Бирюзовая маска

XIV

Хотя был субботний вечер, к девяти часам на площади было уже совсем спокойно, и на улицах почти не было людей. А если и были, то праздно шатающиеся туристы.

Не доезжая до площади, я отпустила такси. Когда я выполню поручение Хуана, то я дойду до Фонда дель Соль и закажу другую машину. Быстро подойдя к магазину, я различала какой-то шум, доносившийся со стороны отеля Фонда, но, обогнув «Кордову», никого не увидела.

Ключ, который дал мне Хуан, легко вошел в замочную скважину, но прежде, чем открыть дверь, я немного постояла. Если бы у меня был выбор, я бы предпочла развернуться и сразу же отправиться домой, но мысль о том, что Хуан Кордова будет мною недоволен, заставила меня открыть дверь. Он сказал мне, что свет в магазине горит всю ночь, но, войдя внутрь и закрыв за собой дверь, я нашла этот свет достаточно тусклым.

Сразу же я оказалась в чужом мире, отрезанная от всего, что я знала. Это был мир теней, без яркого света и без единого звука. Дневная суета вместе с покупателями скрылась за входной дверью. Тишина была такой, что, казалось, магазин замер, вбирая в себя мое дыхание и наблюдая, куда я направлюсь. Ночью здесь была своя собственная жизнь, и магазин выглядел как живое существо.

Я неподвижно стояла у задней двери и слушала. Тишина казалась удушающе безграничной. Я ощущала запах кожи и сладковатый запах трав, смешанный еще с какими-то другими экзотическими благоуханиями, которые были заперты в магазине на всю ночь. Но я не должна была здесь стоять, подумала я, и прислушиваться к перешептыванию шорохов, ожидая различить звук воображаемых шагов. После нападения на меня прошлой ночью мужество начало оставлять меня, и я прекрасно осознавала, что если кто-то и мог прийти мне накануне на помощь во дворе, то здесь в случае опасности мои крики никто не услышит и никто не поможет.

Но это все ерунда. Кто, кроме Хуана, знает, что я здесь? Я уже не ребенок, чтобы бояться темноты и необычного места, и я должна быстро через все это пройти.

Ближайший проход вел в центр магазина, и я пошла по нему, легко ступая, чтобы не нарушить тишины. Выглянув на пустынную улицу, я немного постояла у освещенного окна.

Когда я подошла к лестнице, которая вела на второй этаж, у меня снова появилось странное чувство, несмотря на окружающую меня тишину, что у магазина своя собственная внутренняя жизнь. Это было биение сердца существа, которое правило всеми Кордова и которое стало бы повелевать мною, если бы я позволила. Вокруг меня были нагромождены груды товаров — подношения на алтарь храма. И боги этого храма еще прятались от меня, дожидаясь жертвоприношения.

Я стряхнула с себя эти мысли и начала подниматься по лестнице. Если и было чего бояться, так это живых, а не воображаемых существ, а у меня не было ощущения того, что здесь кто-то есть. Хуан не хотел, чтобы кто-нибудь знал о его поручении, так что никто не поджидал меня, готовясь в любую минуту на меня напасть.

Громадное пространство первого этажа, пока я поднималась по лестнице, все еще было бездыханным. Тишину нарушал только скрип ступенек. В конце лестницы, за зеркалом, в полумраке мерцала фигура танцовщицы. Казалось, что в любой момент она начнет двигаться, и я почти слышала звуки бурной музыки. Мне вспомнилась Элеанора сегодня вечером с высоким гребнем и развевающейся бахромой.

Мне показалось, что верхний этаж напоминает лабиринт, в котором я не знала нужного направления. Когда до меня дотронулась чья-то холодная рука, я задохнулась от немого крика и лишь потом поняла, что это была стальная перчатка испанского воина: доспехи в рост человека стояли рядом со мной. Раньше я их не видела, мы шли другой дорогой. Как вел меня Гэвин к кабинету с толедской сталью? Теперь уже я совершенно потеряла ориентацию.

Напуганная темнотой проходов, еще более тускло освещенных, чем нижние, я с трудом продолжала поиски. Рука нащупала шелк испанской шали, и я попыталась вспомнить, где я видела эти замечательные вещи.

Но это не помогло. Я остановилась, призывая на помощь чувство пространства и прислушиваясь к тишине. Была ли это тишина? Не заскрипела ли одна из отдаленных дверей? Не шаги ли это по. лестнице? Теперь мне это уже не казалось.

Смех, напоминавший смех Элеаноры, внезапно достиг самых отдаленных уголков магазина, отражаясь от сводов потолка. Ноги мои ослабели, я схватилась за ближайший стенд и попыталась избавиться от ужаса, пронзившего меня. Теперь я услышала, что кто-то взбегает по лестнице, затем еще шаги и различила голоса.

Голос Пола Стюарта!

— Экспозиция здесь. Ты взяла кнут?

— Конечно, — ответил голос Элеаноры. — А Леди у тебя. Давай все поставим на место, а затем посмотрим. Интересно, все ли эти вещи ведут свою собственную жизнь, когда никто не видит. Я никогда раньше не была здесь ночью.

— Я тоже, — произнес Пол, но с меньшим энтузиазмом.

Все в порядке, сказала я себе. Они не знают, что я здесь. По какой-то причине — возможно из-за прихоти Элеаноры — они принесли вещи кающегося грешника сегодня ночью, чтобы водворить их на место. Мне нужно только не волноваться и подождать, пока они уйдут, и им даже в голову не придет, что я могу быть в магазине в этот час. Я не знала, почему мне было так важно сохранить в тайне свое присутствие, но я была уверена в том, что совершенно не хочу, чтобы кто-нибудь из них обнаружил меня здесь.

Они нисколько не старались не шуметь. Я услышала, как открылась витрина и как водрузили донью Себастьяну на место в телеге, наполненной камнями. Надо сказать, что они так шумели, что я могла продолжать свой путь. Когда я достигла пересечения двух проходов, я внимательно огляделась.

И вот я нашла то, что искала. Толедские сабли хранились в высоком шкафу, который возвышался над всеми другими шкафами, и я стала осторожно двигаться в его сторону. Я вставила ключ в замочную скважину, когда голос Элеаноры заставил меня прислушаться.

— Тебе понравилось, как мне удалось распланировать поездку на ранчо? — спросила она. В смехе Пола послышалось одобрение.

— Ты это провела просто блестяще. Старик сделал все так, как ты хотела.

— Я знала, что смогу уговорить его. Знаешь, что он сказал мне перед самым обедом? Он сказал, что мы могли бы использовать эту годовщину, чтобы заставить кое-кого поволноваться. Но единственный человек, на которого это подействовало, — Сильвия. Удивляюсь, почему? Возможно, она беспокоится из-за тебя?

— Беспокоится из-за меня? — он без каких-либо эмоций повторил ее слова.

Последовал короткий смешок:

— Почему нет? Вы с Керком ненавидели друг друга, не так ли? Разве не может быть? — видимо, что-то во взгляде Пола остановило ее, и она замолчала на полуслове. Теперь, казалось, она отступила.

— Не думай, что меня волнует то, что случилось в тот день. Меня интересует настоящее. Аманда крутится вокруг Хуана, а мне это не нравится. Но когда они все отправятся на ранчо — возможно, и завтра, если мне это удастся, — их не будет весь день. Тогда будет все равно, что решит Хуан относительно завещания. Меня не устраивает доверенность, которую он мне выдаст. Я хочу иметь деньги в руках — тогда я смогу стать свободной от Гэвина, свободной от них всех.

— Иди сюда, — сказал Пол.

Послышались негромкие звуки, которые не были похожи на звуки борьбы, и я предположила, что он обнимает и целует ее. Чтобы заставить ее замолчать? Бедная Сильвия, подумала я, и Пол разонравился мне еще больше, чем даже раньше. Мне уже не хотелось ждать, пока они уйдут. Все, чего я теперь желала, — это забрать ящик, за которым я пришла, и уйти из магазина, пока эти двое меня не обнаружили. Я повернула ключ, и, открываясь, дверь шкафа слегка скрипнула.

— Что это? — сказала Элеанора.

Она и Пол затихли, прислушиваясь, замерла и я. Через несколько мгновений они снова обратили внимание на коллекцию, и снова стало шумно. Я быстро проникла в шкаф, чтобы найти там тот плоский ящик, который Хуан велел принести. Когда я вытаскивала ящик, мои пальцы скользнули по замку, и он щелкнул. Закрывая дверь кабинета, замок щелкнул еще раз и выдал меня.

— Я уверена, что слышала шум, — сказала Элеанора, — давай посмотрим вокруг.

Они пошли в мою сторону. Я спряталась за ближайшим прилавком и, держа ящик, поползла в направлении, как я надеялась, лестницы. Они шли не таясь, и я с легкостью уклонилась от встречи с ними.

Надо мной блеснула танцовщица — я нашла лестницу. Но как я ни старалась спускаться бесшумно, старинное дерево застонало подо мной, и я услышала, как Элеанора снова вскрикнула.

— Здесь кто-то есть! Скрипят ступеньки!

Я ринулась вниз, уже ни от кого не скрываясь и желая как можно скорее добраться до задней двери. Элеанора и Пол оставили ее открытой, но на улице был свет, и я поняла, что когда окажусь на пороге, они увидят мой силуэт. Я спряталась за массивные двери, прижимая к себе резной ящик Хуана.

Эти двое бегом спускались по лестнице, и я услышала шепот Элеаноры:

— Кто бы это ни был, сейчас он должен быть внизу. Тихо, Пол. Не шуми.

Теперь они молчали так же, как и я, и мне было трудно определить, где они сейчас находятся. В любой момент они могли оказаться рядом со мной, и я содрогнулась от этой мысли. Элеанора, как и Пол, не так-то просто делится своими секретами. Я слишком много услышала. Возможно, лучшее, что я могла бы сделать — это воспользоваться дверью и исчезнуть на узких улицах Санта-Фе. Иначе они могут меня здесь схватить. Двигаясь как можно тише, я стала пробираться к открытой двери. Духота уменьшилась, и, как бы приглашая меня, из двери подул легкий ветерок. Я поползла к выходу.

Перед тем, как это случилось, меня как бы озарило — инстинкт предупредил об опасности, в момент нанесения удара я успела втянуть голову в плечи и это спасло меня от смерти. Боль захлестнула мое сознание, и я провалилась в темноту.

Очень долго темнота в глазах казалась наполненной пульсирующей болью. Казалось, что отдаленные голоса обсуждают мое положение. Кто-то звал меня по имени, вернув этим то ощущение боли, от которого я пыталась ускользнуть.

— Аманда, Аманда, Аманда, — настаивал голос, убеждая меня вернуться.

Постепенно туман начал рассеиваться, и мне показалось, что я плыву в неясной пустоте, где единственной моей связью с реальностью был звук моего имени, повторяемого снова и снова. Я открыла глаза и увидела тусклый свет и склоненное надо мной лицо.

— Вот так-то лучше, — произнес голос. — Вы теперь приходите в себя.

Постепенно туман в глазах рассеялся, и я смогла разглядеть Пола Стюарта, стоявшего на коленях рядом со мной; Элеанора стояла за ним, ее лица не было видно.

— Вы можете сесть? — спросил меня Пол. — Мы бы хотели отвезти вас домой, Аманда.

Когда он усадил меня, ко мне вернулась память. Я вспомнила, что была в магазине, вспомнила кающегося грешника и Пола с Элеанорой — и поручение Хуана. С трудом поднимая руки, думая только о деле, я стала искать резной ящик, который я должна доставить Хуану — как будто бы ничего не было важнее этого в данный момент. Ящик лежал подо мной. Я схватила его и прижала к себе. Пол и Элеанора внимательно за мной наблюдали.

— Что ты здесь делаешь, Аманда? — спросила Элеанора. — Кто тебя ударил?

— Разве не ты? — хотелось мне спросить, но молоточки в голове застучали еще сильнее и заставили замолчать. Я попыталась встать на колени, и мне пришлось уцепиться за Пола, чтобы не упасть.

— Кто-то хотел убить меня, — сказала я. — Разве вы не видели, кто меня ударил?

Элеанора отрицательно покачала головой, вся ее насмешливость куда-то исчезла. Пол наклонился и что-то поднял с пола.

— Дьявол с перьями — один из богов ацтеков, — сказал он, протягивая мне бронзовую фигурку. — Из него получилась хорошая дубинка.

Мне стало интересно, играет ли он. Элеанора повернула голову, и свет выхватил воодушевленный блеск ее глаз.

— Но кто мог прятаться в магазине и так ударить тебя? Мы услышали, как ты упала, но когда мы добежали до тебя, рядом уже никого не было. Зачем ты явилась сюда, Аманда?

Я поняла, что могу уже держаться на ногах и что у меня начала проясняться голова. Когда я выпрямилась, молоточки стучали тише. Осторожно я дотронулась до затылка и нащупала достаточно большую шишку. Крови, по-видимому, было немного, и я знала, что удар оказался не таким сильным, так как мне удалось несколько отклониться. Сейчас мне больше всего хотелось уйти от этих двоих. Я никому не могла доверять. Меня могли ударить еще раз. Но мои руки сильно ослабели, и ящик, который я прижимала к себе, со стуком упал на пол.

Элеанора сразу же нагнулась, чтобы поднять его.

— Что это? Что это ты забрала из магазина?

С усилием я дотянулась до ящика, но она выхватила его и поставила на прилавок. Невозможно было остановить ее, когда она нажала на замок и открыла крышку. Внутренность ящика была выложена синим бархатом, его содержимое было обернуто замшей, которую Элеанора развернула, и нашим глазам предстал изящный кинжал с узорчатой рукояткой.

Когда Пол заговорил, голос его звучал очень резко:

— Что вы хотели с этим делать, Аманда?

Сначала я подумала, что нужно сказать, будто он мне нужен для зашиты от того, кто ударил меня по голове, но этому бы никто не поверил. Тайна все равно вышла бы наружу.

— Хуан Кордова просил принести ему этот ящик, — сказала я им. — Я не знала, что в нем.

Элеанора слегка присвистнула, взглянув на Пола. Затем завернула кинжал и, закрыв ящик, передала его мне.

— Я полагаю, ты должна отдать это ему, — сказала она. — Но все это мне совсем не нравится.

Пока мы шли к двери, Пол поддерживал меня под руку, Элеанора пошла вперед, чтобы открыть машину. Мне помогли сесть на заднее сидение, где я забилась в угол. Без приключений мы добрались до дома и ни о чем больше не говорили. Приятно было дышать свежим ночным воздухом, возможно, благодаря которому острая боль, пронзавшая мою голову, постепенно стала затихать. Я даже не пыталась ни о чем думать.

Когда мы доехали до дома, Пол и Элеанора на переднем сиденье о чем-то начали перешептываться. Затем Пол помог мне выйти и некоторое время смотрел, в состоянии ли я идти сама. Затем он быстро пожелал нам спокойной ночи и направился через двор к своей двери, а Элеанора взяла меня за руку и провела через дверь гостиной.

— Тебя проводить в твою комнату? — спросила она.

Я отрицательно покачала головой:

— Не сейчас. Сначала я собираюсь повидаться с Хуаном. Он просил зайти к нему, как только я вернусь.

Мгновение казалось, что Элеанора хочет сказать что-то еще — возможно, попросить меня молчать или спросить, что я слышала из ее беседы с Полом — но, должно быть, она поняла, что из этого ничего хорошего не получится, поэтому она пожала плечами и слегка поморщилась.

— Я пойду схожу за Кларитой. Она посмотрит твою шишку.

Я хотела попросить ее не беспокоиться, но она уже ушла, и я с облегчением отправилась в дедушкин кабинет. Мне не хотелось никаких длинных объяснений. Мне хотелось только спокойно сесть в своей комнате и попытаться прийти в себя. Но здесь мне никто не мог помочь — мне придется встретиться с Хуаном Кордова.

Поджидая меня, он лежал на кушетке.

— Я принесла ящик, — сказала я и передала его ему в руки.

Он сел, почти лаская руками ящик, его пальцы нежно скользнули по его резной крышке.

— Я знаю, что в нем, — сказала я. — Зачем вам нужен этот кинжал?

Он издал звук, который выдал его раздражение, и открыл ящик. Очень осторожно он развернул то, что было внутри, и взялся за рукоятку, забыв на время обо мне и полностью погрузившись в созерцание того, как свет играет на лезвии кинжала.

— Нет стали лучшей, чем из Толедо, — пробормотал он. — И рукоятка тоже из прекрасной стали. Я купил это сам много лет тому назад.

— Почему вы захотели, чтобы я принесла его вам? — настаивала я.

С внезапностью, которая меня очень удивила, он бросил кинжал на диван.

— Я не хочу лежать здесь, беззащитный и беспомощный. Но я велел тебе не открывать ящик, Аманда.

— Я не открывала его, — сказала я. — Это сделала Элеанора. И я рассказала ему, что она и Пол были в магазине, явно для того, чтобы вернуть вещи «Кающегося грешника» на место, и что я попыталась незамеченной выбраться наружу, когда внезапно меня ударили по голове.

После моего рассказа он долго молчал, не отрывая взгляда от противоположной стены. Когда он заговорил, на лице его отразилось отчаяние.

— Что мне делать? Где мне держать свое завещание? Кто из них сделал это, Аманда?

— Я не знаю, сделал ли это кто-то из них, — сказала я.

— Но кто еще мог быть в магазине? Аманда, у тебя уже нет выбора. Тебе небезопасно быть в этом доме.

— Потому что тот, кто убил мою мать, боится меня?

Он поперхнулся.

— Никто не убивал Дору. Она умерла по собственной воле. Застрелив Керка Ландерса.

— Вы верите в то, во что хотите верить! — вскричала я. — Ваше упрямство просто удивительно.

С болью в глазах он взглянул на меня, но когда я собралась продолжать, Кларита в сильном волнении ворвалась в комнату. Она снова была в черном, единственным ее украшением была золотая сережка, висевшая в одном ухе.

— Что это, Аманда? Мой отец сказал мне о том, как глупо с его стороны было посылать тебя в магазин с поручением в столь поздний час. И вот тебе опять причинили боль. И я полагаю, ты пришла к нему выплакаться!

— Достаточно, — резко сказал Хуан. — Я хочу знать все, что происходит. У вас от меня не должно быть никаких секретов.

— Не пора ли вам обратиться в полицию? — спросила я.

Оба, и Хуан, и Кларита, при этих словах запротестовали.

— Я не хочу, чтобы о наших несчастьях писалось в газетах, — убеждая меня, сказал Хуан. — Мы уже прошли через это.

Кларита, соглашаясь с ним, наклонила голову.

— Пойдем со мной, Аманда, и я при хорошем свете посмотрю твой синяк. Твою рану необходимо промыть и, возможно, перевязать.

— Иди с ней, — сказал Хуан. — Мы поговорим еще с тобой завтра до того, как ты отправишься домой.

— Именно отныне это — мой дом, негостеприимный, каким он и хочет казаться, — сказала я и вышла вслед за Кларитой.

Она провела меня в ванную комнату и открыла аптечку: она не могла сдержать раздражения. Доставая лекарства и осматривая мой затылок, она почти кричала в гневе:

— Почему ты попадаешь туда, где тебе не следует быть? Почему везде с тобой что-то происходит? Тебя убьют, если ты будешь продолжать в том же духе. Ты должна внимательно следить за моим отцом и уехать из Санта-Фе завтра же.

— Кто же все-таки хочет убить меня, тетя Кларита? — мягко спросила я.

Грубым движением она приклеила пластырь к ране, и, должно быть, от подобного прикосновения лопнула кожа.

— Не задавай вопросов. Закрой глаза. Заткни уши. Не шевелись, пока не уедешь.

— Что вы сделали со страницами из дневника, тетя Кларита?

И опять она грубо ткнула меня в голову.

— Не знаю, о чем ты говоришь. Стой спокойно. Я должна зафиксировать повязку.

Я отстранилась от нее, совершенно не желая иметь забинтованную голову: рана совсем небольшая.

Она снова дала волю раздражению, но все-таки спросила:

— Он сказал мне, что послал тебя в магазин. Что он просил ему принести?

— Вам лучше спросить об этом у него, — сказала я. — Или у Элеаноры. Она знает.

Кларита слегка подтолкнула меня к выходу.

— Элеанора ошибается. А сейчас пора спать. Я дам тебе кое-что, чтобы ты скорее заснула.

— Возможно, мне лучше не спать, — сказала я, хотя и взяла у нее таблетки.

— Как хочешь, — сказала она.

Я направилась к двери и оставила ее убирать бутылочки и бинты, но в дверях снова к ней повернулась.

— Тетя Кларита, где вы потеряли золотую сережку?

Она подняла руки к ушам, и я поняла, что она не заметила, что потеряла одну из сережек.

— Я уже начала раздеваться, — сказала она. — Я не выходила из дома, так что, несомненно, она на моем туалетном столике.

— Несомненно, — сказала я и вышла из комнаты, а на лице ее появилось такое выражение, которое мне совсем не понравилось.

Таблетки, которые она дала мне, я отнесла в свою комнату, но не стала глотать их. Ложиться еще не хотелось. Чувство подсказывало мне, что не следует приглушать разум какими-то лекарствами. Мне необходимо быть начеку, иначе со мной может еще что-нибудь случиться. Хотя, возможно, теперь я в безопасности. Вероятнее всего, никто не будет нападать на меня в этой комнате.

Я подошла к кровати, чтобы откинуть покрывало, и рука моя застыла в воздухе. На подушке лежал фетиш. Это был тот же самый фетиш, который я уже обнаружила однажды и который забрала Элеанора, чтобы вернуть на выставку в магазин. Все было таким же — маленький, тяжелый камень с едва заметными ногами и головой крота, капли крови, перевязанный наконечник стрелы и бирюзовые бусы. Теперь я знала, что не сплю.

Это было уже слишком. Это оказалось последней каплей и испугало меня не меньше, чем кнут и удар по голове. Это значило, что тот, кто угрожает мне, не оставит меня в покое ни на минуту. Охотник идет прямо за мной и хочет запугать меня до смерти.

Я металась по комнате, держа в руках этот уродливый камешек, и ничего не могла сообразить. О чем бы я ни думала, возникали только одни пугающие вопросы. Я была насквозь пронизана страхом.

Когда в мою дверь кто-то постучал, я в отчаянии задрожала. Моя комната находилась в удаленной части дома. Из нее можно было убежать только по узкой лестнице, где, конечно же, кто бы он ни был, и стоял мой гость. Стук повторился, и затем раздался голос Гэвина.

— Аманда, вы здесь?

Я почувствовала бесконечное облегчение и бросилась к двери. Меня не удержало то, что он недоволен мной, что он не доверяет мне, я просто кинулась к нему, дрожа при этом так, что стучали зубы.

Он держал меня спокойно, но мне было достаточно того, что он обнимает меня и что я люблю его, пусть безнадежно. Во всяком случае, он не причинит мне никакого вреда. Он не замешан во все эти дела.

Его тепло и спокойствие подействовали благотворно, я перестала дрожать. И тут я поняла, что его руки просто поддерживают меня и что это я продолжаю его обнимать. Я отошла от него, все еще сильно напуганная, но самообладание уже возвращалось ко мне.

— Я… я извиняюсь, — запинаясь, произнесла я. — Я просто в какой-то момент сильно испугалась.

— Я знаю, — его голос звучал очень по-доброму. — Кларита рассказала мне о том, что случилось с вами в магазине. Я пришел узнать, как вы себя чувствуете.

— Она… она дала мне несколько таблеток снотворного, но я не хочу их принимать. Я боюсь заснуть. Взгляните!

Я протянула ему фигурку, и мне показалось, что глаза его потемнели, когда он увидел фетиш.

— Он был в моей постели, — быстро продолжала я. — Т уда кто-то положил эту гробовую фигуру.

Его спокойствие слегка дрогнуло, когда он взял у меня фигурку.

— Элеанора, — сказал он. — Она любит подобные игры. Боюсь, что и в ней, и в Хуане есть жестокость. Но, вероятнее всего, ничего серьезного Элеанора не предпримет.

Я не была в этом уверена. Я отошла от него к окну и выглянула во двор. Яркая луна освещала пустой двор. Одинокая лампочка горела в доме Стюартов. И кто-то планировал серьезные шаги. Только я не знала, кто.

— Я не знаю, что делать, — сказала я.

Он уклонился от прямого ответа:

— Еще не так поздно. Накиньте пальто и пойдемте со мной. Я покатаю вас на машине, и это даст вам возможность заснуть без таблеток.

Я отвернулась от окна с чувством беспричинной радости. В эту ночь все мои чувства были до крайности обострены. Конечно, я с большим наслаждением поеду с ним куда угодно.

Пока я завязывала шарф и надевала пальто, Гэ-вин подошел к окну, где подсыхала моя картина.

— Можно? — спросил он и вытащил ее.

Я просто окаменела с пальто и вешалкой в руках. Эмоции меня уже просто захлестнули: я бы не вынесла, если бы ему не понравилось то, что я написала.

Он держал полотно обеими руками и разглядывал ослепительную картину с деревенской дорогой и застывшим жарким небом.

— Хорошо, — сказал он, и я смогла перевести дыхание. — Очень хорошо. Вам удалось как истинному художнику красками передать свои чувства. Надо показать это Хуану.

Он отложил картину в сторону и подошел подать мне пальто, но мне никак не удавалось попасть в рукава, потому что я была счастлива. Гэвину понравилась моя работа! Мне пришлось сделать усилие, чтобы взять себя в руки и не прыгать от радости, как ребенок. В тот момент существовал только этот момент. Я не была в состоянии о чем-либо думать, а тем более заглядывать вперед. Не хотела я думать и о прошлом. Мне было достаточно того, что я с ним, и мне было нечего больше просить.

Никто не видел, как мы спустились вниз и направились к гаражу. Я села на переднее сидение рядом с Гэвином, и он вывел машину прямо на узкую дорогу, где я рисовала картину, — правда, мне показалось, что с тех пор прошло уже сто лет.

— Сегодня полнолуние, — сказал он. — Я знаю, куда я вас отвезу.

Мы проехали по тихим улицам Санта-Фе и свернули на дорогу, которая вела в горы. Дорога петляла, и по ней можно было доехать до Сангре-де-Кристос. Огни машины разбивали темноту впереди, а луна освещала сосновый лес.

Гэвин хорошо знал дорогу и прекрасно вел машину. Совершенно расслабившись, я сидела рядом с ним, наслаждаясь ночным запахом соснового леса, который весь день согревало солнце. Оттого, что я была счастлива, мир казался все прекраснее и прекраснее. Если бы только эта поездка никогда не кончалась!

Пару раз Гэвин взглянул на меня так, как будто его очень удивляет мое настроение и он не может понять, куда подевались все мои страхи. Становилось все прохладнее, но холодный воздух только подбадривал меня. Когда мы выехали на открытое пространство, Гэвин затормозил и показал мне огни Санта-Фе, мерцавшие у нас под ногами, и вдали — холм — Лос-Аламос. Я вся погрузилась в эту неземную красоту. Мне страшно захотелось написать эту ночную картину — что-нибудь такое, чего я раньше никогда не рисовала. Гэвин же снова больше наблюдал за мной, чем за пейзажем.

Но он ничего не сказал, и через несколько минут мы отправились дальше. В расщелинах лежал снег, белый и сверкающий, с фиолетовыми тенями. Мы поднимались очень медленно, внезапно высокие деревья раздвинулись, и мы оказались на плато, прямо под снежными вершинами. Санта-Фе уже не было видно. Справа возвышалось какое-то темное здание, и можно было разглядеть подъемник, уходивший высоко в горы. Все застыло. Глубокая тишина окутывала вершины. Гэвин снова остановил машину, и мы вышли из нее, окунувшись в ночной холод. Чтобы не замерзли уши, я обвязала шарф вокруг головы.

Гэвин протянул мне руку, я взяла ее, и мы пошли на стоянку машин, которая использовалась во время лыжного сезона. Его рука была настолько же теплой, насколько моя холодной, и он даже остановился, чтобы растереть мне пальцы. Ярко светила луна, и это был мир, страшно далекий от угроз и насилия, от черноты убийства. В этом прозрачном воздухе не могло найтись места злу. С Гэвином Брандом я поднялась на вершину счастья.

Обратно к машине мы бежали, крепко взявшись за руки; когда мы оказались у машины, он не стал сразу открывать дверцу с моей стороны, а просто стоял и смотрел на меня. Затем со страстью отчаяния он обнял меня.

— Я с самого начала знал, что ты попадешь в беду, — немного успокоившись, сказал он. — Я старался, чтобы ты невзлюбила меня, не доверяла мне.

— Но этого не случилось, — сказала я, прижавшись щекой к его колючему свитеру.

Он развернул меня и поцеловал с удивительнейшей нежностью.

— Что мне делать с тобой?

Да, произошло то же, что произошло однажды с моим отцом и Доро — мне совершенно не хотелось бороться со своими чувствами. Все это было так естественно, и не стоило препятствовать этому чувству. Я просто купалась в счастье.

— Давай никогда не возвращаться, — сказала я, прижимаясь к нему. — Давай просто уедем и будем сами строить свою жизнь.

Он еще сильнее обнял меня, хотя и не ответил на мои глупые слова. Внизу нас ждали Санта-Фе и Кордова, и ничего нельзя было изменить.

— Ты должна уехать, — наконец произнес он. — Твоя безопасность сейчас — это главное. Хуан уже почти разъярен, как, впрочем, и Элеанора.

Я не могла думать ни о чем, кроме моей всепоглощающей любви.

— Во всяком случае, ты ведь не собираешься делать то, что хочет Хуан, — заметила я. — Разве мы не можем быть вместе?

Он отпустил меня и открыл дверцу машины, дожидаясь, пока я не займу свое сидение, затем сел за руль, завел машину, включил обогреватель, и еще какое-то время мы сидели молча, даже не касаясь друг друга. Я знала, что нам нечего сказать. Я сделала все, что могла, теперь все зависело от Гэвина.

— Я не знаю, смогу ли я объяснить тебе, — сказал он. — Да, я сказал Хуану, что хочу избавиться от этого брака так же, как и Элеанора. Но это не просто, и я не могу так сразу отрезать прошлое.

— Ты все еще ее немного любишь?

Он облокотился на мое сидение.

— Я люблю тебя, даже если бы я этого и не хотел. Но когда-то я ее очень сильно любил, и я не могу полностью избавиться от чувства ответственности по отношению к ней. Ее действия часто бывают необдуманными. Хуан это знает. Он знает, что я помогал ей во многом и уберег ее от многих неприятностей.

— Если ты сейчас ее оставишь, он выкинет тебя из магазина?

— Вполне вероятно. Но это не самое главное. Я хочу увидеть, что она твердо стоит на ногах и не погубит себя.

— С Полом Стюартом?

— Пол никогда не оставит Сильвию. Он уже нагулялся. Элеанора слишком в себе уверена, она считает, что все должны крутиться вокруг нее. С этим ничего не поделаешь. Этому научил ее Хуан. Но возможно, ситуация с Полом сильно расстроит ее. Есть дела, которые должны быть улажены до того, как я стану свободным. Ты появилась в самой середине всей этой суматохи. Ты уедешь и подождешь меня?

— Я буду ждать, сколько ты захочешь. Но я не уеду. Я не могу сейчас уехать.

Он переключил скорость, откинулся и начал спускаться с горы. Большую часть пути мы ехали очень медленно и ни разу не остановились, чтобы взглянуть на ночной пейзаж. Один раз Гэвин попытался что-то сказать, но это ему не удалось. В молчании мы доехали до гаража Кордова, где он снова притянул меня к себе, и я опять вспыхнула, пока он целовал мои губы и влажные от слез глаза. Но больше между нами ничего не было сказано: между нами выросла стена, созданная не нами, и пока она не разрушится, он не сможет прийти ко мне. Я могу теперь только ждать, пока не решатся все проблемы, даже если я их и понимаю. Конечно, они будут решены, я должна в это верить. Это единственное, что дано мне в утешение.

Все в доме Кордова спали, когда мы вышли из машины. Гэвин больше не дотрагивался до меня, и когда мы желали друг другу спокойной ночи, взгляд его был мрачен. Я поднялась к себе и приняла таблетки, которые дала мне Кларита. Радость моя исчезла, и мне захотелось побыстрее заснуть и хоть немного ни о чем не думать.