Безымянные боги

Глава 17

Ждан не сразу понял, где он и что происходит. Но спустя мгновение разглядел склонившихся над ним встревоженную Сияну и вторую девицу, сообразил, наконец, попытался подняться и хрипло велел Сияне:

— Беги!

— Куда ещё бежать? — удивилась та. — К печнику? Ты своим дурным лбом чуть печку вдребезги не разбил.

— Дура! — рявкнул Ждан, с трудом поднимаясь. — Они же меня настигли, и тебя погубят!

— Пьян, — уверенно заключила вдова.

— Не похоже, — ответила ей девица. — Кинулся он на меня не по-пьяному, да и язык не заплетается.

— Ты ,может, хоть объяснишь, чего ты шальной такой? — прервала очередной крик Ждана вдова. — И почему весь чёрный будто углежог какой-то?

— А она тебе не объяснила?! — десятник указал пальцем на удивлённо замершую девушку.

— Она из Вежи. Тебе привет принесла, от Вячко.

— Лжёт!

— Да, ты кто такой, вообще?

Ждан вдруг понял, что всё происходящее уже не очень-то похоже на очередную попытку его прикончить: в доме тихо, никто его не подстерегал ни в сенях, ни у ворот. Девица ловко его обставила в рукопашной, но добивать не стала, а наоборот, вон, в руках тряпицу смоченную держит. Что же это за душегубка такая, что сама бьёт, сама в чувство приводит?

— Это Ждан и есть, — ответила за десятника Сияна. — Я думала, ты догадалась уже.

— А он на всех гостей с кулаками кидается?

— У нас не бывает гостей, — буркнул Ждан, поднимаясь с пола и ощупывая голову. На лбу вздувалась здоровенная шишка. — В баню пойду.

— Сходи-сходи, а то ты чёрный, будто…

— Слышал уже.

Он, не оглядываясь, вышел в сени, толкнул дверь и вышел во двор.

— Ну, что? — спросила Жужка. — Как я? Правильно врага выследила.

— Молодец, — похвалил Ждан, и она счастливо заколотила хвостом по пыли. — Только ты в следующий раз предупреждай, сколько врагов и как они выглядят.

— Поняла, — вытянулась в струнку дворняга.

В баню он сразу не пошёл, сначала спрятал в тайник кинжал, а заодно достал тускло отсвечивающий в сиянии самосветного камня обруч: потёртый, частью позеленевший от старости, слишком узкий для его лапищи. Когда ему было шесть, как раз впору был. Пока держал в руках, с лица не сходило странное выражение, будто пытался что-то припомнить, да никак не мог. Чуть погодя, осторожно положил вещицу на место, следом сунул шапку-невидимку и пошёл мыться, но задумчивость никуда не делась.

Банник появился, когда Ждан плеснул кваса на угли.

— И не совестно тебе, — укорил он. — В темноте, да в одиночку мытьё устраивать? Не твоё сейчас время! Запарю до смерти!

— Так, в крепости, почитай, никогда темноты и нет, — растерялся Ждан.

— Дурной ты, — покачал головой банник. — Одно хорошо, что не подлый, а умишко будто у зайца.

— Поблагодарить тебя хотел, хозяин-батюшка.

— Это за что же? Если за мудрость мою, так род людской вообще умом не блещет, — отозвался банник.

— Шапка твоя чудесная мне сегодня два раза жизнь сберегла.

— А! — Обрадовался старик. — А ты брать не хотел. Придушил кого?

— И придушил, и зарезал, — повинился Ждан. — А был бы без шапки — лежал бы сейчас в земле.

— Придушил — это хорошо, — довольно повторил банник. — Хоть не добрых людей?

— Ведьму.

Банник, кажется, аж засиял весь, под слоем грязи.

— Так её, собаку паршивую! — прорычал он и плеснул ещё кваса на угли.

— Гонишь уже? — спросил Ждан. — Третий пар твой.

— Сегодня можно, — благодушно ответил банник. — Хлеба мне притащи только, да соли побольше насыпь, не скупись. Праздновать буду!

Вымывшись хорошенько, Ждан оставил баннику кадушку с водой, долил кваса в ковш и пошёл за хлебом. Он надеялся, что Сияна уже легла спать и увела гостью, имени которой он так и не спросил, с собой, но не тут-то было. Стоило войти, как обе уставились на него, будто гвоздями к стене приколотили. Он, не обращая на взгляды внимания, отрезал от каравая добрый кусок, посолил круто и отнёс в баню. Когда выходил, услышал довольное чавканье и невольно улыбнулся.

— Случилось что, Жданушка? — осторожно спросила Сияна, когда он снова зашёл в горницу.

— Лана убили, — сказал он, усаживаясь на лавку. — Вместе с хозяйкой, у которой жил.

Сияна охнула и закрыла лицо руками, а гостья только заморгала непонимающе.

— Мы, похоже, с плохого знакомство начали, — помедлив, сказал Ждан. — Давай-ка, девица, заново попробуем. Меня Жданом зовут, я тут десятник над отроками.

— А меня Цветава, — ответила девушка, не заметив, как он вздрогнул от её имени. — Я из дозора Вежи. Мы сюда шли да заметили большую армию меченых. Когда до крепости добрались, то посадили нас в поруб. Пять дней я просидела, только минувшим днём вышла и сразу тебя искать пошла.

— Зачем?

— Привет тебе принесла от десятника Вячко. Он сказал, ты поймёшь.

Ждан только кивнул и попросил:

— Давайте-ка спать ложиться. Утро вечера мудренее.

— Так, уже мудренее некуда, — откликнулась оправившаяся от новости Сияна. — Я хотела Цветавиным товарищам пирогов испечь.

— Доброе дело, — кивнул десятник.

— Вот уж тебя забыла спросить, — насупилась вдова. — Печь от твоих дурацких плясок едва не рассыпалась.

— Погорячился я, — смутился Ждан.

— А ты кровь остуди — воду потаскай из колодца.

— Сделаю, дай хоть минуту роздыха.

— А кто такой Лан? — спросила Цветава, чтобы хоть как-то приостановить начинающуюся перепалку.

— В десятке вместе ходили отроками, — ответил Ждан, — вместе с Вячко и Любимом. Как они там, в Веже?

— Вячко отроков гоняет по крепости, — пожала плечами Цветава. — А Любим в полусотню к волхву Твёрду попал и уже сам десяток в горы водит.

Она не врала. Пусть и не общалась особо с обоими, но Вежа — крепость небольшая и хоть в лицо, но всех знаешь.

— Добро, — улыбнулся десятник. — А скажи-ка, девица, кто тебя так здорово научил на кулачках биться?

Цветава хотела ответить, как обычно, что, мол, чаще драться надо, а не девок тискать по углам, но спохватилась и сказала:

— Была у одного дядьки в обучении, вот он и показал. Меня научил, а сам не сдюжил однажды.

— Прости.

— Да, чего уж там. Дело прошлое.

— Дело прошлое, а вода сама себя в ушат не натаскает, — подала голос Сияна.

Ждан фыркнул и поплёлся к колодцу.

— Может и я чем-то помогу? — вскинулась Цветава. — Это же я его об печку…

— Да что ж тебе было под кулаки подставляться? — удивилась вдова. — Приложила — и правильно сделала, а то привыкли тут… А про помощь и не заикайся! На твою долю и так довольно выпало. Отдыхай. Я тебе на лавке постелила.

Когда ложилась, Цветава успела подумать, что совсем не чувствует усталости, и тут же провалилась в сон.

***

Ждан разбудил её, когда уже совсем рассвело. Сияна, будто и не ложилась совсем, всё суетилась у печи, заметила, что гостья проснулась, улыбнулась на приветствие и тут же строго велела идти завтракать. Цветаве как-то рассеянно подумалось, что вдове явно мало житья с молодым десятником, которого целыми днями нет дома. Ей бы целую ораву детишек, она бы их гоняла не хуже любого десятника, но и любви давала бы не меньше. А так… От такого количества внимания и заботы и погибнуть можно ненароком, вон сколько пирогов напекла за утро, а ведь вчера Цветава не заметила, чтобы где-то подходило тесто.

Она умылась у колодца, взмахнула по привычке руками, разгоняя кровь после сна, но снова спохватилась, опасаясь напугать прыжками и выпадами хозяев, и просто вернулась в дом. К этому времени всё уже было на столе: свежие пироги, мёд, масло, каравай хлеба, какие-то варенья и сласти, наверняка приготовленные самой хозяйкой. Ждан жевал кашу из миски, размером больше похожей на корытце для поросёнка, Сияна прихлёбывала чай вприкуску с медовым пряником. При виде Цветавы, оба прервали какой-то разговор, что вели вполголоса.

— Как спалось? — спросила хозяйка.

— Отлично, — улыбнулась Цветава. — Только мало.

— Ничего, успеешь ещё поваляться. На сегодня тебе только товарищам гостинцы снести.

Сияна кивнула на здоровенный плетёный кузов, набитый доверху, и гостья чуть калачом не поперхнулась.

— А не лопнут товарищи от всей этой снеди? — поинтересовался Ждан.

— Ты же не лопаешься.

— Я привык уже, да и то, если так каждый день есть, то скоро буду как Военег.

— Сотником?

Ждан посмотрел на вдову укоризненно, но спустя мгновение рассмеялся:

— Уела, сестрица.

— Ты, братец, сильно не радуйся, — строго погрозила пальцем вдова. — Понесёшь-то это всё ты.

— Это с чего ещё? — опешил десятник.

— А ты хочешь, чтобы девка надрывалась, эдакую тяжесть таская?

— Да, я и сама могу, — попыталась возразить Цветава, но нарвалась лишь на строгий взгляд.

— Конечно, можешь, да только, зачем девке надрываться, когда молодец рядом без дела ходит?

— Это я без дела? Мне, вообще-то, десяток надо…

— Не разбежится твой десяток никуда. Пойдёшь и поможешь.

Ждан нахмурился, но продолжать ругань не стал, взвалил кузов на плечи и буркнув: «Во дворе подожду», вышел в сени.

— Может, не надо было? — озадаченно спросила Цветава. — А то он и так на меня зол…

— Вот зло и выветрится, — отмахнулась вдова. — Да, ты не беспокойся, Ждан отходчивый. Небось уже и забыл о вчерашнем.

Цветава встала из-за стола, поблагодарила за угощение и направилась во двор, здорово опасаясь, сама не знала, чего.

Ждан молча вышел за ворота и зашагал, не оглядываясь, к окольному городу. Цветаве пришлось основательно прибавить шагу, чтобы догнать десятника. Дальше шли молча, девушка не знала, что говорить, а спутник не торопился начинать беседу, лишь изредка набирал в грудь воздуха, будто хотел что-то спросить, но никак не мог решиться.

Они попетляли по окольному городу суетливому будто муравейни и свернули к детинцу. Возле ворот собралась целая толпа. Ждан протолкнулся ко входу и караульный, заметив его, рявкнул:

— Куда прёшь?!

— В поруб, — ответил десятник, демонстрируя гривну, и спросил: — Чего такая толпа?

— Ночью в княжеском тереме пожар был. Народ волнуется.

— Опять лиходеи?

Караульный отрицательно мотнул головой:

— Нет. Видно, лихо на нашего воеводу глаз положило. Занялось что-то на женской половине.

— И все уцелели?

— Княжна вроде бы жива, княгиню тоже успели увести от огня.

Ждан почувствовал, как в груди всё похолодело от мысли, что ведьма, несмотря на все старания, выжила, выбралась из огня и теперь, может, мало того, что сама его искать, так ещё под личиной княжны наветы плести. Он было, совсем оцепенел, но вовремя себя одёрнул. Вряд ли князь будет рассказывать, что сгоревшая старуха — это княжна. Скорее будет делать вид, что всё в порядке, пока ему не вернут дочь… или пока не убьют.

Их пропустили особо не лютуя, уточнили только ещё раз, что не пойдут глазеть на дымящий терем. Цветава чуть отстав, уже раздумывала над тем, как обрадуются домашним пирогам оголодавшие разведчики, когда десятник резко остановился. Не ожидавшая такого подвоха девушка едва не врезалась носом в кузов.

— Что случилось? — недоумённо спросила она.

Ждан, вместо ответа, отшагнул в тупиковую улочку, образованную двумя зданиями, и без особых церемоний за шиворот затащил спутницу с собой.

— Ты что, ополоумел? — взвилась девушка. — То с кулаками кидается, то за шиворот…

— Тише! — шикнул десятник и указал пальцем дальше по улице: — Гляди!

Она повернулась в указанном направлении и едва не ахнула по-бабьи. Спина вмиг похолодела, и коленки задрожали будто у соплячки.

Из поруба одно за одним стражники выносили тела. Шестерых уже уложили на телегу, запряжённую смирным стареньким мерином, подтащили ещё одно, забросили враскачку и двинулись за следующим.

— Это что же? — жалобно пробормотала Цветава. — Это как же?

— Здесь стой, — стаскивая лямки кузова, велел Ждан. — Я схожу, разведаю.

Он, стараясь выглядеть спокойным, приблизился к старичку-вознице, который, устроившись на сиденье, флегматично жевал яблоко, совершенно не смущаясь грузом.

— Что, дед, никак казнили кого?

Старичок неторопливо догрыз яблоко, выбросил огрызок в сторону и только тогда повернулся к десятнику:

— Не казнили. Тати сами себя порешили.

— Повесились, что ли?

— Скажешь тоже. Потравились, говорят. Где они только яд хранили? В срамных местах, не иначе. Говорят, в пустыне восточной есть такие — чуть что, то других травят, то себя.

— Эти не похожи на пустынных.

— А кто их знает? По виду вроде наши, со Светлой земли, а там — всяко может быть.

Ждан хотел дальше спросить словоохотливого старичка, но тут из дверей поруба пыхтя выбрались двое давешних стражников, тащивших посиневшее тело. Добравшись до телеги, они тяжело раскачали его, забросили к другим, и один из них крикнул:

— Последний! Трогай, Деянович!

Старичок медлить не стал, стегнул мерина, и телега со скрипом покатила прочь.

— Куда их? — спросил Ждан.

— На ледник, пока, — откликнулся один из стражников.

— А стряслось что?

— А кто его знает. — пожал плечам второй. — То ли друг друга потравили, толи сами себя. Кто их шалопуг разберёт?

— А ты чего это такой любопытный?

Первый стражник видно опомнился от перетаскивания и, посмурнев шагнул к десятнику.

— Так, десяток сегодня в дозор вести, — сказал Ждан. — Если тати сами потравились, может и дозор отменят?

— Что-то я тебя в страже не припомню.

— Так, я и не в страже. Отроков вожу у сотника Военега.

— А! — стражник немного оттаял. — Не рассчитывай даже, парень. Эти потравились, а дружки их, что княжну чуть не убили, до сих пор на свободе бегают. Так что отрокам твоим и сегодня походить придётся.

— Ну, видно, доля такая, — горестно вздохнул десятник и поинтересовался: — А с чего взяли, что они сами себя? Может, кашевар постарался?

— Эх ты! — рассмеялся второй стражник. — В страже служить, это тебе не по кустам ползать. Кашевара в первую очередь проверили.

— Неужели самого заставили из котла есть?

— Ещё чего. Собаке дали.

— И как?

— Живёхонька. А у этих склянку нашли в углу. Они же все вместе сидели.

— Склянку?

— А ну, не болтай! — прикрикнул первый на напарника.

— Да ну, тоже мне тайна, — только отмахнулся тот. — Ты, служивый, лучше вот что… С ними девка сидела, тоже из следопытов, да утекла по недосмотру. Отрокам своим скажи, если увидят её…

— Они у меня только на девок и смотрят, пока службу несут.

Первый стражник хохотнул, а второй посерьёзнев, пояснил:

— Эта заметная. У неё шрамы через щёку сизые, вот так, — он провёл тремя пальцами по щеке. — Ежели увидят, пусть…

— Схватят?

— Удали не хватит. Она дюже учёная.

— Проследят пусть, — пояснил первый. — Или ближайшим стражникам доложат. А дальше мы сами.

— Добро, — кивнул Ждан. — Спокойной службы вам.

— Да, какой там! Иди уже.

Он нарочито неспешно двинулся прочь, дождался, когда оба стражника скроются в порубе, и нырнул в тупичок.

— Ну что? — спросила Цветава.

— Плохо дело.

Ждан откинул крышку кузова, выдернул цветастый платок, которым Сияна укрыла пироги, чтобы не запылились, и протянул его девушке:

— Надевай, да поплотнее.

— Зачем ещё? — удивилась та.

— Затем, что ищут тебя. Думают, что ты как-то связана с тем, что терем князя-воеводы подожгли.

— Так, я не поджигала.

— Знаю, но это ты попробуй доказать. А шрамы твои слишком уж приметны.

При упоминании о шрамах Цветава побледнела, а после лицо её налилось кровью. Она уже собиралась высказать дурню-десятнику всё, что накопилось за минувший день и это утро, но тот только отмахнулся.

— Позже спорить будем. Надевай. Не хватало, чтобы нас тут схватили.

Пришлось повязывать дурацкий платок, хорошо хоть с утра оделась в сарафан Сияны, великоватый, но хоть не висевший как на пугале, а то в своих портах и куртке смотрелась бы ещё нелепее. Ждан критически осмотрел её, кивнул довольно и вновь взвалив кузов на плечи, двинулся прочь из детинца.

Повезло им, что стражники на воротах, похоже, ещё ничего не знали о девице со шрамами, а то бы в два счёта скрутили, не смотри, что обычные люди. Но обошлось. Десятник и девушка снова выбрались в слободу, после чего Ждан без особых разговоров отдал ей кузов и, сказав, что скоро вернётся, двинулся в расположение сотни, а ей самой наказал идти домой. Спорить смысла не было, так что она поплелась обратно к дому с коньками над воротами.