Блондинка за левым углом

ГЛАВА 6

— Вань, как у тебя дела? — спросил Корнеев, через окно кафе наблюдая за Лаймой, которая взяла в оборот щекастого парня с рекламой «Какао-бара», продетой через голову.

— Никак, — ответил Медведь. — Все еще разбираю первую папку.

— Ищи-ищи. В компьютере Абражникова по нашему делу ничего нет.

— Может, этот сыщик вообще никаких зацепок не оставлял? Ни по одному делу, а? Умный был, гад.

— Умные под столом с проломленной башкой не валяются, — отрезал Корнеев.

— Зато я в бабкиной сумке кое-что обнаружил, — обрадовал Медведь. — Решил, раз эта Барровекая — родственница Сандры, я имею право покопаться в ее барахле. В интересах дела, разумеется.

— Разумеется, — подтвердил Корнеев. — И что же привлекло твое внимание?

— У нее в очечнике записочка была спрятана.

— Да ну?

— А в ней написана смешная такая фраза: «Белый хрю».

— Чего?

— Белый хрю.

— А что это означает?

— Откуда я знаю? Я ведь не могу, как ты: раз, два — и в дамки. Я как раз и позвонил, чтобы ты запустил фразочку в компьютер, может, чего выскочит?

— Подожди, приеду — запущу. Сейчас некогда, мы по горячему следу идем. Лайма тут мужиков обрабатывает, и из них информация фонтаном бьет. Ни разу не видел ничего подобного.

— Да уж, красивая блондинка любого мужика может вывернуть наизнанку, как карман, — горячо подтвердил Медведь. — Ты смотри, чтобы они там ее особенно не доставали.

— Смотрю, — согласился Корнеев.

В этот момент Лайма ворвалась в кафе и плюхнулась на стул. У нее горели глаза, как будто она только что закончила примерять вечерние туалеты.

— Ее зовут Аня Петушкова! — сообщила она, набрасываясь на кусок яблочного пирога. — Они с этим мальчишкой были знакомы, а возле книжного магазина столкнулись случайно.

— Лайма, ты просто супер. Сейчас я попробую установить адрес…

— Не нужно, парень дал мне ее адрес. Живет наша Аня совсем в другом районе. Остается только поехать туда и поговорить с ней по дущам.

— Покажем удостоверения?

— Конечно. Для молодой девицы — это самое то. Может, она нам с перепугу сразу все расскажет, ты передашь информацию Леджеру — и дело в шляпе. А хочешь, я сама к ней съезжу? Судя по всему, она одна аферу проворачивала, верно? Да и вряд ли кто-нибудь решится напасть на сотрудника ФАэСБэ.

— Ну, давай, — неохотно согласился Корнеев. Он видел, что Лайма просто в восторге от того, как продвигается расследование при ее непосредственном участии. — А я вернусь в штаб-квартиру, там Медведь что-то такое обнаружил в сумке бабуси Барровской. Кстати, ты проверяла, как она?

— В сознание не пришла, — отрапортовала Лайма. — Не волнуйся, я слежу. Очень надеюсь, что бабуся выживет и расскажет нам, зачем Сандра приехала в Москву. И куда могла подеваться. И почему она скрывалась под чужой фамилией.

И Лайма отправилась к Ане Петушковой. Пришлось вызвать такси, потому что ездили они сегодня на машине Корнеева. Вернее, это была не совсем машина Корнеева. Он получил доверенность на нее от одного из своих друзей, с которым много лет назад играл в сетевые игры.

На звонок дверь открыла женщина лет тридцати — брюнетка с выдающейся вперед верхней челюстью, в очках с толстенными линзами. Она никак не могла быть Аней Петушковой. Лайма, не ожидавшая увидеть постороннего человека, растерянно спросила:

— Вы кто?

— А вы кто? — Брюнетка отфутболила ей вопрос обратно.

Тут Лайма спохватилась, напустила на себя строгий вид и показала удостоверение.

— Можно я войду? — требовательно спросила она. — На лестнице неудобно.

Брюнетка послушно отступила в сторону, но дальше коридора Лайму не пустила.

— Антитеррористическая служба? Анютка что, с террористами связалась?! — ахнула она. — Так вот откуда у нее наркотики!

«Наркоманка? — расстроилась Лайма. — Как же Леджеры этого не заметили, ни один, ни второй?»

А вслух спросила:

— Я могу ее видеть?

— Теперь только на кладбище.

— Аня Петушкова умерла?! — воскликнула Лайма, не в силах скрыть шок и разочарование. — Не может быть!

— Я думала, вы знаете, — растерялась брюнетка. — Я ее двоюродная сестра, Мария Антипова. Приехала из Воронежа. Больше-то у Анюты родных никого.

— Как это случилось? — спросила Лайма, заметив на столике под зеркалом краешек бумажного листа, попавшего под телефонный справочник.

— Передозировка наркотиков. Видно, кто-то ее подбил на это дело. Вряд ли она сама… Хотя в квартире больше никого не было. Ой, не знаю, не знаю…

— А свидетели есть? Хоть кто-нибудь?

— Да никаких свидетелей. Я приехала в гости, она меня не встретила на вокзале. Сказала, что если так получится, ключи у соседки оставит. И в самом деле оставила. Только сама никуда не ушла, в квартире лежала, а рядом — шприц.

— То есть вы ее нашли?

— Я нашла, когда приехала.

— Мне нужно осмотреть квартиру, — твердо заявила Лайма. — Вы можете присутствовать и наблюдать за моими действиями. Изъять я имею право только бумаги или любые другие носители информации.

Мария Антипова попятилась, как будто только сейчас поняла, что Лайма — не соседка и не подруга, а лицо, облеченное властью. Проход в комнату ей пришлось освободить.

Единственной полезной вещью, обнаруженной в квартире Ани Петушковой, была ее фотография. Теперь Лайма представляла, как выглядела девушка, которая осуществила авантюру с Ниной-Дарьей, единой в двух лицах подругой братьев Леджер. Оставался вопрос — какой во всем этом был смысл?

Тот листок бумаги, который она вытащила из-под телефонного справочника, оказался Аниной памятной запиской и содержал список из двух пунктов: 1. Сходить к сейфу и добавить информацию. 2. Мультивитамины.

— А где у Ани сейф? — спросила Лайма ее двоюродную сестру, но та только плечами выразительно пожала. Они вдвоем стали искать ключ или шифр и ничего не нашли.

Мария тяжко вздыхала и приговаривала:

— Вот горюшко-то!

— Записку я заберу, — сказала Лайма напоследок. — И учтите, вы можете еще понадобиться.

Она была не просто расстроена, она была раздавлена! Все шло так хорошо, катилось как по маслицу. И вдруг — бац! — такой облом. Смерть от передозировки наркотиков. Аня приняла слишком большую дозу сама или ей помогли? Но кто? Имеет ли ее смерть отношение к афере с Леджерами?

Выйдя на улицу, Лайма позвонила тому самому Денису Лучникову, знакомому Ани, который сообщил ее адрес.

— Не знаешь ли ты близких Аниных подруг? — спросила она, представившись. — Или вы слишком давно не виделись?

— Близкая у нее одна была подруга — Рая Метелица. Только она вам не поможет. Она покончила с собой совсем недавно.

— Вот как, — пробормотала Лайма, насторожившись.

Тут, оказывается, не просто безобидная авантюра, когда молоденькая девчонка морочит голову двум вполне зрелым мужчинам. Тут серьезное дело, с самоубийством. Или даже двумя. А может быть, с самоубийством и убийством. Вряд ли это цепь совпадений.

— Просто ужас, — стал делиться информацией словоохотливый Денис. — Рая поехала ночью за город и на какой-то дальней станции взошла на железнодорожный мост, дождалась поезда и прыгнула прямо под состав. Мы, как узнали, все в шоке были. Такая девка отличная! Ее бабка воспитывала, весь класс пирогами кормила. А потом бабка умерла, и Рая одна осталась. Так они с Анькой сильно сдружились на этой почве. Анька ведь тоже без родителей.

— А больше близких друзей у Ани нет? — У Лаймы язык не поворачивался сказать про наркотики и морг.

— Может, только какие новые? А что вам нужно-то?

— Она написала мне записку, а я ее понять не могу. — Лайма слегка перефразировала и зачитала: — Пошла к сейфу добавить информацию. И где она сейчас может быть?..

— Так у Сейфа же! — расхохотался Денис. — Ой, это просто прикол. Сейф — человек. Честное слово. Парень с феноменальной памятью. Талант! Он сейчас занимается юриспруденцией. Но память у него — супер. Он немножко того… Ну, вы понимаете. Гении всегда кажутся странными.

— Как его имя? — полюбопытствовала Лайма.

— Толик Топчинский. Он в одном дворе с Анькой живет, совсем рядом. Дом восемь, квартира шесть. Если хотите сохранить информацию в надежном месте — доверьте ее Толику. Он запомнит навсегда.

— Прямо так и навсегда?

— Ну, конечно! Потому и феномен.

Лайма решила, что выбивать из Толика информацию придется Медведю. Гении действительно все немножко того. На гения удостоверение сотрудника ФАСБ может не произвести никакого впечатления. А вот мускулы Медведя — наверняка произведут.

Медведь был несказанно рад избавиться от папок с записями Абражникова и с удовольствием свалил их перед Корнеевым. Сел в машину и помчался по указанному адресу.

— Вот и я! — радостно заявил он Лайме, которая впервые заметила на его лице выражение преданности.

«Мы так сплотились, — с нежностью подумала она. — Настоящая дружная команда». Если бы Медведь мог слышать ее мысли, он бы смутился.

— Вот, смотри. — Лайма показала ему записку Ани Петушковой. — Видишь, она тут пишет про сейф. Это не просто сейф. Это сейф с большой буквы. И у этого сейфа есть имя — Толик Топчинский. Ты должен убедить Толика поделиться с нами информацией.

— Не вопрос, — пожал могутными плечами Медведь. — Куда он денется? Поделится.

Пока они поднимались по лестнице, он вслух недоумевал:

— Ну, надо же такое придумать. Человек — сейф! Я бы никогда не догадался.

Толик Топчинский оказался высоким, осанистым и респектабельным молодым человеком с черной гривой волос. Вероятно, он куда-то собирался, поскольку был облачен в костюм и галстук, а в руках держал массивный портфель. На его переносице сидели очки с округлыми линзами, которые делали его похожим на известного итальянского певца.

— Чем могу служить? — спросил Топчинский, и взгляд его сделался напряженным, как у снайпера, заметившего объект.

Переговоры взяла на себя Лайма, а Медведь обеспечивал молчаливую силовую поддержку.

— Мы из Федеральной антитеррористической службы безопасности, — сообщила она королевским тоном и показала удостоверение.

Топчинский ни чуточки не испугался, а просто склонил голову набок, словно любопытный скворец, и спросил:

— Чем могу быть вам полезен? Фирма «Юркон» уже десять лет работает с частными лицами и…

— Нас не интересует фирма, — перебила Лайма. — Нас интересуете вы. И не как юрист, а как сейф.

— О! — только и сказал Толик Топчинский. — Понимаю. Пожалуйста, пройдите сюда. И лучше на кухню, там мы сможем спокойно пообщаться.

Медведь, который понял, что никаких препятствий на пути к нужной информации нет, откровенно расслабился и, устроившись на хрупенькой табуретке, спросил:

— Вы и в самом деле запоминаете все подряд?

— Если дам себе установку, — кивнул Топчинский. — Моему мозгу постоянно требуется пища.

— А вам не кажется это опасным — запоминать, что попало? Можно крупно вляпаться.

— Намекаете, что я уже?..

— Нет, пока нет. Мы получим необходимые сведения и оставим вас в покое. — Лайма достала из сумочки диктофон и нажала на кнопку. — Нас интересует то, что говорила вам Аня Петушкова.

— Рая Метелица ходила в интернет-кафе и общалась в чатах с разными людьми.

— Рая? — переспросила Лайма, моргнув. — Вы сказали — Рая? Метелица? А при чем здесь она?

— Я вам повторяю то, что в меня Анюта заложила, — без всякого раздражения пояснил сейф Толик Топчинский. — Она говорила, я запоминал.

— Хорошо, хорошо, продолжайте.

— Итак, Рая через Интернет познакомилась с молодым мужчиной по имени Олег. Они долго переписывались и наконец решили встретиться. И Рая влюбилась. Ее избранник оказался архитектором, был красив и умен. Говорил ей, что не женат. Однако она в этом с самого начала сомневалась и однажды решила за ним проследить. И увидела, как он повстречался в кафе с красивой женщиной, поговорил с ней и поцеловал ее на прощание как-то уж очень по-семейному. Рая решила, что красивая женщина — его жена. Подошла к ней и с помощью нехитрой уловки выяснила, что это действительно так. Олег оказался женат! Она решила немедленно выяснить отношения. Был поздний вечер. Рая знала, что Олег собирается отправиться на ночь к себе на дачу, причем без машины, на последней электричке, потому что машина забарахлила. Она поехала на ту самую станцию, чтобы подождать его там и объясниться. На следующий день я узнала, что Рая попала под поезд и погибла.

— Вы — «узнала»? — перебил его недогадливый Медведь.

— Это слова Анюты, от первого лица, — пояснил Топчинский и продолжил: — Все думали, что это несчастный случай, тем более что нашлись свидетели — поздние пассажиры, которые видели девушку незадолго до трагедии. Она стояла на железнодорожном мосту. Одна. Но последняя электричка из Москвы к тому времени еще не пришла… Я не поверила в несчастный случай…

Медведь ничего не смог с собой поделать и хихикнул. Лайма бросила на него суровый взгляд, и он тут же нахмурился.

— Я абсолютно уверена, что Раю убил ее новый возлюбленный. Рая любила устраивать грандиозные скандалы, все драматизировала. Может быть, они поссорились, и в пылу ссоры Олег толкнул ее под поезд? А потом просто сбежал. Мы с Раей всегда были как сестры, и я решила выяснить правду. Чего бы мне это ни стоило!

Рассказывая мне про Олега, Рая никогда не вдавалась в подробности. Вот то немногое, что я знаю об убийце. Когда он целует женщину, одной рукой держит ее за подбородок, а второй берет за волосы на затылке. Рая находила это очень волнующим. И еще. Совершенно ясно, что дача Олега находится недалеко от той самой станции, где погибла Рая. Я знаю, как найти дом. Рая упоминала о том, что на его остроконечной крыше установлен флюгер в виде стрелки. Я решила обойти все дачные поселки вокруг станции, найти дом с флюгером и выяснить, что за человек там живет. Это и будет Олег. Хотя, допускаю, что зовут его по-другому. Завтра я поеду на станцию Кокорино.

— Куда?! — завопила Лайма, подскочив на стуле, как крышка на свистнувшем чайнике. — Станция, где погибла Рая Метелица, называется Кокорино? Это по Рижской дороге?!

— Я не в курсе, по какой дороге. — Толик даже испугался ее реакции. — Я вам повторяю то, что мне сказала Анюта.

— Она собиралась заглянуть сюда и добавить информацию. Заглядывала? — спросила Лайма, испытывая страстное желание немедленно позвонить Корнееву и выложить новости.

— Нет, не заглядывала. Приходила только один раз, когда затевала поиски убийцы. А что?

— Ничего, — нахмурилась Лайма. — Судя по всему, она его нашла.

Когда дверь квартиры Толика Топчинского захлопнулась за ними, Лайма потянулась к кнопке вызова лифта, но Медведь задержал ее руку.

— Подожди, — попросил он. — Дай-ка мне ту записку, которую ты в квартире у Ани Петушковой обнаружила.

— Там нет больше ничего интересного, — сказала она, но записку все-таки достала. — Вот, смотри сам.

— Тут есть и второй пункт, про мультивитамины, — не согласился Медведь.

— Ну и что? — нетерпеливо спросила Лайма. — Совершенно ясно, что девушка собиралась зайти в аптеку и приобрести упаковку мультивитаминов. Наверное, следила за своим здоровьем. А может, просто купилась на рекламу.

— Но если Сейф — это человек, почему Мультивитамины тоже не могут быть людьми?

Лайма погладила его по руке и сочувственно сказала:

— Иван, тебе нужно как следует выспаться.

— Она его нашла! — объясняла Лайма Корнееву. — Тот самый дом с флюгером в виде стрелки. И выяснила, что он принадлежит не одному какому-то человеку, а двум братьям по фамилии Леджер. Кто-то из них был Олегом. Имя придуманное, это ясно. В Интернете все придумывают себе имена. У Ани был только один способ понять, кто из Леджеров встречался с Раей. Из рассказов подруги она знала, как этот тип целуется. Одной рукой держит женщину за подбородок, а второй берет за волосы.

— Эротично, — похвалил Корнеев. — Думаю, это легко выяснить. Поговорить с их бывшими женами.

— Кстати, а жена? — спохватился Медведь. — Откуда взялась жена, если оба в разводе?

— Думаю, Рая наткнулась на бывшую жену одного из Леджеров. Возможно, та решила позлить девицу и не сказала, что они с Леджером давно в разводе. Мало ли, как там мог повернуться разговор.

— Да уж, — со знанием дела заметил Медведь. — Есть даже такая шуточка. Будущие жены — прекрасны, настоящие — несчастны, а бывшие — опасны.

— Ваня, ты просто юное дарование, — хмыкнул Корнеев.. — А вообще это философский вопрос, про жен. Вот скажи, Лайма, они бывшие, потому что вредные? Или вредные, потому что бывшие?

— У вас хватает пороху шутить? — возмутилась Лайма. — Я уже готова идти и целоваться с Леджерами по очереди, чтобы выяснить правду.

— Правда в том, что или Леонид, или Алекс убил Раю Метелицу и ее подругу Аню Петушкову, — подвел черту Медведь.

— По логике вещей это Алекс, — высказал свое мнение Корнеев. — Зачем бы Леониду обращаться к частному сыщику? Чтобы попросить найти девушку, которую он сам же и прикончил?

— Это может быть ход, — не согласилась Лайма. — Отвести от себя подозрения.

— Но его никто не подозревал! Все думают, что Рая Метелица покончила с собой, бросилась под поезд!

— А зачем он в таком случае убил Аню? Ведь она ничего не могла доказать. Глупость какая-то.

— Глупость, что мы вообще этим занимаемся! — в который уже раз вспылил Медведь. — У нас совсем другое задание! Сандра Барр похищена, находится неизвестно где, а мы что же, будем проверять, как целуются какие-то там братья?!

— Так вот что тебя волнует, — пробормотал Корнеев. — Как бы Лайма не принесла себя в жертву оперативной работе! Ты совсем с катушек слетел, как я погляжу.

— Я не собираюсь целоваться с братьями! — вознегодовала Лайма, пропустив мимо ушей намек Корнеева на то, что Медведь слишком трепетно к ней относится. В конце концов, у нее есть Шаталов, и они оба об этом осведомлены. — Выяснить, кто из Леджеров назвался Олегом, следует каким-нибудь другим способом.

— У нас два немотивированных убийства, — заявил Корнеев. — Но зато мы можем с уверенностью сказать, что убийца — Леджер. Алекс или Леонид.

— Нет, все-таки это не Леонид. Что же получается? Он бросил под поезд Раю, а потом, — продолжила Лайма, — нанял сыщика, который запросто мог его разоблачить. Бред какой-то.

— Чего-то мы тут не учитываем… — протянул Корнеев.

— Сандра Барр сейчас, может быть, страдает! — напомнил Медведь. — Кстати, я же вам так и не показал записку. Которую я в очечнике у бабушки Барровской нашел.

И он с гордостью продемонстрировал коллегам текст, написанный бабушкой явно в большой спешке: «Белый хрю».

— Какие-то глупые улики нам попадаются, — пожал плечами Корнеев. — Разве нет?

— Я спать хочу, — неожиданно заявила Лайма. — И есть хочу. И у меня в квартире брошенный кот.

О женихе она говорить не стала. Однако и Корнеев, и Медведь, отправляя ее домой, воображали теплую встречу Лаймы вовсе не с котом.

В шаталовскую квартиру Лайма ввалилась злая, как вохровская овчарка. И ведь было от чего! Для начала, задумавшись о вкривь и вкось идущих делах, она проделала весь путь до собственного жилища и лишь перед подъездом вспомнила о твердом обещании продолжить поэтапный переезд к любимому для дальнейшего успешного развития их непростых отношений. Помнила она и о том, что в обоснование серьезности своих намерений оставила Шаталову заложника — несчастного серого котенка, который вот уже несколько суток своей недолгой котярской жизни путешествовал с рук на руки, как переходящее красное знамя какого-то безумного социалистического соревнования.

Бедный Кларитин скорее всего был голоден и страдал от жажды, так как Геннадий не обещал стать заботливым хозяином. Даже во имя великой любви к ней лично Шаталов был согласен лишь терпеть кота. И, опять же, только при наличии постоянно пребывающей в квартире Лаймы.

— Достаточно, что я предоставляю ему крышу над башкой и персональное место в туалете, — буркнул он, исподлобья глядя на Кларитина, играющего с его тапком. — И чтоб в мой кабинет ни ногой, а то убью. — И, жалостливо посмотрев на Лайму, добавил: — Будет продолжать гадить в коридоре или на кухне — тоже убью.

Лайма сочла за благо не заводиться сразу, а лишь миролюбиво сказала: «Поживем, увидим!» — решив все разборки оставить до более подходящего случая. В конце концов, если наступит момент, когда ей придется бросить Шаталова, ее гордый уход с котом на руках будет выглядеть куда эффектней, чем с банальным чемоданом или спортивной сумкой. Она стала думать о такой возможности с тех самых пор, как в первый раз обманула любимого. Рано или поздно он захочет полного и безраздельного владычества, и вот тогда начнутся настоящие неприятности. Однако неприятности можно и отсрочить.

Вбежав в свою квартиру, она быстренько покидала в подвернувшийся под руку пакет пару детективов в дешевых бумажных обложках — Агату Кристи и Гарднера, — а также случайно попавшую к ней (забыл кто-то из слишком умных посетителей центра) красиво изданную книгу «Речь о человеческом достоинстве», автором которой был неведомый ей Пико делла Мирандола. Кто это такой — Лайма понятия не имела, но, как всякий интеллигентный человек, догадывалась о высоком предназначении подобной литературы и надеялась когда-нибудь прочитать книгу и приобщиться к сокровищнице человеческой мысли. Вот только ее новая работа заставляла усомниться в том, доживет ли она вообще до того счастливого времени, когда у нее появится возможность читать что-нибудь, кроме расшифровок чужих телефонных переговоров.

Затем в пакет полетели дурацкая вазочка непонятного предназначения, большая небьющаяся кружка, подаренная ей кем-то в очередной Международный женский день. Чем еще можно обозначить свое присутствие в квартире вероятного супруга? Лайма ненадолго задумалась и затем положила в пакет древние видеокассеты с фильмами «Греческая смоковница» и «Эммануэль», которые выбросить рука не поднималась — пригодились все-таки!

Теперь настала очередь одежды, и в пакет отправились: поношенная футболка, стопка нижнего белья, джинсы, которые были ей маловаты, блузка дурацкого зеленого цвета и почти такого же цвета юбка, надетая ею один раз вместо фартука, чтобы перемыть нечеловеческое количество посуды после бурно проведенного с коллегами Нового года у нее дома.

Время было позднее, и следовало поторапливаться — кот если еще не издох, то уж точно на грани физического истощения. Чего-то все равно не хватало. Лайма еще раз задумчиво повертела головой и вспомнила. В безобразно раздувшийся пакет она втиснула зубную щетку, которую брала с собой в поездки, старую мыльницу с древним обмылком и болгарскую зубную пасту «Поморин», купленную ее запасливой мамой еще в эпоху тотального дефицита.

Слегка утрамбовав пожитки, Лайма рванула вниз, к машине. Проехав полдороги, она вдруг припомнила, что ключи от шаталовской квартиры забыла на столике в прихожей. Пришлось возвращаться, и хорошего настроения это ей не добавило. «Да уж, Геннадий, я тебе такую совместную жизнь устрою, мало не покажется», — размышляла голодная и злая Лайма.

В квартире Шаталова было тихо — Кларитин мирно спал, обняв лапками хозяйский тапок. Тускло поблескивала маленькая лужица у вешалки. «Придется повозиться, приучить к месту, а то ведь и правда квартиру загадит», — вяло подумала Лайма.

Геннадия дома не было — он делал доклад в рамках «круглого стола» «Социальная ответственность среднего и мелкого бизнеса». Эпохальное мероприятие, как водится, завершалось грандиозной пьянкой, организованной социально озабоченным бизнесом. Именно здесь в непринужденной дружеской обстановке и решались многие волнующие вопросы, заключались мировые и объявлялись войны, плелись интриги с дальним прицелом. Пропустить такое было бы верхом легкомыслия, а Шаталова легкомысленным назвать уж никак нельзя.

Зазвонил телефон, и Лайма чуть не схватила трубку, однако, подумав, решила не отвечать — мало ли кто звонит, они с Геной еще не обговорили такие мелочи. Городской телефон наконец замолчал, зато зазвонил ее мобильный. Высветился номер Шаталова.

— Ты что, еще не дома? — хозяйским тоном поинтересовался он. — Я звоню уже час.

— Куда звонишь? — неприветливо поинтересовалась Лайма.

— Ну, домой звоню, а тебя нет.

— А я трубку не беру.

— Почему?

— По кочану. Может быть, тебя добиваются безутешные брошенные тобой женщины…

— Так утешь их, я разрешаю. Как твой Керосин поживает?

— Кто, кто?

— Ну, как его там — Холестерин?

— Кларитин. Спит пока. Кстати, а ты чем его кормил все это время?

— Чем придется.

— Да ты что, Геннадий? — рассердилась Лайма. — Ему специальная еда нужна, кошачья!

— Здрасьте! Мы так не договаривались, я в кошачьей еде ничего не смыслю. Кошек не держал.

Ему надоело быть хорошим, и он вредничал специально. Может быть, Лайма пожалеет Кларитина и будет приезжать ночевать хотя бы ради него? Известно ведь, что, когда в тебе сильно не нуждаются, ты особо и не рвешься…

— Ясно, — вздохнула Лайма. — Придется в магазин бежать. Что у вас тут ночью работает? То есть у нас?

— Выйдешь, — повеселевшим голосом ответил Шаталов, — сверни налево за угол, дальше через дорогу. Увидишь такие огромные красные буквы. Вроде бы там есть отдел с кормом для мелкого безрогого скота.

— Ладно, пойду, а то я вообще сегодня спать не лягу. Да и не ела ничего. Ты когда приедешь?

— А ты уже перевезла вещи?

— Знаешь, у меня грузовик сломался, так что извини, все перевезти не получилось.

— Ну ладно, виноват. Давай в субботу, я свободен. Загрузим мою тачку, она грраздо вместительнее твоей колымаги. Ты как насчет субботы?

— Отлично! В субботу — самое лучшее! — согласилась Лайма знакомым Шаталову завиральным тоном. — А ты скоро приедешь?

— К двум буду, вряд ли раньше. Поговорить с людьми надо, то, се. Ешь без меня, там в холодильнике всего навалом.

Ему чертовски нравилось, что теперь она ждет его возвращения и возится с Кларитином. А он занят делами по самое горло. В сущности, так и должно быть. А вовсе не наоборот.

Пока они беседовали, проснулся кот. Потянулся, на неверных со сна лапах отошел в угол коридора и сделал еще одну лужицу. «Дело дрянь, — констатировала Лайма. — Срочно начинаем процесс обучения хорошим манерам». Она взяла паршивца за шкирку, потыкала носом в произведенные им бесчинства, затем отнесла в туалет и опустила в специализированный кошачий писсуар.

Кларитин огляделся вокруг, то ли понял, то ли не понял, чего же от него хотят, и отчаянно замяукал. Лайма сбросила кроссовки и куртку, вооружилась тряпкой и восстановила нарушенную красоту в коридоре. Затем тщательно вымыла руки и снова оделась — уже двенадцать, а местность вокруг практически незнакомая.

Кларитин продолжал орать в туалете, как будто попал в камеру пыток. Лайме стало его ужасно жаль.

«Возьму-ка я его с собой, пусть воздухом подышит, может, крепче спать будет». Лайма ухватила орущий серый комок и поместила его за пазуху, застегнув куртку снизу на «молнию». Получилось что-то вроде сумки-кенгуру. Кларитин завозился там, пытаясь найти подходящее отверстие, чтобы высунуть голову.

Когда они вышли из подъезда, кот совершенно освоился на Лаймином животе и от удовольствия впивался всеми имеющимися когтями в ее новенькую джинсовую рубашку.

Свернув за угол. Лайма попала в неуютный в это время суток двор. За спиной у нее послышались торопливые шаги. Она не успела испугаться, когда из соседнего подъезда на улицу вывалилась компания подвыпившей молодежи. Лайма оглянулась, но увидела лишь две мелькнувшие тени и вздохнула с облегчением. Через минуту она вышла к довольно широкой дороге без малейших признаков светофора или хотя бы цивилизованного перехода. Машины, несмотря на поздний час, сновали в обе стороны весьма активно. На противоположной стороне сиял призывными огнями супермаркет.

Озираясь в поисках места, где можно было бы без риска для жизни перескочить проезжую часть, Лайма не заметила двух типов в черных тренировочных костюмах и черных шапочках, которые, материализовавшись из темноты двора, быстро направились к ней.

Удар обрушился на Лайму в ту секунду, когда она шагнула на шоссе. В потоке машин наконец наметился просвет, и она решила этим воспользоваться. Неожиданный рывок стал ее спасением — Лайму стукнули не то деревянной дубинкой, не то бейсбольной битой, и если бы удар пришелся по голове, она наверняка треснула бы, как яичная скорлупка.

Но бандит не ожидал от нее столь стремительного шага вперед, и оружие задело только плечо. Второй нападавший собирался нанести ей сокрушительный удар справа, но, так как Лайма с громким воплем рухнула на землю, он промахнулся и с размаху въехал подельнику по бедру. Раздался хруст, и тот, выронив орудие труда, закрутился на одном месте, отчаянно матерясь. Потом повалился на тротуар неподалеку от своей жертвы, прокричав находящемуся в ступоре подельнику: «Кончай ее!»

Лайма быстро поняла — если она хочет жить, надо вопить во все горло. И она завопила. Возле ее головы шуршали шины, но скрипа тормозов не было слышно. Хоть бы кто-нибудь помог! Нужно во что бы то ни стало остановить машину, но как это сделать?!

В этот момент перепуганный Кларитин выполз у Лаймы из-за пазухи и решил проблему самостоятельно. Что было сил он рванул вперед и вылетел прямо на мостовую. Черный человек уже поднял свое грозное оружие у Лаймы над головой, но тут… раздался благословенный скрип тормозов и нечеловеческий рев, перекрывший нестройные завывания жертвы и ее мучителей:

— Ах, ты ж! Твою же ж мать!

Хлопнула дверца роскошного серебристого лимузина, и на мостовой появился персонаж, как будто вышедший из добрых старых анекдотов про «новых русских». Взъерошенный Кларитин — хвост морковкой — стоял возле колеса и жмурился от яркого света фар. Шофер наклонился, схватил его и поднес к самому носу. Сзади начали гудеть, но быстро перестали — машина больно серьезная.

Лайма и подбитый бандит сразу замолчали, правда, она рот так и не закрыла.

Тут распахнулась дверь справа и оттуда выскочила грудастая блондинка с криками:

— Какая прелесть, дорогой, дай мне посмотреть! А давай мы его на дачу возьмем!

Дорогой не реагировал на призывные стоны то ли жены, то ли подруги, пытаясь сообразить, куда деть кота. Он был слишком маленький, чтобы швырнуть его на обочину и, топнув ногой, крикнуть: «Брысь!»

Уже изготовившийся для последнего и решающего удара бандит при виде внезапно появившихся колоритных свидетелей так и замер с поднятой вверх дубинкой. Что касается композиции из тел, валявшихся на асфальте, то она была похожа на картину «Иван Грозный убивает своего сына», и если бы Лаймина голова покоилась на коленях ее обидчика, то сходство было бы полное.

Блондинка продолжала ныть, требуя кота, но мужик явно не собирался брать его с собой. Он пробормотал:

— Вот, блин, хозяева, за животными совсем не следят, — поднял голову и увидел всех сразу — Лайму и двух людей в черных бандитских шапочках. Сделал шаг вперед и спросил: — Эй, подруга, ты вообще в норме? Соображать можешь? Твой кот?

Лайма попыталась сказать «да», не смогла, зато неприлично громко икнула.

— Так, понятно, эта готова. Пацан, — обратился он к лежащему рядом человеку в черном, — может, твой кот?

«Пацан», похоже, вообще утратил всякий интерес к происходящему и полностью ушел в себя.

— Ну, дела, — завертел головой мужик, — котята на дороге, люди в отключке…

И тут остававшийся до сих пор целым и невредимым второй бандит не к месту решил высказаться:

— Ехал бы ты, дядя! Без тебя разберемся.

Это было самое глупое выступление в его беспутной жизни.

— Чего ты там вякнул, фантомас гребаный? — немедленно оживился «новый русский». — Да ты у меня своей шапкой будешь сопли с асфальта вытирать, понял?

Слова у обладателя лимузина с делами не расходились. С Кларитином в руках он быстро шагнул вперед и носком лакированного остроносого ботинка въехал противнику в пах. После чего несколько раз прошелся по распластанной фигуре, приговаривая:

— Грязищу тут развели!

Блондинка, облокотившись о серебристое крыло, терпеливо ожидала окончания представления. По всему чувствовалось, что судьба кота волновала ее гораздо больше, чем неясная участь человека в черном. Тут, наконец, Лайма обрела дар речи и закряхтела:

— Ох-ох, помогите мне встать, ради бога.

Блондинка посмотрела на нее с подозрением, но все-таки протянула крепкую ладошку. Тут, закончив тяжелую мужскую работу, к ним подошел ее спутник с котенком в руке. По дороге он задержался возле другой фигуры в черном, о чем-то задумался, а потом ударил кулаком, как кувалдой, по черной голове, отчего начавший было подниматься бандит снова рухнул на асфальт.

— Понимаете, — стала сбивчиво объяснять Лайма, — мы пошли вдвоем с котом в магазин. Ему еды надо было купить. Тут эти, — она махнула рукой в сторону неподвижных черных фигур, — с дубинками. И прямо на меня! Ударили, я упала, а они между собой драться стали. Только я не поняла. Почему.

— Сестренка, а ты, часом, не пила? — уточнил ее неожиданный спаситель.

— Могу поклясться, — горячо заявила Лайма. — И спасибо вам огромное! За то, что остановились и помогли…

— Это ты кота своего благодари, — хмыкнул тот. — Ну, и куда ты теперь?

— Домой. Ой, нет, в магазин, он же голодный. — Она указала на вполне довольного жизнью Кларитина.

— Ладно, садись в машину, довезем вас до магазина. А дом где? Если тут рядом — довезем и до дома.

— А у вас нет такого же котеночка? — поинтересовалась блондинка, не сводя с Кларитина жирно подведенных глаз.

— Ну, чего ты к этому коту привязалась? Да я тебе куплю такого же, даже еще лучше! — вступил в схватку ее милый.

— Такого ты не найдешь! А мне нравится именно с носком на ноге! — разнылась блондинка.

Их нудное препирательство продолжалось всю дорогу.

— Может, тебя до квартиры проводить? — поинтересовался мужик, вошедший в роль спасителя и явно наслаждавшийся ею.

— Нет, спасибо, здесь безопасно, вахтер сидит. А что с этими будет, которые там валяются?

— Да ничего, менты подберут. Или дворники. — Он громко засмеялся, блондинка грустно пискнула: «Привет!», и роскошный лимузин укатил.

Лайма вернулась в квартиру сама не своя. Все было плохо — горело ушибленное дубинкой плечо, раскалывалась голова, тряслись руки, и вдобавок ее бил озноб. Не раздеваясь, она бессильно опустилась на пуфик в коридоре. В первую очередь нужно собрать разбегавшиеся мысли и понять, что же произошло и, главное, почему. Была ли это случайность, или наконец проявились зловещие последствия бурной деятельности их группы? А если последнее, то кто решил нанести по Лайме — в прямом и переносном смысле — удар? В эти сумрачные размышления вкралась несвоевременная мысль о том, что Кларитин так и не накормлен, а затем, перебивая все остальные, — что скоро придет Шаталов и застанет ее вот в таком жалком виде. Немым укором выглядел дурацкий желтый пакет со скарбом, сиротливо стоящий в углу.

Лайма посмотрела на часы — жуткое ночное приключение заняло всего сорок минут, а казалось, что прошло полночи. Тяжело вздохнув, она с усилием поднялась с уютного пуфика и взялась за работу. Первым делом пошла в ванную и, стянув куртку и рубашку, осмотрела повреждения. Плечо и верхняя часть предплечья были багрово-синего цвета и здорово опухли, однако вряд ли это перелом. Было больно, но терпимо, так что врача можно не вызывать, а ограничиться холодным компрессом. Тайные агенты не вызывают врачей! Умывшись и приведя себя в относительный порядок, Лайма отправилась на кухню. Кларитин по традиции грыз в коридоре тапок, окончательно разочаровавшись в людях. Продовольственную проблему он решал самостоятельно.

Лайма перенесла кота к наполненной едой миске, над которой он в некотором недоумении замер, не веря своему счастью, но потом с видимым удовольствием занялся ее содержимым, отрываясь лишь затем, чтобы лизнуть воды. Жизнь постепенно налаживалась. В баре нашлась бутылка отличного и жутко дорогого французского коньяка, из которой Лайма несколько раз с наслаждением отхлебнула, отчего по телу волнами заходило тепло, а мучивший ее озноб тотчас прекратился.

Теперь можно было приступать к операции «Вселение». Она взяла в руки пакет и, переходя из комнаты в комнату, оставляла в каждой что-нибудь из его содержимого. Засевание шаталовского жилища собственными пожитками заняло не так много времени. Так что, когда его ключ заерзал в замке входной двери, все было готово, а сама Лайма сидела в кресле — ни дать ни взять заботливая подруга жизни, поджидающая любимого мужчину с работы. Бутылку с коньяком она поставила рядом, прижав ее здоровой рукой к подлокотнику, будто опасаясь, что сосуд со спасительным алкоголем куда-нибудь испарится.

Шаталов открыл дверь и замер на пороге, словно ожидая чуда. Однако ничего не произошло, никто с визгом не бросился ему на шею и не поцеловал в щеку. Все было привычно, знакомо, коридор темен и пуст.

— Лайма! — осторожно позвал он и замер, прислушиваясь.

На зов из кухни вышел Кларитин, обогнул стоящего у него на дороге Геннадия и, ухватив зубами любимый тапок, поволок его в угол.

— Лайма! — уже громко крикнул Шаталов и, услышав в ответ слабое: «Я здесь!», решительно прошел в гостиную.

Лайма рассчитывала встретить любимого у дверей, обвить его шею руками и нежно поцеловать. Однако ни того, ни другого, ни третьего она сделать не могла физически: избитое, а затем расслабленное алкоголем тело игнорировало приказ «Подъем!», левая рука не поднималась из-за травмы, правая — от усталости, а губы потрескались и саднили. Единственное встречное движение, доступное сейчас Лайме, было-таки совершено — она по-гусиному вывернула шею и посмотрела на Шаталова одним широко раскрытым глазом и одним прищуренным. Взгляд, по ее замыслу, должен был быть полон любви и раскаяния.

Судя по реакции Шаталова, эффект получился не тот. Он еще раз беспокойно взглянул на криво сидящую в кресле женщину своей мечты и вдруг бросился к ней с воплем:

— Что с тобой? Что случилось?

Уж кто-кто, а Лайма отлично понимала, что давать кое-какие показания придется, иначе можно потерять близкого человека навсегда. Все время приходится врать! Или хотя бы ограничиваться полуправдой. Собственно, правда и самой Лайме была неизвестна. К тому же она не хотела окончательно восстановить Шаталова против своей работы. И она выдала следующую версию. По дороге в магазин на нее напали подростки-наркоманы, ударили палкой и отобрали двести рублей, которые были в куртке, но большую часть денег, лежащих в кармане рубашки, ей удалось спасти. Наркоманы убежали, а она героически добрела до магазина и благополучно вернулась домой — отдыхать и оправляться от шока и нанесенных травм.

Сидящий перед ней на корточках Геннадий во время рассказа не проронил ни слова, нежно поглаживая ее по руке, и только в конце спросил:

— Милицию ты вызвала?

— Зачем? Мне придется потом из-за двух сотен год бегать к следователям и в суд! А тебе это надо?

— Может, пойти поискать их? — вслух подумал Шаталов, в котором послефуршетная расслабленность и банальная усталость боролись с желанием отомстить подонкам.

— Нет, — решительно пресекла эти поползновения Лайма. — Перестань, пожалуйста. Ты мне нужен здесь, рядом. А эти сопляки пусть подавятся.

Шаталов еще немного посомневался для приличия, но все же признал доводы Лаймы разумными и отступил.

— Хорошо бы что-нибудь выпить, — перешел он к следующей, более приятной части ночной программы. Тут он заметил торчащее из-под локтя Лаймы горлышко и поинтересовался: — Что там у тебя?

— Коньяк. Это я стресс пыталась снять.

— Понятно, пойду еще одну рюмку возьму. И разденусь заодно, лимончик порежу.

— Две, — скромно потупясь, попросила Лайма. — Две возьми.

— Чего — две? — не понял Геннадий.

— Две рюмки.

— А твоя где?

— Ну… Как ты не понимаешь? Разве до посуды мне было?

Шаталов посмотрел на изрядно опустошенную бутылку, которая еще с утра была полнехонька, и поинтересовался:

— А раны ты этим коньяком не промывала?

— Да нет, все внутрь, — застеснялась Лайма.

— И все из горла?

Она промолчала, и Шаталов, удивленно крутя головой, вышел из комнаты, размышляя о могучих резервах человеческого организма, открывающихся в экстремальных ситуациях.

К тому моменту, как коньяк закончился, Лайма почти спала, едва удерживая падающую на грудь голову здоровой рукой. Периодически она ловила себя на том, что отключается от разговора. Геннадий уже смирился с тем, что ночь любви ему не светит, а Лайма вот-вот свалится и заснет мертвецким сном. Поэтому напоследок решил перевести беседу в деловое русло:

— Можно полюбопытствовать, что же ты все-таки перевезла сегодня?

Лайма, язык которой уже совсем не ворочался, сделала широкий приглашающий жест все той же единственной функционирующей рукой — смотри, мол, наслаждайся.

Повинуясь этому неопределенному взмаху, Шаталов встал и медленно побрел по квартире, внимательно осматриваясь в ожидании благодатных перемен и приятных неожиданностей. На маленьком столике около домашнего кинотеатра он обнаружил видеокассеты с фильмами, одно воспоминание о которых вызывало отвращение к сексуальной жизни.

— Ты это смотришь? — удивленно поинтересовался Геннадий.

Лайма лишь что-то буркнула в ответ и засопела. Дальнейший осмотр гостиной привел его к стопке книг, две из которых он с ухмылкой отложил, а третью, с золотым тиснением на переплете, стал осторожно рассматривать.

— Пико… делла… Мирандола…— напряженным голосом зачитал он вслух блестящие буквы. — Ты это вот читаешь? — с подозрением поинтересовался Шаталов у мирно сопящей Лаймы.

Та безвольно мотнула головой. Дальнейший осмотр квартиры привел к таким бесценным находкам, как странные зеленые одеяния на вешалках в спальне и дикая фаянсовая чашка с надписью «400 лет Архангельску» на посудомоечной машине. Ископаемые щетка, мыло и паста добили Шаталова окончательно.

Когда он снова появился в гостиной, держа в одной руке вешалку с юбкой-фартуком, а в другой сжимая тюбик с «Поморином», Лайма уже спала, откинувшись на спинку кресла.

— Послушай, — вежливо поинтересовался у спящей Шаталов, — ты ведь не хочешь сказать, что носишь эту дрянь?

Звук его голоса на минуту вернул Лайму в мир людей и вещей.

— Что, дорогой? Ты что-то говорил?

— Я не говорил, я спрашивал. Скажи, ты правда носишь эту одежду? — Он потряс перед ее носом зеленой юбкой.

— Какая гадость, — возмутилась Лайма. — Где ты ее взял?

— В шкафу, на вешалке.

— Ну, значит, какая-то твоя баба оставила, — Лайма зевнула и снова начала уплывать в царство снов.

— Ничего подобного! — взревел Шаталов. — Какая баба?! Это ты привезла!

Лайма, не открывая глаз, миролюбиво кивнула головой.

— Послушай, — настойчиво продолжал Геннадий. — Послушай же! Ты меня слышишь?

— Слышу, — потусторонним голосом профессионального медиума отозвалась Лайма, глаз так и не открыв.

— Ну, посмотри же на меня, — потребовал Шаталов.

Лайма, вняв его мольбам, приоткрыла один мутный глаз и уставилась в пространство.

— Милая, — боясь, что она снова заснет, заторопился Геннадий, — скажи, зачем тебе «Поморин»? В последний раз я видел его лет двадцать пять назад, в пионерском лагере. Где ты его взяла? Ты ведь не чистишь им зубы?

Лайма еще несколько секунд крепилась, следя открытым глазом за его губами, потом отчетливо произнесла: «Никогда!» — и мягко свалилась с кресла на ковер. Шаталов взял подозрительную пасту в руки и опасливо отвинтил колпачок. Из тюбика полилась мутная коричневая жижа, вонявшая жабами. Он сказал: « Фу-у-у!» — и швырнул тюбик в раскрытую форточку.

Ранним утром, когда Лайма еще крепко спала, Геннадия поднял на ноги срочный звонок, и он, наскоро приведя себя в порядок и хлебнув кофе, умчался, не оставив даже записки. «Освобожусь — позвоню, а там разберемся», — решил он, уже сидя в машине.

Лайма проснулась сильно после полудня. Пробуждение напоминало сцену из фильма «Ожившие мертвецы». Усилием воли она отскребла себя от кровати и добрела до зеркала в ванной. По дороге проверила, кто есть дома. Дома был Кларитин, который спал в туалете с тапком в обнимку. Ни самого Шаталова, ни записки от него обнаружить не удалось.

Лайма была не готова к тому, что узрела в зеркале, поэтому крепко зажмурилась. Неужели Шаталов, проснувшись утром, увидел рядом с собой на подушке вот эту зеленую кикимору? Да… Нужно быстро что-то с собой сделать. Затем решить кошачьи проблемы. Потом связаться с Медведем и Корнеевым, чтобы договориться о встрече. На последнем месте, как всегда, оказалась личная жизнь. Шаталов как-то сам собой отодвигался назадний план.

Приняв душ, Лайма еще раз посмотрела в зеркало. Кикимора все еще была там. Человеческий облик предстояло создать практически из ничего. Она потратила уйму времени и старалась изо всех сил, дав себе клятву больше не пить. По крайней мере, столько.

Обеспечив Кларитина едой и водой до вечера, Лайма вышла из квартиры и замерла перед лифтом. Вчера ночью, перед тем как напиться, она так и не пришла ни к какому выводу: случайностью было ночное нападение или это спланированное покушение на нее? Мысль о втором варианте была неприятной. Тем не менее, приходилось считаться с фактами.

Получается, ей нужно держать ухо востро. Для начала пришлось отказаться от лифта, чтобы проверить, не караулит ли ее кто внизу. Кроме индифферентного консьержа, там никого не оказалось. Второй шаг — живой добраться до машины. «А вдруг машина заминирована?» — мелькнула страшная мысль. Ловить попутку? Тоже можно угодить в капкан. Вызывать такси поздно. И как вообще жить дальше? Это же невозможно — так вот ходить и бояться всего!

Она подошла к машине и попыталась заглянуть под днище. Присела на корточки и пошарила внизу рукой. Вытерла руку платочком, села за руль и отважно повернула ключ в замке зажигания — семи смертям не бывать, а одной не миновать! По дороге лихорадочно соображала, с кем бы обсудить ситуацию. Лучше всего, конечно, с самим Борисом Борисовичем Дубняком, но где его взять? Провалился как сквозь землю. С Корнеевым и Медведем? Но что они смогут предложить? Отправят ее к чьей-нибудь знакомой бабушке в Урюпинск. Или станут по очереди ее охранять. Но охрана, как свидетельствует мировая практика, вряд ли поможет. Да и как к такому развитию событий отнесется Шаталов? Охранник у дверей спальни! Нет, это отпадает. Вопрос, требовавший немедленного решения, повис в воздухе.

По дороге Лайма поняла, что страшно хочет есть и готова ради пищи на подвиг и на подлость. Несмотря на то, что Корнеев и Медведь ждали ее в штаб-квартире с самого утра, она решила завернуть по дороге в ресторан и основательно подкрепиться. Кто знает, как сложится сегодняшний день?

Она подъехала к своему любимому ресторанчику, где относительно недорого и вкусно кормили. Официанты ее знали и обслуживали быстро. Единственное, чего она не учла, — фактора времени. Был обеденный час пик, когда со всей округи, из всех многочисленных фирм и фирмочек, из банков и страховых компаний сюда слетались на бизнес-ленч мелкие и среднего калибра клерки и их боевые подруги — аккуратные девушки из секретариатов и бухгалтерий. Клерки были двух видов: лихорадочно озабоченные и демонстративно расслабленные. Первые всем своим видом давали понять, что обед — это досадная помеха в работе и за это время они могли бы сделать много полезного для родной организации. Вторые демонстрировали собственным примером, что тот, кто не умеет нормально отдыхать, не может и нормально трудиться. Строго говоря, большинству из них после обеда в родной конторе и делать-то было нечего, но они скорее умерли бы, чем признали сей прискорбный факт.

Лайма вошла в переполненный зал и огорченно остановилась — ни одного свободного столика! Лицо поспешившего к ней навстречу администратора выражало одновременно радость узнавания постоянного клиента и безмерную горечь из-за того, что помочь ему он решительно ничем не может. Но сегодня Лайма была не в том настроении, чтобы пасовать перед трудностями. Молча обойдя изумленного администратора, она стала продвигаться вглубь помещения в поисках свободного места, готовая к штурму. Штурма не потребовалось — у дальней стены обнаружился столик на двоих, за которым спиной к ней, ссутулившись, сидел сильно облысевший мужчина в оранжевой рубашке, на которой проступали темные пятна пота. Лайма твердым шагом подошла к нему и спросила:

— У вас свободно?

— Да, да, — робко ответил мужчина, глядя снизу вверх на решительную незнакомку. — Садитесь, пожалуйста.

Лайма села, по-деловому положив руки на стол. Окинула соседа быстрым взглядом и оценила его на «три» по десятибалльной шкале. «Командировочный, — решила она. — Одет странно: брюки мятые, допотопные сандалии, портфель между ног поставил». Возраста мужчина был предпенсионного, а лицом и фигурой смахивал на заведующего сельским складом, отправленного на курсы повышения квалификации. Он уже скушал суп и отодвинул от себя тарелку, ожидая, когда принесут второе. Выглядел при этом вялым и унылым. Так и сидел, уставившись взглядом в пустую тарелку. А на интересную соседку толком даже не взглянул.

Обычно столик обслуживал очень приятный молодой человек по имени Слава, корректный и немногословный. Он хорошо знал вкусы и привычки Лаймы, ему не придется ничего объяснять. Сегодня это было бы очень кстати. Впрочем, ожидание затягивалось. Лайма начала нервничать, и вдруг увидела, что к их столику приближается незнакомый молодой человек в форменной одежде и с большой тарелкой в руке. Он поставил тарелку перед «завскладом» и, повернувшись к Лайме, воскликнул:

— О, какая к нам сегодня птичка залетела? Что будете заказывать, дорогуша?

«Брюнет, глаз синий, блестящий и наглый, — отметила Лайма. — И позволяет себе слишком много. За такие штучки из официантов увольнять надо».

Она терпеть не могла фамильярного обращения и тут же перешла в наступление. Поманила брюнета пальцем и, когда он наклонился, тихо, но отчетливо сказала:

— Дорогушами будете любовников своих называть. Где Слава? И как ваше имя? Почему я не вижу таблички?

Брюнет широко улыбнулся, не сводя с нее глаз:

— Она отцепилась и упала. Наверное. Слава заболел, это ведь не противозаконно? А я тут на подхвате. И зачем вам мое имя? Может, лучше меню почитаете?

— Меню я знаю наизусть, а вот вас вижу здесь впервые, так что представьтесь, будьте любезны.

— Да я тут ненадолго, на месяц устроился, пока каникулы студенческие, так что вы можете не засорять свою очаровательную головку совершенно ненужными вам именами. Делайте лучше заказ. — И брюнет криво улыбнулся.

Лайма сжала зубы и проскрежетала ими куплет известной песни. Потом, не глядя на безымянного официанта, сделала заказ.

Наглец что-то черкнул в маленьком блокнотике и, изобразив полупоклон, удалился, так и не убрав со стола суповую тарелку ее соседа. Тот, кстати, никак не отреагировал на кипящие рядом страсти, продолжая вялое ковыряние в принесенных ему котлетах.

У Лаймы с запозданием разболелась голова. «День дурацкий, сосед дурацкий, официант еще более дурацкий. И почему именно сегодня заболел Слава?» Ответ пришел незамедлительно, и ее аж пот прошиб.

«Этот брюнет подослан! Подослан кем-то, кто хочет меня убить! Тем, кто объявил на меня охоту, вот оно что! Возможно, это похититель Сандры Барр».

Лайма испугалась. Что с ней могут сделать в битком набитом ресторане? Выстрелить? Или взорвать? Но тогда зачем фокусы с официантами? Тут по телу у Лаймы пробежала противная дрожь — что, если несчастный Слава лежит сейчас в кабинке мужского туалета связанный? Или с ножом в животе? Другой официант нужен не просто так, а для того, чтобы отравить ее! В ресторане сделать это проще простого. Все концы в воду, да и шума никакого. Поела, вышла на улицу, сочувствовала себя плохо. Пока «Скорая» приехала — все, не дожила. И виновных искать не будут. Тут Лайму охватил ужас. Что делать?

Ее сосед все еще сидел, задумавшись, над котлетами. Ему и дела не было до ее страхов. И Лайму вдруг осенило — она поняла, как можно избежать ловушки.

Безымянный брюнет подлетел неожиданно и поставил перед ней тарелку с салатом.

— Приятного аппетита, — вкрадчиво пожелал он.

«Глумится, гад, — подумала Лайма. — Но ничего, я им сейчас сорву операцию».

— Постойте, — повелительно приказала она официанту, — заберите этот салат, я не хочу его. Принесите мне такое же. — И она ткнула пальчиком в тарелку соседа.

— Но послушайте, это прекрасный салат, вы попробуйте, — стал настаивать подозрительный молодой человек.

— Не уговаривайте меня, — повысила голос Лайма. — Заберите его и принесите то, что я просила. Только без гарнира.

И она еще раз ткнула рукой в тарелку соседа.

— Как хотите, — пресным тоном сказал официант. — Будут вам котлеты, ждите.

И он принес их очень быстро. Подозрительно быстро. Как будто обслуживал одну Лайму. План же у нее созрел такой — поменяться котлетами с соседом. Точнее, не всеми котлетами, а так — подбросить ему кусочек для пробы. От маленького кусочка он не умрет, а она сразу же вызовет врачей, чтобы ему дали противоядие или промыли желудок. И еще она милицию вызовет — арестовать отравителей. Если с соседом ничего не случится, значит, она напрасно так всполошилась.

Лайма отщипнула кусочек котлеты и взяла его на изготовку. Потом сбросила локтем со стола пачку сигарет и обольстительно улыбнулась вялому «завскладом»:

— Извините, вы не поднимете, а то мне не совсем удобно…

Тот промычал что-то утвердительное и полез под стол. Когда он из-под него вынырнул, дело было сделано. Теперь оставалось только ждать. Лайма откинулась на спинку стула и стала смотреть, как бедолага жует — размеренно, словно корова жвачку. Смотрел он прямо в стол, причем совершенно бессмысленным взором.

В это время у Лаймы в сумочке зазвонил мобильный телефон. Шаталов! Ей так хотелось услышать его голос. И по этому голосу понять — не обиделся ли он на нее? Однако ни одного слова она не разобрала — в зале оказалось слишком шумно. Лайма решила выйти на минутку, но, пока бежала к выходу, Шаталов уже отключился. Она принялась набирать его номер — он был занят. Она подождала — он не перезвонил.

Пришлось возвращаться обратно несолоно хлебавши. По дороге к столику она не отрывала взгляда от лысой головы соседа. Вдруг ей показалось, что голова стала все больше и больше клониться вниз. Она ускорила шаг и была уже у цели, когда сосед упал лицом прямо в тарелку с недоеденными котлетами, а правая его рука, судорожно сжимая нож, безвольно повисла вдоль худого скрюченного туловища.

Вместо того чтобы звать врача и милицию, как она запланировала, Лайма потеряла над собой контроль. Развернулась на каблуках и бросилась наутек. Добежала до машины, рыбкой кинулась на сиденье и дала по газам.

Марш-бросок ее не остался незамеченным — администратор подозвал новенького и сурово спросил:

— В чем дело, Павел? Ваша клиентка только что в слезах выбежала из зала! Я вас брал с испытательным сроком, и вы обещали…

— Ради бога, Анатолий Сергеевич, я тут при чем? Сначала она придиралась, что таблички с именем нет, потом салат просила заменить, я и заменил. Может, у нее случилось чего, я видел, она по телефону выходила говорить. Вернется, наверное.

— Она расплатилась?

— Не знаю, счет я не выписывал… Наверное, на столике деньги оставила, пойду посмотрю.

Администратор отправился следом, контролировать ситуацию. Постоянные клиенты — это, конечно, почетные гости, но убегать, не расплатившись, даже им не рекомендуется.

На столике денег не оказалось, только распечатанная пачка сигарет и зажигалка.

Зато там лежал, лицом в тарелке, второй клиент официанта Паши.

— Ладно, появится еще, вроде бы приличная женщина, — процедил администратор. — А что с этим? — указал он царственной рукой на оранжевую рубаху. — Напился или умер?

Окончательно растерявший свое хамство Павел растерянно пожимал плечами:

— Не знаю, спиртного они не заказывали…

— Кто — они?

— Ну, он. Суп ел, котлеты…Может быть, сердце, приступ?

Администратор взялся за оранжевое плечо и легонько потряс мужчину, отчего тот чуть не соскользнул на пол. Паша решил пощупать ему пульс, и пульс обнаружился. Воодушевившись, официант сбегал на кухню, где одолжил у девчонок маленькое зеркальце. Затем, взяв клиента за остатки волос, приподнял ему голову и поднес зеркальце к перемазанному лицу. Зеркальце затуманилось, и обрадованный Паша бросил голову обратно в тарелку. Клиент тут же встрепенулся и резко выпрямился на стуле. С его щек стекал кетчуп. Увидев, что стал центром повышенного внимания, мужчина извиняющимся тоном забормотал:

— Трое суток, понимаете, спать не давали. Вагон плацкартный, женщина ехала, у нее близнецы, тройня, грудные… Пока одного покормит, двое орут. Трое суток…

Тут мужчина покачнулся и снова чуть было не упал. Но Лайма, к сожалению, этого уже не видела и не слышала.