Божество смерти

Глава десятая

Слово «паника» всегда вызывало у Анны Чутесовой четкие зрительные образы. И на сей раз оно возникло в форме маршала, с аляповатыми звездами на погонах и разлапистой золотой кокардой на околыше.

Паника сквозила и в каменных лицах собравшихся за столом офицеров, хотя они изо всех сил старались изобразить пренебрежение перед надвигавшейся опасностью. Но для них паника всегда была связана с тремя словами, которые редко кто осмеливался произносить вслух: «Комитет государственной безопасности».

Здесь, в России, эти слова значили больше, чем для верующего имя Христа. Они возникали всегда, как только военное руководство в кризисные мгновения в очередной раз теряло присутствие духа и способность к логическому мышлению.

– Но вы не смеете вызывать сюда американцев, товарищ Чутесова! Этим вы подрываете государственную безопасность!

Маршал, переживший вторую мировую войну и культ Сталина, сурово взглянул на Анну. На груди у маршала было столько наград, что он вполне мог играть бы ими сам с собой в шашки. Но звание Героя Советского Союза он носил не зря – в армии он был известен храбростью и умением сохранять хладнокровие в опасные моменты.

Стоявшие вокруг стола синхронно склонили головы в знак согласия. Здесь, в бункере в густых лесах Подмосковья, собрались на тайное совещание полтора десятка человек – члены Политбюро и представители генералитета. Их адъютанты – майоры и полковники – стояли в охранении вокруг бункера, держа наизготовку снятые с предохранителей АК-47 и переминаясь с ноги на ногу, ранняя осень в этом году выдалась холодной. Сменщики сгрудились вокруг костра, над которым висел котелок с дымящимся чаем.

Анна холода не боялась. Она всегда ухитрялась получить с Запада новейшее термостойкое белье, которое надевала с наступлением холодов в начале октября и лишь с потеплением в апреле переходила на более легкую одежду.

Тонкие черты лица Анны обрамлял серебристый мех пушистой песцовой шапки. Более всего советник премьер-министра по стратегическим вопросам Анна Чутесова походила в эту минуту на нарядную эскимосскую куклу. Говорила она почти шепотом, и высоким мужчинам в военной форме приходилось наклоняться, чтобы как следует расслышать ее.

– А вы считаете, что национальная безопасность до сих пор не подорвана? Почему же тогда вы, члены высшего военного командования, собрались в этом бункере, словно трусливые зайцы в норе?

– Но сознательный допуск американского агента к внутренним структурам нашего командования... То есть пригласить иностранца, чтобы он работал против русских. По-моему, это предательство, – заключил председатель КГБ, грузный человек в маршальской форме.

– Тогда скажите, товарищ маршал, что можете вы предложить взамен? Ведь до сих пор считается, что в ваших руках – самая совершенная система безопасности в мире. Но мы-то знаем, товарищ маршал, что сейчас вы абсолютно беспомощны!

– Если бы премьер-министр...

– Премьер-министра здесь нет. Многие офицеры из вашего ведомства уже не с нами. Собственно говоря, мы даже не знаем точно, какие сухопутные части Советской Армии еще подчиняются командованию. То же с воздушными силами и флотом. Мы знаем лишь, что важнейшие элементы нашей оборонной системы более не подвластны нашему контролю. Правительство обеспокоено реальной перспективой войны с Соединенными Штатами, причем весьма близкой перспективой.

– Ну, это наша проблема, – мотнул головой маршал Невский, глава КГБ – одутловатый увалень с добрым лицом спаниеля.

Лишь его ближайшие подчиненные знали, насколько жесток этот человек. Маршал сделал рукой некий жест, означающий, что он считает дело закрытым.

– Это наша проблема, – отрезала Анна. – И никто из нас, прибывших на эту встречу, пока ничего не может поделать с ней. И встречаемся мы здесь, в лесу, а не в Кремле или в Горках именно потому, что никто из нас не знает, не похитят ли его по дороге собственные охранники – так, как похитили недавно нашего премьер-министра. Именно поэтому мы и здесь – ситуация нам не подвластна, товарищи!

– Но ведь эти солдаты – наши, – вступил в разговор маршал бронетанковых войск. – Они же русские, черт возьми! Им, как и многим, надоела эта бесконечная тайная война, которую ведет КГБ якобы с целью победы над Западом. Они устали получать новые танки и смотреть, как их списывают в утиль, потому что они устаревают, даже ни разу не побывав в деле! Солдаты победоносной Красной Армии – не сторожевые псы ГБ на наших границах! Они – настоящие воины.

– Я вижу, что и вас не обошла эта странная болезнь, от которой сейчас страдает почти весь состав наших вооруженных сил.

– Честь и мужество – не болезнь, – ответил маршал бронетанковых войск.

Фамилия маршала была Рассоков. Говорил он так энергично, что многочисленные медали на его груди тихонько позвякивали.

– Если армия сама решает объявить войну Америке и похищает с этой целью премьер-министра, речь действительно идет не о болезни, а об открытом переломе на теле национальной безопасности, – резко сказала Анна. – Тот самый случай, когда руки и ноги забывают про голову. А голова – вот она, полуживая от страха в подмосковных лесах, боится, как бы не вернулось к ней ее тело.

– Наша армия может и выиграть войну. Вы ведь не знаете наверняка, что она проиграет, – прищурился маршал Рассоков.

Глава КГБ маршал Невский кивнул в знак согласия. Одновременно опустили головы и несколько членов Политбюро. Если даже это и бунт, все равно ведь во главе его стоят коммунисты.

И тогда советник премьер-министра Анна Чутесова шагнула вперед. К ней – и только к ней – обратились взгляды собравшихся. Глубоко вздохнув, она оглядела стоявших вокруг военных и политиков и громко, раздельно произнесла:

– Какую именно войну может выиграть армия?

Мужчины, поеживаясь, опускали головы, не выдерживая горящего взгляда Анны.

Наконец маршал Рассоков подал голос:

– Войну с Америкой.

– А что даст нам эта война?

– Разумеется, победу.

– Нужна ли нам победа, в результате которой погибнут миллиарды людей и планета станет непригодной для обитания?

– В результате этой победы будет уничтожен капитализм. Мы одержим верх над нашим главным противником. И победим самую сильную страну в мире!

– На мой вопрос вы так и не ответили.

Маршалу Рассокову захотелось врезать этой бабе по красивой физиономии. Разве может она понять войну так, как понимает ее мужчина?

– Вы ведь знаете, маршал, что победа над капитализмом ничего нам не даст.

– Нет, даст. Это будет величайший триумф коммунизма и конец великого противостояния! В мире больше не будет войн.

– Рекомендую вам, маршал, взглянуть в лицо реальности. В течение последних двадцати лет мы находимся в состоянии фактической войны с Китаем – государством, как вы помните, коммунистическим. А вовсе не с Америкой, как вам того бы хотелось. Так что триумф международного коммунизма – в вашем понимании – будет способствовать окончанию войн на Земле не более, чем некогда – распространение христианства.

– Значит, по-вашему, триумф коммунизма – ничто? – с нажимом спросил маршал Рассоков.

Анна видела, что остальные присутствующие внимательно следят за их спором и явно поддерживают маршала Патриотизм и социалистические идеи, которым их обучали всю жизнь, накрепко засели в их головах.

Мужчины, подумала она. Какие они все же кретины Ей хотелось ответить: «Почти ничто», – но разве могут эти столбы понять, что всякое общество функционирует по законам, порожденным им же самим, а не навязанным сверху, как в странах коммунистического лагеря.

И Анна лишь снова подчеркнула, что победа над капитализмом не положит конец войнам на Земле, что всегда найдутся враждующие стороны, только воевать им придется на планете, гораздо меньше приспособленной для жизни, чем раньше.

– И поскольку эта победа не может дать нам какого-либо реального преимущества, а в данный момент мы сами не в состоянии справиться со странной психической болезнью, поразившей советскую армию, я рекомендую, товарищи, обратиться за помощью к иностранным специалистам.

Никакой реакции не последовало. Молчание. Собравшиеся были слишком напуганы. Но за годы работы в верхах они выработали невозмутимую осанку людей, не теряющихся в любой ситуации. Хотя, пожалуй, еще больше были виноваты в этом их женщины, всегда желающие верить в то, что в критический момент они окажутся под защитой мужской уверенности и хладнокровного ума. Они не желают понять, что уверенности и хладнокровия в мужчинах примерно столько, сколько во время песчаной бури у тушканчиков. При первых же признаках опасности они полностью теряют разум и начинают нести чепуху о военных победах и национальной безопасности.

– В частности, в Америке есть специалист, обладающий уникальными способностями, с которым я имела удовольствие однажды работать. Он принадлежит к особо секретной организации, занимающейся исключительно ситуациями первой степени риска. Я думаю, что мы можем получить его в наше распоряжение, поскольку мир с нами входит и в сферу жизненных интересов США.

– Это тот самый, – припомнил глава КГБ маршал Невский, – тот самый высокий парень с темными волосами... его зовут Римо, кажется?

– Да, он, – кивнула Анна.

– И это с ним вы работали... Не однажды, а уже минимум раза три: один раз во время его засылки в Россию и дважды – когда вы сами отправлялись с секретным заданием в Америку?

– Да, с ним.

– А не соблазнил ли вас часом ваш американский приятель, товарищ Чутесова?

– Нет Это я его соблазнила. – Анне не хотелось давать повода для мужских сплетен, и поэтому она сразу решила расставить точки над i. – Но я отнюдь не влюблена в него. Да, в постели он просто великолепен, однако я не настолько одержима идеей соития с ним, чтобы из-за этого дать погибнуть всему человечеству.

Но глава КГБ маршал Невский был в сущности самым обыкновенным мужчиной и потому с подлинно мужским идиотизмом изрек:

– А почему, собственно, мы должны вам верить?

Остальные в очередной раз закивали.

Ну вот, теперь придется соврать. Скажи она правду – ни один из них ее просто не выдержит.

– Если бы мне нужен был только секс, то разве русские мужчины уступят кому-нибудь в этом?

Кажется, сработало, теперь этот синклит престарелых самцов – среди них ведь ни одного моложе шестидесяти – даст наконец ей возможность спасти от ядерной катастрофы их дурацкие головы.

– Приступайте к операции, товарищ Чутесова! – кивнул маршал Невский.

– Благодарю вас, товарищ маршал! – Анне удалось сохранить на лице подобающее выражение.

С шефом Римо, доктором Харолдом Смитом – обладавшим, кстати, не по-мужски острым умом, – Анна связалась заблаговременно. В разговоре доктор Смит объяснил ей, что этот странный психический феномен – своего рода военная истерия – не специфически русское явление, он уже наблюдался в самых разных точках земного шара, причем за довольно короткий срок.

– И должен признаться вам, мисс Чутесова, Римо пока не удалось остановить организатора всех этих беспорядков. Его имя – Эрисон. Вам не приходилось раньше слышать о нем?

– Нет, – призналась Анна. – Хотя имя можно взять любое.

– Не всегда, – заметил Смит. – Так что не знаю, может ли Римо оказать вам реальную помощь в этой ситуации.

– То, что он до сих пор не справился с этим Эрисоном, конечно, очень печально. Но в любом случае способности Римо далеко превосходят возможности наших сотрудников, а главное, ему удается то, чего в этой, как вы сказали, ситуации не смог ни один мужчина.

– То есть?

– Судя по вашему рассказу, насаждаемый мистером Эрисоном военный психоз на Римо никоим образом не действует.

– Это верно.

– Поэтому, соединив уникальные возможности Римо с моими аналитическими способностями, мы, я думаю, сможем восстановить контроль над нашей армией в самое ближайшее время.

– Может быть, вы и правы.

– У нас нет другого выбора, если только его приемный отец, этот странный кореец, не согласится помочь нам.

– Нет. Он помогать не станет. У него соглашение с Эрисоном.

Это сообщение заинтересовало Анну, но поскольку Римо тоже присутствовал при заключении соглашения, разумнее было сразу по приезде расспросить его самого. Когда проходило совещание в лесном бункере, Римо был уже на пути к Москве. На секретный аэродром, где должен был приземлиться самолет американской компании, Анна приехала сама – доверять подразделениям охраны было опасно.

Она увидела, как его стройная фигура словно спорхнула с трапа на бетон полосы. Вот он заметил ее в толпе, улыбнулся. Наверняка за ней сейчас следят кагэбэшники – у них это уже условный рефлекс. Но Анну это мало заботило. Главное, что здесь Римо.

– Здравствуй, милый!

– Здравствуй, дорогая.

И, прежде чем Анна успела это осознать, он уже держал ее в объятиях, согревая долгим страстным поцелуем.

– Ну не прямо же здесь, – запротестовала она.

– А что? Здесь лучше, чем в постели.

– Кто это сказал?

– Это я сам только что придумал.

– Может, и лучше, только гэбэшники наверняка фотографируют нас.

– Вот и прекрасно – хоть чему-то поучатся.

– Ну перестань. – Анна высвободилась из его объятий – она слишком хорошо знала, за какой ничтожный миг эти руки могут возбудить в ней неистовое желание. – Мне нужен ты весь, а не только твои пальцы, хотя они и делают со мной Бог знает что.

– А я согласен и на это, – подмигнул Римо.

– Согласен! Я бы умерла ради этого.

– Наконец я к тебе вернулся.

Римо посмотрел Анне в глаза. Про Пу он решил пока не рассказывать.

– Да, но время снова против нас: то, что происходит в стране, не назовешь иначе как кошмаром. Мы даже не знаем, какие из армейских частей заражены этим психозом, а какие остались верны правительству. А самое неприятное – взбунтовавшиеся военные похитили премьера и готовятся начать войну с Америкой. Причем хотят по всем правилам объявить ее, чтобы противник ввел в дело свои лучшие армии. Даже оставляют за ним право определить место.

– Ладно, едем в гостиницу, – решил Римо.

За время разлуки он стосковался по чарам Анны, и сейчас они с удвоенной силой манили его. Ее сдержанная, но сияющая улыбка. Ее прекрасные голубые глаза. Ее тело, доставлявшее ему столько незабываемых переживаний. И конечно, ее прямо-таки нечеловеческий ум.

– Ты приехал, чтобы спасти наши страны от самой страшной войны или чтобы заниматься со мной любовью?

– Я приехал, чтобы трахнуть тебя, – ответил Римо искренне.

– Возражений нет, но прежде, сам понимаешь, дело.

– Дело, дело... Вы, женщины, только дело и знаете.

Бунт военных – Римо сразу понял это – происходил по тому же сценарию, что и захват «Джеймса К. Поука», события у Литл Биг Хорн, захват папы римского и похищение премьер-министра Великобритании.

Из умаянных службой русских солдатиков Эрисон в короткий срок сделал ко всему готовых бойцов, единственным желанием которых было сражаться. И, как и в предыдущих случаях, у затеваемой войны не было какой-либо видимой цели – целью была сама война.

– Контроль над армией должен быть снова возвращен Коммунистической партии, – продолжала Анна, предъявив часовым у въезда на аэродром служебное удостоверение.

За воротами ее ждал черный «ЗИЛ», на котором им предстояло отправиться в столицу.

– Погоди минутку. Никакой Коммунистической партии я армию не собираюсь передавать.

В Римо заговорил бывший морской пехотинец.

– Кому же ты тогда собираешься отдать ее, Римо? – с удивлением взглянула на него Анна.

Римо, конечно, душка, счастливое исключение, но временами думает – она вздохнула про себя – совсем как мужчина.

– Ну... какому-нибудь демократическому правительству.

– Ты собираешься организовать его прямо сегодня, дорогой? Или привезешь его из Америки?

– Пускай ваши люди сами проголосуют за то правительство, которое они хотят.

– Они и голосуют. За коммунистическое.

– Да это же не выборы, а сплошная липа!

– Нет, милый, просто у нашей единственной партии конкурентов нет. Коммунисты – единственные, за кого могут голосовать наши люди. У нас нет другого выбора. Либо диктатура коммунистов, либо война.

– Но идея отдать им армию мне совсем не по нраву. Коммунисты – вредные типы. Нравится тебе это, Анна, или нет, но они доставляют миру больше всего неприятностей.

– Ты говоришь о странах, у которых нет реальной силы на международной арене, дорогой. А у нас в России обычное, большое, насквозь коррумпированное правительство. Последний из революционеров-идеалистов давным-давно убит Сталиным. И сейчас Политбюро – самый надежный гарант мира. Они не хотят терять того, чем сами себя обеспечили.

– Все равно мне это не нравится, – заявил Римо.

В квартире Анны, расположенной в одном из лучших районов Москвы и обставленной почти как обиталище среднего американского семейства, Римо поведал Анне все, что ему было известно о мистере Эрисоне.

Анна, извинившись, задала вопрос: почему этот мистер Эрисон питает такую неприязнь к Синанджу?

– Понятия не имею. Вот Чиун знает, кажется. Он даже сумел с ним договориться.

Налив себе бренди из хрустального графина, Анна села чуть поодаль от Римо на широкий французской кожи диван. За окном мигала немногочисленными огнями ночная Москва. Римо вспомнил, что раньше в комнате был камин, сделанный, по русскому обычаю, из рук вон плохо, так что во избежание пожара Анна решила от него избавиться.

И не без оснований – бетон в России горел, как дрова.

Свою страну Анна знала гораздо лучше, чем многие из престарелых кремлевских бонз, и, как никто из них, она любила Россию. Она любила ее даже больше, чем сидевшего перед ней мужчину, один взгляд которого сводил ее с ума, и именно поэтому нашла в себе силы не броситься в первую же минуту ему в объятия. Весь вечер они говорили о деле и только о деле.

А Римо, как оказалось, не знал в точности, какая кошка пробежала между Эрисоном и Синанджу. Знал только, что было это очень давно.

– Как давно? Десять лет? Двадцать? Семьдесят? И что вообще подразумевается у вас под словом «давно»? – не отставала Анна.

– Три-четыре тысячелетия. Я же говорю – не знаю точно.

Широко раскрыв глаза, Анна уронила графин с бренди, который держала в руке, на толстый ковер. Поскольку ковер и хрусталь были местного производства, поверхность графина покрылась трещинами.

– Н-не понимаю. Как может столько длиться даже смертельная вражда?

– Дом Синанджу ведет родословную с тех времен, когда на земле еще не было ни одной из современных цивилизаций, существовала только египетская, да и ее мы, по-моему, старше на несколько веков. Вроде бы Чиун знает этого Эрисона или что-то слышал о нем, в общем, они как-то знакомы. И он с самого начала уверял меня, что с Эрисоном мне самому не справиться.

– Но ты справился – только не совсем, Римо.

– Конечно, я же его не убил.

– Нет. Но и не присоединился к его армии.

Римо пожал плечами. Как мог он присоединиться к какой бы то ни было армии, будучи Мастером Синанджу? Сделать это для него было бы так же сложно, как изгнать из своей души, тела, из себя самого постулаты древнего учения. Когда-то он служил в морской пехоте. Сейчас он уже ни за что не согласился бы там служить.

Эмоции Римо заинтересовали Анну, и ему пришлось рассказать ей о свитках, об утерянных сокровищах и о светлом, посыпанном мраморной пылью квадрате у стены задней комнаты в сокровищнице Синанджу.

Он рассказал ей о фресках в римском подземелье, которые – он чувствовал – связаны с пропавшим богатством. Об их с Чиуном поездке в Рим, о развалинах храмов, о культах давно забытых богов.

Анну это, однако, не очень тронуло.

– Все боги – и забытые и не забытые – это пустая трата времени, Римо. Что же все-таки произошло между Синанджу и мистером Эрисоном?

– Да не знаю я, – в который раз вздохнул Римо. – А Чиун не хочет говорить. Совсем свихнулся на этих сокровищах и твердит, что Эрисона нам нипочем не одолеть, если только мы не вернем их обратно.

– Твоего приемного батюшку я тоже помню и скажу тебе: он еще тот мудрец. Наверняка сокровища не имеют к этому отношения, просто ему очень хочется снова получить их. Он сам – величайший в мире анахронизм, потому и привязан к разного рода реликвиям.

– Если Синанджу – анахронизм, почему тогда мы можем то, что не может никто другой, как ты думаешь? И если это – анахронизм, то почему я не марширую сейчас в рядах этих психов? И если...

– Прости, Римо. Я не хотела обидеть тебя.

– Да вовсе я не обиделся! Просто ты иногда мыслишь как завзятая коммунистка. То, что наше учение придумано не вчера, поверь, не делает его хуже. Наоборот – оно проверено долгим-долгим временем.

– Но ты же сам сказал, что у тебя есть насчет сокровищ аналогичные подозрения.

– Насчет сокровищ – да. Но это другое дело.

– Конечно, – мудро заметила Анна, – ты как его ближайший родственник можешь думать что угодно про Чиуна, но если кто-то другой осмелится на это – я ему не завидую!

– Ладно, давай о деле. Так где эти ваши чокнутые воители?

– Могут быть где угодно. Связь с ними давно потеряна.

– Чиун обычно довольно точно определял, где Эрисон скорее всего появится. Если сможешь отсюда связаться со Смитом – я выйду на Синанджу. Слава Богу, туда провели специальную линию.

Римо не стал говорить Анне про то, что ее соотечественники пытались влезть в эту линию на Кубе. К тому же он не был уверен, что сможет правильно все объяснить – с электронными делами у него всегда было плоховато.

Для того, кто через раз проигрывал битву с электротостером, вставить вилку в нужное гнездо – несомненно, большое достижение. И Римо им по праву гордился.

– Все наши линии прослушиваются КГБ. Имей это в виду, когда будешь звонить в Синанджу.

– Ты решила предупредить меня? С чего?

– С того, что хотя в твоей армейской голове и сидит вполне определенное представление о России, поверь, наши спецслужбы занимаются не только тем, что рыщут по всему свету в поисках «жучков», установленных вашими разведчиками.

– У вас острый язычок, мадам, – улыбнулся Римо.

– У тебя тоже – время от времени.

Римо снял телефонную трубку с рычага. Старомодный аппарат из красного пластика еще сохранял характерный резкий запах химии. В ожидании ответа Римо принялся начищать аппарат рукавом, пока он не заблестел как новый.

Наконец в трубке раздался голос Смита. Он почти сразу перевел звонок на Синанджу, не забыв посетовать на то, что все больше времени и средств уходит на защиту телефонных линий от подслушивания.

Телефон, по-видимому, обретался все еще в доме пекаря, ибо трубку сняла дражайшая теща Римо.

– Я хотел бы поговорить с Чиуном...

– Пу здесь, рядом со мной.

– Мне нужен Чиун. Это очень важно, по делу.

– Но твоя законная жена ждет здесь целыми днями, чтобы услышать хотя бы слово из твоих уст! Ее глаза полны слез, а чрево ее по-прежнему пусто!

– Да, да, конечно... Позовите Чиуна, пожалуйста.

Римо чувствовал, что внутри у него вот-вот что-то лопнет. Он натянуто улыбнулся Анне. Анна улыбнулась в ответ.

– Я сейчас передам трубку Пу.

– Пу, умоляю тебя, позови поскорей Чиуна!

– Там, где ты сейчас, с тобой другая женщина! – на привычной ноте заныла Пу.

– Нет... слушай, я звоню по делу и хочу переговорить с Чиуном, немедленно!

– Ты еще не выполнил своих священных обязанностей, а уже обманываешь меня!

К счастью, Анна не понимала корейского языка, на котором Римо беседовал с дражайшей супругой, но интонацию, как всякая женщина, она распознавала безошибочно.

Когда наконец на том конце соизволили пойти за Чиуном, Анна спросила:

– Римо, у тебя в Синанджу подружка, да?

– Нет, – чистосердечно признался Римо.

– А кто та женщина, с которой ты только что говорил?

– А с чего ты взяла, что я говорил с женщиной?

– Римо, как мужчины говорят с женщинами, я давно и хорошо знаю. Ну так кто это?

– Да не подружка, нет. Никакими амурами там и не пахнет.

– А кто же она?

– Моя жена.

Римо снова взял трубку, к телефону уже подошел Чиун.

– Эрисон в России, папочка. Собирается начать третью мировую войну. Где искать его, не подскажешь?

– Третья мировая война – это его забота, а не наша, смею напомнить тебе. Пока он не сунется в Юго-Восточную Азию, мне совершенно все равно, где он и что он делает.

– А мне не все равно. Ну так где?

– Какая разница, если ты еще не вернул сокровища?

– Где он, спрашиваю тебя?

– Так не разговаривают с отцом, Римо.

– Пожалуйста, скажи мне, где его найти, папочка. Я в России и мне не хочется в поисках Эрисона рыскать по всей стране.

– Если он находится на той территории, что теперь именуют Россией, искать его следует в этой... в Сибири, кажется. Где между Владивостоком и Омском кочуют татарские племена. Он наверняка там: организует этих ничтожных варваров на преступления, которые они не в состоянии совершить в одиночку.

– Большое спасибо, папочка.

– Пу хочет поговорить с тобой.

– Я, конечно, с ней побеседую, – ответил Римо попрежнему по-корейски, – но только чтобы сделать тебе одолжение, папочка.

– Сделать одолжение – мне? Ты и так в неоплатном долгу передо мной, Римо. И мне удалось выжать из тебя обещание оплатить хотя бы ничтожную его толику. Не плачь, не плачь, дорогая. Римо вовсе не собирается навлечь вечный позор на тебя и твоего отца своим мужским бессилием. Подойди, милая, поговори с ним!

– Римо, я соскучилась по тебе! Приезжай как можно скорее!

– Угу, – кивнул Римо.

Повернувшись к Анне, он спросил, в каком именно районе обитают татарские племена. Чиун сказал, где-то между Владивостоком и Омском.

Анна развернула на стеклянном кофейном столике карту и нарисовала на ней круг, по масштабу несколько тысяч миль в диаметре.

– Вот этот район мы называем кочевой зоной. Интересно, откуда Чиун знает про нее? Все правители России – от царских династий до партии – позволяли этим людям жить так, как они хотят, предоставляя им автономию в рамках государства. Иными словами, мы не трогаем их, они – нас. И каждый год правительство поставляет для их лошадей и скота миллионы тонн зерна и сена. Даже если в стране голод – мы все равно даем им зерно.

– А почему? – удивился Римо.

– Потому что не хотим портить с ними отношения.

– Но если они до сих пор ездят на лошадях, чего же вы их боитесь?

– Потому что они, Римо, потомки Чингиз-хана и его Великой орды.

Римо задумался. Монгольского владыку Чингиза в Синанджу хорошо знали. Но... собственно, он лишь один из многих завоевателей. Самый обычный мясник, находивший удовольствие в разрушении прекрасных городов и уничтожении пышных цивилизаций.

– У ваших были с ним какие-то столкновения? – видя замешательство Римо, спросила Анна.

– Да не особенно. Кто-то им занимался, и довольно успешно, кажется.

Отдав по телефону все необходимые распоряжения для вылета в зону кочевий, Анна вновь обратилась к Римо:

– Ты, может быть, не помнишь этого из истории, но Чингиз-хана никто не мог победить. Его орда дошла до самого арабского Востока и уже готовилась вторгнуться в Европу, но почему-то повернула назад.

– Угу, – кивнул Римо несколько часов спустя, когда они садились в кабину легкого истребителя «Лисица». – Я вспомнил. Он влез в Багдад вопреки предупреждениям Синанджу, и нам пришлось вплотную заняться им.

– Но ведь Чингиз-хан умер от сердечного приступа!

– Когда прилетим, я расскажу тебе поподробней.

У сидевшего впереди пилота зубы от страха выбивали барабанную дробь. Ни один из его коллег, когда-либо летавших в эти дикие степи, не вернулся оттуда. Обнаружить удалось только одного – его останки были найдены у основания деревянного столба с изображением какого-то идола.

Римо круто изменил ход мыслей пилота, прижав пальцами нервные окончания на его шее и дав ему тем самым понять, что собственно смерть – это еще не самое худшее.

Приземлился ас воздушных пространств весьма неуклюже. Когда Римо и Анна выбрались из кабины и, спотыкаясь о мерзлый грунт, отошли на несколько шагов от машины, самолет тут же снялся с места и исчез в облаках. При разбеге доблестный летун едва не разбил машину. И в ту же секунду, насколько хватало глаз, со всех сторон на горизонте показались цепочки всадников в меховых шапках на маленьких коренастых лошадях.

Анна, ни слова не говоря, вцепилась в рукав Римо.

– Вот, – кивнул тот, – сейчас я и покажу тебе, отчего с Чингиз-ханом случился приступ.

Всадники, скакавшие в первых рядах, были уже совсем близко и гнали во весь опор. Было похоже, что пришельцы станут добычей того, кто первым окажется рядом с ними.

Передний из всадников, поравнявшись с Римо, протянул руки, намереваясь схватить его за голову: эта древняя монгольская игра, в которой призом служила голова пленника, перекочевала некогда в Индию, откуда англичане вывезли ее под названием «поло».

Римо легко, словно кольцо со штырька в игре серсо, сдернул степного воина с лошади.

Сунув руку ему за пазуху, он легко проник сквозь грудину и, сжав пальцами сердце, остановил его. Узкие глаза монгола расширились, рот раскрылся, словно в беззвучном крике, короткий стон, не родившись, умер на посиневших губах, лицо исказилось, он медленно осел на землю.

– Сердечный приступ, – констатировал Римо, указывая Анне на тело, распростертое у его ног.

Еще двое всадников подлетели к Римо почти одновременно, ему пришлось сдернуть их с седла, работая уже обеими руками. Одному из них он сломал шейные позвонки, одновременно нанеся на его лицо сеть мелких ссадин.

– Оспа, – пояснил Римо.

Второй воин после быстрых манипуляций с кровеносными сосудами мешком сполз к его ногам.

– Апоплексия.

Римо все с большим увлечением ставил диагнозы. Поймав еще одного, он обхватил его ребра каким-то змеиным движением, через секунду суставы конечностей вспухли на глазах, словно кедровые шишки.

– Ревматический артрит, – удовлетворенно отметил Римо. – Работа хорошая, но, конечно, не фонтан. Вот Чиун делает это без сучка без задоринки. В принципе можно имитировать почти все болезни, но на это нужно время и слишком велик расход энергии.

Но именно времени ни у него, ни у Анны не было. Кольцо всадников было готово вот-вот сомкнуться вокруг них со всех сторон, и Анна, бывавшая уже не в одной переделке, из этой, несмотря на присутствие Римо, не видела выхода.