20 октября 1978 года (Продолжение)

— Здравствуйте, Ирина Анатольевна.

— Добрый день Леша. Что же ты не перезвонил, не предупредил, что в субботу будете?

— Виноват, замотался просто.

— Смотри Алексей, будешь таким забывчивым, я ещё подумаю, доверить ли тебе ребенка в следующий раз. Может, ты и Машу где-то забудешь.

— Ирина Анатольевна, ну зачем вы так? Я же сказал, больше не повторится.

— Надеюсь.

— Кстати, мы вам одежды для воспитанников привезем и ещё много чего. Одеяла, чашки и прочую мелочь.

— Вот за это спасибо, молодцы. А то дети что успели надеть, в том и выбежали. Им одежда как воздух нужна.

— Я знаю, Ирина Анатольевна. Поэтому мы сбор по всему городу объявили. Наши парни и девчата от себя много чего принесли, а люди вообще целую гору вещей натаскали, игрушки для мелких, куртки, брючки, юбки и денег давали. Мы вам все в субботу передадим.

— Ох, ребята, — голос у директрисы прерывается. Разволновалась женщина.

— Какие же вы все молодчины. Я даже не знаю, как вас отблагодарить…

— Лучшая благодарность, это простое человеческое спасибо, а вы его уже сказали.

— Ладно, Леша, жду вас в субботу утром с ребятами.

— Договорились. Будем обязательно.

— Всего доброго.

— До свидания.

Кладу трубку. Один вопрос решен. Пора собираться в клуб.

— Маш одевайся. Идем в «Знамя» на встречу с дядями-журналистами. Игорь Семенович попросил, чтобы мы с тобой вдвоем пришли.

— Хорошо, — кивает ребенок и послушно идет к шкафу.

— Машенька, подожди, я тебе сейчас бантики завяжу. Будешь красивой и нарядной, — мама летит за малышкой.

Через полчаса мы с малявкой подходим к клубу. Малышка бодро топает ботиночками, держась за мою ладошку. Возле входа стоит новенький, сверкающий красным лаком «москвич 2140».

«Гости уже тут», — отмечаю мысленно.

Чуть дальше возле подъездного бордюра примостился чёрный «ГАЗ-24».

«И городское начальство тоже, интересно кто приехал, Яковлев или Морозов?».

Мы с малявкой проходим в клуб. А там царит веселое оживление. У входа на стульях и вешалке куча одежды. Парни на борцовском ковре демонстрируют приемы самозащиты. Мужчина в черной рубашке навыпуск фотографирует показательное выступление, сверкая вспышкой фотоаппарата. Вероника и сэнсей что-то рассказывают «главному комсомольцу города» Морозову и такому же полноватому невысокому мужчине с глубокими залысинами. Мальцев, Волобуев и Потапенко сияют улыбками, воркуя с эффектной блондинкой в красной водолазке и слегка расклешенных импортных брючках цвета кофе с молоком. Девушка держит блокнотик и ручку в полной боевой готовности, нанося какие-то пометки.

Наш приход не остается незамеченным. Блондинка, Морозов с собеседником, Вероника с Зориным поворачиваются в нашу сторону. Лицо главного комсомольца расплывается в широкой улыбке.

— А это один из наших сегодняшних героев и девочка с детдома, которую он опекает. Помните, Игорь Семенович об этом рассказывал, — соловьем разливается Морозов, поддерживая лысоватого за локоть и увлекая ко мне.

— Знакомьтесь это Леша Шелестов, один из организаторов «Красного Знамени». Именно он вместе с Игорем Семеновичем и ребятами вытащил детей из огня.

— Очень приятно, — мужчина протягивает мне руку.

Обмениваемся рукопожатием. А рука у толстячка как железная. Как будто тисками ладонь сжал. Не такой уж он и простой.

— Меня зовут Виктор Всеволодович, собственный корреспондент журнала «Человек и Закон», — представляется гость.

— Екатерина Воробьева, — подошедшая девушка протягивает маленькую узкую ладошку, — «Комсомольская правда».

— Алексей Шелестов, можно просто Леша, — аккуратно пожимаю хрупкую девичью ручку.

— Рада познакомиться, просто Леша, — мило улыбается блондиночка.

«А она, похоже, язва ещё та», — делаю вывод.

Здороваюсь с парнями.

И тут блондинка обращает внимание на насупившуюся Машу.

— Ой, прелесть какая! — восторгается корреспондентка.

Застеснявшаяся «прелесть» надулась, и быстро спряталась за меня.

— Не бойся, я не кусаюсь, — смеется Екатерина, — Как тебя зовут?

Маша, — ребенок чуть высунулся из «укрытия», и снова юркнул мне за спину. Парни заулыбались.

— Моя сестренка, — поясняю я.

Катины брови изумленно влетают вверх.

Ребенок выглядывает из-под моей ноги и злорадно показывает блонде язык:

— М-м-м…

Катя улыбается, сверкая ровненькими белоснежными зубками, и не остается в долгу. Задорно блестя глазками, она высовывает свой язычок.

Малявка настолько шокирована поведением взрослой тети, что забывает спрятаться за меня.

Все присутствующие откровенно забавляются, наблюдая веселую сценку.

— Ладно, повеселились, и будет, Катерина не смущай девочку, — журналист пытается сделать серьезное выражение лица, но его выдают смеющиеся глаза, — Алексей, с Игорем Семеновичем и ребятами мы уже говорили, введу вас в курс дела.

— Обращайтесь ко мне на ты, а я буду к вам на вы, а то неудобно как-то получается, — предлагаю я.

— Хорошо, — соглашается Виктор Всеволодович, — Мы с Катей получили редакционное задание собрать материалы ко дню милиции. Естественно, я от журнала, а она — от «Комсомолки», — продолжает корреспондент, — И я ей предложил поездить вместе по области, поговорить с ветеранами органов, поискать на местах интересные сюжеты. Заехал по дороге к Костику.

«К Костику? Это он так секретаря райкома комсомола назвал при всех? Ничего себе», — мелькает в голове. Смотрю на Морозова.

«Костик» против такого обращения не возражает. Стоит, улыбается, рядом с корреспондентом.

— Мы друг друга давно знаем, — пояснил Виктор, уловив что-то в моем лице, — учились в одной группе. Костя тоже как журналист начинал.

— Так вот, — продолжает он, — Константин мне и рассказал о Вашем военно-патриотическом клубе. Нас это заинтересовало. А тут мы ещё узнали, что вы детдомовцев спасли от пожара, и решили заехать в гости, пообщаться. Предварительно созвонились со своим начальством, их тема заинтересовала, дали добро. Интересный материал может получиться.

— И вот мы у вас, — развел руками корреспондент — недавно зашли, посмотрели, чем вы занимаетесь, с Игорем Семеновичем и ребятами начали разговаривать, тебя ждали, чтобы увидеть главного героя и взять у него интервью.

— Мы все вместе были. Какой я главный герой?

— Да, ладно. Тут все только о тебе говорят. Хорошо, не будем спорить. Игорь Семенович, есть у вас место, где нам всем можно нормально поговорить?

— Конечно, — кивает сэнсей, — пройдемте в мой кабинет.

По моей просьбе Вероника уводит малявку к девочкам, рисовать плакаты, чтобы ребенок не скучал с нами.

А мы отправляемся в комнату, где сидит Зорин.

Гостей усаживают на стулья вокруг большого стола, где мы обычно проводим совещания. Мы садимся рядом — Зорин и я за стол. Ребята — на скамейку в углу.

— Давайте так, — в руках у Виктора Всеволодовича появляется блокнот, — мы с Катей будем по очереди задавать вам вопросы. Чтобы не было путаницы, отвечает один из вас, кто разбирается в теме. Или обращаемся к конкретному человеку.

— Не, это без нас, — мявшийся до этого момента Серега решительно встает, — я давать интервью не умею и не могу. Вон Шелестов и Игорь Семенович вам все расскажут. Правильно ребята?

— Правильно, — поддакивает Потапенко.

— Там наша группа занимается, надо посмотреть, чтобы не было чего, — поддерживает товарищей Волобуев, а Миркин просто кивает.

Затем, под удивленными взглядами журналистов, парни попытались тихонько просочиться к двери.

— Стоять, — в голосе Зорина слышны стальные нотки — все остаются на местах. Журналисты хотят выслушать всех вас, и они это сделают. Вопросы?

— Нет никаких вопросов Игорь Семенович, — бурчит Серега, возвращаясь на свое место, — Надо остаться, останемся.

— Игорь, а ты иди Веронику позови, — командует наставник, — хватит ей там с ребенком нянчиться и перед фотоаппаратом позировать.

— Сейчас, — Миркин срывается со стула, и летит в спортивный зал.

— И скажите, пожалуйста, чтобы через полчасика наш фотограф подошел, — попросил журналист.

— Хорошо, — кивает Игорь, он уже у двери.

Через десяток секунд в кабинет заходит Подольская в сопровождении Миркина, и скромно присаживается на краешек скамейки. Игорь пристраивается рядом.

— Давайте начнем, — предлагает Игорь Всеволодович, — первый вопрос. Как появилась идея открыть военно-патриотический клуб «Красное Знамя». Что это в вашем представлении? Кто будет отвечать?

— Можно я? — смотрю на наставника. Он кивает.

— Всё очень просто. Сергей Семенович — офицер-отставник, а сейчас тренер спорткомплекса «Звезда» по самбо. Вы уже знаете, что мы у него занимаемся. Знаете, я общаюсь с Леонидом Романовичем Шаховским, своим дедом — Константином Николаевичем Шелестовым и многими другими ветеранами Великой Отечественной войны. Многое у них почерпнул. Это поколение сильных людей — волевых, мужественных, способных на самопожертвование ради своей Родины. И меня заинтересовали два вопроса. А смогли ли мы сегодня, так как они в 40-вых? Драться с врагом, цепляясь зубами за каждую пядь земли, сражаясь до последнего патрона, а когда боеприпасы заканчивались, идти в рукопашную? Ведь мы не знаем, что такое война, растем в тепличных условиях под мирным небом.

— То есть вы считаете, что сегодняшняя советская молодежь Родину защитить не способна? — ехидно интересуется Катя.

— Ни в коем случае. Просто спокойная и благополучная жизнь расслабляет. Это факт. Нашим ребятам и девчатам нужно почувствовать, что они занимаются чем-то стоящим, важным в своей жизни, ощутить себя членом сплоченной команды, делающей одно большое дело.

— А комсомольская организация вам для этого не подходит? Ведь можно, активнее работать в ВЛКСМ, продвигать свои инициативы. Или на БАМ уехать с другими молодыми ребятами-комсомольцами. Всё как вы хотели. Закалите характер и проверите себя в суровых условиях, — улыбается блондинка.

Морозов нахмуривается, переводя взгляд с неё на меня. Чувствует, куда ветер дует.

«Вот же стерва», — пристально смотрю на девушку. Она ждёт ответа, и, изображая дурочку, наивно хлопает длинными ресницами. Но красива зараза. Этого у неё не отнять. Сейчас ты у меня получишь засранка.

— Не надо разделять ВЛКСМ и нас. Я и ребята — комсомольцы. И всё, что делается нами, делается при поддержке и под эгидой районной организации ВЛКСМ, огромное спасибо Константину Дмитриевичу. У меня складывается такое впечатление товарищ Воробьева, что вы специально противопоставляете комсомол и наш военно-патриотический клуб «Красное Знамя», преследуя свои, неясные мне цели.

— Что вы, Алексей, — блондинка ни капли не смутилась, — Просто спросила. А что нельзя было? Оскорбила юного героя? Простите великодушно.

И зараза испуганно прикрывает пальчиками ротик.

Прожженная девица. С наскока такую не возьмешь.

«Но уже Алексей, а не просто Леша», — отмечаю в мыслях, — «Прогресс, однако».

«Главный комсомолец» чуть улыбнулся, и едва заметно качнул головой, одобряя мой ответ. Краем глаза вижу, как Зорин, прикрывая сверху ладонью кулак, чуть приподнял большой палец. Молодец, мол, так её фифу столичную, мочи её дальше.

Прощаю, — барственно киваю девчонке, пропустив мимо ушей фразу «о юном герое». На дешевые провокации не поддаюсь.

Вероника хихикает в ладошку. На лицах парней играют ухмылки «знай наших». Губы Виктора Анатольевича разъезжаются в улыбке, но он стоически справляется с приступом веселья, сохранив серьезный вид, и хлопает ладонью по столу:

— Так молодежь заканчивайте пикировку. Катерина, это непрофессионально уводить разговор в сторону. Давайте не отвлекаться. Алексей продолжай. Жду ответа на вопрос.

— Ещё одно соображение. Каждый мужчина должен уметь защищать свою Родину, родных и любимую женщину. Но как он это сделает, если не будет морально и физически подготовлен к этому? Мы об этом давно говорили с ребятами и Игорем Семеновичем. И решили внести свой вклад в общее дело: помочь ребятам подготовиться к армии, стать сильными и смелыми. А девчонки учатся у нас самозащите, вместе с парнями помогают ветеранам и детдомовцам. Но этого мало. Нам важно, чтобы ребята росли настоящими людьми, ценили свою историю, были готовы прийти на помощь ближнему и протянуть руку слабому.

Вот благодаря всем этим мыслям и разговорам у нас родилась идея создания «Красного Знамени». Вы спрашивали, что этот клуб для меня? Прежде всего, возможность быть полезным Родине. Иметь команду единомышленников, способных горы свернуть, если это потребуется стране.

Перевожу дух. Что-то я сильно увлекся. Небольшой прокол. Плохо. Эта журналистка смогла меня немного зацепить и «развести» на эмоции. Профессионалка. Похоже, здесь тоже такая схема разыгрывается как в полицейских голливудских боевиках, только вместо служителей закона — журналисты. Катя — «плохой», заставляющий меня раскрыться, а Виктор — «хороший», чтобы мальчик не психанул и продолжил общение. «Пробивают» меня корреспонденты по полной программе, смотрят, что я за личность. А я ведусь, вот что плохо. Но уже поздно «закрываться».

— Как пафосно, — иронично замечает Воробьева, — надеюсь, у вас Алексей слова соответствуют делам.

— А слова, идущие от сердца всегда, всегда пафосны, — пожимаю плечами, — помните 41-ый, бойцов, поднимающихся в атаку со словами «За Родину, за Сталина» или у панфиловцев «Велика Россия, а отступать некуда — позади Москва». Пафос из каждого слова сочится. Но ведь по-другому не скажешь, и свои чувства не передашь. Возвышенные и искренние эмоции, требуют таких же слов.

— Хорошо. Игорь Семенович к вам вопрос. Как вы считаете, что у вас получилось в процессе работы «Красного Знамени», и на что ещё требуется обратить внимание?

* * *

Освободился я только к вечеру. Вымотали меня журналисты, основательно. Успели пообщаться со всеми. Не обошли стороной и ситуацию с пожаром в детдоме. Даже у малявки взяли интервью. Правда, я предупредил, чтобы напоминаниями о пожаре её не расстраивали особо. Мол, ребенок ещё в шоке. Сам выложил им подготовленную и предварительно обговоренную с Зориным, Машей и ребятами версию. Хотя и здесь пришлось попотеть.

Блондинка, как и раньше, начала задавать каверзные вопросы. Мол, почему не рассказал об угрозе поджога директору. Пришлось объяснять, что узнал об этом вечером, когда посещал Машу, Ирины Анатольевны уже не было на месте, и всю информацию выдал воспитателю.

Общение, вроде получилось удачным. Правда, я пару раз ловил на себе внимательный взгляд Виктора Всеволодовича. Но встретившись со мною глазами, журналист сразу же с невозмутимым лицом, поворачивался к Зорину, Веронике или парням.

Под конец интервью, мы даже фотографировались по просьбе журналистов, командой и каждый в отдельности. В спортивном зале, кабинете Зорина, на выходе из клуба. Прощаясь, журналисты вручили мне, Игорю Семеновичу и ребятам свои визитки и пригласили, заезжать в гости, когда мы будем в Москве.

Константин Дмитриевич лично проводил корреспондентов до машины. Затем вернулся и подошёл к нам с Зориным.

— Всё отлично получилось, — заявил он, — думаю, материалы в «Комсомолке» и журнале будут хорошими.

— А ты парень на Катьку особо внимания не обращай, — дружески хлопнул меня по плечу «главный комсомолец», — у неё манера общения такая. Мне Витя сказал, Катьке в их журналистской среде даже кличку дали «Провокация». Понятно, что она так разговаривать с академиком, работником обкома и другими шишками не будет. А вот при работе с обычной молодежью, включает «стерву». Но материал должна написать о «Знамени» хороший, или я её совсем не знаю.

— Да всё нормально, — пожал плечами я, — Она, как ни старалась, меня не задела. А всё остальное — её личная головная боль.

Чуть не сказал «половая драма», но в последний момент прикусил язык.

Когда мы пришли домой, в прихожей меня встретили улыбающийся дед и Виктор. Малявка, увидев незнакомых дядек, опять попыталась спрятаться за моей спиной, но я попридержал её за тоненькое плечико.

— Маша? — дед с доброй усмешкой смотрел на застеснявшегося ребенка.

— Да, она самая. Машуль, да не стесняйся ты, это свои. Мой дедушка — Константин Николаевич и его водитель дядя Витя.

Дед, присев, протянул ребенку ладонь, — Ну здравствуй Маша. Мне о тебе много рассказывали.

— Здравствуйте, — малышка осторожно вложила свою лапку в ручищу Константина Николаевича.

— А что рассказывали, плохое или хорошее? — осмелев, поинтересовалась она.

— Ну конечно только хорошее, — разулыбался генерал, — как о такой симпатяге плохое можно говорить?

Малявка засмущалась, покраснела, опустив глазки. А Константин Николаевич встал, и двинулся ко мне, раскинув руки.

— Ну здравствуй внук.

— Привет дед, — с удовольствием обнимаю Константина Николаевича. Генерал крепко сжимает меня в своих объятьях. Есть ещё порох в пороховницах, чувствуется сила, несмотря на возраст.

Опять в мыслях всплывает яркая картинка похорон деда: родное лицо похожее на восковую маску, неподвижное тело в парадном генеральском мундире. Как здорово, что у меня появилась возможность, снова видеть его живого и здорового. Образовавшийся в горле ком мешает дышать, разрывая трахею. Крепко стискиваю зубы, заставляя себя успокоиться.

Когда Константин Николаевич отстраняется, я уже в полном порядке.

Обмениваюсь рукопожатием с Виктором.

— А чего мы стоим? Идемте за стол. А ты Леша вместе с Машей мойте руки, и присоединяйтесь к нам, — начала распоряжаться матушка.

Кидаю взгляд на часы в холле. Без двадцати пяти семь. Надо на встречу с Комком идти.

— Я на полчасика сбегаю в одно место и приду. Хорошо? — спрашиваю у деда и мамы.

— Леш, как тебе не стыдно?! — возмущается родительница, — Константин Николаевич к нам в кои-то веки приехал, а ты убегать по своим делам намылился.

— Действительно Леша, куда ты собрался? — нахмурился дед, — Вечер уже, а я хотел с тобой поговорить.

— Поговорим обязательно, — умоляюще складываю ладони «домиком» — Просто очень нужно на полчасика отлучиться. Не обижайся деда, я быстро.

Мама набирает в рот воздух для очередной гневной речи, но дед останавливает её — Подожди Настя. Раз надо, беги. Только не долго. Хорошо?

— Договорились. Я мигом. Сейчас в комнату на минутку забегу. А потом — быстро туда и сюда.

Подозрительный мамин взгляд просвечивает меня словно рентгеном. Не будь в доме гостей, наверняка, пошла со мною в комнату и стояла над душой, чтобы посмотреть, чего это там сыну понадобилось, на ночь глядя.

Но при деде она такое сделать не посмела. Через минуту я вышел из своей комнаты, и отправился на встречу с Комком.

* * *

Красный москвич юрко лавировал по загородной трассе между несущимися в столицу фурами и встречным потоком машин. На заднем сиденье дремал мужчина. Ремень на шее съехал на бок, уложив футляр фотоаппарата рядом на сиденье.

— Эх, сейчас доедем до квартиры, поваляюсь в теплой ванне, после такого дня самое то, — сладко потянулась девушка на переднем сиденье рядом с водителем.

— Устала Катюша? — искоса глянул на неё полноватый мужчина за рулём, продолжая следить за дорогой.

— Ага, — ответила блондинка, — такие интервью всегда выматывают.

— Ничего, зато мой очерк и твоя статья должны получиться отличными, — усмехнулся Виктор, — ты, как всегда в своих интервью, выступала раздражителем. Не переборщила с парнем?

— Не-а, — помотала головой блондинка, — Ты видел, как он завелся? Сразу проявился полностью. Правда потом снова в ракушку спрятался, и не высовывался.

— Знаешь Кать, — задумчиво сказал мужчина, — вроде всё нормально. Статья будет интересная. И ребята мне понравились. Но общая картинка не складывается. Один фрагмент из неё сильно выбивается.

Воробьева тонко улыбнулась:

— Ты о Шелестове?

— О нём самом, — лицо мужчины, то освещалась бликами фар встречных автомобилей, то снова погружалось в серый полумрак, — Он разговаривает не как 17-летний пацан, а как взрослый матерый мужик. Не типична его манера поведения и умение строить диалог для подростка.

— Ой, да ладно, — легкомысленно махнула ладошкой блондинка, — вундеркинд просто. Дед — генерал, отец — полковник. Дома большая библиотека, парень смышленый и умный. Вот и всё.

— Не скажи, Катя. Заметил, как он тебя отбрил и всё красиво перекрутил так, что ты сама виновата осталась. Ни капли смущения. Ведет острый разговор со старшим, умело парирует все выпады, и красиво уходит от неприятных тем. И при этом умеет всё подать в выгодном для него свете. Если бы я Шелестова не видел своими глазами, ни за что бы в это не поверил, что это 17-летний подросток. Есть о чем подумать. Я даже не удивлюсь, если идея об организации «Красного Знамени» исходила именно от него.

* * *

Место, где мы договорились встретиться с Комком, поздним вечером производит особенно зловещее впечатление. Служебный вход для работников химчистки, окруженный толстыми кронами деревьев, куском асфальта с проросшими сквозь него кустами и растениями, и лежащей рядом толстой бетонной плитой, оказавшейся здесь непонятно как. На этом месте убить можно и никто ничего не увидит. Правда, крики днём точно услышат — рядом моя школа и еще несколько девятиэтажек.

На встречу с информатором, на всякий случай, взял с собой выкидной нож. И теперь приятная тяжесть в кармане создает ощущение защищенности. Впрочем, это только иллюзия. Если грамотно организовать засаду, любого уложить в больницу или убить можно. Даже «мама» крикнуть не успеешь. Но не думаю, что эта дворовая шпана во главе с мелким уголовником способна на такое. Скорее всего, будут наезжать, захотят покуражится, а значит, шанс вырваться в случае чего, значительно возрастает.

Ладно, что-то моя паранойя совсем разыгралась. Не будет Комок меня подставлять. Я ведь могу сразу заговорить и сдать стукача прямо там со всеми подробностями. Так что надо выбросить из головы всякую фигню, и ещё раз проиграть в уме сценарий предстоящего общения с «тайным агентом».

Обдумывая нашу беседу, подхожу к месту встречи. За деревьями виднеется темная фигура Комка. Парень, сутулившись и подняв отвороты темно-синей куртки, нервно дымит сигаретой, удерживая её в подрагивающих руках.

«Чего-то он не в себе, может где-то рядом его дружки пасутся?», — рука ныряет в карман и нащупывает теплую пластиковую рукоять выкидного ножа. Разборки с урками не боюсь, но опасение и желание не подставиться по-глупому имеется.

Со спины подхожу к стукачу. Резко хлопаю его по плечу. От неожиданности Комок негромко вскрикивает, и подпрыгивает как ужаленный.

— Мля, я чуть инфаркт не получил, — возмущается он, — на хрена так делать?

— А чего ты такой нервный? — насмешливо смотрю на взбудораженного гопника.

— Станешь тут спокойным, — ворчит Вася, — то Омельченко информацию вынь да положь, то тебе. И при этом в любой момент могут на перо посадить, если узнают.

— Не боись, Бог не выдаст, свинья не съест, — успокаиваю стукача, — Так чего звонил?

— Слушай, я тут узнал, что Шпиль с пацанами к тебе в школу припёрлись, — Комок виновато отводит глаза, — там какая ситуация была. Я просто маякнуть тебе не успел. Шпиль вчера пацанов напоил, вот они по пьяни и раскололись. Хотел тебе сегодня позвонить рассказать, а они пару пузырей выжрали с утра, и тебя искать в школе пошли. Бухим море по колено, сам понимаешь.

— Понимаю, — соглашаюсь с Васей, — А что они конкретно рассказали Шпилю-старшему? Что их школьник отдубасил? Один двоих?

— Не, — на лице у Комка расцветает ехидная улыбка, — влили в уши, что ты трех здоровенных мужиков с собой взял и скопом на двух бедолаг набросились. Они дрались как звери, но проиграли в неравном бою.

— Понятно, — усмехаюсь, — И что теперь? Мстить будут?

— Бык и Трофим пока ничего не хотят. Много базарят на публику, но как я вижу, это слова, на рожон лезть не желают. Да и поломанные они, снова получать не хотят. Тут Шпиль-старший разоряется. Обещает тебя на нож поставить за пацанов и других поджучивает типа, такое безнаказанно оставлять нельзя.

— Думаешь, он серьезно настроен?

— Сто процентов, — кивает Василий, — корчит из себя зоновского авторитета. Сейчас, если не тебя не накажет, как обещал, офоршмачится среди пацанов. Его уже серьезно воспринимать никто не будет. Поэтому что-то сделать попытается, зуб даю. Он с собой выкидуху постоянно носит. Может и пырнуть запросто.

«Как я и думал, придется с этим уродом что-то решать. Сам он уже не успокоится. Новая проблемка нарисовалась. Ладно, будем её решать, как и думал, не кулаками, а с помощью мозгов. Как там в „Айболите 66“ пелось? Нормальные герои всегда идут в обход. И сразу же после выходных, когда приедем с колхоза», — делаю себе «зарубку» в памяти.

— Значит так, Василий, слушай, всё и запоминай, и, если это чудо что-то резко решит выкинуть, сразу же связывайся со мною. И ещё, после выходных не пропадай ни в коем случае. Будь на связи, чтобы я мог тебя вызвонить. Свалишь куда-то, сильно пожалеешь. Понял?

— Понял, — вздыхает Комок, — Да куда валить? Что я не понимаю ничего? Ты меня крепко за глотку держишь.

— Вот и молодец, — одобрительно хлопаю стукача по плечу, — Будет у меня к тебе одно дело, очень простое. Выполнишь, денег подкину, доволен останешься.

— Какое дело? А если я спалюсь? — Васины глаза испуганно забегали.

— Не спалишься. Верняк, — успокаиваю «агента» — и ничего такого делать не придется. Наоборот, дружков порадуешь. Они, кстати, как и раньше, в беседке собираются?

— Каждый вечер. Шпиль с младшим брательником и другими парнями там постоянно водяру хлещет, — подтверждает Комок, — А что делать надо?

— Это я тебе после выходных скажу, мне ещё кое-что уточнить нужно, — пока раскрывать всю комбинацию, пришедшую в голову, не хочу, тем более что её действительно нужно согласовать с ребятами, — Ты, главное, на телефоне в полной боевой готовности будь. В любой момент с понедельника могу позвонить.

— Хорошо, — Вася преданно смотрит мне в глаза.

— Вот и молодец, — моя рука ныряет в карман, и появляется с заранее приготовленной «трешкой», — Это тебе аванс за хорошее поведение. В счёт будущего дела.

* * *

Захожу в холл. Слышу оживленный разговор из гостиной. Застолье в самом разгаре. Из комнаты выглядывает мама, услышавшая клацанье замка и хлопанье двери.

— Мой руки и за стол. Давай бегом, тебя уже все ждут, особенно Константин Николаевич, — командует родительница.

В комнате веселье в самом разгаре. Стол ломится от закусок и блюд. Когда это мама успела их приготовить? Наверно, вкалывала с утра как проклятая. Нарезки из сыра, колбас, балыка и буженины, пиалы с печеночным паштетом, хрустящие гренки со шпротами и дольками вареных яиц, в большой салатнице — традиционный оливье.

Горка дымящейся картошки пюре в окружении коричневых кусочков порезанного ломтиками запеченного мяса с прожаренным до золотистой корочки луком, заполняет комнату аппетитным ароматом. А на вершине этого великолепия желтой лавой растекается маленькими ручейками озеро расплавленного сливочного масла.

«Ммм, как есть-то хочется», — рот моментально наполняется слюной.

Дед о чем-то шумно спорит с отцом. Судя по красному папиному лицу, он получает очередной втык. Виктор болтает с малявкой, рассказывая ей о проделках своей дочки в юности. Судя по заблестевшим глазкам крохи, ей интересно.

При моем появлении батя и Константин Николаевич замолкают.

— Наконец-то, — с облегчением вздохнул отец, — садись рядом с дедом.

Константин Николаевич отодвигает стул, приглашая меня присесть. Рядом с ним меня уже ждет пустая тарелочка, заботливо накрытая салфеткой, с уложенной на неё столовым ножом и вилкой.

Присаживаюсь. Убираю салфетку с приборами на стол.

— Давай сыночка я тебе еды положу, — мама отбирает у меня тарелку, и начинает щедро наполнять её оливье, нарезками и картошкой с мясом.

Только сейчас по-настоящему ощущаю, насколько я проголодался. С энтузиазмом работаю вилкой, помогая себе ножом. Накалываю кружочки красной колбасы с белыми точечками сала, ломтики голландского сыра, кусочки мяса.

Дед периодически посматривает на меня, продолжая разговор с отцом и мамой. Родительница пригубила пару рюмок водки и раскраснелась, на щеках заиграл румянец. Константина Николаевича она любит, и он её тоже. Батю воспитывает, а маму всегда хвалит. Такое впечатление, что это она его дочка, а не папа — сын.

— Наелся? — поинтересовался дед, когда я, отдуваясь, откинулся на стул.

— Ага. Просто с обеда бегаю по делам, проголодался, — объясняю Константину Николаевичу.

— Каким ты деловым стал, — усмехается генерал-лейтенант, — всё время по минутам расписано. Хорошо, что для меня полчасика выделил, порадовал старика.

— Дед, не прикалывайся, — укоризненно смотрю на Константина Николаевича.

— Ладно, я тут послушал, чем ты занимаешься. Хочу посетить твой клуб. Сам посмотреть своими глазами. Проведешь экскурсию?

— Конечно, с удовольствием, — пожимаю плечами, — Когда?

— Наверно, на следующих выходных, — задумчиво ответил дед, — если ничего непредвиденного не образуется.

— Договорились, — обрадовался я, — всё расскажу, покажу, а ты мне потом свои замечания и предложения выскажешь, хорошо? И ребятам будет интересно и полезно, пообщаться с настоящим генералом.

— Кстати, Леш, тут мне Настя и Саша рассказали о том, как вы с Зориным спасали детдомовцев на пожаре. Молодец! Горжусь тобой внук!

Рука деда дружески треплет меня по загривку.

— Что вы такое говорите Константин Николаевич?! — возмущается матушка, — А если бы он сгорел там? Леша ещё ребенок совсем. Как вам не стыдно?!

— Ничего себе ребенок, мне уже семнадцать, — начинаю возмущаться, но дед останавливает меня движением ладони.

— Всё он правильно сделал, Настя, — дед придавливает матушку тяжелым взглядом. Она собиралась разразиться возмущенной речью, но посмотрела деду в глаза и промолчала.

— И я с Сашкой в этом случае полностью согласен, — продолжает Константин Николаевич — Человеком растет, настоящим. А про возраст мне можешь не рассказывать. Я ненамного старше Леши на фронт попал, и дети совсем в партизанских отрядах и войсках воевали. А в этой ситуации выбор был простой: либо ты спасаешь малышню и остаешься человеком, либо трусишь и становишься полным дерьмом. И как жить потом с осознанием, что ты мог помочь детям, но испугался за свою шкуру и они погибли в огне? А ты стоял, слушал их крики и наблюдал, как малышня сгорает заживо. Лично я не представляю. И поэтому Алексея полностью поддерживаю. Правильно всё сделал внук.

Мама недовольно кривится, но возражать не смеет.

— Ладно, пошли Леша на лавочке рядом с домом посидим, — генерал поднимается со стола, — хочу свежим воздухом подышать.

— Пап, да куда ты рвешься, на ночь глядя? — возмущается отец, — Нужен свежий воздух, на балкон выйди. И потом, Леша тебе зачем? Или у вас какие-то секреты образовались?

— С внуком поговорить хочу. У тебя имеются возражения? — усмехается Константин Николаевич.

— Да нет, бать, ты чего? Какие тут могут быть возражения, — смущается отец, — Просто это как-то необычно. Зачем идти на лавочку, не пойму. Поговорите в комнате, если надо.

— Я. Так. Хочу, — выделяет каждое слово дед, а потом неожиданно улыбается, снимая напряженность, — А по поводу секретов. У нас с тобой они тоже были. Свои-то юные годы помнишь? Алина Евгеньевна до сих пор не знает, кто соседке на даче пачками дрожжей выгребную яму забросал. Там такой фонтан из фекалий бил любо-дорого было смотреть. Ирину с мужем волной смыло, чуть в море говна не утонули. И, воняло всё, хоть вешайся. А ещё, помнишь, было…

Мать с возрастающим интересом разглядывает папу так, как будто видит его в первый раз. Даже малявка оторвалась от разговора от разговора с Виктором и начала прислушиваться.

— Бать перестань, тут же ребёнок, — прерывает его красный как рак полковник, — Я всё понял. Идите, поговорите, конечно. Только недалеко от дома. Поздно уже всё-таки по городу расхаживать.

— Разберемся, — поднимается генерал, — пошли Алексей.

Загрузка...