Бездыханные

Глава 1

В то утро город просыпался, укрытый пеленой серого тумана. Тонкий серп солнца только-только показался из-за горизонта, но на улице уже было довольно светло. Большая стрелка часов еще не успела добраться до циферки семь, значит, можно еще поваляться в теплой кровати, а прохладным утром это особенно приятно.

Вот бы этот покой длился подольше, мечтательно подумала я, но у матушки судьбы были другие планы.

Дверь моей комнаты начала сотрясаться от громких и настойчивых ударов. Я громко застонала и спрятала голову под одеяло, но стук все не стихал, а становился лишь громче.

— Иду! — раздраженно воскликнула я, вскакивая с кровати и, пошатываясь от резкого прилива крови к голове, подошла к двери, щелкнула замком и резко распахнула её в надежде дать ею по носу тому, кто стоял с той стороны. К сожалению, виновник шума оказался безнаказанным.

За дверью оказался Фред, мой родной дядя и опекун.

— Чего? — с нескрываемым раздражением спросила я.

— Завтрак, — ответил он, пренебрежительно скривив губы.

Мне в нос тут же ударил ужасно неприятный запах. Красочный букет из запахов перегара и сушеной рыбы, в купе с помятым выражением лица и заплывшим взглядом — все это ясно показывало, что вчера у Фреда была очередная холостяцкая посиделка. Да, мой дядя — живой пример среднестатистического безработного и неженатого мужчины со средним образованием, живущим за счет пособия по безработице. Почему подобного рода человек является моим законным опекуном? Ну, родственников не выбирают.

В один весенний день, мои мама и папа привезли восьмилетнюю меня к бабушке, якобы на выходные. Бабушка сказала, что у родителей сейчас проблемы и они не могут за мной присматривать. Какой бы ни была причина их исчезновения, после того дня своих мать и отца я видела лишь на фотографиях. Когда бабушка умерла, единственным опекуном оказался мамин кузен — Фред. Он согласился за мной присматривать только потому, что уютный дом бабушки, который по наследству принадлежал мне, станет его жильем. Моего мнения тогда никто не спрашивал, поэтому последние девять лет мы живем вдвоем.

Утром Фред по своему обыкновению спит, а когда я прихожу из школы (обычно это где-то между пятью и шестью вечера, так как идти домой сразу после школы у меня желания нет) смотрит футбол и пьет пиво. Иногда к нему приходит парочка друзей и составляет ему компанию. Мы часто ссоримся, но, в общем, живем спокойно.

В это утро Фред проснулся необычно рано, а это значило, что настроение у него будет весь день ужасное, и вечером дома жди еще одной попойки.

— Там в холодильнике остались вчерашние спагетти, приготовь их себе сам, — зевая, произнесла я и уже намеревалась захлопнуть дверь, но Фред успел подставить ногу в дверной проем.

— У меня нет времени, поэтому быстро спускайся и готовь завтрак, иначе останешься на этот месяц без карманных денег!

С громким усталым вздохом я схватила свой халат, надела его поверх теплой пижамы и засеменила вниз по лестнице на первый этаж.

Наш первый этаж был похож на большую комнату, в которой вместились прихожая, гостиная и кухня, отделенная от остальных перегородкой. Ванная и туалет расположились двумя небольшими отдельными комнатами за кухней.

Поэтому, несмотря на то, что эпицентр катастрофы находился в гостиной, запах табака, алкоголя и сушеной рыбы распространился по всему первому этажу. Но такая обстановка была мне привычней чем чистота, поэтому оставалось просто меньше дышать и, пробираясь на кухню, постараться не наступить на пустую банку из-под пива.

На нижней полке полупустого холодильника лежала тарелка застывшего спагетти с томатным соусом. Наша микроволновка уже недели две как отказалась подавать признаки жизни, поэтому я высыпала спагетти на раскаленную сковородку, вбила туда два яйца и все перемешала. Несмотря на неаппетитный вид, запах у «деликатеса» был весьма приятным. Но мне аппетит испортили с самого пробуждения, поэтому вся порция достанется Фреду.

Дядя как раз спускался по лестнице, и я поспешила ретироваться в ванную. Дверь ванны на замок не закрывалась, поэтому нужно было быстро сделать все свои дела и выйти, либо, как я обычно делала, когда дома был кто-то посторонний, заблокировать ручку двери шваброй. Сейчас Фред будет занят завтраком, поэтому у меня есть мои законные пять минут.

Я подошла к умывальнику и, спершись на него руками, уставилась на свое отражение, искаженное мыльными пятнами, покрывающими все зеркало. Волосы сбились в большой русый комок, на болезненно бледном лице ярко видны синяки под глазами и небольшая россыпь мелких прыщиков на висках, которые чем больше чесались, тем больше краснели, и чем больше краснели, тем больше чесались. След от недавней простуды на кончиках губ никак не хотел исчезать. Белки вокруг серой радужки глаз покрыты красной паутинкой из воспаленных вен — наверняка из-за вчерашнего полуночного чтения.

Чем больше всматривалась в свое отражение, тем больше убеждалась в совершенной непривлекательности этого уставшего и измученного лица. И было бы спасение в красоте души, не будь она такой же уставшей и измученной, не стремящейся ни к чему, кроме как к спокойному существованию.

Лучше всего было пойти сразу в душ, но у меня не было сил и желания, поэтому я по-быстрому умыла лицо, почистила зубы и вышла как раз в тот момент, когда в ванную из кухни направился Фред.

— Убери на кухне и в гостиной, вечером ко мне придут, — сказал он.

— Придут и вернут наш дом в первоначальный захламленный вид. Смысл мне стараться? — равнодушно заметила я.

Он ничего не ответил и скрылся в ванной.

Сделав себе кружку кофе, я поднялась обратно в свою комнату, в свою уютною четырехстенную крепость.

Моя комната не выделялась оригинальностью: старый диван-кровать, шкаф, стол, старый компьютер с медленным интернетом, несколько плакатов известных музыкантов и небольшой «уютный» бардак. Плюхнувшись на кровать, я отхлебнула немного кофе и открыла книгу, которую вчера почти дочитала, но сон победил интерес. В ней рассказывалось о детях инвалидах, живших в старом приюте. История довольно трагическая, но я из тех людей, кто, читая о тяжестях других, свои мимолетом забывает.

Как и забываешь о времени. В семь пятьдесят я быстро натянула на себя первое, что попалось под руку, схватила рюкзак и выбежала из дома. Хотя мне к школе всего пятнадцать минут ходьбы, я хотела немного пройтись чтобы окончательно проснуться и освежить лицо.

На улице было довольно тепло для осени. Дул слабый октябрьский ветерок. Листья, окрашенные в теплые желтые тона, медленно падали с деревьев, а некоторые, подхваченные ветерком, пролетали еще несколько метров и, сделав пару кругов, ложились на землю. Крики отлетающих птиц и свист ветра создавали утреннею идиллию спокойствия и мира. Действительно, в такой момент хочется забыть все свои заботы и просто постоять несколько минут под нежным дождем из листьев, побыть хоть немного вдали от окружающих.

Напевая под нос песню, которую услышала вчера по радио в одном магазине, я шагала по вымощенному тротуару, стараясь наступать на белые кирпичики и обходить красные. Это занятие развлекало меня по пути к школе и назад. Один раз я так сосредоточено шла, что нечаянно столкнулась с мальчиком лет десяти. По его растерянному виду можно было понять, что занят он был тем же.

Вскоре из-за угла уже показался двор моей школы…

В класс я пришла первой. Хотя нет — второй. На последней парте возле окна сидел парень и читал книгу. Я не сразу его узнала, а когда узнала, почувствовала ужасную неловкость. Насколько мне помнится, его звали Кристофер, он был необщительным и тихим, но не из-за смущения, а из-за своей излишней мрачности. Вечно нахмуренные темные брови и слегка диковатый вид лишали желания познакомиться с ним. Я пару раз замечала, что кто-то пытался с ним поговорить и даже подружиться, но потом оставляли свои затеи, а когда их спрашивали, говорили, что у парня не все дома. Он был школьной знаменитостью, но в плохом смысле. Ходят слухи, что его родители погибли, когда он был ребенком, и теперь он живет один в старом обветшалом доме; так же, что он шайкается с местными бандитами. Другие уверяют, что он продает наркотики. Еще одни уверены (причем совершенно беспочвенно), что он сидел в колонии для тяжелых подростков. И даже если Крис за все три года в старшей школе и мухи не обидел, его молчание развязывало языки другим.

Задумавшись обо всем этом, я подошла к своей парте и завалила на нее рюкзак. Звук от удара оказался настолько громким, что я от неожиданности даже подскочила. Сзади послышался недовольный вздох.

— Прости, — виновато промычала я, почувствовав неясный холодок, пробежавший между лопаток.

— Угу, — безразлично промычал парень себе под нос.

Я украдкой глянула на него и его книгу. Меня начало терзать любопытство, ибо книга выглядела, мягко говоря, странно. Он держал её на весу, поэтому я могла рассмотреть обложку полностью. На потрепанном черном переплете не было видно ни единой надписи, которая бы указывала на автора или название. Я старалась получше разглядеть книгу и не заметила, как подошла почти впритык.

— Любишь читать? — эти слова сами слетели с моих губ.

Парень еще с минуту помолчал, будто обдумывая ответ.

— Угу.

— Эта книга какая-то странная…

— Угу.

— Интересная?

— Угу.

Его красочные ответы начали меня конкретно бесить. Если уж кто-то проявил дружелюбие, можно было бы и нормально ответить.

— Занимательный разговор, — буркнула я себе под нос, но вдруг заметила, как кончики губ парня дрогнули в едва заметной ухмылке. Да он просто издевается!

Тяжело вздохнув, я направилась к своей парте.

— Можно вопрос?

Я чуть не споткнулась от неожиданности, когда услышала его голос.

— А… ага.

Отложив книгу, Крис внимательно посмотрел на меня.

— Это прозвучит странно, но все-таки, что ты думаешь о бессмертии?

На моем лице явственно отразилось все испытываемое удивление и непонимание.

— Действительно странный вопрос. — Немного помедлив, я подошла и села за парту перед ним, — даже не знаю.

— Понятно, — с заметным разочарованием выдохнул парень.

— Но если подумать, то, думаю, это круто.

Он хмыкнул и начал водить пальцем по чёрному переплёту той книги.

— Кстати, а что это за книга?

— В ней рассказывается про девушку, которая стала бессмертной и искала способы себя убить, — ответил он, внимательно вглядываясь в обложку, будто пытаясь увидеть на ней что-то, кроме черноты.

— Ааа… — тихо протянула я, поняв причину его неожиданного вопроса. — А зачем ей себя убивать?

— В смысле? — синие глаза Крис внимательно уставились на меня. На мгновение я замолчала, глядя на эту странную и немного пугающую синеву. Что-то жутковатое было в их глубине, словно вглядываешься во тьму океанических вод. Никогда не видела таких глаз.

Но тут я вспомнила о нашем разговоре.

— Ну… почему, как только человек получает то, чего всегда желал, то сразу пытается найти способы это потерять? Да, у бессмертия тоже есть некоторые минусы, но и возможности возрастают. Скажем, человек мечтал перечитать тысячу книг. На это может уйти несколько десятилетий, а когда ты бессмертен, то, пожалуйста, хоть десять тысяч!

На мой ответ Крис заинтересовано приподнял бровь.

— А если у человека не было цели или мечты, то, что тогда? — спросил он после коротких раздумий.

— То нужно найти эту цель.

— Например?

— Ну, например, те же самые книги, или… — я задумалась, — можно накопить огромную сумму денег и анонимно пожертвовать их в какой-нибудь фонд по защите природы.

Эта мысль вызвала у меня смех, но Крис задумался. Повисла гнетущая тишина.

— Кхм… — я попыталась разрядить обстановку, сменив тему, — и что, эта девушка себя убила?

— А? Ну, в конце она сожгла себя заживо, и ветер разнес ее пепел. «Но, даже так, она продолжила свой путь в виде пыли, что попадает в глаза, когда на улице бушует ветер…» — это последняя строка книги.

— Значит, ты уже дочитал до конца?

— Да. Но не могу понять, поэтому перечитываю. — Крис нахмурился, поглядел на книгу, на меня, опять на книгу, после чего протянул её мне. — На.

— А? Зачем?

— Прочитай.

«Он что, настаивает?»

Мне поведение парня показалось немного нахальным, но я действительно заинтересовалась этим рассказом, поэтому завязала свое возмущение в узелок.

— Ладно, — с легким показательным недовольством я взяла книгу.

Повертев ее немного в руках, я решила задать давно терзающий меня вопрос:

— А почему не указано ни автора, ни названия?

Парень пожал плечами. Похоже, он тоже не знает. «Где он достал эту книгу?» — хотела было спросить я, как тут в класс начал заваливаться народ, поэтому оставила дальнейшие расспросы на потом. Я поблагодарила Криса и направилась к своему месту.

Через пару минут в класс начал заваливаться остальной народ. Я бессмысленно листала учебник литературе, когда ко мне подошли Ирен и Локки, два моих единственных и лучших друга. Ирен Меймунд была симпатичной и задорной девушкой с длинными волосами цвета мёда и типичным девичьим характером. Мы знали друг друга еще с младших классов и, сколько я помню, на её лице всегда играла веселая улыбка. Ирен никогда не грустила понапрасну. А вот с Локки другая история. Мы познакомились в начале средней школы. Со стороны может показаться, что он типичный представитель подкласса «ботан обычный»: всегда в рубашке и галстуке, строгие зеленые глаза за очками в широкой оправе, причесанные каштановые волосы; в руках куча книг и полная готовность к уроку. Но в тихом омуте черти водятся. Локки Сальмори был такой же странный, как и его имя. Его воспитал дядя, который работал врачом, но не в больнице — он был подпольным доктором. Его пациентами были бизнесмены сомнительной репутации, знаменитости или известные политические лица, которые не хотели вывести свои проблемы на люди. Когда Локки было одиннадцать, дядя взял его с собой «на работу». Мальчику с детства привили любовь к медицине, его первыми игрушками были игрушечные слуховые аппараты и пинцеты, а самым желанным подарком на рождество оказалось двенадцатое издание «Анатомии Грея». Мистер Пол Сальмори знал свои методы воспитания детей, и потому велел малолетнему Локки ассистировать его во время одной из операций.

Но благодаря этому Локки понял, что значит быть доктором. В свои восемнадцать он знал теорию медицины лучше, чем многие современные доктора, а особенности воспитания сделали его жестким, серьезным и расчетливым. До сих пор удивляюсь, как мы умудрились сдружиться. Но именно благодаря его характеру на Локки всегда можно было положиться.

— Ми-и-о! — Ирен навалилась на меня с объятиями, почти придавив к столу.

— Тише, тише, — засмеялась я. — Задушишь.

Она отпустила меня и возбужденно запрыгала на месте. «Хорошо хоть у кого-то из нас хорошее настроение», — пронеслось у меня в голове. Я поприветствовала Локки, тот лишь кивнул в ответ.

— У нее всю дорогу рот не закрывался, — пожаловался он.

Да, излишняя позитивность Ирен может достать даже такого человека с железным терпением, как Локки.

— Бе-е-е… — девушка высунула язык и убежала к своей парте.

Юноша тяжело вздохнул ей в след, после чего переключился на меня.

— У тебя болезненный вид, — заметил он. — Ты завтракала?

— А… да, — промямлила я.

Он не поверил, но придираться не стал, и только сказал:

— Ты поосторожней давай, мы уже лечили тебя от язвы желудка. Не хватало еще чего-то хронического заработать.

— Хорошо.

Прозвенел звонок.

Первым уроком была мировая литература. Сказать честно, я не очень люблю этот урок, не смотря на свою любовь к литературе в целом. Школьная программа никогда не могла похвастаться интересной литературой. Из-за такого наплевательского отношения к учебе мои оценки иногда ниже среднего, поэтому мне часто достается от вечно правильного Локки.

Следующие три урока пролетели незаметно. И вот, на большой перемене, наша троица, как и вся голодная молодежь, направилась в столовую. Там, как всегда в это время, была куча народу, но кое-как, с общими усилиями, мы наконец-то взяли свои обеды и сели за свободный столик.

— Да уж, не пройти, не проехать, — тяжело выдохнула Ирен.

На ее подносе, как всегда, были куриная порция салата и диетическая кола.

— Вот поэтому я говорил, что еду надо с собой носить, — заметил Локки и вытащил из своего портфеля коробку для ленча, в которой были два больших бутерброда с колбасой и сыром и маленькая упаковка ананасового сока. — И вообще, Ирен, если будешь так питаться, то станешь ходячим скелетом.

— Не бойся, не стану. А рано вставать и готовить у меня настроения нет, я и так рано встаю, чтобы привести себя в порядок.

В подтверждение своих слов она показательно убрала прядь уложенных волос с идеально накрашенного лица.

— Значит, для тебя красота важнее здоровья?

— Здесь уместнее сказать: «Красота требует жертв!».

— Ага, жертв мозговых клеток, — буркнул Локки, вытаскивая один бутерброд.

— И вообще, если ты такой умный, то, может, будешь сам мне готовить?! — разозлилась Ирен.

— В отличии от некоторых для меня это не является проблемой.

— Вот и готовь!

— И буду!

Они синхронно отвернулись друг от друга, одновременно набивая рот едой. Я тихо засмеялась и отпила немного чая. На моем подносе были тарелка с картофельным пюре и зеленый чай — дешево и строго.

— Кстати, Мио, — глянула на меня Ирен, — сегодня мы хотим пойти в торговый центр, ты с нами?

— А зафем вам фуда? — выговорила я с набитым ртом.

— Там сейчас распродажа, а я уже давно ничего не покупала.

Насколько мне помниться, её «давно» было три недели назад.

— Профти, — я проглотила остатки еды во рту, — не могу, мне еще нужно дома убраться.

На самом деле это была отговорка, просто процесс похода Ирен по магазинам часто затягивается на пять-шесть часов.

— Ла-а-адно, пойду с этим занудой.

Я виновато посмотрела на Локки. Тот, тяжело вздохнув, с усталым видом принялся доедать свой бутерброд.

Через минуту Ирен начала возбужденно рассказывать о каком-то телевизионном сериале, а я, от нечего делать, начала разглядывать всех в столовой. Здесь каждый день была одна и та же картина: у каждой группы подростков был свой собственный столик, за которым они сидели до самого выпуска; капитан школьной футбольной команды, который садится за столик к той, у кого юбка покороче, и через две минуты получает пощечину; один и тот же парень с едко-красным галстуком и в сломанных очках, который всегда забегал в столовую за пять минут до урока и не успевал ничего купить, и так далее. Только содержание обеденного меню менялось. Правда, иногда здесь можно увидеть и новые лица. Но только сейчас я заметила одну вещь: насколько помню, я никогда не видела этого Кристофера нигде кроме классных кабинетов, хотя в нашей столовой обедала вся школа. Может, он бедный? Или ест принесенную из дому еду где-то на скамье перед школой в гордом одиночестве. Это более правдоподобно.

Из моих размышлений меня вывел голос друга. Они с Ирен уже доели и несли свои подносы к стойке. Я быстро допила остатки чая и побежала за ними.

На выходе из столовой на меня внезапно налетел какой-то парень, и чуть было не сшиб с ног, правда, сам упал.

— Извините, — буркнул он.

Его очки упали на пол.

— Ничего.

Я подала ему руку. Когда его рука коснулась моей, по телу прошлась странная дрожь. Но меня удивило не это — когда юноша поднял руку, его рукав отодвинулся, и я заметила странный шрам, который как браслет обвивал его запястье. Я никогда не видела таких шрамов, как будто его кожа не срослась и теперь была как разорванная ткань, сшитая толстой ниткой. Он увидел мое замешательство и резко отдернул руку. Подняв свои очки и поправив красный галстук, парень еще раз извинился и убежал.

«Что это, черт возьми, было?»

Я несколько секунд простояла в ступоре. Ирен подбежала ко мне и, взяв за подол кофты, потянула в класс.

Последние уроки я провела в размышлениях. Не найдя логического объяснения увиденному, я решила попросту забыть о случившемся.

— Наконец-то, — простонала я и сладко зевнула, — от этих занятий у меня голова разболелась.

Мы стояли возле школьных ворот. Уставшая молодежь расходилась по домам, а некоторые обсуждали планы на вечер, так что школьный двор был еще людным.

— Ну что, вы идете сейчас или сначала домой? — я все еще колебалась, пойти с друзьями в торговый центр или нет.

— Лучше сейчас, ведь потом там будет много народу. А еще сейчас есть хороший выбор, нужно успеть забрать самое лучшее, — ответила Ирен с таким выражением, будто шла не на распродажу, а на поле боя… . Хотя разница небольшая.

— Ты б с таким рвением училась, а не по магазинам ходила, — заметил Локки, скрестив руки на груди.

— А ты б лучше об имидже своем позаботился, чем зубрил все на месяц вперед.

Чувствуя, что атмосфера между ними опять накаляется, я решила быстро улизнуть.

— Ладно, я домой.

— Угу, пока. — Ирен обняла меня и поцеловала в щеку на прощание. Её девичьи привычки забавили меня.

— Держись, друг, — воскликнула я, хлопнув Локки по плечу. — Удачи!

Тот лишь фыркнул.

После того как они ушли, я начала раздумывать над тем, куда направиться, чтобы убить время. Так как сейчас была хорошая погода, мой выбор остановился на местном парке. Я часто просиживалась там. Он был довольно большой для маленького городка, и от школы к нему минут пять ходьбы.

Дойдя до места назначения, я осмотрелась и устроилась на первой попавшейся свободной лавочке. От нечего делать я начала рыться в рюкзаке, в надежде найти хоть что-то интересное. Не найдя ничего стоящего, кроме одного учебника по биологии, я уже собиралась закрыть рюкзак, но тут моя рука наткнулась на черную книгу, которую дал мне Крис. А я совсем забыла про нее.

Достав книгу, я открыла ее на первой странице. На ней не было ни названия редакции, ни года выпуска, ничего. Текст не был поделен на главы, и шрифт был уж точно не компьютерный, будто писали от руки, но почерк был очень ровным и понятным. Страницы не имели нумерации и отдавали желтизной, что указывало на старость книги, но цвет был довольно приятным. Поэтому я, не найдя к чему придраться, с огромным нетерпением углубилась в чтение.

За свои семнадцать лет я прочитала довольно много книг, как для современного подростка, но даже так у меня все еще недостаточно опыта, чтобы судить о литературных произведениях в плане качества. И, честно говоря, я еще не читала такую книгу, которая бы вызвала у меня подобные эмоции. Но сейчас… Мое состояние нельзя было назвать шоковым, скорее, я была поражена странным сюжетом этой книги.

Действия разворачивались где-то в девятнадцатом веке. Главную героиню (ее имя не указано) жестоко бил муж. Она боялась его, поэтому никому не говорила о побоях. Женщина каждый день молилась в церкви, но, так и не найдя спасения, на эмоциях сожгла Библию в камине. Однажды муж пришел домой очень злой, поэтому сразу же начал ее избивать. Кое-как вырвавшись из его хватки, женщина убежала и заперлась в кладовке. Мужчина выбежал на улицу и, вернувшись с топором, начал ломать дверь кладовки. Дерево хорошо поддавалось. Женщина плакала, молила о помощи, но никто не пришел. Видя, что никто не слышит, она, желая спастись, пошла на крайние меры. Женщина нашарила в темноте глиняную тарелку, разбила ее об пол и осколком разрезала себе ладонь правой руки. Кровью она начала писать по стенке молитву спасения, но вместо «Бог» писала «Дьявол». Когда она закончила, дверь кладовки не выдержали натиска и сломалась. Женщина закричала и… увидела, что ее муж стоит, а с его глаз льются кровавые слезы. Через минуту он упал замертво. Поняв, что натворила, женщина от испуга потеряла сознание.

Очнувшись, женщина почувствовала себя странно. Вернее, она вообще ничего не почувствовала: ни усталости, ни головокружения, ни боли, ни даже страха, ничего… Раны на руке не было, и она даже подумала, что все было сном. Но ее сомнения развеял лежащий у сломанной двери кладовки труп.

Она поняла, что ее мучения кончились, но она не знала, какую цену ей пришлось за это заплатить.

Труп женщина спрятала в подвале, а маленькую кладовку почти на половину засыпала сеном, так как кровь не хотела смываться. Убрав в доме, она принялась приводить в порядок и себя. Ничего существенного на ней видно не было, но одна вещь ее беспокоила. На ладони, в том месте, где она порезалась, появилось что-то вроде черного пятна, размером с ноготь большого пальца. Пятно никак не отмывалось, но девушка решила не придавать этому особое значение.

Про то, что она стала бессмертной, женщина поняла через четыре дня после инцидента, но признаки были видны все время. Она не ела, потому что не чувствовала голод, она не могла заснуть, потому что не чувствовала усталость, у неё ничего не болело, даже если она сильно ушиблась.

Женщина уже не сомневалась, что с ней не все в порядке, после того, как однажды ночью, когда она прогуливалась от бессонницы, на нее напал грабитель. Он попытался запугать ее ножом, но из-за неуклюжести засадил его прямо ей в сердце. Испугавшись, вор убежал, а женщина так и осталась стоять, не зная, что дальше делать. Прошла минута, две, пять, десять… Она ждала смерти, но та так и не настала. Через полчаса женщина поняла, что умереть ей не придется. Она вытащила нож, который все это время был в ней, и медленно пошла домой, даже не удивляясь, что рана не болит…

Книга настолько заполнила мое внимание, что я совсем забыла про настоящее время. Очнулась я только после того, как мне на колени упал футбольный мяч. Я подняла голову. Ко мне подбежал маленький мальчик и, извинившись, забрал мяч и убежал.

На землю начинали ложиться сумерки. Оказывается, я просидела так несколько часов. Спина ужасно затекла и глаза устали. Я прочитала чуть больше половины книги, что меня удивило. Кое-как поднявшись, так как ноги тоже затекли, я положила книгу в сумку и пошла домой.

Дверь была не заперта. «Значит, он дома» — возникла неутешительная мысль в голове. Войдя внутрь, меня сразу поприветствовал запах табака и бардак, еще сильнейший, чем утром. Фред и еще трое мужиков сидели на диване и что-то выкрикивали в телевизор. На кофейном столике стояли три стеклянных бутылки пива и одна полупустая бутылка виски — видимо, кто-то из его друзей притащил. Я старалась как можно тише подняться к себе наверх, но, как говорится, не судьба…

— Вы посмотрите, кто явился! — Речь Фреда была довольно неразборчивой — виски с пивом сделали свое дело. — И где тебя носило все это время?

— Цветочки собирала, — раздраженно съязвила я.

— А девочка-то с язычком, — сказал мужик, который сидел рядом с Фредом, и противно засмеялся.

Он, как и остальные, тоже был довольно пьяным.

— Ага, только он слишком длинный, — буркнул Фред. — Радуйся, что тебя еще не вышвырнули отсюда.

— Не имеешь права, это мой дом! — воскликнула я. Фред зацепил мою больную тему, а сейчас его слова почему-то особенно сильно задели меня.

— Да ну, если бы не я, ты бы сейчас отсиживалась в детском доме.

— Если бы не ты, у меня была бы спокойная и счастливая жизнь! — крикнула я. — И от такого урода, как ты, мне вообще ничего не надо!

— Ах ты, мелочь! Как ты смеешь со мной так разговаривать?! — Он махнул рукой, в которой был стакан пива, и все её содержимое оказалось на мне. Но это его не успокоило. Фред резко подорвался с дивана, подбежал ко мне и ударил по лицу. Удар вышел достаточно сильным, чтобы меня отшвырнуло прямо к стенке. Во рту почувствовался металлический привкус — губа была разбита. Фред часто кричал на меня, но до драки дело никогда не доходило. Поэтому я была в замешательстве.

— Ты что творишь?! — моей злости не было границ. Я оперлась о тумбу, возле которой упала. На ней стояла ваза с цветами и я, сплюнув кровь, швырнула ее прямо в Фреда. Она разлетелась на осколки, ударившись об его голову. Фред взвыл от боли и присел на пол. Пользуясь моментом, я побежала вверх по лестнице на второй этаж. За спиной слышались взволнованные голоса его друзей. Забежав в свою комнату, я закрылась на ключ. Губа и щека ныли, все тело дрожало — моя злость сменилась самым настоящим страхом.

Снаружи послышался шум. А в следующую минуту двери моей комнаты начали сотрясаться от ударов.

— Ах ты, тварь! — кричал Фред с той стороны, — я убью тебя!

Он ломился с такой силой, что со стен начала сыпаться штукатурка. Мои ноги подкосились, и я упала. Страх, объявший меня, был настолько сильным, что с моих глаз градом покатились слезы. Внутри все сжалось, а к горлу подступил комок. Из-за ужаса сердце закололо. Легкие стали требовать больше воздуха, и я задышала чаще. Вместе с выдохом изо рта непроизвольно вырывались тихие стоны и всхлипывания. Тело окаменело, а мысль о том, что, возможно, эта ночь будет последней в моей жизни, сдавливала голову и пугала до жути. Это было поистине ужасно.

— П… помогите, — обретя способность говорить прошептала я через пару секунд.

Из-за ужаса мой голос дрожал.

Дверь комнаты была старая, поэтому не сильно выдерживала такие удары и сильнее ходила ходуном от каждого последующего удара кулака.

— Помогите, — уже громче сказала я, — Боже…

Дверь треснула. По телу пробежали мурашки.

— Помогите! — шёпот перешел на крик, — хоть кто-то! — Я схватилась за голову, — о, Господи!

Опять треск.

«Почему?»

— Господи… — прошептала я.

Дверь опять треснула. Я еще раз прошептала, и опять послышался треск. Недоумение и внезапная догадка оттеснили страх, и мне почему-то стало смешно.

— Ха-ха… — легкий смешок перешел в громкий смех.

Я смеялась, а с глаз текли слезы. «Конечно же, сам Бог меня ненавидит. А зачем любить? Я ведь в него никогда и не верила. А как можно верить с такой-то жизнью?! Несправедливо! Несправедливо! Я не должна страдать, но я страдаю! Почему?! Господь, неужели это так весело — издеваться надо мной? Неужели я живу только для твоей забавы? Ты зол на меня, или смеешься? Ах, какая честь быть игрушкой Господа! Самой ненавистной и уродливой игрушкой!» Мой смех был все громче, пока не перешел в истерический. С двери почти слетела верхняя петля. Шли секунды. Тело все еще дрожало, смех прошел, а слезы все так и лились, но теперь мне было все равно. Я спокойно легла на пол, дожидаясь, когда дверь сломается, и меня постигнет горькая участь. Перед моим лицом лежала книга в черном переплете, видимо, она вылетела с сумки, когда я, забежав, швырнула ее на пол. Я перевернула пару страниц и пробежала глазами по тексту. То, что я прочитала, вызвало у меня странные мысли. Я опять засмеялась и закрыла книгу.

— Дьявол! — крикнула я, — ты меня тоже ненавидишь, а? Или, возможно, тебе меня жаль?! Ты б мне помог? — я стукнула кулаком по полу, — Ты же, наверно, тоже сейчас смеешься надо мной! Черт подери, это ведь так весело, наблюдать за страданиями других, особенно для тебя! А? — я продолжала бить кулаками пол, будто пытаясь достучаться до него, — Для Господа моя жизнь всего лишь забава, а для тебя? Или мне лучше сказать…

Внезапно верхняя петля слетела с двери и со стуком упала. Страх опять проник в мой разум и я, почти сойдя с ума, заорала:

— СПАСИ МЕНЯ!

Удары прекратились. За дверью послышался грохот. Последнее, что я заметила перед тем, как первый раз в жизни потерять сознание, — это мрак, вдруг окутавший комнату, и вздох, чужой вздох…

Человеческий мозг похож на компьютер. Когда он пытается обработать слишком много информации, или когда пытается открыть все файлы за раз, происходит сбой системы, преследуемый длительным зависанием. В общем, на то, чтобы вспомнить и переварить все события вчерашнего вечера, мне потребовался примерно час.

Я сидела на полу и терла указательными пальцами виски, пытаясь хоть как-то успокоить головную боль. По комнате были разбросаны вещи, дверь открыта и еле-еле держалась на нижней петле. Я еще несколько минут просидела в тишине, но потом все-таки решила встать на ноги и узнать, что к чему.

Медленно подойдя к двери, я выглянула в коридор. От моей комнаты и дальше вниз по ступенькам тянулась дорожка из капель крови. Старательно обходя их, я спустилась вниз. Наверно, это кровь с головы Фреда. Свет в коридоре был включен, входная дверь открыта нараспашку, осколки вазы и бутылок разбросаны по комнате. Заперев дверь, я прислушалась. Моя безошибочная интуиция подсказывала, что кроме меня в доме никого нет. Я привыкла доверять своей интуиции, поэтому немного успокоилась.

На стене слева от меня висело зеркало. Посмотрев в него, я ужаснулась: правый угол губ опух и посинел, щека тоже опухла, глаза были красные, а на спутанных волосах висела запекшаяся кровь… Короче говоря, красоту не описать словами. Я взглянула на свои руки. Костяшки пальцев сильно покраснели, в некоторых местах кожа была разорвана. Раны неприятно щипали. «Результаты моей буйной попытки достучаться до пола» — догадалась я и глянула на настенные часы. Большая стрелка почти указывала на цифру шесть. Вспомнив, что сегодня мне еще предстоит появиться в школе, я пошла на кухню, искать аптечку. Она оказалась на самой верхней полке, за пустой коробкой хлопьев. Это была дорожная аптечка, которую мне подарил или, вернее, настойчиво вручил Локки. Мысленно поблагодарив его за предусмотрительность, я принялась искать то, что могло бы хоть немного скрыть раны.

Через двадцать минут лечения я оглядела себя в зеркале. Разбитую губу скрывал пластырь, щека замазана тоником, найденным в моей комнате, кровь отмыта, а руки обмотаны эластичным бинтом. Бинт был один, но длинный, поэтому я разрезала его на два ровных куска. Полагаясь на «авось, не заметят» я, вздохнув, пошла к себе в комнату.

Переодевшись и собрав сумку, я стала посреди комнаты, держа в руках черную книгу. Я была в замешательстве. Вчера, в тот момент, когда я, лёжа на полу, открыла книгу и прочитала несколько строк, мой разум вдруг затуманился, и действия стали необдуманными. Такое чувство, что в тот момент, когда я коснулась черного переплета, мой разум покинул тело, уступая его разуму той женщины… .

Когда я пыталась вспомнить то, что происходило в момент перед потерей сознания, голова опять заболела.

«Ладно, потом вспомню…»

Времени было выше крыши, поэтому я, сев на кровать, принялась дочитывать книгу Криса.