Блондинка в бегах

Он кивнул.

- У вас нездоровый вид. Хотите, я вызову скорую помощь?

- Черт побери! Да мне необходимо поговорить с этим парнем! - заорал я, отказываясь верить своим ушам. - Как его имя, где он живет?

Лейтенант посерьезнел.

- Так, сейчас припомню... Джек... Джо... Я мельком посмотрел его удостоверение, понимаете, у меня куча дел...

- Стоп. Если я вас правильно понял, вы даже не составили протокол о происшествии?

- А вы что думаете, регистрационная книга полицейского отделения - это альбом автографов? Мистер, сюда поступил избитый парень. Вопреки моим настоятельным советам, он отказался предъявить вам обвинение, отказался от медицинской помощи. Мне не было нужды оформлять его!

- Так почему же вы не подождали хотя бы до моего прихода! На меня же было совершено нападение!

Лейтенант усмехнулся по-приятельски.

- А знаете, он вот заявил, что это вы его ударили первый - и без всякого на то повода с его стороны. Судя по тому, где у него была ссадина, я решил, что вы тоща! Ребята, что привели его сюда, сказали, что вы были вроде как пьяны. Я предложил пострадавшему предъявить вам обвинение, но он отказался. У меня не было оснований задерживать его.

- Да какого...

- Не надо орать. Тут вам не рюмочная! Вы, видно, большой скандалист, но мы здесь каждый день утихомириваем алкашей покруче вас. Позвольте взглянуть на ваши документы.

- Я потерял бумажник.

Он криво ухмыльнулся.

- Он мне уже рассказывал об этом... перед последним инцидентом с его участием, - раздался за моей спиной голос.

Я развернулся. Как это я не услышал шагов юнца-полицейского? Он доложил лейтенанту о том, как нашел меня на стройплощадке, о перестрелке. И о том, как нашел меня лежащим на тротуаре перед домом Кислы, и передал наш разговор со стариком-жокеем.

- Я звонил в городское управление, сэр, - продолжал юнец. - Вилли Кислы действительно был сбит на улице грузовиком в ноябре. Грузовик скрылся. А на этого человека у них ничего нет.

Лейтенант помотал головой.

- Такой брехни мне ещё не приходилось слышать! Закатайте рукава рубашки и поднимите штанины!

- Что?

- Делайте, что вам сказано!

Я продемонстрировал ему руки и ноги.

- Для наркаша у вас слишком здоровый вид, - пробурчал лейтенант. - Мой вам совет - идите домой и выспитесь хорошенько. А если будете настаивать на своем, я отправлю вас в психушку на обследование.

Я раскрыл рот, намереваясь что-то сказать, но раздумал. Я понял, что не только теряю здесь время, но что меня окружают недоброжелатели. Самое разумное было вернуться на Корк-авеню и побеседовать по душам со стариком-жокеем. Лейтенант, должно быть, умел читать мысли на расстоянии.

- Я пойду вам навстречу - отпущу вас. Но как только вы выйдете на улицу, поторопитесь уйти с нашего участка. Если вы тут ещё кого-нибудь побеспокоите, я на вас надену смирительную рубашку!

Я задумался на несколько секунд. К нам подошли несколько полицейских. Я чувствовал себя в западне. Пожав плечами, я двинулся к выходу. Весь мой гнев вдруг улетучился и сменился смертельной усталостью. Мне хотелось одного - поскорее вырваться из этой мышеловки, оказаться на яхте, с Роуз, и поскорее вернуться к Анселю на наш остров. Там самой важной проблемой был вечный вопрос, что делать - то ли загорать на пляже, то ли заняться подводной охотой. А может быть, я просто сошел с ума. Или все, кто меня окружал.

Выйдя из полицейского отделения, я стал думать, куда пойти. В кармане у меня не было ни цента. У меня даже не осталось окурка сигары. Я бы мог позвонить Роуз, но для телефонного звонка надо было иметь десятицентовую монетку. Но даже если бы мне удалось позвонить, Роуз пришлось бы ехать в Нью-Йорк спасать меня. А если переслать деньги телеграфом - то куда? Можно было послать ей телеграмму наложенным платежом, а потом сидеть и ждать её денежного перевода в офисе "Вестерн Юнион" - да только получу ли я перевод без документов? К тому же телеграмма могла вывести их на Роуз и на яхту. Мне нельзя было так рисковать.

В это время Роуз, наверное, уже начала беспокоиться, а может быть, даже отправились искать меня - и тут уж мы точно потеряем друг друга. Но как же мне покрыть эти чертовы сто миль - или сколько там - до Эсбюри-Парка? Кто согласиться взять на дороге такого оборванца, как я?

Из дверей отделения вышла колонна полицейских - они встали на тротуаре по стойке смирно. Сержант отпустил их по постам. Им на смену пришла новая колонна. Шла смена патрульных. Постояв немного и поглазев на чинный ритуал, я поспешил прочь. Во всем городе у меня не было никого знакомого, а мне надо было занять у кого-то денег, чтобы добраться до Роуз. Стоп - один приятель здесь у меня имелся!

Хэл Андерсон говорил, что живет в Нью-Йорке. Если он не в плаванье, я бы мог взять взаймы у него. Я вошел в аптеку и стал листать телефонную книгу. В Манхаттене я обнаружил трех Хэлов Андерсонов, двух - в Бронксе, ещё четырех в Бруклине и Квинсе. Я стал рыться в памяти, но не вспомнил названия компании, где работал Хэл. Но даже если бы я и вспомнил, вряд ли они дали бы мне его домашний адрес. Когда я спросил у аптекаря листок бумаги и карандаш, он окинул меня подозрительным взглядом и буркнул, что очень занят. Ох как я его понимал! Одного взгляда в зеркало было достаточно, чтобы ужаснуться собственной внешности.

Я отправился искать другой магазин. Войду в их телефон-автомат, думал я, и вырву из справочника нужную мне страницу. Какой-то коротко стриженный сопляк в старенькой куртяшке шел через улицу к своей запаркованной машине. Он махнул мне и зашагал в мою сторону. Я не сразу узнал в нем своего юнца-полицейского.

- Вам бы лучше держаться отсюда подальше, мистер Андерсон, - заметил он с усмешкой. Наш лейтенант, когда в плохом настроении, - сущий цербер. Он задаст вам жару, если вы его разозлите.

- Слушайте, почему он отпустил того парня и даже не записал его имя и адрес?

- Вообще-то это странно. Он должен был дождаться моего прихода. Но я на всякий случай кое-что себе записал.

- Вам известно его имя?

- Нет. Но я записал, что подозреваемый в нападении "неизвестный" был отпущен. Возможно, лейтенант был занят, да и вы встаньте на его место - в ваши показания трудно поверить!

- Ерунда! Он же отпустил его, даже не выслушав меня!

Юнец пожал плечами.

- Строго между нами - это удостоверение, по-видимому, выдано одним очень крупным учреждением. Мне бы не надо вам это говорить, но как передал наш радиоузел, тот частный сыщик работает на большую нефтяную компанию. Очень солидную!

- Нефть? Какое отношение нефть имеет к этому делу?

- Хотел бы я знать. Дело в том, что наш лейтенант не может диктовать большому начальству. А я не могу диктовать лейтенанту. Может, он слишком поспешил с этим частным сыщиком, но не более того. Нам же тоже приходится подчиняться закону.

- Только не надо о законе! За минувшие сутки меня избили, в меня стреляли, меня оклеветали, причем в основном все это проделали ребята с золотыми значками!

- Уж не знаю, во что вы замешаны, мистер Андерсон, но один совет я вам дам. Не околачивайтесь здесь, а не то с вами опять будут выяснять отношения ребята с золотыми значками.

- С меня хватит. Слушайте, вместе с бумажником я потерял и мелочь. У меня нет ни цента - я не могу даже на метро сесть. Вы можете дать мне доллар? Напишите мне ваш адрес и имя, и клянусь - завтра я вышлю вам пять. Или возьмите эти часы. Я разбил стекло там в кирпичах, но они ходят.

Полицейский стал шарить по карманам.

- Доллар? Вы видно путешествуете с шиком. Жетон на метро стоит пятнадцать центов. Вот вам тридцать - за эти деньги вы можете объехать весь город. И можете не возвращать. С вами не соскучишься. Давайте, двигайте отсюда!

Я взял четвертачок и пятачок. Он пошел к своей машине, остановился и крикнул:

- Могу довезти вас до центра!

- Спасибо, но мне надо сперва позвонить. Я ещё не решил, куда ехать. Узнаю, может, кто из знакомых найдется. - Я понимал, что несу полную чушь, но я уже никому не доверял.

- Ну и чудак, - ухмыльнулся он и сел за руль.

В какое-то мгновенье я чуть было не предложить ему сделку - за пятьдесят, а то и сотню "зеленых" довезти меня до Эсбюри. Но так рисковать я не мог.

Я прошел несколько кварталов, заскочил в кондитерскую и, зайдя в телефон-автомат, снова отыскал в книге всех Хэролдов Андерсонов. У меня было три шанса из девяти попасть в точку. Один к трем - ставка была весьма невыгодная. Кажется, Хэл что-то говорил о собственном доме, но насколько я представлял себе Манхаттен, там стояли все сплошь небоскребы. И я решил попытать счастья в Бронксе и Бруклине. Когда я попросил разменять мои двадцать пять и пять, мне показалось, что толстая тетка за прилавком готова вызвать полицию. Но нет, она молча дала мне три десятицентовика.

Я стал набирать номер первого Хэла Андерсона в Бронксе, стараясь крутить диск спокойно, чтобы не ошибиться. Мне ответил мужчина, который заявил, что не имеет отношения к чартерным рейсам, и повесил трубку. Потом я набрал номер бруклинского Хэла Андерсона. Там не отвечали. Я пережил несколько ужасных мгновений, дожидаясь, когда монетоприемник скинет мою неиспользованную монетку. Я позвонил второму бруклинскому Андерсону и, когда задал вопрос о чартерных рейсах, женский голос с мягким иностранным акцентом ответил: "Oui". Я догадался, что это жена-француженка Хэла и возликовал.

- Я Мики Уэйлен. Приятель Хэла из Флориды. У нас была яхта.

Наступило молчание, и я похолодел. А вдруг Хэл никогда не говорил про меня жене?

- А, да. Он часто про вас рассказывает.

- Хэл дома?

- Нет. Он вернется только на следующей неделе. Жаль, он бы с вами с удовольствием повидался.

- Миссис Андерсон, я в некотором роде попал в беду. Я понимаю, что вам это покажется неправдоподобным, но я упал и потерял бумажник. Мне и нужно-то всего несколько долларов, а я в Нью-Йорке никого не знаю кроме Хэла - и вас. Мне больше не к кому обратиться.

- Ну... - она опять надолго замолчала. - А как называлась ваша с ним яхта?

- "Морская принцесса". Хэл рассказывал вам, что мы встретились на Гаити пару месяцев назад?

- Да. Сколько вам нужно, мистер Уэйлен?

- Несколько долларов. Утром я приехал в Нью-Йорк, а тут приключилась эта петрушка с бумажником. Я могу к вам сейчас подъехать?

- Конечно. Вы...

В наш разговор встряла телефонистка и попросила бросить ещё пятачок.

- У вас машина? - спросила жена Хэла.

- Нет!

- Вы где?

- На Манхаттене.

- Тогда садитесь на метро - линия Д - и доезжайте до...

Телефонистка опять потребовала пятак.

- Я скоро буду, миссис Андерсон, мне придется до вас дойти пешком. Ждите!

Я повесил трубку и на последний десятицентовик позвонил отсутствовавшему Андерсону - на тот случай, если за мной следили, мне надо было блокировать предыдущий звонок. Я уже стал таким же нервным, как Роуз. Андерсона все ещё не было дома. Итак, у меня оставалось целых десять центов, а поездка в метро стоила пятнадцать.

Выйдя из будки, я вытер пот со лба и спросил у толстой тетки за прилавком, в какой стороне Бруклин.

Она ответила:

- Пройдете два квартала и свернете направо. Там метро. Сядьте в сторону центра и потом спросите кондуктора, где...

- Я пойду пешком. Так куда? - Я понимал, что наболтал лишнего. Если за мной следят, эта толстуха расскажет им про Бруклин - впрочем, Бруклин большой.

Она покачала головой, и все её подбородки пустились в перепляс.

- Вы комик! До Бруклина отсюда десять, а то и двадцать миль. А уж до Кони-Айленда и все пятьдесят! Поезжайте на метро!

- Я бы с радостью, но мне придется идти пешком! - Я показал ей монетку. - Я попал в аварию, потерял все деньги. Вот все, что у меня есть. Так куда мне идти?

- Через два квартала свернете направо, к станции метро, - ответила она, кладя на прилавок пятачок. - Вот возьмите. И прошу вас, никакого вина!

- Спасибо. Я не пьяница. Не смотрите на меня... Я вышлю вам письмом, как только...

Подбородки снова заплясали.

- Не беспокойтесь, я не прошу вас возвращать. Что такое сегодня пятак? На цент уже ничего не купишь. На пятачок почти ничего. У меня когда-то тут был большой выбор конфет - кулек на пятачок. А скоро и на десять центов ничего не купишь, а потом и на четвертак... Все это очень плохо. Страшно! Идите на метро - и чтоб ни капли шнапса!

У двери я повернулся к ней и произнес:

- Мадам, за сегодняшний день я неоднократно убеждался в никчемности рода человеческого. Вы - приятное исключение. Желаю вам всего наилучшего! и с этими словами я отвесил ей поклон.

Шагая к метро, я раздумывал, не свихнулся ли - я уже начал изъясняться как профессиональный попрошайка. Это я-то, который накануне вечером раздавал всем кому ни попадя десятки.

Оказавшись на платформе, я спросил у смотрителя, в какую сторону Бруклин. На что он ответил:

- Бруклин большой. Куда именно вам надо попасть?

- Просто в Бруклин, - отрезал я, подозрительно косясь на него.

- Тогда садитесь в любой экспресс, - ответил он, с омерзением оглядев мою одежду.

Я зашел в полупустой вагон и тут только понял, какой у меня клоунский вид. Девчонка напротив прыснула в руку. Когда я сидел, из-под оторванного лоскута штанины виднелась моя голая нога. Мой порванный ботинок тоже был на виду. Я накрыл штанину полой пальто, но и на ней зияла дыра. Я встал и подошел к налепленной на стене карте Бруклина - найти улицу, где жил Андерсон. В своей жизни я повидал много карт морских маршрутов, но такого лабиринта, каким оказалась карта Бруклина, мне ещё не доводилось видеть. Наконец я нашел авеню, пересекавшую нужную мне улицу, и понял, на какой станции метро мне сходить.

Чем ближе к центру, тем больше народу набивалось в вагон. Меня мучил вопрос, "ведут" меня или нет: мне не хотелось приводить "хвост" к Хэлу. Тут я вспомнил рассказ Роуз о том, как она спасалась от слежки - выскакивая из первого вагона метро и дожидаясь, не выйдет ли за ней кто-то из дальнего вагона.

Ехать мне было ещё очень далеко, так что я пошел по поезду к головному вагону. Чтобы моя окровавленная шея не привлекала ничьего внимания, я поднял воротник. Дойдя до первого вагона, я вышел из двери и стал смотреть вдоль поезда. Толпы людей входили и выходили. На платформе была сущая толчея. Но через несколько остановок все изменилось - платформы опустели. Я вышел и стал ждать. Из пятого вагона показалась симпатичная девушка. Еще дальше - старик. Я сделал вид, что возвращаюсь обратно в вагон, но они продолжали спокойно идти к выходу. Я вскочил в вагон, когда двери уже закрывались.

Я проделывал этот фокус на каждой станции и скоро уже был почти уверен, что хвоста за мной нет. Поезд нырнул в туннель. Через четыре остановки мне надо было выходить. Я проделал свой обманный трюк. Мне показалось, что какой-то парень высунул голову из соседнего вагона. Когда двери начали закрываться, я сделал вид, что прыгаю обратно. Голова парня исчезла. Я смог разглядеть только его коричневую шляпу и, когда его вагон прогрохотал мимо меня, я снова увидел эту шляпу - за ленточку было лихо заткнуто красное перышко. Или мне это только показалось...

Поднявшись на улицу, я оказался в районе, очень смахивающем на маленький городок на Юге - тянущиеся вереницы частных домов и несколько магазинов, обсаженные деревьями улицы. Боясь задать лишний вопрос, я стал петлять по улицам, пока не нашел нужную мне авеню. Я двинулся по ней. И то правда - Бруклин оказался большим. Через полчаса я все ещё шагал, ноги мои болели и все тело ныло. Мой правый ботинок держался на честном слове. Я остановился у мусорного бака и стал там рыться, пока не нашел шнурок. Я обвязал ботинок шнурком и, подняв голову, увидел толстую бабку, которая смотрела на меня в упор и укоризненно цыкала. Шнурок сделал свое дело. Я прошагал ещё полчаса, останавливаясь у витрин, чтобы заглянуть себе за спину, и сворачивая в тихие переулки. Слежки я не заметил. Но за мной легко было следить и издалека: здоровяк в драном пальто отлично просматривается на местности.

Когда я миновал станцию метро, было уже почти шесть. Смеркалось. Я понял, что лучше было бы все же спросить дорогу - я бы сэкономил кучу времени и сил. Мимо меня то и дело проносились автобусы - и они ничуть не способствовали улучшению моего настроения. Я гробил себя из-за каких-то пятнадцати центов. Даже в дни своей беспутной юности я не был так нищ!

Наконец я добрался до улицы Хэла. Я пошел по ней, глядя на таблички домов. Я был в квартале от цели. Чтобы окончательно запутать своих воображаемых преследователей, я возвратился на авеню и свернул на соседнюю улицу. И тут мне стало плохо. Я увидел, что за мной увязался здоровенный парень - с красным перышком на шляпе! Я остановился поглазеть на витрину бакалейной лавки, он прошел мимо и - остановился у витрины следующего магазина! Я обошел его и оглянулся. Ну точно - он меня выслеживал...

Дойдя до угла, я остановился и сделал вид, будто что-то ищу в кармане. Ясное дело, не мог же он тоже встать на этом углу. Парень в шляпе свернул в тихий переулок и когда мы проходили мимо жилой многоэтажки, он вдруг нырнул в служебный вход. Я прыгнул туда же следом за ним, решив, что уж на этот раз разберусь с гадом!

Мы шли по узкому бетонному коридору, тускло освещенному единственной лампочкой., Как только я нагнал его, он резко обернулся и тут же рухнул под ударом моего тяжелого кулака. Он упал на колени, а потом вперед, на лицо, и его шляпа с ярким перышком укатилась в сторону. Я обыскал его. Ствола при нем не было. Я достал бумажник. Там лежали три доллара и какие-то удостоверения. Судя по одному из них, он был членом какой-то благотворительной организации. Другое аттестовало его как истопника. В третьем и последнем он значился как домосмотритель. На мгновение все это меня озадачило, потом я с ужасом прочитал адрес. Выбежав на тротуар, я посмотрел на номер дома - тот же самый, что и на его удостоверении...

Если бы у меня не был порван ботинок, я бы сделал спринтерский рывок. Я быстро пошел по направлению к улице Хэла. В моей голове крутились несколько мыслей. Парень оправится. Я оставил бумажник рядом с ним, так что за грабеж меня не арестуют. Но неужели я сходил с ума? Я послал в нокаут ни в чем не повинного сторожа, только потому, что у него на шляпе торчало красное перо!

Боже, если бы меня кто-то увидел, если бы тут поблизости оказались полицейские, они бы поволокли меня в отделение и я бы угодил за решетку. И поделом. Кто бы мне поверил? Я бы и сам не поверил! Чего же удивляться, что Роуз снедал ужас: подозрительность и страх может подействовать на нервную систему посильнее всякого наркотика.

Вряд ли этот домосмотритель меня разглядел. Вряд ли он сможет меня опознать - так что мне ничто не угрожает. Но если меня повяжут... И зачем я только подбил Роуз приехать в Штаты? Какая несусветная глупость!

8.

Хэл обитал в новеньком симпатичном особнячке - кирпич и брус - с большими венецианскими окнами и был как две капли воды похож на соседские дома. На улице было безлюдно, я постарался незаметно прокрасться к дому и взбежал по ступенькам на крыльцо. Тут только я увидел, что в доме живут две семьи. Я позвонил в звонок под табличкой АНДЕРСОН, но за дверью стояла мертвая тишина.

На тихую улочку с авеню свернул мужчина. Я нажал на пупочку звонка. Ни звука. Надо было побыстрее сматывать удочки. Я ткнул ладонью в дверь. Она оказалась не заперта. Войдя в крошечную прихожую, я оказался перед двумя дверями, благоразумно толкнул дверь, перед которой лежал коврик с большой буквой А. Взобравшись по крутой лестнице на второй этаж, я оказался ещё перед одной дверью. Постучал. Мне ответил детский голосок:

- Господи ты Боже мой, мама, ты же знаешь, что открыто!

Открыв дверь, я увидел маленькую девочку-длинноножку лет пяти. Она была голенькая и стояла посреди большой обшарпанной гостиной. На стенам было развешено множество картин, в углу стоял большой книжный шкаф, рядом с ним - швейная машина и пишущая машинка на столике. В другом углу старое кресло топорщило вверх ножки - его заново обтягивали парусиной. Старая обивка была частично снята и под ней обнаружился скелет из стальных прутьев и пружин. На полу стояла банка с клеем. Комната была просторная, с низким потолком и казалась обшарпанной только по причине обшарпанности вполне современной мебели, видимо, понесшей урон от этой пятилетней малышки. Я решил, что при виде меня девчушка завопит, однако она спокойно спросила:

- Это тебя мама ждет? - При этом она скорчила ехидную-преехидную рожицу.

- Надо думать, меня. А где мама?

- Глаза закрой!

- Зачем это?

- Господи ты Боже мой, неужели тебе не известно, что мальчишкам нельзя смотреть на голых девочек! Я собираюсь принять ванну. А ты закрой глаза.

Зажмурившись, я спросил:

- Так где мама, малышка?

- Вот я тебя и поймал! - резко произнес под моим правым плечом высокий голос. Я так и подпрыгнул, а сердце ушло в пятки. Резко развернувшись, я увидел мальчишку лет семи с игрушечным автоматом в руке. Я слабо улыбнулся. Он был так похож на Хэла, что мне даже стало не по себе.

- Что, напугал, а? - спросил Хэл-младший.

- Да уж. А где...

- Пожалуйста, закрой глаза, я иду в ванную! - попросила девочка.

Я отвернулся от неё и воззрился на мальчишку, а тот выпустил в меня очередь искр.

- Ты не закрыл глаза! - укоризненно заверещала девочка.

Зажмурившись , я сказал:

- Слушай, кончай болтать и давай-ка отправляйся быстро в ванную! - и чуть приоткрыл глаза.

- Ты же не папа. Чего это я буду тебя слушаться? - возмутилась девочка.

- Шла бы ты в ванну, Бесси, а то сейчас мама вернется! - строго прикрикнул на неё мальчик.

- Да пошел ты, Франсуа! Мама же тебя предупреждала чтобы ты не целился из этого автомата в...

- Слушай, называй меня Фрэнком! - Мальчик шагнул к сестре и выпустил в неё очередь. Она завопила и бросилась в ванную. У меня голова гудела от этого бедлама. Мальчик вернулся и одарил меня панибратской ухмылкой - мол, знай наших.

- Девчонки такие зануды. Эх, вот бы мне такую же суровую физию, как у тебя. Ты мне принес гостинцев, Мики?

- Я вам обоим пришлю гостинцы - по почте. А откуда ты знаешь, как меня зовут?

- Да папка о тебе много рассказывал. У него есть твоя фотка, когда ты был боксером. Послушай, а разве можно по почте прислать большую вещь? Ну, там, велик или санки? У нас тут на днях снег шел, и я сказал...

На лестнице за дверью послышались торопливые шаги. Мы обернулись и тут в комнату вбежала маленькая женщина. Молодая, с серьезным, немного полным лицом, огромными лучистыми глазами и коротко стриженными каштановыми волосами. На ней были старенькие джинсы в потеках краски и синий свитер. Присмотревшись к ней, я заметил, что она довольно-таки крепенькая.

Выставив вперед маленькую ручку, она произнесла:

- А вы, должно быть, Мики. Я Колетт.

Я пожал руку, и она что-то пробормотала по-французски, кажется, что она уж и не надеялась меня увидеть, а потом добавила по-английски:

- Почему вы так задержались? Я думала, вы заблудились. Я даже спустилась вниз посмотреть, работает ли звонок. Не работает. Мне пришлось сказать об этом хозяину. А я уж подумала, что вам никто не открыл и вы ушли. - Все это она выпалила на одном дыхании.

- Хозяин дома - мистер Джонни. Он живет под нами на первом этаже, сообщил мальчик. - У него есть настоящий пистолет. Он сержант полиции.

Колетт по-французски сказала мальчику, что в разговор взрослых встревают только невоспитанные дети и что ему пора готовиться к ванной.

- Э, да можешь ты говорить по-американски, мам! - отрезал мальчуган и выбежал из комнаты.

- Очень рад познакомиться с вами, миссис... Колетт, - изрек я на своем гаитянском французском. Понимая, что долго мне тут ошиваться не стоит, я все же бы обрадован столь радушной встрече.

- Я буду звать вас Мики, потому что я про вас много слышала. Где-то у нас есть ваши с Хэлом фотографии. И всякий раз, когда по телевизору показывают этот ужасный бокс, Хэл вспоминает про вас. Вы прямо-таки его кумир!

- Вот это приятно слышать! - ответил я с идиотской улыбкой. Когда она перешла на английский, я оставил свой варварский французский. То, что я для Хэла кумир, было для меня новостью. - Мне бы не хотелось... Я очень спешу, так что...

Тут её глаза взгляд подметил мой рваный башмак и порванное пальто.

- Что с вами стряслось? - спросила она спокойно.

Именно это спокойствие и помогло мне её вычислить: Колетт была из тех хлопотливых сердобольных малышек, которые все умеют и все всегда успевают. И если встречаешься с такой хлопотуньей раз в месяц - или какой там график был у Хэла - это не так уж плохо.

- Легче сказать, что со мной не стряслось. С того момента, как я приехал сегодня утром в Нью-Йорк, я попал в целую серию передряг. Я, знаете ли, тот магнит, который притягивает к себе все несчастья. Но я не стану утруждать себя и вас рассказами об этих несчастьях, а не то вы сочтете меня отъявленным лгуном. Самое главное мое несчастье - то, то я потерял бумажник, где лежали все мои деньги. Вы можете одолжить мне хотя бы десять долларов? Через пару дней я верну их вам почтовым переводом.

- Конечно. Раздевайтесь. Отдохните. Я приготовлю вам поесть.

- Это просто замечательно. Но я ужасно тороплюсь. Мне надо немедленно позвонить. Так что если бы вы могли дать мне денег...

- Позвоните от нас, - и она махнула рукой на телефон.

- Нет, лучше не стоит.

- Ах вот оно что! - и в её глазах вспыхнул неподдельный интерес, точно я был загадкой, которую ей предстояло решить.

- Нет-нет, не подумайте, тут нет ничего предосудительного. Беда в том, что я и сам пока не понимаю, что происходит. Так что если вы одолжите мне денег, я снова буду на коне.

- Но вы же не можете уйти в таком виде. Посмотрите на свои ботинки. Похоже, вы носите обувь того же размера, что и Хэл. Ну хотя бы примерьте его ботинки!

Дверь в ванную отворилась и из-за неё выглянула девочка в розовом халатике.

- Иди смотри телевизор у себя в комнате и не мешай нам! - сказала Колетт. - И скажи то же самое Франсуа. Оставайтесь оба в комнате!

Девочка безмолвно кивнула и важно прошествовала в глубь квартиры.

- Пожалуйста, извините меня за этот беспорядок. Мои картины и дети отнимают столько времени - я даже не успеваю прибираться в доме!

- Так эти картины на стене - ваши?

- Ну да! Нравится?

- Очень!

- У нас такой хаос! Мы чиним кресла.

- Я и не знал, что у Хэла такие золотые руки! - пробормотал я, идя за ней в спальню.

- Э, он только мастер языком трепать! - засмеялась она. - Это я все делаю. Так много работы. А тут ещё сын и дочь. Скоро нам понадобится отдельная комната для девочки. А арендная плата за квартиры знаете какая! Но если мы переедем на новое место, может быть, у меня наконец появится своя студия. Садитесь на кровать и примерьте!

Спальня была обставлена современной мебелью с острыми углами, грозившими проткнуть мне бок. Я сел на низкий пуфик и распахнул плащ.

Наверное, у нас обоих на лицах возникло одинаковое выражение изумления. Она уставилась на мою окровавленную шею, а я на висящую над кроватью фотографию в рамочке: несколько юношей и девушек с автоматами в руках. Крепко сжимающая автомат девчушка с двумя косичками была никто иная, как Колетт.

Она выронила из рук башмаки Хэла, которые только что достала из стенного шкафа, и бросилась ко мне.

- Да вы ранены!

- Упал и ушиб голову, - ответил я, не отрывая взгляда от фотографии. Это что, боевое оружие?

- Вам надо... - Она осеклась и проследила направление моего взгляда. А, да, во время войны я была с "маки" - это подпольное движение сопротивления во Франции. Снимайте пальто и рубашку.

- Да не беспокойтесь. Это просто кровоподтек.

- Глупости! Я обработаю рану. Я кстати преподаю основы первой помощи в вечерней школе. Раздевайтесь!

Повинуясь ей, я стянул с себя одежду и остался в одних штанах.

- А вы такой же крепыш, как мой муж, - сказала она. - Погодите, я уведу мальчишку из ванной. Вы точно не хотите обратиться к врачу?

- Не хочу.

- Тогда подождите.

Она выбежала из спальни, а я встал и подошел к фотографии поближе. Да, ребята не позировали перед объективом ради понта, так что сомнений не было: ребятки держали в руках свое личное оружие.

Колетт позвала меня, я вышел и столкнулся с мальчиком в синем халате. Он спросил:

- Тебе тоже приходится каждый вечер принимать ванну?

Я подмигнул ему, а он продолжал:

- Можешь поиграть с моей атомной подводной лодкой, если хочешь.

Колетт заставила меня нагнуться над ванной, умело промыла рану на голове и даже умудрилась выбрить пораненное место. Потом я воссел на унитаз, а она сняла с меня ботинки и носки и заклеила пластырем вздувшиеся мозоли на пальцах. Мне стало неловко.

Пока я мылся, Колетт принесла в ванную ботинки, носки, старую автомобильную куртку, плотную рубашку и штаны. Все подошло, и, одевшись, я почувствовал себя превосходно - впервые за многие часы. Вдобавок ко всему я даже наскоро побрился лезвием Хэла.

Когда я вышел из ванной, Колетт захлопала в ладоши.

- Ну, теперь вы точно заново родились! Выпейте бренди, а я пока приготовлю ужин.

- Мне надо идти - и позвонить! - завел я свою шарманку, отпивая бренди. Бренди оказался крепким и с отличным букетом.

- Да, забыла совсем. Вот деньги. Этого хватит? - Она вытащила из кармана джинсов четыре пятерки.

- Вполне. Я вышлю деньги и одежду как только...

- Да не надо об этом беспокоиться. Вы точно не попали в беду? Вы можете остаться у нас, пока Хэл не вернется - я посплю на кушетке в гостиной.

Бренди вернул меня к жизни.

- Нет. Спасибо за все. Я не в беде. Просто, я изо всех сил, точно голодный кот, рыскал в поисках банки сметаны, а нашел только чашку кислого молока... - Теперь меня больше всего радовали эти двадцать долларов в кармане. Теперь путь к Роуз был открыт. Я вволю наигрался в детектива и теперь, оказывается, даже мог шутить на эту тему.

- Comment?

- Так, шутка, непонятная непосвященным. Я пытался найти одного дядю. Он немец. Фамилия Кислы - вроде как кислая капуста. Но оказалось, что его давно нет в живых. Вообще та ещё история - просто детектив. В этой истории фигурирует некая азиатка по имени Ми-Люси-а...

- Девушка?

- Ну да, из какой-то бывшей британской колонии. По-видимому, горячая штучка: её называют просто Ми-Люси и потом с придыханием произносят "а"!

- Можете произнести её имя по буквам?

- Да что вы, Колетт! Я с трудом запомнил это имя. А что?

- А этот ваш мертвец, как его звали? - в её голосе послышались нотки тревоги.

- Все мои беды начались с того мгновения, когда я заикнулся про Вилли Кислого. Точнее Кислы. Почему это вас так заинтересовало?

- Он ваш приятель?

- Я его в жизни ни разу не видел. Я только хотел узнать у него что-нибудь про человека по фамилии Фодор... - Черт побери, меня так развезло, что я опять, в который уже раз, не мог вовремя прикусить свой дурацкий язык. Я бросил на Колетт подозрительный взгляд.

- Мики, вы разве не знаете, что такое... Милуса?

- Да это девица какая-то, которая... - тут я похолодел. - Так вы её знаете? - У меня сжалось сердце. Ну выберусь ли я когда-нибудь из этой чертовой мышеловки, куда меня занесла нелегкая?

Она кивнула. Ее огромные глаза сверкали.

- Милуса - это не девушка, а деревушка в Алжире. Там было совершено чудовищное преступление.

- Деревушка? Какое преступление?

- Массовое убийство. Все жители деревни - мужчины, женщины и дети били изрублены на куски. Мики, как же вы оказались замешаны в такое дело?

- Почему замешан? Я до сей минуты даже не знал, что это деревня. И хотел бы поскорее об этом забыть. Слушайте, мне очень не хочется обрывать наш разговор на этой ноте, но мне действительно пора. Тут поблизости есть телефон-автомат?

- Как выйдете из дома, сверните налево. На углу увидите лавку "газеты-журналы". От нас не хотите позвонить?

Я покачал головой.

- Еще раз спасибо за все.

- Вот что, Мики. Позвоните и возвращайтесь. Я должна вас покормить. Я хорошо готовлю. И дам вам в дорогу бутербродов.

- Я не могу...

- А я настаиваю! Я буду страшно обижена, если вы не оцените мою стряпню. Лишние полчасика погоды не сделают. Да это и невежливо...

- Ладно, пойду позвоню, а там видно будет. - Я двинулся к выходу, а Колетт схватила какую-то старую шляпу и сунула мне в руку.

- Вот, наденьте, прикройте рану. И обязательно возвращайтесь. Не только поужинать. Я должна с вами обсудить кое-что важное. Дело касается Хэла.

- Ладно, вернусь, - пообещал я, изучая свое отражение в зеркале у входной двери. В обносках Хэла я был похож на стопроцентного американца. Вот только ростом выбивался из стандарта.

На улице уже стемнело, и я успокоился - но лишь до той секунды, пока не понял, что тьма может служить отличным прикрытием и для моих возможных преследователей. Сообщил ли в полицию тот бедняга-домосмотритель о нападении на него в подвале? Наверняка уж. Так что полиция сейчас, возможно, прочесывает всю округу. Но меня настолько вдохновляла мысль о предстоящем разговоре с Роуз, что я и думать больше ни о чем не мог. Даже о поразительном известии, что Ми-Люси-а - или Милуса - это городишко в Северной Африке. Впрочем, как и все прочие события этой адской круговерти, в которую я попал, это ровным счетом ничего не проясняло. Да и Колетт могла ошибаться.

Я для начала хорошенько осмотрел газетную лавчонку через витрину, потом вошел и купил две сигары, чтобы разменять пятерку. Набрав номер судоремонтной мастерской в Эсбюри, я с нетерпением стал ждать, когда Роуз возьмет трубку. Прошла целая вечность. Я ощутил уколы ледяных иголочек тревоги. Но лед мгновенно растаял от знакомого голоса Роуз:

- Мики?

- Да! Дорогая, я в большом городе, еду к тебе.

- Ох, Мики! Я уж не знала, что и думать! Ты же давным-давно должен был быть здесь! Что-то случилось? - Ее голос звучал напряженно. Наверное, помехи на линии. А может, она просто приложилась к бутылке.

- Нет, все нормально. Тут правда произошел один инцидент.

- Ты ранен?

- Нет же, милая! Я потерял бумажник. Вот мне и пришлось тут исхитриться и раздобыть денег, чтобы хотя бы позвонить тебе. Но теперь все устроилось и я через пару минут выезжаю. Как там дела у тебя?

- Все тихо, только за тебя беспокоюсь. Прошу тебя, Мики, поторопись. Родной мой, я хочу, чтобы ты был рядом. Я без тебя просто подыхаю!

- Сиди и никуда не уходи. И смотри, поменьше обнимай бутылек! Пока что нам все ещё грозит опасность! - Говоря это, я зарделся как помидор - от прилива чувств. Я почему-то стал про себя твердить, что пусть Хэлу и досталась такая проворная и даже героическая малышка, но Колетт до моей Роуз было как до Луны!

Повторив свою просьбу никуда носа не казать с "Морской принцессы" и держать ухо востро, я повесил трубку. Я начал уже было набирать номер автобусной станции, как вдруг заметил перед телефонной будкой плотненького коротышку. Он сверлил меня взглядом. Меня опять охватило острое чувство страха, но тут я заметил, что он без галстука. Похоже, коротышка просто выскочил из дома позвонить.

Потом я вспомнил и домосмотрителя, которого огрел по башке в подвале. В тот раз мне повезло, но если я ещё кого-нибудь огрею по башке в этом квартале, мне точно не поздоровится. И тут я решил блефануть. Набрав номер автобусной станции, я повесил трубку и высунул голову из будки.

- Вам надо позвонить?

- Да уж надо! - визгливо завопил он. - Мне надо сделать десяток важных звонков, но моя доченька, видите ли, весь вечер висит на телефоне! Это же неслыханно, чтобы нельзя было воспользоваться собственным телефоном!

Я вышел из будки.

- Звоните. Я подожду.

- Мне надо сделать несколько звонков. Я только один раз позвоню, а потом вы...

- Ладно, ладно, я не спешу.

Закурив сигару, я подошел к полке с телефонными справочниками и стал листать их в поисках карты штата Нью-Джерси. Карты не оказалось. Когда коротышка освободил будку, я снова набрал номер автобусной станции и узнал, что последний автобус на Эсбюри ушел полчаса назад. Клерк оказался разговорчивым и посоветовал мне сесть на поезд до Ньюарка, а там пересесть на другой поезд или автобус до Ред-Бэнка. Такси от Ред-Бэнка, по его словам, обошлось бы мне всего в несколько долларов. Позвонив на вокзал, я выяснил, что до ближайшего поезда на Ньюарк у меня было в запасе полтора часа, а потом поезда будут ходить через каждые тридцать минут.

Я присел и задумался. Денег для этого путешествия мне хватало, так что было бы лучше - и для меня, и для Колетт - если бы я не стал к ней возвращаться. Правда, она готовила для меня еду и, черт его знает, что она надеялась услышать от меня про Хэла. Мне не хотелось оказаться неблагодарной свиньей, но время для политесов было неподходящее. С другой стороны, у меня ещё оставалось полно времени, а сидеть у неё в доме было лучше, чем болтаться на улицах.

Я подумал купить для её детей коробку конфет - но это очень уж смахивало бы на то, как если бы карточный шулер занял у тебя деньги, чтобы сыграть с тобой же в очко. Я медленно зашагал к дому Андерсона, то и дело оглядываясь по сторонам - не следят ли за мной. Я чувствовал себя как альпинист-любитель, который заблудился в тумане у вершины Монблана.

Колетт поставила пластинку с новомодной рок-туфтой и сказала, что ужин сейчас будет готов. Я исследовал кресло, которое она ремонтировала, и подивился её плотницкому мастерству. Она позвала меня в кухню, заставленную новенькими электробытовыми приборами, и предложила простой бутерброд с сыром. и кофе. Она приготовила для меня пакет с бутербродами, что было даже очень кстати - с этим пакетом я буду вылитый рабочий ночной смены. Я съел бутерброд, выпил кофе и уже собрался было встать, как она налила мне вторую чашку.

- Вы позвонили? Все в порядке?

- Да. Поверьте, я обязательно вышлю вам деньги.

- Мики, не уходите. Еще минуту!

- Колетт, я не большой любитель трепать языком. Уж не знаю, что вы хотите выведать у меня про Хэла, но я ничего не знаю...

- Я просто так вам сказала - чтобы вы вернулись. Мики, вы должны подождать ещё немного. Это очень важно. С вами хочет поговорить один человек. Он скоро приедет.

- Кто-то едет сюда? Да как...

- Я сама позвонила Жаку. Вы должны поговорить с ним о Милусе. Можете ему доверять.

- Ну что вы за лихая девица! - прошипел я, стараясь не повышать голос: мысль о проживающем на первом этаже полицейском не давала мне покоя. - Я никому не доверяю! В последние двенадцать часов в меня стреляли, мне угрожали, били и чего только ни делали! Теперь моя твердая жизненная позиция - ни во что не вмешиваться! Вы сообщили ему мое имя?

- Да, кажется, я сказала, что вас зовут Мики. Но вы можете ему доверять, как и мне. Вы должны нам доверять!

Тут я буквально кожей ощутил нависшую над нами с Роуз опасность: они знали мое имя и название моей яхты - теперь нам крышка! Я двинулся в гостиную. Колетт повисла у меня н плече.

- Я же поверила вам! - яростно заявила она. - Когда вы пришли ко мне в дом, я же на стала спрашивать, какое преступление вы совершили, и не стала опасаться, что пострадаю из-за вас! Вы лучший друг Хэла, и я не причиню вам вреда!

Я молча посмотрел на неё и пробормотал:

- Вы не понимаете... Самое лучшее, что я могу сделать для вас и ваших детей - это поскорее унести ноги...

- Мики, похоже, это вы ничего не понимаете. Я не знаю, притворяетесь вы или действительно не в курсе происходящих событий. Жак - хороший человек, он умный, он сотрудник французского консульства. Он поможет вам.

- Да чем он может мне помочь? Колетт, будьте благоразумны, дайте мне уйти!

- Нет. Видите ли, мне кое-что известно. О Вилли Кислы. И чуть больше о Милусе. Мики, возможно, вы владеете документами, имеющими для нас чрезвычайную важность!

- Кто это "мы"?

- Люди доброй воли. Правда о Милусе очень важна для нас.

- Что важно? Я что-то не пойму...

- Дождитесь Жака, он расскажет вам куда больше, чем я. Мики, вы не должны бояться ни Жака, ни меня. Поверьте!

- Черт побери, да с чего вы взяли, что я боюсь! - рявкнул я и стал лихорадочно соображать, что мог рассказать ей Хэл из того, что я по глупости наболтал ему про Роуз тогда на Гаити. И ещё в моей несчастной больной голове крутились две мысли. Первое - ведь я искал "Кислого" для того, чтобы узнать у него, в какую передрягу оказалась замешана Роуз. И вот на тебе, именно сейчас, попав в западню Колетт, я мог наконец получить всю интересующую меня информацию. Второе - и это очень тревожило меня - я понимал, что если сейчас сбегу, Колетт выложит своему приятелю Жаку мое настоящее имя. И тогда уж он точно ухватится за ниточку, которая приведет его к моей яхте и к нашему острову... И прощай наше последнее прибежище!

Колетт стояла передо мной, загораживая входную дверь.

- Ну конечно, я вам доверяю, почему бы нет, - проговорил я. - Но я настаиваю на одном: ни при каких обстоятельствах вы не должны называть ни Жаку и никому другому мое настоящее имя. У меня на то есть свои причины. Договорились?

- Договорились. Как скажете, Мики. Я не желаю вам зла!

- Но вы можете навлечь на меня беду, сами того не сознавая! Вот как сейчас - почему вы пригласили Жака, даже не спросив моего согласия?

Она отвела взгляд.

- Я просто не допускаю мысли, что вы по другую сторону баррикады!

- А кто на этой стороне?

- Люди доброй воли. Цивилизованная часть человечества.

Я всегда был не шибко силен разгадывать загадки.

- Я ничего не знаю об этой баррикаде, но давайте условимся о двух вещах: вы ни под каким видом не называете моего настоящего имени, а я подожду ровно десять минут, пока не приедет ваш...

Тут с улицы раздался стук в дверь. Колетт стремительно сбежала вниз по лестнице и вернулась в компании крепкого, средних лет мужчины в строгом костюме. Когда он снял черную шляпу и черное пальто с бархатной оторочкой, его лицо показалось мне знакомым. Колетт быстро лопотала по-французски, а он пристально смотрел на меня, слегка дуя на кончики пальцев. Голова у него была совсем седая, а вокруг глаз змеились усталые морщинки. И тем не менее у меня возникло впечатление, что он не намного старше меня, а может быть, даже моложе. Он несколько раз кивнул и стал медленно потирать тонкие руки. Когда-то я знавал одного парня - у него были точно такие же тонкие, но очень сильные руки, которые виртуозно обращались с ножом. Он сел на кушетку в гостиной, указал на кресло и сказал с резким - возможно, притворным британским акцентом:

- Давайте поговорим, месье Мики.

Услышав этот акцент, я тут же вспомнил старика в водолазке. Жак буравил меня взглядом, я тоже не спускал с него глаз. И почти сразу понял, где уже видел это лицо: в компании юных французских партизан на фотографии в спальне Колетт - правда, в ту пору он не был седым. И судя по его позе на той фотографии, он был у тех юнцов командиром.

- Ладно. Я вас слушаю.

Он ответил усталой улыбкой.

- Как угодно, месье Мики... А дальше?

- Маус! - выпалил я не раздумывая.

- Ага, месье Маус, - продолжал он серьезно. - Очень хорошо. Месье Мики Маус - человек с большим чувством юмора, который обожает забавлять своих собеседников. Но шутки в сторону. Не будем зря терять время, к тому же, как я понимаю, вы спешите. Поэтому не соблаговолите ли сообщить мне, зачем вы искали покойного месье Кислы?

- Я его не искал. Я искал одну девицу, с которой когда-то познакомился. Она упоминала при мне какого-то "Кислого". Как я рассказывал Колетт, мне было легко запомнить эту немецкую фамилию по очень простой ассоциации: немец Кислы - кислая капуста. Я потратил массу времени, чтобы отыскать того Кислы, который, вероятно, мог бы указать мне местопребывание той девицы... Или этой самой Ми-Люси, которая могла бы мне помочь. Я-то думал, что это азиатская секс-бомбочка. А Колетт вот говорит, что это название населенного пункта. Что-то я ничего не понимаю. Все так запутано!

- Верно. Трудно поверить, что в наше время можно найти столь наивного человека - вроде вас. Но вернемся к женщине, которую вы искали - зачем она вам?

- Кстати о наивности. А что, по-вашему, может хотеть мужик от симпатичной телки? В прошлом году мы провели с ней в Канаде упоительную неделю! Я хотел, как говорится, пропустить по второй - вот и стал её здесь искать.

- Ее зовут Роуз, а её мужа Йозеф Фодор?

- Ее зовут Мэри и мы не обсуждали её мужа.

Он взмахнул тонкими руками, точно отмахивался от назойливой мухи, и мне показалось, что под пиджаком у него обрисовалась кобура.

- Это высокая красивая женщина, с отличной фигурой и...ммм... эффектными формами? Актриса?

- Это высокая блондинка, симпатичная. Но давайте ближе к делу. О чем идет речь?

- Вообще-то по большом счету тут речь идет о добре и зле, месье Маус. Летом 1957 года, когда в Алжире была в полном разгаре гражданская война между французской регулярной армией и алжирскими повстанцами, мир содрогнулся, узнав, что в одной горной деревне было безжалостно уничтожено все население. Деревня называлась Милуса. Более трехсот человек - в том числе и грудные дети - были буквально вырезаны. Им всем вспороли горло, а тела изрубили на куски. Париж объявил, что ответственность за это злодеяние несут бойцы Фронта национального освобождения, потому что, по слухам, жители Милусы поддерживали более умеренное Алжирское национальное движение. Учтите, я рассказываю только о том, о чем тогда писали газеты, а не о том, что в действительности там произошло.

- Понятно, - отозвался я, недоумевая, какое отношение Роуз могла иметь к этому происшествию. Она не француженка, не арабка. Если бы она была в Африке - хотя бы на гастролях - она бы мне об этом, конечно же, рассказала.

- Руководители Фронта заявили, что Милусу стерли с лица земли французские солдаты в форме ФНО и что это было сделано с целью запугать алжирских крестьян, которые оказывали ФНО поддержку. Но до сего дня истина так и не установлена.

- Но какая тут связь со мной или с девушкой, которую я искал?

Жак поднял тонкий палец вверх.

- Месье, позвольте мне для начала кратко обрисовать вам политическую ситуацию в Европе середины 50-х годов. В то время по континенту кочевало множество лиц без гражданства. Бывшие нацисты и жертвы нацизма вперемешку находились в "реабилитационных" лагерях. Было множество перемещенных лиц беженцев из оккупированных стран. Среди них наряду с достойными людьми попадались и авантюристы и жулики. Их всех объединяло одно: они были голодны и озлоблены. Многие из них записались во французский иностранный легион и отправились воевать в Индокитае, в Алжире. Благодаря озлобленности они стали отличными солдатами - отважными и безжалостными. Многие из них погибли. Теперь нам стало известно, что подразделение легионеров - каратели - находились в районе Милусы, хотя это ещё ничего не доказывает. Это просто факт. В том подразделении были Вилли Кислы, бывший танкист африканского корпуса Роммеля, Йозеф Фодор, бывший офицер венгерской армии, голландец-вор по имени Гутсрэт, турок Сюбек, итальянец Массина, египетский бандит Листер. Были там и другие, но нам известны только эти имена. Алжирцы обвинили это подразделение в милусской бойне. Но доказать этого так и не удалось. К тому же потом выяснилось что в то время в том же районе находилось ещё несколько подразделений ФНО. Я хочу изложить вам все известные нам факты. Вскоре после уничтожения Милусы карательные операции легионеров прекратились, и все перечисленные мной члены карательной группы были уволены из легиона. Можно предположить, что эти ребята, возможно, хорошо нагрели себе руки. В "малых войнах" всегда крутятся очень большие деньги. Как бы там ни было, они быстренько разбрелись по всему миру - кто-то отправился на Ближний Восток, кто-то в Европу и в Африку. А всего за два года все они погибли. Вряд ли это простое совпадение.

- Погибли или были убиты? - переспросил я.

Жак криво усмехнулся.

- Двоих убили в пьяных потасовках. Фодор явно стал жертвой заказного убийства. Кислы погиб под колесами грузовика - возможно, это был просто несчастный случай. Турок умер в Афинах - он якобы по ошибке выпил яд. Сюбек получил нож в спину в лондонском борделе. Однако ясно, что все эти люди были в бегах. Они постоянно меняли свое местожительство...

- В бегах - от кого? - перебил я Жака.

- Доказательств нет никаких. Одни предположения. Вероятно, к их смертям приложили руку агенты ФНО, возможно, другие арабские группировки. Следует также учесть, что и французское правительство не было заинтересовано в том, чтобы эти люди заговорили. Подчеркиваю, месье Маус, это только мои предположения. Но такова общая картина: совершено ужасное преступление, шестеро возможных его участников пускаются в бега и вскоре все они умирают. Некоторое время назад прошел слух о том, будто бы Фодор написал целую исповедь, нечто вроде дневника. Но теперь нам стало известно, что это доподлинный факт. Однако его дневник так и не был обнаружен. Возможно, в нем вся правда о Милусе, впрочем, с таким же успехом содержание этого дневника может оказаться сплошным вымыслом, чистой воды ложью. Или там вообще речь идет не об Алжире. Говорят, Кислы заключил с Фодором сделку - предложил за этот дневник пятьдесят тысяч долларов. У меня нет сведений относительно того, как ему удалось собрать такую гигантскую сумму и на кого он работал. С другой стороны, возможно, Фодор его просто шантажировал. Но мы точно знаем, что Кислы передал Фодору деньги, а Фодор его обманул и сбежал вместе с дневником. Мы считаем, что именно это и послужило причиной убийства Фодора. Мы также знаем, что Фодор женился на американской кафе-шантанной актриске. Так вот, его жена, его дневник и деньги исчезли. В прошлом году мы решили, что жена - вдова - Фодора вместе с дневником погибла в море во время шторма и прекратили поиски - но с сегодняшнего дня они возобновились.

- Почему?

- Как нам стало известно из ряда независимых источников, кое у кого в Европе и здесь в Штатах внезапно вновь пробудился интерес к этому дневнику. Нам также стало известно, что вчера вечером Роуз Фодор видели в обществе крупного мужчины. Вот вас, к примеру, можно назвать крупным, месье Маус...

- Пожалуй. Но то же самое можно сказать и о двадцати тысячах мужчин, которые бродят сейчас по Бродвею. Что-то я не врубаюсь... Почему это вдруг кое-кто в Европе и в Америке заинтересовался этим дневником?

- Я же говорю вам, дневник может произвести эффект разорвавшейся бомбы. Или оказаться мыльным пузырем. Масса людей пытаются найти Роуз в надежде, что она выведет их на дневник!

- Я честное слово, по-прежнему мало что понимаю, но скажите мне на милость, вы - тоже из тех людей, которые ищут... как ее... Роуз?

- Да.

- А что, вы считаете, это она убила своего мужа?

- Да нет же! Смерть Фодора никого не интересует. Мы ищем его дневник. Разумеется, мы не уверены, что дневник у нее, но она явно знает о нем больше чем кто-либо. Так что, месье Маус, если уж говорить начистоту, я убежден, что эта ваша знакомая Мэри и есть Роуз Фодор. Никто кроме неё не знает о Кислы и Милусе.

- Погодите, судя по вашим словам, об этом знают сотни людей!

Жак снисходительно улыбнулся.

- Пожалуй. Я сформулирую свою мысль иначе: она единственная американка, кто знает об этом. Так звучит убедительнее?

- Возможно, - буркнул я. Теперь мне не терпелось выжать из него все. Мы провели вместе только одну неделю. И в основном - в постели. Но она мне показалась какой-то... перепуганной.

- У неё были деньги?

- Трудно сказать. Мы не шиковали, и я за все платил из своего кармана.

- А она не объясняла, отчего она "перепугана"?

- Она рассказала мне совершенно фантастическую историю о том, как за ней охотилась полиция и целая свора частных сыщиков. Я по правде сказать, не особенно ей поверил, счел пьяной болтовней. То есть ведь полиция не станет преследовать тебя просто так - только в том случае, если ты нарушил закон. А Мэри не была похожа на преступницу.

Жак предложил нам с Колетт сигареты, сам закурил и продолжал:

- Вполне вероятно, что ей сильно досаждали правоохранительные органы многих стран....

- Но вы же только что сказали, что никого не интересует убийство её мужа. А вся эта история с полицейскими, которые якобы бегут за тобой по пятам... такое происходит только в плохом кино, - удивленно произнес я, все ещё изображая наивного придурка.

Жак вежливо рассмеялся.

- Месье Маус, вы так простодушно верите в справедливость "закона"! Но ведь существует и неофициальный закон. Вот вам простой пример: нет такого закона, который бы требовал обеспечить большую безопасность жилищу богатого человека, чем хибаре бедняка. А ведь известно, что даже без специального распоряжения патрульный будет особо внимательно присматривать за роскошным особняком и даже наведается туда несколько раз за день, чтобы узнать, все ли в порядке. Другой пример: полицейский вряд ли оштрафует известного политического деятеля. Хотя ни в какой инструкции на этот счет нет никаких оговорок. Короче говоря, все это примеры неофициального закона - и в той или иной степени этого неофициального закона придерживаются правоохранительные органы всего мира - на всех уровнях. Можно предположить, что государственные службы осуществляли такие неофициальные шаги... в отношении жены Фодора...

- Погодите, хотя я не уверен, что Мэри - та самая, кого вы ищете, я вот сейчас припоминаю: она много чего рассказывала мне об этих преследованиях и как-то сказала, что один федеральный агент угрожал ей пистолетом. Конечно, это все плод её фантазии, но все-таки странно, что она об этом сказала.

- Друг мой, возможно, это не плод её фантазии, как вы выразились, а то самое проявление неофициального закона. Полагаю, Колетт успела вам сообщить, что я чиновник французского правительства, но в данный момент я действую как сугубо неофициальное лицо.

- А федеральный агент?

Жак поднял руку, призывая меня к терпению.

- Приведу ещё простой пример. Вы - федеральный агент, а я, допустим, высокопоставленное должностное лицо посольства дружественного государства. Мы встречаемся с вами на банкете. В ходе нашей беседы я даю вам понять, что мое правительство интересуется некоей Роуз Фодор. И все. Вполне безобидное дело. К тому же я мог бы подчеркнуть, что речь идет о сугубо внутреннем деле моей страны. Видите: никаких официальных просьб или запросов. Ничего на бумаге. Если вы занимаете в полицейской иерархии достаточно высокий пост, вы спустите ниже по инстанциям неофициальную просьбу разыскать Роуз Фодор. Ваши низшие чины займутся поисками женщины, даже не ведая, зачем и кому это надо.

- Вот что, мистер Жак. Только не обижайтесь. Я могу представить, как вы - или ещё кто-то вроде вас - просите начальника городской полиции оказать вам такую услугу. Но мне как-то не верится, чтобы крупный вашингтонский функционер после случайной беседы с иностранцем на дипломатическом приеме негласно объявил какую-то блондинку в общенациональный розыск.

- Напротив, подобный розыск могла бы санкционировать как раз очень крупная фигура - человек, имеющий доступ в высшие дипломатические круги. Кроме того, я же не сказал, что был объявлен общенациональный розыск. Нет, простая проверка, имеющая целью установить местонахождение Роуз Фодор.

- Простая проверка? С пистолетом наперевес?

- В пистолет я не верю, - спокойно возразил Жак. - Разве что её хотели просто попугать. И не забудьте: высокопоставленный посольский работник мог войти в контакт с обыкновенным представителем правоохранительных органов. Он мог даже посулить этому полицейскому некое вознаграждение за поимку Роуз Фодор. А может быть, этот полицейский рьяно взялся за дело в надежде получить повышение по службе. Уверяю вас: точно такая же история могла бы произойти в моей стране, если бы американский дипломат смог уговорить французского жандарма. И учтите: полицейский скорее всего не думал бы, что нарушает служебный долг. Наоборот, он считал бы, что борется за правое дело.

Я покачал головой и пробормотал с невинным изумлением:

- Это как-то не укладывается в голове.

- Не сомневаюсь. Уверяю вас, что и наш предполагаемый полицейский чин отнесся бы к этому предложению точно так же. Будучи неискушенным в таких делах, он бы - как и вы - даже не задался бы вопросом, зачем кому-то понадобилась Роуз Фодор, потому что в его представлении правительство всегда поступает "правильно". Но к несчастью, "правильно" и "неправильно", "хорошо" и "плохо" - это только бессодержательные слова. Но я отвлекся. Да, я разыскиваю миссис Фодор, хотя и без пистолета. Но можете не сомневаться, что наряду со мной её также ищут агенты ФНО и других арабских группировок, а в этих группах наверняка есть фанатики, которые не остановятся ни перед чем. А ещё прибавьте сюда целые легионы частных сыщиков, нанятых на деньги крупных нефтяных компаний.

Я был потрясен: Жак знал свое дело, прочитав мне краткую, но исчерпывающую лекцию на интересующую меня тему.

- Вот те на! Ну и клубок! А нефтяные компании тут при чем?

Колетт откинула назад голову и сквозь зубы произнесла что-то по-французски, по-видимому, ругательство. Жак жестом призвал её к спокойствию.

- Мой дорогой месье Маус, вы, похоже, живете в пещере. Вы что, газет не читаете? Вы разве не знаете, что в Сахаре недавно обнаружены залежи нефти, по запасам превосходящие нефтяные месторождения Среднего Востока? Так что тут все понятно. Давайте представим следующее: частный агент сообщает полиции, что работает на некую крупную нефтяную компанию - и можете не сомневаться: местная полиция даже без соответствующих инструкций сверху, с удовольствием начнет сотрудничать с этим частным детективом.

- Может быть, - проговорил я, еле сдерживаясь от крика: "Да ты как в воду глядишь, парень!"

Жак снова снисходительно усмехнулся.

- Поиски Роуз Фодор постепенно стали событием международного масштаба! Этот дневник будет представлять интерес до тех пор, пока в Алжире сохраняется политическая нестабильность, а процесс национального примирения там займет многие годы. Как я уже вам сказал, поиски Роуз почти что прекратились - но со вчерашнего дня они возобновились вновь..

Я кивнул и продолжать гнуть свое.

- Кстати, о дневнике: выходит, вы считаете, что ту деревню уничтожили французские солдаты и что теперь французские власти пытаются спрятать концы в воду?

- Жак не знает этого, - встряла в разговор Колетт.

Он покачал головой.

- Верно. У нас нет точных улик относительно того, кто совершил это массовое убийство. Когда вы говорите "французские", или "английские", или "американские" - это ведь само по себе ничего не значит. Это все равно что сказать "небо голубое" - а это не так, потому что небо постоянно изменяет свой оттенок. Демократические правительства точно так же являют собой целый спектр различных политических оттенков. Так что во имя "благого дела" какие-то политики могут совершать чудовищные вещи, которые вовсе не предусмотрены официальной политикой государства. Мы живем в сложное время и, как ни парадоксально, с возрастанием роли оружия пропорционально возрастает и роль личности. Простой пилот, сидящий за штурвалом бомбардировщика с атомной бомбой, способен хохмы ради начать мировую войну. Вы знаете, что кровавые события в Будапеште развернулись из-за того, что пьяный русский танкист нажал на гашетку? А война в Корее началась из-за того, что какой-то перепуганный солдат дал очередь из пулемета? Это страшно, но правда - любой офицер на ракетной базе может запалить мировой пожар! Военные мыслят одинаково везде и всюду. они не могут признать своей ошибки и считают, что им следует либо все отрицать, либо похоронить правду любой ценой. Очень может быть, что Кислы, Фодор и иже с ними учинили бойню в Милусе по пьянке. По собственной инициативе. Хотя на мой взгляд, это слишком простое объяснение.

- Как это понимать?

- А так, что если они и впрямь были там, то совершили это злодейство по приказу старшего офицера. Причем надо понимать, что офицер, отдавший варварский приказ, по своей сути, возможно, никакой не зверь. Вполне вероятно, что он был просто хорошим солдатом, патриотом, который считал, то действует во благо своей родины. Не улыбайтесь, сэр, вспомните свою собственную историю: индейцев убивали и жгли не только злодеи. Многие вполне порядочные люди, отцы и мужья, полагали, что они забирают - точнее сказать, отнимают - у индейцев земли во имя будущего процветания Америки. И многие индейские вожди были далеко не кровожадными дикарями - нападая на караваны переселенцев, убивая и грабя их, они были убеждены, что действуют на благо своего племени. Так что в нашем сложном мире нет четкого деления на черное и белое. Все зависит от точки зрения. И то, что один человек считает грязным убийством, другой воспринимает как подвиг. Ну что, картина для вас прояснилась или стала ещё более туманной?

- Я в некотором недоумении. Возможно, оттого, что мне трудно поверить в этот международный детектив...А вы-то как считаете: жителей Ми-Люси перебили алжирские повстанцы?

- У нас на этот счет масса сомнений, но нет улик, вот почему нам так важно заполучить дневник. Позвольте уточнить. Я придерживаюсь либеральных воззрений в политике. Я уважаю любую точку зрения. Теперь представим себе следующее: я офицер французской армии, меня послали в "горячую точку" в Алжир. Невзирая на полученный приказ, я попытаюсь по своей инициативе, негласно, вникнуть в суть национального конфликта и, возможно, искать пути к компромиссу. Я буду это делать не ради власти и славы, а просто из лучших побуждений. При благоприятном исходе дела, я смог спасти множество жизней. Но возможно, я совершаю громадную ошибку. И если мой партнер по переговорам с ФНО - жестокий фанатик, мои действия могут привести к гибели сотен моих солдат. Зайдем теперь с другой стороны. Я отъявленный реакционер. Я француз, который родился и вырос в Алжире. Я ненавижу арабов. С моей точки зрения, арабы несут угрозу моей любимой Франции, поэтому в моих глазах алжирские повстанцы - это кучка бандитов и негодяев. И, движимый святой ненавистью к ним, я могу отдать приказ уничтожить алжирскую деревню. В истории полно примеров зверских преступлений, совершаемых людьми из патриотических чувств. Нет сомнения, что среди мясников в нацистских концлагерях было немало тех, кто считал, что их грязная работа необходима для процветания родной Германии. Так что доверяться чужим доводам - занятие рискованное.

Я пососал сигару - она затухла. Раскурив её вновь, я спросил:

- Но как же Кислы и Фодор попали в Штаты?

- Может быть, въехали по туристической визе, а может быть, нелегально перешли границу. А может быть, они были секретными агентами.

- Это как понимать? - изумился я. - Вы что же, обвиняете дядю Сэма в грязных делишках?

На губах у Жака появилась усталая улыбка.

- Я вовсе не собираюсь оскорблять вашу страну. Если угодно, я глубоко уважаю Соединенные Штаты. Я имею в виду вот что: если предположить что эти люди участвовали в бойне и если они совершили это с ведома армейского командования, то их могли просто обменять. Услуга за услугу. В наше время по всем миру то тут, то там вспыхивают грязные войны, в которые втянуты сверхдержавы. Вам известно, что ЦРУ имеет возможность ежегодно оформлять въезд в США ста иностранцам в обход всех квот и визовых формальностей? Та же система и во Франции. Так что если я, предположим, высокий армейский чин, прошу американское правительство оказать мне некую услугу и впустить в страну трех человек, никто не станет задавать никаких вопросов. В обмен на это французское правительство разрешит въехать во Францию нескольким американцам. И опять же никто ни о чем не станет спрашивать. Короче говоря, Вашингтон даже не знает об алжирском прошлом Кислы и Фодора и не интересуется этим вопросом. Но все это лишь мои догадки.

- А если предположить, что вы нашли дневник и там говорится, что в массовом убийстве повинны французы. Что вы сделаете с этим дневником? задавая этот вопрос, я хотел увидеть его реакцию.

- Что бы ни утверждалось в дневнике, это не имеет значения. Там должны фигурировать доказательства того, что в преступлении замешана французская сторона. Если же такие доказательства там есть, то уверяю вас, что мы, либералы, воспользуемся этим дневником для того, чтобы изгнать профашистские элементы из нашего правительства. Мы будем настаивать на наказании виновных. Разумеется, если дневник окажется в руках наших политических противников, они его тут же уничтожат.

- А если он попадет к алжирцам?

Жак пожал плечами.

- Месье Маус, алжирцы, как и французы - да и все нации - состоят из самых разных политических групп. Тут все будет зависеть от содержания дневника и от того, к кому именно он попадет. Поймите, нет хороших и плохих стран. Что касается нас, то мы, умеренные либералы, не преследуем никаких эгоистических интересов. Мое убеждение: какими бы помыслами, низменными или высокими, ни руководствовались исполнители этого бойни, они совершили страшное преступление. И виновные - будь то французы, или алжирцы, или марсиане - должны понести заслуженное наказание. Чтобы в будущем подобные преступления были невозможны.

- Так, ладно. Но почему вокруг этого дневника поднялась такая свистопляска? Ведь столько лет прошло! Кому теперь какое дело?

Жак печально посмотрел на меня:

- Надеюсь, вы не настолько циничны, месье Маус! И не настолько неразумны, чтобы не понять, какой резонанс может иметь подобное разоблачение. Уничтожение деревеньки Лидице для окончательного поражения нацистов имело не меньшее значение, чем бомбардировки Германии авиацией союзников. Мировое общественное мнение - сильнейшее оружие. Вот почему этот дневник представляет такую важность.

- Но почему же за ним охотятся нефтяные компании? Они же не занимаются политикой.

Жак взмахнул сигаретой.

- Тут как раз все понятно. Они заинтересованы в нефтяных концессиях в Сахаре, поэтому сейчас они могут заигрывать сразу со всеми, чтобы в итоге оказаться заодно с победителем. Для них дневник может оказаться инструментом шантажа. Даже де Голль...

Слушая его, я еле сдерживал улыбку. Бедная Роуз. Бедный я. На какой же пороховой бочке мы с ней сидели все это время. Мы были точно котенок с консервной банкой на хвосте, который пытается бегством спастись от страшного грохота. А ведь как все просто: надо было просто скинуть где-нибудь бумаги Фодора - и дело с концом.

Взглянув на часы, я встал, прервав Жака на полуслове:

- Ладно, если мне доведется увидеться с этой Мэри, и если она окажется Роуз, и если этот дневник у нее, я постараюсь...

Он расхохотался мне в лицо.

- Месье Маус, не обижайтесь, но, откровенно говоря, мне представляется, что вы лжец! Я думаю, вам отлично известно, где Роуз. Вот моя визитная карточка. Прошу вас...

- Мне наплевать, что вы думаете! - грубо заметил я. - Я не знаю, где она.

Он иронически отвесил мне поклон.

- Тогда скажем так. Сохраните мою карточку. Если этот дневник когда-нибудь попадет вам в руки... Надеюсь, я смог убедить вас в том, насколько он важен для человечества. Прошу лишь об одном: если он попадет вам в руки - вышлите его мне. Я француз, но в первую очередь цивилизованный человек в самом высоком смысле этого слова. Если в этом дневнике содержатся хоть какие-то доказательства, клянусь, я сделаю все, чтобы справедливость восторжествовала...

- Не надо громких слов. Я уже устал вам повторять: мне неизвестно, где Роуз и где дневник!

- Мы же говорим: если вы её увидите, - вмешалась Колетт. - уговорите её передать этот дневник нам. Мики, вы обязаны это сделать!

Жак выпустил колечко дыма, а потом струйку дыма через колечко. Ловко это у него получилось.

- Тут есть ещё один нюанс. Я оцениваю этот дневник в десять тысяч долларов.

- А почему так мало? - не удержался я.

Он вскочил на ноги.

- Ага! Значит, дневник у вас и вам за него предлагали больше!

- Спокойно! Я ничего не знаю о дневнике. Вы же сами сказали, что Кислы когда-то давал за него пятьдесят "кусков". Я просто пошутил.

Жак снова поклонился.

- Ну, раз я прошу вас верить мне, то и мне придется поверить вам. Честно говоря, у нас не так-то много свободных средств - мы не можем предложить больше десяти тысяч. Не забывайте: дневник может оказаться пустышкой!

Я спрятал его визитку в карман.

- Да я же ничего вам не собираюсь продавать. То есть мне просто нечего продавать. Но обещаю, если судьба сведет меня с женщиной, которую вы называете Роуз, я отдам ей вашу карточку. - Говоря это, я подумал: Жак и Колетт мечтают спасти мир. Но я тоже мечтаю о том же самом - я мечтаю спасти наш с Роуз укромный маленький мир на острове. А для этого мне надо было хранить в тайне ото всех его существование. - Впрочем, как говорят карточные шулеры, это все только если бы да кабы...

Наступило молчание. Я взял пакет с едой и подошел к двери.

- Спасибо за все, Колетт. Деньги пришлю через пару дней. - Я помахал Жаку.

- У меня внизу машина, - сказал он. - Хотите, я вас подвезу?

- Нет, спасибо. - Я открыл дверь.

- Не забудьте про меня, месье Маус, - тихо заметил Жак. - И скажите Роуз, пусть она по крайней мере придет ко мне просто поговорить. Кстати, что она за человек, эта ваша Мэри, которая на самом деле Роуз?

Спускаясь по лестнице вниз, я ответил:

- Самая обыкновенная девушка, которая старается никому не быть в тягость.

9.

У дома стоял черный кадиллак. За рулем сидел хмурого вида парень в костюме. Номера были явно дипломатические. Водитель бросил на меня скучающий взгляд. Телохранители во всех уголках мира выглядят абсолютно одинаково. В первый момент я даже подумал, а не попросить ли месье Жака подбросить меня куда-нибудь в центр - по крайней мере, в его лимузине я был бы в полной безопасности.

Я прошел по ночной улице несколько кварталов, потом свернул на авеню. Похоже, за мной не следили. Чтобы запутать моих воображаемых преследователей, я сел в автобус и миновал нужную мне станцию метро. Сойдя с автобуса, я зашел под козырек большого магазина и стал наблюдать за улицей. Вокруг не были ни души. Увидев проехавшую мимо патрульную машину, я решил убраться отсюда - не хватало мне только наткнуться на того домосмотрителя.

Платформа была пустынна. Я сел в первый вагон. На каждой остановке я выскакивал из двери и в последнюю секунду впрыгивал обратно. Теперь, будучи в курсе всего - если, конечно, Жак не навешал мне лапши на уши - я уже ни о чем не беспокоился. Мне хотелось лишь поскорее добраться до "Морской принцессы". Я сел на диванчик и тут из-за открытой двери вагона раздался голос:

- Ты в своем уме, приятель?

Я обернулся и увидел ухмыляющееся лицо машиниста, высунувшегося из своей кабины. Возможно, мне это привиделось, но я вдруг узнал в нем того самого баскетболиста, который, ткнув мне под ребра ствол, привел меня на развалины. На следующей остановке я вышел и дождался другого поезда. На Тридцать четвертой улице я сделал пересадку на экспресс до Ньюарка.

Темная сырая станция производила впечатление мрачного склепа, где всего можно было ожидать - даже выстрела в спину. Я стоял на платформе один. Мне стало не по себе, и, выбравшись на улицу, я отправился на железнодорожный вокзал неподалеку. Там мне сказали, что все поезда, следующие отсюда на Запад, делают остановку в Ньюарке.

Меня это устраивало - в вокзальной суматохе я мог с легкостью затеряться в толпе и никто бы никогда не узнал бы, на какой поезд я сел. В справочной на втором этаже мне сказали, что я могу купить билет в поезде, который отправлялся через восемь минут. Я спустился на первый этаж и нашел там укромный угол возле выхода на перрон. До отправления моего поезда оставалось пять минут.

Прислонившись к стене, я украдкой оглядывался по сторонам. Наверное, со стороны меня можно было принять за рабочего ночной смены. Мимо прошагал парень, сгибаясь под тяжестью огромной пачки утренних газет. И вдруг он метнул эту здоровенную, килограммов в сорок, пачку в меня. Я получил ощутимый удар в грудь. Кое-как удержавшись на ногах и придя в себя от неожиданного нападения, я увидел прямо перед собой угрюмую рожу того самого хмыря, который удрал после того, как я послал в нокаут его напарника у дома Кислы на Корк-авеню. В правой руке он держал тонкую дубинку.

- Не заставляй меня применять силу, умник. Без глупостей, - прошипел он.

Я понял, что его напарник околачивается где-то поблизости и появится с минуты на минуту.

- Вам, ребята, ещё не надоело? - вяло поинтересовался я.

- Без глупостей! - повторил тот, помахивая дубинкой.

- Я не нуждаюсь в массаже, - попробовал пошутить я, и тут услышал приближающиеся шаги. Я повернул голову на звук шагов, но никого не увидел. - К тому же у меня нет выбора. Вот и твой приятель.

Его голова и моя левая дернулись одновременно. Я влепил кулаком в его тяжелую челюсть и тут же ощутил, как онемели костяшки пальцев. Он медленно сел на пол и откинулся назад. Выбив у него из руки дубинку, я заметил краем глаза синие брюки вдалеке. Полицейский! Склонившись над бездыханным сыщиком, я сделал вид, что ощупываю его голову. Левой же я быстро обшарил его карманы и нащупал кожаное портмоне с жетоном. Полицейский перешел на бег.

Я выпрямился, запихнув дубинку в рукав автомобильной куртки.

- Очень рад вас видеть, офицер, - радушно обратился я к подбежавшему. - Частный детектив! - и с этими словами я продемонстрировал ему чужое удостоверение. - Работаю на "Трансглобал-ойл". Вы конечно, слышали о нас крупнейший в мире нефтедобывающий концерн.

- "Транглобал-ойл"? - неуверенно повторил тот, возвращая мне удостоверение. - Да, кажется, да. - Он слегка пнул ботинком лежащего. - У вас с ним проблемы?

- Не то что бы. Я за ним гоняюсь уже три недели. Руководителю нашего вашингтонского филиала необходимо встретиться с ним и потолковать. Что-то насчет карт нефтяных месторождений. Я не очень в курсе, да только этот парень совсем чокнутый... Послушайте, неофициально, конечно, я могу попросить вас приглядеть тут за ним, пока я схожу позвонить в Вашингтон. Мое начальство будет вам очень обязано...

- Лады. Он ранен?

- Нет, мне пришлось его слегка обездвижить. Я сейчас вернусь. Если он начнет вякать, не обращайте внимания. - Я выбежал из своего укрытия, взлетел по лестнице на второй этаж, помчался к дальней лестнице, снова спустился вниз и успел вскочить в вагон за считанные секунды до отправления поезда. Я мог собой гордиться. Как лихо я придумал название нефтяной компании и как ловко использовал на практике урок Жака о "неофициальном" сотрудничестве полиции и частных сыскных фирм. Я купил билет и через несколько минут вышел в Ньюарке. На автовокзале мне пришлось полчаса ждать последнего автобуса на Ред-Бэнк. В телефонном справочнике я нашел адрес детективного агентства. на которое работал тот бедняга, и записал его на обратной стороне визитки Жака. Сев в автобус, я был уверен, что хвоста за мной нет.

В первом часу ночи я сошел на станции в Ред-Бэнке. У меня оставалось ещё десять долларов. Я поймал такси и, доехав до ближайшего бара, выпил там кружку пива и оставшиеся до Эсбюри пять миль прошел пехом. На дороге мне встретилось только несколько машин. Ночь была ясная, дул свежий соленый ветер с океана, который виднелся во тьме. Душа моя ликовала. Впрочем, меня не покидало ощущение, что я спасся слишком уж легко и что они продолжают играть со мной в кошки-мышки. Наступила решающая фаза их охоты. Может быть, я веду их прямехонько к Роуз и к яхте? Не дойдя до дока, я обогнул квартал, то и дело забираясь в тень и поджидая свой "хвост". Я не видел никого, но неприятное предчувствие не уходило. Подождав минут пятнадцать перед финишной прямой, я пробежал последние сто ярдов до ворот и пулей понесся по территории дока.

"Морская принцесса" была прекрасна как никогда. Я взбежал на борт, юркнул в кокпит и прислушался. Из каюты показалась голова Роуз - на её лице расплылась довольная улыбка. Она бросилась мне на шею, но я оттолкнул её и прошептал:

- Достань карабин - побыстрее!

Она нырнула в каюту. Док был объят тишиной. Даже свет в сторожке не горел. Вернулась Роуз с ружьем.

- Мики, ты...

- Ты рассчиталась с ребятами?

- Да. Милый, что случи...

- Мы выходим немедленно. Иди на корму, приготовься отдать швартовы.

- Мики, ты себе представить даже не можешь, как я рада тебя видеть!

- Потом расскажешь! Иди на корму! - рявкнул я, засовывая ключ зажигания в прорезь.

Оба мотора завелись с первой попытки. Роуз справилась с концами и прыгнула на палубу. Через несколько секунд мы неслись мимо буйков вдоль волнореза. "Морская принцесса" пустилась в пляс на океанских волнах.

- Милый, ты не ранен? - спросила Роуз. - Что все-таки случилось?

- Постой у руля, пока я буду ставить паруса. Держи этот курс! - Яхта шла строго на восток, в направлении Европы.

Когда "Морская принцесса" понеслась под порывами ветра на всех парусах, я вырубил движки и сменил её у штурвала. Я взглянул в черное небо, ожидая заметить в звездном небе движущиеся огоньки самолета. Вдалеке у берега я увидел огни какой-то посудины, но ей было за нами не угнаться. Роуз опять стала допытываться, что со мной приключилось, но я строго её прикрикнул на нее. Я все ещё боялся даже поцеловать её - боялся, что произойдет что-то непредвиденное.

- Ты не представляешь себе, как мне было страшно сидеть на этой чертовой яхте одной! - закричала она.

- Потом, милая, - спокойно ответил я. Вслушиваясь в свист ветра в парусах и в ленивый плеск волн, я напрягал слух, пытаясь различить в шуме океана далекое урчание мотора.

Выругавшись, Роуз отправилась в каюту. Я попросил её не включать свет. Я стоял за штурвалом и с каждой минутой чувствовал себя лучше. Океан был моим огородом, яхта - моим домом. Запустив руку в карман куртки в поисках сигары, я нащупал дубинку и портмоне с удостоверением частного сыщика и со смешком выбросил то и другое за борт.

Спустя час, когда берег вдали слился с тьмой ночи и океана, я занайтовал штурвал и спустился вниз. Роуз лежала на своей койке, и я ощутил в воздухе пары виски. Когда я тронул её за лицо, она ударила мою руку. Тогда я рывком поднял её и обнял. Целуя её пылающее лицо, я прошептал:

- Ну, теперь можем поговорить. Все кончилось, малышка. Теперь все будет хорошо.

Она со вздохом поцеловала меня, обвив мою шею.

- Мики, ты так меня напугал! Ты был такой злой, чужой. Я думала, ты злишься на меня за то, что... с тобой случилось в Нью-Йорке. Нам больше не надо возвращаться в Штаты.

- Мы правильно сделали, приехав в Штаты. Теперь все прояснилось. Мы... Э, полегче там, милая, у меня череп раскроен!

- А, так ты все-таки ранен!

- Нет, я в порядке, хотя чем меня только не били! Потому-то я и хотел поскорее выйти в океан! Пойдем-ка на палубу, потолкуем.

Она попыталась прижать меня к койке, жарко шепча:

- Там холодно, милый, и с каких это пор ты стал таким говорливым?

- Малышка, мы удалились от берега всего на десять миль, и скоро тут продыху не будет от ночных кораблей. После всего того, что мне пришлось пережить, я не то что не собираюсь плавать вслепую в открытом море, а улицу готов переходить только на зеленый...

Мы сели в кокпите у штурвала и, только когда на востоке заалела яркая полоска восхода, я подошел к финалу своей повести. Я умолк.

- Но как же эти юнцы узнали про тебя? - спросила Роуз удивленно.

- Подозреваю, что они заодно с арабами. И у них, наверное, был подсадной в доме у Кислого. Может, комнату снимал в том доме. А может, тот старикан с вставными зубами играл за обе команды и одновременно вызвал тех юнцов и нефтяных сыщиков. Может, они сказали старикану: если кто придет спрашивать про Кислого, мол, зови нас быстро! А стоило мне проболтаться про Ми-Люси, все и забегали.

- Ну вот, раз тебя выследили на железнодорожном вокзале, значит за тобой следили от самого дома этой Колетт! А ты не верил, что за мной охотилась целая армия сыщиков!

- Да никакая не армия! Всего несколько агентов. Когда я от них ушел, они сделали самое простое: выставили своих людей на вокзалах, автостанциях и в аэропортах. Но теперь это уже неважно.

Роуз покачала головой.

- Сама не понимаю, зачем я хранила эти бумаги... этот дневник... вместе с деньгами.

- Даже если бы ты знала, что это такое, и уничтожила дневник, никакой разницы не было бы. Они бы считали, что дневник по-прежнему у тебя и продолжали бы охоту. Так что даже без него мы бы не чувствовали себя в безопасности.

- Одного я не могу понять. Тот федерал хотел меня пристрелить. И те, в машин, пытались меня задавить. Но ведь если бы меня убили, как бы они добыли этот дневник? Зачем им было меня убивать?

- Роуз, все, что с тобой случилось - это отчасти реальность, отчасти плод твоей фантазии. Они никогда...

- Боже, ну как ты можешь говорить про мою фантазию после всего, что сам пережил?

- Да именно после всего я могу твердо сказать, что отчасти это мне все привиделось. Ну да, я видел, как тот хмырь в Атлантик-Сити полез за пистолетом, но ведь он его не достал, не снял с предохранителя. Он скорее всего просто хотел тебя попугать. А у страха глаза велики. Помнишь, я рассказывал тебе, как оглушил несчастного домосмотрителя в подвале только потому, что у него на шляпе торчало дурацкое перо? Если бы у меня была с собой пушка, я бы, наверное, его ухлопал. Когда спасаешь свою шкуру, любой малейший звук или мелькнувшая тень принимает в разгоряченном мозгу исполинские масштабы, и все воображаемые опасности становятся для нас вполне реальными. И вот ещё что: Жак сказал, что сыщики могли и не знать, зачем тебя ищут. Теперь тебе предстоит принять ещё одно решение, и тогда уж все действительно закончится.

- Какое?

- Что делать с дневником. Ведь это та самая пороховая бочка, на которой мы все это время сидели.

- Ну, решение тут очень простое, - ответила Роуз. - Пойду выброшу его в море.

Я притянул её за руку к себе на колени.

- Это делу не поможет. Они же будут считать, что дневник у нас. От него надо не просто избавиться, надо это сделать так, чтобы все заинтересованные стороны об этом узнали. Тогда за нами перестанут охотиться.

- Ну и что ты предлагаешь - дать объявление в газете, что мы его выбросили?

- Нет, мы его продадим! Жак предложил мне за него десять "кусков". А если ты обратишься в детективное агентство, которое работает на нефтяной концерн - у меня есть их адрес - ты получишь у них пятьдесят, а то и сто! После этого мы сможем вздохнуть спокойно. Тебе надо только решить, кому его продать.

- А ты не хочешь мне помочь?

- Бумаги твои.

- Перестань! Из-за них ты тоже получил свою порцию несчастий! Как голова, не болит?

- Вот как я это себе представляю: через час я сменю курс на юг, через день-два мы бросим якорь в Норфолке. Я могу самолетом отправиться в Чикаго или Вашингтон, связаться с детективами и продать дневник.

- Но тебя же убьют!

- Нет, мы же собираемся передать им то, что они так долго искали. Но это самое простое. Главное теперь решить, сколько запросить...

Роуз долго молчала. Из-за горизонта показалось солнце.

- Море такое красивое... И спокойное. После того шторма у мыса Код я уж думала, что с меня хватит морских прогулок. Брось якорь, пойдем поспим.

- Мы ещё очень близко от берега. Пойди сама поспи немного, а я постою за штурвалом. Потом поменяемся.

Я дал ей возможность проспать до десяти. Она сменила меня у штурвала, и я тоже немного вздремнул. Солнце было в зените, когда мы устроили себе на палубе ранний обед, набросившись на еду точно оголодавшие псы.

Роуз поинтересовалась, когда мы зайдем в порт.

- Завтра утром будем в Норфолке. А что?

- Да я все думала об этом дневнике. И о нашем острове. Когда вся эта петрушка с дневником закончится, я бы не отказалась переехать жить в большой город, но в Штаты возвращаться не хочу. На островах жизнь дешевая, а денег нам с тобой хватит до конца дней. Нам не надо их никому возвращать. Но вот что касается продажи... Эти деньги будут пахнуть кровью. Ты сказал, что Колетт и тот француз - добропорядочные люди. Мы все в глубине души добропорядочные. Даже ты - иначе ты бы не подобрал меня тогда на острове... Я думаю, что если в той деревне погибло триста человек, то мы должны сделать что-то благородное в память о них...

- А именно?

- Ну, чтобы поймали и наказали виновных.

- Роуз, ты что же, тоже собираешься вступить в ряды мстителей?

Она отрицательно покачала головой.

- Нет. Просто если мы продадим дневник нефтяной компании, ещё неизвестно, как они им воспользуются. А как связаться с алжирцами, мы не знаем. Этот твой Жак, может быть, ловкий пройдоха, но приходится ему верить. В общем, я думаю, надо послать дневник Жаку.

- Отлично, но в этом случае мы лишим себя девяноста тысяч! Таких денег нам в жизни не получить!

- Мики, мне не нужны деньги. Ни цента! Если Жак - провокатор, то эти его десять тысяч будут приманкой. Если же он, как ты говоришь, добропорядочный, то брать с него деньги стыдно. Нам эти десять тысяч счастья не принесут. Уж если мы намереваемся избавиться от одной пороховой бочки, зачем садиться на другую. Как ты считаешь?

- Согласен. Но только учти, что ты сама отказалась от ста тысяч!

- В ближайшем порту ты отправишь ему этот дневник заказным письмом с вымышленным обратным адресом. И попроси его публично объявить, что дневник у него - даже если там полная чушь. Как ты думаешь, что написал Йозеф?

- Может, правду. Может, брехню. Кто знает...

- К счастью, нам этого не суждено узнать. Я уже чувствую такое облегчение! - воскликнула Роуз, целуя меня.

- А мне-то как тяжело без ста тысяч! - пробурчал я.

- Ах, так вот зачем ты заставил меня решать! Чтобы потом припомнить мне это, когда у нас не останется ни гроша!

Я притянул её к себе.

- Это отличная идея! Когда нам будет лет по семьдесят и я с трудом смогу раздобыть кокосовый орех на ужин, я тебе это обязательно припомню.

- Мики, серьезно, ты согласен отослать его Жаку?

- Конечно.

- Правда?

- Роуз, я готов подписаться под любым твоим решением.

- Ну тогда так тому и быть. Я рада, что ты со мной заодно, - сказала Роуз.

Обхватив её одной рукой, а другой держась за штурвал, я размышлял над её словами. Что ж, с такой женой, которая не хуже голливудской дивы, с такой яхтой, как "Морская принцесса", можно без сожаления отказаться от ста тысяч долларов... Вероятно.