Библия сегодня

ВОЛОСЫ

Одним из самых унизительных поражений, какое могло угрожать библейскому герою, была гибель от руки женщины. Тем не менее немало именитых мужчин претерпели этот позор. Ханаанский генерал Сисара получил смертельный удар от Иаили; повстанец Савей, сын Бихри, в буквальном смысле потерял голову из-за умной женщины в Авеле, которая ее отсекла; а Авимелех, сын Гедеона, погиб от обломка жернова, сброшенного на него женщиной со стены Тевеца. Впрочем, у Авимелеха хватило соображения, как выйти с честью из скверной ситуации. При последнем издыхании он сказал своему оруженосцу: «Обнажи меч твой и умертви меня, чтобы не сказали обо мне: «женщина убила его». Ну и оруженосец послушно пронзил его.

Однако все вышеперечисленные убиения не несут в себе ничего специфически «женственного». С тем же успехом их могли совершить и мужчины. Но не такова судьба Самсона. Ловушка, расставленная Далидой, чтобы поймать нашего героя, самого сильного человека во всей Библии, могла быть подстроена только женщиной, изучившей слабости своего любовника и жертвы.

Библия полна рассказами о героических деяниях Самсона. Он голыми руками разорвал льва пополам, сразил тысячу человек ослиной челюстью и не только поднял ворота Газы, но и нес их на плечах почти до Хеврона (пятьдесят миль по прямой). Его подвиги приравниваются к подвигам Геркулеса — эффектные, иногда крайне жестокие и в любом случае невероятные. Но в конечном счете Самсон заслуживает, чтобы его помнили не только из-за его мышц. Правда, как судья Израиля он был несколько не на своем месте, однако ему нельзя отказать в исключительной отваге.

Разделавшись со львом, Самсон несколько дней спустя завернул поглядеть на труп, «и вот, рой пчел в трупе львином и мед». Мед выглядел очень соблазнительно, и Самсон даже не вспомнил, что пчелы отнюдь не славятся своим радушием, а зачерпнул горсть «и пошел, и ел дорогою». Ну, естественно, чтобы засунуть руку в пчелиный улей особой силы не требуется, а вот смелости — так даже очень. Пару поколений спустя сын царя Саула Ионафан также наткнулся на медовые соты. Однако Ионафан не дал волю рукам (хотя ранее в тот день прикончил двадцать филистимлян). Нет, он, «протянув конец палки, которая была в руке его, обмакнул ее в сот медовый и обратил рукою к устам своим, и просветлели глаза его».

Поскольку Самсон был абсолютно бесстрашен и слегка чудаковат, нормальные люди немножко его сторонились. Волосы у него отросли густые и падали ниже плеч. Наши мудрецы сказали про него: «Волосы его были подобны рожковому дереву». И еще они сказали: «Плечи Самсона были шириной в шестьдесят локтей!» Учитывая, что обычный локоть имеет в длину от шестнадцати до двадцати дюймов, это можно счесть преувеличением. Однако Самсон действительно выглядел не по-людски; кроме того, он и чувствовал не по-людски: как и Каин, он принадлежал к самым первым асоциальным личностям.

Родился Самсон в колене Дановом, и обстоятельства его появления на свет окружены тайной. Его мать, остававшаяся неплодной до того дня, когда забеременела им, утверждала, что ангел предсказал ей рождение сына-назорея. Соседи — надо ли об этом говорить? — не слишком поверили этой версии. Даже тогда беременность, как результат ангельского визита, вызывала подозрения — и очень. Те, кто уверовал, видели Самсона в ореоле святости, однако неповерившие держали свои сомнения при себе: он был не из тех, с кем схлестываются по доброй воле. Как бы то ни было, Самсон, хотя и предназначенный Богом для одинокой аскетической жизни, вырос любителем повеселиться. Большую часть своей юности он дружил с филистимлянами, ходил на их вечеринки, крутил с их девушками. Но в глубине души оставался одиночкой.

В жизни Самсона были три женщины. Первой — его жена-филистимлянка, родом из Фимнафы (Библия не озаботилась сообщить нам ее имя). Она «понравилась Самсону». Но затем разонравилась: Самсон бросил ее вскоре после свадебного пира. Другой была блудница из Газы, подружка на одну ночь. Третьей стала Далида, сгубившая его. Как написано: «После того полюбил он одну женщину, жившую на долине Сорек; имя ей Далида». Термин «любовь», следует заметить, не употреблен в отношении двух других.

Кто же такая была Далида, пленившая сердце нашего героя? Никуда не денешься, кроме ее имени, мы о ней ничегошеньки не знаем. Нам нравится представлять ее себе, как и Сен-Сансу, судя по его опере, красивой и обворожительной, быть может, даже нежной и любящей. Нам бы хотелось думать, что она была достойна человека самсоновского калибра. Но Библия не дает нам для этого ни малейших оснований. Из имеющейся информации мы можем только заключить, что она завладела вниманием Самсона, поскольку он не то квартировал у нее, не то часто навещал — каждый день и каждую ночь. Сожительство без благословения священнослужителя в те времена было редкостью. Так была ли Далида блудницей, как утверждали некоторые высокообразованные литераторы? Увы, это остается неясным. Ясен нам только ее характер, о котором свидетельствуют ее поступки.

Любовное гнездышко в долине Сорек недолго оставалось тайным. Его существование скоро стало известно заклятым врагам Самсона — вельможам филистимским. Affaire de coeur[13] Самсона предоставила им великолепнейший шанс — удобный случай покончить с их могучим противником. И вот в один прекрасный день пятеро весьма высокопоставленных филистимлян заглянули в шатер к Далиде, чтобы поболтать с ней. Они собрали точную информацию о характере чувства Самсона к его последней избраннице: он был влюблен в нее по уши. Но кроме того, они не менее точно были осведомлены о чувствах Далиды к человеку из колена Данова, как мы можем заключить из последовавшего разговора. Влюбленность, должны мы с сожалением сообщить, не нашла взаимности.

Филистимские вельможи сформулировали свое предложение с абсолютной ясностью: «Уговори его, и выведай, в чем великая сила его, и как нам одолеть его, чтобы связать его и усмирить его; а мы дадим тебе за то каждый тысячу сто сиклей серебра».

Какая любящая женщина предала бы своего любимого? Какая любящая женщина приняла бы участие в столь гнусном заговоре? Какая любящая женщина променяла бы час близости на все серебро мира? Имейся хоть малейшие сомнения относительно чувства Далиды к Самсону, филистимские вельможи избрали бы более тонкий подход. Но им было абсолютно ясно, что никаких обиняков не требуется: Далида с готовностью тут же согласилась.

Далида принялась за дело с виртуозностью скандальной бабы. Она пустила в ход старый-престарый прием — непрерывное пиление. И он сработал. Самсон сдался и открыл ей тайну своей силы: «Бритва не касалась головы моей; ибо я назорей Божий от чрева матери моей. Если же остричь меня, то отступит от меня сила моя; я сделаюсь слаб, и буду, как прочие люди».

Для Самсона это был конец. Но не конец для толкователей и мудрецов. Какой золотой жилой оказалась эта история для их лихорадочных фантазий! Какое раздолье для них на постели в этом шатре!

Начать с того, что Пятый трактат Талмуда сообщает нам, что «его орган был величиной со взрослого мужчину, его семя — река в разливе». Неплохое начало, но только начало. В Библии написано: «И как она словами своими тяготила его всякий день и мучила его, то душе его тяжело стало до смерти». Этой ситуации, не забудьте, предшествовали непрерывные настойчивые расспросы Далилы, уклончивые, неверные ответы Самсона и, как следствие их, неудачи всех попыток филистимлян поставить его на колени. Тем не менее мудрецы решили, что «и мучила его» означает, что «в момент оргазма она выскользнула из-под него». Довольно-таки пикантное объяснение, но несколько неубедительное. Во-первых, одна ночь с coitus interruptus вряд ли вынудит мужчину выдать самые заветные свои тайны. Да и могла ли Далида взять да и выскользнуть из объятий человека, который голыми руками разрывал львов пополам?

Радак, провансальский грамматист и комментатор XII века, рабби Давид Кимхи, предпочитает более правдоподобную историю допекания: изо дня в день, утром, днем и ночью, до и после, а возможно, и во время, она, не давая ему передышки, задавала один и тот же вопрос, допрашивала, требовала ответа.

Но что бы там ни было, множество поэтов и писателей, вдохновлявшихся этой историей, интересовал не вопрос «как» она этого добилась, а «почему»? Почему кто-то предает свою любовь, свой народ, свою родину? Но разумеется, Далида не повинна ни в одной из этих мерзостей. Она не принадлежала ни к семье Самсона, ни к его народу, и у нас нет ни единого указания, что она хоть как-то его любила. Нет, это была холодная, расчетливая женщина, которая знала слабости своего любовника и с готовностью продала его за тысячу сто сребреников, помноженных на пять. Кто знает, возможно, хватило бы и тридцати.

Внимательное прочтение текста подготавливает читателя к успеху Далиды. В нем хватает достаточно прозрачных намеков еще до ее появления на сцене. Истории двух других женщин — убедительный сигнал, предупреждающий, что Самсона ждет великое падение.

Жительница Фимнафу, например, выдала Самсона, и глазом не моргнув. Самсон, все еще ощущая во рту вкус львиного меда, задал загадку своим филистимским гостям на свадебном пиру и побился об заклад на тридцать полотняных рубашек и тридцать перемен одежд, что они не сумеют разгадать ее за семь дней. Затем последовала загадка: «Из ядущего вышло ядомое, и из сильного вышло сладкое» — что это?

Ну и на четвертый день взбешенные гости поставили перед новобрачной ультиматум: «Уговори мужа твоего, чтоб он разгадал нам загадку; иначе сожжем огнем тебя и дом отца твоего». Да-да, они вместо подкупа пустили в ход угрозы. Она только-только сочеталась браком и любила своего молодого мужа. Но аналогия очевидна, и ключ — в «уговори». Самсон легко поддавался уговорам, и все это знали. Новобрачная плакала семь дней, пока он не сообщил ей ответ. В тот раз Самсон не лишился ни глаз, ни жизни, а только дорогой одежды. Однако обида заставила его отказаться от жены.

История с блудницей в Газе дает нам дополнительные подсказки. Все знали, что войти в филистимский город было равносильно тому, что сунуть голову в пасть льву. Но Самсон, как нам известно, львов не боялся, и похоть, что в нем возбудила эта женщина, пересилила все соображения, которые могли бы его остановить. Разумеется, чуть стало известно, что Самсон в городе, как враги окружили место свидания и устроили засаду. Почуяв опасность, Самсон встал в полночь и проделал свой фокус с городскими воротами — но и во второй раз его слабость к женщинам притупила его осторожность.

Эта слабость достигла кульминации в его любви к Далиде, и от правды никуда не денешься: наш железный человек имел сахарное сердце и выставлял напоказ свою ахиллесову пяту.

Самсон получил тяжкий урок. И он дорого ему стоил. Самсон узнал, что одной только физической силы недостаточно. Вероятно, он размышлял над этим уроком, когда в Газе, ослепленный, в цепях «молол в доме узников».

Однажды Бог грозно предостерег Самсона, что его мышцы не гарантируют ему безопасность. Случилось это после того, как он побил тысячу человек ослиной челюстью и начал петь дифирамб своей мощи: «Челюстию ослиною толпу, две толпы, челюстию ослиною убил я тысячу человек».

Но вскоре он почувствовал сильнейшую жажду, так как день был жаркий, и чуть не умер от обезвоживания. В муках он возвысил голос в молитве, раскаиваясь в своей гордости: «Ты соделал рукою раба Твоего великое спасение сие; а теперь умру я от жажды, и попаду в руки необрезанных». Бог разверз ямину, «и потекла из нее вода». Жизнь Самсона была спасена. После Далиды ему стало еще яснее, что он уязвим, как любой другой человек, что его подлинная сила исходила от Бога. Срезание волос, которые он отрастил по обету назорея, символизировало лишение его Божьей милости.

И вот в последние минуты своей жизни перед последним великолепным подвигом — сокрушением филистимского храма — Самсон больше не полагался ни на свои волосы, которые отросли в темнице, ни на силу своих рук. Он обратился к Богу. Впервые в жизни он воззвал к Нему прежде, чем испытать свою силу. Он хотел духовной поддержки Бога, он нуждался в ней.

«Господи Боже! — молил он своего Создателя. — Вспомни меня, и укрепи меня только теперь, о, Боже! чтобы мне в один раз отмстить Филистимлянам за два глаза мои».

Стоя между столбами храма, осыпаемый насмешками толпы из трех с лишним тысяч филистимлян, Самсон молился своему Творцу и был вознагражден мигом божественного откровения, которое даруется только истинно верующему. Рядом не было ни священников, чтобы посредничать между ним и Богом, ни жертвенника, ни жертвы для всесожжения, никаких атрибутов официальной религии. Самсон умолял Бога: «Умри, душа моя, с Филистимлянами!» И Бог помог ему в этом самоубийстве — событие необычайное и парадоксальное.

Там стоял другой Самсон, которого привели забавлять филистимскую толпу. Он уже не был упрямым, бесстрашным мальчишкой, любителем удовольствий, склонным к самовозвеличиванию. Обхватив столбы храма, стоял одинокий назорей Господа, чей Дух «начал… действовать в нем в стане Дановом, между Цорою и Естаолом». Тот самый Дух вернулся теперь, чтобы утешить и укрепить его перед концом.