Битва за любовь

Глава 9

Во вторник, несмотря на предстоящие большие хлопоты, весь персонал виллы сиял улыбками. Но к вечеру воцарилась атмосфера покоя и ожидания. Тимоти за день выбился из сил и очень обрадовался, когда ему позволили поужинать в его игровой комнате, тем более что шеф-повар успел изготовить особое блюдо специально для него. Это был разноцветный заяц, изготовленный из рубленых фруктов в зеленом желе, у которого даже уши стояли торчком, пока Тимоти не съел их.

Уложив сына в постель, Кэтрин приняла ванну и потом начала одеваться. Сегодня ей предстояло явиться в одном из творений модельеров Ниццы, и так как Леон однажды сказал: «Белое вам идет», — она надела платье из белого кружева, отливающего серебром.

Было еще только полвосьмого, когда она сошла вниз. Гостей ожидали не раньше восьми. Праздник должен был длиться всю ночь.

Главным магнитом салона был буфет, установленный вдоль главной стены. Кэтрин приблизилась к нему с благоговейным трепетом, боясь, что от ее шагов может что-нибудь нарушиться в этой изумительной картине. Это было какое-то чудо! В центре в глубине стояла трехфутовая модель «Франсетты», а по бокам и перед ней — коллекция всяких достопримечательностей — все, изготовленное шеф-поваром из фруктов, овощей и мяса. На каждом блюде была карточка, где паутинным почерком было выведено название этого творения: Падающая башня Пизы, башня Мон-Шевалье в Кане, замок Шато в Антибе, дворец Лоншам в Марселе. Каких только памятников архитектуры там не было, а между ними стояли парочки забавных фигурок, изготовленных из бисквитов, печенья, фисташек и вишен, миндаля, оливок и коктейльных палочек. Каждая парочка изображала французских парня и девушку, осматривающих эти архитектурные шедевры. Кэтрин заливалась тихим смехом, рассматривая их, — они были так красивы и похожи на настоящих куколок, что она пожалела, что Тимоти не видит их.

Леон неслышно подошел к ней по ковру.

— Вы прекрасно выглядите, — сказал он. — А вот эти кулинарные полеты фантазии вызывают у меня желание запастись таблетками от печени. Слава Богу, мое дело только все это обеспечить, а не поедать.

— А вам действительно нравятся такие приемы?

— Раньше — да, а теперь уже меньше, конечно.

— Но ведь вы любите общество?

— Конечно люблю. Перестаньте пытать меня своими вопросами. — Он кивком указал на дверь, ведущую в малый салон. — Мы будем принимать их там, а когда места не хватит, они будут переходить сюда.

Он открыл дверь и поманил ее в маленький салон.

— Давайте-ка подкрепимся. Я вам смешаю простой джин с вермутом, без всяких там ухищрений. Мальчик хорошо спит?

— Да. Он не проснется; так набегался, что сразу уснул.

— Я и сам немного устал. С самого утра играл в гольф.

— Но зачем? Вы ведь знали, что сегодня это событие…

— Затем, что я так хотел, — ответил он воинственно. — Когда я играю в гольф, я больше абсолютно ни о чем не думаю, только об игре. Так что занимайтесь своими собственными делами, — добавил он.

— Но вы сказали, что устали… — она взяла у него бокал, подождала, пока он не нальет себе, и провозгласила тост: — За ваше здоровье!

Все-таки Люси не суждено было быть самой первой гостьей. Ей пришлось ждать, пока за ней заедет «кадиллак», и ехать в нем с двумя другими гостьями, которых захватили по дороге.

Она была в черном платье, колье из аквамаринов тонкой работы и таких же серьгах. Встав рядом с Леоном, она так и не оставила этого места, встречая всех других гостей. Трудно было оторвать глаза от этой интригующей группы из трех человек: Леон, с седыми волосами и совершенно белыми висками, широкоплечий, в безупречно сидящем белом смокинге; женщина в черном и более молодая — в белом. Даже если бы они специально все планировали, невозможно было бы достичь лучшего эффекта, чем эти две женщины, взаимно оттеняющие друг друга.

Этюд в черных и белых тонах со штрихом аквамарина и красного тициана.

Было уже полдевятого, когда приехали Селье с Марсель Латур. Как ни странно, эту тройку дополнял четвертый — Хью Мэнпинг.

— Вот и ваш английский кузен, — сладко сказала Люси. — Вы уже достаточно поработали — и идите, идите с ним. Погуляйте.

Иветта, остановившаяся в дверях у главного салона, была спокойно-оживленной.

— Как тут все красиво! Знаете, на Рождество здесь была елка размером с наш кедр в саду, и каждый получил замечательный подарок. Мне досталась чудесная сумочка, и в футлярчик для губной помады был вставлен настоящий сапфир. А Филиппу подарили набор: золотые авторучка и карандаш с выгравированными инициалами! — она искоса коварно взглянула на Хью. — Если бы вы были здесь на Рождество, мсье Мэнпинг, вам, несомненно, подарили бы большой и прекрасный… чемодан из коровьей кожи!

— Почему чемодан?

— Нет, вы должны были бы спросить: «Почему из коровьей кожи?» Тогда бы я вам ответила: это самая крепкая кожа на свете, а англичанин всегда предпочитает прочное красивому. Я не оскорбила ваши чувства, mon ami?

— Только чуть поцарапали, — на удивление спокойно сказал Хью. — Давайте-ка лучше выберем с подноса, что нам выпить.

Как и добрая половина женщин, Иветта была в черном платье, но с мягким вишневым поясом, завязанным сзади бантом, с развевающимися концами. Марсель была в нежно-зеленом, и весь ее стиль напомнил Кэтрин, что все-таки она скульптор — вспомнилось что-то неуловимо греческое, так гармонирующее с ее длинной шеей и красиво уложенными волосами.

Начался медленный дрейф гостей к буфету, послышались восхищенные восклицания, усилился общий гул. Оркестр играл уже некоторое время, но Кэтрин заметила это только сейчас.

Кэтрин переходила от одной группы к другой, пытаясь запомнить имена, но, как оказалось, прекрасно обходилась и без них. Все мужчины до одного были «очарованы», женщины проявляли милую заинтересованность этой неожиданно появившейся невесткой Леона, которую большинство из них видело впервые. Это было немного утомительно, но она с честью выдержала все рукопожатия, хотя, добравшись до холла, почувствовала легкую головную боль.

— Вы заслужили прогулку, — сказал Филипп, подойдя сзади. — Пойдемте.

— Я отчасти играю роль хозяйки и не могу отлучиться надолго.

— Вы уже не нужны гостям; видите, они все расходятся кто куда, а те, кто остался в салоне, или слишком много съели, или обсуждают важный вопрос — не скатать ли ковер и не начать ли танцы. Вам будет полезно пройтись.

Он взял ее под локоть, провел мимо разбредшихся по патио гостей, и они вышли в сад. Он отпустил ее руку, уронил свою, потом засунул ее в карман.

— Вам, наверное, сегодня много раз говорили, что вы прекрасно выглядите, — сказал он. — Но вам не говорили, что вы еще и кажетесь скованной. Все это слишком большая нагрузка на вас.

— Совсем нет. Я от природы бледная.

— Вы, правда, чувствуете себя хорошо?

— Правда.

Он помолчал еще минутку, а потом сказал спокойно:

— Я вам скажу одну новость. Вчера вечером к ужину приехал ваш кузен. У нас были и другие гости, но он был приглашен именно Иветтой. Когда все уехали, я поговорил с Иветтой. Вначале она демонстрировала легкомыслие, но потом сказала, что ей очень нравится Мэнпинг. По ее собственному выражению, он вылитый Арман — только повзрослевший и с оригинальным чувством юмора. Если вы помните, Арман — это ее бывший жених.

Кэтрин попыталась усвоить эту новость, но это было нелегко. Наконец она сказала:

— Я думаю, что они сами договорятся. Мне только хотелось бы, чтобы Иветта считалась с ним. Мне кажется, что у него в жизни еще не было серьезного увлечения.

— Его любовь к вам не серьезна? — коротко спросил он.

— Его любовь ко мне чисто братская. Я думаю, что у них может все очень хорошо сложиться. Ведь, наверное, именно благодаря Хью Иветта так неожиданно порвала со своими сомнительными друзьями; она и думать о них перестала после того вечера, когда мы подвезли ее домой из гостиницы.

Наступило короткое молчание, потом Филипп произнес:

— Я догадался, что, должно быть, вы ему отказали; но я все еще не был уверен в этом, поэтому так рассердился на вас, когда вы были у нас в тот вечер.

— Пожалуйста, не будем сейчас говорить ни о чем таком, — попросила она быстро, хотя и не слишком резко. — Вы много раз разными способами выражали свою точку зрения. А сейчас… Пожалуйста… не будем говорить на личные темы. Вы друг Леона и доктор моего сына. Сегодня вы здесь гость вместе с Марсель, а я выполняю долг хозяйки.

Он остановился и посмотрел на нее в упор. Его тон был резковат, но скрашивался властной улыбкой, еле различимой в полутьме:

— Мы не друзья, вы и я? С каких пор? С того вечера, когда вы пытались убежать из моего дома незамеченной и упали на лестнице? Вы и сами чувствуете, что я слишком много знаю о вас… что, как врач, я чувствую и понимаю ваши трудности и желания…

В этот момент слева от них вспыхнуло белое зарево ламп над бассейном. Это заставило его замолчать. Он несколько раз глубоко вздохнул и потом сказал другим голосом:

— Давайте сходим к бассейну и вернемся в дом. Я оставил там Марсель беседовать с одним моим старым другом, но боюсь, что она уже устала от него.

В патио они встретили Хью с Иветтой. Филипп поклонился и отошел искать Марсель.

— Они готовят пол для танцев, — сказала Иветта. — Если бы я могла научить этого вашего кузена танцевать как следует! Я бы умерла спокойно.

— Это был бы, конечно, подвиг, но умирать из-за него не стоит, — возразила Кэтрин самым непринужденным тоном. — А вы видели Леона?

— Он общался с этим господином из музея изящных искусств. Бедной Марсель пришлось выслушивать их, пока вы гуляли с Филиппом, — сказала Иветта, улыбаясь. Пожав плечами, она добавила: — Вот одна из причин, почему из Марсель никогда не получится настоящий скульптор. Другие виды искусств, видите ли, заставляют ее скучать.

— Это-то и хорошо, — вставил Хью, — не дай Бог жениться на художнице.

Заиграл оркестр, и они пошли втроем к распахнутым стеклянным дверям салона. Кэтрин предложила своим спутникам пойти потанцевать, а сама отправилась на поиски Леона. Но его нигде не было видно.

Она постояла, посмотрела, как танцует Марсель, баронесса в своем обтягивающем платье, другие пары. Потом увидела, как вышли Филипп с Марсель; наверное, они пошли к бассейну.

Антуан подошел к Кэтрин в перерыве между танцами:

— Мадам, мсье Верендер просил меня передать вам, что он хочет, чтобы все гости собрались в полночь у бассейна. Осталось только пять минут, мадам.

— Хорошо, но где же он сам?

— Они с мадам д'Эспере и остальные уже там.

— Я думаю, Антуан, что нужно велеть оркестру перестать играть, и тогда все выйдут на воздух.

— Уже сделано, мадам. Они будут сейчас отдыхать и поедят, а через час снова начнут играть.

Она кивнула ему и вышла на воздух, под звездное небо. В одиночестве она пошла к бассейну по одной из боковых дорожек. А там вокруг мраморных бортов уже скопились гости. Толпа казалась слишком пестрой в безжалостном свете прожекторов. Леон сидел со своей группой в конце бассейна; видимо, он ждал Кэтрин, потому что встал, увидев ее издали, и громко позвал:

— Идите сюда, Кэтрин! Я сейчас скажу речь.

Она мысленно спросила себя, не выпил ли он больше обычного, но, подойдя, увидела, что он в полном порядке. Было видно, однако, что он принял какое-то важное решение и хочет, чтобы все его гости узнали о нем. Люси улыбалась, как змея, застывшей, дьявольской, торжествующей и выжидающей улыбкой.

Леон остался стоять рядом с Кэтрин. Он поднял руку. Гул голосов стих, только кто-то жизнерадостно выкрикнул:

— Мы ждем, Леон!

Леон сказал:

— Сегодня все вы познакомились с моей невесткой, но мало кто из вас видел моего внука. Его зовут Тимоти. По характеру он не совсем Верендер, но мы стараемся это исправить. — Прокатилась волна негромкого смеха. — Моя невестка говорит, что на это потребуется долгое время, но посмотрим. — Пауза. — Мой сын женился на этой женщине без моего согласия, и я был так рассержен, что намеренно перестал даже думать об их существовании. Я ее не знал, и я даже не хотел ее видеть.

— Как же так! — послышалось несколько возгласов.

— И когда она приехала сюда, — продолжал Леон, — несколько недель назад, она была мне не нужна. Мне нужен был только ее сын. Но, друзья мои, теперь все изменилось!

— Не нужно, Леон! Не будьте сентиментальным, — негромко сказала ему Кэтрин.

— Сами видите, — обратился он опять к гостям, — вот как она со мной разговаривает! Хотите — верьте, хотите — нет, но мне нравится, когда со мной говорят так, кто бы это ни был. Никакого притворства, никакой лести, никаких хитрых расчетов — просто честно и именно то, что она хочет сказать! Сейчас ей страшно не по себе, но, черт возьми, ей придется выслушать все это так же, как и вам, раз вы мои гости. — Опять зазвучал смех. Леон выждал, пока станет совсем тихо, и продолжал: — Я не сентиментальный человек и думаю, что вы все это знаете. Я люблю факты… и я придерживаюсь сейчас именно фактов. До того как я познакомился с Кэтрин, я ожидал увидеть какую-нибудь хорошенькую пустышку с твердым желанием стать наследницей. Хотя уже в письмах к моему адвокату она здорово брыкалась — он еще до сих пор от них не опомнился, верно, Генри? — Круглый человечек, сидящий невдалеке, ответил смущенной ужимкой и смехом. — Во всяком случае, я был готов ко всему с ее стороны, и в течение первых десяти минут нашего знакомства я ей это сказал.

Его большая ладонь тяжело лежала на ее обнаженном плече.

Он похлопал ее по плечу:

— Мне осталось сказать немного — вам и так все ясно. Вот она стоит здесь. Я ею горжусь и надеюсь, вы меня простите, если я скажу, что она самая обаятельная женщина здесь сегодня. — Он жестом прервал аплодисменты, сказав: — Я хочу, чтобы этот вечер стал для нее памятным, чтобы она помнила, как я познакомил ее с моими друзьями и коллегами. И в виде материального напоминания об этом событии…

Только в этот момент Кэтрин почувствовала, что мурашки опасения превратились в леденящее чувство понимания. Она почувствовала, как жемчуга соскользнули с ее шеи и вместо них на плечи легло что-то холодное, и застежка щелкнула.

Кэтрин быстро подняла голову, коснулась пальцами бриллиантов и отдернула их.

— Ох нет, — прошептала она, — Леон…

Но он завершил свою речь ровно и спокойно:

— Если бы у меня была дочь, я бы хотел, чтобы она была женственной, доброй и абсолютно честной, как Кэтрин. — Он добавил почти укоряюще: — Они пьют за ваше здоровье, Кэтрин. Поклонитесь им, а потом сядьте. Это большое событие в вашей жизни.

Она, не видя, повернулась к креслу, которое ей кто-то придвинул, но мельком заметила лицо Люси — натянуто улыбающуюся маску. Она села, стараясь высоко держать голову, сложив руки на коленях. Колье казалось тяжелым, как ожерелье из свинцовой дроби. Она даже не представляла, как оно выглядит.

Леон взял бокал у официанта и одним глотком выпил все. Говор и смех усилились, затем утихли. Динамики разнесли по саду музыку из проигрывателя в патио. Праздник достиг апогея, тем более что до конца оставалось еще часа два. Кэтрин думала, как она дотерпит все это. К ней подходили и почему-то жали руки, с чем-то поздравляли; появились Хью с Иветтой, сказали, что она молодец, и исчезли. Потом пришел Филипп.

Он сказал:

— Поздравляю. Вы во всех отношениях были безупречны. — Обращаясь к Леону, он произнес: — Должен пожелать вам спокойной ночи, друг мой. Завтра с утра я должен быть на работе очень рано. Вечер был замечательным.

Леон ответил:

— Мне нужно поговорить с вами, Филипп. Вы сможете приехать завтра днем, сразу, как только закончите работу в больнице?

— Конечно.

Он вышел из круга света и пропал в темноте; его машина была припаркована отдельно у ворот, чтобы можно было уехать в любой момент.

Кэтрин стояла рядом с Леоном, прощаясь с гостями, выслушивая слова благодарности, оказывая знаки внимания тем, кто оставался ночевать в доме, и, наконец, сдержанно пожелала «спокойной ночи» Леону. Она уже направилась к лестнице, когда он сказал:

— Потом зайдите сюда еще, Кэтрин.

Она отрицательно покачала головой и пошла дальше вверх.

На верхней площадке лестницы она расстегнула колье непослушными пальцами, вошла в комнату Леона, в темноте положила эту тяжелую пригоршню бриллиантов на его туалетный столик. Вышла, заглянула в комнату Тимоти и затем закрылась у себя в комнате.

Методически разделась, надела пижаму, протерла лицо кремом, умылась водой, легла в постель и погасила свет.

И осталась наедине со своими мыслями. Люси, после публичного унижения, уползшая к себе… Это женщина жадная, самоуверенная, пустая и бесчестная… Может быть, она и заслужила этот страшный удар Леона по ее самолюбию при всех. «…Самая обаятельная женщина здесь сегодня…» Кэтрин почувствовала бегущие по коже мурашки. Это было так… так тонко рассчитано! У него все было продумано заранее.

Но Люси… и эти бриллианты, которые должны были принадлежать ей. Ведь хотел же он подарить это колье ей. Но что-то такое он узнал — что? — заставившее его испытать к ней презрение, которое он так жестоко выместил на ней. Может быть, Майкл был так неосторожен, что снова поднял вопрос о счетах из Ниццы? Впрочем, какое значение это имело — как он узнал? Факт тот, что он знал.

Кэтрин беспокойно ворочалась в постели. Она не могла забыть это выражение лица Люси — абсолютную пустоту и мертвенность, как будто бы эта женщина выгорела дотла, осталась лишь оболочка. Никаких бриллиантов для Люси… никакого круиза. Долги, долги, долги… и может быть, тот мужчина, с которым она часто беседовала у себя в отеле.

Нужно было бы пойти к Люси, как она просила. Это было очень тяжело, и может быть, только усугубило бы все, но этот последний щелчок… не слишком ли много упало сегодня на эту темную блестящую голову… Кэтрин включила свет, увидела, что уже двадцать минут четвертого, и снова выключила его. Теперь Люси уже не ждет ее, но может быть, утром…

Кэтрин прижала лицо к подушке. Ее губы прошептали:

— Филипп… Филипп!