Глава четвертая

«Они твердили, что меч должен быть выкован из всего, что содержит земля: из огня и льда, из дерева, стали и камня. Я возмутился, но слова их зажгли во мне пламя, и, пока я трудился, оно разгоралось все сильнее.

Мне никак не удавалось сделать его острым. Клинок за клинком ломался или искривлялся, я разводил огонь все сильнее, искал все более чистые руды. Однажды я прикорнул у горна, пока остывало последнее выкованное мною полотно, и меня посетило видение. Я должен отправить меч в Снежные земли! Помощь, которая будет мне там необходима, я получу от девочки».

Вокруг них уже кружила дюжина волков, из-за деревьев выбегали все новые. Глядя на них, Эдмунд вспомнил отцовских охотничьих собак, загоняющих оленя. То-то ему никогда не нравилось наблюдать завершение охоты! А серые твари, подбиравшиеся сейчас к ним все ближе, были крупнее любой гончей из отцовской псарни.

Хрустальный меч в руке у Элспет раскалился добела. Было заметно, что страшные звери боятся меча, они не приближались к девочке, поджимали хвосты, припадали на лапах. Когда один из волков подкрался слишком близко, она нанесла молниеносный удар — и зверь с визгом отскочил на трех лапах. Но остальные были сильными и здоровыми, они жаждали крови. Кэтбар грозно размахивал своим мечом, но лезвие его затупилось в бою с драконом, да и движения воина были еще неточными, поэтому волки, до которых он дотягивался, отделывались лишь царапинами. У Эдмунда меча и вовсе не было, ему приходилось довольствоваться коротким кинжалом, поэтому волкам он казался наиболее легкой добычей. Самые смелые уже тянулись оскаленными мордами к его рукам, в морозном воздухе вокруг него клубился пар их хищного дыхания, его уже тошнило от исходившего от них резкого духа.

Старый самец, тот самый, чье зрение Эдмунд заимствовал в лесу, попытался ухватить его за левый бок, клыки лязгнули в каком-то волоске от его бедра. В ответ Эдмунд нанес зверю удар, по рукоятку погрузив свой кинжал в грубую серую шерсть. Волк отпрянул, но не завыл и не пустился наутек. Он отделался раной, притом неглубокой. Кинжал был весь в крови, но движения матерого зверя даже не замедлились: он опять готовился к прыжку, и защитные движения человека были слишком медленны, чтобы его остановить. В этот раз волчьи челюсти сомкнулись у Эдмунда на рукаве, желтые глаза вспыхнули у самого его лица, напряжение мышц подсказало, что сейчас последует самое страшное.

В следующее мгновение Эдмунд ощутил толчок и покатился кубарем. Сквозь облепивший лицо снег он увидел полотно меча Элспет, окрестности огласил жалобный волчий визг. Он поспешил вскочить на ноги, возмущенно подумав: «Так она и будет всегда меня защищать?!» Но времени на возмущение не было. Оказалось, что он выронил кинжал, лежавший теперь на снегу в нескольких ярдах от него. Забрать оружие ему не позволил один из волков, проскочивший у него между колен и чуть было снова не поваливший его. Рядом с ним Элспет окружала себя кольцом белого огня, расшвыривая зверей в разные стороны. Тот, что чуть не повалил Эдмунда, лишь лязгнул зубами, прежде чем искать спасения под пологом леса. Мгновение — и он, мелькнув поджатым хвостом, исчез. Другие волки еще кружили по снегу, но держались на безопасном расстоянии. Эдмунд, стараясь не выпускать ни одного из поля зрения, потянулся за своим оружием. Но хриплый крик Кэтбара заставил его застыть. Воин указывал на деревья позади него, туда, где только что исчез посрамленный зверь. Теперь оттуда появился другой, со злобно разинутой пастью, изрыгавшей густой пар.

До чего же он был велик! Шерстью этот зверь был темнее других. Даже издали было заметно, как играют под ней налитые мышцы. Остальная стая мигом прекратила всю суету и замерла. Две дюжины желтых глаз вперились в вожака. Тот принял решение: своей жертвой он избрал Эдмунда.

«Если бы я бросился за кинжалом, то растянулся бы на животе в момент его прыжка, — подумал тот. — С другой стороны, какой еще выход мне остается?..» И он бросился бежать, то и дело поскальзываясь. В следующее мгновение громадный вожак взмыл в воздух в мощном прыжке.

Эдмунд накрыл собой кинжал, волк — Эдмунда. Клыки зверя уже готовились впиться ему в спину, горячее дыхание обожгло затылок. Он пытался нашарить правой рукой кинжал, левой напрасно стараясь отпихнуть зверя. Не дождавшись смертельного укуса, он даже удивился. Тяжесть сползла с его плеч. Он оглянулся, еще полный ужаса. Волк валялся у его ног, пронзенный стрелой.

Из леса показалась молодая женщина с луком в руках. Не обращая внимания на Эдмунда, она приблизилась к поверженному зверю, закинула за спину лук, достала длинный нож. Грациозно опустившись на колени, она одним молниеносным движением перерезала волку горло. Потом вытерла нож о снег, выпрямилась, постояла над поверженным зверем, довольно кивая головой.

Стаи след простыл. Помимо вожака, смерть настигла еще одного волка — старого самца, всего в шрамах. Девушка постояла и над ним, а потом исчезла среди деревьев. Скоро она снова появилась, волоча за собой грубо сколоченные санки. С виду она была всего на год-другой старше Эдмунда, зато выше его на целую голову. На ней были кожаные штаны и меховая накидка с капюшоном. Она кивнула юноше и обоим его спутникам, глаза ее выражали любопытство, но не дружелюбие. Отвернувшись, она бросила через плечо какую-то фразу на незнакомом языке и потащила к своим саням убитого ею волка. Эдмунд не шелохнулся. Она остановилась и произнесла еще что-то нетерпеливым тоном.

— Она говорит, что старый волк наш, — подсказала Элспет, в руке которой угасал меч. — Если он нам нужен, она советует скорее снять с него шкуру, прежде чем воротятся его сородичи. Она говорит по-датски, — объяснила она в ответ на недоуменный взгляд Эдмунда. — На этом наречии изъясняется большинство северян, я слышала его, когда плавала с отцом.

Эдмунду стало стыдно: получалось, что его, мужчину, спасли от опасности две девчонки! Зачем Элспет бросилась ему на выручку? Это из-за нее он выронил свой кинжал и остался беззащитным. Северянка — та действительно спасла ему жизнь. А он был бессилен даже ее поблагодарить! Сейчас ему было трудно разобраться, что сильнее его смущает.

Чужестранка не сводила с него любопытного взгляда синих глаз. Шагнув к нему, она произнесла медленно и отчетливо, удивительно низким голосом:

— Ek… heiti… Fritha. Ok thu?

— Она говорит, что ее зовут… — продолжила перевод Элспет у него за спиной.

— Сам разберусь! — перебил ее Эдмунд. Он чувствовал, что краснеет, тем не менее сумел улыбнуться Фрите. — Эдмунд, — промямлил он. — Спасибо.

Она кивнула и занялась санями. К ним медленно приблизился Кэтбар. Нападение волков не добавило ему ран, но его все еще мучила боль: половина лица была сильно обожжена, обгоревшая одежда висела клочьями.

— Выходит, я не ошибся, — начал он. — Мы угодили в Снежные земли. Что ж, здесь я тоже могу вам пригодиться… — У него все сильнее заплетался язык. — Погодите. Вот приду в… приду в се… — У него закатились глаза, он рухнул на колени и ткнулся лицом в снег.

Испуганный возглас Элспет заставил Фриту вернуться к ним. Глянув на обгоревшее плечо Кэтбара, она в ужасе зажала ладонью рот. После этого она не медлила: подбежала к саням, сбросила с них волчью тушу и жестом приказала Элспет и Эдмунду помочь ей погрузить на них Кэтбара. Здоровенного волка она взвалила себе на плечо, как невесомую пушинку, и потянула веревку саней.

— Komm, nu! — поторопила она новых знакомых и решительно направилась в лес.


По пути, не выпуская веревку саней, она представилась: Фрита Груфсдоттир. Оказалось, она живет в лесу со своим батюшкой, а тот — kolmathr (что бы это значило?). Кое-какие ее слова Эдмунд все-таки понимал, иногда помощницей выступала Элспет, хотя большую часть пути она напряженно озиралась, опасаясь возвращения волчьей стаи. Источником света служил ей хрустальный меч. Фрита завороженно взирала на ее оружие, однако в ее взгляде, как убедился Эдмунд, не было ни следа тревоги. Чужеземцы вызывали у нее острое любопытство, но объяснить ей что-либо было пока что невозможно. Слишком много сил отнимал путь через густую чащу, да и зубы у них все сильнее стучали от холода. Врезавшись в очередное дерево, Эдмунд получил за шиворот пригоршню снега, свалившегося с ветки, и негромко выругался. Он тащил на спине тушу тощего старого волка, потому что решил преподнести его шкуру Фрите в благодарность за помощь, но ноша все время норовила съехать в снег. Веревка от саней врезалась ему в ладонь, все тело ломило, дрожь никак не унималась. Он в восхищении посматривал то на Фриту, уверенно шагавшую по лесу, то на Элспет, усердно несшую караул, и жалел, что не он их охраняет, как подобает сильному мужчине, а они его, словно беспомощного ребенка.

В лесу становилось все темнее, Фрита уже превратилась в смутно различимый силуэт впереди. Теперь все силы уходили у Эдмунда на то, чтобы просто удержаться на ногах. Элспет, шедшая позади него, позволила своему мечу превратиться в бледный огонек, словно боялась приманить врагов. Ему казалось, что она тоже все чаще спотыкается. Как долго они еще протянут, пока окончательно не выбьются из сил и не увязнут в снегу?

Но тут Фрита подбодрила их криком. Впереди показался просвет.

В серебристом свете выглянувшей луны они увидели большую поляну, высокую ровную поленницу. Неподалеку высилась не успевшая остыть печь для обжига, напротив нее стояла большая хижина, из дыры в верху острой крыши поднимался дымок.

— Fethr! — крикнула Фрита.

Бросив веревку, она бросилась к дверям хижины, навстречу кряжистому светлобородому человеку. После короткого разговора тот откинул шкуры в дверном проеме и поманил Эдмунда и Элспет.

— Aufusa-gestra, — сказал он им. Борода не позволяла рассмотреть его физиономию, но тон голоса подсказал Эдмунду, что им оказывают гостеприимство.

Он теперь держался прямее, хотя голова кружилась от усталости и хотелось одного — сесть, даже упасть. Само небо послало им троим, свалившимся невесть откуда, этого человека, предлагавшего крышу и ночлег.

— Благодарю вас за гостеприимство, — проговорил Эдмунд церемонно и поклонился, прежде чем войти в хижину следом за хозяином.

Папаша Фриты, назвавшийся Графвельдом, уступил свою лежанку Кэтбару, все еще пребывавшему в забытьи. Пока Фрита занималась ожогами бесстрашного воина, остальные уселись у огня посередине хижины. Позже Эдмунд мог вспомнить от этого вечера только блаженное тепло и свои отчаянные усилия не забыться сном, не выронить миску с мясной похлебкой, следить за рассказом Элспет об их злоключениях. Она владела с грехом пополам датским наречием, да еще помогала себе жестами и английскими словечками. Казалось, слушатели понимают ее. Эдмунд не надеялся, что им поверят, но Графвельд внимал рассказу с непоколебимой серьезностью, а Фрида изумленно вскрикивала, слушая о сражении в небесной выси между смельчаком Кэтбаром и драконом и о последовавшем счастливом приземлении.

Впятером нелегко было разместиться на ночлег в маленькой хижине, но Фрита постелила для Элспет шкуры между собственной постелью и очагом, а Эдмунда уложила таким же способом рядом с Кэтбаром. Что до Графвельда, то он, как видно, не собирался на боковую. Последнее, что успел увидеть Эдмунд, — это его кряжистая фигура на табурете перед затухающим огнем, последнее, что он услышал, — завывание ветра за спиной да стоны провалившегося в глубокий сон Кэтбара.


От утреннего света Эдмунд заморгал и резко сел. Сначала он недоуменно оглядывался, с трудом припоминая вчерашние события. При дневном свете хижина выглядела еще меньше: не более дюжины шагов от стены до стены, покрытый звериными шкурами пол, обстановка исчерпывалась парой деревянных сундуков да соломенными тюфяками, служившими людям кроватями. В дверь с откинутыми шкурами бил яркий солнечный свет. Посреди хижины догорал очаг. Кроме самого Эдмунда и Элспет, в хижине никого не оказалось.

Элспет постанывала во сне. Эдмунд, морщась от боли во всем теле, выбрался из-под шкур и подошел к ней. Одного прикосновения к ее плечу хватило, чтобы она очнулась и уставилась на него широко распахнутыми глазами.

— Какая лютая ненависть! Я этого не вынесу… — пролепетала она.

— Ты бредишь, Элспет? Что еще за ненавистники?

Глядя на него, она постепенно пришла в себя.

— Сама не пойму… Мне снился пожар… Все вокруг пылало, какой-то человек падал вниз, там еще был Клуаран. Но зачем ему?.. — Ею владело недоумение; наконец, сделав над собой усилие, она села на тюфяке и помотала головой, собираясь с мыслями. — Ты прав, — пробормотала она, — это был всего лишь сон. — Она встала. — Полюбуйся, Эдмунд, постель Кэтбара пуста! Не иначе, ему здорово полегчало.

Они обулись и заторопились наружу. Морозный воздух полоснул Эдмунда по лицу. За ночь навалило свежего снега, но перед хижиной уже была расчищена и накрыта соломенными циновками небольшая площадка. Кэтбар, восседая на пне, точил о камень свой меч. Накануне Фрита срезала его обугленную одежду, и теперь он кутался в тяжелые шкуры. Горло его было замотано, правая рука, густо обмазанная зеленой мазью, наоборот, оставалась на морозе, иначе он не смог бы трудиться. Но холода воин как будто не замечал. Пострадавшей рукой он пользовался неловко, зато старался не горбиться и встретил Эдмунда с Элспет подобием улыбки. Лицо его было изуродовано рубцами, но уже не того страшного багрового цвета, как накануне.

— Как видите, я опять на ногах, — прохрипел он. — Эта девушка — большая мастерица по части мазей! Да и как иначе, когда у папаши такое ремесло! — И он указал на печь на другой стороне поляны. Там возился бородатый Графвельд. — Он — углежог, — объяснил Кэтбар. — Держу пари, ему тоже случается обжигаться.

Под звуки голоса бравого вояки Графвельд выпрямился и окликнул их густым басом, указывая на хижину.

— Он говорит, что в такой одежке вам лучше бы спрятаться внутри, — перевел Кэтбар. — Его дочь готовит нам кое-что потеплее. Еще он говорит, что если мы погостим у него еще денька три-четыре, то будет готов для продажи его древесный уголь, и он сможет пойти с нами в ближайшую деревню. Оттуда мы доберемся до побережья и отправимся на корабле восвояси.

— Невозможно! — не выдержала Элспет.

Эдмунд поддержал ее ретивыми кивками.

Прошлой ночью Графвельд уступил им свое ложе, накормил ужином пятерых, имея еды только на двоих. Мыслимо ли стеснять его еще целых три дня?

— Что еще нам остается? — возразил Кэтбар. — Он предупреждает, что до деревни целых два дня пути, и дороги туда нет.

— Будь добр, скажи ему, — молвил Эдмунд, — что мы бесконечно признательны ему за помощь, но не можем так долго злоупотреблять его гостеприимством. Сдается мне, я разберусь, как отсюда выбраться.

Он уже устремил свой мысленный взор в густую лесную чащу, отыскивая чужие глаза, но пока еще ничего не нашел, не считая парочки птиц.

— Я сумею выйти к деревне, — убежденно добавил Эдмунд.

Кэтбар пожал плечами, встал и заковылял по снегу к Графвельду, снова принявшемуся за свою работу. Элспет взяла Эдмунда за руку. Ее лицо выражало непоколебимую твердость.

— Эдмунд, — произнесла она через силу, — вам с Кэтбаром лучше идти в деревню, а мне туда пути нет. У меня другая дорога.

— То есть как? — От неожиданности у Эдмунда сорвался голос. — Одна?! Куда тебя несет?

— Сама еще не знаю. — Голос Элспет был тверд, но она отводила глаза, косясь на свою правую ладонь. — Ну да ничего, скоро все выяснится.

Он собирался возразить, но тут из-за хижины появилась Фрита с длинным ножом и с кровью на руках. Она двигалась легко, с развевающимися на ветерке светлыми локонами. Эдмунд обратил внимание на широкие подошвы ее сапог, благодаря которым она не проваливалась в рыхлый снег.

— Al-gerr! — позвала она отца. Увидев Эдмунда и Элспет, она улыбнулась и произнесла еще несколько непонятных слов.

— Она благодарит нас за волчью шкуру, — объяснила Элспет, видя вопросительный взгляд Эдмунда.

Фрита утвердительно кивнула.

— Ja. Thenk fur vulf, — произнесла она отчетливо.

Она отвела их в тесный, не слишком благоуханный сарай за хижиной, полюбоваться двумя свежими шкурами и взглянуть на другие, которые она уже разрезала, чтобы сшить одежду для гостей. Эдмунду было стыдно, что ей приходится так из-за них возиться, но, когда он попытался сказать об этом, она твердо ответила через Элспет, что не может позволить своим гостям околеть от холода.

— Еще она говорит, что мы можем помочь ей, — добавила Элспет.

Фрита повела всех троих на поляну перед хижиной, усадила на пни, закутала в шкуры и поручила работу: шитье костяными иглами. Эдмунд ничем подобным прежде не занимался и вынужден был то и дело прерываться, чтобы подуть на немеющие пальцы или распустить неудачные стежки. Фрита и Элспет щебетали за работой, и Эдмунд с удивлением обнаружил, что способен с грехом пополам понимать речи Фриты. Та и слышать не желала о том, чтобы отпускать их одних. Графвельду требовалось еще несколько дней, чтобы получить новую партию угля, но, коли им так не терпится идти дальше, она готова стать их провожатой. С непривычки соваться в лес одним было слишком опасно.

— Волки нам не страшны, — храбрилась Элспет.

Фрита на это только качала головой, ее синие глаза глядели серьезно. Оказалось, опасность не исчерпывалась волками.

— Попадете в vakar — полыньи во льду. Очень опасно. А еще… — Она указала на восток. — Eigg Loki.

Элспет ахнула. Фрита увлеченно описывала страшную огненную гору, некогда изрыгавшую пламя и расплавленную породу; теперь в горе обитали духи, которым ничего не стоило заманить путников к себе в преисподнюю…

Но Эдмунд знал, что происходит. Ладонь Элспет слабо засветилась, лишь только прозвучало название горы. Девочка выронила иглу и устремила взгляд на восток, словно внимая не голосу Фриты, а другому, неведомому.

— Вот куда мне предстоит отправиться! — прошептала она.

Загрузка...