Блуждающая Искра

Глава XXVII

Известие, сообщенное Итуэлем, совершенно меняло положение дел. Менее чем через час могли явиться неприятельские лодки с такими военными силами, против которых маленькому люгеру нельзя было устоять; самих фрегатов и корвета нельзя было ожидать вследствие полного безветрия.

Рауль еще раз взвесил все обстоятельства, посмотрел на своих матросов, спокойно завтракавших со свойственным морякам равнодушием к опасностям, и понял, что вся ответственность лежит на нем. Он не был человеком, уклоняющимся от своих обязанностей, и употребил те свободные секунды, которыми еще мог располагать, на окончательное, зрелое обдумыванье возможного выхода из почти безвыходного положения.

Все вооружение люгера находилось еще на нем, но часть его необходимо было снять, чтобы сдвинуться с места. Рауль решил часть оружия перенести на фелуку, куда перевести также и часть экипажа. Кроме того, он решил воспользоваться развалинами древнего храма на одном из островов Сирен, чтобы за ними укрыть также часть вооруженных ружьями людей. Он сам отправился на ялике освидетельствовать вблизи эти руины и вынес благоприятное впечатление.

Между тем время, определенное для завтрака, прошло, и весь экипаж был созван наверх. Рауль распределил офицеров, дав им соответственные инструкции и надлежащее число матросов. На фелуку перешел Итуэль, которому Рауль предоставил по его усмотрению использовать четыре перенесенных туда пушки.

Второй отряд под командою первого лейтенанта был перевезен к руинам; туда же доставили достаточное количество припасов, воды и более легкое оружие.

В то же время Рауль с помощью одного из офицеров пытался изменить положение люгера. Это дело требовало ловкости, сообразительности и осторожности. По расчетам Рауля английский фрегат в настоящую минуту уже должен был знать о несчастьи с люгером, и надо было дорожить каждой минутой. Рауль всем распоряжался, но соединенные силы всех матросов и офицеров не привели ни к чему — люгер не двигался с места. У Рауля уже мелькнула было мысль поджечь люгер, а самому со всем экипажем и тем, что можно было еще спасти, пересесть на фелуку и спасаться пока еще не было поздно. Он даже, хотя и скрепя сердце, высказал это предположение офицерам, но те не были людьми, способными бросить прекрасное судно, пока еще была малейшая надежда спасти его.

Рауль с точностью осторожного командира высчитал время, когда можно было ожидать врага: оставалось всего несколько минут, но никто еще не появлялся. Тогда он начал надеяться, что, может быть, судовщики с фелуки ошибкой дали знать судам, стоящим в Неаполитанском заливе, вместо того, чтобы известить фрегат «Прозерпину». Такой промах, если он, действительно, был сделан, давал в распоряжение Рауля еще целый день, и он мог отплыть под благоприятным покровом ночи.

Рауль Ивар чувствовал, что наступает решительная минута. Как нарочно, постоянный прибой волн значительно ослабел с наступлением утра, а экипажу необходима была помощь со стороны самого моря: надо было, чтобы волной подняло дно люгера. Рауль напряженно следил за ходом дела и вселял бодрость и энергию в своих бравых молодцов матросов.

— Еще одно усилие, ребята, набегает волна! Сильней! Вот так! — подбодрял он.

В первый раз закаменевшее в своей неподвижности судно сделало чуть заметное движение вверх; это придало энергию экипажу, а Рауль, с своей стороны, постарался не дать остыть этой энергии.

— Прекрасно! Еще раз! Молодцами!..

Теперь уже ощутительно подняло люгер волной; еще одно последнее страшное усилие, и «Блуждающая Искра», покинув свое каменное ложе, выплыла на глубокое место.

Это было успехом, торжеством, и как раз в такую минуту, когда наиболее устойчивые уже начали приходить в отчаяние. Восторг был всеобщий: матросы обнимали друг друга. У Рауля выступили слезы на глаза, и он не мог их скрыть, потому что все его окружили с поздравлениями. Выражение восторга продолжалось две или три минуты, как вдруг Итуэль, как всегда холодный и непроницаемый, протиснулся сквозь толпу и молча указал рукой в сторону Кампанеллы: оттуда показались давно ожидаемые неприятельские лодки.

Выражение лиц у всех разом изменилось: следовало приготовиться к отчаянной обороне. Для всех было совершенно ясно, каким образом и кем были оповещены англичане, так как собственник фелуки естественно поторопился сделать все для возвращения своего судна.

Но, оповещая англичан, он раньше попал на фрегат «Терпсихору», и сэр Фредерик Дэшвуд воспылал желанием пожать несколько лавров. Он сообщил полученное сведение капитану Куфу, и решено было с каждого судна отправить по две вооруженных лодки; промедление, возбудившее надежду в Рауле, произошло от возникшего несогласия по вопросу о том, кому поручить командование экспедицией. В конце концов первенство осталось за сэром Фредериком Дэшвудом.

С того момента, когда неприятель мог подойти совсем близко, оставалось с час времени, но не было никакой возможности успеть вновь нагрузить люгер всем необходимым, чтобы настоящим образом им воспользоваться. Наиболее прочной защитой при настоящих обстоятельствах Рауль считал руины, а потому и перешел сам туда, поручив Итуэлю фелуку, а старшему лейтенанту люгер, и предоставив им право по их личному усмотрению отвести их в наиболее надежное место.

В полчаса все привели в порядок. Итуэль поместил фелуку посреди островков Сирены, чем затруднил доступ к ней неприятельских лодок; на люгер же успели переложить надлежащий балласт и провизию и разместили на нем пушки, принимая во внимание более выгодное положение неприятеля, как свободного в своих движениях; кроме того, имелась в виду возможность оказывать друг другу помощь.

Когда все таким образом было готово, Рауль обошел люгер и фелуку, чтобы лично убедиться в исправности обоих и ободрить своих славных людей. Все оказалось в образцовом порядке. Со своим старшим лейтенантом Рауль перекинулся всего несколькими словами: это был опытный моряк, и Рауль ему вполне доверял. Разговор с Итуэлем был несколько продолжительнее не потому, что на него менее можно было надеяться, а потому, что надо было возбудить в нем особый подъем духа, при котором проявлялась его необыкновенная изобретательность.

— Вы, конечно, ничего не упустите из виду такого, что могло бы нам помочь, Итуэль? — говорил ему между прочим Рауль.

— Я? Ведь я помню, что иду на борьбу уже с веревкой на шее — они не забудут мне ничего из моего прошлого, эти дьяволы!

— Прощайте, мой друг; помните о наших двух республиках.

Рауль пожал руку американцу и воротился к своему ялику. Островок с развалинами находился недалеко, но надо было подъехать к нему в обход. На одном из поворотов Рауль неожиданно столкнулся с лодкой и невольно вздрогнул; но страх оказался напрасным, так как в лодке сидели только старик Джунтотарди и его племянница. Джита сидела с поникшей головой и, казалось, плакала. Рауль был крайне удивлен такой неожиданностью и, говоря откровенно, предпочел бы прибытие этих посетителей в другое время.

— Что это значит, Джита? — воскликнул он. — Видите, там англичане, сейчас начнется атака, а вы здесь!

— Мы сначала не заметили их, а когда увидели, то уже не захотели вернуться. Я первая в Санта-Агате увидела несчастье с вашим люгером и упросила дядю проводить меня сюда.

— Почему, Джита, ваши убеждения изменились? Вы согласны стать моей женой? Мое несчастье пробудило в вас дремавшую женщину — да?

— Не совсем так, Рауль; но я не могу оставить вас в таком большом несчастьи. У нас есть друзья там, наверху, они вас спрячут до первой возможности уехать во Францию. Пойдемте к ним, мы вас проводим — вас и американца.

— Как! Вы хотите, чтобы я бросил моих храбрых товарищей в такую минуту? Никогда я не сделаю такой низости, Джита, даже если вы мне в награду обещаете вашу руку.

— Вы не в таком положении, как они, над вами тяготеет смертный приговор, и если вы теперь попадете к ним в руки, вас ничто не спасет.

— Довольно, Джита, довольно! Теперь не время спорить. Английские лодки приближаются, и вы едва успеете отъехать на безопасное расстояние, Я не забуду вашего участия. Синьор Джунтотарди, гребите скорее к Амальфи!

— Ваши слова бесполезны, Рауль, мы останемся, если вы не хотите следовать за нами, — сказала Джита.

— Это невозможно, Джита! Мы беззащитны, нам некуда вас поместить, и вы, конечно, не захотите отвлекать меня от моих прямых обязанностей беспокойством за вас.

— Мы вас не оставим, Рауль.

Рауль был тронут участием молодой энтузиастки; надо было дорожить каждой минутой, и он, уступая поневоле настояниям дяди и племянницы, взял их с собой на островок с развалинами, который приготовился отчаянно защищать.

Оставленная Раулем на этом острове часть его экипажа начинала уже обнаруживать признаки нетерпения; но когда он появился с Джитой, иные чувства пересилили, и их встретили восторженные приветствия. По счастью, доктор экипажа избрал именно этот остров местом своего пребывания, совершенно верно рассчитывая, что здесь будет происходить наиболее ожесточенная битва; он отыскал даже углубление в одной из скал позади развалин, где думал перевязывать своих раненых. Сюда-то и пристроил Рауль Джиту и ее дядю; затем он нежно поцеловал Джиту и сейчас же вырвался из ее объятий, чтобы поспешить к своим товарищам.

Сэр Фредерик Дэшвуд подошел уже на расстояние выстрела, и подошел именно так, как ожидал Рауль. Семь английских хорошо вооруженных лодок вытянулись в одну линию, а на восьмой ехал сам командир; на некотором расстоянии позади, вне неприятельских выстрелов, на наемной лодке тащились Андреа Баррофальди и Вито-Вити, которым не было проходу от насмешек всех офицеров и даже матросов после чудесного исчезновения Рауля у них на глазах. Вице-губернатор даже сильно настаивал на своем желании принять активное участие в битве; но от этого его удержал Вито-Вити, который благоразумно выставлял на вид все неудобство взяться в их солидном положении за совершенно чуждое для них дело.

— Если вы чувствуете в себе такой прилив энергии и такую жажду деятельности, то прочтите громко одну из речей древних римских консулов, — убеждал его с жаром подеста.

Вице-губернатор, наконец, уступил, и они явились таким образом только в качестве зрителей.

Лодки остановились на полмили от французов, и когда Рауль, подсчитывая в зрительную трубу неприятельские силы, узнал обоих итальянцев, то не мог удержаться от смеха, хотя теперь и не время было для забавных воспоминаний.