Несмотря на холодную погоду, Урхи-Тешшуб был одет только в набедренную повязку из грубой шерсти. Голый по пояс, он скакал во весь опор, вынуждая всадников, следовавших за ним, гнать лошадей. Высокого роста, мускулистый, покрытый густой рыжеватой шерстью, с длинными волосами, Урхи-Тешшуб — сын хеттского императора Муваттали — гордился своим назначением. После провала восстания в египетских провинциях он возглавил армию, став великим полководцем.
Быстрота и мощь реакции Рамзеса удивили Муваттали. Однако, по мнению бывшего главнокомандующего армии, Бадуха, которому была поручена подготовка восстания, контроль и захват земель после победы мятежников, операция не представляла никаких особых сложностей.
Сирийский шпион, находившийся в Египте в течение многих лет, передал менее утешительные донесения. По его словам, Рамзес был великим Фараоном с сильным характером и несгибаемой волей. Бадух же доказывал, что хеттам нечего бояться неопытного Фараона и армии, состоявшей из наемников, бездарностей и трусов. Мир, предложенный фараоном Сети, подходил Хеттской империи до той поры, пока Муваттали утверждал свою власть, избавляясь от группы властолюбцев, стремившихся к трону. Теперь же, когда Муваттали царствовал безраздельно, можно было продолжить политику захвата чужих земель. И если и была страна, которой анатолийцы хотели бы завладеть, чтобы стать полновластными хозяевами мира, то это был Египет.
По мнению Бадуха, время пришло. Провинции Амурру и Ханаан находились в руках хеттов, достаточно было продвинуться в сторону Дельты, разрушить крепости, составляющие Царскую Стену, и покорить Нижний Египет.
Прекрасный план, воодушевивший хеттских сановников и военачальников.
Он упустил из виду лишь одно обстоятельство: Рамзес.
В хеттской столице, Хаттусе [9], все спрашивали себя, какую же ошибку совершила империя, что так разгневала богов. Один Урхи-Тешшуб не задавал себе вопросов: он относил эту неудачу на счет глупости и некомпетентности Бадуха. Поэтому сын императора путешествовал по своей стране не только, чтобы проверить крепости, но и для того, чтобы встретить командующего Бадуха, задерживавшегося с возвращением в столицу. Урхи-Тешшуб рассчитывал найти его в Гавюр Калези [10], крепости, построенной на вершине холма, составлявшего часть предгорья, окружавшего Анатолийское плато. Огромные лица троих вооруженных воинов демонстрировали воинствующий характер Хеттской империи, при встрече с которой у противника было только два выхода: покориться или быть уничтоженным. Вдоль дорог, на прибрежных скалах, на камнях, затерянных в полях, скульпторы высекали изображения пехотинцев во время похода с дротиками в левой руке и луком, висящим за левым плечом. Повсюду в стране хеттов любовь к войне побеждала все остальное.
Урхи-Тешшуб в быстром темпе пересек плодородные, влажные равнины с растущими вдоль дорог ореховыми деревьями. Он не замедлил продвижение, даже пересекая кленовые леса, перемежающиеся болотами. Изнуряя людей и животных, сын императора стремился как можно быстрее достигнуть крепости Мазат [11] — последнего места, где мог укрыться Бадух. Несмотря на свою выносливость и суровые тренировки, хеттские воины прибыли к крепости Мазат совершенно изнуренными. Построенная на пригорке, она была расположена между двумя цепями гор. С высоты этого выступа было удобно наблюдать за окрестностями. День и ночь лучники находились на посту у бойниц сторожевых башен. Выходцы из знатных семей — военачальники поддерживали железную дисциплину.
Урхи-Тешшуб остановился в ста метрах от ворот крепости. Дротик вонзился в землю прямо перед его конем.
Сын императора спрыгнул на землю и пошел вперед.
— Открывайте, — закричал он. — Вы что, не узнаете меня?
Ворота крепости Мазат приоткрылись. Стоящие на пороге пехотинцы направили свои копья на приближающегося человека.
Урхи-Тешшуб разозлился.
— Сын императора хочет говорить с правителем! — закричал он.
Последний бегом спустился с крепостной стены, рискуя сломать себе шею.
— Сын императора, какая честь!
Воины подняли копья и поприветствовали Урхи-Тешшуба.
— Правитель, Бадух здесь?
— Да, я поселил его в моей крепости.
— Проводи меня к нему.
Оба мужчины начали подниматься по каменной лестнице с высокими и скользкими ступенями.
Вверху, на крепостных стенах, бушевал северный ветер. Неровные каменные стены помещения в доме правителя были освещены маленькими светильниками, дым которых, черный и густой, покрывал потолки копотью.
Пятидесятилетний мужчина крепкого телосложения поднялся при виде входящего.
— Урхи-Тешшуб…
— Как вы себя чувствуете, Бадух?
— Провал моего плана необъясним. Если бы египетская армия не действовала с такой быстротой, у восставших Амурру и Ханаана было бы время, чтобы объединиться. Но не все еще потеряно… Захват провинций египтянами — это всего лишь видимость. Их правители, объявившие себя верными Фараону, мечтают оказаться под нашим покровительством.
— Почему вы не отдали приказ нашим войскам, находящимся возле Кадеша, атаковать вражескую армию, когда она завоевала Амурру?
Старый воин казался удивленным.
— Для этого потребовалось бы объявить войну по всем правилам… а это не входило в мои полномочия! Только император мог бы принять такое решение.
Еще совсем недавно Бадух был таким же горячим и стремящимся к победе, как и Урхи-Тешшуб. Но сейчас он чувствовал себя старым и изможденным человеком. Его волосы и борода поседели…
— Вы подытожили ваши действия?
— Именно по этой причине я и задержался здесь на некоторое время… Я стараюсь составить точный и объективный отчет.
— Я могу уйти? — спросил правитель крепости, не желавший слушать военные секреты, предназначенные лишь для ушей высшего командования.
— Нет, — ответил Урхи-Тешшуб.
Правитель глубоко страдал, присутствуя при унижении полководца, старого воина, преданного императору. Но подчинение приказам было самым важным законом хеттов, и требование сына императора не подлежало обсуждению. Всякое неподчинение каралось немедленной смертью, так как не существовало другого способа поддержания сплоченности армии, постоянно находящейся в боевой готовности.
— Крепости Ханаана хорошо сопротивлялись, — отметил Бадух. — Отряды, сформированные с нашей помощью, отказались сдаться.
— Это поведение никак не повлияло на конечный результат, — сказал Урхи-Тешшуб. — Восставшие были уничтожены, а Ханаан вновь находится под египетским влиянием. Крепость Мегиддо также не устояла.
— Да, к сожалению. Наши военачальники, однако, прекрасно обучили наших союзников. По воле императора они вернулись в Кадеш, чтобы не оставить и следа своего присутствия в Ханаане и Амурру.
— Давайте поговорим об Амурру! Сколько раз вы утверждали, что правитель Бентешина во всем повинуется вам и больше не подчиняется Рамзесу?
— В этом заключается моя самая большая ошибка, — согласился Бадух — Действия египетской армии были замечательными. Вместо того, чтобы воспользоваться прибрежной дорогой, где нашими союзниками была подготовлена ловушка, они пошли в горы. Застигнутому врасплох правителю Амурру не оставалось ничего другого, кроме как сдаться.
— Сдаться, сдаться! — прогремел Урхи-Тешшуб. — У вас на устах только это слово! Какова была цель ваших действий? Ослабление египетской армии, уничтожение пехоты и колесниц. Вместо этого воины Фараона, уверенные как в своей силе, так и в непобедимости Рамзеса, понесли лишь незначительные потери!
— Я признаю мое поражение и не стараюсь скрыть его. Я был не прав, доверяя правителю Амурру.
— В карьере хеттского военачальника нет места поражениям.
— Речь идет не о поражении моих войск, а о неправильном воплощении плана, по внесению беспорядка в египетские провинции.
— Вы испугались Рамзеса, не так ли?
— Его силы были значительнее, чем мы предполагали. И потом, моя задача состояла в разжигании мятежей, я не должен был сражаться с египтянами.
— Иногда, Бадух, надо уметь действовать без подготовки.
— Я воин и должен исполнять приказы!
— Почему вы спрятались здесь вместо того, чтобы вернуться в Хаттусу.
— Я сказал вам, что мне понадобилось время на составление моего отчета. И у меня есть хорошая новость: благодаря нашим союзникам в Амурру, восстание вспыхнет снова.
— Вы витаете в облаках, Бадух…
— Нет… Дайте мне немного времени, и я сумею одержать победу.
— Вы больше не являетесь главнокомандующим хеттской армии. Таково решение императора: я теперь занимаю ваше место.
Бадух подошел к большому камину, где горели дубовые ветки.
— Мои поздравления, Урхи-Тешшуб. Вы приведете нас к победе.
— У меня есть еще одно сообщение для вас, Бадух.
Бывший главнокомандующий грел руки у огня, повернувшись спиной к сыну императора.
— Я слушаю вас.
— Вы трус.
Вынув меч из ножен, Урхи-Тешшуб вонзил его в спину Бадуха.
Правитель застыл в удивлении.
— Этот трус был еще и предателем, — сказал Урхи-Тешшуб, — он отказался признать свое поражение и угрожал мне. Ты свидетель.
Правитель поклонился.
— Взвали труп себе на плечи, отнеси в центр двора и сожги, не воздавая ему ритуальных почестей, которые полагаются воинам. Всех побежденных ждет та же участь.
Пока на виду у всех горел труп Бадуха, Урхи-Тешшуб натер свое тело бараньим жиром. Тем же жиром он смазал оси своей колесницы, которая должна была доставить его в столицу, чтобы возвестить о начале всеобщей войны против Египта.