ГЛАВА 75

— Активисты хельсинкской группы «На страже прав человека» и организации «Международная амнистия» уже много лет добиваются доступа в тюрьму «Голубая ель», — начал Калеб, рассказав о тонкостях деятельности и внутреннем распорядке тюрьмы.

Они снова собрались в доме шерифа, который стал их опорной базой.

— Список нарушений прав человека огромен, — продолжал Калеб. — Но тюрьма отклоняет все запросы на посещение, подаваемые правозащитными организациями. Когда несколько заключенных после применения к ним электрошока впали в кому и скончались, на посещение тюрьмы «Голубая ель» подали дополнительные запросы, однако и на них был получен отказ.

Алекс взглянул на Тайри:

— Я понимаю, что речь идет о вашем брате, но все это происходило буквально за соседней дверью… и вы ничего не предпринимали?

— Мы с Говардом чужие друг другу люди. Кто, по-вашему, направил правозащитников?

— Вы? — догадался Калеб.

— Один раз я попал туда с транспортом заключенных. Полагаю, мой старший брат решил, что мне можно доверять. Ну, я малость полюбопытствовал, пока меня никто не видел. Зато много чего увидел и услышал. Вот и позвонил правозащитникам. А Говард позже сообразил. Так мы официально разорвали братские отношения, и с тех пор меня больше не приглашали в «Голубую ель».

— Как же получилось, что при таких нарушениях ни министерство юстиции в целом, ни Отдел гражданских прав не возбудили следствие? — спросил Гарри Финн. — Или, в конце концов, хотя бы Управление исправительных учреждений штата Виргиния?

Калеб заглянул в свои записи.

— Очевидно, нынешняя администрация штата и федеральное правительство не рассматривают права заключенных как вопрос первоочередной важности. Обсуждение о необходимости начать расследование на уровне штата так ничем и не закончилось, в министерстве юстиции вопрос тоже остался в подвешенном состоянии. Вот и получилось, что последние два года тюрьма до некоторой степени закрыта для любых инспекций.

— Таким образом, Говард Тайри получил свой маленький феод, где может вытворять все, что ему взбрендит. В том числе торговать наркотиками, — прорычал Рубен. — И держать в заключении невиновных.

— Именно так.

— Ну а что насчет штольни? — спросила Аннабель.

— Я кое-что отыскал, — ответил Калеб, доставая несколько листков. — Она идет параллельно той, где попали в ловушку шахтеры. Я прочитал пару газетных статей, а затем сравнил с документами на строительство тюрьмы, к которым мне удалось получить доступ. Не могу сказать определенно, потому что эти чертежи, естественно, не публикуются на сайте тюрем особого режима. Но, как мне представляется, эта спасательная штольня от начала до конца идет вдоль этого гребня горы, потому что там засыпало шахтеров. Когда произошел взрыв, он разрушил штольню, где они находились, а спасательная уцелела. Мне это ясно, поскольку остальные шахтеры выбрались невредимыми. Это указывает на то, что выход разрушенной штольни был запечатан, но ничего не говорит о выходе спасательной.

— Если ставишь тюрьму над шахтой, зная, что под ней прорыт подземный ход, — сказал Рубен, — то уж наверняка сделаешь все, чтобы его закупорить.

— Естественно, но тогда его, пожалуй, при необходимости можно и раскупорить, — подхватила Аннабель.

— Говарда привлекали к проектированию и строительству, — сказал Тайри. — Не исключено, это дало ему возможность маневра.

— Зачем? — удивился Алекс. — Ведь этим путем заключенные могут совершить побег.

Аннабель развернулась и посмотрела на него.

— Из сказанного Калебом вовсе не следует, что стоит всерьез рассматривать возможность побега. Всех заключенных содержат изолированно друг от друга, в кандалах и подвергают обыску, даже когда они захотят отлить. Охранников там почти как преступников, которые вне камеры находятся не больше часа в сутки. Для наркодельца, которому необходимо, чтобы его люди легко и незаметно покидали тюрьму среди ночи и занимались грязным бизнесом, это просто идеально.

— Но если охранники участвуют в деле, не проще ли им выходить на дело из дома, — удивился Калеб.

— Говард Тайри показался мне типом, стремящимся всех и каждого держать под контролем.

— Тут вы абсолютно правы, — согласился Тайри.

— Если партии документов регулярно поступают в суд с недостачей, куда, как вы думаете, попадают коробки с наркотой? — поставил вопрос Алекс.

— В тюрьму, — не задумываясь ответил Тайри. — Это совсем несложно. В тюрьму ежедневно доставляют продукты и все остальное.

— А коробки для хранения юридических документов идеально подходят для перевозки наркотиков. Управление по борьбе с наркотиками и таможенная полиция просто не обращают на них внимания.

— Значит, где-то по дороге они должны изменить направление, — сделала вывод Аннабель. — То есть коробки вполне могут находиться в тюрьме, пока шахтеры-наркоманы не развезут их по адресам. Что возвращает меня к моей мысли. Не станешь же ты каждую ночь выпускать из ворот отряд охранников с коробками незаконных наркотических средств. И вертолет нельзя использовать каждую ночь, потому что людей это заинтересует.

— Значит, станешь ходить через черный ход, — сказал Гарри.

— Значит, станешь ходить через черный ход, — повторила Аннабель. — Которым, как я считаю, является эта штольня.

Алекс посмотрел на нее скептически:

— Значит, мы отыщем вход в штольню, каким-то образом туда проникнем, даже если он замурован, каким-то образом сумеем пройти его и остаться в живых? А затем проникнем в тюрьму особого режима, полную вооруженных до зубов охранников и по совместительству наркодилеров?

— Верная мысль, — горячо одобрил Рубен.

— Верное самоубийство, — парировал Алекс.

— На самом деле, — сказала Аннабель, — вы оба ошибаетесь.

Загрузка...