Блажий Омут

Верная жена. Глава 3

Мягкий вечер раскинулся над Медовым Яром. Небо на закате золотилось приятным светом, окрашивая облака над головой в розовый цвет брусничного киселя с молоком.

Первые цикады стрекотали за околицей нестройным хором. И мне действительно захотелось просто прогуляться. Обойти деревеньку вокруг. Выйти на речной обрыв и там вдохнуть полной грудью. Насладиться этой тишиной. Без всякой охоты на нечисть. Без нескончаемых попыток выжить.

Я брел, раздвигая руками высокую полынь. Моя кожа на ладонях напиталась ее горьким запахом. И тогда я понял, что улыбаюсь. До поимки лобасты оставалось рукой подать. Деваться ей некуда. А я уже счастлив.

Ноги сами вынесли меня к обрыву. Мне хотелось полюбоваться простором. Понаблюдать за тем, как ласточки ловят насекомых на фоне вечереющего неба. Но вместо этого тихого отдыха я наткнулся на детвору, которая поджигала тлеющей лучиной пушистые одуванчики.

Белый пух вспыхивал и моментально прогорал. А дети хохотали. До того самого момента, пока не заметили моё приближение.

Я хотел пройти мимо, но тут один из мальчишек, конопатый и беззубый, совершенно беззлобно поинтересовался:

— Дядь, а ты правда всамделишный убийца?

Я оглянулся на них. Чумазые, замаранные, но вполне себе искренние и добрые дети. Девчушка с длинной косой. Мальчонка с синяком под глазом. Другой мальчонка, задумчиво ковыряющий в носу, глядя на меня. Да ещё пятеро таких же, разномастных и открытых для всего неизведанного. Когда-то и я был таким.

— Я убиваю только монстров, — мой ответ вызвал пару улыбок.

— Так и тебя кличут монстром, — заметил конопатый мальчишка с лучиной в руке. — Только мы взрослым не верим.

— Это почему? — я приподнял одну бровь.

Тем временем девчонки приметили Кота у моих ног. И самая отважная попыталась его приласкать. Протянула ручонку. Варгин предупредительно выгнул спину. И тотчас получил от меня легкий тычок сапогом вбок.

Девочка с русой косой робко погладила мягкую, черную шерстку. Улыбнулась сначала Коту. Потом — мне.

— Потому что это всё страшилки, — презрительно фыркнул конопатый мальчишка. А потом, робея, спросил: — А меч всамделишный у тебя?

— Самый настоящий, — я немного вытащил оружие из ножен, позволив булатной стали сверкнуть на солнце и вызвать восхищенные вздохи детворы. — Хотите покажу, чем настоящий Ловчий борется с нечистой силой?

Ответом были восторженные кивки.

И тогда мы уселись прямо там же, у околицы. Дети окружили меня тесным кольцом и принялись рассматривать и меч в ножнах, и кинжалы, что я достал из-за голенища сапога, и мои отвары в пузырьках — всё то, что я посчитал безопасным и интересным для их детской любознательности. А они наперебой спрашивали меня о том, для чего нужно то или другое. Как убить кикимору? Нужно ли бояться домового? Что делать, если наткнулся на лешего? Кому во время охоты приносить первое подношение? И многое другое, о чем могут со всей простотой и открытостью спросить малыши. И о чем никогда не посмеют вопрошать их родители.

Впрочем, и последние не заставили себя долго ждать. Примерно через час мамки спохватились и ринулись на поиски своих драгоценных чад, кои обнаружились в обществе Ловчего.

Ух, и наслушался же я от гомонящих баб!

— Напугал детей ужасами!

— Окаянный!

— Небось, сглазил!

— Ты глянь! И ножи разложил! И как они не поранились?

— А как зельями не отравились?!

В ответ я лишь посмеялся.

— Нечего детей без присмотра бросать, хозяюшки, — беззлобно заметил я. — Они из чьего-то дому лучину стянули и траву втихомолку палили у самой околицы. А если бы что-то посерьезней загорелось?

Впрочем, слушать «окаянного Ловчего» никто не пожелал. Мамки ворчали и негодовали все время, пока разбирали своих отпрысков. Отпрыски разбираться не торопились. Да и вообще крайне негодовали, что нашу с ними увлекательную беседу так бесцеремонно прервали.

Дождавшись, пока местные разбредутся по домам, я и сам встал с насиженного места и направился на сеновал к Бажену. Вечерние сумерки густели. Ночная прохлада наползала с реки, где уже вовсю голосили лягушки. А на сеновале старосты оказалось сухо и вполне пристойно. Приятно пахло сухой травой. Даже не слышно было, чтобы мыши шуршали в соломе.

Я забрался на второй ярус. Снял там всё лишнее, включая перевязь с мечом и дорожную сумку. Заложил руки за голову. И принялся ожидать, задумчиво жуя соломинку.

Ждать пришлось около получаса.

Она тихо постучала. Приоткрыла дверь. Петли протяжно скрипнули в тиши.

— Я принесла вам поздний ужин. Молоко и хлеб. Чтобы лучше спалось на сытый желудок, — мне почудилось, что её голос слегка дрожал. То ли от волнения. То ли от потери крови накануне.

Петли снова скрипнули. Дверь затворилась, погружая сеновал в сумрак.

И тогда я ловко спрыгнул с верхних настилов, оказавшись лицом к лицу с Вереей. От неожиданности жена старосты вздрогнула, когда ненавистный охотник на нежить очутился прямо пред нею.

Я выбросил вперед правую руку. Перехватил белую шею, совершенно теплую и человеческую на ощупь. Прижал женщину спиной к дощатой стене сеновала. Сжал пальцы. Совсем легонько. Но достаточно, чтобы почувствовать частую пульсацию крови в жилах.

Она выронила крынку сразу, как моя рука коснулась её тела.

Со звоном разлетелись черепки.

Молоко брызнуло на ноги.

Хлеб улетел во тьму. Туда, где с лёгким присвистом шипел Кот, готовясь к возможной битве.

Верея запрокинула голову. Глянула на меня с вызовом.

— Хочешь убить — убей меня, коли считаешь нужным, Ловчий. Но не мучай. Как иной твой собрат мучает моё племя ради одного лишь удовольствия.

Она тяжело сглотнула. Перевела дух в ожидании своей судьбы.

И тогда я глухо рассмеялся. Наклонился ниже. К самому её уху. Так близко, что губы коснулись мягкой пряди волос, которая выбилась из толстой косы. Чтобы лишь одна Верея могла расслышать мои слова:

— Я давно научился понимать, где твари, а где нежить, добрая хозяйка. Ведь порою человек хуже монстра, а нежить человечнее иной людской особи. И ты не опаснее ваших пчёл на пасеке.

— Как? — она тяжело сглотнула, но даже не попыталась высвободиться. — Как ты всё понял?

Теперь от неё не пахло тиной или затхлостью, которая должна была вызывать ужас. Лишь сладкой жёлтой кувшинкой с тонким медвяным ароматом, от которого немного кружилась моя голова.

— Ты годами жила подле этой деревни, но лишь пугала местных, — прошептал я ей на ухо. — Ты не трогала жителей даже когда за тобой явилась толпа разъяренных мужиков. Напугала их. Но даже не ранила никого. И на меня ты напала не чтобы убить, а лишь из собственного страха, — я тихо усмехнулся и немного ослабил хватку. — Что же стало на самом деле с тем утонувшим мальчиком, из-за которого всё началось, Верея? — её руки тем временем уперлись мне в грудь, мягко отталкивая. — Жена старосты — лобаста. Кто бы мог подумать?

— Тише, — страх на красивом лице уступил место негодованию, когда она поняла, что убивать я никого не собираюсь. — Вдруг кто услышит.

Она настойчивее оттолкнула меня.

— Пусти, ловчий. Всё тебе расскажу. Мне спешить некуда.

Я, наконец, отпустил тёплую шею женщины.

— А муж тебя не хватится? — вкрадчиво осведомился я, отступая от неё на шаг. — Ушла на сеновал к чужаку, да и пропала.

— Он выпил за трапезой столько медовухи, что проспит теперь до первой зари, — она прошла вглубь помещения, поманив меня за собой. — А из местных меня никто не видел. Так что у нас будет время поговорить.

Верея бросила короткий взгляд на перевернутый бочонок в углу. Там во тьме янтарным светом поблескивали сердитые глаза варгина. Кот взора с женщины не сводил. Однако, шипеть перестал. Интересно, поняла ли лобаста, что он непростой кот? Или всё ещё думала, что Ловчий таскается по миру с животинкой, дабы скрасить собственное одиночество?

Старостина жена тем временем дошла до тюков с сеном у дальней стены и присела на один из них, кривясь от боли. Похоже, наша стычка у озерца сказалась на ней куда сильнее, чем я полагал.

— Слушаю тебя, — я сел на тюк напротив.

— Хочешь знать, как я стала лобастой и вышла замуж за Бажена? — по её лицу становилось понятно, что женщина нервничает.

Верея боялась меня. Еще бы! Держать исповедь пред ненавистным Ловчим, который неровен час может снести тебе голову без предупреждения.

— Твоё прошлое меня не интересует, — я подался к ней, продолжая говорить тихо. — С чего селяне вдруг схлестнулись с вашими?

Под «вашими» я имел в виду лесную нечисть. Но Верея и без пояснений прекрасно меня поняла.

— Я много лет была лобастой. Старшей над русалками, — начала она свой рассказ. — То озеро в лесу, где ты меня подкараулил, зовется Блажий Омут. Его воды заколдованы. Они возвращают на землю всех, кто умер в нём и поблизости. Но возвращают в виде духов и прочей нежити. Ежели человек при жизни хорошим был, то и дух его таким становится. А коли был плохим, то и ждёт его после смерти злая личина.

— Оттого так много мелкой нечисти по лесу и шныряет, — заключил я.

Верея медленно кивнула. Она потупила взор, чтобы не встречаться со мной глазами, и занималась тем, что пропускала сквозь пальцы кончик своей длинной, светлой косы, чтобы хоть чем-то занять руки.

— Мы с русалками никого не трогали, — продолжала она. — Жили себе в Омуте преспокойно, пока однажды к озеру не заявилась гурьба пьяных юнцов. Начинался Студень. Холода пришли в Медовый Яр. А этим окаянным дурням захотелось искупаться с русалками в зачарованной воде, которая никогда не замерзала. Ну вот они и прыгнули в студеный Омут, — Верея нахмурилась, погружаясь в омут собственных воспоминаний. — Русалки пытались их спасти. Да те спьяну подумали, что мои девоньки их утопить задумали. Вытащили только одного. А остальные утонули.

— И первый обвинил во всём вас? — потихоньку я начал понимать, к чему шёл рассказ Вереи.

Русалок в Омуте не было. Ни следа. А это могло означать только одно.

Верея поджала губы. Кивнула. И продолжила:

— Выживший парень побежал в деревню и рассказал, что русалки утопили его друзей, да и его самого пытались на дно утащить, но он вырвался, — она подняла на меня свои синие очи, в которых горел гнев. — Тогда-то люди пошли прямо к Омуту. Они выловили всех моих сестер. И сожгли их заживо на костре в поле.

Я молчал. Гадал, врёт она или нет. Чутьё подсказывало, что нет. Но разум вкрадчиво советовал быть с ней осторожным.

— Дело было ночью. Меня в суматохе ранили. Ударили по голове, — вспоминала Верея. — Я упала в обморок и превратилась в девушку. Эта случайность спасла меня и обрекла на муки. На ежедневные мысли о моих сестрах, которые умерли в огне, а я ничем не смогла им помочь.

— Но тебя не убили, — заметил я.

Утешать я никогда не умел. Да и не любил это дело. Мне за утешение не платили. Но должен был себе признаться, что Верею мне отчего-то сделалось жаль. Потому как мне тоже доводилось терять близких и чувствовать собственное бессилие.

— Меня приняли за ещё одну жертву русалок, за похищенную девушку, которую окаянные твари хотели обратить в себе подобную, — женщина с досадой скривилась. — Я очнулась в деревне, где меня выходили, а Бажен положил глаз. Поначалу думала сбежать из Медового Яра. Но его настойчивые ухаживания заставили меня задуматься. И я согласилась стать его женой. Но продолжала время от времени принимать обличье лобасты, чтобы отпугивать незваных гостей от Блажьего Омута.

Она притихла, потому что снаружи послышался женский голос. Какая-то мать звала своих детей, загулявшихся допоздна.

— А с ребёнком-то что случилось? — шепотом спросил я, когда голоса стихли. — Бажен утверждал, что ты утопила ребёнка.

Женщина с презрением усмехнулась. Резким движением перекинула косу за спину.

— Тот мальчик был сиротой. Он жил в Яре с прошлой зимы у своей тетки. Его шпыняли все, кому не лень. Лишний рот в семье. И он частенько убегал в лес. Утонул он в Омуте случайно. Меня тогда даже рядом не было. А так я бы его вытащила, — она прищурила свои огромные синие очи и оглядела меня совсем уж осмелевшим взором: — Думаешь, я вру, Ловчий?

— Нет, — я покачал головой.

Женщина ждала, что скажу что-то ещё, но я молча наблюдал за ней. За тем, как она вела себя в сумраке сеновала. Ни следа агрессии, лишь легкий страх пред человеком, который мог в одночасье погубить её. Было в ней что-то такое, чего я прежде не встречал ни в людях, ни в разумной нежити. Она разительно отличалась от тех, с кем мне приходилось иметь дело. Даже магия её была искуснее и чище тех чар, что творила обычная нечисть. Варгина я растил чуть ли не с рождения, но и то ощущал его силу в помещении, как некую вибрацию в воздухе, от которой по моей коже бежал легкий зуд. Любая магия оставляла следы. Как клюква оставляет после себя кисловатый привкус, даже если есть её с мёдом. Но чары Вереи были иными. Настолько чисто исполненными, что в ней я не распознавал нежити вовсе, хоть и знал, кто передо мной. Её тело было теплым и совершенно человеческим. Ни намёка на трупный дух. По жилам бежала кровь. Грудь вздымалась и опускалась при дыхании. Сердце стучало взволнованно. Это я пугал её. А не она меня. Удивительное дело. Мне даже захотелось посмотреть на мир её глазами. Каков я для неё? Вероятно, страшный Ловчий в прохладной темноте сеновала, где пряный запах сухой травы перебивал все прочие.

— Можешь поступить со мной, как пожелаешь, но исполни одну мою просьбу, — тихий голосок Вереи прервал мои размышления. — Помоги найти дух того утонувшего мальчика. Он совсем мал и напуган. И уж точно не заслужил одиноких скитаний после смерти. Ты ранил меня. Из-за этой раны я не смогу снова сменить облик. Слишком много сил потеряла. Да и меч твой ядовит оказался.

— Он не ядовит. На нём руны. Они и мешают нежи… тебе колдовать. Но их действие скоро закончится. Рана была неглубокая, — я вздохнул. Запустил пятерню в волосы, размышляя над её словами. — А сама почему дух мальчика не нашла до сих пор?

— Омут не сразу души отпускает. Я ждала, — женщина пошевелилась, проверяя, не стало ли лучше. Поморщилась. — Но Бажен сказал, что послали за ловчим. А меня заставил работать по дому на износ. Ни минуты мне не давал. То ли хотел на гостей впечатление произвести. То ли боялся в лес одну отпускать. Не поймёшь его. А тут ты явился на мою голову. Или за ней.

Я наклонился и взялся за подол её сарафана. Хотел приподнять, чтобы взглянуть на рану, но Верея перехватила мою руку.

— Не трать время попусту, коли решишь меня убить. А коли нет, так я сама себя исцелю, — тон не допускал возражений.

Боится. К себе не подпустит, даже если умирать будет.

Я усмехнулся.

— Чего же не уйдёшь от Бажена, раз он тебя тиранит, а ты столь горделива, лобаста? — вопрос сам сорвался с языка.

Женщина пожала плечами.

— Я, когда замуж за него шла, думала, что смогу верёвки вить, как из любого мужика, — вдруг призналась она. — Хотела влиять через него на жителей, чтоб как можно меньше людей к Омуту совалось. Но всё сложнее обернулось. Да и я верная жена ему. Не могу уйти. Слышал про такое, что у русалки одна любовь до смерти и одна после?

— Вроде того, — я попытался припомнить всё, что знал о русалках и лобастах. — Только из-за первой несчастной любви девушки и топятся обычно. А от второй тоже ничего путного не бывает. Хорошо, если какой-нибудь молоденький водяной приглянется. А если такой боров, как твой Бажен…

Я многозначительно приподнял брови.

Верея сердито зыркнула на меня. Она резко встала. Выпрямилась с таким достоинством, точно предо мной стояла не лобаста, а княжна. Было ясно, что ей больно, но гордая женщина и виду на сей раз не подала.

— Так ты поможешь найти мальчонку, Ловчий?

— Лех.

Я тоже встал, вновь оказавшись с Вереей лицом к лицу. Навис над ней и тихо прошептал, глядя в глубокие синие очи так близко во мраке.

— Лех, — повторила она шёпотом.

— А что мне за это будет? — я позволил себе хитрую улыбку.

Коту мой тон не понравился. И варгин коротко фыркнул из своего укромного угла, выражая презрение.

— Обещаю щедрую плату за работу, — копируя меня, ответила Верея. И затем добавила более холодно: — Я все-таки жена старосты.