К началу ХХ века Белосток, уездной город Гродненской губернии, представлял собой центр целого промышленного района, главную роль в котором играло текстильное и кожевенное производство – от мелких полукустарных мастерских до больших мануфактур. Город населяло многотысячное польское и еврейское население, среди которого преобладали промышленные рабочие и ремесленники, занятые в текстильном производстве. Естественно, что на рубеже XIX – ХХ вв. здесь, как и в других регионах Российской империи, распространились революционные настроения. В Белостоке они нашли плодородную почву не только по причине промышленного характера этого города, но и в силу его вхождения в т.н. «черту оседлости». Еврейское население Белостока оказалось наиболее податливым к революционной агитации, что объяснялось его низким статусом в системе национальной политики Российской империи.
Свою роль сыграл и тот факт, что дети более-менее зажиточных евреев в массе своей отправлялись учиться за границу – прежде всего, в Германию, Швейцарию и Францию, где сталкивались с пропагандой европейских революционеров и воспринимали их идеологические воззрения. С другой стороны, среди малоимущей части еврейского населения была развита временная трудовая миграция в европейские страны. Гастарбайтеры из западных уголков Российской империи, сталкиваясь в Европе со студентами-пропагандистами, становились еще более убежденными революционерами, чем сами агитаторы из «приличных семей».
Именно из Европы в Белосток пришел и анархизм – третья по влиянию, после социал-демократической и социал-революционной, левая идеология в дореволюционной России. Так, в 1903 году в Белостоке появился некий Шломо Каганович, до этого шесть лет проведший в Великобритании, Франции и Швейцарии на заработках. В августе 1903 года вместе с Григорием Брумером он создал первую на территории Российской империи анархистскую организацию – Интернациональную группу анархистов-коммунистов «Борьба», в состав которой вошло 10 активистов.
Для агитационной деятельности имевшихся в наличии группы листовок и брошюр для удовлетворения спроса рабочей массы на анархистскую пропаганду было явно недостаточно. Не хватило и присланной в январе 1904 года из заграницы литературы. Своих же авторов, да и денег на печать, у начинающих белостокских анархистов не было. Не было, у кого и искать помощи. К этому времени в Российской империи анархистский кружок, кроме Белостока, существовал только в небольшом городке Нежин в Черниговской губернии.
Но белосточанам было известно лишь про группу «Непримиримые», действовавшую в Одессе и состоявшую из симпатизировавших анархизму махаевцев – сторонников оригинальной теории рабочего заговора польского революционера Яна Вацлава Махайского. Ходили слухи, что у «Непримиримых» сравнительно хорошо обстоят дела и с литературой, и с деньгами. Надежды белосточан на помощь со стороны одесских махаевцев оправдались: «Непримиримые» передали эмиссару белостокских анархистов Ицхоху Блехеру литературу и некоторую сумму денег и он, с чувством выполненного долга, вернулся в Белосток.
С самого начала своего существования белостокские анархисты не преминули перейти не только к пропагандистской деятельности, но и к более радикальным акциям. Жертвами покушений и террористических актов становились поначалу сотрудники административных органов и полиции. Так, после того, как в июле 1903 года полиция разогнала митинг в одном из предместий Белостока, анархисты тяжело ранили городового Лобановского, а спустя еще несколько дней стреляли в полицмейстера Белостока Метленко.
Покушения на полицейских способствовали росту популярности анархистов среди части радикально настроенной молодежи, в глазах которой городовые и приставы символизировали существующий политический и социальный порядок. По мере активизации своей пропагандистской деятельности, анархисты привлекали на свою сторону все большее количество белостокской рабочей и безработной молодежи.
В 1904 году Белосток и его предместья были охвачены глубоким экономическим кризисом. Мастерские и фабрики сократили объемы производства или же вообще простаивали. Тысячи людей оказались без средств к существованию. Особенно тяжким было положение иногородних – выходцев из белостокских предместий, прибывших в город в поисках работы. Иногородние в первую очередь и стали жертвами сокращения на предприятиях и тотальной безработицы. Среди голодных людей росло недовольство. В конце концов, оно вылилось в массовый бунт на белостокском базаре. Толпы голодающих безработных устремились захватывать и громить булочные и мясные лавки. У лавочников насильно отбирали продукты, прежде всего хлеб. Выступление безработных удалось подавить с очень большим трудом. Сотни мастеровых были арестованы, иногородние в принудительном порядке высылались из Белостока по месту рождения.
В конце лета 1904 года, в разгар экономического кризиса, на ткацкой фабрике известного в Белостоке предпринимателя Аврама Когана вспыхнула стачка. Коган был правоверным иудеем и возглавлял «Агудас Ахим» – своего рода профессиональный союз белостокских фабрикантов и предпринимателей. Требования бастующих рабочих он удовлетворять не собирался. Вместо этого, с помощью белостокского полицмейстера, Коган организовал выписку из Москвы рабочих, готовых заменить забастовщиков у станка. Бастовавших Коган уволил. Этот поступок вывел из себя даже относительно умеренных в плане радикальных действий еврейских социал-демократов из партии «Бунд». Бундовцы направили на фабрику Когана 28 боевиков, чтобы снять с работы «штрейкбрейхеров». Боевики порезали сукно на двух станках, но «штрейкбрейхерам» удалось отбить нападение с помощью железных валиков и избить боевиков. Один бундовец погиб, остальные бежали. Прибывшая полиция начала аресты среди бастовавших рабочих.
Отреагировать, но по-своему, решили и белостокские анархисты. 29 августа 1904 года, во время иудейского праздника Судного дня, анархист Нисан Фарбер подстерег Аврама Когана у входа в синагогу в белостокском предместье Крынки и нанес ему два удара кинжалом – в грудь и в голову. Это был первый акт экономического террора не только в Белостоке, но и во всей Российской империи.
Немного о личности покушавшегося, которая имеет значение, прежде всего, как типичный портрет белостокского (и вообще западнороссийского) анархиста тех времен. Нисану Фарберу было всего восемнадцать лет. Он родился в 1886 году в местечке Порозове Волковысского уезда Гродненской губернии в очень бедной семье. Мать Нисана вскоре умерла, а отец влачил существование нищего при местной синагоге. Ребенок был отдан на попечение в чужую семью. Так как он проявлял большое стремление к учебе, в восьмилетнем возрасте мальчика отдали в еврейскую благотворительную школу в Белостоке. Через два года, не имея возможности продолжать обучение в школе, Нисан поступил учеником в пекарню. Когда в Белостоке появились первые анархисты, Нисан увлекся их идеями.
Во время голодного бунта на белостокском базаре Нисан предводительствовал толпой безработных. Как один из зачинщиков, он был арестован и, по этапу, выслан в родной Порозов. Но вскоре он нелегально вернулся в Белосток и стал проводить экспроприации продуктов, переправляя их политическим и уголовным заключенным. Когда Нисан передавал продукты в тюрьму, его арестовали, жестоко избили в полицейском участке и выслали из города. Но Нисан вернулся. Шесть раз его ловили на переправке передач и высылали в Порозов, и шесть раз он снова возвращался в Белосток.
Впрочем, после покушения на Когана Фарбер прожил недолго. 6 октября 1904 года, Фарбер под видом посетителя зашел в первый полицейский участок Белостока. Он рассчитывал встретить здесь всю камарилью высших полицейских чинов во главе с полицмейстером. Но старших офицеров не было, а промедление могло обойтись дорого. Движение руки – и раздался оглушительный взрыв. Когда дым рассеялся, на полу валялись обезображенные тела раненых и убитых. Осколками «македонки» были ранены полицейский надзиратель, двое городовых, секретарь полиции и убиты двое посетителей, случайно оказавшихся в канцелярии полицейского отделения.
Покушение на Когана и взрыв в полицейском участке открыли многолетнюю эпопею кровавых террористических актов, жертвами которых далеко не всегда становились люди, хоть сколько-либо причастные к реальной эксплуатации рабочих или полицейским репрессиям против революционных организаций. Очень часто гибли просто оказавшиеся не в то время не в том месте случайные прохожие, младшие чины полиции, дворники. Наиболее радикальная часть анархистов разработала даже концепцию «безмотивного террора», в соответствии с которой любой более-менее состоятельный человек был априори виновен в том, что он богаче голодающих люмпен-пролетариев и поэтому достоин смерти.
10 января 1905 года Беньямин Фридман бросил бомбу в белостокскую синагогу, где шло заседание союза купцов и промышленников «Агудас ахим». В апреле 1905 года перешедший к анархистам от социал-революционеров Арон Елин (Гелинкер) убил дворника, известного полицейского доносчика.
В этот же период в Белостоке начинают распространяться идеи небезызвестной группы «Черное знамя». Эта фракция в дореволюционном анархистском движении занимала более радикальные позиции, чем последователи Петра Кропоткина, и призывала к немедленному террору против государства и капиталистов.
Несмотря на то, что выражавший точку зрения направления журнал «Черное знамя» вышел единственным номером, в декабре 1905 года в Женеве, пропагандируемые им идеи прямого действия оказались созвучны настроениям многих анархистов, в особенности белорусских, литовских и украинских. Не удивительно, что и ведущим идеологом «Черного знамени» стал активный участник Белостокской интернациональной группы анархистов-коммунистов «Борьба» Иуда Гроссман, писавший под псевдонимом Рощин.
Вскоре после событий 9 января 1905 года в Петербурге, белостокский комитет социал-демократической партии «Бунд» объявил всеобщую политическую стачку. Чуть позже вторую всеобщую стачку объявили комитеты Партии социалистов-революционеров и Партии польских социалистов. Хотя анархисты не принимали активного участия в стачках из-за неприятия ими политической деятельности партий, они старательно агитировали рабочих, стремясь их радикализовать.
В конце концов, рабочие выдвинули экономические требования. Предприниматели Белостока пошли на их удовлетворение – на фабриках и заводах был сокращен рабочий день с 10 до 9 часов, в мастерских – до 8 часов, а заработная плата увеличена на 25 – 50%. Но удовлетворение требований рабочих только заставляло их поверить в успех радикальных действий. Ситуация накалялась. Для усмирения рабочих буржуазия вызвала казаков. Последние, конечно, не всегда были корректны с жителями Белостока и, в конечном итоге, город начал самоорганизовываться для противостояния присланным казачьим подразделениям. Первыми выступили извозчики, среди которых анархистские идеи давно пользовались популярностью, – они создали вооруженный отряд. Вслед за извозчиками вооруженный отряд появился и у самой группы анархистов-коммунистов «Борьба».
Пропагандируемая анархистами тактика прямого действия приобретала все большую популярность и среди рядовых членов «Бунда» и Партии социалистов-революционеров. Скрывая свои действия от партийного руководства, эсеры и бундовцы напали в белостокской синагоге на фабриканта Вейнрейха, который был одним из инициаторов вызова в город казаков. В мае 1905 года в Белостокскую группу анархистов-коммунистов «Борьба» вступила в полном составе вся т.н. «агитационная сходка» местного комитета Партии социалистов-революционеров.
К маю 1905 года численность группы «Борьба», еще совсем недавно не превышавшая двенадцати товарищей, выросла почти до семидесяти человек. Чтобы облегчить работу группы и координацию действий ее участников, было решено разделить «Борьбу» на пять «федераций», которые формировались по двум основополагающим принципам – или по условиям работы, или на основе товарищеских симпатий и личных привязанностей. «Эсеровская федерация» объединила выходцев из Партии социалистов-революционеров, перешедших на анархистские позиции. «Польская федерация» ориентировалась на пропаганду среди польских рабочих – наиболее изолированной части белостокского пролетариата, среди которой, в силу языковых различий (поляки не владели идиш, а евреи – польским), анархисты прежде практически не вели работу.
За направления деятельности всей группы отвечали три «федерации» – техническая, вооруженная и литературная. Техническая «федерация» ведала только типографией. Вооруженная обеспечивала белостокских анархистов оружием, в первую очередь – бомбами. Литературная же «федерация» играла роль интеллектуального центра, снабжая группу литературой, привозимой из-за границы, и отдавая в типографию рукописи воззваний и листовок. Укреплению позиций анархистов в Белостоке немало способствовало создание собственной нелегальной типографии «Анархия», на которой печатались брошюры и листовки. На нужды типографии на общей сходке анархистов было собрано 200 рублей. Но решающее значение для ее создания имела экспроприация в одной из частных типографий Белостока, во время которой анархистам удалось захватить более 20 пудов типографского шрифта. Деятельностью типографии «Анархия» руководил Борис Энгельсон.
В 1905 году как в самом городе, так и в его предместьях, произошел целый ряд стачек рабочих текстильной и кожевенной промышленности. Одна из таких стачек произошла в местечке Хорощ вблизи Белостока. Здесь, в имении Моэса, на суконной фабрике и на сельскохозяйственных работах трудилось более семи тысяч человек. Когда началась забастовка, то в ней приняли участие и суконщики, и сельскохозяйственные рабочие. Первым делом бастующие захватили амбары и погреба имения. Моэс бежал за границу. Рабочие ждали его возвращения несколько дней, а потом, видя, что Моэс, опасаясь расправы, не вернется, решили занять мастерские. Когда Моэсу сообщили о происходящем по телеграфу, он поспешил немедленно пойти на уступки. Помимо этого выступления, весной и летом 1905 года произошло несколько стачек сапожников, портных, кожевенников, пекарей, маляров и столяров. Достаточно крупным было выступление рабочих-щетинщиков в местечке Тростяны в июне 1905 года.
Активизация анархистов в Белостоке и его предместьях вызвала негативную реакцию среди конкурирующих социалистических партий – эсеров, бундовцев, польских социалистов. Еще в 1904 году бундовский печатный орган «Пролетарий» в №28 отмечал: «Анархисты сделались грозою местных хозяев. Достаточно было упомянуть, что стачкой руководит „группа“, – хозяин или удовлетворял требования, или покидал город. Престиж анархистского кулака поднялся и в глазах рабочей массы. Толковали, что по части ведения стачек пальма первенства принадлежит группистам, что благодаря применению энергичных мер по стороны последних всякая забастовка кончается успехом».
В 1905 же году бундовские социал-демократы стянули для борьбы с анархистами все свои идеологически грамотные силы – по некоторым подсчетам, около 40 теоретически подготовленных агитаторов. Суражская улица, именуемая в народе «биржей», стала местом ожесточенных дискуссий между анархистами и социал-демократами. Дискутировали по парам, вокруг каждой пары спорящих собиралось по 200—300 слушателей. Постепенно анархисты стали в Белостоке хозяевами положения на левом политическом фланге, оттеснив на второй план все местные комитеты социалистических партий. Все рабочие выступления в городе и окрестных местечках проводились при содействии анархистов.
За расстрелом демонстрации 9 января 1905 года в Петербурге, вызвавшим накал революционного протеста по всей Российской империи, последовало подавление восстания рабочих текстильных предприятий в польском городе Лодзь. Его подавили подразделения регулярной российской армии, что привело к немалым жертвам и вызвало негодование революционно настроенной части населения западных губерний Российской империи.
Разумеется, Белосток, расположенный сравнительно недалеко и тоже являющийся центром текстильной промышленности, воспринял лодзинское восстание наиболее остро. Под его впечатлением среди белостокских чернознаменцев возникла группа «коммунаров», неформальным лидером и идеологом которой был Владимир Стрига (Лапидус). Выдвинутая Стригой идея «временной коммуны» заключалась в том, чтобы поднять в отдельно взятом городе или селе восстание по типу Парижской коммуны 1871 года или Лодзи 1905 года, уничтожить власть, экспроприировать собственность и продержаться под ударами правительственных войск хотя бы некоторое время, прежде чем им удастся подавить восстание. Коммунары понимали, что такая революция в одном отдельно взятом городе будет непременно обречена на поражение, но считали, что она будет примером для подражания для рабочих в других городах и населенных пунктах и в конечном итоге приведет к всеобщей революционной стачке.
Стрига стал вынашивать планы вооруженного восстания в Белостоке, намереваясь превратить этот город с наиболее сильным анархистским движением в стране во «вторую Парижскую коммуну». Для этого следовало захватить город, вооружить народ, вытеснить правительственные войска за пределы города. Одновременно с этим должен был идти непрерывный и расширяющийся процесс захвата и экспроприации заводов, фабрик, мастерских и магазинов. Картина Белостока, освобожденного, хотя бы ненадолго, от царской власти, прельстила многих участников анархистской группы. Белостокские анархисты стали всерьез готовиться к восстанию. Прежде всего, для восстания было необходимо обзавестись значительным количеством оружия. Одна из «федераций» группы попыталась провести крупную экспроприацию, но из-за того, что все делалось впопыхах, операция не удалась.
Тем временем, рабочие, не ожидая, пока кто-нибудь даст боевой клич, сами прекратили работу. Более 15—20 тысяч человек выходили на митинги, на которых анархистские ораторы звали к вооруженному восстанию. Через три дня стачка кончилась. Рабочие разошлись по фабрикам и мастерским, но неудача не сломила готовность анархистов к дальнейшим действиям. На Суражской улице продолжалось противостояние полиции и рабочих, собиравшихся на «бирже». То и дело на рабочей бирже появлялись полицейские, пытавшиеся кого-нибудь арестовать. В таких случаях анархисты избегали открытых столкновений. Пользуясь десятками проходных дворов, выходивших в запутанные рабочие переулки, преследуемого полицией активиста прятали, а сами рассеивались. Полиция оставалась одна на улице, и более четверти часа никто не показывался. А через двадцать пять – тридцать минут улицу снова заполонял народ, образовывались сотни кучек, продолжавшие прерванные дискуссии.
В конце концов, полицейское начальство решило прибегнуть к крайним методам. В граничивших с Суражской улицей переулках разместили несколько рот пехоты. Когда на «бирже» собралось больше всего народу, неожиданно появились солдаты и открыли огонь по собравшимся. Десять человек погибло, еще несколько было ранено. Это произошло около 22 часов, а на следующее утро в городе уже началась всеобщая стачка. То есть, план полицмейстера не только не способствовал умиротворению города, но напротив вызвал в нем массовые волнения. В это время «биржа» на Суражской улице находилась на пике своего подъема. Здесь каждый вечер собиралось до 5 тысяч человек, анархистская агитационная литература расходилась прямо на глазах у полицейских.
31 июля 1905 года полиция и солдаты появились на Суражской улице еще до десяти часов утра. Рабочие же собирались медленно и к часу дня на «бирже» было не более тысячи человек. Солдаты, по приказу офицеров, стали разгонять рабочих. Те не расходились. К рабочему Шустеру подошел один из солдат и приказал ему уйти. «А что будет, если я не уйду?» – спросил Шустер. «Не уйдешь, застрелю» – ответил солдат. Шустер принял слова солдата за шутку и, улыбаясь, сказал «Стреляй». Солдат отошел на несколько шагов и выстрелом в грудь уложил Шустера наповал. Затем раздалось еще несколько выстрелов. На тротуарах лежали раненые. Улица опустела, но уже через десять минут на ее высыпали толпы возмущенных рабочих. Предчувствуя беду, анархисты прошлись по улице, упрашивая рабочих разойтись и не подвергать себя опасности. Тем временем, один из анархистов отправился за бомбой. Он рассчитывал, что пока вернется с ней, улица опустеет и он сможет подорвать полицию. Но расчет оказался неверным.
«Просят уйти с биржи, должно быть будет бомба» – переговаривались рабочие и никто не хотел уходить, желая посмотреть на взрыв. Вернувшийся анархист увидел, что по обоим тротуарам стоят густые толпы рабочих, почти вплотную соприкасаясь с солдатами. Но это не помешало ему кинуть бомбу. Раздался взрыв. Когда дым развеялся, на земле корчились раненые осколками офицер, четыре солдата и сам бомбометатель. Взрывом была убита наповал стоявшая в толпе женщина-пропагандистка из «Бунда». Началась паника. Через полчаса по всему городу уже шла стрельба.
Утром следующего дня все рабочие Белостока и близлежащих местечек побросали работу. Началась всеобщая стачка, которая длилась до окончания похорон. Во дворе еврейской больницы на митинг собралось около 15 тысяч человек. Через два дня после похорон погибших рабочих, вновь возобновилась деятельность «биржи» на Суражской улице. Город постепенно входил в привычный ритм жизни, оправлялось от удара и рабочее анархистское движение. Уже спустя две недели произошло новое столкновение.
На этот раз причиной послужило то, что владелец сталелитейного завода господин Вечорек потребовал от своих рабочих подписаться под обещанием того, что они в течение года не будут проводить никаких забастовок. Из 800 рабочих завода 180 подписать заявление отказались. За это неблагонадежных рабочих уволили, а квартиру и завод Вечорек окружил солдатами. Но меры безопасности не спасли заводчика. Вечером 26 августа анархисты – поляки Антон Нижборский по прозвищу «Антек» и Ян Гаинский по прозвищу «Митька» проникли в квартиру Вечорека и бросили в ее обитателей две бомбы. В Белостоке было объявлено военное положение. 20 сентября 1905 года была разгромлена издательская группа «Анархия», а ее организатор Борис Энгельсон арестован (впрочем, невзирая на эту неудачу, анархисты вскоре экспроприировали в одной из частных типографий восемнадцать пудов шрифта).
В сложившихся условиях внутри белостокской группы анархистов начались дискуссии по вопросу о формах деятельности. Все старое ядро группы, симпатизировавшее чернознаменцам, склонялась к усилению боевой составляющей как единственного средства радикализовать классовую борьбу и не дать ей затухнуть. Однако, несколько прибывших из-за границы товарищей, принадлежавших к хлебовольческому течению, выступили за то, чтобы деятельность группы легализовать. Произошел раскол.
Сторонники легализации приняли название группа «Анархия», выпустили статью из «Хлеба и воли» «Анархизм и политическая борьба», а затем прекратили свою деятельность. Радикальное же крыло белостокских анархистов официально провозгласило себя чернознаменцами и реорганизовало группу, преобразовав кружки в профессиональные федерации по цеховому признаку. Предполагалось, что эти федерации, укорененные в среде той или иной профессии, будут брать на себя инициативу стачечных выступлений.
В мае 1906 года в Белостоке началась всеобщая стачка. Первыми забастовали нитяри – около 300 человек. Но по особенностям производства простой в работе нитярей заставил бездействовать и других рабочих текстильной отрасли – всего несколько тысяч человек. Во время снятия с работы на одной из фабрик произошло столкновение с полицией. Белостокские предприниматели, наконец, решила поставить все точки над «и». «Мы должны решить, кто в городе хозяин – мы или анархисты?» – примерно такой вопрос был поставлен на повестку дня во время собрания крупных предпринимателей города. Объединенные в снндикат фабриканты отказались выполнить требования стачечников. Не выплачивая рабочим зарплату, фабриканты были уверены, что от голода рабочие сами будут вынуждены вернуться на предприятия и продолжить работу. Фабриканты Фрейндкин и Гендлер предложили синдикату капиталистов объявить локаут, уволив всех рабочих с целью заставить их отказаться от стачки. Идею локаута поддержали владельцы многих фабрик.
Одна за другой полетели бомбы в дома фабрикантов Гендлера и Рихерта, которые произвели в особняках значительные разрушения, но никого не ранили. Затем анархист Иосиф Мыслинский кинул бомбу в дом инициатора локаута Фрейндкина. Фабрикант получил сильную контузию. Еще одна бомба взорвалась в квартире директора завода Комихау и ранила его жену.
Лето 1906 года отметилось в Белостоке многочисленными террористическими актами анархистов. Во многом, именно склонность «чернознаменцев» к вооруженным столкновениям и террористическим актам и стала причиной фактического «затухания» белостокского анархистского движения к 1907 году. Во время террористических актов и перестрелок с полицией погиб весь «цвет» белостокских анархистов. Так, еще 9 мая 1906 года в перестрелке с полицией погиб Арон Елин, следом также в перестрелке с полицейскими был застрелен Беньямин Бахрах. В декабре 1906 года в Варшавской цитадели повесили этапированных из Белостока анархистов – боевиков Иосифа Мыслинского, Целека и Савелия Судобигера (Цальку Портного).
Однако, далеко не во всех случаях счет в противостоянии правоохранительной системы и анархистов был 1:0 в пользу власти. Иногда даже будучи арестованными, анархисты представляли опасность – по крайней мере, об этом наглядно свидетельствует событие, вошедшее в историю как «Слонимский побег».
16 марта 1906 года в Белостоке арестовали анархистов, при которых обнаружили начиненные бомбы и пропагандистскую литературу на русском языке и на идиш. Бомбы были фитильные, а у анархистов не было спичек, чтобы поджечь фитиль. Поэтому они не смогли оказать вооруженного сопротивления и их удалось задержать. Первое время задержанных анархистов держали в Белостокском жандармском управлении, там же допрашивали. Перед следователями предстало трое активных рабочих – боевиков белостокской группы – приказчик Абрам Ривкин, пекарь Михаил Капланский и портной Герш Зильбер («Лондонский»). Им предъявили обвинения в принадлежности к организации анархистов-коммунистов и в хранении разрывных снарядов и литературы.