Библиотека литературы Древней Руси. Том 1 (XI-XII века)

ОРИГИНАЛ

Господи, благослови!

Многажды друзии отгоними мною искушениа ради, а не останутся, дондеже получать святый тьй даръ. То что створю, не вемъ, убогый! Аще бо умолчю вашего ради роптаниа, угождаа вамъ вашеа ради слабости, то камение възъпиеть. Не азъ бо то глаголю, но они светила вселеныа всея, истиннии стлъпи, правыя веры всадители, наставници всему доброму благонравию, вожди истиннии и светила негасущая. Ныне бо печалуемь и скорбимъ о инех богоуведении, о немже бы нам радоватися и хвалу въздати благому Владыце, иже въ первый надесят час пришедшим не похули их опождениа, но тужде мъзду дарова имъ, юже изъутра делавшим; ропщющим бо на винограднаго владыку, что бо рече: «Друже, не обижю тебе; не тако ли съвещах с тобою, и не лет ли ми въ своих, якоже хощу».[975]

Ныне же азъ, худый, въ уме приемъ заповед благаго Владыкы, се вещаю вамъ: лепо бо бяше намъ от трудовъ своих кръмити убогыа и странныя, а не празднымъ пребывати, преходити от келии въ келию. Слышасте бо Павла, глаголюща: «Яко нигдеже туне хлеба не ядох, но нощь делахъ, а въ дне проповедах, и руце мои послужиста си мне и инемъ»,[976] и пакы: «Праздный да не ясть».[977] Мы же ничсоже того не створихомъ. Аще бы не благодать Божиа приспела на нас и кръмила боголюбивыми человекы, что быхом сътворили, на своя труды зряще, да аще речемъ: пениа ради нашего или поста ради или бдениа та намъ вся приносять, и за всех бо за приносящих ни единою поклонимся.

Слышасте бо притчю о десяти девахъ, мудрых а 5 несмысльных.[978] Вещеваеть бо святое Евангелие: мудрыя же девьства съблюдоша, и светилникы своя украсиша милостынями и верою, и внидоша въ чрътогъ радостный, и никомуже не възъбраняющю им. Оны же буяя како нарекошася? Понеже девьственую печать съблюдоша неразориму и в пощении и въ бдении, въ молитвах стончиша плоть свою, масла же милостыни не принесоша въ светилницех своих душь, и того ради изъгнани быша исъ чрътога; и тогда възыскаша продающих милостыня нищих, но не обретоша, уже бо затворишася двери человеколюбиа Божиа.

Да не лепо нам есть, възлюблении, посылаемых от Бога на ползу душамъ и телесем нашимъ от боголюбивых человекъ удержати себе, но инемъ подаати требующимъ. «Луче бо, — рече апостолъ, — даяти, нежели взимати»;[979] «Блаженъ, — рече, — разумеваяй на нища и убога, въ день лютъ избавить ̀и Господь»;[980] и еще: «Блажени милостивии, яко ти помиловани будуть».[981]

Да не уподобимся онемъ роптивымъ, иже чрева ради падоша въ пустыни; ни помышляемь бесовскыих помышлений, иже всевають въ сердца наша неподобнаа, не дающе намъ хвалы въздати Богу о всехъ благодатех его, еже к намъ. Слышите бо, въ что изыде роптание онехъ.

Не первее ли, егда ведяше я Моиси къ морю Чрьмному столпом огньнымъ облачномъ, и они, забывше онехъ казни и елико сътвори имъ Богъ в Египте Моисеом и Арономъ, не възпиша ли на Моисея: «Что извел ны еси сде, да умрем ныне в пустыни сей; не луче ли да быша гроби наши въ Египте были!»[982] Да егда проведе их Богъ сквозе Чрьмное море рукою Моисеовою и врагы их потопи,[983] приидоша въ Мерры и обретоша ту горкыа воды, и пакы усъкориша и забыша делъ Божиих, възропташа на Моисея, глаголюще: «Чьто пиемь! Се бо въвел ны еси въ пустыню сию безводную, неимущи никакояже утехы». И не ослади ли имъ Богъ горкых водъ?[984] То и ту не осташа в разуме, но по тех всех чюдотворных поклонишася телцю.[985] Да аще бы не Моисей стал во сокрушении ко Богу о нех, то потребилъ бы я Богъ от лица земли. И пакы воду имъ ис камени источи[986], и хлебы имъ съ небесе дарова.[987] То или похвалиша Бога, безъблагодатнии? Но начаша глаголати: «Егда подаваем от хлеба иноязычникомъ?»

И не о всех ны слово сии есть, но о тех, иже тем болят и втайне ропщущих. Но того деля глаголю то всемъ, да не вси приимуть яко квасъ злосребролюбнаа. Глаголаше: «Почто гыбель сиа бысть? Можаше бо се миро роспродатися на мнозе и датися убогымъ»,[988] и последи же не продаст ли Июда учителя своего на 30-тех сребреницех, а самъ удавися. И како ми не стенати и не тужити, любимици мои, и та вся слышаще въ васъ. И аще бых моглъ, и възъглаголал ко вашей любви оно пророчьское слово: «Кто дасть главе моей камение и очима моима источникъ слезъ, да плачюся день и нощь дщере людий моих!»[989] Удалихом бо ся въ пустыню, по Писанию, и чаемь Бога, спасающаго насъ. И не изведе ли насъ, акы изъ Египта, от мира въ пустыню сию безводную, не рукою Моисеовою, но благодатию Божиею. И что облиховани быхом, братиа моя и отци?! Что бо принесосте от имений своих на место се или что азъ требовахъ от васъ, приимая въ обитель сию? И человеколюбие Божие что насъ лиши?! Не вся ли подасть намъ молитвами святыя Богородица?!

Да темъ молюся вамъ от всея душа моея, любимици мои, не пребываимъ въ дводушии, да не прогневаемъ благаго Владыкы, якоже и бни непокоривии. Но въздадимъ хвалу благому Владыце, о иже тако о насъ смотрить и вся намъ изобилия подаваеть, не помня немощей наших; и длъжни есмы к нему глаголати оно Давыдово слово: «Что есмы грешнии, Господи мой, Господи, о иже ты и насъ изъбра и та вся намъ дарова! Смирихъ бо ся, — рече, — спаси мя»[990], и: «Въ смирении нашем помянул ны Господь»[991]. О Христе Исусе Господе нашем.

Господи, благослови!

Подвизайтеся, трудници, да приимете венець тръпениа вашего, Христос бо ждеть входа нашего. И въждеземъ светилникы наша любовию и послушаниемъ, кротосьтию и смирениемъ и срящем Христа непостыдномъ лицемъ, глаголюще къ намъ: «Приидете, иже мене ради потружавшеся въ молитвах и въ бдениих и въ всякых службах, и приобщитеся благых». Паки же речеть ленивым и неродивымъ: «Идете от мене, проклятии, не знаю вас, якоже вы не слышасте гласа рабъ моих, пророкъ и апостоль, и святыми Евангелии позывающа въ царство небесное, тако и азъ васъ не слышу; но емуже последовасте, тому же и обещници будете мукамъ бесконечнымъ».

Билу бо удареющу, не лепо ны есть лежати, но въстати на молитву, якоже ны богоносивый Феодоръ учит[992] и Давыдьское оно слово въ уме имеюще и глаголати: «Готово сердце мое, Боже, готово».[993] Да егда второму клепанию кончевающуся, тогда и своя ногы вготовимъ на сшествие церковное, помысла своего не дряхла имуща, но весела, и въздающе хвалу живодавцю Богу, препроводившу нас връсту нощную, и въ устех имеюще пророка Давыда и царя псалом, в немже глаголеть: «Възвеселихся о рекших мне: в домъ Господень внидемъ»[994] и прочее. Такожде входяще въ церковь и «Святый Боже» поюще, таже с лепотою поклонившеся Христу трижды до земля и съ великою боязнию и съ страхом стати безмолвно при стене, гласы немлъчны въспевающе к Вышнему, иже насъ грешных сподобилъ входа церковнаго, не имеюще собе подъпоры стены, ни стлъпа, еже намъ суть на честь створена. Егда бо и къ другомъ приходимъ, то достоить нам, поклонение створше до земля и связавше руце, аки рабу Божию стати пред нимъ, Христа о семъ подражающе, видимъ бо его предстояща пред Пилатом и поругаема и не глаголюща ничсоже.[995] И повелено ны есть другомъ толикы чьсти даяти смирениа ради, имже добродетелныа венца украшаемъ; еже бо не поклонитися другу своему и руце долу повесити, то неродивых мужь и ленивых и въ уме гордяшихся. И въ церкви боле того есть, на честь бо намъ стлъпи суть и стены церковныа, а не на бе-щестие.

Кадящу прозвитеру святый олтарь и намъ чающимъ присещениа кадилнаго, не лепо с леностию стояти, но страх великый имети. Святое бо кадило образъ Святаго Духа есть, да не лишимся того, любимици! Да егда приобрящемся благодати Святаго Духа кадилным присещениемъ, и на место свое шедше и стати ны лепо есть съ всякою кротостию, якоже въ уставе пишеть, сонъ отложивше и мертва себе сътворити къ копасаниемъ и к кашлю акы нечювствьна, и съ умилениемъ молитися Богу, да послеть намъ помощь скончати намь въ блаземъ тръпении заутреню и канонъ.

Да егда присещениемъ Божиимъ въсиаеть въ душах нашихъ свет истинный и по пении «Богь Господь» егда начнемъ псалтырное пение, не лет ны есть другъ друга прихватити стиховъ и пению мятежь творити немалъ, но на стрейшаго сторону взирающе, и безъ того початиа не лепо есть починати никомуже; тако бо доброчиньство бываеть. И егда, починающе песнь или «аллилуа», покланяние междю събою творим, подражающе о семъ ангелы, длъжни есмы взирати в томъ на старейшиу стороне, да егда онъ поклонится, и мы поклонитися, последующе ему, должни есмы добролепне. Ангелы бесплотныа видеша пророкы поюща и поклоняющася и Богу хвалу въздающе съ престояниемъ. Нам же кацемъ быти достоить, сподобившимся съ ангелы Богу невидимому служити и престояти, от негоже мъзды длъжныа чаем! Тъ бо съвесть сердца наша, кого деля пристоимъ въ святей церкви. Да не ленимся, любимици мои, о годинах и о службе своей Испытающему вся дела наша и помышлениа наша. Открыем съгрешениа наша сде предъ худымъ человекомъ, да тамо не обличена будуть, предо вселенною. И блюдемъ годинъ заутрьних, и обеденных, и павечерних; иже бо погубляеть годины лености ради, татбе подобно есть украдаа святаа; проклят бо есть иже дело Божие делает со нерадением.

Да не ленимся, любимици мои, братиа и отци, и чада духовнаа, избраннаа! Съ слезами бо глаголю горкаа словеса къ вашей любви, понеже вамъ глаголю, сам не створя. И на мне днесь сбысться реченое от пророка: «Грешнику же рече Богъ: “въскую ты поведаеши заветь мой усты твоими! Ты же наказание възненавиде и низъврьже словеса моа въспят. Аще видяше тате, течаше с нимъ, и съ блудникы участие свое полагаше, и на братъ свой клеветаше, и на сына матере своея полагаше съблазнъ. Сие створилъ еси, и умолчах. А вознепщевал еси, безаконниче, яко буду подобенъ тебе! Обличю тя и поставлю пред лицемъ твоимъ грехы твоя, да разумеють вси забывающеи Бога, егда къгда похитить и не будеть избавляющаго”».[996] И пакы: «Усты твоими сужю ти, рабе лукавый, — добрее бы ти было, да бы възвратилъ сребро мое, да бых тщивымъ делателемъ вдалъ, иже быша ми въздали съ прибыткомъ».[997] Да нужда ми есть глаголати къ вашей любви вся та, да не кьто умреть въ моемъ молчании лютым грехомъ. О Христе Исусе Господе нашем.

Господи, благослови!

Азъ, грешный и ленивый, погребый талантъ свой в земли, а не приделавъ имъ ничтоже, и чаю по вся дни на себе онех лютых и немилостивыих истязатель, и прещения оного страшнаго, и гнева лютаго, егда начнет глаголати: «О, злый рабе и ленивый, непотребне, добрее бы створилъ, да бы възвратилъ сребро мое добрым пенязником, и поспешным и детельнымъ, иже быша ми възделали съ лихвою»,[998] ныне же нуждю имею глаголати и глаголю, и, глаголя, не престаю, не яко учитель, но яко рабъ, съ слезами моляся и коленех ваших касаяся, и указаа вамъ предлежащая благаа и грядущаа муки, да бысте не погрешили благыа оноя надежда. Немало бо то зло, еже нам тацех даров лишенымъ быти и въ непроходимая и адъскаа места впасти леностию хождения ради и красотъ маловременных, въ нихже ничсоже успеша, последовавше таковым. Азъ же, унылый, имея в собе корень злаго того проращениа от моея лености, ни самъ входя въ царство небесное и вамъ препону творя своею леностию и своими неподобными нравы, судих себе двоичю и трижды отлучитися от вас. И се створих, не добродетелий деания онехъ святых подражати хотя, но се луче судих, да поне вас не упражняю от благого подвизания, аще бо бых с вами былъ, немалу съпону вам створилъ бых собою, отставилъ вы бых от Божиа пути. Мне бо, грешному, еже единъ день отлучитися от васъ въ все ми ся лето вменяеть, паче же достоания церковнаго и почитаниа божественых словесъ и житиа святыих, егоже облиши мя леность моя немалаа, еюже акы веригами связанъ лежу, и ума моего, акы Лазаря другаго пред враты, повръжена,[999] токмо верное око къ Богу простирая и Богородицу съ вышнею молитвою на помощь призывая, да некако бы ся умилосердилъ благый Богъ ваших деля молитвь и любовь, юже ко мне имеете. Падох бо падениемъ злымъ; аще не Господь бы помоглъ мне и Богородица, вмале не вселилася бы въ адъ душа моя. И видех, чего деля падохъ: оставивъ порученую ми службу, и въследовах трапезамъ, и не чюях себе сводима къ пропасти адьстей. Но человеколюбивый Бог, иже не презре Лазаря, струпы посыпана и гнойна, умерша, но въскресилъ и,[1000] тожде и на мою немощь присети, не призре моея лености, но пусти на мя духъ уныниа, имже угнетаемъ есмь и доныне, егоже деля удалихся от васъ, чая, по писаному, Бога спасающаго мя. Въ моем бо отлучении от вас не чюх себе ничсоже добра приискавша, но токмо имый бдениа и пощениа; не могох скончати якоже вы, да темъ и осудих ся. Вашеа ради любве радуюся, еже в толице зле видяще мою худость, не възгнушастеся моих словесъ, еже въ моемъ отхождении к вамъ изглаголаная, но съ всякым тщанием створисте ̀я. И своея бо лености забых въ вашемь тщании, и еже бо велико поспешение имеете о службе церковней, и въ длъготръпение стоании въ всех бо годинах и службах обретающеся, и божественаго Феодора о заповедехъ радующеся[1001]. Потщание имейте, да тогожде блаженьства сподобистеся и жизни вечней причастници будете о Христе Исусе, Господе нашем.

Брате, се от рукы Христовы и от престола славы его приемлеши сию службу. Имей страхъ его предъ очима си: потщися порученое тобе дело непорочно свершити, да и венца от Христа достоинъ будеши. И да мнить ти ся онъ престолъ вышний, егоже виде Исая, к немуже единъ от серафимъ посланъ бысть, имеяй угль, не опаляяй пророка, но просвещаяй.[1002] Тако же и ты, брате, вземляй ключь, акы огнь, а се от престола, на немже жреться Христосъ по вся дни, аще сию службу, сыну имярек, в чинъ монастырьскый съ душевною приязнию исправиши, щадить ти ся праведный венець и будеть ти сий ключь просвещаяй и спасаяй душю твою. Аще ли уклониши сердце твое преобидети что монастырьское или окрадати что и себе притяжати и сбирати паче, а не манастыреви, и будеть ти сий ключь опаляяй душю твою, зде и въ будущий векъ, геона тя прииметь и судъ Ананьинъ и Самфиринъ постигнетъ тя. Та бо, уемша у цены села своего, напрасно умроста,[1003] ты же горцей муце достоинъ будеши, крадый чюжая или раздаваяй безъ чину своимъ. Геезино прокажьство[1004] наидеть на тя, — не телесно, но душевно. Внимай себе, брате, и службе своей, да спасеть тя Господь ото всех сих молитвами святыя Богородица и всех святыхъ твоихъ, и ныне, и присно.

Что възмыслилъ еси, боголюбивый княже, въпрашати мене, некнижьна и худа о таковей вещи, — въпрашалъ бо еси: аще есть подобно въ день въскресный, еже есть неделя, заклати ли волъ, ли овьнъ, или птицю, или что от техъ и аще подобно мяса ихъ ясти въ день въскресения, въ неделю!

Ибо неделя не наричется неделя, якоже вы глаголете, нъ пьрвый день всея неделе наричется. Понеже Христосъ Богь нашь в тотъ день въскресе из мертвыхъ, и наричется въскресный день. А понеделникъ наричется вторый день, а вторникъ — третий, а среда — четвертый, а четвертокъ — пятый, а пятница — шестый, а субота — седмый. В техъ днехъ свершилъ Богъ вся дела, небо, и землю, и все, яже в нихъ; последи же створи человека, цесаря надо всемъ; въ семый день сконьча вся дела.

Исъходящемъ же израильтомъ изъ Египта от работы фараона и прошедшомъ древле Чьрьмное море посуху, и въведе ̀я въ пустыню и препита ̀я ту летъ 40 и законъ имъ да на дъсце камяне — Божиимь пьрстомъ написано и дано Моисею — и суботу имъ хранити повеле: отинудь не делати[1005], ни огня възгнещати[1006], ни закалати, нъ вечеръ в пятокъ все приготовити и заутра ясти, ни преходити исъ храмины в храмину, егоже хранять и до днешняго дне израильтяне. А понеже Господь Богъ наш съниде на землю, — жидовьская вся умолкоша. И несмы чада Авраамля, нъ чада Христа Бога нашего святаго ради крещения, въ неже самъ ся крестилъ. Господне бо крещение очищаеть еже от рожьства грехы.

А иже реклъ ти во неделю не резати, ни того ясти, то не от Святаго Писания реклъ, нъ от своего сердца. Рече бо святый Павелъ апостолъ: «Иже кто благовестить вамъ паче насъ, еже мы благовестихомъ вамъ, проклятъ да будеть».[1007] И несть ти възбранено, ни грехъ, еже резати въ неделю. Аще бо таковый нравъ приимемъ, еже въ суботу резати, а въ неделю ясти, то яве жидовьствуемь.

Реклъ бо еси, благородне, аще отречется въ среду и в пятницю не ясти мясъ, добро ли есть. Добро вельми и полезно. И не я сего завещаю, нъ божьствении святии апостоли да тако бо законъ положиша: да всякъ крестьянинъ постится въ среду и в пятокъ, белци — от мясъ, а черньци — от сыра, въ среду же понеже съветъ створиша жидове на Христоса, а в пятокъ распяша Господа безаконьници. Ты же, княже мой, аще которыя ради вины отреклъся еси или напасти ради въ среду и въ пятокъ мясъ не ясти, — глаголетъ Давыдъ, пророкъ и царь: «Обещайтеся и въздадите»[1008], — недостоить человеку крестьяну себе связати, оже не ясти, ни пити, нъ оже связанъ будеть от отца духовнаго. Обаче предание имамы от святыхъ апостолъ и от святыхъ богоносныхъ отець: въ Господьскыхъ праздницехъ и святой Богородици въ все празникы и въ память святыхъ апостолъ 12 празновати духовно, а от изъбытька вашего питати убогыя. И понеже еси мене въпрашалъ недостойнаго, — аще связанъ еси отцемь духовныимъ въ среду и в пятокъ мясъ не ясти, от того же и раздрешение приими; или самъ ся еси зареклъ, Богъ мене ради простить тя. Егда ся приключить въ среду или въ пятокъ Господьскый празникъ, любо святей Богородици, ли 12 апостолъ, то ежь мясо[1009]. И Богъ мира буди с вами. Аминь.

Азъ, Федосъ, худый мнихъ, рабъ есмь пресвятой Троице, Отца и Сына и Святаго Духа, въ чистей и въ правоверней вере роженъ есмь и въспитанъ добре въ законе правовернымъ отцемь и матерью християною,[1010] наказывающа мя добру закону и норовмъ правоверныхъ последовати, вере же латиньской не прилучатися, ни обычая ихъ дьржати, и комькания ихъ бегати, и всякого ученья ихъ не слушати, и всего ихъ обычая и норова гнушатися и блюстися, своихъ же дьчерей не даяти за не, ни поимаите у нихъ, ни брататися с ними, ни поклонитися, ни целовати его, ни с нимь въ одиномъ съсуде ясти, ни пити, ни борошна ихъ приимати. Тем же пакы у насъ просящомъ Бога деля ясти и пити, дати имъ ясти и пити, нъ въ своихъ съсудех. Аще ли не буде съсудау нихъ, да въ своемь дати и потомъ, измывъши же, сътворити молитва. Занеже неправо веруют и нечисто живуть: ядять съ пьсы и съ кошьками,[1011] пьють бо свой сьчь[1012] и ядять жълвы, и дикеи кони, и осьлы, и удавленину, и мертвьчину, и медведину, и бобровину, и хвостъ бобровый ядять.[1013] Въ говенье и мяса пущають пьрвое неделе поста въ вторникъ.[1014] И чьрьнци ихъ ядять лой и въ суботу постятся и, постившеся, вечеръ ядять молоко и яйця. А съгрешениемь не от Бога просять прощения, нъ пращають попове ихъ по дару.[1015] А попове ихъ не женятся[1016] законьною женою, нъ съ робами детей добываюче и служать невъзбраньно. И пискупи ихъ наложьницъ дьржать и на войну ходять.[1017] И опреснокомъ служать.[1018] И иконъ не целують, ни святыхъ мощей.[1019] И крестъ целують, лежаще, написавше на земли, а въставше, попирають ногами.[1020] Мертвеча же кладуть на западъ ногами, а руце положать, а не на перьсехъ.[1021] Женящеся у нихъ поимають две сестренице.[1022] А крещаются въ одино погруженье,[1023] а мы въ три. Мы же, крещающеся, мажемься мюромъ и масломъ, а они соль сыплють крещаемому въ ротъ.[1024] Имени же не нарицяють святаго, нъ како прозовуть родители, в то имя и крестять.[1025] Се же пакы глаголють и Духа Святаго исходящаго от Отца и от Сына.[1026] Мы же не глаголемъ: от Сына. И ина многа суть яже въ техъ злая и неправая и развращеная, и погыбели полна вера ихъ и делеса ихъ; егоже ни жидове творять, то они творять, много же и въ Савьску ересь въступають.[1027]

Мне же рече отець: «Ты же, чадо, блюдися кривоверныхъ и всехъ ихъ делесъ, занеже исполнилася и наша земля злыя тоя веры людий. Да кто спасая и спасеть свою душю, въ правоверней вере жива. И несть бо иноя веры, лучьши, якоже наша едина чистая и честная и святая си вера правоверная. Сею верою живущи и греховъ избыти, и мукы вечьныя гонезнути, и жизни вечьней причастникомъ быти и бес конця съ святыми радоватися. А сущему въ иной вере — ли в латиньской, ли въ арменьской, ли въ срачиньской — несть видети жизни вечьныя, ни части съ святыми.

Не подобаеть же хвалити чюже веры. Аще ли хвалить кто чюжюю веру, то обретается свою веру хуля Аще ли начьнеть непрестанно хвалити и свою и чюжюю, то обретается таковый двоверье держа и близъ есть ереси. Ты же, чадо, такыхъ деяний блюдися, ни присвоися к нимъ, нъ бегай от нихъ, якоже можеши, и свою веру едину непрестанно хвали, подвизаяся въ ней добрыими делы.

Милостынею же милуй, не токмо своея веры, нъ и чюжея. Аще ли видиши нага, ли голодна, ли зимою, ли бедою одьржима, аще ти будеть ли жидовинъ, ли сорочининъ, ли болгаринъ, ли еретикъ, ли латининъ, ли от поганыхъ, — всякого помилуй и от беды избави, якоже можеши, и мьзды от Бога не погрешиши. Богъ бо и самъ ныне набьдить поганыя, якоже и крестьяныя. Поганымъ же и иновернымъ въ семь веце попечение от Бога, въ будущемь же чюжи будуть добрыя детели. Мы же, живущеи въ правоверней вере, и сде есмы набьдими Богомь, и въ будущемъ веце спасаеми Господемь нашимъ Исусъ Христомь».

Рече ми отець: «Чадо, аще ти ся лучить по вере сей святей Господа ради умрети, то с дерьзновеньемь не останися правыя сея веры, нъ умри за Христову веру. И святии бо, — рече, — по вере умроша, да и живи суть по Христе. Ты же, чадо, аще узриши некыя иноверныя, съ верными прю деюща и прельстию хотяща отвести от правыя веры, невежамъ сущемь вернымъ, ты же, ведение имы, и не скрый въ собе, нъ помози правоверьныимъ на кривоверныя. И аще имъ поможещи, то яко овьця избавиши от устъ лвовъ. Аще ли умолчиши то яко отемь у Христоса, предаеши ихъ сотоне, тъ бо есть кривоверныя кривей вере научилъ».

И аще ти речеть прьць: «Сию веру и ону Богъ далъ есть», ты же, чадо, рци: «То ты, кривоверне, мниши ли Бога двоверна! Не слыши ли, оканьне и развращене злою верою, Писанье тако глаголеть: “Единъ Богъ, едина вера, едино крещенье”,[1028] и Господь рече: “Тако бо лепо есть намъ исполнити волю”, да сее все исполнивъ, толи възнесеся, а ученикы посла на проповеданье. Ты по проповедании апостольстемъ толико летъ державъ правую веру, съвратилъся еси на зловерье по научению сотонину. Не слышите ли Павла глаголюща: «Аще и ангелъ пришедъ с небесе благовестить вамъ не якоже мы благовестихомъ, да будеть проклятъ».[1029] Вы же отринувше проповедание апостольское и святыхъ отець исправления, приясте неправедное ученье и веру развращену и исполнену многыя погыбели. Того ради и от нас бысте отвержени. Да того ради и намъ с вами недостоить сужатия имети, ни къ Божьствьнамъ Тайнамъ обьще с вами намъ не приступати, ни вамъ к нашей службе, ни намъ къ вашей, занеже мертвымъ теломъ служите,[1030] акы мертва Господа мняще. А мы службу творимъ живымъ теломъ, самого Господа жива видяще и одесную Отця седяща, и пакы приидеть судить живымь и мертвымъ. Вы же есте, о латинине, мрьтви иже мрьтву жертву съдеваете. Намъ живу Богу живу жрьтву чисту и непорочну приносяще, животъ вечьный обрести. Тако бо и писано есть: «Въздасться комуждо по деломъ ихъ о Христе».[1031]

Владыко Господи человеколюбче! Иже суть вернии, Господи, утверди ̀я, да будуть вернейши того; иже суть неразумливии, ты, Владыко, вразуми я. Иже суть погани, Господи, обрати ̀я на крестьянство, и ти будуть братья наша, Иже суть в темьницахъ, или въ оковехъ, или в нужи, ты, Господи, избави ̀я от всякоя печали. Иже суть в затворехъ, и въ столпехъ[1032], и в печерахъ, и въ пустыни, братья наша, ты, Господи, подажь имъ крепость к подвигу.

Помилуй, Господи, князя нашего, имярек, и град сь, и вся сущая люди в немь. Милостью своею помилуй и мене, раба твоего грешнаго, имярек, аще и многогрешенъ есмь, но правою верою рабъ твой есмь.

Спаси и помилуй, Господи, епископа нашего, имярек, и весь чинъ мнишьскый съ иереи и дьяконы, и вся правоверныя крестьяны, имярек.

Помилуй, Господи, сущихъ в недостаточьстве и озлобленыя нищетою, подажь имъ богатую милость, моления ради святыя Богородица, и силою честьнаго креста и святаго тридньвнаго въскресения твоего, и славнаго пророка и предотеча ради Иоана, и всехъ пророкъ и апостолъ твоихъ, святитель и мученикъ, и преподобныхъ отець, и святыхъ женъ, и всехъ святыхъ твоихъ, и святыхъ отець 300 и 18, иже в Никеи,[1033] и святыхъ отец, поручникъ нашего покаяния: Василья, Григорья Богословця, Иоана Златоустаго, и Николы, и святаго отца нашего Антония[1034] всея Руси светилника, обещавшаго молитися за ны.

И покой, Господи, душа рабъ своихъ, правоверныхъ князь нашихъ и епископъ, имярек, и вся сродникы наша по плоти, имярек.

И покой, Господи, душа рабъ своихъ, всехъ правоверныхъ крестьянъ, умершая въ градехъ, и в селехъ, и в пустыняхъ, и на путихъ, и на мори.

Покой я на месте светле, в лици святыхъ, въ оплоте благаго рая и жизни бесконечной и неизглаголанемъ и немерцаемемъ свете лица твоего.

Яко ты еси покой и въскресение усопшимъ рабомъ твоимъ, Христе Боже нашь, и тебе славимъ съ Отцемь и Святымь Духомь, и ныня и присно.

ПЕРЕВОД

КОММЕНТАРИЙ

Рукописная традиция донесла до нас целый ряд сочинений Феодосия Печерского — свидетельства его пастырской деятельности в монастыре и в миру. Большую часть литературного наследия основателя Киево-Печерского монастыря составляют поучения к инокам. Сохранились учительные слова Феодосия, обращенные к монастырской братии, в которых запечатлен тот духовный труд, что был положен им на устроение обители. Игумену должно было заботиться и об усвоении и исполнении богослужебного устава, и об устроении и соблюдении церковного благочиния, и о христианском воспитании нравственности иноков. Дошедшие до нас Слова передают ту настойчивость и неустанное душевное напряжение, с которыми делал это Феодосий. Житие рассказывает об обычае преподобного Феодосия удаляться в затвор на время Великого поста ради сосредоточенной молитвы и покаяния. Одно из публикуемых здесь поучений, «Слово утешно къ братии о душевней ползе», как раз сохранило в своем содержании свидетельство того, что оно написано из затвора: даже ненадолго покидая братию, игумен не оставлял ее своим попечением. Очевидно, уединение на время поста создавало ему, кроме всего прочего, еще и наиболее благоприятную возможность для обдумывания своих мыслей и для писательского труда.

Монашество составляло главную часть паствы Феодосия Печерского, но он был пастырем и мирских людей. Особое место среди духовных чад Киево-Печерского игумена занимал великий князь киевский Изяслав Ярославич, внук крестителя Руси Владимира I Святославича. Предание, зафиксированное «Житием Феодосия», свидетельствует об очень близких отношениях великого князя с преподобным Феодосием. Рукописная традиция сохранила до наших дней два послания Феодосия к Изяславу с наставлениями по поводу поста и о том, как надо относиться к латинянам, то есть католикам. И поучения инокам, и поучения князю, первоначально обращенные к совершенно конкретным лицам, со временем превратились в поучения для всех православных христиан, ибо благодаря неугасающей рукописной традиции продолжали из века в век обращаться все к новым и новым поколениям людей.

Венцом христианского подвижничества Феодосия Печерского можно назвать его молитву за всех христиан, молитву, по содержанию которой особенно ясно видно, за что было дано ему в народном предании прослыть «светильником всея Руси», — за то, что был он именно таким молитвенником за всех.

Мы публикуем избранные поучения Феодосия Печерского (полное их научное издание см.: Еремин И. П. Литературное наследие Феодосия Печерского // ТОДРЛ. М.; Л., 1947. Т. 5. С. 159—184) по следующим рукописям: Слово о терпении, любви и посте, Поучение о терпении и смирении, Слово утешительное к братии о душевной пользе — РГБ, собр. Румянцева, № 406, XV в., л. 105 об. — 108 об., 111 об.—114 об., 99 об.—101 об.; Поучение келарю — РНБ, Софийское собр., № 1262, XV в., л. 125; Послания к князю Изяславу Ярославичу — РНБ, Софийское собр., № 1285, XV в., л. 100—102 об.; Молитва за всех христиан — ГИМ, Синодальное собр., № 235, пергаменная Псалтырь 1296 г., л. 275—277.