Блуд на Руси (Устами народа) - 1997

ИЗ ДОМАШНЕГО АРХИВА ПАНТЕЛЕЯ РУБАШКИНА:

О своих впечатлениях после первой интимной связи с женщиной в 16-лстнем возрасте Лев Толстой написал: «Когда братья затащили меня в публичный дом, я и совершил половой акт в первый раз в своей жизни, я сел потом у кровати этой женщины и заплакал. Позднее, хотя и поучал сам себя рассматривать компанию женщин как неизбежное социальное зло и всячески избегать ее, в жизни далеко не следовал собственным советам».

В своем имении он для начала принялся соблазнять и лишать девственности служанок и крестьянок — Глаша, Дуняша, Аксинья... И каждый раз терзал себя вопросом: «Прекрасно или ужасно то, что со мной произошло? Ба! Да таков же весь свет: этим занимаются все!». С Аксиньей он прожил три года, и та родила от него сына.

Перед бракосочетанием с Софьей Андреевной Толстой заставил свою невесту прочитать свой дневник, где были ярко описаны все его сексуальные приключения. Он просто хотел, чтобы она имела о нем более полное представление, однако будущая супруга, видимо, поняла этот жест превратно — будто его интересует сугубо физическая сторона любви. В действительности же, писателя, совратившего до женитьбы не одну дюжину представительниц прекрасного пола, семейная жизнь вполне удовлетворяла и приносила даже огромное наслаждение. Последнее, правда, не мешало ему быть настоящим тираном в семье по отношению к его домочадцам.

Всю свою жизнь Толстой боролся со своими муками совести и сексуальными желаниями. В «Крейцеровой сонате» устами персонажа повести призывал всячески избегать создания брачного союза, воздерживаться от половой жизни и чуть ли не принять на себя монашеский обет безбрачия. Его собственный сексуальный аппетит, по иронии судьбы, от этого лишь возрастал — в доказательство чему дневники Софьи Андреевны. Лишь когда писателю перевалило за восемьдесят, он признался одному близкому человеку, что не испытывает больше полового влечения. Сам по себе стал увядать и супружеский союз, завершившийся отказом передать Софье Андреевне права на все его литературные произведения.

От дачи советов другим — как побороть похоть — писатель не уставал до конца своих дней. В своем дневнике Толстой резюмирует «Самое лучшее, что можно сделать со своим сексуальным желанием, это;

1) полностью уничтожить его в себе самом; следующее, самое лучшее, это;

2) жить с одной женщиной с целомудренным характером, разделяющей твою веру, воспитывать вместе с ней детей и помогать ей так же, как она помогает тебе; далее, похуже, это;

3) отправляться в публичный дом всякий раз, когда тебя мучает желание;

4) иметь кроткие связи с разными женщинами, не оставаясь ни с одной из них;

5) иметь сексуальные отношения с юной девушкой и оставить ее;

6) иметь сексуальные отношения с женой другого мужчины, что еще хуже; и, наконец, самое ужасное, это;

7) жить с неверной и аморальной женщиной».

Процветавшая во времена язычества религиозная проституция сохранилась и встречалась в России (в конце XIX века) среди некоторых сектантов. Такого рода проституция не может быть отнесена к ней в тесном смысле слова, также как и гостеприимная или патриархальная, ведущая начало с древних времен, когда гостеприимство обязывало хозяев предлагать гостю не только вола, осла, раба, рабыню, но и жену или дочь. В России гостеприимный разврат сохранился к концу XIX века на Кавказе, на севере, в Сибири, будучи продиктован главным образом корыстными побуждениями. На севере России хозяин, отдавая в наем квартиру, часто предлагал своему жильцу супругу или дочь, увеличивая за это квартирную плату. С переменой квартиранта женщина переходила к другому мужчине. В Сибири, на бойких трактах, особенно на путях возвращения рабочих с золотых промыслов, хозяева могли предложить то же самое ночлежникам.

С 1849 года в России начали появляться указы, предписывавшие строгое наблюдение за преступниками и развратными женщинами. В 1718 году возникли тайные публичные дома в Петербурге, по отношению к которым, уже после смерти Петра I, принимались строгие меры. В сенатском указе от 1736 года отмечалось: «Во многих домах волнодумцы содержат непотребных женок и девок, что весьма противно христианскому благочестивому закону. А потому велено допросить их, буде не беглыя окажутся, тех высечь кошками и из тех домов их выбить вон, беглых же отсылать в воеводскую канцелярию». Императрица Елизавета Петровна, в царствование которой появились роскошно обставленные публичные дома, приказала кроющихся непотребных жен и девок, как иноземок, так и русских, сыскивать, ловить и приводить в главную полицию. В 1764 году, в виду значительного развития венерических болезней среди солдат, велено было допрашивать заболевших вояк, от кого заразились, и «тех женщин разыскивать, по приводе осматривать и, если окажутся больными, то лечить. По излечении же отсылать в Нерчинск только таких, кои подлыя и бродячия и точно по разведыванию найдутся в том непотребстве подозрительными».

Уставом о благочинии 1782 года воспрещалось дом свой или нанятой открыть днем или ночью всяким людям ради непотребства и непотребством своим или инаго искать пропитания. Сводничество наказывалось смирительным домом. Вместе с тем назначены особые местности в Петербурге для вольных домов. Только в 1843 году проституция была объявлена терпимою и в столице устроен врачебнополицейский комитет, разыскивавший продажных женщин, сделавших из проституции профессию. Такой же комитет был учрежден позднее в Москве, Казани, Одессе, Минске и других городах. Общий надзор за проституцией сосредоточила в своих руках полиция, а освидетельствование производилось городовыми врачами — в большинстве случаев надзор крайне неполный, часто совсем фиктивный. Вследствие этого официальные сведения о степени распространения явной проституции отличались крайней неточностью.

Так, например, по данным центрального статистического комитета, к 1 августа 1889 года в России числилось 1210 домов терпимости с 7840 женщинами, одиночек — всего 9768. Эти цифры ничтожны по сравнению с действительностью. За тот же год, по данным медицинского департамента, число домов терпимости и свиданий равнялось почти 2500, а число явно-проституировавших было свыше 30000. Но и это число значительно меньше действительного, тем более, что многие лица, дабы ускользнуть из-под надзора полиции,укрывались за другими профессиями. Например, в Петербурге в 1894 году медико-полицейскому комитету было известно 365 квартирных хозяек, специально промышлявших развратом своих квартиранток, живших в таких же условиях, как в домах терпимости.

В России практически не было такого города, относительно которого не поступали бы сведения о значительно развитой тайной проституции. Неорганизованная проституция возникала и вне городов в селах и деревнях, особенно там, где строились фабрики, расквартировывались воинские части, проводились железные дороги. Наибольшего развития разврат достигался на приисках, рыбных промыслах, табачных плантациях, где мужчины и женщины не только работали, но и спали в общих помещениях.

Наряду с публичными домами, существовали так называемые тайные притоны и дома свиданий. Под тайными притонами подразумевались квартиры, открываемые по разрешению полиции, содержательницы которых, по требованию посетителей, доставляли поднадзорных проституток, живших на частных квартирах или у них же. В домах свиданий содержательницы, с разрешения полиции, допускали мужчин с приходившими с ними женщинами, которые не известны ни содержательнице, ни комитету. В некоторых городах подконтрольные проститутки, смотря по характеру надзора, подразделялись на явных и секретных. У первых отбирали документы и им выдавали установленные свидетельства (желтый билет), по которому они проживали. Вторые были подчинены секретному надзору, их профессия оставалась тайной для самых близких им лиц. В Петербурге среди таких секретных проституток имелись преподавательницы, продавщицы магазинов, девушки из благородных семей, учащиеся.

По данным комиссии надзора за бродячими женщинами, учрежденной при Министерстве внутренних дел в 1847 году, в общей массе женщин легкого поведения, хотя случайно, но очень нередко попадались живущие на местах кухарки, няньки, прачки и вообще служанки, а равно работницы с фабрик, которые в свободное время, подобно бродячим женщинам, отправляются в кабаки, харчевни и т.п., где пируют с солдатами и простолюдинами и потом с ними же предаются разврату в разных местах. Из числа этих женщин много оказывалось зараженных сифилисом и между ними случалось находить больных сифилисом кормилиц, нанятых для грудных младенцев в благородных семействах. Точно также комиссия не раз встречала зараженных, но еще невинных молодых девушек (от 9 до 14 лет), которые получали болезнь безвинно, живя с больными женщинами, или же позволяя себе непростительные близкие к проституции, шалости с мужчинами.

Гражданский губернатор Москвы Капнист разделял всех проживающих в городе развратных женщин на три разряда. 1) Публичные женщины, живущие в хороших квартирах и не принимающие к себе людей низшего класса. 2) Живущие в неопрятных и тесных квартирах, у так называемых содержательниц, и ведущие жизнь разгульную, пьяную и принимающие к себе без разбора всякого состояния людей. 3) Самые развратные, которые проводят время в кабаках, пивных лавочках, харчевнях и распутничают с фабричными, ремесленниками, солдатами и разного рода людьми низшего класса. Для этих двух последних разрядов существовали в Москве, в разных частях города, особые притоны под названием баньки и дома, называемые сборные, наполненные исключительно праздношатающимися, которые сходятся в тех домах только на ночь, каждый в нанимаемый им угол. Многие из сих распутных женщин не имели, особенно летом, постоянного жилища, распутствовали по ночам в городе, в садах, оврагах или окрестных рощах города, а на зиму расходились по окрестным селениям и даже внутрь губернии. К этой категории должно присоединяли еще солдаток, большей частью развратных и праздных, проживавших в Москве по билетам и существовавших единственно промыслом разврата.

Главным местом сборища московских проституток служили преимущественно сады, бульвары, кабаки и трактиры. Поздним вечером они промышляли в Александровском саду близ Кремлевской стены и на Сретенском бульваре. Разврат под открытым небом в Москве совершался во всяком месте, где только предоставлялась возможность. Неподалеку от заставы, по дороге на Ваганьковское кладбище можно было встретить толпы бродячих проституток в поисках добычи. Практически все московские трактиры являлись местом, где проститутки отыскивали себе клиентов. Самым же гнусным тайным притоном, считался подвальный этаж гостиницы — трактира «Крым», выходившей на Драчевку, Трубную площадь и Цветной бульвар. Главная резиденция воров, бродяг и блядей в народе слыла под названием «Ад», редко какой посетитель там не был обыгран в карты, ограблен или просто избит. Проституток высшего разряда можно было найти через сводней или даже некоторых доверенных лихачей-извозчиков.

В свое время, под влиянием учения доктора Ламброзо о типе преступной личности, психиатры и судебные медики пытались исследовать контингент продажных женщин и вывести патологические отклонения в строении их тела. Наиболее часто ими были подмечены продолговатые уши, вздернутый нос и другие внешние отметины прирожденной проститутки. Однако вскоре затею бросили, так как среди сотен проституток попадались нередко личности с довольно интеллигентным, осмысленным лицом, без всяких признаков вырождения: проституция для многих оказывалась просто подсобным промыслом, прекрасно уживавшимся с честным трудом.

Из обследований публичных домов чиновниками Врачебно-полицейского комитета явствовало, что чтение книг проститутками представлялось довольно редким явлением: читали больше всего отчаянные любовные романы, доставлявшиеся постоянными клиентами заведения. Немногие, которые интересовались книгой, искали именно увлекательное, фантастическое чтиво, полное отвлечений от реального мира, грез, благородного рыцарства, романтических приключений. Нравственно-религиозная литература не привлекала, ибо будила горькие переживания о собственной греховности и мерзости окружающей обстановки. По душе больше был возвышающий обман бульварных романов.

Среди проституток-одиночек можно было найти и женщин, направляемых на тайный промысел своими мужьями и сожителями. Такое побочное ремесло служило для пополнения ограниченного домашнего бюджета и отнюдь не исключало вполне мирного и любовного сожительства супругов. Обычно главным застрельщиком был муж. Он отыскивал подходящий объект интереса, заводил с ним знакомство, приводил домой в гости и представлял жене. Падение, конечно, происходило не сразу, а после настойчивого ухаживания и заканчивалось обычно покупкой драгоценностей или оплатой по счету, о котором не должен знать муж. Иногда, в самый пикантный момент мог появиться разгневанный и оскорбленный супруг с требованием приличной суммы за бесчестие.

Приемы подобного мошенничества были весьма разнообразны. Сутенерами иногда выступали даже отцы, матери и братья, а жертвами несовершеннолетние, которых заставляли разыгрывать пантомим любви со случайными знакомыми и встречными дядями. К паразитам, живущим продажей родного детского тела, примыкали и разного рода тети, избравшие сей выгодный промысел своей специальностью. Обычно такие тети сначала подыскивали для себя контингент клиентов, охочих полакомиться детской свежинкой, а затем приводили своих племянниц к этим эротоманам домой — естественно, за очень приличную плату. Чаще же всего подобные клиенты заезжали сами на квартиру к тетеньке. Эти малолетки, как правило, — по большей части сироты или дети бедняков, добровольно отданные для промысла. Если за несколько лет подобного промысла ребенок не захиревал, то вскоре пополнял разряд бланковых и билетных проституток, а на место девочки-подростка докторша находила для себя новую малолетнюю воспитанницу.

По закону проституция в России была запрещена при Николае I. Государственный Совет в 1868 году высказался в том плане, что законодательство, признавая обращенное в ремесло непотребство действием противозаконным, нс может входить, без явного себе противоречия, в какие-либо соображения о порядке и способах его организации. Фактически же проституция не только продолжала существовать, но и регламентировалась согласно многочисленным правилам и положениям, утвержденным в административном порядке, а организация надзора, в громадном большинстве случаев, была явно не удовлетворительной. Одновременно специалисты горячо спорили о преимуществе системы домов терпимости и системы проституток-одиночек.

Многие эксперты видели основную причину проституции во врожденной порочности, как следствии вырождения. В доказательство приводили результаты антропометрических и биологических исследований проституток, показавшие, что их череп меньше, чем у сельских работниц и еще меньше, чем у женщин занимающихся умственным трудом. В то же время, лицевые размеры у них больше, чем у женщин других категорий, а преобладание таких размеров над головными указывает на меньшее совершенство типа (помимо найденных в них многих иных признаков вырождения).

Обнаружена также и такая характерная черта женщин, занимающихся проституцией; восприятие ими своего тела как некоей изолированной от их личности данности, которой можно манипулировать и распоряжаться по собственному усмотрению. Отсюда, отсутствие у них страха перед венерическими заболеваниями, пренебржение довольно высокой вероятностью подвергнуться жестоким и унизительным издевательствам. Передавая свое тело из рук в руки, они тем не менее могут искренне любить какого-то одного мужчину, то есть в том смысле, что бесплатно никому больше не отдаваться. Некоторые из них даже обижаться могут, когда их называют шлюхой. Они как бы делят свою сексуальную жизнь на две самостоятельные части, на одну из которых никакие нравственные понятия не распространяются: здесь их чувства словно парализованы, а совершаемое ими сексуальное обслуживание клиентов происходит автоматически.