Безрассудная девственница

Глава 8

Этот человек может свести любую женщину с ума. Сказал, что скоро, а сам молчит, хотя уже прошел не один день. Интересно, что же для него означает «скоро»? Месяц? Год? Вечность?

Глория повязала чистый передник и аккуратно причесала волосы. Хуже всего, что теперь он живет у Дугласа и она почти не видит его. Перешагнув через Тэнси, которая разлеглась посреди кухни, Глория вышла из дома.

— Оставайся дома, Пэдди, — приказала она ворону. — А то еще какой-нибудь дурак пристрелит тебя.

На самом деле Глория преувеличивала. Куэйд бывал у них каждый день, только им почти не приходилось оставаться наедине, и Глория довольствовалась лишь беглыми поцелуями, хотя мечтала провести с любимым хотя бы час или два и узнать наконец, почему ее бросает в жар при его приближении.

— Чертов охотник! — не выдержала Глория. — Нет, я заставлю его ответить, чего бы мне это ни стоило.

Глория была сердита на весь свет, но все-таки должна была признать, что Моди-Лэр очень вовремя послала ее в город отвезти масло, яйца и лекарственные настойки своим подопечным. Куэйд вчера сказал, что ему тоже надо быть в Сили-Гроув. Если земля не перевернется, она отыщет его и тогда уж он не ускользнет от нее. Придется ему признаться ей в любви и попросить ее руки.

Однако у Глории был еще одно дело в Сили-Гроув. Она во что бы то ни стало должна разыскать Сару и потребовать от нее объяснений. Нельзя придумать ничего глупее. Дружили-дружили, все было в порядке — и на тебе. Глория не представляла себе жизни без общения с Сарой, с которой привыкла делиться всеми своими мыслями и мечтами, особенно теперь, когда в ее жизни должны были произойти такие перемены. В конце концов Сара должна понять, что на свете нет ничего важнее их старой дружбы.

Убедившись, что Пэдди послушно уселся на насесте, Глория поставила корзину в телегу, а потом залезла в нее и сама. Обычно она внимательнее относилась к лошади, однако в этот день ее мысли были заняты совсем другим. Она даже не замечала, что лошадь бежит слишком быстро, и забыла смотреть на дорогу, погруженная в приятные мечтания. Только услыхав испуганное ржание и чуть не вылетев из телеги, Глория вспомнила о поводьях.

— Куда?… — успела она крикнуть, прежде чем что-то огромное и непонятное выскочило из кустов. У нее не было времени даже сообразить, что это, как к телеге метнулась еще одна тень.

Глория скатилась с откоса и больно ушиблась, однако у нее хватило сил посмотреть наверх и понять, что если она срочно не предпримет что-либо, то отпряженная телега через несколько мгновений обрушится на нее всей своей тяжестью. При этом в голове у нее билась одна-единственная мысль: «Успеть, успеть, только бы успеть!»

«Чьи волосы черны, как ночь?» Одиннадцатилетний Эзра Колльер сидел под кленом возле своего дома и строгал шестифутовый сук, чтобы затем насадить на него метлу. Работая, он повторял одну и ту же фразу, потому что никак не мог вспомнить продолжение песенки.

Когда он наконец закончил строгать, то решил пойти подкрепиться, надеясь вернуть себе память. И правда, откусив немного хлеба с сыром, он мгновенно припомнил весь куплет:

Чьи волосы черны, как ночь ?

Глаза, как ведъмины, точь-в-точь ?

Беги, ее завидев, прочь!

Скрипнул стул, и мальчик отшатнулся, но Сара, которая пряла в углу, успела схватить его за шиворот.

— От кого ты это услышал? Не повторяй всякую гадость!

Эзра испугался. Если Сара проговорится родителям, от отца пощады не жди. Он даже побагровел, стараясь засунуть краюху хлеба подальше в рукав.

— От Джозефа Эллина. Что тут особенного?

— У кого же это глаза, как у ведьмы? — потребовала ответа Сара, вырывая у него хлеб. Копируя мать, она топнула ногой. Джозефу это тоже так просто не сойдет. — У кого?

— Ни у кого.

Эзра извивался как уж, но головы не поднимал, чтобы не смотреть прямо в глаза сестры.

— Ни у кого? Тогда, может быть, ты повторишь это отцу?

— Джозеф не сказал, — выпалил одним духом Эзра. — Только он знает, — и он несмело поглядел на Сару. — Наверно, он тоже не знает. Просто так наболтал. Я не буду больше! — заканючил он, услыхав шаги Баррелла Колльера.

От страха он был готов пойти на что угодно. Его отец управлялся с розгой как никто другой в городе.

— Правда, не будешь? — спросила Сара, отпуская его воротник. Мальчишку тотчас словно ветром сдуло.

Сару била дрожь. Еще не прошло недели, как повесили Бриджет Бишоп в Салеме. Не хватало еще, чтобы Джозеф Эллин и ее брат начали искать ведьм в Сили-Гроув.

— Чьи волосы черны, как ночь? — промурлыкала она и вернулась к прялке.

Фраза запомнилась сама собой, но ни стишок, ни ужас перед ведьмами не смогли отвлечь Сару от приятных размышлений, которым она предавалась до прихода Эзры.

Зажужжало колесо. Когда-нибудь она будет прясть в собственном доме. Когда-нибудь. Сара перебирала кудель, крутила ногой колесо и вытягивала нить, не задумываясь о том, что делает. Правда, иногда ей казалось, что время останавливается и утро тянется бесконечно долго.

Она вздохнула. Четверг был ее любимым днем. Пройдет еще часок-другой, и можно будет отправляться к преподобному Беллингему. По крайней мере можно помечтать об этом. Она увидит Джосию и будет говорить с ним. В субботу не было никакой возможности спросить Джосию… Сара прошептала милое имя, и сердце у нее забилось сильнее.

«Джосия», — повторяла она, крутя колесо. Кудель напоминала ей о его золотистых волосах, а его глаза были словно маяк для страждущего девичьего сердца. Видел ли он ее во сне? У Сары перехватывало дыхание, когда она вспоминала о шелковом квадратике с прядкой ее волос, засунутом под подушку. Наверно, видел. Обязательно видел.

Предаваясь мечтаниям, Сара не заметила, как кончилась кудель. Ей пришлось прервать работу, чтобы начать новую нить, и это ее немного огорчило. Ей хотелось спрясть самую ровную нитку, потом соткать самое гладкое полотно и сшить себе самую тонкую, самую соблазнительную рубашку.

Сара представила, как в брачную ночь наденет ее, вышитую розочками и сердечками. И еще чепчик под стать ей. Может быть, мама подарит ей шелковых ниток и ленточек.

Так она грезила наяву, споро перебирая худенькими пальчиками. Рубашку шить долго. Несколько месяцев. Еще много чего надо успеть сделать. Лучше всего играть свадьбу зимой. Тогда хоть нет работы в поле и в саду. Да и рубашка к тому времени будет готова. Зимой она станет госпожой Беллингем.

Мечтая о свадьбе, Сара каждую свободную минуту проводила за прялкой. Но минут этих было не так уж много. Ее мать рожала уже двенадцать раз, и на этот раз чувствовала себя неважно. Еще Руфи простудилась и не вставала с кровати. Все хлопоты по дому легли на Сару и Юдифь. Много работы — это не страшно, лишь бы ей не мешали по четвергам ходить к Беллингему.

Сара не могла дождаться своего часа. В конце концов она освободилась и зашагала к дому священника. На ольхе пел дрозд, рисовый трупиал то взмывал вверх, то опускался к самой земле и весело щебетал, радуясь утру. Сара словно летела на крыльях счастья. Уже целую неделю ее прядь лежит под подушкой любимого. Это обязательно должно было подействовать. Ни один мужчина не может устоять перед таким колдовством. Теперь он даже внимания не обратит на Глорию Уоррен, зато на Сару никогда больше не будет глядеть безразличными глазами.

— Ты сегодня рано, Сара, — открывая дверь, недовольно проговорил Беллингем.

— Я ведь вам не помешала, правда?

Сара смутилась, покраснела, у нее пересохло во рту.

На Беллингеме была рубашка, которую она недавно починила, но он еще не надел воротничок и вышел к ней с намыленными щеками и полотенцем на плече.

Сцепив руки за спиной, Сара старалась представить себе, что бы она ощутила от прикосновения к его небритой щеке. Кончиком языка она облизала пересохшие губы. Никогда еще ей не приходилось наблюдать священника в таком виде, и он стал ей чуточку ближе, словно теперь между ними возникли какие-то иные взаимоотношения.

— Ничего, — ответил он, оглядывая поверх ее головы безлюдную улицу и вытирая пену с подбородка. — Ты видишь, я еще не одет. Подожди, пожалуйста…

— О да, — торопливо проговорила Сара. — Я посижу в саду.

Он закрыл дверь, но если бы открыл ее спустя несколько минут, то увидел бы, что Сара так и не сдвинулась с места. Она как будто приросла к земле. С горящими глазами девушка стояла возле двери и теребила передник. Но он не узнал этого, как не узнал и того, что, очнувшись, она ушла в сад и стала обрывать там лепестки с маргаритки.

Джосия Беллингем просто забыл о девушке. Он побрился, почистил одежду, потом нашел последние свежие воротничок и манжеты в шкафу и тщательно осмотрел их, прежде чем надеть. Довольный собой, он еще несколько минут почитал написанную им проповедь, так что прошло немало времени, пока он вспомнил о Саре.

Та, однако, времени даром не теряла. Рядом с ней выросла целая куча выполотых сорняков, которые мешали расти цветам, посаженным возле дорожки. Сара была уверена, что Беллингем этому обрадуется.

— Благослови тебя Бог, Сара, — сказал Беллингем, обретя присущую ему важность. — Ты очень трудолюбивая девушка. Однако я хотел тебе сказать, что у тебя, верно, много дел дома. Может быть, тебе лучше не приходить пока. Теперь, когда заболела Руфи, ты еще больше нужна матери. Как девочка себя чувствует?

— Все так же. Мама боится, что это корь. Но пока непонятно.

Беллингем пристально посмотрел на Сару:

— Твоя мать, наверно, права. Кроме Руфи есть еще больные. Мэри Дуглас и Абигайль Эллин тоже в постели. Но если это корь, то скоро они опять будут здоровы.

— Да, — кивнула Сара, — у меня есть время помогать вам.

— Я поговорю с твоей матерью, когда зайду навестить Руфи, — он оглядел сад и одобрительно кивнул. — Пожалуй, без тебя мне не обойтись.

Сара слышала только то, что хотела слышать, поэтому она заулыбалась и радостно воскликнула:

— Если немножко приложить руки, в саду станет даже очень хорошо, а чинить и штопать я могу по вечерам.

Беллингем согласно кивнул.

— Я буду очень рад, — заверил он девушку и, заметив маленького паучка, который опустился ей на лоб, стряхнул его. — Он бы укусил тебя, — оправдываясь, проговорил священник, торопливо убирая руку. — У некоторых из них бывает ядовитое жало.

— Спасибо.

Сара приложила ладонь к тому месту, к которому прикоснулся Беллингем, и едва не заплакала от счастья. В его ласке ей хотелось увидеть любовь, и она увидела ее. Любит. Любит. У нее больше не осталось никаких сомнений.

Беллингем же, озабоченный единственно порядком в саду, обратил внимание на буйно разросшиеся сорняки возле давно интересовавших его растений.

— Вон видишь? — спросил он, — показывая на них пальцем. — Это лаванда?

— Да, — ответила расхрабрившаяся Сара и стала совсем близко к священнику. — Хорошо растет. И пахнет приятно, даже сухая.

— О да! — воскликнул Беллингем. Глаза у него загорелись при воспоминании о пьянящем запахе лаванды на чердаке в доме Уорренов. — Мне нравится. Займись сначала этим местом, если не возражаешь.

— О, конечно! — пылко согласилась Сара. Она вся зарделась, но не стала отворачивать лица. — Вы уходите?

— Ухожу, — Беллингем снял шляпу, чтобы посмотреть, не застряли ли на ней листья, которые могли упасть с дерева. — Как всегда. По четвергам я посещаю тех, кому нужна моя помощь. А вечером пощусь и молюсь за них, — словно чтобы усилить впечатление от своих слов, он, как петух, склонил голову набок. — Если я не сделаю того, что должен, то проявлю слабость.

— Ах, вы такой добрый! — с горячностью проговорила девушка, мечтая о том времени, когда они наконец станут мужем и женой.

Он будет рассказывать ей о своих делах, а она слушать его и помогать ему в благородных делах.

Беллингем тем временем неторопливо пересек тропинку и направился к воротам.

— Хотелось бы думать, что все так же относятся ко мне, как ты, Сара.

— А как же иначе? — ответила вопросом на вопрос не желавшая отстать от него Сара Колльер.

Беллингем помедлил у ворот, смиренно обратив руки ладонями к небу. Лицо его выражало уверенность, что так оно и есть. В округе он стал уже известным человеком благодаря своим трактатам о ведьмах, и всего несколько дней назад ему было повышено жалованье. Правда, не на столько, насколько ему бы хотелось, но все же достаточно, чтобы не тушеваться перед невестой. Интересно, как паства воспримет его намерение вступить в новый брак?

— Вещи, как всегда, на столе в кабинете, — сказал он, решив проверить это на Саре.

Девушка в ее возрасте наверняка знает все сплетни. Если постараться поискуснее сформулировать вопрос, она может многим внушить, что священнику пора жениться. Он было вышел за ворота, словно уж намереваясь отправиться в путь, но вдруг вернулся и с безразличным лицом проговорил:

— Теперь ты понимаешь, что в доме нужна хозяйка?

Сара едва удержалась, чтобы не закричать от изумления. Она не ожидала услышать от него такие слова и ответила, запинаясь:

— Говор…ят, если у мужчины нет жены, он может умереть от тоски, — подбородок у нее задрожал. Она боялась пошевелиться, чтобы нее выдать свою радость. — Вам, правда, нужна заботливая жена, — она неловко развела руками. — Сад запущен, да и в доме не хватает женской руки. Наверно, вам недоело питаться в таверне?

Она хотела еще добавить, что некому согреть для него постель и некому произвести на свет наследников, но не посмела зайти так далеко.

— Вот видишь! — у него словно гора свалилась с плеч. Наверное, он зря волновался, что они плохо отнесутся к его женитьбе. Многие вдовцы женились чуть ли не сразу после похорон жены. Так уж устроен мужчина. Тем не менее он нахмурился, ожидая, что она не замедлит согласиться с его доводами. — Наверно, я мог бы гораздо больше времени уделять моей пастве, если бы мне не приходилось самому заботиться о себе. Если бы у меня была помощница, я бы лучше справлялся со своими обязанностями.

— О да!

От избытка чувств Беллингем схватил Сару за руку.

— Ты меня убедила, — торжественно произнес он.

— Значит, вы хотите скоро обвенчаться? Саре показалось, что еще немного, и она окажется на седьмом небе от счастья. О таком она даже не мечтала. Как же ей быть с ночной рубашкой, если он не захочет ждать? Она мысленно улыбнулась и сверкнула глазами. Разве это имеет значение?

— Скоро. Очень скоро. Впрочем, ты понимаешь, это дело непростое. Надо договориться о приданом. Могут возникнуть всякие проблемы, — он задумчиво постучал указательным пальцем по подбородку. — Сара, — после недолгого молчания вновь обратился он к ней, не отрывая от нее пристального взгляда, — я хочу попросить, чтобы ты никому не рассказывала, о чем мы с тобой говорили сегодня.

Она замерла.

— Никому?

— Пока не время.

— Если вы так хотите, — покорилась она, однако ее радость немножко померкла.

— Постарайся быть благоразумной, — он опять нахмурился. — Подумай о себе, — сказал он, вспомнив, что Баррелл Колльер говорил с ним о скором замужестве Сары. — Сначала твой отец должен уладить все с приданым, а уж потом он придаст дело огласке. До тех пор лишние разговоры нежелательны для обеих сторон;

У Сары от обиды округлились глаза.

— О, уверяю вас, мой отец не г, будет скупиться, — торопливо проговорила она.

— В этом не приходится сомневаться, — ответил Беллингем. — Господин Колльер умеет вести свои дела, — он ласково улыбнулся Саре и тотчас откланялся. — Итак, мне уже давно пора идти. Прощай, Сара.

Сара смотрела, как удаляется ее любимый, и сердце чуть не выпрыгивало у нее из груди, а когда он ушел уже достаточно далеко, она прошептала:

— Прощай, Джосия, любимый. Прошло несколько часов. Сад начал приобретать пристойный вид. Вещи, оставленные для починки, были упакованы. Прядь волос и обрезки ногтей спрятаны в кармане. Когда-нибудь она расскажет Джосии, как решилась на колдовство, чтобы обратить на себя его внимание. А пока она не будет никому ничего рассказывать. Не дай Бог, она ошиблась. И Сара, не торопясь, пошла домой.

Она должна стать женой Джосии Беллингема. И скоро. Он же сам сказал ей об этом в саду. И почему она до сих пор сомневалась? Подумать только, как она мучилась от ревности к Глории! Может быть, теперь они опять станут подругами. Нет! Сара вспомнила, как Джосия смотрел на черноволосую девушку. Никогда! Пусть теперь помучается Глория.

Высоко задрав нос и сияя от счастья, Сара переступила порог родного дома, думая о том, что скоро все будут завидовать ей.

Переделав примерно половину своих дел, Джосия Беллингем подошел к дому Эллинов. Недалеко отсюда ему повстречался юный Джозеф, спешивший на мельницу. Из-за скрипа колес он не слышал, как его нагнал священник.

Та, кто красивей всех девиц,

Парней кто повергает ниц?

Завидев ведьму, прочь беги!

Покачивая головой, Джозеф пропел последнюю фразу, которая приводила в недоумение всех, кто ее слышал, кроме Френсиса Стивенса. Один только Френсис Стивене знал ответ на этот страшный вопрос, но Френсис будет молчать. И мальчишки наслаждались, напугав в очередной раз своих приятелей.

Джозеф громко рассмеялся. Пусть они в Салеме разоблачают старух. В Сили-Гроув живет самая красивая ведьма на свете.

— Завидев ведьму…

Джозеф завизжал от боли, когда чья-то рука ухватила его за плечо. Потеряв равновесие, он бешено засучил руками и ногами, однако, увидав лицо своего мучителя, побелел и застыл на месте.

— Кого?

— Я не… — выражение разгневанного лица священника ясно указывало на то, что последует за лживым ответом. Джозеф набрал в легкие побольше воздуха. — Глорию Уоррен, — выдохнул он. — Это она. Потому что у нее глаза сверкают и от ее взгляда все дрожат.

Беллингем зарычал, услыхав, как ничтожный мальчишка порочит имя его избранницы, и хорошенько встряхнул его.

— У тебя нечистая совесть, Джозеф Эллин, — его голос был похож на звон обоюдоострого меча. — Не забудь, парень, что за лживое свидетельство полагается наказание.

Ткнув пальцем Джозефу в лоб, Беллингем ослабил хватку, и мальчишка чуть было не повалился на землю.

— Нет, преподобный отец, — пролепетал он. — Я пошутил. Я никому не говорил, про кого это. Никто не знает. Я не хотел…

— Это ты придумал, парень?

Склонившись над несчастным мальчишкой, Беллингем хотел заглянуть ему в глаза, чтобы тот не смел солгать ему.

— Да, — пискнул Джозеф. Беллингем еще больше взбеленился.

— Преднамеренный оговор, — Джозеф захныкал, ожидая страшного наказания за свой грех, однако священник счел разумным отсрочить его. — Обещай, что будешь тише воды ниже травы, Джозеф Эллин, — потребовал он. — Иначе я все расскажу твоему отцу и тебе не поздоровится.

— О нет, не надо, — умоляюще проговорил Джозеф, готовый на все что угодно, лишь бы избежать кары. Когда отец собирался выпороть сына, матери чаще всего удавалось отстоять его, но если за дело возьмется преподобный Беллингем, насколько понял Джозеф, его ничто не спасет, тем более что Беллингем как раз направлялся к ним домой проведать заболевшую Абигайль. — Пожалуйста, — от страха у него затряслись поджилки. — Я уже не помню ни одного слова.

Беллингем оттолкнул мальчишку. Завернув за угол и исчезнув из поля зрения священника, Джозеф прошипел:

— У Глории Уоррен глаза ведьмы. Он оглянулся, чтобы удостовериться, не преследует ли его преподобный отец, и не заметил тощую кошку, стремившуюся скрыться от собаки в дыре в заборе. Она бросилась ему прямо под ноги, и он упал, отчего перевернулась тележка и зерно просыпалось в грязь.

Потом он рассказывал Френсису Стивенсу, что в тот момент будто веревка обвилась вокруг его ног.

Кипя от злости, Беллингем смотрел, как улепетывает Джозеф. Ему очень хотелось, чтобы мальчишке исполосовали спину, однако он подумал, что если затеет дело, то придется повторить стишок и назвать имя Глории. Девушка же должна стать его женой, и трепать ее имя было нельзя позволить. Беллингем покачал головой. Ну и дурак этот мальчишка. Надо же такое придумать!

Глаза ведьмы? О нет. Ангела. И вообще все в ней вызывает восхищение и достойно обожания. Будь мальчишка постарше, он бы сам в нее влюбился. Пожалуй, не стоит ничего рассказывать его отцу.

Покидая дом Эллинов, Беллингем решил больше не откладывать и немедленно просить у госпожи Уоррен руки ее дочери. Мысленно оправдывая свою торопливость, он вышел на главную улицу Сили-Гроув, миновал несколько кварталов и возле одной из лавчонок увидал привязанного коня. Он уже видел его раньше и не спутал бы ни с каким другим, потому что он принадлежал охотнику Куэйду Уилду.

От негодования Беллингем поджал губы. Ну кончатся когда-нибудь его неприятности? Он уж было подумал, что навсегда избавился от соперника, так нет, надо было ему появиться опять! Резко развернувшись, он вошел в лавку. Охотник был одет, как это принято у лесных людей, и беседовал с перекупщиком шкур мистером Вартоном.

— Вы опять тут? — спросил Беллингем вместо приветствия. — А мне говорили, вы уехали навсегда.

Куэйд сразу узнал голос и понял, что его обладатель кипит от ярости. Тогда он иронически улыбнулся и повернул голову.

— Нет, не навсегда, — ответил он, подтолкнув енотовые шкуры к Вартону. — Дела.

— Он собирается купить дом у Асы Дугласа, — встрял Вартон, чьи румяные щеки только подчеркивали его необыкновенную худобу. — Хочет поселиться у нас.

У Беллингема брови поползли на лоб.

— Неужели?

— Да, — ответил Куэйд, не оставив без внимания вызывающие нотки в голосе Беллингема. — Когда-нибудь у любого мужчины наступает пора расставания с холостой жизнью.

Беллингем выпрямился. Он не мог отрицать справедливость его слов, однако, если охотник намерен распрощаться с холостой жизнью ради Глории, надо немедленно что-то предпринять.

— Глупости! Чего ждать городским жителям от охотника, кроме неприятностей? Ни одна наша женщина не будет чувствовать себя в безопасности…

У Куэйда раздулись ноздри, и он пристально посмотрел на священника, однако ничего не сказал.

— О да! — подхватил Вартон, решив, что священник шутит, и от души рассмеялся. — Уж Глория-то Уоррен точно не будет в безопасности, если он тут останется. А выгода все-таки налицо, — тем не менее добавил он. — Если мы придем к согласию, то станем партнерами в деле.

Он уже обо всем договорился с Куэйдом, и, улыбаясь, зашел за прилавок, не забыв, однако, аккуратно сложить шкуры на полке.

У Веллингтона вздулись жилы на лбу. — Зачем такой девушке, как Глория Уоррен, дикарь-охотник? — фыркнул он, сощурив голубые глаза.

Все еще сдерживаясь, однако с большим трудом, Куэйд повернулся спиной к священнику и занялся шкурами. По крайней мере, теперь он знал, почему тот злится. Святой отец положил глаз на Глорию.

Все еще не понимая, что происходит, Вар-тон заговорил опять.

— Дикарь или нет, а Уилд кое-что смыслит в шкурах и в охотниках, так что мы внакладе не останемся. А если он и с другими будет торговаться так же, как и со мной, то денег мы заработаем столько, что ни одна мисс не откажет.

Беллингем почувствовал настоятельную потребность выплеснуть свое раздражение и не стал долго ждать, чтобы для этого найти повод.

— Человек не должен руководствоваться только стремлением заработать побольше, господин Вартон. Не будем забывать, что есть еще кое-что, кроме плотских радостей.

— О да, преподобный отец, — не стал отрицать очевидную истину Вартон. — Только легче идти к высшей цели, если есть что надеть на ноги.

Беллингем фыркнул.

— Легче верблюду пролезть в игольное ушко, чем богатому в царствие Божье, — возразил он, ни на секунду не забывая о своей главной цели — заполучить Глорию Уоррен в жены. — В следующую субботу в моей проповеди я буду говорить о кротости.

Вартон многозначительно посмотрел на Куэйда.

— Мы с Вартоном будем самыми внимательными вашими слушателями, — примирительно произнес Куэйд.

Если он собирается жить в Сили-Гроув, надо постараться не настраивать против себя священника, хотя кто знает, чем еще обернется их соперничество. Куэйд почти жалел незадачливого претендента на руку Глории.

Когда тот ушел, Вартон сердито покачал лысой головой.

— Преподобный, кажется, забыл, что сам говорил в субботу. Его проповедь называлась «Процветание, угодное Богу».

Они оба рассмеялись и окончательно скрепили свое соглашение, по которому Куэйд становился агентом Вартона, получающим в свое ведение скупку мехов и шкур. Для этого он должен был установить где-нибудь в охотничьих угодьях аванпост, чтобы вести дела с охотниками на их территории. Вартон считал, что это даст им преимущество перед другими скупщиками. План был довольно смелым, однако претворить его в жизнь должен был человек опытный, поэтому Вартон и обрадовался, заполучив в компаньоны Куэйда.

Чтобы отпраздновать сделку, он разлил пиво по кружкам.

— Скрепим наш договор?

— Да. Теперь мы партнеры, — кивнул Куэйд Уилд.

Он нашел свой способ примирить оба мира и взять лучшее от обоих. Аванпост потребует от него периодических отлучек из города, может быть, на несколько дней, от силы на несколько недель, но большую часть времени он будет проводить с Глорией.

Через несколько часов, подписав все положенные бумаги и оговорив детали, Куэйд сел на коня. Теперь он был уверен, что сумеет заработать им с Глорией на жизнь, и решил ехать просить ее руки.

Дорога к его дому вела мимо дома Уорренов, и Куэйд очень любил эту часть пути. Обычно он застревал здесь не меньше чем на час. На этот раз надо поговорить с Глорией и ее матерью, чем-нибудь помочь им или разделить с ними ужин. Может быть, ему удастся улучить минуту и поцеловать Глорию. Обходиться без этих поцелуев ему с каждым днем становилось все труднее.

Утром у него не было времени заехать, потому что он не хотел опаздывать на встречу с Бартером, однако он заранее рассчитал, что навестит мать и дочь вечером и расскажет Глории о своих планах. В загоне для скота надо починить забор, так что лучшего предлога не придумать, чтобы задержаться у них подольше.

Мечтая о встрече с Глорией, Куэйд чуть не наткнулся на телегу, застрявшую в колее. — Стой, Ред! — приказал он коню. Телега была перевернута. Однако колесо сорвалось и лежало поодаль возле большого камня. Лошади нигде не было видно. На дороге валялась корзинка с маслом, а рядом много разбитых яиц.

Куэйд испугался. Или Глория, или Моди-Лэр были в этой телеге, когда случилась беда. Неужели произошло самое страшное? Недавно неподалеку видели индейцев, и, кто знает, не они ли напали на одинокую женщину? Куэйд спешился и стал разглядывать следы, чтобы уяснить для себя происшедшее. Понемногу он успокоился.

Вокруг было много оленьих следов и только один след человека. Он его знал. Это Глория. Вскоре он подобрал чепец. Тоже ее. Судя по всему, никакого нападения не было. Однако его испугало, почему, вместо того чтобы отвезти лошадь домой, она повела ее в лес.

Куэйд опять вскочил на коня и поскакал по следу.

— Глория! — крикнул он. — Эй! Глория Уоррен!

Впереди он услыхал треск сучьев и шорох юбки, а потом увидел, как она поднимается к нему из-за упавшего дерева.

— Ты меня напугал, — пролепетала она. — А я еще от того не успела отойти. Телега сломалась.

Глория подошла к нему.

— Знаю, — Куэйд остался сидеть в седле. Его черные глаза смеялись, хотя в голосе звучала укоризна. — Кто это так носится по камням?

Глория остановилась и уперла руки в бока, устремив на него грозный взгляд. После того как она упала с телеги, а потом долго проискала лошадь в чащобе, она не собиралась выслушивать его нравоучения.

— Понесешься во весь опор, если вдруг выскочит олень прямо перед носом у твоей лошади, — обиженно проговорила она. — Еще хорошо, что голова осталась цела.

У Куэйда напряглись уголки губ, когда он осознал, что произошло на самом деле.

— Еще хорошо, что я не щелкнул тебя по лбу за твое бахвальство так, что она треснула бы.

Глория поняла, что когда он увидел телегу, то испугался за нее, и улыбнулась. Теперь же Куэйд, как всегда, посмеивался над ней.

— Да ты не посмел бы, — сказала она, с радостью принимая его руку и усаживаясь позади него на коня.

— Попробуй еще раз и увидишь, — проговорил он внезапно охрипшим голосом, когда Глория крепко обхватила его руками.

— Лошадь поскакала вон туда, — показала она на след оленя. — И олени направились тоже туда. Она так испугалась, что мчалась, словно за ней гонятся волки.

— Знаю, — спокойно отозвался Куэйд. Он уже все понял по следам. Лошадь, конечно же, испугалась, но ненадолго. Пришпорив, он направил коня по следу. Вот уже она не неслась во весь опор, а тихо брела. — Она должна быть неподалеку. Здесь, кажется, была речка, а?

— Да, — ответила Глория. — Мне надо в Сили-Гроув передать масло и настойки, вот только яйца, наверно, все разбились.

Однако она не спешила. Время еще есть, а ей было приятно прижиматься щекой к его спине. Кожаная куртка была мягкой и приятной на ощупь. К тому же Глория ощущала, как под ней играют его стальные мышцы.

Куэйд тихо застонал и забарабанил пальцами по своему животу. Ему некуда было деться от мучительного прикосновения ее грудей и колен. Девчонка, кажется, не понимает, каково это для взрослого мужчины. Или она нарочно хочет разжечь его, чтобы он сгорел дотла. Не решаясь заговорить, чтобы не выдать себя, Куэйд не сводил глаз с дороги.

— Знаешь, девочка, от тебя одно беспокойство, — сказал он, поняв, что пожар погасить не удастся, пока она прижимается к нему. Поскольку по собственной воле она не пожелала разнять руки, ему пришлось применить силу. — Дай же человеку спокойно подышать.

— Нет, — ответила она и придвинулась к нему еще ближе. — Мне так нравится.

От близости его теплого тела у нее заныло в груди, а соски налились и затвердели, как камешки. Ей ужасно хотелось узнать, что бывает дальше. Куда заведут ее незнакомые ощущения, если она даст им волю? К тому же ей было очень интересно, что ощущает сам Куэйд.

— Отодвинься, Глория, — срывающимся голосом приказал он, делая отчаянные попытки сдержать дрожь.

— Нет, — она медленно провела подбородком по его шее, захихикав от щекотки, когда его черные волосы попали ей в ноздри. — Скажи, что ты ощущаешь? Я хочу знать.

Теряя самообладание, Куэйд повернулся к ней и разнял ее руки, чтобы самому обнять ее за талию и пересадить вперед. По крайней мере так он сможет удерживать ее на некотором расстоянии.

Глория же, решив, что он ссаживает ее, вцепилась в него, как кошка, и чуть не вытолкнула из седла. Так они оба некоторое время барахтались, оказываясь то в седле, то почти падая на землю, а когда наконец утомленная Глория перестала сопротивляться, то обнаружила, что сидит на крупе коня лицом к Куэйду.

Он опять застонал. Это было еще нестерпимей, чем раньше.

— Ты сведешь меня с ума, и мы не сможем пожениться, — жалостно произнес Куэйд.

Положение было ужасное. Ее ноги лежали на его ногах, глаза смотрели в глаза, и они придвигались все ближе и ближе друг к другу.

Глория обняла его за шею и даже вскрикнула от удовольствия.

— Ты просишь моей руки? Он уже намекал, что собирается это сделать, но еще ни разу не говорил об этом так прямо.

— Да, — его рука скользнула ей на талию. — И твоей руки и всего остального тоже. Иначе меня повесят за то, что я взял, чего не просил.

Глория ласково рассмеялась и прижалась к нему. Куэйд забыл обо всем на свете и отпустил поводья, предоставив полную свободу коню идти куда он хочет, а сам обеими руками обхватил Глорию за талию и впился губами в ее уста, пока в них обоих не разгорелся ярким пламенем огонь страсти.

Куэйд провел руками по ее бедрам, подхватил под ягодицы и прижал ее к себе сильнее, не переставая осыпать нежными легкими поцелуями, время от времени покусывая ей губки.

Мгновенно обучаясь всему, что он показывал ей, Глория отвечала ему тем же. А Куэйд прижимал ее к себе, будоража и себя, и ее все более откровенными ласками.

В конце концов, когда жаркая волна разлилась по ее телу, она быстро расстегнула пуговицы.

Куэйд спрятал свое лицо в черных кудрях, свободно рассыпавшихся по плечам, и жадно вдохнул сладкий аромат ее тела. Губами он нашел теплую кожу в вырезе платья.

— Какой же я дурак был, когда решил, что смогу от тебя уйти, — прошептал он.

— Нет, — ответила она, нежным дыханием щекоча ему ухо. — Ты был прав. Разве девчонка могла бы оценить…

— Ах, Глория, — он нежно целовал впадинку над ключицей. — Что ты еще придумала?

Его рука скользнула под юбки и ласково коснулась повлажневшей кожи между ног. Тонкие пальцы медленно и мучительно искали что-то, и вдруг словно костер вспыхнул там, где они остановились. Потом пальцы вновь начали движение, и Глория затрепетала от счастья и наслаждения.

Куэйд прижимал ее к себе, зная, что еще не скоро успокоится сам. Тем не менее он добился большего, чем бы ему хотелось.

Конь вышел на пригорок, откуда открывался вид на усадьбу Уорренов. Убежавшая лошадь сделала круг по лесу, напилась из реки и двинулась к дому.

Тяжело вздохнув, Куэйд усадил Глорию себе на колено, и она, мурлыча от удовольствия, прижалась к его груди. Она была слишком счастлива, чтобы разговаривать. Сегодня ей удалось получить почти все, чего она желала.

— Проклятье, — пробормотал Куэйд, не находя себе места, но и не желая поискать местечко поукромнее, чтобы продолжить начатое и сполна насладиться покорным телом.

Ему было очень жаль, что он не такой бесчестный дикарь, какого пожелал увидеть в нем Беллингем.

Что делать? Моди-Лэр чего доброго испугается, когда увидит вернувшуюся лошадь. Надо поскорей отвезти Глорию домой. Он нежно поцеловал ее и подал чепец, который она с ворчанием нацепила на голову.

Кривясь от боли, Куэйд пришпорил коня. Понемногу стало легче, однако он подумал, что, если не обвенчаться в самое ближайшее время, вполне возможно, окажется несостоятельным в брачную ночь.

— Ну, Глория, девочка, — прошептал он. — Боюсь, тебя уже нельзя назвать нетронутой девицей, однако ты все еще девица и любимая мною девица.

— Да, — сказала она, улыбаясь и не отрывая от него влюбленного взгляда. — До следующего раза.