Бледно-серая шкура виновного

Глава 6

В половине третьего мы опять собрались в кабинете президента банка. На столе перед Сандерсом лежало досье Бэннона, а по левую от него руку сидел банковский юрист мистер Ли с круглой благостной физиономией и стрижкой ежиком. Лет ему можно было дать сколько угодно в промежутке от тридцати до пятидесяти.

С явно натужной сердечностью Сандерс провозгласил:

— Что ж, миссис Бэннон, банк решил принять ваш платеж, признать счет по закладной текущим, в хорошем состоянии. Судья Веллингтон зевнул:

— Можно подумать, у тебя был выбор, Уитт. Ладно. Моя клиентка выражает признательность. Благодарит тебя. — Он открыл старый портфель, полез туда, вытащил бумаги, подготовленные днем в среду в его юридической конторе, шлепнул их на стол перед Уиттом Сандерсом. — Раз уж мы тут все собрались, можешь также принять к сведению и вот это. Все готово к регистрации, только нам требуется одобрение банком передачи закладной от миссис Бэннон присутствующему здесь мистеру Макги.

Мистер Ли придвинулся поближе к президенту Сандерсу, который быстро перелистывал юридические документы, после чего изумленно уставился на судью Веллингтона:

— Но… отсюда следует, что она продает свою долю собственности за пятнадцать тысяч долларов, Руфус!

— Ты не назвал бы такую сделку чересчур выгодной? Остаток по закладной составлял шестьдесят тысяч, а ты собрался продать барахло целиком за тридцать две пятьсот, и если вообще оцениваешь недвижимость, то всего в двадцать семь пятьсот. Она же выплачивает по закладной десять тысяч, доведя остаток до пятидесяти, и продает за пятнадцать, в результате чего получает пять тысяч лишних вместо того, чтоб лишиться двадцати семи пятисот. Что ж, в данный момент эта леди на тридцать две тысячи пятьсот богаче, чем в ту минуту, когда сюда вошла. Может, тебя удивляет, что она так удачно управилась. У нее адвокат хороший, не забывай.

— Но мы не можем просто… утвердить передачу. У нас недостаточно информации. Мистер Макги, нам нужны сведения о вашей кредитоспособности, нам нужна балансовая ведомость, финансовый отчет… Это в высшей степени не соответствует принятому порядку. Я несу ответственность перед…

— Акционерами, — подсказал старый судья. — Уитт, ты чересчур быстро пролистал бумаги. Попробуй помедленнее. Он послушался. И вдруг замер. Потом вытаращил глаза на Конни:

— Вы будете гарантом по ипотечному обязательству, миссис Альварес?

— Там же написано.

— Если ты еще нервничаешь, Уитт, — добавил судья, — садись в свой «даймлер-бенц», поезжай поглядеть «То-Ко Гроувс».

— О нет. Я ничего подобного не имею в виду. Просто… Судья вздохнул:

— Может, хватит болтать? Не пора ли покончить с бюрократической дребеденью, зарегистрировать все и отправиться по домам?

— Извините меня всего на одну минутку, — попросил Сандерс и увел с собой мистера Ли из кабинета в тихий уголок длинного узкого холла, застеленного ковром. Они консультировались секунд сорок. Я надеялся, что точно знаю о чем. В поисках подтверждения посмотрел на судью, тот в ответ медленно подмигнул и почти незаметно кивнул.

Мистер Ли вернулся вместе с Сандерсом, который, видно, поручил ему изложить вопрос на осторожном юридическом жаргоне.

— Миссис Бэннон, — начал он, — окончательно или нет в данный момент вы продаете свою долю мистеру Макги, банк считает себя морально обязанным уведомить вас, что сегодня в два часа с небольшим с присутствующим здесь мистером Сандерсом связался местный юрист, осведомляясь, совершена ли продажа изъятой собственности. Получив от мистера Сандерса отрицательный ответ, упомянутый юрист заявил, что представляет сторону, которую обязался не называть, но которая поручила ему выяснить у банка, достаточно ли для ее приобретения, если она еще не продана, твердого предложения восьмидесяти тысяч долларов.

Тут вмешался Сандерс, на миг вызвав у Ли раздражение.

— Это не твердое предложение, — объяснил он Джанин. — Но не думаю, чтобы юный… местный юрист вел пустые расспросы. Видите ли, ваше соглашение с мистером Макги не твердое. Если бы он пожелал отказаться, для вас это было б гораздо выгоднее. Вы вернете свои десять тысяч, плюс излишек сверх шестидесяти тысяч по закладной, то есть еще двадцать тысяч.

Судья научил Джан, как ей следует реагировать, если Пусс успешно обработает юного юриста Стива Бессекера.

— А если за этой таинственной стороной стоит тот же мистер Престон Ла Франс, которому вы собирались продать? — спросила Джанин.

— По-моему, вряд ли Пресс…

— Разве вы не сказали мистеру Ла Франсу, что он мою собственность не получит?

— М-м-м… сказал, — огорченно признал Сандерс.

— Разве не мог он пойти окольным путем, сделав более крупное предложение через юриста, если ему так уж сильно хочется?

— Есть такая возможность. Весьма отдаленная.

— Неужели вы не понимаете? — серьезно, нахмурившись и подавшись вперед, допытывалась она. — Мистер Ла Франс владеет участком земли, расположенным прямо за нашим. Он все время охотился за нашей собственностью. Составил план, затеял интригу, чтобы заставить нас бросить дело, мистер Сандерс, и купить наш участок, поэтому он отвечает за то, в чем винят… моего мужа…

Она высморкалась в платок, и Сандерс, который дошел до предела и чувствовал себя крайне неловко, пробормотал:

— Ну-ну, успокойтесь, миссис Бэннон. Когда дела идут плохо, нам всем хочется отыскать конкретное обстоятельство или конкретного человека, на которых можно было бы возложить вину…. Я уверен, что Престон Ла Франс не стал бы…

— Вся вина оказалась возложенной на моего мужа, для меня этого достаточно, — взволнованно заявила она. — Нет, я не соглашусь ни на какую заочную сделку, даже если бы мне предложили… вдвое больше. Втрое! Я скорей все продам мистеру Макги за одиннадцать центов, чем увижу доставшимся тому типу!

Уитт Сандерс повозился с лежавшими перед ним документами и взглянул на Руфуса Веллингтона.

— Руфус, как вы отлично знаете, я нарушил бы правила, как-либо прокомментировав… финансовые возможности любого имеющего с нами дело. Могу предположить лишь… слабую возможность, что этот юрист представляет Престона Ла Франса. Но это не очень-то вероятно, черт побери.

— Как я понял из этих твоих слов, Уитт, в городе хорошо известно, что этот самый Ла Франс фактически не наскребет восемьдесят тысяч?

— Я этого не говорил.

— Нынче утром в суде, Уитт, я беседовал с секретарем округа, общался с твоим финансовым инспектором, и у меня создалось впечатление, что в последнее время дела в земельном бизнесе в округе Шавана несколько замедлились. Если этот Ла Франс ушел по уши в земельные сделки, у парня, должно быть, зудит в одном месте, он, наверно, жонглирует семейным фарфором, ходит по натянутой проволоке, и пчела его жалит прямо в… Прошу прощения, леди, на этом остановимся. Может быть, принимая все во внимание, баланс у него с виду приличный, и несколько бумажек ты от него получил, но больше не поступает ни единого цента и ты чуть-чуть нервничаешь. — Судья неожиданно рассмеялся, хлопнув себя по ляжкам. — Господи помилуй, Уитт, вот почему ты скулишь, как побитый пес, не имея возможности продать конфискованное имущество этому Ла Франсу. Он наверняка проворачивает какую-то сделку, после которой останется чистеньким и на свободе. Он чересчур глубоко подцепил тебя на крючок, парень?

— Слушайте, Руфус, — взмолился Сандерс, — я ничего вам не говорил и не собираюсь.

— Словами не говорил, — подтвердил судья. — Только мы с тобой вместе играем в покер, Уитт, и я всегда без большого труда читаю твои мысли.

Итак, была совершена вся бюрократическая дребедень, необходимые документы зарегистрированы в суде. Я пошел вместе с судьей к его черному «империалу» с кондиционером, и он остановился вне пределов слышимости шофера, который вылез и открыл перед ним дверцу.

— Сынок, Богом клянусь, мы сунули в осиное гнездо кочергу и как следует пошуровали. Кое-кто просидит полночи, пытаясь найти во всем этом смысл и не ведая, что тут нет никакого смысла, — по их понятиям. Смотри, постарайся держаться подальше от ос.

— Постараюсь, судья.

— Скажи той рыжей здоровенной бесстыднице, что она молодец. Вот с такой женщиной мужчине хочется пройти долгий жизненный путь. Где ты с ней встречаешься?

— Не здесь, — сказал я. — Она вернулась в Броуард-Бич. Сказала, попросит Бессекера ее туда подбросить, а если не сможет, сама как-нибудь доберется.

Он прищурился в позднем свете дневного солнца:

— Похожую девчонку я так хорошо помню, точно это было вчера, сынок. А было это в 1926 году. Если она живет еще где-то на белом свете, ей уже за шестьдесят. Трудно поверить. Знаешь что? Я стихи писал этой девчонке. Первый, последний и единственный раз в своей жизни. Дай мне знать, как пойдут у тебя дела со старой болотной крысой Ди Джеем Карби, ладно? И скажи одну вещь, Макги. Ты стараешься злость сорвать или выкачать из всего этого немножко наличных для вдовы с ее ребятишками?

— В первую очередь деньги, судья.

Он взглянул на свои часы и ухмыльнулся:

— Конни так ездит, что они, должно быть, уже на полпути к Фростпруфу.

У меня ушло много времени на поиски кого-либо, способного дать хоть какие-нибудь четкие указания, как найти дом Карби. У него не было телефона. Была в Саннидейле почтовая ячейка «до востребования». Как правило, он заходил забрать почту не чаще одного раза в неделю.

В конце концов мне пришлось детально познакомиться с нескончаемой стройкой рядом с моей новой собственностью. Во Флориде полным-полно нескончаемо долго строящихся дорог, которые ломают хребты, опустошают карманы и разбивают сердца придорожных бизнесменов. Простые, неумелые, ребячливые мексиканцы каким-то образом умудряются за шесть месяцев провести изыскания, спроектировать и довести до конца восьмидесятимильное многополосное скоростное шоссе, проложив его через горы и жуткие пропасти. Но крупным дорожным подрядчикам во Флориде требуется полтора года, чтобы провести пятнадцать миль двухполосной дороги по абсолютно ровной земле.

Разница заключается в американском ноу-хау. А оно, в свою очередь, заключается в налоговых проблемах и способах их решения. По закону государственный дорожный департамент обязан отдавать предпочтение дешевым предложениям. Поэтому «Доукс констракшн» извещает, что контракт на полгода обойдется штату в десять миллионов, на год — в девять, а на полтора — в восемь. Потом одновременно берется за три-четыре крупных проекта, получает в аренду от смежной корпорации оборудование и тайком перебрасывает с одной площадки на другую, выколачивая из него максимальную прибыль. При этом единственными признаками лихорадочной деятельности служат два-три человека возле бетономешалок, сперва смахивающие на чучела. Получше присмотревшись, замечаешь движения, совершаемые со скоростью минутной стрелки часов.

Разумеется, если в штате появится какая-то нетерпеливая суетливая фирма, начнет заключать стоящие контракты и быстро их выполнять, налоговые инспекторы забеспокоятся. Некоторым хватает ума попробовать, и отлично организованному клубу подрядчиков остается поспешно по очереди предложить ряд дешевых контрактов, чтобы довести непрошеного гостя до смерти. Когда ему придется убраться, не найдя работы, все возвращается на приятные старые круги своя, и по чудесному совпадению обстоятельств большие ребята получают вполне их устраивающий объем работ.

Примерно при позапрошлом губернаторе, когда слишком много дорожных работ не отвечали спецификации, кто-то стукнул, и разразился большой скандал вокруг инженеров государственного дорожного департамента и инспекторов, получавших от некоторых членов упомянутого клуба конверты с наличными. Подрядчиков на какое-то время отстранили от заключения контрактов, а инженеров с инспекторами уволили. Но дело, как обычно, заглохло, компаниям вернули право заключать контракты на предстоящие работы, государственные служащие вернулись на свои места, а губернатор объяснил, что нельзя слишком строго судить людей за «минутную слабость», хотя было абсолютно ясно, что они с весьма давних пор переживают минуты слабости каждую пятницу ближе к вечеру.

Проектная реконструкция шоссе ВОД в округе Шавана представляла собой тот же случай в несколько меньшем масштабе. Хотя рабочий день не закончился, единственным попавшимся мне на глаза свидетельством дорожных работ был один бульдозер и один скрепер, стоявшие без присмотра в стороне от перекопанной дороги. Я остановился у своего собственного погибшего предприятия, оборвал официальные объявления о лишении права выкупа заложенного имущества и решил не портить новенькие висячие замки, сбивая их железякой. Ближе к дальнему концу шоссе 80Д нашел песчаную дорожку, о которой мне говорили. Она вилась через кусты к берегу залива, и, выехав в конце на открытое место, я увидел традиционную для старой Флориды лачугу из кипарисовых и сосновых бревен, стоявшую на высоких сваях. Заглянув под нее, можно было увидеть воду залива и маленький покосившийся причал с привязанным яликом.

Слышался скрежет собачьих когтей по проволочной ограде загона, гортанное напряженное «а-р-р-р, а-р-р-р» местной породы гончих. Я стоял у машины, разглядывая собак, и вдруг прямо у меня за спиной чей-то голос сказал:

— Доброго вам вечера.

Я резко вздрогнул, оглянулся, заметив по искре в выцветших стариковских глазах, что он доволен произведенным эффектом.

В ту пору, когда его еще не согнул и не искорежил возраст, он был приблизительно моего роста. Впалые щеки покрывала длинная серая щетина, а голова была лысой, за исключением тонзуры с редким белым пушком. Рваные, в пятнах, штаны цвета хаки, подпоясанные тонкой пеньковой веревкой, старая рабочая рубашка из серой саржи, широкие босые ступни. Впечатление было такое, будто стоишь рядом с медвежьей клеткой, если не считать примешавшегося к густому запаху легкого аромата керосина.

Я махнул в сторону собачьего загона:

— Красные гончие?

— Есть у них примесь красных. В это время года я собак не продаю. Всего одна сука щенная, да и то удрала от меня в самый неподходящий момент, так что Бог знает, кого принесет.

— Мистер Карби, я пришел не ради собак, а по делу.

— Зря потратили время. Я не покупаю ничего, кроме продуктов в городе, все остальное заказываю по «Сирсу»[18].

— Я ничем не торгую.

— Все так говорят, и я предлагаю присесть, а в конце концов выясняется, что все-таки торгуют.

— На сей раз ничего подобного.

— Тогда присаживайтесь на веранде.

— Спасибо. Меня зовут Макги.

Мы взобрались по крутым ступенькам, уселись — Карби в кресле-качалке, я на старом кухонном стуле с несколькими поколениями краски разных оттенков, — и я сказал:

— Просто я купил у вдовы Бэннона его собственность на реке.

— Неужели? Я ее видел один раз, а его два. Слыхал, он покончил с собой утром в прошлое воскресенье, когда понял, что все потерял. Хороший был парень. Как-то я дрейфовал по заливу, а утром он с негром Тайлером пришел мне на помощь. Сильный туман, чересчур глубоко, шестом не оттолкнешься, а мотор мертвей фараона Тутанхамона. Тот самый Тайлер разбирался в моторах, будто сам их изобрел. Там сломалась пружинка на маленьком рычажке для подачи горючего, и этот Тайлер закрепил ее кусочком резинки, все хорошо заработало. А тот самый Бэннон ничего с меня не взял. По-соседски. Наверно, было это незадолго до ухода Тайлера. Слышно, Тайлер работает в городе с мотоциклами. Везде, где найдутся моторы, для него будет работа. Знал Бэннон или не знал, только Тайлер ушел от него потому, что ни один умный негр вроде Тайлера не останется там, где белые затевают склоку. Если вы собираетесь заниматься бизнесом, мистер Макги, лучше первым же делом верните Тайлера, то есть если, конечно, вы со всеми в ладах.

— Я не собираюсь заниматься бизнесом, мистер Карби. Купил ради вложения капитала.

— Сдадите кому-то в аренду?

— Нет. Пускай просто стоит.

Я дал ему время переварить это, и в конце концов он сказал:

— Извините, но нету особого смысла покупать ради стоимости одного участка. Постройки стоят дороже земли.

— Это зависит от того, кому хочется получить землю.

— И очень ли сильно хочется, — кивнул он.

— Мистер Карби, я интересовался в суде землевладельцами. Вам принадлежит участок в двести акров, который начинается от моей восточной границы.

— Может быть.

— Никогда не подумывали продать?

— Я то и дело продаю понемногу землю. Осталось, наверно, семьсот — восемьсот акров, разбросанных на востоке округа. Кроме этой вот сотни, где стоит дом, все, по-моему, можно продать за хорошую цену. Хотите сделать предложение? Тогда лучше называйте настоящую цену и сразу, так как я не торгуюсь. Мне дают цену, я говорю «да» или «нет», вот и все.

— Настоящую цену? Лучше скажу, мистер Карби, что рискнул бы скупить и другие кусочки, рискнул бы, пока еще имею хороший шанс на перепродажу… на перепродажу двух объединенных участков. Сразу скажу, если дело выгорит, получу неплохую прибыль, если нет, у меня будет связана часть спекулятивного капитала, пока не отыщется какой-то способ его высвободить. Настоящая цена при немедленной продаже, — разумеется, если собственность чистая, — пятьсот за акр.

Он качнулся вперед, шлепнул босой ногой по дощатому полу и вытаращил на меня глаза.

— Сотня тыщ?

— Минус ваша доля затрат на оформление продажи.

Он встал, оперся на перила, сплюнул. Я знал, какая сумятица творится у него в голове. Он хотел все разведать и посмотреть, на хорошую ли цену заключил с Престоном Ла Франсом опцион на двести акров. Двести долларов за акр казались хорошей ценой, пока я не назвал свою. Я признал, что Таш правильно все разузнал, и до апреля предложение Ла Франса было хорошим. Карби не смел рассказать мне об этом, боясь, как бы я не заключил сделку с Ла Франсом. А с другой стороны, опасался сказать, что земля не продается, — если возможность приобретения откроется где-то в другом месте, он не получит и двухсот долларов за акр.

Непростая проблема, и я гадал, как он ее решит. Наконец старик вернулся, сел в заскрипевшее кресло и мирно начал:

— Вот что я вам скажу. Мне надо подумать. И надо поговорить с человеком, который мне сообщает государственные расценки, когда я что-то продаю, следит за моими налогами и так далее. Давайте посмотрим. Сегодня четверг, двадцать третье, значит, через две недели будет… четвертое января. К этому времени у меня будет больше необходимых сведений. Нельзя сразу кидаться на такие деньги. Надо успокоиться, какое-то время подумать.

— Ясно. Но при следующей нашей встрече вы должны сказать «да» или «нет».

— И еще одно. Вы сказали, готовы рискнуть. Что, если я тоже немного рискну, мистер Макги?

— А именно?

— По вашим словам, если дело не выгорит, у вас будут связаны сто тысяч долларов, и уйдет много времени, чтобы сбыть эту землю по такой цене. Но если все выйдет по вашим расчетам, получится неплохая прибыль. Может, двойная?

— А может, и нет.

— Давайте рассчитывать на двойную. По тыще долларов за акр — всего двести тыщ. Так что, может, мы с вами составим между собой бумагу, контракт, где будет сказано вот что. Вы даете мне на руки пять тыщ наличными, скажем… пятнадцатого апреля… и получаете право купить мою землю по четыреста за акр, ежели захотите купить, а я пожелаю продать. Если дело выгорит и потом вы за два-три года ее перепродадите, то согласны мне выплатить разницу между ценой при покупке и выручкой. Если получите тыщу, наверняка вам очистится прибыль в три сотни за акр, и никаких шансов, что деньги зависнут. Конечно, если пятнадцатого апреля я пожелаю продать, а вы раздумаете покупать, ваши пять тыщ останутся у меня. Но если вы захотите купить, а я откажусь продавать, получите их обратно.

Он смотрел на меня благосклонно и ласково, страстно желая выглядеть абсолютно сговорчивым и справедливым. Выше по побережью в укромных местах располагались свитые в особняках гнездышки международных банкиров, к югу — финансируемые мафией обманчивые курортные отели. Старик точь-в-точь смахивал на игрока, который сделал ставку на двух открытых королей, имея пару троек и еще проходную тройку и прекрасно помня, что видел двух других королей в чужих руках, причем один из них — проходной — неизбежно откроется, когда рука шевельнется.

— Мистер Карби, — заключил я, — по-моему, мы прекрасно поладим. Можете даже продать мне безраздельную половину доли по двести за акр, и мы будем считать предприятие совместным.

— Приятно иметь с вами дело, мистер.

На мой взгляд, старый мистер Ди Джей Карби отлично умел плавать в коварных и бурных водах, и я вдруг почувствовал уважение к хитрости Престона Ла Франса. Однако, как только старику удастся его поймать для короткой беседы, его положению не позавидуешь. Возле собачьего загона стоял старый дряхлый фургон «интернэшнл харвестер», и казалось вполне вероятным, что Ди Джей отправится в Саннидейл нынче вечером или завтра ранним утром.

Когда я приехал в город Броуард-Бич, было уже совсем темно. Магазины работали — завтра Сочельник. Дюжие девицы из Армии спасения в маркитантских колпаках позвякивали котелками с немногочисленной мелочью, на пальмовых стволах и подсвеченных шестах красовались пухлые Санта-Клаусы из пенопласта, подвешенные повыше, чтобы дети не оборвали пенопластовые ноги. Откуда-то, должно быть, из церкви в южной части города, повалили Adeste Fideles[19] с электронным перезвоном колоколов, вызывающим зубную боль и заглушающим розничные записи сезонной музыки повеселее. Проехав через весь город, я выехал на пляж, поставил машину на стоянке у того места, где назначил встречу, — у дорогого, сияющего, не правдоподобного мотеля «Дьюн-Эвей», при котором было заведеньице под названием «Аннекс», где еда и выпивка стоили заплаченных денег, даже в мертвый сезон, где симпатичные девочки при желании могли рассчитывать, что их подцепят, причем персонал с острым нюхом следил, чтоб все было прилично и гладко, тогда как при нежелании те же самые профессионалы охлаждали случайных Лотарио[20] быстро, тихо и навсегда.

Заглянув из дверей в зал, я увидел Пусс в одиночестве на банкетке у дальней стены. Подходя к ней, почуял, что внимательный официант уже двинулся пересекающимся курсом, однако одновременно со мной заметил ее быстрый приветственный взгляд и просиявшее лицо, поэтому отодвинул столик, позволяя мне сесть рядом с ней, и удалился, приняв наш заказ.

— Ты разминулся с нашим другом на десять минут, — сообщила она. — Он очень мил, но не мой тип. Тонко костный, смуглый, немножко скованный. Старается попадать в такт, но смеется либо чуть-чуть рано, либо чуть-чуть поздно, и как бы управляет машиной, а не просто рулит. Дай припомнить. Ему тридцать один год, на Линде он женат пять лет, у них двое детей, она фантастически играет в гольф, ее отцу принадлежит в Саннйдейле агентство «Бьюик», и его беспокоит ее склонность к выпивке. Ради меня он все время шевелил бровями, может быть, репетировал перед зеркалом, а когда я садилась поближе, у него руки становились липкими. Ему не хватило духу наброситься на меня прямо средь бела дня. Ему требовалось поощрение, чтобы он мог заверить себя, что не сам это начал, он ведь просто мужчина, правда? Жутко нервничал насчет производимого им впечатления, постоянно молол какую-то праворадикальную белиберду про заговоры, банкротство Америки и китайские бомбы, было просто невыносимо слушать этого зануду с вытаращенными глазами, вставляя «ох, ах, подумать только». У него куча гражданских дел, он берется за все, считая себя бесстрашным адвокатом, защитником справедливости и чистоты. Как говорит наш дорогой судья, дерьмо собачье. Он старался помочь Ташу Бэннону, а потом, когда сильней запахло жареным, бросил. Знаешь, как он это мне объяснил? Просто прелесть!

Она помолчала, когда официант принес напитки, а потом вновь принялась изображать Стива Бессекера:

— Пока нам приходится действовать в капиталистической системе, Пусс, — только не забывайте, что до сих пор в мире ничего лучшего не придумано, — необходимо мириться с деловым риском и с тем, что одни выигрывают, а другие проигрывают. Я не отрицаю, на Бэннона было оказано определенное давление, но он все это так воспринял, точно против него некий заговор, начал ныть, прекратил борьбу. Тогда я потерял к нему уважение и умыл руки.

— Да, — согласился я, — просто прелесть. Очень мило.

— Я никогда не видела твоего друга Таша, Тревис. Но не думаю, чтоб он когда-нибудь ныл.

— Он понятия не имел, как это делается. Поздравляю. Ты отлично обработала нашего друга. Были проблемы?

— Никаких! Пододвигала стул ближе, ближе, говорила очень тихо, таинственно, широко таращила глаза, касалась его руки кончиками пальцев. Объявила ему, что работаю на Гэри Санто, что мы навели о нем справки и сам мистер Санто пришел к выводу о возможности поручить ему определенные частные деликатные переговоры, касающиеся одной деловой операции мистера Санто в этом районе, и питать уверенность, что он не разгласит имя клиента. Все это до того секретно, предупредила я, что, если ему хватит ума попытаться поговорить с мистером Санто лично или по телефону, он сам себя погубит. Но если дела пойдут хорошо, может надеяться на ежегодное получение пятизначной суммы. Знаешь, когда он начал переваривать это, глаза у него заблестели, как глазированные, а челюсть отвисла. Я чуть не расхохоталась. Потом он, как миленький, обратился в банк с предложением восьмидесяти тысяч долларов, а при следующей нашей встрече, жутко расстроенный, сообщил, что миссис Бэннон восстановлена в праве собственности, после чего продала ее какому-то таинственному незнакомцу по имени Макги из Форт-Лодердейла. Я уж думала, он заплачет. Мистер Санто, заверила я, безусловно сочтет, что он сделал все возможное. Дальнейшие указания, сказала я, он получит от меня по телефону или при личном свидании. Поинтересовалась, согласен ли он время от времени со мной встречаться в случае необходимости. В Майами, а может быть, даже в Гаване или в Нью-Йорке. Все расходы, естественно, будут оплачены.

— Кто тебе посоветовал?

— Сама сообразила. Идея показалась хорошей. Я хочу сказать, в результате он больше раздумывал обо мне, а не о том, что для такого человека, как Санто, это довольно странный способ делать дела. Я была не права?

— Нет. Мне нравится. А финальный удар? Не забыла?

— Нет, только нанесла его как бы совсем между прочим, и только когда он пришел сюда выпить со мной. Просто сказала, будто знакома со стилем мышления мистера Санто, который непременно поинтересуется, не связывает ли что-либо мистера Престона Ла Франса с мистером Макги, нет ли меж ними каких-нибудь деловых связей, и если он сможет выяснить это до моего звонка, то произведет на мистера Санто хорошее впечатление.

— Как он отреагировал?

— В общем никак. Пообещал постараться и выяснить. — Она пожала плечами. — Милый, он в самом деле обыкновенный, простой, тривиальный человечек. Впервые в жизни на него чуть повеяло чем-то важным, значительным, в своем роде шикарным. Он едва в силах вынести это. Пожалуйста, покорми меня. Я сижу здесь в страданиях и в тревоге, не спуская глаз с двери, откуда выходят официанты со стейками.

Она ела с изящной методичностью дикого зверя, время от времени издавая тихие удовлетворенные звуки. Я объявил, что в награду за выполнение особого шпионского задания и за убедительное вранье закажу самые изысканные из имеющихся в «Дьюн-Эвей» апартаментов.

— А утром вернемся на лодке? — спросила она. — Не сочтешь ли ты слишком вульгарной, милый, просьбу об особом одолжении? Столько всего произошло и я так перегружена информацией и впечатлениями, что могу думать лишь про гигантскую, фантастическую, великолепную кровать на борту «Флеша», где будет неимоверно приятно проснуться утром перед Рождеством, и хочу оказаться в той кровати быстрей, чем способна доставить меня твоя славная лодочка. Это возможно?

— Беги к машине, рыжая.

Я едва миновал первый светофор, а она уже заснула, проспала весь обратный путь, с ворчанием пробудилась от моего толчка, чтобы дойти от машины до яхты.

Я оставил ее на причале, сам поднялся на борт и, прежде чем открыть дверь, взглянул на маленькие лампочки за отодвигающейся панелью во внешней переборке каюты. Убедившись, что лампочки не горят, нажал на выключатель под лампочкой, отключив маленький радар, который в мое отсутствие следил за корпусом «Флеша» ниже палубы. Любой посягнувший на «Флеш» человек своим весом и движениями замкнул бы цепь, отчего загорелись бы две потайные лампочки — или одна, если другая перегорела. При желании прибор можно было переоборудовать так, что зажглись бы прожекторы, взвыла сирена или даже получила по телефону вызов полиция. Но мне не требовалось, чтобы сигнализация отпугнула незваных гостей. Просто хотелось знать, не появлялись ли визитеры, а потом принять необходимые для приветствия меры, если они еще не ушли.

Я поманил Пусс на борт, она поднялась, зевая и спотыкаясь. Мы вместе приняли душ, потом нежно, легко и лениво в течение четверти часа занимались любовью, хоть она и мурлыкала, что, наверно, не сможет, не стоит особо трудиться, милый, это не так уж и важно, а потом мурлыкнула, что, если леди еще не поздно передумать, сэр, причем было уже почти слишком поздно, я не в силах был дольше ждать, но вот она приподнялась, догнала меня, испустила длинный вздох и упала, все так же мурлыча. Поймав меня на самом краю сна, осторожно открыла пальцами мой левый глаз и сказала:

— Ты еще тут? Слушай, леди благодарит тебя за насыщенность всех этих дней и ночей. Спасибо, что взял меня не просто в поездку с собой, Макги. Спасибо, что помог затолкать в небольшую корзинку три бушеля жизни. Слышишь?

— Не стоит благодарности, леди.