Богатые тоже скачут, или Где спит совесть

Глава 3

– На Рио-де-Жанейро я уже и не рассчитываю! – доверительно сообщила я двум амурам на лепном потолке.

Те выслушали вдумчиво и внимательно, но ответом почему-то не одарили.

А меня, кажется, повысили!

Вместо одного амура с трубой мне уже выдали двух. С лирами. И рубашка на мне была в два раза длиннее, но в три раза больше открывала. Угу. Два раза на груди и один раз на бедре. Пострадавшем.

Я ласково почесала несчастное бедро, так не приглянувшееся мерзавцу Никосу, и, одернув зеленую атласную накидушку, привстала на кровати.

Точно, повысили! Судя по верхушкам деревьев, я уже на третьем этаже! И за решеткой.

Интересно, а Казлидис, то есть Казидис Дюма читал? «Графа Монте-Кристо», например?

Так вот, я – гораздо круче!

За дверью послышались шаги.

Я посчитала преждевременным банковать и плюхнулась обратно на постель, возведя глаза к амурам, а себя в прострацию.

– На этот раз… – грозно сообщил мне Никос, врываясь в комнату.

Я лежала молча и глазела на амуров, пересчитывая струны в лирах и складочки на пухлых ножках.

– Ты меня слышишь? – остановил свою прочувствованную речь мужчина.

Конечно нет! Я ж в прострации. Понимать нужно! Там свои законы! Прикидываешь?..

– Джул?!! – Он помахал у меня перед носом ладонью и сбил меня со счета. Я уже была на сто тридцать восьмом целлюлите.

– ДЖУЛ!!!

Во орет, орУнгутанг окультуренный! Я в курсе, как меня кличут!

– ТЫ СЛЫШИШЬ?

Тупой, еще тупее! Повторяю, у меня амнезия и прострация. Третьему тут делать нечего!

Для приличия Никос потряс меня за плечи.

Я поколыхала декольте, но реагировать сочла ниже своего достоинства и считать не бросила.

Наконец до мужика доперло: он попал! А поскольку знойный мачо, видимо, не любил «попадать» в одиночку, то открыл дверь и завопил еще громче, созывая компанию:

– ДОКТОРА!!!!!

С пятью восклицательными знаками. Я знаю, что по грамматике полагается только три, но у него было пять, не меньше!

Доктор пришел. И мне понравился. Я даже на пару минут пожалела о прострации и невозможности пококетничать, потому что такой милашка среди остальных мужских особей попадается редко. Прямо кандидат в ангелы!

Ростом четыре фута и один дюйм для солидности, Аристарх был строен, как строительная балка (если ее распилить и сложить вчетверо), и так же несгибаем. Его абрис с Никосом не имеет ничего общего. Круглолицый живчик с почти женственными чертами лица. Милый такой темный шатен с замечательными карими глазками, из которых прямо изливалось сердечное тепло.

Но не в этот раз. На Никоса он только что ядом не плевал. Выплеснул на гада столько презрения, что мне даже стало приятно: хоть кто-то вступается за мою поруганную честь и подорванное хрупкое здоровье!

– Ты засранец, Никос! – кратко и емко высказался доктор, и я полностью под этим подписалась. Молча.

– Я твоего мнения не спрашиваю, Ари! – взорвался в который раз Казидис. – Ты давай ее лечи!

– Я не могу ее лечить! – не менее эмоционально заорал доктор. – Это не лечится!

Что, так плохо? Не надо меня пугать! У меня еще где-то остались ресурсы!

– Почему?

Вот я бы тоже не отказалась это узнать!

– Потому что тогда до полного выздоровления пациентки я буду должен исключить тебя! – не успокаивался Аристарх. – А ты не исключаешься!

Тут я зауважала доктора со страшной силой и пошевелила большим пальцем на правой ноге.

– Ой! – отреагировал Никос. – Она шевелится!

– Естественно! – напустил на себя солидность доктор. – Она же живая!

– А по ней не скажешь! – засомневался Казанова.

А вот не дождешься! Я не буду реагировать! Но вот когда я встану – ты ляжешь! Причем в очень неудобной позе. И один!

Дальше они очень национально поругались, и доктор вытурил Никоса из комнаты, пообещав навестить перед уходом и прописать ему пару литров… успокаивающего.

Я прикусила язык, чтобы не присоветовать вдогонку снотворного со слабительным, и продолжила считать: «Двести пятнадцать, двести шестнадцать…»

– Мадемуазель, – галантно обратился к пострадавшей Аристарх. – Если вы меня слышите, то позвольте выразить вам свое сочувствие и поставить в известность, что вы влипли в огромные неприятности…

Угу, а я думала – меня сюда пригласили на ромашках хозяину погадать! Я хоть и блондинка, но в пестиках и тычинках тоже понимаю!

– …А если не слышите, – меланхолично закончил греческий эскулап, – то… простите, вы все равно влипли!

Какое выдающееся, тонкое наблюдение! Прям Сократ с Эйнштейном!

И врач прописал мне покой. Слава богу, не вечный, а временный. С тем и удалился.

Пока я размышляла о ромашках и фиалках, море и солнце, добре и зле, снова пришел Никос и с порога поинтересовался:

– Ты тут?

Нет! Это не я! Это тень отца Гамлета! Видит Всевышний, еле удержалась, чтоб не спросить: «А ты?!»

– Ты – свин! – оторвала я взгляд от надоевших амуров и перевела на очумелого мужчину.

– Ты умеешь говорить! – несказанно обрадовался Казидис. – А почему «свин»?

– Я умею еще и орать, – погордилась я. – А свин потому, что ты умыкнул меня второй раз подряд. Это уже наглость и перебор!

– Я и третий умыкну, – поделился он планами мирового господства, приближаясь к кровати. Темно-синяя шелковая рубашка свободно расстегнута, оттуда выглядывает мускулистая грудь, вопреки моде покрытая темными курчавыми волосками.

Это он меня так соблазнить видом пытается? Тогда не по адресу!

– А смысл? В чем прикол? – полюбопытствовала я. – Время девать некуда?

– Я всегда получаю все, что… или кого… хочу, – хмыкнул он, присаживаясь на краешек кровати.

– Все когда-то бывает впервые, – поджала я губы. – Скажу один раз и очень прямо, чтобы твоя одинокая извилина, отвечающая исключительно за размножение, сильно не напрягалась! Услышь и вникни: тебе здесь ничего не светит!

– Ошибаешься, рыбка! – промурлыкал соблазнитель. – Гарантирую – тебе понравится!

– Тебе тоже! – непоколебимо заверила его я с глубоким внутренним злорадством. Хотя это и весьма недостойно для особы ангельской наружности. – Если не понимаешь по-хорошему, то разреши сообщить тебе одну крайне неприятную вещь: ТЫ. МНЕ. НЕ НРАВИШЬСЯ! Сюрприз!

– Это временно! – Очарование просто катило как Hummer. Без тормозов.

– Самое постоянное – это временное! – посвятила я его в свою жизненную философию и поджала ноги. – А теперь поговорим серьезно…

– С красивыми девушками вредно говорить, – пошел в лобовую атаку Никос. – С ними нужно заниматься кое-чем другим, например – лежать рядышком!

– Только лежать? Я тебя разочарую: еще они умеют стоять и сидеть! – заверила я его. Устало заявила, сворачиваясь калачиком: – Уйди сам.

– А то что? – самоуверенно засмеялся он. – Будешь кидать в меня подушки? Или рискнешь испортить маникюр?

– Подушки не буду, – сощурила я глаза. – Пачкать не хочу. – Тяжело вздохнула, мазнув рассеянным взглядом по атласным подушкам всех форм и размеров. – Но, боюсь, придется…

– О чем ты? – Никос протянул руку, чтобы погладить меня по ноге.

Я сердито посмотрела на него и, метнувшись к краю кровати, разбила об угол тумбочки хрустальный графин, зажав в руке острый осколок.

– Об этом, – ухмыльнулась, глядя в побледневшее красивое лицо. – Или ты уйдешь, или уйду я… но совсем.

– Ты сумасшедшая? – На смуглых щеках заходили желваки.

– Я – блондинка! – парировала, как будто это что-то объясняло.

Следующие секунды слились воедино. Он сделал стремительный бросок в мою сторону, пытаясь отобрать осколок, а я чиркнула себя шее.

– Дура! – заорал Никос, прижимая к ране простыню. Добавил децибелов в очередной призыв: – Доктора!

– Уходи, – прошептала я посиневшими губами. – Уходи или я перестану дышать!

– Ненормальная! – Он все еще сдерживал кровотечение. – Так нельзя!

– Нельзя – как ты! – Силы меня покидали, и кровать подо мною начала медленно вращаться.

На этот раз пострадало не бедро, а шея. Прогрессируем!

– Когда придешь в себя – поговорим! – Это последнее, что я услышала.

Если он думает, что решающее слово осталось за ним, то сильно ошибается! Просто я не успела сказать свое вслух!