День второй

Никогда в жизни и представить себе не мог, что бывает такая боль… Словно оглушенный, взял еще стакан, без малого полный. С готовностью протянутый откуда-то сбоку. Опрокинул и закусил. Занюхав рукавом. Тут же кто-то налил и третий. Жахнул и его. Потом какое-то время сидел, оглушенный. Болью и водкой. Водкой и болью…

Проснулся от тряски за плечо. В палатке, на нарах. В настежь открытый проем яростным потоком хлещет не вовсе ранний уже свет, голос Петровича: «Товарищ младший лейтенант, вставайте, комполка кличут!»

Взлетел с места эдаким ванькой-встанькой. В горле чуток сушит. Ах да, с похмелья… Но никаких других негативных ощущений. Что значит молодость и здоровье. Лишь, когда пробудился, шевельнулась невыносимой тоской вчерашняя боль. Без обычных утренних процедур быстро оделся и рванул на КП. Впереди спина Петровича качается. А время-то не раннее. Похоже, дали поспать. Алкоголику. Последний раз такое со мною было, клянусь. На часах полдевятого аж. Аэродром живет. В зените четверка «чаек» жужжит кругами. Остальные частью, похоже, вылетели, частью возвращаются. Обычная суета под рев моторов.

А это еще что за явление народу? У ближнего ко мне края аэродрома стоит, чуть накренившись, СБ[60]. Капитально побитый, как становится видно по мере приближения. Я эту марку слабо знаю. Помню только, горели они здорово. Говорят. Но этот не загорелся. Хотя досталось ему очень даже не слабо. Кровищей залит от кабины штурмана и аж до хвоста. Из живого столько крови вытечь не может. И из одного тоже. Опыт есть, увы. У меня, не у Костика. Чуть отвлекся – того и замутило. Отставить!

У КП встречает Фролов.

– Ты как?

– В норме. К бою готов. Даже очень готов.

Кивнул. Подходим к Бате. Рядом с Батей замполит, Шульмейстер и, что интересно, Петрович. Ждут меня. Уже интересно. Опуская «би-и-ипы»:

– Костик, – это Батя, ласково так, – ты у нас, говорят, бомбы швырять с пикирования наловчился, да так ловко, что аж душа не нарадуется.

– Товарищ майор, я на СБ не умею совсем, слабо, чессло!

– Ну зачем на СБ. С него только бомбу возьмем. А так – на твоем родимом. Петрович докладывает, на него экспериментально бомбодержатель ставили. Под ФАБ-250. Держатель потом сняли и дырки заклеили, но в ЗИПе он остался… зачем-то… и крепеж под него имеется. Восстанавливать заканчивают уже.

Как выяснилось, с самого что ни на есть раннего с ранья железнодорожный мост через Буг, что вблизи Бреста, атаковала полная девятка СБ. Не наши, с 13-й бад. Разрушить чтобы. А заодно и шоссейный, если получится. Вернулись вдвоем, вдрызг покалеченные, даже не долетев до места. «Мессеры» перехватили. Как-то уж очень задолго до цели. Но – задача поставлена. Собрали по-быстрому все, что осталось, а оставалось еще две неполных девятки тех же СБ, надыбали где-то звено «ишаков» в сопровождение и отправились. С тем же примерно обескураживающим результатом. Единственное, что один из СБ, круто покалеченный, с умирающим пилотом, а остальными и вовсе уже, искал-искал площадку для вынужденной да и сел к нам, а пара бомб, ФАБ-250, что существенно, не сбросилась из бомбоотсека, поврежденного едва ли не первой же очередью. Повезло, что не сдетонировали. В принципе с бомбами и штатно садиться запрещено, а уж аварийно… Наши тут же соображать принялись, а нельзя ли эти самые ФАБы да под наши «ястребки» приспособить. Оказалось – нельзя-таки. В смысле, долго очень и сложно. За одним небольшим исключением. В моем, что интересно, лице. Которое очень даже не против. Но!

– Товарищ майор, вы сказали, их как-то уж очень задолго до цели встречали? Оба раза?

– Вроде так. Пилот немного успел рассказать. Вечная ему память.

– Я вот читал, есть такая штука… радиолокатор называется. С ее помощью можно аж за сотни километров самолеты ну вроде как видеть. Причем чем выше летишь, тем лучше тебя видно. Англичане такие вот хреновины использовали уже. Пишут, во многом именно из-за этого у немцев не получилось тогда с ними. А если немцы теперь… такое вот… у того моста развернули?

– Костик, ты с каких это пор умные книги читать начал? – Фролов с подколкой. Ни фига себе, репутация у дедули… который пра. Ну да ничего, исправимся… Какие наши годы.

– А это и не книга была. В отпуск ехал, живот схватило. Прям в поезде. Захожу в сортир, а там журнал драный лежит. Без обложки. Не то «Знание – сила», не то «Наука и жизнь», не то еще что в этом роде. Сидеть до-о-олго пришлось, вот и прочел. Со скуки да с тоски.

Минут, наверное, пять пришлось переждать, пока ржанье утихло.

– Там еще написано было, в журнале том, что низколетящие самолеты эта штуковина хуже видит, чем те, что на высоте. Так вот я и думаю, а что, если нам вылететь четверкой, на 15-х, пройти туда низэнько-низэнько, а опосля, километров за десять, я пойду высоту набирать, а остальные, натурально, сразу по зениткам вдарят. А потом и я – с пикирования… и в ослепительно-белом фраке[61]. Шутка.

– Можно и так, – комполка, – ты банкуешь, тебе и решать. Кстати, а шо це такэ за фрак ты гуторил?

Рассказал. Поржали. Тоже надо. Напряга сбавить.

– Да, и вот еще. Баки мне лучше не полные заливать. Чтоб туда, обратно и еще чуть-чуть. Тогда и перегруза большого не будет.

Сказано – сделано. Минут буквально через двадцать – едва перекусить успел – взлетаем, натурально, вчетвером и идем на запад. Низко. Метрах в пятидесяти, навроде как прошлым утром. Снова мелькает под крылом Жабинка, потом вдоль железки, вот и Брест уже – пора высоту набирать. Мне. Нас не ждали. В наборе подотстал малехо и теперь наблюдаю, как тройка И-15 бис долбит РСами не успевшие выстрелить зенитки. Вот и моя тыща. Мост почти подо мною уже. Нет, это не узенькая ленточка. Скорее мохнатая такая колбаска. Ферменный сплошной – кажется, это так называется… Раздолбать такой нелегко будет. Впрочем, явно не тот, что через Босфор… Там работка куда как покруче была… бы. Так, чуть поодаль, в километре где-то, на возвышении наблюдаю странную конструкцию. Вроде большого круглого уха. Видимо, это и есть та самая РЛС[62]. Не так уж и не похожа. На современные. Мне. Однако пора в пике. Газ не убавляю. Под истошный вой движка пролеты моста напрыгивают стремительно, чуть поправляю курс, в слабой надежде влепить гостинец под опору, и уже пора кнопку сброса. Едва успев вывести изрядно полегчавшую машину, на скорости проскакиваю до РЛС почти мгновенно, однако успеваю всадить в том направлении хорошую очередь из обоих стволов. Кажется, попал. Горючки минимум, надо уходить домой.

Снова уходят за хвост квадратики брестских кварталов, наверное, пролетал и над крепостью, где должны еще, по идее, идти бои, но ничего такого не заметил на скорости. Кстати, а не мартышкин ли это был труд? Крепость, если память не изменяет, должна держаться еще где-то месяц, и едва ли немцы смогут использовать этот мост. Во всяком случае, как железнодорожный. Хотя повозиться им теперь всяко придется. Притормозит их хоть на недельку, хоть на пару дней – и то хлеб…

Едва приземлился, смотрю, бегут уже. К «птичке» моей. Нездоровая какая-то суета, не нравится это мне. Дожидаюсь Фролова – они чуть подотстали – и направляюсь к Бате вслед за ним, замполит с Петраковым поспешают чуть позади. Фролов докладывает. Выходит, подарок мой точно под пролет угодил, и моста того больше нет. В целом виде, во всяком случае. Но растекаться по древу Батя не дал. Оказывается, есть еще мост, севернее того, что я притопил. Тоже железнодорожный, что у городка не то поселка Семятичи, и как раз по нему-то поезда вовсю и идут. С вышестоящими связь восстановилась, и едва успел Батя доложить о своей инициативе насчет моста предыдущего, как на него тут же навесили и эту задачу. Причем как положено в РККА. То есть сразу с матюками и расстрелятями. В армии инициатива воистину наказуема. Впрочем, не только в армии.

В общем, получили приказ, Фролов козырнул, и отправились мы обратно к своим «стрекозам». И тут на меня словно накатило. С утра словно обалдевший был, как-то машинально все шло, будто туманом подернутым. В смысле ощущений и чувств. А тут словно кол в сердце воткнули, аки вампиру Брема Стокера, был такой фильм… Нет, не как при инфаркте – было и такое в прошлой жизни, – но как бы не еще больнее. Вдвоем с Костиком. Ему от любимой жены, а мне от любимой прабабушки, минус головорез дедушка, которому теперь не родиться, минус отец и сестра, хотя сестра, может, и к лучшему… минус официальный прадед, профессор великого множества наук Юрий Сергеевич, что случайно подобрал беременную дюймовочку на Рижском, как ни странно, вокзале выстуженной уже Москвы, до которой та добралась неведомо какими путями, скоропостижно женился и отправился на новые поиски бог знает чего, оставив на нее квартиру, доверенность по зарплате и все такое прочее, минус все те мои родственники, версты коломенские, что успели-таки родиться в ТОМ будущем от брака юной баб Вари с 53-летним уже ученым обормотом, землепроходцем, геологом, искателем снежных людей, почти буддистом, йогом и все такое прочее, который, наверное, так и умрет теперь неокольцованным холостяком… Видимо, лицо у меня изменилось, и начинающий инженер человеческих душ, прихватив за локоток, зашептал доверительно:

– Константин, ты, это, не вздумай…

– Не вздумаю, Алексей Михайлович… Точно не вздумаю. Счет у меня к ним такой, что одного моста маловато будет. Да и двух – тоже.

Кажись, все больше выхожу из образа… Простого деревенского лоха… Ну и черт с ним. Примут таким, какой есть. Что я им, блин, Кеша Смоктуновский, роли из себя изображать? Бомбу, однако, уже навесили. Заправка тоже. Боеприпасы… Снова опускаю потную задницу на едва успевшую остыть подушку парашюта.

«Птичка» в этот раз будто неохотно взлетает, словно в небо не рвется, как обычно, а тянется клячей под уздцы. Что за черт… нагрузка ведь та же самая. И мотор завывает, будто хнычет… Впрочем, неважно. Берем курс почти строго на запад, лишь слегка отклоняясь к северу. Расстояние примерно вдвое больше, чем до Бреста. Километров семьдесят, пожалуй. Опять метрах на пятидесяти очень осторожно надо вести. За этим аттракционом едва успеваю заметить, что пора уже в набор. Пока «птичка» тяжко порхает ввысь, успеваю разглядеть обстановку. Мост и правда стоит. Целый и невредимый. Какого хрена не взорвали – на все последующие годы историкам загадка, да и просто любопытным-любознательным.

Однако, вопреки сложившемуся в командных высях мнению, поезда по этому мосту не идут, а вовсе даже наоборот, продолжается какая-то непонятная то ли перестрелка, то ли канонада аж. Потом четко замечаю вспышки чуть к северу, там ДОТы какие-то, похоже, держатся еще[63]. Наши. Но немцы у дорогого им сооружения успели уже что-то скорострельное поставить, и оно нас ждало. Сразу бешеный огонь из нескольких стволов. Неприятно, когда кругом трассеры небо чертят и облачка разрывов вспухают в превесьма угрожающей близости. Пытаюсь змейкой, но при наборе, еще и с дурой этой тяжеленной, получается неважно, да и от скорострелок не так чтобы очень спасает. Насколько могу судить…

Набрав где-то с тысячу, валюсь в пике. И именно в этот момент, когда словно чуть призавис на месте, – удар, сотрясший всю конструкцию вместе со мной, болезным, потом еще… Чем-то попали, но сам жив, и «птичка» слушается. Пока. Мотор засбоил, но стучит. Пока. По вертикали набирая скорость, привычно уже целю в стремительно растущую навстречу опору, нажимаю сброс и вывожу машину. Вышел исправно, скорость бешеная, но движок не внушает, и – оглядываюсь – оба-на, светлая, пока еще, дымная полоса тянется вслед! Похоже, горим, и на высоте, с которой не прыгают. А полыхают эти машинки аки спички, насколько помню. Потушить слабо, как ни крутись в пилотаже. Не теряя времени, быстро снижаюсь на первую же площадку, показавшуюся более-менее подходящей. Чуть задрав нос и повыпустив всю скудную механизацию убогих крылышек, сбрасываю скорость, тут же начинает припекать и лохмы дыма… черные уже… Была не была! Едва коснувшись колесами земли и почуяв, что капотирования не будет, быстрее визга отстегиваюсь, откидываю бортовой щиток и с ходу выбрасываюсь по нижнему крылу в травку… перекат кубарем… скорость-то не слабо за сотню, пожалуй… собрать бы хоть косточки белы потом… трава–небо–трава… много-много раз. И вот уже лежу неподвижно, наблюдая, как катится от меня вся объятая пламенем уже «птичка». Взрыв – и нет «птички»… Только обломки какие-то горящие. Метрах в трехстах всего. Вовремя это я. Успел.

С минуту лежу, не поднимая головы. Прислушиваюсь не столько к собственному телу, сколько к обстановке вокруг. Чему-чему, а этому нас крепко учили. Не дергаться. Вроде тихо. Слышно даже жаворонка в высоте. Стало. Как-то вдруг. Лишь вдалеке громыхает. Пожалуй, километров пять проскочил, на скорости-то. За Буг. На польску, значитца, сторонку. Здесь у них не должно много частей быть. В основном на восток ушли. Воевать.

Слегка потянувшись, определяю кучу ушибов, от мелких до средней тяжести, но без переломов, кажись, обошлось. Насчет растяжений с вывихами позже станет ясно, когда встану. Повезло. Каким крутым ни будь, а в таких случаях далеко не все от тебя зависит. Оставил бы какой-нибудь кретин, к примеру, вилы или борону – и прощай, дорогой самому себе Костик. Или пусть даже пригорочек какой-нибудь случился бы. Сколько раз воочию наблюдал такое… когда геройские пацаны… Да и сам…

Не приподнимая задницы, стелюсь по-пластунски к ближайшей опушке. Метрах в полутораста. Костик, похоже, к такому способу передвижения непривычный, но это дело наживное. У нас же в разведроте такому прежде всего прочего обучали. Не спеша и вдумчиво. До мозолей на брюхе. Так, аварийного запаса у нас никакого нет. Видимо, позже ввели[64]. А есть – ТТ с запасной обоймой в идиотской кобуре на висюльках, и более ни черта. Даже нож отсутствует в наличии. Ну, Костик, свинюка поросячья… Бритву-то прикупить не забыл, Казанова доморощенный… Планшетка с картой тоже в «птичке» осталась. Сорвало, видимо, когда из кабины выпрыгивал. Впрочем, на зрительную память не жалуюсь. Без карты обходиться тоже учили в свое время. Даже без навигатора. И слава богу. Когда все жахнуло, в апреле 19-го, не один крутейший спецназ стал плутать. Координаты-то посбивались все. А наши – хоть бы хны. Ну, почти…

Дополз до осинничка, убогого, но густого, поднялся на обе нижние кости. Нормально вроде. Без вывихов и прочих подобных пакостей. Хорошо быть компактным. Значит, так, от моста мы на бреющем шли почти прежним курсом, на запад и чуть к северу. Получиться должно было без малого километров пять вдоль реки. Западного, значитца, Буга. Который должен быть, полагаю, километрах в полутора. К северу. За площадкой, на которую приземлился… не так чтобы очень мягко. По уму, следовало бы ночи дождаться. Но влом. Да и не похоже, чтоб было зачем. Вокруг никого и ничего. Военные делом заняты – убивают да умирают, а гражданские по хатам сидят. Или в подполах. У кого есть. Немцы, опять же, набежать могут. Посмотреть, что и как. Я таки изрядно им досадил.

Потратив минут с полчаса на то, чтобы поудобнее пристроить пушку в кобуре за пазухой – в нашем деле мелочей не бывает, – потихоньку, опушками, обхожу поляну. Покос, подсказывает Костик. Разок уже скосить успели, вот и получилась для меня без малого ВПП. Дорога грунтовая, почти не езженная, виляет куда-то к юго-западу. Не по пути. Аккуратненько рывком пересекаем ее и вдоль почти неприметной тропки, скачущей в слаломе промеж деревьями, к реке. По тропке все ж таки стремно как-то. Привычка – вторая натура. Умом осознаю, что мелких противоступневых мин и прочей гадости не изобрели еще, а вот не могу – и все тут.

Роса уже сошла, и сапоги, слава богу, не мокнут. Удобная, кстати, обувка. Пожалуй, не хуже берцев будет. А то и получше. Я бы, впрочем, голенища покороче обрезал. И липучку сверху, чтоб голенище к ноге прижать. Был бы тогда полный циммес…

Видимо, здесь уже долина реки. Берег низкий, большей частью поросший какой-то пародией на лес. Наверное, в половодье здесь море разливанное. Довольно сыро, и комары лютуют кошмарно. Выхожу к реке. Совсем недалеко оказалась. Меньше километра. М-да… Как говаривал, помнится, наш преподаватель эмбриологии, «путь сперматозоида к яйцеклетке тернист и не усыпан розами». Берег топкий, солидно заросший всяким сорным кустарником, то ли деревом мелким. Так… Посмотрим, как у нас с маскировочкой. Комбез и сам по себе непонятного цвета темно-коричневых колеров, так еще подвыцвел и копотью… местами. Не маскхалат, конечно, но за неимением сойдет. Намазав морду лица и шею жирным прибрежным илом, аккуратно высовываюсь. Железнодорожный мост должен быть справа, но его не видно за поворотом реки. Там вяло постреливают. Не слышно почти. Далеко… Чуток слева, кажется, брод. Во всяком случае, дорога к реке подходит. На том берегу – заливные луга. Выкошенные. До леса далековато. Метров восемьсот, пожалуй. И река… неширокая, но метров за пятьдесят наберется. Как-то надо и ее… А, рискну!

Сначала долго и внимательно прислушиваюсь-присматриваюсь. От торопливости меня еще в разведроте отучили. Капитально. Поспешишь – людей насмешишь. И даже обрадуешь. Причем именно тех, кого категорически не хотелось бы. А главное, себя, любимого, ой как огорчишь… Место удобное – небольшой пригорочек над водой с ивой, в сторожких ветвях которой так удобно прятаться. Листья узкие, надежно закрывают наблюдателя, а сквозь многочисленные промежутки между ними прекрасно видно противоположный берег, густо поросший камышом, пробитую в зарослях тропку к двум плоскодонкам, полузатонувшей и вполне себе ничего, крупных стрекоз, неспешно парящих над водной гладью не шибко торопливой равнинной реки, водомерок, сучащих растопыренными лапками по глади заводи, что под ивой со стороны, противной течению. На войну указывают только обильные нефтяные пятна по поверхности и редкая, едва слышная вдалеке стрельба. Доты боеприпасов не жалеют. Наверное, единственное, чего вдосталь. Хватит до конца жизни. Недолгой. А так – никого и ничего.

Ищу корягу подходящую. Ага, вон у берега приткнулась. Потом снимаю шмотки. Все. Заматываю с сапогами в рулон. Стягиваю ремнем. Пистоль в кобуре сверху. Хоть застрелиться смогу, ежели что. Креплю к коряге ремень с рулоном и медленно, без всплеска, соскальзываю в воду. Довольно теплую у берега. Осторожно ступая по топкому дну, вывожу корягу на стремнину и, не высовывая головы, потихоньку толкаю ее к противоположному берегу. Течение довольно быстрое, но река не широка, и далеко отнести не успевает. Над головой в разверстой синеве неба недлинная белая полоса. Разведчик. Дальний высотный. Возвращается. Немец, конечно. У нас таких до конца войны так и не было[65]. Как воевать умудрялись, да еще и победить к тому же – ума не приложу. Воистину, в Россию можно только верить… И нужно! Несмотря ни на что. Вот уже и берег. В комфортно густых камышах одеваюсь, выйдя на более-менее сухое – обуваюсь. Очень тщательно. Не дай бог ноги сбить. Далее ползком. До леска. Проскочил, слава богу.

По перелеску идти веселее. Стараясь не шуметь, скольжу между деревьями. Прежние навыки восстанавливаются быстро. Так протопал километра три. Подлесок не густ. Ухоженный лес. Европейский. Отзвуки боя доносятся уже сзади. Выхожу к дороге. Не используется. Давно. Пересек привычно рывком тем не менее. Дальше Семятичи, слева. Лепота, в общем-то. Передовые части немцев прошли уже на восток, тылы еще не подползли. Однако не все. Сначала шум движков услышал, затем голоса, потом, подойдя и выглянув чумазой рожей, увидел их. Немцев. Небольшая группа, где-то до роты. Что-то типа хутора. Домов на пять. Расставили посты, как положено. Пулеметные гнезда по сторонам. Все по уставу. Но уставы те давно писаны. Для меня подустареть успели. Капитально. Сейчас бы группу сюда мою бывшую, славненько порезвились бы. А так – спокойненько себя чувствуют. Вполне. Даже друзья человека, слава богу, благоразумно молчат. Не то постреляли бы уже. Небольшой штабец какой-то, полкового, может быть, уровня, или, скорее, узел связи. Как говаривали у нас в спецназе: «Штабы бывают двух типов: свои и вражеские. Вражеские уничтожать можно. Свои, к сожалению, нельзя». Шутка.

Впрочем, в каждой шутке… Помнится, еще до «тихой революции»… У меня к тому времени меньше трех месяцев подготовки было. Впрочем, к делам разным едва ли не сразу привлекать начали. Пара дней на стрельбище – и вперед. Людей очень уж не хватало. Но так, по мелочи. Скорее обеспечение. То, можно сказать, первое мое настоящее задание было. В смысле, за тогдашним рубежом первое. В Таджикистане. Они там с узбеками сцепились было. Не на шутку. Из-за воды[66], давно собирались, а тут как прорвало. Не так чтобы очень, впрочем. Без тяжелого вооружения, если короче… Не успело, в смысле, до тяжелого дойти. Сначала на границе постреляли, потом, отдельными бандами, вглубь. Пришлось, знамо дело, порядок наводить. Наша 98-я тогда в объединенные силы входила, без малого уже лет десять как, так что многим далеко не впервой. С курковым батальоном 217-го загрузились[67]. Пока до места добрались да обустроились начерно, вечер уже был. А на следующий уже день второму разведывательному взводу нашему придали связистов со спецами, разбили на четыре РГ, разведгруппы то есть, и на вертолетах – в горы. Вернулась только наша. Не вся. В количестве двух человек. Меня и Сереги Шишова. Сверчка. Контрактника то есть. Ну очень старого. Еще первую чеченскую помнил. Молодым, правда. Нас Вова Переяславцев вел, саджент. Тоже навроде Сереги. Только не такой говнистый. Поэтому сержантом был, а Серега все рядовым. Тому, по слухам, раза три уже сержанта то давали, то разжаловали. Не умел с начальством ладить. Совсем. Уже после той истории – без меня – он какое-то время даже ротой покомандовал. Потери… Не ставить же на разведроту, пусть и капитально поредевшую, зеленого лейтеху с училища? Пехотного к тому же… Десантное-то училище к тому времени уже… Потом морду какому-то генералу набил – опять разжаловали. Правда, вскоре снова поставили. Потому как енералов ентих до хрена и больше, не хватит – новых можно напоназначать. Делов-то – папаху пошить. В конце концов погиб… В Испании, кажется. Гренада, Гренада, Гренада моя…

Так вот. Саджент наш опытный был, что-то почувствовал. Взгляд, наверное. Я тоже научился чувствовать. Потом. Нас хотели накрыть в ущелье, и реально достали-таки, но Вова успел по-быстрому объяснить, куда надо залегать, а куда не стоит. Подлянки он тоже умел чувствовать. Ну там мины по обочинам. И прочие всякие пакости. Каким-то образом. Так что, в отличие от остальных РГ, мы основательно пострелять успели. Но спасло не это. В последний момент двоих спецов придали, расчет ПТУРа, но дело не в ПТУРе, поскольку развернуть его один черт не получилось. А в том, что нас оказалось не пять, а семь рыл. То есть, когда у нас с Серегой патроны кончились и мы с парой эфок[68] возле трепещущих животиков смерти ждали, забившись – на всякий случай, типа, чем черт не шутит, когда бог спит, – в расселину, «духи», пересчитав тушки, сочли дело сделанным и умотали, забрав оружие и все что можно. Поотрезав уши и большие пальцы рук – в подтверждение, как говорится, факта. И ушли, все бросив, свои трупаки тоже. Все. Немало их осталось – поработали мы не слабо. Напоследок. Раненых только утащили. Своих. Наших не было… Из-за раненых шли они очень медленно и не проверялись. Особо. А мы с Серегой за ними. Точнее, Серега со мной. Салажонком неразумным.

Тем не менее до лагеря быстро добрались. Мы, собственно, туда и выдвигались. По наводке. У этих же своя наводка была. Да такая культурненькая, не только маршруты, даже по скольку челов… В РГ. Каждой. Спецов-то нам в последний момент подкинули. Когда уже к вертушке бежали. Вот у них счет и сошелся. Без нас. А наша РГ не дошла всего-то километра три, как выяснилось.

Потом, примерно как я сейчас, лежали и чумазые рожи аккуратненько-аккуратненько высовывали. Са-а-амыми краюшками. Из глубокой тени. А те вот так же шумели, радовались. Начальству доложили. По-английски, что интересно. В горах далеко слышно. Американский тот гнусаво растянутый прононс – до сих пор будто в ушах стоит. Раненых куда-то отправили. На ешаках. Потом жрать уселись. Без спиртного, впрочем. Аллах акбар.

Ночь в горах, как одеяло на голову. С дырками звезд. Эти затихарились, чаю попив да побалабонив по-местному. Но с русским матом. Посты выставили. Без ума, однако. В смысле, кого бояться-то? Да и не солдаты. Воины – да. Но чтоб на посту как надо стоять, не одна отвага раздолбайская нужна. Курить часовому, опять же, самое распоследнее дело. Особенно анашу. Тем более если, типа, в секрете. Меня, впрочем, все равно там бы и взяли, наверняка. Это Серега камнем замшелым аж чуть ли не до рассвета. Стыл. Я рядом. Как раз тогда у меня впервые получилось. Когда лежишь и не думаешь. Только чувствуешь. Все. Время тоже. Не замечаешь, но чувствуешь. Расплывшись и растворившись по миру. Всему.

Команды не было. Как-то ощутил – пора и сейчас. Просто скользнули в стороны. Бесшумно. Маршруты засветло еще успели вчерне наметить, да и света стало хватать. От звезд. На юге, да еще в горах – такие звезды… Близкие очень и светят. Отлично. Когда глаза привыкнут. Речка подмогнула еще. Горная. Лагерь возле нее разбили. Без воды-то – как? То ли после дождей расшумелась, то ли всегда. Такая. Цикады, опять же. Про беззвучно стелющихся в ночи спецназовцев в книжке хорошо читать. Забравшись в кресло с ногами. Или на диване развалимшись. А когда сам, да по пороше свежей… или как тогда, по каменной осыпи, – неизвестно, что лучше. Боялся, цикады смолкнут, когда подойдем. Слышал про такое. Или читал. Нет. Так и исполняли звездам свою космическую музыку вечности, и плевать им было, фигурально говоря, на шорохи, скрипы, хрипы предсмертные и все такое прочее. Нет, ну, наверное, если гранату бросить или выстрелить, тогда заткнутся. Не пробовал. Зачем?

В секрете оба спали. Крепко. Караульных дремлющих тоже сняли на раз. Точнее, на два. Потому что Серега двоих успел. Из трех. Я, как по наставлению, ладонью рот и лезвием по горлу. Не то что без шума, не обрызгало даже. Хотя третий ко мне обернулся, не к Серегиному парню. Не успел, однако, ничего, даже вскрикнуть – нож брошенный как вырос в глазнице, тут же и сам Серый подскочил, придержал аккуратненько, аки старушку на переходе. Пешеходном. Потом гасили. Сонных. Что возле потухших костров спали. Укрывшись кошмами, или как это у них называется. Долго показалось. Главное, сначала чуть тронуть и сразу аккуратненько – промеж ребрышек. Уже прижатым по месту ножиком. Тогда не вскрикнет спросонья. Придерживать, впрочем, тоже нужно умеючи. А то некоторые дергаются. Агония. Серега, впрочем, шомполом в ухо. Тогда, говорят, совсем тихо получается. Ну, это кто как привык.

Палаток две было. Альпинистские. С двойной крышей и надувным дном. Совсем страх потеряли. Извращенцы. Только что цвет… песочный такой. С пятнами. Одну Серега на себя взял. Туда мутные какие-то типы укладывались. Морд шесть забралось. Видимо, младший комсостав бандитский. Или средний. Как их там Серега спроворил – не знаю. Опыт – великое дело. Немного шума сначала, потом вздохи какие-то, и все. Вдвоем – во вторую. Где начальство почивать изволило. Трое их было. Один афганец там особо понравился. Нормальный такой душман. В шапочке-пуштунке, лопочет, как положено, на таджикском не то фарси. Либо пушту – знать не ведаю те наречия. С АК повсюду шляется. Все время. Даже когда насчет отлить-отвалить. В общем, весь из себя такой замаскированный и под прикрытием, аж жуть… Если б только не одна меленькая особенность. Негры среди афганов с таджиками крайне редко попадаются. Если вообще… Забавный все ж таки был народ, эти самые американцы. Впрочем, почему был? Он и сейчас есть. В этой реальности. Пока.

Короче, этих троих мы тепленькими взяли. А потом Серега допрос учинял. У меня кое-что за плечами уже было, даже и к тому еще времени, но… Хорошо, в общем, что не жрамши. Двоих довольно быстро и почти без слов. Чтобы, значитца, янкес душою раскрылся. Потом Серега спрашивал, а я переводил. Английский пригодился. Как и обещали. Учителя школьные, в смысле. А я-то все ждал-ждал – когда ж, наконец… И вот на тебе. Лафа, однако.

Ага, фрицы вон антенны развернули. Точно узел связи. Подполз по лощинке малой поближе. Легко. Посты ворон ловят, да и разбросаны… Главное – секретов нет. Самая препоганая гадость по нынешним буколическим почти временам. Ничего, через пару лет куста бояться станут…

Пока америкоса упокоили и после себя прибрались, утро уже было. Вовсю. Домой, то есть в лагерь, вернулись ближе к вечеру. Три дня спустя. Без вертушек – долго. Хорошо хоть дехканина какого-то уговорили. На «Газели». Подбросил чтоб. Ну, доложились, как положено. Всю правду. Почти. Как побили нас, рацию посекло. Сразу. Как в расселине прятались. С «эфками» у живота. Всю ночь, до утра. А потом потопали назад. Вертушки за убитыми, видимо, позже прилетали. Мы не видели.

Потом спать завалились. А ночью, как все улеглись да утихомирились, двинулись вдвоем резать штаб. Свой! Это, я вам скажу, такой кайф…

Любуюсь уродами в фельдграу. Метров в двадцати всего ближние-то. Нет, никаких партизанок повешенных, с табличками. «Бабка, млеко-яйка давай» – такого тоже ничего не слышно. Пока. Наоборот. Орднунг. Деловито так, по-хозяйски… Расположились. Ходят не спеша, по сторонам поглядывают, но без страха. Такое чувство, присматриваются – этот вот домишко снести, здесь овин поставить, там гастштетте, а там – пусть кирха будет. И тут вдруг начинаю понимать окончательно, что это вовсе не те немцы, среди которых у меня масса приятелей и даже друзей. Была, или будет, или как там еще… Впрочем, неважно. С которыми вместе косоваров и прочих чудиков давили. По Европам и не только… В симулятор резались, по скайпу общались… Эти даже говорят по-другому. Язык какой-то лающий. И морды другие. Спесиво-самодовольные. Даже у унтеров, не говоря уж о фельдфебелях. Господа. Пришли сюда, на мою землю, чтобы убивать и властвовать. Уничтожать мой народ. Его настоящее и будущее. Многих убили уже и еще будут убивать, пока не остановят их и не погонят обратно, в растреклятую ихнюю Неметчину… Запах еще этот странный, химический. От вшей, что ли, порошок у них. Вонючий. И такая тут ненависть охватила меня, что аж руку пришлось закусить до крови, чтоб не выскочить сейчас же и не начать их крошить, всех подряд… Ничего, сочтемся. У меня теперь другое оружие, куда как поэффективнее стрелкового с рукопашкой будет.

Медленно отполз обратно и двинулся в обход. Как и положено нормальному герою.

В общем, дальше было без приключений. Почти по птичьему полету, лишь у железки пришлось притормозить, но и там движения не было еще, наши держались пока, в ДОТах, да и мост, полагаю, накрылся. Хотя разглядеть не успел. Замедление у взрывателя бомбы на пять, кажется, секунд стояло. Я к тому времени далече уже был…

…ну, не весь штаб, разумеется. И не так чтобы совсем свой. Наших, в смысле российских, офицеров афроамер тот чмошный двоих всего назвал. Подпола и майора. Ну, еще полковник. Просто под руку попался. Хотя не думаю, чтоб он не при делах был. Наркотрафик, короче. Очень большие деньги. Это помимо еще и обычной в наших делах подставы. Местных всех, разумеется. Кто там был. В той группе палаток. Еще америкоса. Белого. Совсем. WASP[69]. То ли наблюдателя, то ли надзирателя с полномочиями главнокомандующего. Ни за что не отвечающего, разумеется. Почти. Туда же, до кучи. И гражданских. Двое. Русскоговорящих. Бабу Серега на себя взял. Мне сложно было. Тогда еще. Охранников еще пару до кучи, ну и кому-то просто не повезло, наверное. В ту ночь. Они ж не ждали ничего такого. Было легче, чем в горах. Не то попривык уже. Потом расклад слегка подтасовали. Как могли. Чтоб на местных душманов концы свести. Получилось бы, впрочем, едва ли. При внимательном разборе. Полетов. Но тем же утром всех собрали – и на Ил-76-е. Загрузили. Через пять часов уже в Чкаловском[70] высаживались. Революцию делать. Она и списала. Все-все. Я так думаю, правильно мы тогда с Серегой сделали. Потому все и сошлось.

Обойдя Чарновчицы – деревня такая, километрах в десяти от Жабинки, точнее село, потому что с церковью… вернее, костелом, красивым таким, даже не одним, кажется… там, похоже, тоже немцы обосноваться успели… уже – решаю проверить одно свое предположение. Иду себе по лесу вдоль тропки, медленно-медленно, и смотрю внимательно-превнимательно… Ну точно. Пока обходил Сосновку да Няневичи – делать нам там ну совершенно нечего, – обнаружил полосы три, пожалуй, ну, типа контрольно-следовых, только что не вспаханных, а… ну дает, этот самый Катилюс… Ни за что не заметил бы, если б не знал, что искать. Да и все ли заметил… Не думаю… Там веточка за веточку зацепилась, здесь лужица со следочком, запоминающимся таким, а тут листик как-то не так… повис. В общем, как ни иди, а кому нужно, непременно засечет. То-то он этих «бранденбургов» – а там далеко не детки были, чай, – так резво скрал… Видно, все три месяца готовился к чему-нибудь эдакому и людей своих обучал. Пока стояли тут. «Гэбню», значитца, кровавую, волков позорных. Костик вспоминает, тот обмолвился как-то, вырос, мол, на заставе. Типа сына полка. Чуть ли не с самим Карацупой[71] служил… Хорошо, что прадедушка Костик не спецназовцем каким-нибудь теперешним был. Чему бы я таких, как Катилюс, интересно, мог научить? Датчики ставить да обходить? Так где я теперь, а где те датчики…

Костик напомнил еще, тот орлов своих, из охраны аэродромной, отбирал-отбирал, а потом – как сидоровых коз… все время. В Белогорске еще, и добился, чтоб сюда с ним. Тоже отправили. Сержантов, срочников даже. Некоторых. Смотреть все ходили еще на их тренировки. Летуны с технарями.

К вечеру прошел через лес и увидел вдали Жабинку. До аэродрома отсюда километров пять всего, но туда выйду под утро. Целее буду. Может быть. Утащив в овражек пару хороших охапок сена, расположился там на ночлег. Дураков нетути – в стогах ночевать. Скольких таких вот любителей походно-полевого комфорта на тепленьком, значитца, и поотлавливали… А чтоб рассыпавшееся сено просечь могли, рассвести сначала должно. Поворочался минут десять, мечтая насчет пожрать, да и вырубился. Больно тяжелый день выдался.

Кстати, а Серега-то долго еще на меня посматривал. После той истории. Странно так, что ли. Я так потом лишь понял. Задним, что называется, числом. Что о таких вот делах лучше чтоб один знал. Но ничего. Не то пожалел, не то понравился ему чем, не то просто смысла не стало. Проехали…

Проснулся, как и хотел, где-то за час до рассвета.

Загрузка...