Блин - сокрушитель террористов

Глава III
Подходящие условия для ранбольной

В дверь позвонили, и Блинков-младший пошел открывать. На пороге стоял незнакомый врач с медицинским ящиком и в зеленой форменной рубашке под белым халатом.

– Где тут ранбольная? – спросил он.

Блинков-младший сообразил, что «ранбольная» – это особое военно-медицинское словечко. Она и раненая, и больная (не здоровая же, если ранена).

– Здесь. Проходите, – сказал он, провожая врача в свою комнату.

Оказывается, мама успела перебраться к себе. И снова Блинков-младший не видел, как она ходит. Он стал всерьез волноваться.

Мама лежала на диване в спортивном костюме и держала на щеке ватку со свинцовой примочкой. Военный врач стал осматривать ранбольную, а Митьку выставил за дверь.

Он остался ждать в коридоре. Было слышно, как врач со щелчком открыл защелку своего ящика. Потом за дверью тихо забубнили. Врач о чем-то спрашивал, а мама коротко отвечала. Один раз она болезненно охнула и тут же громко сказала:

– Ой, у вас слушка холодная.

Старший Блинков пришел, когда осмотр еще не кончился. Блинков-младший специально ничего ему не сказал. Пускай папа войдет в комнату, и тогда можно будет из-за его плеча подсмотреть, что там доктор делает с ранбольной.

И папа вошел. Его тоже в два счета выставили в коридор. Блинков-младший успел заметить в дверную щелку только согнутую белую спину доктора.

– Что там? – спросил он.

– Ногу гипсует, – без особых волнений ответил папа. Он был полевым ботаником и только за нынешнее лето ломал ногу два раза.

– Перелом?

– Нет, лодыжку подвернула. В гипсе такие болячки быстрее заживают, – объяснил папа. – Пойдем, борща ей сварим. Я свеклы купил.

Но сварить борщ им не дали. В квартиру начали один за другим приходить контрразведчики.

Первым появился мамин сослуживец майор Василенко. Для него поставили чайник и начали резать хлеб на бутерброды.

Василенко устроился на кухне у окна и стал поглядывать на черный «Мерседес». Время от времени он задавал Блинкову-младшему дурацкие вопросы. «Как учишься?», «Кем хочешь стать?» и все такое, что спрашивают взрослые, когда им на тебя наплевать. Блинков-младший неважно знал майора. Но мама-то сидела с ним в одном служебном кабинете и отзывалась о нем очень хорошо. Поэтому Митек решил, что у Василенко голова занята какими-то оперативными проблемами, а то бы он нашел о чем поговорить по-человечески.

Не успел чайник вскипеть, как в дверь позвонили. Майор вскочил, велел Блинковым не выходить в коридор и сам пошел открывать, на ходу запуская руку под пиджак. На кухне был прекрасно слышен его голос:

– Кто?… Представьтесь полностью… Поднесите удостоверение к глазку.

Он вернулся с пожилым прапорщиком в форме. Прапорщик тоже посмотрел за окно и спросил, нет ли у них Володи. Старший Блинков ответил, что нет, и прапорщик начал куда-то дозваниваться. Его и Василенко угостили чаем с бутербродами.

Наконец, явился ожидаемый Володя, тоже прапорщик, с двумя солдатами и ящиком инструментов. Василенко и ему открывал дверь со всеми предосторожностями, да еще и велел пожилому прапорщику глянуть в глазок – тот ли это Володя.

Врач еще не ушел. Он вызвал из ожидавшей во дворе машины другого военного в белом халате, скорее всего, фельдшера. Тот принес какой-то тяжелый медицинский прибор с циферблатами и проводами.

Солдаты начали развинчивать оконные рамы и зачем-то вставлять между стекол мелкую стальную сетку. Блинковых и не спросили, нужна им эта сетка или нет. Они молча переглянулись, и папа махнул рукой: не вмешивайся, контрразведчики знают, что делают.

Сетку закрепляли надежно, стальными рейками на шурупах. При этом солдаты визжали электродрелью, а фельдшер выбегал к ним и кричал, чтобы они немедленно прекратили, потому что он снимает кардиограмму.

А потом погас свет. Был уже поздний вечер, и в квартире стало довольно темно. Василенко ужасно разволновался.

– Всем сесть на пол! – скомандовал он, выволакивая из-под мышки такой же, как у мамы, здоровенный автоматический пистолетище.

Вообще, «Стечкин» – оружие не для карманной носки. Мама носила свой в сумочке, потому что в подмышечной кобуре он выпирал бы на ее фигуре.

Держа пистолет наготове, майор осторожно высунулся в окно и замахал рукой людям в черном «Мерседесе».

– Все в порядке, – сообщил он. – Подкрепление идет… Вы почему меня не слушаетесь?!

Майор обращался к старшему Блинкову. Прапорщики с солдатами и Блинков-младший моментально плюхнулись на пол, а папа остался сидеть на табуретке. С невозмутимым видом он жевал бутерброд.

– Андрей Васильевич, у соседей на четвертом этаже работают сварщики, – мягко сказал он развоевавшемуся майору. – Вернее, работали, а теперь собрались уходить и отключают аппарат. Свет сейчас…

Не успел он договорить, как свет действительно зажегся.

В дверь звонили. Ничуть не смутившись, Василенко с пистолетом наизготовку побежал открывать.

– Весело живем, – заметил папа. – Митек, поставь еще раз чайник.

Подкрепление майор отпустил. И хорошо, а то у Блинковых уже кончались хлеб и масло для бутербродов.

На кухню вышел врач и, обращаясь почему-то к прапорщику Володе, строго сказал:

– Состояние ранбольной не внушает опасений. Контузии я не нахожу. Она действительно была в машине, в которую попали из гранатомета?

– Действительно, – ответил за прапорщика Василенко.

Блинковы, старший и младший, разинули рты.

– Фантастическое везение, – заметил врач. – Я, правда, не вполне понимаю, как она повредила лодыжку. Говорит, что просто споткнулась. Но чтобы с ее весом получить такое растяжение, нужно с третьего этажа спрыгнуть.

– Она несла на себе водителя, – пояснил Василенко.

– А, сегодняшний лейтенант, множественные осколочные ранения лица! – догадался врач. – Тогда все ясно. Он весит килограммов восемьдесят.

– Семьдесят девять, – механически поправил его Василенко. – Он штангист, весовая категория – до семидесяти девяти килограммов.

Врач понял его настроение.

– Не расстраивайтесь. Будет ваш лейтенант и штангу поднимать, и девушкам нравиться. Главное, глаза целы, а личико ему хорошо зашьют… Кто из вас муж ранбольной?

– Я, – мрачно сказал старший Блинков.

Врач посмотрел ему в глаза и ободряюще похлопал папу по плечу.

– Ну-ну, не стоит расстраиваться! Ваша жена легко отделалась. Поставьте в церкви свечку, если верите. И если не верите, все равно поставьте. Ей точно Бог помогает! Я бы на всякий случай понаблюдал ее в стационаре, но, раз она сама не хочет, настаивать не буду. Медицинский показаний для госпитализации нет. Пускай лежит в постели, лекарств ей никаких не нужно, а к вам – единственная просьба: обеспечить ей все условия. Это и сослуживцев касается, – добавил он, строго взглянув на Василенко.

– Так мы же обеспечиваем! – сказал Василенко. – Вон, уже сетку в окна вставили.

– Это зачем? – удивился врач.

– От гранатомета.

– Резонно, – заметил врач. – От гранатомета постельный режим не спасает. Но я вообще-то имел в виду, чтобы муж не заставлял ее готовить обеды, а сослуживцы – писать рапорта. Ей нельзя ни писать, ни читать, ни вставать надолго. – Врач обернулся к старшему Блинкову. – А если она вдруг начнет говорить что-нибудь странное или вести себя необычно, немедленно звоните мне. Телефон я оставил.

– Это вы называете «легко отделалась»? – спросил старший Блинков.

– Да, – кивнул врач. – Необычайно легко для таких обстоятельств.

Военные медики ушли. Минут через двадцать не прощаясь исчезли прапорщики с солдатами. Сетки они вставили во все окна – и на кухне, и в комнате Блинкова-младшего, и в родительской. Василенко провожал всех до двери и открывал им, сначала посмотрев на лестничную площадку в глазок.

А потом они с мамой стали разговаривать о служебных делах, а Блинковым снова было велено подождать.

Наконец, Василенко вышел к ним на кухню и сказал:

– Идите, она ждет. Олег Николаевич, ничего, если я пока душ приму? А то уже спать хочется.

Если папа и удивился, то виду не показал.

– Разумеется, – кивнул он. – Помойтесь да укладывайтесь. Митек, пустишь майора на свой диван? А для тебя раскладушку поставим.

Василенко улыбнулся.

– Невозмутимый вы мужик, Олег Николаевич! Моя жена полчаса выясняла бы, почему это чужой человек остается у нее ночевать и разрешения не спрашивает… А на раскладушке лягу я. В прихожей. Постельное белье не нужно.

– Хорошо хоть, не на коврике под дверью, – вздохнул папа и на «ты» попросил майора: – Андрей, скажи, что случилось, а то ведь Ольга темнить станет.

– Пожалуй, станет, – согласился Василенко. – Она боится вас напугать. Ладно, расскажу. В общем, мы добились большого трудового успеха…

Как и у многих людей, давно и дружно работающих вместе, у мамы с майором были непонятные для посторонних общие словечки. «Добиться большого трудового успеха» у них означало задержать иностранного разведчика, найти подпольный склад оружия и тому подобное.

В этот раз они вышли на след террористов, очень опасных профессионалов, обученных за границей в специальных лагерях. Трудовой успех был такой большой, что по их служебной машине шарахнули из гранатомета.

Майор с мамой собирались на встречу с перевербованным членом банды (теперь-то понятно, что это была ловушка!). Для подстраховки решили ехать двумя машинами: мама на служебной, а Василенко другой дорогой – на своей. К месту встречи они подъехали с разных сторон, и это спасло жизнь обоим.

Террорист, как было условлено, стоял у газетного киоска. Руки у него были пустые. Увидев машину контрразведки со знакомыми номерами, он схватил гранатомет и выстрелил.

Позже Василенко сообразил, что гранатомет ему подали из киоска. А тогда майору некогда было разбираться. Он успел выхватить свой «Стечкин» и открыть огонь мгновением раньше, чем террорист. Палил он в Божий свет как в копеечку, потому что сидел за рулем, слева, а преступник был справа. Но стрельба отвлекла гранатометчика, и тот попал не в дверцу, а в мотор маминой машины.

Водитель Валера был ранен осколками стекла, а мама, как говорят в таких случаях, отделалась испугом. То есть вытащила Валеру из полыхающей машины и, стреляя в нападавших, потащила его в сторону. Нападавших к тому моменту стало трое: гранатометчик, его сообщник в киоске и еще один в стоявшем поблизости джипе. У всех были автоматы. Но террористы не ожидали такой прыти от своих жертв. Думали, что добить женщину и раненого будет легко. А тут еще Василенко остановил свою машину и начал стрелять прицельно.

Короче говоря, Василенко с мамой отбились. Преступники удрали, не поняв, что у них обоих кончились патроны. Было непохоже, чтобы мама с Василенко в кого-нибудь попали. Зато сами остались живы. Так что мама была права, когда говорила Блинкову-младшему, что стреляла на «пятерку».

– И знаете, что она мне сказала? – заканчивая свой рассказ, интригующе спросил Василенко. – Говорит: «Валера кричал, что может сам идти, только ему глаза кровью залило. А я не разобралась и потащила его на себе. Растерялась, как дурочка с переулочка».

Блинков-младший почувствовал, что губы у него сами собой кривятся, и к глазам подступают слезы. Чтобы не реветь при Василенко, он вскочил и бросился в комнату к своей любимой контрразведчице, отважной и невозмутимой дурочке с переулочка.

Она лежала на диване, задрав на валик ногу в гипсовой лангетке. Лангетка – это половинка гипса вроде хоккейного щитка. Только этот щиток ей наложили на пятку. Блинков-младший остановился в дверях. Он подумал, что вряд ли все обошлось одной подвернувшейся лодыжкой. Мама, наверное, вся в синяках. Боясь прикоснуться к ней и сделать больно, Митек смотрел на маму и беззвучно плакал.

– Неужели я вижу слезы на глазах несгибаемого восьмиклассника?! – изумилась она. – Хочешь, я тебя обрадую, единственный сын? Завтра ты не пойдешь в школу!