Близко соприкасаясь с миром животных в течение всей своей сознательной жизни, знаменитый советский зоопсихолог заслуженный артист цирка Владимир Леонидович Дуров очень любил своих четвероногих и пернатые друзей.
Как известно, Дуров еще в юношестве при совершенно случайных обстоятельствах подметил способность животных понимать мысли человека без слов и других слышимых и видимых сигналов. Это произошло в с. Богородском под Москвой. В помещении одной из заброшенных владельцами дач жил на запоре крупный одичавший пес — ульменский дог. Он никого к себе не подпускал. Невзирая на это, Володя Дуров поспорил со своими сверстниками, что он может войти в помещение, и собака его не тронет. «Вот за дверью щелкнул ключ, и я один в комнате, — пишет В. Л. Дуров в своей книге. [33] — Товарищи снаружи прильнули к стеклам окон и ждали. Услышав звон замка, дог с лаем бросился через все комнаты ко мне навстречу. При виде спокойно стоящего незнакомого человека он замедлил шаг и, оскалив зубы, злобно зарычал. Я сделал легкое движение к нему навстречу, вытянул вперед шею и не спускал глаз с его глаз. Дог медленно приближался ко мне, все сильнее и сильнее рыча, слюна бежала из открытой пасти, глаза налились кровью. Я тоже придвигался к нему тем же темпом. Он остановился, и я остановился. Мы впились друг в друга глазами, началась предугадка; только рычание с захлебыванием нарушали тишину. Но вот дог остановился как бы на стойке, вытянул хвост палкой и, растянувшись немного, смотрел мне яростно в глаза своими небольшими, с красными веками, немигающими, бесцветными глазами. В такой выжидательной позе стояли мы оба друг против друга не шевелясь. Вот дог чуть подвинулся ко мне, медленно переставив свои ноги. Я тоже приблизился к нему, и опять мы оба неподвижно замерли.
Проходят томительные секунды, кажущиеся вечностью. Но вот в глазах моего врага предугадкой заметил я что-то дрогнувшее. Зрачки дога как будто сузились, глаза слились с мордой в одно что-то неопределенное, серое (дог был дымчатого цвета), и затем как будто отделились от серого и поплыли в сторону, вверх. Я делаю едва заметное движение вперед, — глаза удаляются, плывут назад, еще мое движение вперед, — глаза дога на минутку остановились, как бы прилепились опять к своим местам, зубы защелкали. Моя вытянутая вперед голова и морда дога были друг от друга на расстоянии аршина, но при моем чуть заметном движении вперед — глаза пошли назад. Я вперед — глаза назад, я еще больше вперед — дог отступил немного назад. Теперь я уже быстро приближаюсь к нему, он боязливо пятится назад; я за ним — он от меня, я переступил порог другой комнаты, а дог повернулся ко мне задом и бежит от меня. Я смело шагаю за ним, он — от меня, и в последней комнате трусливо, поджав хвост, подполз под сломанный диван. Гром аплодисментов за окнами заставил меня очнуться. С триумфом был я выпущен через дверь моими товарищами наружу. Они шумно выражали свое удивление и восторг. Спор был выигран».
Вспоминая этот случай в разговоре со мной в 1923 г. (когда мы совместно готовили рукопись его книги к печати), В. Л. Дуров подчеркнул, что в момент встречи с одичавшей собакой он был весь во власти единого мощного порыва, мысленного импульса, желания заставить собаку сначала остановиться, а потом и пятиться назад. Но вместе с тем В. Л. Дуров рассказал мне и о том, чего нет в его книге: от собаки к выходу он возвращался пятясь спиной к двери, и когда его товарищи открыли выход, он, теряя сознание, свалился к ним на руки. Испытанное им волевое напряжение было настолько сильным что исчерпало весь запас его энергии.
Позже, работая в цирке, молодой В. Л. Дуров неоднократно наблюдал и у других животных (льва, медведя и др.) ту же способность понимать мысли человек на расстоянии, повиноваться его мысленным приказаниям. Он широко пользовался этим могучим средством при дрессировка животных и укрощении хищников.
В ряде опытов животные намеренно разобщались с экспериментатором, т. е. находились в другом помещении лаборатории на значительном расстоянии от В. Л. Дурова (как индуктора, в нашем понимании, элементов биологической радиосвязи). Иными словами, В. Л. Дуров добился того, что его мысленная передача воспринималась животным, находящимся от него на большом удалении. Он установил и закономерности таких мысленных передач. Благодаря работам В. Л. Дурова как зоопсихолога возникла советская зоопсихология, намного опередившая эту науку за границей.
В зоопсихологической лаборатории В. Л. Дурова за 20 месяцев (по 1.ХII 1921) было проделано 1278 опытов мысленного внушения (собакам), в том числе удачных 696 и неудачных 582. Этот большой запротоколированный материал был статистически обработан сотрудником лаборатории проф. зоологии МГУ Г. А. Кожевниковым и им же лично доставлен на отзыв профессору математики МГУ Л. К. Лахтину. Обработав этот материал, проф. Лахтин написал в своем заключении: «Предположение, что ответы собаки были случайные, так же мало вероятно, как предположение, что нам удалось наудачу вынуть белый шар из урны, в которую на 10000000 шаров положено 16 белых, а остальные черные. Ответы собаки не были делом случая, а зависели от воздействия на нее экспериментаторов».[6] Опыты над дуровскими собаками показали одну важную закономерность. Для успешной передачи мысленного внушения животному не обязательно, чтобы передачу осуществлял дрессировщик. Это может сделать и другой человек — опытный индуктор. Однако необходимо, чтобы этот человек знал и применял методику передачи, установленную дрессировщиком данного животного.
Однажды (это было 17.ХI 1922 г.) в беседе с В. Л. Дуровым я попросил его рассказать подробнее о методике передачи животному мысленного «приказа» на двигательные действия. Вот что я записал с его слов: «Я один, предположим с собакой Марс, как говорится, с глазу на глаз. Никто и ничто нам не мешает: полная изоляция от внешнего мира. Я смотрю в глаза Марса, или, лучше сказать, в глубину глаз, дальше глаз, глубже глаз. Я произвожу пассы, т. е. легкое поглаживание своими руками по сторонам головы сверху морды и до плеч собаки, чуть чуть касаясь шерсти. Этими действиями я заставляю Марса полузакрыть глаза. Собака вытягивает морду почти вертикально вверх, как бы впадая в транс. Мои пассы выбирают весь остаток воли у собаки, и она в таком состоянии представляет собой как бы часть моего внутреннего „я“. Между моими мыслями и подсознанием Марса уже установилась связь или „психический контакт“. При этом я в своем воображении стараюсь ясно представить объект передачи мысли, ощущения, приказа: предмет или действие (а не воображаю слова, как таковые, их обозначающие). Я смотрю через глаза как бы в мозг собаки и представляю себе, например, не слово „иди“, а двигательное действие, с помощью которого собака должна исполнить мысленное задание. Одновременно я ярко воображаю себе направление и самый путь, по которому собака должна идти, как бы отпечатываю в своем и в ее мозгу отличительные признаки на этом пути в порядке их расположения по предстоящему пути собаки (это могут быть трещинки, пятно на полу, случайный окурок или другой мелкий предмет и т. д.) и наконец, место, где лежит задуманный предмет, и в особенности самый предмет в его отличительных чертах (по форме, цвету, положению среди других предметов и т. п.).
Только теперь я даю мысленный „приказ“, как бы толчок в мозгу: „иди“ — и отхожу в сторону, открывая этим собаке путь к исполнению. Полуусыпленное сознание собаки, в котором запечатлелась, переданная мной мысль, образ, картина, двигательное действие и т. п., „приказ“, заставляет ее исполнить воспринятое задание беспрекословно (без внутреннего сопротивления), как если бы она исполняла свой самый естественный импульс, полученный из ее собственной центральной неравной системы. А после исполнения собака отряхивается и явно радуется, как бы от сознания успешно выполненного своего намерения».[7]
В тот же день на заседании научного совета лаборатории был произведен один из наиболее замечательных экспериментов передачи мысленных «приказов» В. Л. Дурова собаке Марс.
Кроме В. Л. Дурова на заседании присутствовали профессора А. В. Леонтович, Г. А. Кожевников, Г. И. Челпанов и зоолог И. А. Лев. На меня была возложена обязанность вести протокольную запись хода опытов. Я постарался увидеть и записать все подробности эксперимента. Как оказалось, опыт, о котором идет речь, явился весьма важным с точки зрения доказательства не только состоявшегося восприятия Марсом переданной ему мысленной информации В. Л. Дурова, но и обстоятельства, не менее замечательного в другом принципиальном отношении. Заключается оно в том, что, восприняв извне пришедшую мысль, ощущение, эмоцию, животное переживает ее как свою собственную и поступает при этом так, как оно поступает под командой нормального своего импульса, посланного его собственным мозгом через элементы его нервной системы в тот или иной исполнительный аппарат его собственного организма.
Дело в том, что многие ставили под сомнение именно эту важную деталь в явлениях биорадиосвязи. Например, на этом же занятии нашей лаборатории проф. Г. А. Кожевников, склонный вообще к скептицизму в вопросах передачи мысленной информации на расстояние, утверждал, что если дрессированная собака что-нибудь и воспринимает при опытах мысленного внушения, то выполняет она полученное задание лишь как артист, исполняющий свою роль в спектакле. При этом все движения собаки как бы подневольны и чужды ей, лишены ее собственных эмоций и переживаний.
Для В. Л. Дурова такое утверждение прозвучало, как чудовищное искажение действительности. Несмотря на поздний час (было далеко за полночь), он тут же предложил проделать опыт и с волнением принялся обсуждать условия его проведения.
С общего согласия было решено использовать для опыта собаку по кличке Марс. Опыт должен был проходить в непривычных для животного условиях. Сам Дуров предложил Г. А. Кожевникову вместе с ним обойти помещения лаборатории, чтобы подыскать какой-то необычный объект для подноски собакой. И вот оба они вышли из зала лаборатории (где мы остались с собакой Марсом) в просторный вестибюль. Я наблюдал за ними через щель полуоткрытой двери. Постояв с минуту, они обвели взглядом стоявшие вокруг предметы в последовательном порядке: у одной стены вестибюля шкафчик с лежавшей на нем тряпкой, рядом с ним ледник, подзеркальный столик с находившимися на нем многочисленными головными уборами, у другой — высокий круглый телефонный столик. На столике — телефонный аппарат и три книги абонентов разных годов издания и разной величины, одна из которых была толще других, похожих скорее на блокноты. Ни к одному из этих столиков ни Дуров, ни Кожевников близко не подходили и к предметам не притрагивались. Избрав объект будущего задания (телефонную книгу, как потом оказалось), оба они возвратились в зал.
Вот запись хода этого эксперимента, сделанная более подробно в особом акте от 17.ХI 1922 г. за подписью В. Л. Дурова и моей: «По инициативе В. Л. Дурова, проф. Г. А. Кожевников дает В. Л. Дурову задание внушения собаке Марсу следующих действий: выйти из гостиной в переднюю, подойти к столику с телефонным аппаратом, взять в зубы адресную телефонную книгу и принести ее в гостиную. Предложено было проф. Кожевниковым вначале, чтобы дверь в переднюю закрыть и заставить Марса открыть ее, но это предложение было отвергнуто и отставлено. Опыт начался внушением В. Л. Дурова Марсу обычным путем. Дверь в переднюю была открыта. После полуминутной фиксации взглядом В. Л. Дурова Марс устремляется к середине комнаты (т. е. задание не исполнено — Б. К.). В. Л. Дуров усаживает Марса вновь на кресло, держит в руках его морду, полминуты фиксирует и отпускает. Марс направляется к двери, ведущей в переднюю, и хочет ее закрыть (т. е., задание опять не исполнено — Б. К.). В третий раз В. Л. Дуров усаживает Марса на кресло и через полминуты отпускает его вновь. Марс устремляется в переднюю, поднимается на задние лапы у шкафчика, но не найдя ничего на нем, опускается, подходит к подзеркальному столику, опять поднимается на задние лапы, ища чего-то на подзеркальном столике, и хотя там лежали разные предметы, вновь опускается, не взяв ничего, подходит к телефонному столику, поднимается на задние лапы, достает зубами телефонную книгу и приносит ее в гостиную. Как я уже говорил, кроме телефонной книги на том же столике лежали еще алфавитные книжки и стоял телефонный аппарат.
Несмотря на первые две неудавшиеся попытки, опыт следует считать удавшимся блестящим образом. В течение опыта все находились в гостиной. Собака была в передней одна. За ее действиями наблюдал проф. Кожевников через щелку открытой двери. В. Л. Дуров находился в гостиной вне поля зрения собаки».
Позже, в книге «Дрессировка животных» Дуров писал об этом случае: «Попробуем разобраться в этом акте. Предположим, что установившийся сочетательный рефлекс, часто повторяемый (посадка в кресло, фиксация), заставляет собаку соскочить с кресла и желать что-то сделать. Предположим, что я непроизвольным движением дал ей нужное направление. Предугадкой собака догадалась (видя полуоткрытую дверь и будучи возвращенной назад при желании ее закрыть), что надо через нее войти в другую комнату, но что касается дальнейшего поведения Марса, я никаких предположений делать не могу. Здесь начинается загадочная часть. В смежной комнате никого не было. Видеть нас собака не могла. Проф. Кожевников следил в щель полуоткрытой двери и видел, как Марс проходил мимо подзеркальника с лежащими на нем вещами, мимо ледника, другого столика с вещами и наконец видел, как Марс подошел к телефонному столику, взял из трех книг задуманною. Задаю себе вопрос:. может ли в этом случае играть какую-нибудь роль предугадка? Не мог ли Марс догадаться исполнить задание по предыдущим каким-либо аналогичным действиям? Этот опыт с Марсом ведь был произведен в первый раз, когда собаке внушалось войти в другую комнату и выполнить там задание. Книги, лежащие на телефонном столике она могла видеть каждый день, но брать именно их в зубы ей не приходилось никогда. На все эти вопросы я не могу дать ответа. Никак не могу допустить совпадения, т. к. задания не были однородны, разве только установленный рефлекс аппортировать, т. е. брать и приносить, но и это привычное зазубренное действие в некоторых опытах по мысленному заданию видоизменялось».
Такой ответ подтверждает еще одна замечательная подробность этого эксперимента, по моему мнению, имеющая решающее значение. В поисках заданного предмета Марс не просто переходил от одного столика к другому. Эти переходы животное совершило именно в той последовательности, в какой обращал свои взоры на эти столики В. Л. Дуров. Сначала он посмотрел на шкафчик, потом на ледник, затем на подзеркальный столик и лишь после этого — на столик с телефонной книгой. Следовательно, в мозгу экспериментатора зрительная память непроизвольно запечатлела последовательно один за другим внешний вид этих четырех предметов из обстановки вестибюля. В действиях собаки наблюдалась та же последовательность. Значит, при мысленном внушении животному передались от человека в последовательном порядке один за другим следы зрительных ощущений — четырех запечатлевшихся предметов в памяти человека.
Понимать явление зрительной памяти как оживление следов в мозговом конце зрительного анализатора (терминология акад. И. П. Павлова) мы вправе еще и потому, что в опытах В. Л. Дурова наблюдались слишком уж многочисленные доказательства образования подобных следов в мозгу дрессировщика. Эти следы и обнаруживались в сознании В. Л. Дурова при мысленном внушении животным.
Итак, опыт 17.ХI 1922 г. послужил установлению неоспоримого факта, имеющего весьма важное научное значение: у собаки (как у перцепиента) возникло в мозгу точное представление того, что было создано первоначально в мозгу экспериментатора (выступавшего в данном случае как индуктор). Иначе говоря, мысленная информация человека передалась в мозг животного, и совершиться эта передача могла только посредством электромагнитной волны, излученной из центральной нервной системы человека при акте мышления и затем воспринятой центральной нервной системой животного.
Наблюдаемая мной во всех подробностях картина прохождения опыта с Марсом, связанные с этим горячие дебаты послужили поводом для серьезных раздумий. Мнение В. Л. Дурова о том, что внушенный животному эмоциональный рефлекс вызывает у животного его собственную ассоциацию идей и движений, казалось мне особенно важным для удовлетворительного объяснения «механики» той последовательности ряда движений животного, которая приводит его в конце концов к выполнению мысленного задания экспериментатора. Мне показалось важным испытать на самом себе эту «механику». На другой день после опыта с Марсом (18.ХI 1922), придя в зоопсихологическую лабораторию, я попросил В. Л. Дурова внушить какой-нибудь двигательный рефлекс мне лично. Мы оба сидели за широким столом в зале лаборатории, никого вокруг не было. Произошел такой диалог:
— Владимир Леонидович, вы хорошо умеете передавать мысленное внушение. Заставьте меня мысленно сделать то или иное движение. Интересно, что я при этом буду сознавать или чувствовать. Однако удастся ли это?
— Пустяки, только сидите спокойно! — решительно ответил Дуров, и мы приступили к делу.
Я оставался неподвижным в течение не более двух минут и видел, как мой знаменитый собеседник, не глядя на меня, взял листок бумаги и что-то спешно написал на нем карандашом, который он извлек из кармана своей любимой черной бархатной блузы. Записку он положил на столе надписью вниз, прикрыв ее ладонью, а карандаш водворил на место. Затем Дуров стал смотреть на меня. Ничего особенно я не чувствовал, только, вдруг машинально притронулся пальцами правой руки к коже головы у себя за ухом. Не успел я опустить руку, как В. Л. Дурой протянул мне листок, на котором я с изумлением прочитал: «Почесать за правым ухом». Пораженный случившимся, я спросил:
— Как вы это сделали?!
— Вообразил себе, что у меня за правым ухом сильное раздражение кожи и что надо поднять руку, и почесать это место. Ощущение зуда за ухом я постарался представить себе наиболее резко. Вот и все. А что же вы почувствовали?
— Конечно, никакой передачи я не почувствовал. Просто мне захотелось почесать за ухом.
Дуров торжествовал:
— В том-то и заключается самое замечательное, что вы воспроизвели продуманное мной движение, как свою собственную ассоциацию идей и движений, как приказ из своего собственного мозга, да к тому еще двойного свойства: почувствовали эффект раздражения кожи за ухом, и выполнили движение к уху, именно к правому, как я и задумал.
— Иными словами, Владимир Леонидович, вы осуществили маленькую радиопередачу из своего мозга, а я, выходит, незаметно для своего сознания воспринял эту передачу, — заметил я.
— И вы, и я — живые радиостанции, — шутя сказал В. Л. Дуров.
Так закончился этот маленький, но очень много значивший для моей теории биологической радиосвязи опыт.
Я уже упоминал о том, что для доказательства электромагнитной сущности явлений передачи мысленной информации в опытах В. Л. Дурова мною было построено и опробовано (в 1922 г.) экранирующее устройство, позволяющее изолировать в электромагнитном отношения экспериментатора от подопытного животного. При этом был использован известный из физики эффект экранирующей клетки Фарадея.
В лабораторной практике часто необходимо защищать то или иное пространство от внешнего электрического поля. Английский физик М. Фарадей первый доказал своими опытами, что для этой цели достаточно окружить со всех сторон защищаемое пространство замкнутой металлической оболочкой, проводящей электричество. Хотя внешнее электрическое поле и наводит заряд на наружной стороне такой оболочки, но пространство внутри нее остается совершенно свободным от линий поля. Причем нет необходимости делать оболочку сплошной. Для этого — достаточно проволочной сетки с небольшими ячейками. В своих опытах Фарадей помещал в клетку животных и, пропуская по ней электрический ток, убеждался, что животные оставались невредимыми. Такую экранирующую клетку с тех пор стали называть клеткой Фарадея, или просто экранирующим устройством.
Сначала я изготовил клетку (в рост человека), у которой пол, потолок, стенки и даже дверца были сделаны из частой металлической сетки, а в некоторых местах- из кровельного железа. Первые же пробные опыты показали правильность моих предположений: когда дверца клетки была закрыта, сидевшему внутри экспериментатору В. Л. Дурову не удавалось передать подопытному животному (собаке Марсу), находившемуся снаружи, никакого мысленного задания. Но стоило открыть дверцу, как Марс а точности исполнял приказы.
Рис. 11. Вторая стадия опыта.
Сетчатая дверца клетки открыта, внушение животному передалось. Собака исполнила мысленное задание человека — принесла задуманный В. Л. Дуровым блокнот.
Этот опыт зафиксирован на фотоснимке, сделанном 22.I 1923 г. (Рис. 11), где В. Л. Дуров сидит в клетке, а Марс по мысленному его заданию принес блокнот. Рядом с клеткой у коммутатора стоит автор этих строк. Коммутатор перекрывает контакты заземленного провода, соединенного с калорифером центрального отопления лаборатории. Это заземляющее устройство было введено ввиду неопределенности вопроса о том, какова может быть длина электромагнитных волн в явлениях передачи мысли и, следовательно, какой величины должны быть ячейки сетчатых стенок такого «изолятора». Предполагалось, что заземление контура этой клетки позволит придать ему потенциал земли и благодаря этому усилит экранирующий эффект клетки. Но в дальнейшем проверка экранирующих свойств нашей камеры с помощью радиоприборов опровергла это предположение. Достаточно было иметь дверцу камеры закрытой, чтобы считать блокирующие свойства камеры обеспеченными. При открытой дверце камера не блокировала электромагнитных волн.[8]
Поскольку влияние экранирующего устройства в этих опытах оказалось заметным и предполагалось, что камера со сплошными металлическими стенками будет в этом отношении еще эффективнее, чем сетчатая клетка, в конце 1923 г. была построена вторая камера со стенками из сплошных листов кровельного железа.
Опыты с новой камерой еще более укрепили нашу уверенность в том, что мы находимся на правильном пути. Оставалось лишь убедиться в экранирующем действии камеры с помощью радиоприборов. К тому времени в иностранной печати впервые появились сведения [26] о том, что построенная (в США) медная экранирующая камера была испытана с применением радиоприемника, установленного внутри камеры и радиопередатчика — снаружи. Эта проверка показала, что когда дверь камеры плотно закрыта, человек с радиоприемником внутри камеры никакого приема сигналов от радиопередатчика, работавшего снаружи, обнаружить не мог. Это было важное для нас экспериментальное подтверждение возможности того, что и наша камера блокирует электромагнитные волны.
Рис. 12. Цельнометаллическая (третья по счету в лаборатории В. Л. Дурова) экранирующая камера с двойными металлическими стенками: медными (латунными) снаружи и железными внутри.
Возникла необходимость построить медную камеру и для опытов с животными В. Л. Дурова. В конце 1925 г. была изготовлена третья по счету, на этот раз медно-железная камера (рис. 12). Она представляла собой параллелепипед с основанием 950Х910 мм и высотой 1130 мм. Стенки камеры, пол и потолок металлические, сделаны из двойного слоя металла: внутренние стенки из кровельного железа толщиной 1 мм, наружные — из листов латуни той же толщины. В одной из стенок имелась дверь на железных петлях, открывающаяся наружу. Дверь эта тоже двойная: внутри обшита кровельным железом, а снаружи — медными листами. В другой стенке камеры проделано овальное отверстие, закрывающееся металлической заслонкой, управляемой снаружи так, чтобы сидящий внутри камеры экспериментатор не мог заметить, закрыта заслонка или нет.
Экранирующие свойства камеры были проверены (30. XII 1926) сотрудниками Государственного экспериментального электротехнического института в Москве А. В. Астафьевым и А. Г. Аренсбергом и официально зафиксированы актом (в присутствии В. Л. Дурова, проф. Г. А. Кожевникова, проф. А. В. Леонтовича, проф. А. Л. Чижевского при моем участии.
Рис. 13. Вид УКВ-радиопередатчика на длину волны 2–4 м, работавшего снаружи камеры при ее испытании 30.ХII 1926 г. в лаборатории В. Л. Дурова.
Экспериментатор, находясь в камере вместе с коротковолновым радиоприемником, получал сильный прием от генератора таких же волн (рис. 13), находившегося снаружи, только в том случае, когда дверь камеры был открыта. В случае же закрытой двери сигналов (на слух) обнаружено не было. Испытания производились на волнах длиной 2.7, 3.0, 4.0 м. Камера при этом не заземлялась, Таким образом, испытания эти показали, что в заземлении камеры нет необходимости и одновременно послужили убедительным доказательством того, что природа явлений, сопровождающих передачу мысленной информации на расстоянии, такая же (электромагнитная), как и в обыкновенной радиосвязи. Это и дало мне основание называть передачу мысленной информации биологической радиосвязью.
Вот описание еще одного опыта, поставленного с участием академика В. М. Бехтерева в зоопсихологической лаборатории в 1926 г. Задание состояло в том, что экспериментатор В. Л. Дуров должен передать собаке Марсу мысленный «приказ» пролаять определенное число раз.
В. Л. Дуров находится вместе с другими сотрудниками в зале лаборатории. Проф. А. В. Леонтович уводит собаку в другую комнату, отделенную от зала двумя промежуточными комнатами. Двери между этими комнатами А. В. Леонтович плотно закрывает за собой, чтобы достичь полной звуковой изоляции собаки от экспериментатора.
В. Л. Дуров приступает к опыту. В. М. Бехтерев вручает ему вдвое сложенный листок бумаги, на котором написана одному Бехтереву известная цифра 14. Посмотрев на листок, В. Л. Дуров пожал плечами. Затем достал из кармана блузы карандаш, что-то написал на обороте листка и, спрятав листок и карандаш в карман, приступил к действию. Со сложенными на груди руками он устремляет взгляд перед собой.
Проходит пять минут. В. Л. Дуров в свободной позе садится на стул. Вслед за тем появляется А. В. Леонтович в сопровождении собаки и делает следующее сообщение: «Придя со мной в дальнюю комнату. Марс улегся на полу. Затем вскоре привстал на передние лапы, навострил уши, как бы прислушиваясь, и начал лаять. Пролаяв семь раз. Марс снова разлегся на полу. Я уже думал, что опыт закончен и хотел уходить с ним из комнаты, как вдруг вижу: Марс снова приподнялся на передние лапы и опять пролаял ровно семь раз».
Выслушав это, В. Л. Дуров торопливо достал из кармана блузы листок бумаги и подал его Леонтовичу. Все увидели на одной стороне листа цифру 14, на другой стояли дописанные рукой Дурова знаки: 7+7. Волнуясь, великий укротитель объяснял: «Владимир Михайлович (Бехтерев) дал мне задание внушить Марсу пролаять 14 раз. Но вы ведь знаете, что передавать число лаев больше семи, я сам не рекомендую. Я и решил: в уме разбить заданное число пополам — как бы на два задания, и передал ощущение лая сначала семь раз, а потом, после некоторой паузы, еще семь раз. В таком именно порядке Марс и пролаял».
Все были ошеломлены виденным. Даже присутствовавший при опыте проф. Г. А. Кожевников вынужден был признать, что «получилось в точности так, будто передан был телеграфный код Морзе: семь точек, пауза и еще семь точек».
Без преувеличения, я, что называется, был на седьмом небе. Радовался собственному успеху и сам Дуров, хотя для него случившееся представляло всего лишь эпизод. Приведем один из таких эпизодов.
9 августа 1918 г. во время циркового представления в г. Дуббельне (Латвия) на Дурова напал дрессированный медведь. Разъяренный зверь вцепился зубами в руку дрессировщика и подмял его под себя. Среди зрителей в цирке возникла паника, послышались крики женщин и детей. Вот рассказ самого В. Л. Дурова [33] о том, каким образом он справился с рассвирепевшим животным.
«Медведь встал на задние лапы и медленно пошел на меня. Я впился в его глаза своими глазами и стал отступать, ведя его за собой. Началась игра в предугадку. Я пятился, стремясь за собой вывести медведя в конюшню. Чувствую по глазам медведя его желание оставить меня и уйти в сторону. Но я, напрягая всю свою энергию, продолжал глазами фиксировать через зрачки медведя как бы в его мозг, мысленно приказывал не отрываться от моих глаз и пятился назад. Меня охватило знакомое при внушении чувство: медведь будто уплывал куда-то вверх и только его глаза следовали за мной. Казалось, они то увеличивались, то уменьшались, плывя медленно за мной. Наконец, мы в конюшне. Ощущаю под ногами другую почву, слухом улавливаю тревожный топот лошадей в стойлах. Грозно кричу: „алле!“ (на место), и медведь покорно, поджав уши, опускается на лапы и бросается в свою клетку. Я одним движением закрыл ее, опустив решетку вниз. Наступила реакция: закружилась голова, я чуть не потерял сознание. Тут только я почувствовал боль во всей руке».
Классическими для теории биологической радиосвязи являются описанные акад. В. М. Бехтеревым [8] шесть опытов над дрессированной собакой Пикки. В четырех опытах индуктором, передающим перцепиенту (животному) задание академика, был В. Л. Дуров, в двух остальных — сам академик, причем о своем мысленном задании он никому (перед опытом) не говорил. Опыты производились в ленинградской квартире В. М. Бехтерева, то есть в обстановке, непривычной для подопытного животного. Участвовали в опытах также врачи, работающие совместно с Бехтеревым — Никонова и Воробьева. На основе результатов этих опытов акад. В. М. Бехтёрев и пришел впервые к убеждению, что в данном случае наблюдалось проявление именно электромагнитной энергии биологического происхождения.
Опуская подробности первых двух опытов, остановимся на описании остальных. Вот что пишет В.М. Бехтерев: «Третий опыт заключается в следующем. Собака должна вскочить на предрояльный круглый стул и ударить лапой в правую сторону клавиатуры рояля. И вот собака Пикки перед Дуровым. Он сосредоточенно смотрит в ее глаза, некоторое время обхватывает ее мордочку ладонями. Проходит несколько секунд, в течение которых Пикки остается неподвижным, но, будучи освобожден, стремительно бросается к роялю, вскакивает на круглый стул, и от удара его лапы на правой стороне клавиатуры раздается трезвон нескольких дискантовых нот.
В четвертом опыте собака должна была, после известной процедуры внушения, вскочить на один из стульев, стоявший у стены комнаты, и затем, поднявшись на стоящий рядом круглый столик, поцарапать лапой большой портрет, висевший на стене над столиком. Казалось бы, что это сложное действие собаке не так легко выполнить. Но Пикки превзошел все наши ожидания. После обычной процедуры (Дуров сосредоточенно смотрит в глаза собаке в течение нескольких секунд) Пикки спрыгнул со своего стула, подбежал к стулу, стоявшему у стены, затем с такой же быстротой вскочил на круглый столик и, поднявшись на задние лапы, достал правой передней конечностью портрет и стал царапать его когтями.
Если принять во внимание, что оба последние опыты были осуществлены по заданию, известному только мне и Дурову, и что я был все время рядом с Дуровым и неотступно следил как за ним, так и за собакой, то нельзя было более сомневаться в способности собаки проделывать какие угодно сложные действия.
Чтобы иметь полную уверенность в этом, я решил сам проделать аналогичный опыт, не говоря никому о том, что я задумаю. Задание же мое состояло в том, чтобы собака вскочила на стоявший неподалеку круглый стул и осталась на нем сидеть. Сосредоточившись на форме круглого стула, я некоторое время смотрю собаке в глаза, после чего она стремглав бросается отмена и начинает бегать вокруг обеденного стола. Опыт не удался и я понял почему: я сосредоточился исключительно на форме круглого стула, упустив из виду, что мое сосредоточение должно начинаться движением собаки к круглому стулу и затем вскакиванием на него. Ввиду этого я, решил повторить опыт, не говоря никому о своей ошибке и поправив лишь себя в вышеуказанном смысле. Я снова усаживаю собаку на стул, обхватываю ее мордочку обеими ладонями, начинаю думать о том, что она должна подбежать к круглому стулу и, вскочив на него, сесть. Затем отпускаю собаку и не успеваю оглянуться, как она уже сидит на круглом стуле. Пикки разгадал мой „приказ“ без малейшего затруднения… К приведенным опытам я не делаю особенных пояснений. Сами по себе эти опыты настолько поразительны, что заслуживают внимания безотносительно к тем или иным комментариям… Условия, в которых проводились опыты, исключают всякое допущение о том, что животное при внушении пользуется какими-либо незамеченными самим экспериментатором знаками. Что же касается последних двух опытов, то они не только рассеивают всякие сомнения на этот счет, но дают основание для допущения возможности передачи мысленного воздействия одного индивида на другого с помощью какого-то вида лучистой энергии… Есть основание полагать, что и здесь мы имеем дело с проявлением электромагнитной энергии, более всего вероятно, с лучами Герца».
Перейдем к описанию опытов над людьми, произведенных врачом-невропатологом Т. В. Гурштейном. В своем докладе на тему «О восприятии всех видов ощущений на расстоянии», прочитанном на заседании Общества психиатров и невропатологов в Москве в апреле 1926 г., Т. В. Гурштейн сообщил, что в 1925 г. им передавались перцепиентке Е. Г. Никольской, находившейся на ст. Фрязево Дзержинской ж. д. (на расстоянии 55 км от Москвы), геометрические фигуры, с поразительной точностью воспроизведенные ею на бумаге. Надо сказать, что методика исследований Т. В. Гурштейна получила одобрение академика В. С. Кулебакина, который в отзыве по этому поводу отметил «громаднейшее научное и практическое значение экспериментов д-ра Гурштейна».
Вот некоторые особенности методики и результаты запротоколированных опытов Т. В. Гурштейна, заимствованные из его неизданной монографии [28]. В опытах, произведенных им в 1936 г. совместно с двумя научными сотрудниками А. Т. Водолазским (именуемым в протоколах сотрудником № 1) и Л. А. Водолазским (сотрудником № 2), была использована экранирующая камера. Индуктором в опытах был Т. В. Гурштейн, а перцепиенткой Е. Г. Никольская. Консультировал по вопросам радиосвязи инженер М. Г. Марк. Программа передачи мысленной информации в этих опытах состояла обычно из небольшого числа отдельных заданий (или как их еще называют, мысленных приказов), главным образом определенных движений и действий рукой, ногой. Отметим, однако, что в серии опытов, например 7 января 1936 г. успешно осуществлена передача мысленного задания на словесную речь, т. е. задания, затрагивающего вторую сигнальную систему человека. Был передан мысленный приказ сказать: «Мне приятно здесь сидеть». В протоколе записан словесный ответ перцепиентки: «Мне приятно сидеть».
Порядок следования мысленных приказов друг за другом заблаговременно разрабатывался индуктором совместно с сотрудником № 1. Точно записывалось время (час и минута), когда индуктор должен передавать каждый «приказ». Экранирующая камера, где размещалась перцепиентка в сопровождении (записывающего ее действия-ответы) сотрудника № 2, стояла в одной комнате, а индуктор вместе с сотрудником № 1 помещался в другой комнате. Часы в руках сотрудников № 1 и № 2 были заранее сверены. Сотрудник № 2 имел у себя только листок с записью хронологии предстоящих мысленных передач без их содержания. Он же по своему усмотрению открывал или закрывал дверь камеры к моменту, записанному в хронологии. Индуктор во время передачи очередного задания не должен был знать, открыта или закрыта дверь камеры.
В трех сериях опытов было передано 15 «приказов», в том числе 9 при открытой двери камеры и 6 — при закрытой. Оказалось, каждый опыт при открытой двери сопровождался точным исполнением «приказа», тогда как при закрытой двери перцепиентка не исполнила ни одного «приказа», т. е., по мнению экспериментаторов, осуществлялось экранирующее действие камеры.
В 1940 г. были обнародованы весьма важные и интересные результаты экспериментальных работ проф. С. Я. Турлыгина [64], изучавшего (с помощью экранирующей камеры) характер электромагнитных радиаций, излучаемых центральной нервной системой человека при опытах мысленного внушения и гипноза. Работы велись в руководимой академиком П. П. Лазаревым лаборатории биофизики Академии наук СССР. Более подробное сообщение об этих работах [65] содержит методику исследований и описание примененного оборудования.
В комнате, изолированной от внешних световых, звуковых и тепловых воздействий, помещалась камера, в одной стенке которой на уровне глаз сидящего на стуле человека было проделано отверстие с горизонтально присоединенным к нему (снаружи) металлическим тубусом. Отверстие тубуса могло быть легко и неслышно для человека перекрыто металлической (или иного материала) диафрагмой. Внутри камеры на стуле лицом к тубусу помещался гипнотизер-индуктор. В качестве такового попеременно выступали Н. А. Орнальдо и А. И. Белоусов. Консультантами были доктор химических наук В. И. Алиева и инженер В. И. Манов. Подопытные перцепиенты-люди располагались вне камеры.
Основываясь на общеизвестном факте потовыделения при воздействии на человека ультракороткими волнами, С. Я. Турлыгин решил использовать это явление в качестве контрольного для установления времени начала и конца периода воздействия индуктора на перцепиента. Для этого успешно была применена остроумно устроенная капсула. Заблаговременно до начала опытов гипнотизер-индуктор тренировался в работе с гипнотиком-перцепиентом на воспитание у последнего (путем мысленного внушения) особого условного рефлекса: падение из сидячего положения навзничь. Вследствие этого у перцепиента вырабатывалось беспрекословное и быстрое исполнение мысленного «приказа» гипнотизера падать навзничь.
Опытами обнаружено, что при открытом отверстии тубуса исполнение «приказа» падать происходило всегда, когда перцепиент находился на прямой линии, составлявшей продолжение геометрической оси горизонтального тубуса. Закрывание отверстия тубуса листком бумаги не нарушало этого эффекта. Но введение металлической диафрагмы поперек тубуса прекращало получение такого эффекта. На пути прямого луча между индуктором и перцепиентом как бы устанавливалось неодолимое для луча препятствие. Выявилась и другая особенность. Оказалась что луч этот мог быть искусственно отражен в сторону, если на его пути у выхода из тубуса ставился под некоторым углом к оси тубуса отражающим экран — «зеркало» в виде пластинки из красной меди, алюминия или эбонита. Отражение луча было обнаружено следующим образом.
Предполагая, что в данном случае действует закон оптического отражения и что угол падения луча из тубуса на зеркало будет равен углу отражения, С. Я. Турлыгин приступил к определению точек, где пройдет отраженный луч. Оказалось, что помещенный на пути отраженного луча перцепиент был таким же хорошим «приемником» луча, как если бы это был прямой луч. Из ряда диаграмм, полученных при исследованиях с помощью диффракционных решеток,[9] были определены длины волн. Они оказались лежащими в диапазоне 1,8–2,1 мм.
Основываясь на результатах этих экспериментов, С. Я. Турлыгин пришел к важнейшему выводу: чисто оптическая картина действия экранов отражения этого агента (воздействия на перцепиента — Б. К.) от зеркал и диффракционные явления заставляют думать, что этим агентом является электромагнитное излучение, одна из волн которого лежит в области 1,8–2,1 мм. Эти выводы были доложены проф. С. Я. Турлыгиным в 1939 г. на заседании Московского общества испытателей природы. Доклад вызвал весьма большой интерес и оживленную дискуссию, в результате которой большинство выступавших ученых (акад. П. П. Лазарев, проф. В. К. Аркадьев, проф. П. П. Павлов и др.) поддержали точку зрения докладчика об электромагнитной природе исследованного явления. Признавая большую научную ценность этих опытов, акад. П. П. Лазарев рекомендовал докладчику развивать свои исследования, используя в полном объеме столь хорошо показавшее себя оборудование, в том числе, конечно, экранирующую камеру.
Мы видим, что С. Я. Турлыгин исследовал сигналы, отвечающие одному виду внушенных импульсов (падению тела перцепиента, т. е. двигательному импульсу). Развивая эти исследования по линии передачи импульсов зрения, слуха, обоняния и т. д., мы могли бы определить также их параметры электромагнитных волн, а затем приступить к искусственному воспроизведению «сигналов» и этих ощущений. При всем этом подчеркнем, что в опытах С. Я. Турлыгина «луч зрения» индуктора проявил себя физически как узкий пучок прямо направленных электромагнитных излучений из глаз человека.
Наряду с опытами, проводимыми не посредственно в лаборатории, сотрудники зоопсихологической лаборатория В. Л. Дурова систематически собирали материалы, свидетельствующие о наличии элементов биорадиосвязи также у различных животных, птиц и насекомых. Например, английский ученый Л. Харль (Лондон), наблюдая за поведением некоторых бабочек, обратил внимание, что самка моли может призывать к себе самца иногда с расстояния в несколько километров. Вначале высказывалось предположение, что это происходит в результате возбуждения самкой в пространстве особых акустических колебаний, которые «слышит» самец. Однако эту гипотезу пришлось отвергнуть уже потому, что наблюдения велись в центре шумного города, откуда бабочка вряд ли могла бы звуками призвать к себе самца из далеких болотистых окрестностей. Поэтому Л. Харль нашел более правдоподобным объяснить наблюдаемый факт способностью насекомых своими щупальцами-усиками излучать и улавливать электромагнитные волны. Продолжение опытов обогатило ученого новыми фактами, укрепляющими его в верности сделанного им вывода. По утверждению Л. Харля, ему якобы удалось с помощью радиоприемника «подслушать» тоны, характерные для электромагнитных волн, излучаемых самкой. Вместе с тем он доказал, что самец моли, по-видимому, восприняв эти волны, поднимался в лет, направляясь к самке.
Советский энтомолог И. А. Фабри, изучавший в течение шести лет это явление у одного из видов ночных бабочек, проделал следующий опыт. Летом, с наступлением вечера, на балкон уединенной лесной дачи он выносил самку бабочки (в проволочном садке). Не проходило и 30 минут, как к ней отовсюду начинали слетаться самцы. За три вечера их было поймано 64 экземпляра. Сделав предварительно пометки красками на спинках самцов, их уносили (в коробках) за 6–8 км от дачи и там выпускали на волю. Однако через 40–45 минут их снова обнаруживали около самки. Опыты повторялись неоднократно, но результат был один.
Подозревая, что органом связи у насекомых являются их усики, ученый обрезал нескольким самцам их естественные «антенны» и убедился, что без них они не смогли воспринимать призыва самки и больше не прилетали к ней.
В настоящее время многие советские, а также зарубежные ученые склонны принимать это объяснение, как самое вероятное. За границей получила распространение гипотеза о том, что эпителиальные нервные волоски (волокна) органа обоняния играют роль микроантенн, предположительно указывается длина излучаемых ими волн (от 8 до 14 микрон). Эта гипотеза совпадает с точкой зрения советских ученых. Правда, при более подробном рассмотрении вопроса появляется необходимость еще в одном допущении, а именно: в рецепторе обонятельных ощущений человека, кроме нервных волосков, играющих роль микроантенны излучающего аппарата, имеются волоски микроантенны аппарата «биорадиоприемника» запаховых биорадиационных волн.
Касаясь этого вопроса, проф. Ю. Фролов [73] пишет: «Теперь как будто удается не только выявить физическую природу запахов, но и приблизительно указать их место в инфракрасной и ультрафиолетовой части шкалы электромагнитных колебаний». Подчеркивая физическую природу запахов (в отличие от химической), автор приводит в доказательство следующий опыт. Если посуду с медом расположить в герметически закрытом ящике, в одной стенке которого вставлено оконце со световым фильтром, пропускающим наружу только инфракрасные лучи, то пчелы все же начнут слетаться к этому ящику и собираться на фильтре, как если бы сюда их привлекал запах меда. На самом же деле герметически закрытый ящик не пропускает медового запаха наружу. Следовательно, свойства запаха имеют не химическое, а физическое, т. е. электромагнитное, происхождение. Но если это так, то приходится признать и другое: в нервной системе пчелы есть орган — «биорадиоприемник» запаховых биорадиациоюных волн. Микроантенной этого аппарата также являются усики на голове насекомого.
В 1928 г. в Палестине были опубликованы результаты экспериментов д-ра Р. Реутлера [78], задавшегося целью изучить изменения в автоматических движениях живого, но изолированного органа насекомого (кузнечика), происходящие под воздействием нервной системы приближающегося к нему человека. Особенно показательными оказались изменения движений кишечника и яичника самки кузнечика.
Препарат для опыта изготовляют так. С помощью тонких ножниц быстро отрезают голову и конечности, делают поперечный разрез хитинового слоя с брюшной стороны под грудным щитком, отделяют брюшную нервную цепочку от грудного ганглия. Стенку брюшного щитка разрезают вдоль до конца корпуса насекомого, отгибают ее с каждой стороны, прикалывая булавками к пробковой основе. Внутренние органы брюшка отделяют от головных ганглиев и удаляют, но так, чтобы на месте нетронутыми остались так называемые Мальпигиевы тельца, яичники и весь кишечник. Поверхность среза на месте головы смазывают коллодиумом. Пинцетом извлекают из препарата также брюшную нервную цепочку, отрезая ножницами соединительный участок на ее конце. Полученный препарат (брюшную полость) располагают спинкой вниз горизонтально на дне стеклянной чаши Петри и при помощи пипетки заполняют ее до краев свежеприготовленным физиологическим раствором. Сквозь крышку чаши видно, как внутренности препарата начинают двигаться. Подвижными они продолжают быть в течение 10 часов.
После приготовления препарата люди оставляют лабораторию. Через полчаса возвращается один лишь экспериментатор и, приблизившись к препарату на 0,2 м, производит наблюдения над ним с помощью бинокулярной лупы. В первые моменты заметны медленные ритмические сокращения кишечника, еще более медленные движения яичника и несколько более интенсивные движения Мальпигиевых телец. Однако, в течение уже последующих двух-трех минут эти движения заметно усиливаются. К концу четвертой минуты все внутренности приходят в оживленное движение. Усиление движения продолжается все время, пока экспериментатор находится вблизи от препарата. После повторного ухода его из лаборатории происходит замедление движений до исходной стадии, что отмечено наблюдением при вторичном приходе экспериментатора через восемь минут его отсутствия. Проверенные в 80 случаях наблюдения показали, что повторное ускорение движений достигает прежней картины через 15 минут нового пребывания человека у препарата. Приближение к препарату в это время второго человека еще более усиливает движения в препарате.
В другой серии из 80 опытов отмечено мощное усилие движений внутренностей в препарате, когда приблизившийся к нему экспериментатор усиленно сокращал и расслаблял мускулы своих ног или рук, жевательные мышцы челюстей или же форсированно вдыхал и выдыхал воздух из легких.
В результате исследователь пришел к выводу, что живой организм человека оказывает воздействие на расстоянии на клетки живого изолированного органа насекомых и что таким образом клетки органа являются индикаторами этого воздействия. Не выясненным остался лишь вопрос, вызывается ли эффект воздействия мышечными сокращениями приблизившегося человека или его нервно-психической деятельностью. Экспериментатор склоняется к мнению, что эффект зависит от того и другого фактора, в том числе от волевых импульсов в мозгу человека, сопровождающих сокращения его мускулов.[10]