело смысла тратить время на заправку, когда тебе наступают на пятки. Хозяин бензоколонки мне подтвердил, что «линкольн-навигатор», в котором находилось двое мужчин, остановились возле заправки. Учти, двое, а не трое. Идем дальше. У Немчиновки возле выезда на главную московскую трассу ты сменил свою шикарную «ауди» на развалюху и поехал дальше. Зачем эта маскировка? Ведь ты ни от кого не бежал и не скрывался.

Владелец машины тебя хорошо запомнил. Тут ошибки нет. Заправщик утверждает, что ты пролетел следом за нами, а только потом появилась патрульная машина. После аварии из машины никто самостоятельно выйти не мог, ни ты, ни я, и даже канистра с бензином превратилась в лепешку. Что же происходит дальше? Ты сделал свое дело и отправился к развилке, где оставил машину. Но тут тебя нагнал какой-то частник и подбросил до шоссе. И это невозможно. Дорога через котлован была перекрыта стоявшей поперек «волгой». К тому же машины полыхали костром.

Скала у поворота обгорела в высоту метров на семь. Даже мент не сумел избежать аварии. Добрый попутчик – тоже ложь. Тебе не кажется, что рассказанная тобой басня, в отличие от тебя, хромает на обе ноги? И еще одна деталь. В патрульной машине сидели двое. Один в форме, другой в штатском.

– Ты сказал двое?

– Второй бесследно исчез. Испарился от высоких температур.

– Это очень плохая новость, Тим. Но об этом мы подумаем позже. Я не думал, что ты упрешься рогом в те кошмарные события. Мне, честно говоря, не хотелось говорить тебе всю правду. Ты слишком восприимчив, и гораздо полезней ограждать тебя от лишней информации, связанной с твоим прошлым. Что прошло, то прошло. Взваливать на собственные плечи груз тяжелого прошлого безрассудно. Но раз ты настаиваешь, то изволь. Чует мое сердце, иначе ты не успокоишься. А зря.

– Учти, Антон, я проверю каждое сказанное тобой слово. Ты уже дважды обманывал меня. Мне надоело ходить в дураках.

– Хорошо. Сейчас ты сам поймешь, что я говорю правду. Я сделаю это ради того, чтобы ты угомонился и прекратил подставлять себя следствию. В тот день ты позвонил мне и сказал, куда ты едешь с Максимом. Это ты потребовал, чтобы я сменил машину. Моя машина хорошо известна властям. Ты хотел, чтобы я нашел старый неприметный «жигуленок» и тут же ехал к котловану. Но где же я мог найти старье, если ты мне не дал времени сообразить, что к чему? Только по дороге я подумал о том, что ты хочешь рассчитаться с Максимом, устроить аварию либо выкинуть похожий фокус, а потом пересесть в неприметную тачку и тихо исчезнуть, не привлекая к себе внимания. Машину мне удалось поменять в Немчиновке.

Ремонтный гараж попался по дороге. Я торопился, как мог, чтобы догнать тебя и не дать совершить роковую глупость. Задачка не из легких. Я и сейчас борюсь за то же самое, но с твоим характером совладать очень трудно. Если тебе втемяшилась в голову бредовая идея, ты идешь до конца. Ты прожил жизнь при зеленом светофоре, что хотел, то и имел. Красный свет для тебя не существует. Я думал, ты стал другим, желал этого и старался повлиять, но, как выяснилось, при потере памяти характер не меняется. Итак, я мчался во весь опор и боялся опоздать. Ты прав, я не мог знать о вашей остановке у бензоколонки. Я не успел.

Водитель «волги» в действительности разбился и уже горел. Но ваша машина не упала в кювет. Она стояла у обочины. Ты стоял рядом и поглядывал на часы.

«Что случилось?» – спросил я, затормозив рядом. – «Заметаю следы, – ответил ты с равнодушием. – Помоги мне столкнуть „линкольн“ в кювет».

Тут я понял, что опоздал. Убедился в этом, заглянув в машину. Макс был задушен. «Зачем ты это сделал?» – спросил я. «Он поплатился за предательство», – злобно прорычал ты, и дал мне документы Макса.

Меня стошнило. Ты начал кричать: «Хватит травить, хлюпик, у нас менты на хвосте! Быстро делай, что тебе говорят. Нам пора сматываться».

Я начал толкать машину сзади, а ты уперся в правую стойку передней дверцы через открытое стекло.

В этот момент и произошло несчастье. Я даже не успел понять, как все произошло. Машина покатилась вниз, но ты не успел отскочить. Рукав твоего пиджака зацепился за дверную ручку и «линкольн» потащил тебя за собой.

Автомобиль несколько раз перевернулся, тебя откинуло в сторону, и машина вспыхнула. Еще метр, и тебя снесло бы в пропасть. Я скатился вниз на заднице, подскочил к тебе и увидел проломленный череп. Но ты дышал. Срочно требовался врач, кровь хлестала из раны, и я решил прижечь ее, как это делали наши далекие предки. Я стащил с тебя пиджак, вынул твои документы, подпалил его от пылающей машины и набросил на твою голову. Огонь был слишком слабым и не смертельным. И тут мне пришла в голову мысль сунуть тебе в карман документы Макса. Менты могли появиться с минуты на минуту, а я с больной ногой не вытащил бы такого крепкого мужика из кювета. Как спасатель, я никуда не годился. Я не знал в тот момент, что делаю. Убиваю тебя или спасаю. Но другого выбора не оставалось. В противном случае тебя обвинили бы в двойном убийстве. Я вскарабкался наверх, сел в машину и хотел позвонить врачам. Но вспомнил, что в спешке оставил сотовый телефон в своей машине. Все, что мне оставалось – искать телефон. На подъезде к развилке я увидел патрульную машину. Они тоже неслись как угорелые и, очевидно, не знали, что из себя представляет дорога. Но сколько в ней находилось человек, я заметить не мог. Одно утешало, что тебе успеют оказать первую помощь. Я не думал, что они разобьются. После звонка доктору Фаину, я все же позвонил в милицию. Чем их больше, тем лучше. Главное, чтобы следствие взяли в руки областные ребята, как того требует закон. После чего поехал домой, где меня и застиг звонок из ожогового центра. Важно, что ты остался жив. Я признал в тебе Максима Круглова. Мой план сработал. Теперь ты знаешь все подробности. Ничего нового и непонятного не будет. Это все, Тимур.

Антон замолк и вытер платком капельки пота с лица. Все сходилось. Похоже, наконец-то я узнал правду. И он прав в главном: такая истина мне не нравилась.

Лучше бы я этого не знал. Стать в одночасье двойным убийцей, сумасбродным маньяком, никому не захочется. У него были причины скрывать от меня правду, и я его не виню. И все же… Все слишком правдоподобно, чтобы верить. Он сказал, что характер мой не изменился. Но если так, то убийца сидит в моем подсознании.

Могу ли я хладнокровно придушить человека? Подойти к Антону и задушить его?

Конечно, нет! Он не сделал мне ничего плохого. На данный момент у меня нет врагов. Все стараются помогать, и мой внутренний маньяк дремлет в закоулках подсознания. Так ли все будет выглядеть, если мне начнут угрожать или предавать? Сейчас я этого не понимал своим сознанием. Я еще очень плохо разбираюсь в таких вещах, да и в жизни, что окружает меня. С одной стороны, все, вроде бы встало на свои места, с другой, – я чувствовал беспокойство и тревогу. Настроение испортилось окончательно.

– Отвези меня домой, Антон.

– Хорошо. Тебе надо отдохнуть и привести свои мысли в порядок.

– Да, я чувствую себя разбитым.

Мы вышли на улицу. Я оказался прав. Антон жил на десятом этаже, и я запомнил его адрес. Не знаю зачем, просто запоминал все по привычке. Игры, придуманные доктором Розиным, въелись в мое сознание, и я запоминал даже номера проезжавших машин. Смысл? Никакого смысла, сплошной автоматизм.

Мы сели в машину, и Антон отвез меня в коттедж. Всю дорогу мы молчали.

Выходит, если меня опознают, то непременно упрячут за решетку. Убийце нет места среди нормальных людей. Но я не чувствовал себя виноватым, вот в чем проблема.

Садиться в тюрьму ни за что ни про что кому охота? Жить и считать себя убийцей тоже глупо. В этом деле придется разобраться, но с учетом ошибок, надо стать более осторожным, внимательным и бдительным.

– О чем ты думаешь, Антон?

– О втором человеке в патрульной машине. Погибший лейтенант Астахов работал в бригаде майора Лиходеева. Скорее всего, он и был вторым. О нем ничего не известно. Вроде бы он в отпуске. Но отпуска не длятся по три месяца. Если он был там и остался жив, то каждый твой шаг ему известен. Он тебя ненавидит за твои насмешки. Ты то и дело выставлял его дураком, а он самый продуктивный опер Центрального округа Москвы. Конечно, та еще сволочь, но в упрямстве тебе не уступит. Он очень опасен. Они в паре с Задориной достойные соперники. Вот истинные наши враги.

У ворот коттеджа я вышел. Антон остался в машине. О визите к Игорю Русанову я ничего не стал говорить. Сначала мне надо самому повидать этого человека. Наверняка у него свое виденье моего прошлого, если они с адвокатом имели крупные разногласия. Татьяна тоже не зря оставила мне свой телефон.

– Будь дома, Тимур, и никуда не уходи, – его слова звучали как приказ. – Пора заняться бизнесом. У нас уже намечены встречи с деловыми людьми. Речь идет об оформлении денежных документов, и твое присутствие обязательно.

Он включил двигатель и, подняв за собой столб пыли, уехал.

Калитка оказалась запертой. На мой звонок мне открыла экономка.

– Добрый день, Максим Алексеич.

– Добрый день. Я очень голоден, Элина Львовна. Приготовьте мне что-нибудь на скорую руку.

– Могу разогреть вчерашний обед. Вы меня не предупредили, что вас не будет.

– Хорошо, пусть вчерашний.

Не входя в дом, я направился прямо в гараж. Ворота раскрыты настежь. Эрика на месте не было. Мой «мерседес» стоял на месте, чисто вымытый и сверкающий, словно бриллиант на черном бархате. Вероятнее всего, машину пригнал Эрик от отеля «Балчуг», когда меня забрал Антон. Я сел в автомобиль и осмотрелся.

Пакета, переданного мне Русановым, на сиденье не оказалось. Я заглянул в бардачок, там все оставалось нетронутым. Поиски ни к чему не привели. Пакет исчез. Возможно, его забрал Эрик или менты, обнаружившие меня у гостиницы, но вряд ли. Третий вариант – Антон. Стопроцентной уверенности ни в одном из вариантов я не имел, а спросить у Антона – значит дать ему наводку на Игоря Русанова. Рано. Надо сначала выжать все соки из этого старика. Он знает не меньше Антона.

Экономка накрывала на стол, когда я вернулся в дом.

– Можете садиться за стол.

– Спасибо.

Эта женщина действовала на меня успокаивающе. Я глянул на свои руки.

Перчатки были вычищены и легко снимались. Кровь с ладоней и пальцев смыта, ссадины смазаны йодом и присыпаны стрептоцидом. Кто-то обо мне позаботился.

Особый боли я не ощущал. Как-никак, прошло больше суток.

Я съел все, что мне подали, даже доел хлеб с солью. Голод дал о себе знать. Выпив апельсиновый сок, я поднялся наверх. Адреса Русанова в компьютере я так и не нашел, но на столе лежал телефонный справочник нашей компании.

Возможно, этого человека можно найти там.

Почему бы и нет, если он так близок к семье Аракчеевых. Я начал листать справочник, составленный по принципу иерархической лестницы.

1. Глава компании – Тимур Александрович Аракчеев.

2. Председатель совета директоров – Максим Алексеевич Круглов.

На пятом листе находился генеральный финансовый директор Антон Романович Гольдберг.

Мои поиски увенчались успехом. Где-то на двенадцатом листе я нашел Игоря Мироновича Русанова. Он руководил отделом юридических вопросов и был главным нотариусом компании.

Судя по должности, он и должен быть адвокатом, а Антон финансист и душеприказчик.

Что все это могло значить? Только одно. В конверте лежал очень важный документ. Теперь неплохо бы узнать его содержание. Уж Русанов обязан иметь представление о документах, хранившихся в его сейфе.

В кабинет вошла экономка и растопила камин. Сразу стало уютнее и теплее.

– Вы не знаете, где Эрик? – спросил я.

– Он уехал сегодня утром. Ничего не сказал, торопился.

– Он не брал свои вещи?

– Ну какие у него вещи? Этот кошмарный пиджак в клетку, галстук и белые кроссовки? В другом одеянии я его не видела.

– Это нормально для шофера. Со стороны видна только верхняя часть человека, сидящего за рулем, а в кроссовках удобно нажимать, на педали. Ног не видно.

– Да, еще ему кто-то звонил перед отъездом.

– Вы слышали разговор?

– Нет. Он же разговаривал из гаража. У нас коммутатор. Мужской голос, очень раздраженный. Я сняла трубку, и мне приказали соединить звонившего с Эриком. Я сказала, что схожу за ним, а голос резко велел: «Нажмите звездочку, потом цифру пять, и положите трубку». Я так и сделала.

– Мою машину он пригнал?

– Да. Вчера вечером, когда я собиралась уходить. Я думала, что вы вернулись, и обрадовалась, что дождалась вас, но Эрик приехал один. Он сказал мне, чтобы я вас не ждала.

– Спасибо, Элина Львовна. Ужинать я буду поздно, можете идти домой. До вечера вы мне не понадобитесь.

Она вышла. Меня продолжал мучить все тот же вопрос. Антон – поверенный в моих финансовых делах. Если так, то почему Русанов не передал документы ему, а ждал меня? О каких разногласиях может идти речь между нотариусом и опекуном?

Я прошел в спальню, лег на кровать в одежде и долго размышлял, пока не понял, что мой взор уткнулся в картину «Три грации». По словам Ирочки, за ней находится сейф.

Я встал, подошел к полотну и отодвинул раму в сторону.

В стене действительно находился сейф с цифровым замком. Но как его открыть? Код мне не известен. Необходимо набрать четыре цифры, образующее определенное число. Меня разбирало любопытство. Если в доме есть сейф, да еще скрытый, то в нем должно храниться что-то очень важное. В противном случае он никому не нужен.

Где-то мне уже попадалось четырехзначное число, я отчетливо это помнил…

Точно! Листок в записной книжке. Я достал записную книжку и пролистал ее. Тут находились все та же квитанция от камеры хранения, листок с телефоном Татьяны Русановой, который я нашел прижатым к ветровому стеклу машины, и бумажка с числом. Я набрал на сейфе все четыре цифры, но дверца не открылась.

Впрочем, на такую удачу рассчитывать не приходилось. Хозяин сейфа должен знать свой код и хранить его в памяти, а не на бумажке. Тогда я не страдал амнезией и вряд ли предполагал, что со мной случится. Значит, эти цифры имеют какое-то другое значение и не менее важное, если их таскали с собой в записной книжке. На этом пришлось успокоиться. Я полистал страницы, но, к моему удивлению, не нашел домашнего телефона Игоря Русанова, однако телефон дочери нотариуса там значился. Что касается справочника, то в нем перечислялись только служебные телефоны.

Я позвонил на фирму нотариусу, чтобы договориться о встрече. Трубку сняла секретарша и объяснила мне, что никого из бывших работников компании не осталось и офис теперь занимает другая фирма.

Это могло означать, что Антон уже продал компанию конкурентам, как и говорил. Он же предупредил меня о встрече с новым хозяином. Тут все совпадало.

Данный вопрос меня не очень беспокоил, я знал адрес Русанова и наверняка застану его дома поздно вечером. На эту встречу я возлагал большие надежды.

Записная книжка была исписана от корки до корки. Круг моих друзей не имел предела, но почему никто меня ни ищет… Ах, да, я же труп. Погиб в автокатастрофе, и о том, что остался живым, должен помалкивать. Рискованно навязывать себя по телефону людям, о которых ничего не знаешь. Можно угодить в ловушку. Но что за странность? Зачем мне камера хранения, если у меня свой огромный дом, да еще с номерным сейфом? Вопрос без ответа.

За окном послышался шум подъезжавшей машины. Я поставил картину на место и подошел к окну.

У веранды остановилась «ауди» Антона.

Из машины помимо хозяина вышел молодой человек лет сорока с очень приятной внешностью в безукоризненно сшитом костюме.

Они вошли в дом. Через пару минут в спальне появился мой адвокат.

– Ты готов, Тимур?

По его лицу можно сказать, что у человека приподнятое настроение.

– Готов, только надо понять к чему я должен быть готов. Может, ты мне объяснишь, кто этот тип и что ему от меня надо? Или я так и буду ходить в ярмарочных петрушках?

– Этот парень – нефтяной магнат. Он скупает нашу компанию со всеми дочерними, предприятиями за семьдесят процентов себестоимости. По официальным источникам, эта сделка оформляется как слияние двух компаний, а не банкротство и не продажа. Тем самым никто не заподозрит, что мы собираемся бежать из страны.

– Если мы не банкроты, то почему должны продавать процветающую фирму за семьдесят процентов?

– По той самой причине, что этот человек переводит наши счета на свои в России, а нам платит из своих источников от недвижимости на Западе и деньги переводит в швейцарский банк. Тем самым, никаких утечек средств из России не происходит, и мы не попадаем под подозрение. Через два дня владелец швейцарского банка, находящийся сейчас в Австралии, проедет через Москву на родину. Мы с ним встретимся в аэропорту, и он документально подтвердит, что деньги официально поступили на счет нашей новой подставной фирмы в его банке.

После этого мы можем беспрепятственно покинуть страну, даже без багажа. У нас путевки в санаторий, если ты помнишь. Но такая операция требовала особого подхода и вложения средств. Вот почему мы получаем семьдесят процентов. Уверяю тебя, речь идет о серьезном капитале, на который в любой стране можно не только жить, пользуясь всеми благами, но и создавать прибыльные и крупные предприятия.

Но об этом позже. Я подумываю о создании сетей игорного и гостиничного типа. А теперь нас ждет Анастас Маркисян.

– Но я же никто и даже подписываться не умею. Как ты ему докажешь, что я Тимур Аракчеев?

– Ты с ним уже знаком. Переговоры мы начали до аварии. Слава Богу, все документы ты подписал еще тогда, когда на тебя завели уголовное дело. Он в курсе дел, знает о постигшем тебя несчастье. Сейчас ты должен подтвердить свою подпись именной печатью, без которой подпись недействительна.

– И где же я возьму эту печать?

Антон начал раздражаться моей непонятливости.

– В сейфе, разумеется.

– Где же сейф?

– За твоей спиной. Там печать и все твои документы. Отодвинь в сторону картину.

Я сделал то же, что и десятью минутами ранее.

– И как его открыть?

– Проще не бывает. Набери подряд цифры от одного до четырех. Один, два, три, четыре. Вот и весь твой секрет. Ты не любил загромождать свою голову всякой ерундой и арифметическими числами.

– А ты откуда знаешь код?

– Но ты никогда его не скрывал, – усмехнулся адвокат. – Ничего сверхсекретного там не хранилось. Всякая мелочь, побрякушки девочкам в подарок и документы. Тебе просто по статусу полагается сейф, и тебе сделали такой же, как у меня.

Я набрал нужные цифры, и дверца открылась. Нижняя полка пустовала, на верхней лежало несколько папок с бумагами, конверт с документами и небольшая круглая печать.

Я открыл конверт. Паспорт, водительские права, диплом, медицинский полис.

– Тебе не следует носить эти документы. Ты должен пользоваться паспортом Максима.

Я бросил пакет обратно.

– А печать прихвати с собой. Она сейчас понадобится.

Папки я передал Антону, а печать положил в карман.

– Нам пора, Тимур, мы и без того задержали занятого человека.

– За тридцать процентов может и подождать.

Через минуту мы спустились вниз.

– Извините, Анастас, Тимур не очень хорошо себя чувствует.

– Ничего-ничего, я все понимаю.

Он встал и протянул мне руку. Его проницательные черные глаза впились в меня, как слепни в шкуру животного.

– Уникальное перевоплощение. Хирургический нож в руках профессионала сделал из вас другого человека, Тимур. Я рад, что все обошлось благополучно.

Я очень неохотно подал ему руку в перчатке, и он ее едва коснулся.

Вероятно, мою историю он знал в подробностях.

При оформлении документов я чувствовал себя полным идиотом и, как почтовый работник, только ставил печать на указанных мне листах. Из услышанных терминов я не понял ни одного, они разговаривали на своем, мне не доступном, языке, я же только делал умный вид.

Отвратительная процедура длилась минут десять. Антон тоже подписывал все бумаги, то ли как адвокат, то ли как опекун или свидетель. Впрочем, он занимал пост финансового директора. Вникать в тонкости мне не хотелось.

Напоследок веселый армянин рассказал несколько анекдотов, все посмеялись, и они ушли, забрав папки с собой. На прощание Антон пообещал приехать ко мне завтра и попросил не отлучаться из дому.

Я понял, что сделкой все остались довольны. Черт с ними, меня заботили совсем другие дела. Пора навестить нотариуса, который меня не ждет. Во всяком случае, мне понравилось, как ведут себя люди, захваченные врасплох. Возможно, и сегодня это обстоятельство сыграет определенную роль.

Я оделся, к вечеру похолодало. Плащ уже не выглядел безукоризненно белым, но другого я не нашел. Я отправился в гараж. Пора побеспокоить свой тоскующий без дела «мерседес».

Часы на приборном щитке показывали семь двадцать. Скоро стемнеет, и мне следовало поторопиться. Путь до дома Русанова не близкий. Чувствовал я себя прекрасно, сытым, выспавшимся и готовым к новым походам. Машина в моих руках стала намного послушнее и уже не требовала большого напряжения.

Выехав за ворота, я заметил у соседнего участка вишневый «гольф». Раньше я этой машины не видел. Слишком невзрачный вид она имела, чтобы такую рухлядь мог держать хозяин близлежащего особняка.

Я свернул в сторону шоссе и заранее включил фары. Мне так спокойнее. Я уже обратил внимание на одно странное явление. Машины класса моей даже днем ездят с полным освещением.

Дорога заняла чуть больше часа. Небо заволокло тучами, и опять заморосил мелкий дождик.

Калитка, как и в прошлый раз, оказалась открытой. Машин на участке я не заметил, свет горел только в окнах второго этажа. Вывод простой – Татьяну я дома не застану, хотя где-то в подсознании я тешил себя надеждой увидеть ее. Девушка оставила о себе волнующее впечатление. Но повода для расстройства не было. Она сама оставила мне свой телефон, и я обязательно воспользуюсь ее любезностью.

На звонок мне не ответили. Со второго этажа гонять пожилого человека вниз не очень-то удобно. А если он плохо себя чувствует? Я сделал проще. Окно справа легко открылось, и я не постеснялся залезть вовнутрь. Надеюсь, жуликом меня в этом доме не посчитают. Свет в холле горел и мне не пришлось блуждать в потемках, как мотылек я потянулся к огню. И как мотылек обжег себе крылья.

Хозяина я застал в своем кабинете, но, к сожалению, мертвым. Точнее, убитым. Труп нотариуса лежал на полу посреди комнаты. Запах стоял невыносимый, я открыл окна. Кровь давно высохла, и ковер превратился в корку. Ледяное тело с открытыми помутневшими глазами, лицо исказила маска ужаса. Сквозная рана груди. Похоже, его приткнули насквозь каминной шпагой для помешивания угля. Камин давно затух, а на щипцах и шпажках не было следов крови.

У меня сложилось такое впечатление, что мой визит был последним в этот дом. Все оставалось в том же виде, как перед моим уходом. Даже фужеры и вино стояли на столике, и хозяин не переодевался с тех пор. Еще в тот раз я обратил внимание на его цветастые шерстяные носки, один из которых был одет наизнанку.

Дважды человек не повторяет такие нелепости. Да и папка с документами лежала так же и в том же месте. Скорее всего, его убили после моего ухода.

Меня неожиданно проняла дрожь. А если это я его убил? В том, что я убийца, меня уже успели убедить, потом я потерял сознание. Как сказал доктор Розин, произошел рецидив. Может, я и не терял сознание, а потерял память? Ведь как-то мне удалось добраться до гостиницы «Балчуг». А если мне не понравилось содержание того документа в конверте, я вернулся в беспамятном состоянии и проткнул нотариуса насквозь. Кошмар! Выходит я не человек, а какой-то оборотень? В моменты отключки становлюсь маньяком. Раздвоение личности? Где-то я уже читал об этом или видел в кино.

Мне стало не по себе. Страх меня не беспокоил в том смысле, к которому я привык. Меня мучили сомнения. А как проверить?

Тут я вспомнил про смерть садовника и слова Антона, что к убийствам может быть причастен бывший шофер Ефим Никитин, обокравший дом и трясущийся при мысли о возмездии. Садовника я уж точно не убивал. Чем же мог мешать нотариус маньяку Ефиму? Тоже много знал? Наверняка.

Я ушел из дома через дверь. Ночь, тишина. Я сел в машину и понял, что опять оказался в тупике. Два дня назад я знал не больше, чем теперь, когда подъехал к этому же дому, но только в тот тяжелый день нотариус был еще живым.

А потом? Потом полная прострация, и я оказываюсь у гостиницы. Почему именно там?

Я достал из бардачка карту, нашел на ней место, где нахожусь, а потом проследил кратчайший путь до гостиницы. Часа два пути. Но как-то я туда доехал?… Вспомнил! Нет, не ту загадочную ночь, а то, что в «Балчуге» погибла моя жена Екатерина.

Вот почему я мог туда поехать! А почему бы не попробовать повторить тот же путь. А если нотариус – не единственный мой след? Вдруг меня осенит по дороге?

Что-то я должен вспомнить!

Маршрут «нотариус – гостиница». Здесь его труп, там был найден другой труп. А что между ними? Екатерина Кислицкая – начало всей истории. Если бы не ее смерть, все выглядело бы совсем иначе. Вот он ключ! Крутой поворот, повлекший за собой и все остальные трагедии.

Я включил двигатель, развернулся и тронулся в путь. Торопиться особо некуда. В центре Москвы я окажусь в разгар ночи, много ли я сумею узнать в такое время?

Впереди на шоссе появились огни заправочной станции. Я глянул на приборную доску и удивился, как машина еще едет. Бензиновый датчик подавал сигнал тревоги. Сбросив скорость, я подкатил к колонке, но выйти из машины мне так и не дали. Расторопный парень лет двадцати с коротким ежиком на голове вырос будто из-под земли.

– Добрый вечер! Полный бак?

Какой догадливый. Я лишь кивнул головой. Кроме меня, на заправке не было ни одного путника, да и на шоссе движение вымерло. Осенние будние дни и мерзкая погода не располагали к ночным прогулкам, разве что дальнобойщиков, которым надо зарабатывать.

Парнишка быстро справился со своей задачей и протер мне ветровое стекло. В моих карманах лежали только доллары, об этом я даже не подумал.

– Все в порядке, – сунул он голову в окно. – Еще на пару дней хватит с вашими аппетитами.

Я протянул ему двадцатидолларовую купюру.

– Извини, приятель, но у меня нет рублей. Поменяешь сам. Он широко улыбнулся и кивнул на будку, где сидел диспетчер по разливу, если его так можно назвать.

– С нас хватит той сотни, что вы оставили в прошлый раз. Забудьте о деньгах. Счастливого пути!

Он повернулся и направился к будке.

– Эй, приятель, постой, – крикнул я вслед. Парень вернулся.

– Послушай, возьми деньги. Ничего я тебе раньше не давал.

– Забыли? Позапрошлой ночью. Просто вы были под мухой. Я, конечно, понимаю, что владельцы таких тачек могут сорить деньгами, но у меня тоже совесть есть, как это ни странно звучит на сегодняшний день. Счастливого пути!

Я успел сунуть ему двадцатку в нагрудный карман джинсовой куртки и уехал.

Сердцебиение участилось. У меня возникали в голове всякие дурацкие мысли.

Раздвоение личности, рецидив и прочая ерунда. Но, скорее всего, я в ту ночь просто опьянел. Уснул на короткое время, проснулся и поехал, так и не протрезвев. В тот момент в моей голове и всплыла гостиница «Балчуг». Вот я и решил в парах дурмана прокатиться туда, а не ехать домой.

Но неужели я ничего не запомнил? Полный провал! Рецидив! Так, значит, и нотариуса прикончил я. Какой смысл себя защищать, если факт налицо? И зачем приплетать сюда Ефима? На него все свалить можно. Нет смысла Ефиму убивать нотариуса после того, как я с ним уже виделся. Он сделал бы это до моего появления, а если не так, то, значит, Ефим за мной следит. Но такое предположение из области фантастики. Я уже начитался детективов с похожими сюжетами. Все они хромают на одну ногу. Наивный читатель глотает страницу за страницей и не делает выводов. Его, как слепца, ведет за собой автор, глумясь над любителями жанра. Меня же доктор Розин учил логике, трезвой оценке и внимательности. Задачка примитивная, и отвлекаться на захватывающий сюжет можно с книжкой в руках, лежа на диване, или в метро, по дороге на работу. Но решение в жизни должно быть другим. Ефим боится, что я его найду, и обрубает все концы.

Судя по рассказам горничной, мы с Ефимом были друзьями и он строил для меня яхту. Значит, общих знакомых, знающих его адрес, не два и не три человека. Так что же, он сумасшедший маньяк, готовый перебить всех? А я так и буду разгуливать по Москве, натыкаясь на трупы. Чушь! Вопрос решается просто. Убить надо одного человека, а именно – меня, и на деле будет поставлена жирная точка.

Железная логика и единственно правильный ход. В книжках такую логику искать бессмысленно. Если автор убьет героя, то ему писать будет не о чем. Финита ля комедия!

Теперь серьезно. На мне висят два убийства. Я от них отбрыкиваюсь, пытаюсь схватиться за соломинку, как утопающий. Не верю, потому что не помню. Но это же не оправдание, а самозащита. Теперь труп нотариуса лишь подтверждает мое прошлое. Подсознание работает, характер тот же. Убийца, он и есть убийца.

Где-то внутри меня существует переключатель. Тумблер, делающий меня перевертышем. Включил вправо, и ты старый Тимур Аракчеев. Самодовольный, избалованный, нетерпимый, мстительный и коварный! Включил влево… И что?

Ничего. Беспомощная амеба с жалкими потугами разобраться в своем я, сделать из себя святошу и обвинить всех и вся в собственных грехах. Сыщик поневоле, который сам не знает, что ищет. Иди туда – не знаю куда. Найди и принеси то – не знаю что! Итог? Дурная голова ногам покоя не дает. Я догадываюсь, из-за чего все происходит. С каждый днем и каждой минутой я все больше и больше ощущаю или, точнее, понимаю, что такое одиночество. Чувство, которое все больше и больше меня охватывает, и от него я и пытаюсь сбежать.

Мне стало страшновато. Интуиция подсказывала, что я лезу головой в петлю и делаю все не так, как надо, но остановить себя я не мог.

На черной ленте шоссе вновь замелькали огни. Вскоре я отчетливо увидел надпись: "Бистро «Счастливый путь!». Машину я заправил, неплохо бы и себя заправить. Чашка горячего кофе с бутербродом мне вовсе не помешает.

Возле забегаловки стояли большегрузные многотонные грузовики. Мой компактный «мерседес» легко вписался между парой гигантов, как Моська среди слонов.

Надеюсь, здесь меня не знают. Во всяком случае, я же не въеду на своей машине в зал и не притяну ее за собой не веревочке. Нет, конечно, я вошел туда скромно, на своих двоих.

Народу оказалось меньше, чем машин. Остальные, вероятно, спят в своих кабинах размером с лифт. Шоферы сидели за столиками и поглощали сосиски с горошком. Тихо, уютно, тепло. Обстановка мне понравилась. Никто не обратил на меня внимания.

В дальнем конце находилась стойка, за которой у кофеварки суетился толстячок.

– Добрый вечер, – сказал я, приближаясь. Бармен встретил меня дежурной улыбкой.

– Добрый, добрый.

– Я хотел бы перекусить, но только не сосиски.

– Уже знаю. Как в прошлый раз? Тот же комплект?

У меня желваки заходили на скулах. Должен быть в конце концов предел этой мистики. Мне захотелось треснуть кулаком по стойке, но я сдержался. Руку жалко, и толку никакого.

– Как в прошлый раз, – тупо повторил я.

Через минуту на стойке стояла чашка кофе, тарелка с двумя бутербродами и пачка сигарет «Жетан». Вот тут он попался. Я не курю.

– Только не говорите мне, что в прошлый раз я заплатил вам за этот набор сто долларов!

У толстяка вытянулось лицо, и оно стало похоже на исхудавшую лошадиную морду.

– Вы сегодня не в духе? Устали или неприятности?

– Давайте проще. Вы уверены, что именно я у вас был, а не кто-то другой?

– Конечно. Чего тут сомневаться. Вы ведь опять скажете, что у вас нет рублей. Пять долларов меня устроит.

– Еще какие доводы?

– Какие могут быть доводы. Оглянитесь. Мои клиенты – работяги, шоферы. Да и в центре Москвы я не встречал мужчин в белых лайковых перчатках. Вы упакованы на стоимость всех грузовиков, стоящих у обочины. Я человек бывалый, работал официантом в «Метрополе», пока не обзавелся своей харчевней. Многих людишек повидал. Один ваш костюм на пару штук баксов потянет.

Я осмотрел свой костюм под плащом, который принес мне в больницу Антон. У меня и мысли не возникало его оценивать.

– Хорошо. Сдаюсь. Еще вопрос. Я сам просил вас дать мне эти сигареты, или это приложение всем полагается?

Бармен хихикнул.

– Ну вы даете! Будто с луны свалились. Эту французскую дрянь никто не курит. Тем более без фильтра. Это мне дают их в нагрузку. Полгода лежит один блок, и только вы первый попросили дать вам синий «Жетан» без фильтра. Вторую пачку продаю и все вам же.

Я не стал больше докучать мужику, и без того выглядел полным идиотом. Оставив на стойке десять долларов, я выпил кофе, съел один бутерброд и, взяв с собой сигареты, ушел.

Минут десять я сидел в машине, тупо глядя перед собой и ломая голову над происходящими со мной странностями. Уж кажется, все тут понятно. Рецидив и так далее, но в голове не помещалось. Не в состоянии я расколоть этот орешек!

Потихоньку я тронулся дальше. Подавая назад, чтобы выбраться из тисков груженых «камазов», я заметил вишневый «гольф». Он показался мне знакомым, где-то я уже видел эту машину. Выбравшись на дорогу, я дал газу и понесся вперед. «Гольф» последовал за мной. Очевидно, парень выжимал из своей колымаги все соки, чтобы не отставать.

Конечно, я мог от него уйти, но не хотел. Я даже сбавил скорость. Он сделал тоже самое, дистанция оставалась прежней. А может быть, версия с Ефимом имеет право на существование? Я же в принципе ни черта не понимаю в законах этого мира. Логика хороша как наука и требует времени и взвешенности, а человеческие поступки очень часто идут вразрез не только с логикой, но граничат с бездарной глупостью. И я сам тому пример. Ладно, посмотрим, что будет дальше. Я уже понял, что меня ведет собственная судьба, взяв за ручку, как капризного малыша, невзирая на его хныканье и сопротивление. Поплыву по течению, куда вынесет – туда вынесет.

Щит с указателем я проглядел, потерял внимательность. На мое счастье у развилки находился пост ГАИ, и я притормозил. Офицер ленивой походкой подошел к моему авто.

– Опять заблудился? – спросил он, усмехаясь.

– Память ни к черту, – я уже ничему не удивлялся. – Какая дорога на Москву?

– Правая ветка. Там же щит стоит. – Он показал жезлом назад.

– Задумался.

– На таких скоростных машинах и подумать не успеешь, как слетишь в обочину. Хорошо еще, если так, а то и встречную можно угробить.

– Буду стараться, капитан. Закурите?

– Ваши-то? Не дай Бог, как вы их только курите? Я уж думал у вас что-то необычное и клюнул в прошлый раз. Чуть не вырвало. Несоответствие получается.

– Привычка.

Я тронул машину с места. Не могу одного понять: зачем я два дня назад купил эти дурацкие сигареты? Ведь такого названия даже не слыхал. И в кино их не видел. По словам бармена, я сам попросил дать мне «Жетан». Где-то в подсознании у меня это название отпечаталось. Вот бы распечатку получить всего, что там затаилось.

Минут через десять пути я вновь заметил за своей спиной фары «гольфа».

– Давай, давай, дружок, скоро попадешь в мои лапы!

Странный тип. Он, можно сказать, следил за мной в открытую, даже не пытался прятаться. Но, может, меня одолевает мнительность? Обычный попутчик, и ничего более? До того запугал меня Антон, что я кругом вижу только врагов. А по большому счету людям на меня плевать. Есть я или нет, никого не касается.

Прибьет меня Ефим, никто и не вспомнит.

В памяти людей остался тот Тимур, а не нынешний инвалид, сующий повсюду свой нос.

В город я въехал, когда он спал глубоким сном. Около четырех утра я добрался до гостиницы. Зря я думал, что ночью тут делать нечего. В шикарном здании работали рестораны, бары и жизнь шла полным ходом.

Швейцар открыл мне дверь и поклонился. Очевидно, тоже разбирается в стоимости моего гардероба. Портье за стойкой листал журнал. Увидев меня, он отбросил его в сторону и встал, пытаясь вспомнить из какого я номера. На вид он был моим ровесником, но с большим жизненным опытом, в отличие от меня – младенца. Думаю, что ему нравилась его работа, и он старался выглядеть пристойно. Руки мне его не понравились. Не мужские. Слишком холеные пальчики с бесцветным лаком на ногтях.

– Вам нужен номер? Или вы…

– Мне нужны ответы на вопросы. О вознаграждении не беспокойтесь. Речь пойдет об убийстве, происшедшем в вашей гостинице девятого июля.

– Вы репортер? – среагировал он быстрее, чем я успел закончить фразу.

– Сами-то подумали, что спросили?

Он осмотрел меня и немного расслабился.

– Я родственник убитой. Только вчера вернулся из-за границы.

– Понимаю, конечно, но что вы от меня хотите? Вам надо обратиться к следователям.

– Они сидят в той же луже, в которую провалились с самого начала, а меня ход такого расследования не устраивает, мягко говоря.

– Согласен. Обидно, конечно. Молодая, красивая женщина… Но не понимаю, чем смогу вам помочь?

Я положил на стойку пятидесятидолларовую бумажку.

– А если напрячь память? Это тоже работа, и должна оплачиваться.

– Понял. Я не против денег, и, если хотите, дам одну наводку за эти деньги.

– Согласен.

Он взял со стола журнал, который читал, и положил купюру между страниц.

– Пройдите по коридору до конца. Последняя комната справа за грузовым лифтом. Он дежурит по ночам. Зовут его Аркадий Баринов. Работает в службе безопасности отеля. Бывший мент. Но слишком любит деньги, за что и поплатился погонами. Его у нас не очень любят, потому и поставили на ночное дежурство. В день убийства он работал. Мужик себе на уме, денег сразу не давайте. И стоит он не очень дорого.

– Сейчас он там?

– Приходит в десять вечера, уходит в шесть утра. Классная работенка.

– Поэтому и людей убивают безнаказанно. Ладно, информация стоит этих денег.

На мой настойчивый стук никто не ответил. Я дернул ручку, и дверь открылась. Неужто вновь наткнусь на труп?

Этот самый «труп» слишком громко храпел, чтобы поверить в его кончину. Небольшая комнатенка с крошечным телевизором. Здоровенный мужик валялся на узкой кушетке, уложив ноги на стол, на котором им едва хватало места среди пустых пивных бутылок.

Возраст под пятьдесят, мешки под глазами проглядывали сквозь закрытые рыжие ресницы, выжранное оспинами лицо, словно на нем поработала стая дятлов, пухлые губы приоткрыты, изо рта проглядывал слабый блеск золотых клыков. Голова громадная, облысевшая, остальное – живот.

Я подошел к столу, взял одну из бутылок и постучал по стоптанным подошвам.

Пробуждение выглядело неповторимо. Глаза открылись, но храп все еще продолжался. Веки быстро отяжелели и вновь упали. Вдруг храп прекратился, но глаза еще не открывались. Неожиданно туша ожила, ноги с несколькими бутылками упали на пол, и он вскочил. От неожиданности я вздрогнул.

На меня таращились осоловелые серые глаза.

– Все в порядке. Все в полном порядке. Я начеку! – выпалил он скороговоркой.

Кажется, я терял время. Такую птицу надо ловить на подходе к работе, а не к концу смены.

Я подождал, пока он окончательно придет в себя.

– Вы что-то хотели?

– И до сих пор хочу.

Я сдул пыль с табуретки и присел на край. Она тут же издала предупреждающий скрип.

– Хочу поговорить с вами об убийстве. Девятого июля в гостинице убили женщину.

Он напрягся еще больше и продолжал стоять столбом.

– А вы кто?

– Родственник. Но предпочитаю, чтобы вы отвечали на мои вопросы, а не наоборот. У вас пиво кончилось. Могу подбросить на ящик нового, если услышу то, что меня интересует.

Мужик обмяк и плюхнулся на кушетку. Стены содрогнулись, но устояли.

Кушетка, вероятно, опиралась на железобетонные ножки.

– Между прочим, вы находитесь на территории гостиницы, и я вправе потребовать от вас документы.

Его голос приобретал уверенность.

– Между прочим, вы можете остаться без пива, а я уйду. Гляньте на стол.

Рядом с пустыми бутылками и смятой пачкой из-под сигарет валяется несколько медных монет. Надеюсь, у вас есть проездной и до дома вы доберетесь?

Мужик не все переварил из сказанного, тряхнул головой, словно на лысине сидела муха, потом склонился к тумбочке, порылся в ней, достал пыльную газету с мышиным пометом и бросил на стол.

– Здесь все сказано.

Я взял со стола газету, открытую на шестой полосе, и пробежался взглядом по тексту.

Я отбросил газету в сторону.

– Послушайте, Аркадий. Я приехал черт знает откуда, не для того, чтобы читать газеты. Мне нужны факты.

Здоровяк тупо смотрел в пол и лишь слегка пожал плечами.

Кажется, я торопился. Пришлось делать шаги навстречу. Двадцатидолларовая купюра легла ему на колени. Эффект ключика для механической игрушки.

Он встал и выскочил из комнаты, не успел я и глазом моргнуть. С его-то весом и такая прыть.

В ожидании его возвращения, я еще раз перечитал заметку.

Теперь я нашел тот пункт, на котором споткнулся при первом чтении. Убийца проткнул насквозь тело жертвы колющим предметом, похожим на штык. Точно такая же смерть постигла Игоря Русанова. Нотариуса проткнули насквозь, и я подумал, что чугунной мешалкой от камина. Насколько я понимаю, таких ножей не бывает. Я ничего об этом не знал, но провел прямую линию от нотариуса до жены сходством убийства и дважды проложенным маршрутом на своей машине…

Местный секьюрити вернулся с ящиком пива и сигаретами. Кажется, он немного повеселел. Я подождал, пока он осушит пару бутылок, и продолжил.

– Пиво дело хорошее. Но и поработать за угощение тоже неплохо бы.

– Вот что, господин хороший. У меня язык не помело. Мне незачем зря им работать. Задавай вопросы, я отвечу. Но большего чем газеты я сам не знаю, – он глянул на меня, щуря заплывшие от пьянства глаза. – Где-то я вас уже видел. Вы бывали здесь раньше?

Я проигнорировал его вопрос.

– Кто приходил к Екатерине в день убийства?

– Ее муж и подруга. Точно не могу сказать, но, кажется, зовут ее Любка.

Они в варьете вместе работали. Любка у них запевала. Песенки поет между танцами. Аппетитная бабенка, да только худа слишком, макаронина, как по моде.

– Кто из них приходил раньше?

– Любка первая. Они начинают выступать в полночь, так она в половине двенадцатого свалила, а мужик пришел минут через десять. Минут пятнадцать побыл и ушел. Я в холле сидел и все видел. Так вот, когда он еще там находился, Катькин сосед по номеру, старик, съезжал. Он покачал головой и сказал дежурной:

«Они там так кричат, а люди уже спят». «Где?» – спросила дежурная. «В четыреста семнадцатом, просто кошмар». Мальчишка подхватил чемоданы старика и понес их к машине. А потом вниз сбежал ее муж и вылетел из гостиницы как угорелый.

– Другие мужчины ее посещали?

– Чего не знаю, того не знаю.

– А вы уверены, что это был ее муж?

– Да он уж всем примелькался. Каждый вечер приходил. Ночевал редко, но на пару часов оставался. На следующее утро майор Лиходеев его вызывал прямо в гостиницу. Тот явился, как ни в чем не бывало. Будто вообще сюда никогда не заглядывал. Короче, Ваньку валял, под дурачка косил.

– Покажите мне номер, где она жила.

– Вообще-то мне не желательно светиться в таком виде перед персоналом. Эти сволочи тут же заложат меня начальству.

– Не валяйте дурака. Тут все о вас все знают. Я получил о вас исчерпывающую характеристику, прежде чем зайти в этот курятник.

Он неохотно поставил пустую бутылку на пол, с тоской глянул на полные и зачем-то напялил на лысину бейсболку. Тяжело выдернув свое тело с кушетки, словно штангист рекордный вес, он направился к двери. Я последовал за ним.

Мы поднялись на лифте на четвертый этаж.

Коридор пустовал, дежурной на месте не оказалось. Дойдя до середины, мы остановились, и он ткнул пальцем в дверь.

– Здесь.

– Вы можете открыть номер?

– Могу. Но не сделаю этого по двум причинам. Это апартаменты люкс. Здесь всегда живут влиятельные люди или солидные иностранцы. Сейчас ночь. За вторжение в чужие владения меня уволят без выходного пособия.

– Другая причина?

– Вам ничего это не даст. Мне проще нарисовать вам схему.

Он переминался с ноги на ногу. Оставленное внизу пиво не давало ему покоя.

– Здесь есть другой выход?

Мы прошли до конца коридора, и он вывел меня на узкую запыленную лестничную площадку.

– Ей пользуются только в служебных целях, – пояснил охранник.

– Этим путем можно выйти на улицу?

– Элементарно. Но придется пройти через ресторанную кухню, а там работают люди. Ресторан ночной. Кстати, майор Лиходеев опрашивал персонал. Они никого из посторонних в ту ночь не видели.

– Или не обратили внимания. Я вижу, вы утомились. На сегодняшний день достаточно, но я еще загляну к вам.

Он хотел уйти, но я остановил его. Достав из кармана пятидесятидолларовую купюру, я похрустел ей у него перед носом.

– Это на опохмелку. Но мне нужен совершенно откровенный ответ на последний вопрос.

Он сжался в пружину, как тигр перед прыжком.

– Спрашивайте.

– Вы опытный опер. Кто, по-вашему, убил Екатерину Кислицкую-Аракчееву?

Наступило некоторое замешательство, но пауза длилась не дольше пяти секунд.

– Не знаю. Но не муж во всяком случае. Зайти в гостиницу, чтобы тебя все видели, устроить скандал и сбежать буквально у всех на глазах через центральный вход может только полоумный. Вряд ли сегодняшних олигархов можно считать таковыми. Убийство преднамеренное. Человек пришел с оружием, значит, имел четкую цель. Зачем мужу совершать убийство в таком месте? Он мог вызвать ее на улицу по телефону, усадить в машину, прибить и вывезти на свалку. Вряд ли она посмела бы отказать мужу, если бы он ее попросил выйти на свежий воздух. Убийца кто-то другой.

– Вы высказали это предположение майору Лиходееву.

– Я не враг самому себе. Если бы мою версию приняли, значит, я упустил убийцу в свою смену, и меня вышвырнули бы в два счета. Проще все свалить на мужа. Ему любые обвинения как с гуся вода. Не помню случая, чтобы уголовное дело против миллионеров не рассыпалось дольше чем за полгода. За него я спокоен. Покудахчут и заткнутся. Считайте, что о нем уже забыли.

Получив заработанные деньги, он быстрой походкой направился к лифту. Я решил спуститься по служебной лестнице вниз.

На нижней площадке витал стойкий запах жареного мяса и специй. Прямо передо мной находилась распахнутая настежь дверь в зал кухни. Там и впрямь возилось много людей в белых колпаках и фартуках. Но слева находилась еще одна неприметная дверца.

Я заглянул туда. Запахи там стояли совершенно другие. Это был туалет и не очень ухоженный. Я думал, что повара – люди чистоплотные. Но самое интересное в другом. Над унитазом одной из кабинок находилось окно. При желании до него можно дотянуться, оперевшись о перегородки, что я и сделал. Окно открывалось, пыли, как ни странно, я не обнаружил. В стене остались следы от некогда стоявшей решетки, но ее уже не было. Да и само окошко имело малую пропускную способность. Такой, как я, мог пролезть, но человек вроде Аркадия застрянет.

Впрочем, это уже мелочи. Факт, что лазейка существует.

Я покинул зловонное помещение и прошел на кухню. Все правильно, незамеченным здесь не останешься. Но на мое появление никто особо не реагировал, и вопросов мне не задавали. Люди занимались своим делом.

Немного попетляв по лабиринтам, я нашел выход и очутился во дворе гостиницы. Свет горел только над подъездом и в нескольких окнах. Два шага в сторону, и тебя поглотит тьма. Двор напоминал колодец. Я осмотрел здание и не нашел ни одной пожарной лестницы, по которой убийца мог уйти незамеченным.

В одном Аркадий прав. Убийство спланировано, и не исключено, что меня подставили. Но если учесть мой импульсивный характер и безнаказанность, к которой я привык, то я мог и наплевать на всех в порыве ярости. Ярость? Причина – ревность? Но вряд ли она вспыхнула в одну секунду, да и отомстить жене можно было более изощренным и продуманным способом. Как я это сделал с Максимом.

Значит, я умел сдерживать эмоции и выжидать момент.

Для более ясной картины нужно восстановить события того дня и понять, чем могла Екатерина так досадить мне, что я пошел на глупый, необдуманный шаг. Если это был я, конечно. Сам себе я уже успел доказать, что существует еще как минимум один убийца в нашей компании. Стоит вспомнить смерть ни в чем не повинного садовника.

В общих чертах я знал, чем мне заняться в ближайшее время.

Из темного мрачного двора я выбрался на улицу. Главный вход находился за углом здания, где я остановился. Метрах в десяти от моего «мерседеса» стоял вишневый «гольф». Тот самый, что меня преследовал всю дорогу. Теперь я вспомнил, где увидел его впервые. Напротив моего коттеджа у соседнего дома. Эта пиявка мне начала действовать на нервы.

Во всяком случае, я не хотел, чтобы кто-то знал о моих делах. Этот кто-то не человек с улицы и преследует определенные интересы. Какие? С него и следует начать. Я прошел к своей машине, делая вид, будто ничего не замечаю. Вероятно, он думал так же, если внаглую прицепился мне на хвост.

Я сел в свой «мерседес» и неторопливо тронулся с места. Все правильно, «гольф» последовал за мной. Немного помотав его по узким улочкам старой Москвы, я припарковался у тихой подворотни, оставил машину и юркнул в темную арку. Во дворике оказался только один подъезд, и я зашел в него. У меня не было определенного плана, я еще не решил, как мне действовать, но в таких случаях все зависит от обстоятельств. Встав за дверью, я уже ничего не мог видеть, кроме первых ступеней и нижней площадки, где стоял лифт. Освещение казалось таким тусклым и слабым, что, кроме силуэта, ничего не разглядишь.

Я чувствовал, как от волнения у меня подрагивают колени. Если мне предстоит встреча с убийцей, то моя судьба предрешена. Вряд ли меня можно считать серьезным соперником. Со мной не трудно справиться даже уличному пацану. Меня ужасала мысль, что я просто могу удариться головой и мне крышка. Не сдохну, но и доктор Розин уже не поможет. Глупость за глупостью – это все, что я делал. Но остановить себя не мог. Я не знаю, в чем причина, но шел напролом, не задумываясь.

Видеть не видел, но слышал я хорошо. Кругом стояла гробовая тишина.

Наконец с улицы послышались торопливые шаги. У подъезда человек остановился. Я затаил дыхание. Тишина. Осторожный гад!

Через несколько секунд каблук стукнул о каменный порог. Вновь тишина.

Второй шаг. Пауза. Третий шаг. Из-за двери появилась черная фигура. Человек сделал еще шаг и остановился у первой ступени. Глядя вверх, он прислушивался. Я стоял за его спиной в полутора метрах, и он мог услышать учащенный пульс моего сердца.

Дальше я сам не понял, что произошло. В дело вступили инстинкты, я себя не контролировал.

Я бросился в атаку, как бык на красный плащ. Здоровяк резко обернулся и напоролся челюстью на мой кулак. Не знаю, как все получилось, но удар вышел смачным. Что-то хрустнуло – то ли мои пальцы, то ли его челюсть. Мужика отбросило назад, и он распластался на ступенях.

Я уже готовился к новой атаке, но поверженный противник не подавал признаков жизни.

Выдержав паузу, я приблизился к нему и склонился, желая разглядеть его лицо. Мужчине под сорок, рот разбит, кровь перепачкала лицо и ворот белой рубашки. Он был без сознания. Внешность довольно неприметная, грубые черты лица, тяжелый подбородок и шрам у корней волос в верхней части лба.

Я снял перчатку и осмотрел руку. Ничего, кроме содранной кожи. Пальцы действовали нормально. Немного опухла кисть. Вряд ли я сумел бы нанести этой рукой второй удар. Мне крупно повезло.

Первым делом я обшарил карманы мужчины. Пистолет в наплечной кобуре, наручники, бумажник, ключи, фонарь, сигареты, зажигалка.

Содержимое его портмоне многое объяснило. Водительские права, просроченное удостоверение капитана милиции, визитные карточки охранно-детективного бюро «Щит». Звали этого типа Рашид Ахмадулин. Тут же лежали разрешение на ношение оружия и пара сотен в рублях. Деньги, которые я видел впервые в своей новой жизни. Деловые визитки я у него конфисковал и сунул в свой карман, остальное сложил на место.

Но что проку из того, что я узнал? Выяснил кто, но не понял почему?

Горе-сыщик застонал и шевельнулся. Я включил фонарь и осветил его лицо.

Пистолет на всякий случай я тоже направил ему на грудь. С таким быком мне не сладить. Помогла случайность.

Сейчас я уже мог не беспокоиться о своей безопасности, только бы кто-нибудь из жильцов не вошел в подъезд или не спустился вниз. Я поймал себя на мысли, что не смог бы выстрелить, даже если бы он полез в драку. Придется изображать из себя крутого парня.

Он приподнял голову и загородился рукой от бившего по глазам яркого луча света. Я сделал так, чтобы пистолет в моей руке был освещен. И он его увидел, а посему остался на месте.

– Привет, Рашид. Надеюсь, мне представляться не надо?

Я бросил на ступени его бумажник.

– Все, что успел, я о тебе узнал, остальное расскажешь сам.

– Верните оружие…

И тут же после этих слов я услышал волчий вой, и он схватился рукой за челюсть.

– Сам напоролся. Насчет оружия я подумаю, но сначала ответишь на мои вопросы. Начнешь капризничать, пистолет выстрелит. За мной не заржавеет, – я перегибал палку, разговаривая киношными фразами, но другого метода самозащиты придумать не успел. – Ты меня хорошо понял, Рашид?

Он водил ладонью по челюсти, скулил и испуганно смотрел в мою сторону, это мне придавало уверенности в себе. Но будет все же лучше, если он не сможет видеть мою физиономию.

– Ну и ударчик у вас.

– Кто тебя нанимал?

– Не знаю.

– Плохо кончишь. Говорить надо правду. У меня палец дрожит на спусковом крючке.

– Я правду говорю. Начальство, вероятно, знает. Прибыл курьер, принес аванс, ваш адрес и фотографию. Мой шеф приказал не спускать с вас глаз.

Отчитываться каждый день в восемь утра. Где вы были, с кем встречались и так далее.

– Цель?

– Мне почем знать? Я пешка. Получил задание и вперед.

– Давно следишь за мной?

– С сегодняшнего дня.

– Что тебе обо мне сказали кроме адреса и фотографии?

– Вас зовут Максим Круглов. Вы больны, рассеянны, потеряли память. За вами надо наблюдать, чтобы вы не вляпались в неприятности.

– Рассеян. Поэтому ты так бездарно следил за мной? Никогда не считай себя умней других.

– Я это уже понял. Нарвался на профи.

– Что ты имеешь в виду?

– Ловко вы меня обработали. А я не из худших.

– Брось эту затею, а нанимателя пошли к черту, а то еще хуже будет.

– А пистолет вернете? Оружие табельное, меня посадить могут за утерю.

– Тебе проще признаться, что ты его потерял, чем потерпел фиаско. Ладно, дыши пока.

Я вынул обойму, патрон из патронника и бросил бесполезную железку на лестницу.

Хлопнув дверью подъезда, я ушел. Сидя в машине я несколько минут наблюдал за подворотней, но Рашид Ахмадулин так и не появился.

Хвост отрублен, можно действовать по плану, а по плану я хотел навестить подругу моей жены, некую певичку Любку из варьете.

Достав карту города, я нашел на ней ночной клуб «Бермуды».

За вход в ночной клуб с меня содрали двести долларов. Оно того стоило. Тут находилось несколько залов. Игровой, где просаживали свои деньги азартные игроки, бар со стриптизом и что-то напоминавшее цирк. Круглая площадка по центру с подиумной дорожкой за кулисы, а вокруг столики, каждый ряд находился на ступень выше. Чем дальше от сцены, тем круче ты поднимался в гору.

Вишневые скатерти на столах, свечи в стеклянных плафонах, хрустальные фужеры. Очень прилично. Я присел где-то посредине. Все ближайшие места к сцене были заняты, но меня это не очень беспокоило. Вазы с фруктами уже стояли на столах, и, когда появился официант, я попросил минеральной воды и кофе.

Его недовольство на лице мне было понятно, но есть я не хотел, а пить мне нельзя. Уже научен горьким опытом. Цель моего визита была далека от развлечений, хотя, надо заметить, танцующие девушки в павлиньих перьях мне нравились и музыка показалась вполне пристойной.

Минут пять я любовался представлением, после чего ко мне за столик подсела рыжая красавица. Я не возмущался и не гнал ее, ведь у каждого своя работа. Моя задача – проникнуть за кулисы и повидаться с Любой, фамилии которой я не знал.

– Печень больная? – спросила соседка.

Я глянул на нее. Лицо красивое, кожа нежная, глаза умные. Излишняя вульгарность мне показалась напускной. Если с нее скинуть все дешевые побрякушки, смыть косметику и причесать, она оказалась бы вполне милой. Но сейчас ей хотелось быть такой, какой она выглядела. У каждого свои прихоти.

– При чем тут печень?

– Газировку пьете. Не хотите меня угостить?

– Минералкой?

– Предпочитаю шампанское.

– Закажите себе сами, что хотите, я оплачу.

– Галантно.

Она поскромничала и заказала только шампанское.

Лучи прожекторов бегали по залу, то синие, то красные, то зеленые, и я не мог разглядеть цвет ее глаз, но они были темными.

– Как вас зовут? – спросила она.

Я на секунду задумался, после чего ответил:

– Максим.

– А меня Белла.

– Красиво.

– Моему парню не нравилось. Он называл меня Белкой.

– Теперь не называет?

– Он погиб.

– Сожалею.

Сцена вспыхнула ярким светом, и какой-то тип в пестром костюме объявил:

– Гвоздь программы, несравненная Любовь Кольцова!

Я устремил все свое внимание на площадку. По ковровой дорожке на арену вышла, как мне показалось, очень высокая молодая девица в черном обтягивающем стройную фигуру платье с красной розой в руках. Голос звучал восхитительно. Низкий, глубокий и сильный. Может быть, по мнению гостиничного сыщика, она и походила на черный шнурок, но таланта от этого у нее не убавилось. Она заслуживала куда большего, чем этот бар.

– Вам нравится? – спросила Белла, о которой я успел забыть.

– Восхитительно.

– Талантливая баба. Только гиблая.

Я посмотрел на свою соседку непонимающим взглядом. Она уловила его и пояснила.

– Настоящая ее фамилия Овечкина. Пока была жива ее всесильная подружка, Любка сама собой распоряжалась, но как той не стало, ее тут же взяли в оборот. Теперь она себе не принадлежит. Этим борделем руководит очень влиятельный авторитет с депутатскими полномочиями.

– Вы ее знаете?

– Я тут всех знаю.

– Можете оказать мне платную услугу? Я хотел бы поговорить с ней наедине минут десять.

Белла усмехнулась.

– Это может стоить вам жизни.

– У меня деловой разговор. Я не собираюсь ее переманивать или перекупать.

Это касается подруги певицы. Той самой, всемогущей.

– Хорошо, я попробую. Мне ничего платить не надо, а вот ее охраннику, который сторожит ее как зеницу ока, придется отстегнуть долларов триста. Способны на такое?

– Думаю, что да.

– Хорошо. Я попытаюсь. А вы потом не забудьте вернуться за столик и расплатиться. Может быть, и у меня возникнет к вам какая-нибудь просьба. Но не столь щепетильная, конечно.

Белла встала и ушла куда-то наверх, а я остался наслаждаться музыкой.

Певица спела четыре песни. Ее забросали цветами, и она ушла. Мне показалось, что ее покачивает. Цветы собрали и унесли ей вслед.

На сцену вновь выбежали красотки с павлиньими перьями. Стало слишком шумно. К тому же канкан после фильма «Мулен-Руж» с Жаном Габеном мне не понравился.

– Все готово.

Я услышал голос Беллы над своим ухом. От нее пахнуло мягким ароматом духов. Она стояла за моей спиной. Я встал, и мы оказались лицом к лицу. У меня кольнуло сердце. Я на секунду увидел ее глаза, и меня словно поразило молнией.

Что это было, я так и не понял, но ничего похожего со мной не случалось.

– Идемте, я провожу вас за кулисы. Там вас встретит Фрол, отдадите ему деньги, и он вас проводит. Он позаботится о том, чтобы вам не мешали.

Она взяла меня под руку, и мы поднялись наверх, вместо того, чтобы спускаться вниз. Нас пропустили в какую-то дверь, и мы оказались на площадке, где возле лифта дежурили три амбала. Один из них подошел к нам.

– Другого способа попасть за кулисы нет, – шепнула Белла.

Здоровяк меня обыскал с ног до головы.

– Это Фрол, – пояснила моя спутница. – Передайте ему то, о чем мы говорили, и следуйте его указаниям.

Я отдал ему триста долларов, и мы вдвоем вошли в лифт. Белла исчезла.

Лифт спустил нас в служебное помещение, где находился артистический буфет. Потом узкий коридор, устланный ковровой дорожкой, и двери по одной стороне. Дойдя до середины, он остановился, достал из кармана ключ, открыл замок и распахнул дверь.

– Заходите.

Я зашел. Дверь за мной закрылась, и щелкнул замок. Комнатка метров десять.

Стены в плакатах, ширма, трюмо, разбросанные костюмы и она.

Меня она даже не видела. В этот момент певица втягивала носом через трубочку белый порошок, ссыпанный горкой на лежавшем зеркале. Надо сказать, у нее это ловко получалось.

Наконец она оторвалась от своего занятия и глянула в мою сторону. Взгляд ее был мутноватым.

Реакция хозяйки артистической уборной меня немного удивила. Как может чувствовать себя птичка в клетке, под замком? Но не это ее беспокоило.

Она вытянула руку и указала длинным, выкрашенным в фиолетовый цвет ногтем на стоявший на трюмо плеер с двумя крошечными колоночками.

– Вот он! Я не могу без музыки, меня бесит тишина.

– Извините, но я ничем вам помочь не могу. Ничего не смыслю в музыкальных центрах.

– Тогда какого черта вам здесь надо? Вы же без цветов. И как вас пропустили?

Ее зеленые глаза округлились и приобрели осмысленный вид.

У меня в голове мелькнула любопытная идейка. Я достал из кармана визитную карточку горе-детектива Ахмадулина и протянул девушке.

Она равнодушно скользнула по ней взглядом и бросила ее на пол.

– Какое к черту бюро «Щит»?

– Вы подруга покойной Кати Кислицкой, – начал я вкрадчивым тоном, – Я занимаюсь расследованием ее убийства. Есть люди, желающие знать правду о смерти вашей лучшей подружки. Они меня наняли.

– Ах, вот оно что! – с крика она перешла на мелодичный перезвон. – А что же менты?

– Они закрыли дело после смерти ее мужа. А то, что им удалось раскопать, меня не устраивает в корне. Полное отсутствие прямых улик.

– Жаль.

– Что жаль?

– Что вы не можете починить мой плеер. Я сдыхаю от тоски и не выношу своего собственного голоса.

– Напрасно. Вы очень талантливы. Сегодня трудно найти певиц с настоящим голосом.

Мой комплимент не произвел на нее никакого впечатления. Она сама знала себе цену и уже наслушалась высокопарных слов.

– Кажется, мы отвлеклись, – поправился я.

– Ах да, менты! Они действительно ни на что не способны. Вы что же думаете, у вас получится лучше? Лучше, чем у этого голубоглазого майора?

Впрочем, вы тоже голубоглазый. Может, у всех сыщиков голубые глаза? Тогда я за сыщиков!

– Майору наплевать на истину. Ему нужен отчет, остальное его не волнует.

Меня интересует правда, и никто меня во времени не ограничивает. Так значит вы знакомы с майором?

– Ну, кончено же… Боже, этот отвратительный допрос… Его больше интересовало грязное белье, чем смерть Кати, – она скорчила кислую физиономию, потом глянула на меня. – Что вы стоите? Садитесь.

– Благодарю, – я остался стоять на месте.

– Хотите выпить?

– Я не пью.

– Мать честная! Колоссально! Сыщик с голубыми глазами да еще не пьет по утрам. Идеальный герой из криминального романа. Ну а как насчет женщин? – она хитро подмигнула мне. – Все они, конечно, падают при вашем появлении. А под плащом у вас короткоствольный автомат, пробивающий любую стену.

– Эта сказка про майора, а не про меня. Я не ношу оружия. Что вы еще интересного о нем можете сказать?

– Ничего. Отвратный тип. И вы мне тоже начинаете надоедать. Только еще большую тоску наводите своим нытьем. Ладно, садитесь. Мой следующий номер под занавес, и мне еще долго ждать, а собственная рожа в зеркале вызывает тошноту.

Я все же присел на край стула у трюмо, а она забралась с ногами на кушетку и подмяла их под себя. Мне жаль было ее роскошное платье.

– Ладно, сыщик, слушай, – она с легкостью перешла на ты, и тон ее стал заговорщицким. – Этого майора я увидела на следующее утро. Уже после того, как Катюшу зарезали. У ее номера стояли менты. Я-то еще ничего не знала. Не успела я и рта раскрыть, как меня впихнули внутрь. Там командовала какая-то баба. Клевая красотка, одета от Кардена, но хамло страшное. Она ввела меня в спальню, а там кровища, кошмар… Кто-то лежал на полу, накрытый простыней. «Вы ее знаете?» – спросила она. Вот сволочь? Я тут так и вырубилась. Потом меня обхаживали нашатырем. В жизни не забуду того ужаса. Катя так и стоит в моих глазах. – Она замолкла и стерла слезинки с глаз, размазав тушь по щеке. – Короче говоря, эта стерва оказалась следователем прокуратуры.

– Задорина?

– А черт ее знает. Кажется, так. Потом меня отвели в соседнюю комнату. Там и сидел майор. Он разговаривал с Тимуром. Узнав, кто я, он указал мне на стул и велел ждать. Я, находясь в шоке, подчинялась всему, как дрессированная мартышка. Тимур тоже был бледен, но он всегда умел держаться. Такого на кривой козе не объедешь.

– Вы помните, о чем они разговаривали?

– Конечно. Этот день мне засел в памяти до конца жизни и отдается эхом в тяжелых снах. Майор… Как его…

– Лиходеев. Денис Лиходеев.

– Да-да, Лиходеев. Именно так он мне потом и представился. Он спрашивал у Тима, где тот провел ночь. Тимур возмутился. Мол, не его собачье дело, где он проводит ночи. Тим в открытую презирал мента. Но и Лиходеев вел себя жестко, ему было наплевать на чувства Тима. Он тихо заметил, что Тим обязан отвечать на вопросы. Речь шла об убийстве. И он продолжал наседать на него. Когда Тимур в последний раз приходил к жене в гостиницу? Тим ему ответил, что вообще никогда здесь не был. Жена принципиально не ездила к нему в коттедж, а он не намерен бегать к жене в гостиничные номера, как к уличной шлюхе. Они встречались в московской квартире отца. И вообще он не собирается отвечать на его вопросы. Пусть вызывает к себе его адвоката и беседует с ним. Обложив майора как следует, Тим вышел, хлопнув дверью.

– И они его не задержали?

– Нет. Какой-то мент хотел его нагнать, но майор остановил его. «Оставь его, Астахов, – прикрикнул майор. – Никуда этот псих от нас не денется. Он прикован к своим миллионам. Мы возьмем его в любую минуту».

– О чем он спрашивал вас?

– О Кате. Когда я видела ее в последний раз? Ну я сказала, что заходила к ней в одиннадцать вечера. Катя была весела, и мы договорились утром сходить в бассейн. Я отработала ночь и заехала за ней, а тут такое творится.

– Вы-то сами верите, что Катю убил ее муж?

Она открыла рот, но ничего не сказала, будто напугалась. Потом серьезным, спокойным голосом, что совершенно не вязалось с ее темпераментом, произнесла:

– Нет, не уверена.

– Максим Круглов был ее любовником?

Она бросила на меня колючий взгляд.

– И ты туда же?

– Я работаю, а не копаюсь в грязном белье. Мне уже многое известно. Я хочу знать все, чтобы установить истину. Сейчас уже не уместно заботиться о чести мертвой подруги.

– Хваткий ты малый. Мне нравится твой подход.

Любовь долго и внимательно смотрела на меня. Кажется, хмель выветрился из ее головы.

– А при чем тут Макс?

– Есть предположение, будто Тимур убил жену из-за ревности.

– Тимур подонок, каких свет не видывал, но он не знал о их связи.

– Уверены?

– Конечно. Если бы знал, то в худшем случае бросил бы ее. Не такой он дурак, чтобы убивать жену из ревности. У него любовница жила в коттедже, поэтому Катя туда не ездила. За ним бабы табунами ходили.

– Значит, Лиходеев ошибся? Его версия ничего не стоит?

– Да при чем тут Лиходеев! Тимур унизил его и смешал с дерьмом. У мента взыграло самолюбие, и он решил его потопить и доказать всем, что ему любые орешки по зубам.

– Вы и сами, Люба, отличный детектив. В ваших рассуждениях все логично.

Этот комплимент ей понравился. Вероятно, он для нее непривычен. Ее разглядели с другой стороны. Ну а мне большего и не надо.

– Почему вы не любите Тимура? У вас на него зуб и, тем не менее, вы его защищаете.

– Подонок, я же сказала. Катьку он не убивая, а отца своего убил, чтобы завладеть капиталом.

Такой оборот дела меня выбил из седла. Я растерялся.

– Все очень просто. Когда они познакомились, он приволок Катю на юбилей отца. Там было столько народу, что арендовали два зала в «Президент-отеле». Он и не думал знакомить Катьку с отцом, но старик вдруг сам положил на нее глаз.

Неожиданный оборот. Отец даже не понял, откуда она взялась. Тимур заметил это, а потом отвел Катю в сторону и спросил: «Хочешь стать миллионершей?» Девка обалдела. Он продолжил: "Старик дышит на ладан. Ты можешь стать его последней лебединой песней. Влюби его в себя, поваляйся с ним в койке, от тебя не убудет.

Вряд ли он на что-нибудь способен. Если окрутишь старика, то я на тебе женюсь и ты станешь королевой!" Бедная дурочка, она всему поверила. Вы думаете, талантливой периферийной девчонке легко в Москве? Чтобы попасть в варьете, а не на панель, ей пришлось пропустить через себя кучу кобелей начиная с телохранителей босса клуба до него самого. А ведь она мечтала о большом балете.

Нам, бабам, выжить не легко. А тут тебе предлагают трон королевы. Ну она и пошла на поводу у Тимура. Три месяца Катя окручивала старика. Тот по ней с ума сходил. Видел бы ты подарки, которые он ей дарил. Она даже жалела его. Добрый и открытый. Может быть, на старости лет все мужчины такими становятся. Короче говоря, Тимур подгадал подходящий момент и умотал на курорт с Катей. А оттуда прислал папаше телеграмму: «Привет, папочка! Я решил жениться. Мы с Катей идем под венец. Мы любим друг друга, и жить друг без друга не можем».

Старика тут же хватил удар. Больше он не оправился. Когда он был на последнем издыхании, Тимур проводил медовый месяц с молодой женой на Канарских островах. Старик протянул недолго. И Катька страдала куда больше по усопшему, чем сынок. Вскоре она поняла, что стала всего лишь игрушкой в руках подонка. О какой же ревности может идти речь?

История меня потрясла.

– Так кто же, по-вашему, убил Катю?

– Возможно, Максим. Утверждать тоже не берусь.

Еще один снежный ком на голову. Я чувствовал себя полным идиотом.

– Зачем же Максиму убивать жену друга, да еще свою любовницу?

– Она отыгрывалась на Максе. Он решил заткнуть ей рот, чтобы она не проболталась.

– О чем? Рассказав мужу о любовнике? Полное безрассудство.

– А это как посмотреть. Плевать она хотела на Тимура. Впрочем, как и он на нее. Разводиться они не собирались. Развод грозил ему серьезными издержками. Речь идет о больших деньгах. А он попал бы под опеку, согласно завещанию. Но там запутанная история.

– Разве это не повод?

– А разве повод? Он жил как хотел. На кой черт ему впутываться в грязную историю? Если уж на то пошло, заплатил сотню бомжу, и тот ее в бассейне утопил бы. Тимур трус. Это он с виду так харахорится. Жена ему нужна была для отвода глаз, для светских вечеринок и прессы, чтобы скрыть свою ориентацию.

Я ничего не понял.

– А Максим железный мужик. Он мог.

– А если существовал кто-то третий? Почему Макс?

– Я видела его в день убийства возле отеля. Я ушла от нее в двенадцатом часу. Садясь в свою машину, я увидела, как к парадному входу подъехал белый «мерседес» Тимура. Я даже испугалась. Я знаю, что Катя ждет Макса. Хотела предупредить ее по мобильнику. Но из машины Тимура вышел Макс. Причем он был одет в костюм Тимура и надвинул кепку на глаза, но я все равно его узнала.

– Вы ничего не путаете?

– Он специально одевался в костюмы Тима и пользовался одной из его машин, чтобы не нагнетать обстановку и не распространять слухи. Вроде как заботился о чести Кати. Надо сказать, Макс отлично справился со своей ролью, если даже меня ввел в сомнение. Ведь недаром весь гостиничный персонал утверждал, что вечером приезжал муж. И потом, ее нашли почти голой. Какие тут могут быть сомнения? В полночь поднялся администратор наверх из-за жалоб на шум, открыл дверь, а она уже мертвая.

– Вы говорили об этом Лиходееву?

– Майору? С какой радости? Если он втемяшил себе в башку, что убийца Тим, ну и черт с ним. Я не против. Посадить не посадят, хоть нервы потреплют, и то бальзам на душу.

– Одного не могу взять в толк. Зачем Максиму убивать Катерину?

Она с удивлением посмотрела на меня, будто мой вопрос звучал неуместно и глупо.

– Тупой ты парень, а лезешь в такие дебри. Наивный, как первоклассник, тебе все надо разжевывать. Слушай. Однажды я слышала разговор собственными ушами. Катька требовала от Максима крупную сумму денег. Она постоянно тянула из него деньги. Мол, если ты вечером не привезешь, я все расскажу Тиму, и подумай, что после этого он сделает с тобой. Разговор состоялся при мне.

– Значит, она шантажировала его? А разве…

– Тим не давал ей ни гроша, – резко прервала меня Любовь. – Он вообще для нее ничего не делал. Только на банкеты с собой брал для отвода глаз.

– Хорошо. Допустим, она рассказала бы Тимуру о связях с Максимом, и что?

– Тим вышвырнул бы его, как котенка, на улицу. Вот ему бы он предательства не простил. Макс был его собственностью. Он сделал из тщеславного горделивого ничтожества большого человека. Все давно знали, что Тим и с Максом спит. А то за что бы он его в люди вывел, да еще таскал везде за собой? Распутный тип!

Тимур и мальчиков любил, и девочек. Вот почему ему нужна была дежурная жена для выездов. А тот ради карьеры на все готов. Но слухов уже хватало. И Тимур решил женить Макса. Макс крутился юлой и, разумеется, платил Катьке столько, сколько она требовала. А на что бы она жила? Но сколько можно? Максиму все порядком надоело. Его обложили со всех сторон, а тут еще невеста появилась. Вполне закономерное решение. Самый тугой узел надо разрубить.

– На ком же он собирался жениться?

– На Татьяне Русановой. Дочери одного дельца из той же фирмы, друга старика Аракчеева.

– Вы говорите о нотариусе Игоре Русанове?

– Кто он там был, я не знаю. Но отец Тимура ему доверял больше других. Они даже с Татьяной подали заявление в ЗАГС, и Макс подарил ей обручальное кольцо.

Тим собирался устроить им свадьбу, лучшую в Европе, на королевском уровне. Ради мести Тимуру она на все могла пойти. И пошла, если бы не остановили. Максим ходил по краю пропасти. Неверный шаг – и прощай!

Я встал.

– Ну и задачку вы мне задали. Тут сам черт себе голову сломает.

– Уже уходите?

– Пора переварить информацию. Непомерный объем. Вы отлично умеете ставить все на места и всему давать обоснование.

– Жаль, что плеер не починили.

Я глянул на молчаливый аппарат и увидел болтающийся по полу шнур. Нагнувшись, я поднял его и воткнул в розетку. Тут же заиграла музыка. Любовь Овечкина, она же Кольцова, захлопала в ладоши.

– Значит, ты на что-то способен? А говорил, сыщик. Иди лучше в радиомеханики. Заходи еще, если будет скучно.

Дорогое удовольствие, хотел я сказать, но промолчал. Мне пришлось постучать в дверь, чтобы меня выпустили. Потом сопроводили до лифта и опять подняли на галерку. Теперь можно отдохнуть от звонкого щебетания певицы. Нет, пела она куда приятнее, чем разговаривала. Но надо отдать ей должное, все ее доводы логичны. В каком кошмарном мире я живу. Доктор Розин не зря за меня беспокоился при выписке. В больнице я был счастлив, и ничего подобного мне и в страшном сне не могло присниться.

Так значит истинный убийца – Максим Круглов? Вроде бы все сходится. Но значит, Антон опять мне врал? Хотя, трудно его обвинить в этом. Он просто сказал, что у следствия есть на меня улики.

Я зашел в зал и спустился к своему столику. Рыжеволосая Белла сидела на месте. Я присел к столу.

– Странно. Вы вернулись. Вас не было больше часа. Я думала, сбежали.

– Лишиться приятной компании ради экономии на шампанском? Потом вы просили меня отплатить за услугу. Я готов.

– Мне казалось, приятная компания осталась за кулисами.

– Сугубо деловой разговор, от которого лучше отвлечься на какое-то время. Слишком большая нагрузка для моего ума.

– Но, значит, не бесполезно. Рада, что оказала вам услугу.

– Послушайте, Белла, вы совсем не похожи на тех женщин, которые подсаживаются за столики. Неужели вы тут работаете?

– Нет. Но знаю все. Пришлось узнать. Я копаюсь в одном деле. Я же говорила, что у меня погиб дружок. Он имел к этому заведению некоторое отношение. А к вам подсела, потому что поняла, что вы не будете ко мне приставать.

Хорошо она меня хлестнула. Это я-то, Тимур Аракчеев, не стану приставать к женщине? Или, может, на моей физиономии написано, что я голубой? Я пересмотрел пару сотен фильмов и восхищался только женщинами, мужчины меня интересовали как актеры, своим талантом.

– Вы, очевидно, не правильно меня поняли, – поправилась девушка, словно прочитала мои мысли. – Я увидела в вас порядочного человека.

– И на том спасибо. Хотите еще шампанского?

– Нет, я так. От него голова болит. Я предпочитаю водку. А здесь не принято. В домашних условиях, на кухне, с хорошей закуской. Грибочки, селедка, разваристая картошка и человек рядом. На которого можно положиться, которому можно поплакаться в жилетку.

– Это и есть ваша просьба?

Она удивленно взглянула на меня.

– Честно говоря, я об этом даже не подумала. Впрочем, не возражаю, если вы меня не боитесь.

Вторая оплеуха. Я встал.

– Тогда пойдем. Только водку пить я не буду, мне в рюмку воды нальете.

– Важно, чтобы рюмки чокались и разговор был интересным.

Я расплатился с официантом, который не требовал с меня рубли, и мы покинули клуб.

На улице уже светало. Я подошел к своей машине и открыл даме дверцу.

– Боже, так вы из новых русских?

– Вы правы. Я совсем новый. Мне два месяца от роду. Только не считайте меня сумасшедшим.

– Я не любопытна, много вопросов не задаю.

Она села в машину, и мы приехали к ней домой. Апартаментами эту квартиру не назовешь. Судя по нашим фильмам, в таких живут семьи среднего достатка, но, если честно, мне все равно, где она живет.

Хозяйка проводила меня на крохотную кухоньку, накрыла на стол так, как обещала, поставила варить картошку и, извинившись, отлучилась.

Появилась она минут через десять, и я едва не вскрикнул. Белла преобразилась. Куда делась вся вульгарщина? И вовсе она не была рыжей, сняв парик, она превратилась в русоволосую. Косметика исчезла с лица, и оно стало простым и благородным с потрясающими карими глазами. Я не ошибся в своей оценке, увидев ее впервые. Красавицей ее не назовешь, но в ней чувствовалась такая притягательная сила, что у меня комок подступил к горлу.

Она достала из морозилки запотевшую бутылку водки и, поставив ее на стол, села напротив.

– Вы потрясающая женщина, Белла!

– Галантно. Но я не люблю таких слов. Не привыкла. Ничего потрясающего во мне нет. Но отвечу вам соответствующим образом. У вас красивые глаза. Я такие же видела только один раз в жизни. Синие, как небо, и невинные, как у ребенка.

Они могут увести куда угодно, и можно потерять голову. Только печали в них больше, чем радости. Какая-то боль проглядывает. Совсем несоответствующая вашему внешнему благополучию.

Я верил всему, что она говорит. Мне захотелось раскрыться перед ней. Не знаю почему, то ли одиночество меня доконало, то ли хотелось выплеснуть переполненную чашу. Но вряд ли ей будет интересен мой рассказ. Люди живут особняком, чураясь друг друга, огораживаясь заборами – каменными, железными, деревянными. Кому нужна та грязь, что я ношу в себе? Взять и выплеснуть ее на хорошего человека.

– Ну рассказывай, – тихо сказала она. Точно. Белла читала мои мысли.

– Все несчастье в том, что я не знаю, кто я такой!

Я говорил, и говорил, и говорил, не замолкая, а она слушала внимательно и изредка ее красивые дугообразные брови подрагивали. Мне временами казалось, что она в каких-то местах хочет поправить меня, как учительница ученика, споткнувшегося на важном факте. Но она не проронила ни слова.

Водку она так и не стала пить. Мы ушли в комнату и легли в постель. Об этом и речи не было, я не знаю, как все получилось. Само собой.

Теперь мне стало понятно, ради чего живут люди. И еще острее я ощутил свое одиночество. Мне стало страшно, что я ее больше не увижу.

– Мы увидимся, – сказала она, прочитав мои мысли. – Так уж складывается судьба. Только я не знаю, когда и где. Тебе надо уходить, и не думай обо мне.

Пока не думай. Я сама тебя найду. И еще. Зачем ты блуждаешь во мраке? Иди сам к этому майору, и пусть он тебе все расскажет. Ничего он тебе сделать не может.

Ты ведь по документам другой человек. Если ты сам придешь, то тебя тем более подозревать ни в чем не станут. Узнаешь ты что-то новое или нет, сказать трудно, но ты ничего не теряешь. Хорошо выслушать все стороны, чтобы иметь о прошлом более ясную картину.

Я не хотел уходить, но она настояла. Печенкой чувствовал, что и она не хочет со мной расставаться, но, очевидно, были причины для такой настойчивости.

В девять утра я сел в свою машину и поехал домой. Усталый, разбитый, но получивший немного счастья. Мгновенье, мелькнувший луч в царстве бесконечного мрака.