Божество смерти

Глава седьмая

– Но вы же этим только погубите себя! – глаза Хейзл Терстон расширились от удивления. – Неужели вы думаете, что можно похитить и удерживать в плену премьер-министра Англии здесь, на английской земле? Вы просто не сможете меня нигде спрятать! Но если вы сейчас же сдадитесь, жизнь, пожалуй, я вам смогу гарантировать.

Не получив ответа, она огляделась. Помещение было вполне просторным – сорок на сорок футов, одна из стен когда-то имела окна, но сейчас они были чем-то заложены. Единственным источником света была худосочная лампочка под потолком – ее, по всей видимости, питал электрический генератор. В комнате было сыро, но сырость в это время года для Англии дело обычное. В принципе она знала, где находится, – совсем рядом должен быть Бат. Это она смогла вычислить. Они ехали не больше пятнадцати минут, а за секунду до того, как этот маньяк завязал ей глаза, она видела, как их машине махали фермеры со старого римского акведука.

Так что как бы ни старались они спрятать ее, в пятнадцати минутах от британского города это им никак не удастся.

Она и советник по вопросам безопасности знали, что в районе исчезновения премьера уже блокировано все движение. Начат поиск, все транспортные средства досматриваются, всех внушающих подозрение отвозят в полицейские участки для допроса.

Люди из разведки обыщут каждую комнату, кладовую, кухню, подвал, чердак в каждом доме в радиусе пятидесяти миль, а если понадобится, и дальше.

– Возможно, люди из разведки будут здесь уже через несколько минут, – сухо известила премьер-министр похитителей. – Поэтому я даю вам последний шанс спастись от виселицы, джентльмены.

– Заткни пасть – мы своего добьемся, и на этот раз уступить придется тебе! – бросил в ее сторону мужчина в твидовой кепке, тот самый, что был переодет пастухом.

Кроме него, в просторной комнате находилось еще четверо. Советник премьер-министра, связанный, лежал в углу.

– Вполне понятно, что сейчас вы в упоении от собственного успеха, но оно будет очень недолгим, уверяю вас. Согласитесь, что нет никакой возможности спрятать британского премьер-министра на английской земле, да еще в непосредственной близости от места похищения. Это невозможно, поверьте.

– Нам этот твой треп ни к чему. Мы им еще там, в Белфасте, по горло наелись.

– Тогда позвольте преподнести мою мысль в манере, без сомнения, более понятной для вас. Итак, если сейчас вы колетесь – гарантирую малую отсидку выйдете через пару лет и приметесь строчить диссертации о том, как нужно перевернуть мир вверх ногами, чтобы вы наконец стали головой, а мы, соответственно, задницей. Если нет – подвесим за яйца, и тогда всерьез пожалеете, что на вас не наехал через час после рождения броневик. Я понятно выразилась, джентльмены?

– Заткни фонтан, или я тебе мозги вышибу!

– Тогда стреляй быстрей, помойное рыло!

– Если вы не изволите замолчать, мы сделаем с вами то же, что с лордом Маунтбаттеном!

Этот тип был повежливей и к тому же знал, что произошло с прославленным героем британских ВВС – тому подложили бомбу в прогулочную яхту.

– То есть точнее – то, что вы сделали с лордом Маунтбаттеном, сотнями невинных прохожих и солдат британской армии, не позволивших вам перерезать друг друга?

– Поцелуй меня в задницу!

– В хорошенькой компании придется мне умирать.

Премьер-министр передернула плечами.

И тут сзади раздался смех – громкий радостный хохот, от которого, казалось, задрожали замшелые стены. Премьер-министр обернулась с удивлением. Позади нее в стене отворилась дверь – светлый прямоугольник на фоне серого камня. За дверью вглубь шел проход – узкий, напоминающий лаз в подвал. Но это был не подвал – в стенах были видны широкие окна. Неважно, что они тоже были чем-то заделаны, все равно подвалы с окнами вряд ли кто-нибудь станет строить.

– Сказано воистину по-мужски.

Голос принадлежал человеку с густой бородой, блестящими глазами и мощной шеей. На незнакомце был твидовый костюм, в руках – чемоданчик, а смуглое лицо буквально светилось от радости.

– А вы кто такой? – смерила его взглядом премьер-министр.

– Один из тех, кто восхищался вашей операцией на Фолклендах. Славная была война – и тем радостнее, что вы снова собираетесь ею заняться. Да и времени прошло немало, не правда ли?

– Кто вы, черт возьми? Что вам нужно?

– Чтобы вы убрались из Северной Ирландии. Пусть каждый будет волен делать то, что ему хочется.

– Им хочется перебить друг друга – и вы это знаете.

– Можете и так это называть.

– А вы как называете?

– Я называю это волеизъявлением народа.

– Их волеизъявление – перерезать друг другу глотки.

– Ну а вам какое дело до этого?

– У нас есть обязательства перед этой страной: обеспечить мирное разрешение конфликта. Там живут британские граждане. Столетняя традиция связывает наши страны. И мы не желаем, чтобы эта несчастная земля вконец погрязла во взаимном кровопролитии.

– Ах-ах-ах, – покачал головой бородач. – Фолкленды вы себе, однако, позволили. За что же вы лишаете той же радости ваших послушных ирландских сограждан?

– Не знаю, кто вы такой, но позволю напомнить вам, что первой начала войну Аргентина.

– Кто-то всегда первым начинает войну, и у него находятся для этого вполне веские доводы. Так позвольте же смиренным протестантам и католикам следовать избранному пути и истребить друг друга как добрые христиане!

– А вы, значит, мусульманин, или, может быть, иудей?

– Могу быть и тем и другим по надобности, хотя они первые при удобном случае от меня отрекутся. Я, знаете ли, нигде не могу снискать причитающегося мне уважения.

– Возможно, мы сможем сделать кое-что. Не прикажете ли сначала развязать моего советника? Боюсь, ему там не очень удобно.

Человек с мускулистой шеей сделал знак «пастуху». Лежавший в углу советник с удивлением следил, с каким проворством выполняется безмолвный приказ бородатого.

Премьер-министр Хейзл Терстон в свою очередь следила за тем, как советник, растирая затекшие запястья, привалился к одной из стен с заделанным окном и уставился в потолок с явно безучастным видом. Но мисс Терстон знала своего советника слишком хорошо. Что-что, а безучастность была не в его характере.

– Реальный мир требует разумных компромиссов, – наконец произнесла она. – Итак, что мы для вас можем сделать?

– Только убраться из Северной Ирландии. Выведите войска – и пусть люди решают сами.

– Боюсь, что этого сделать я не могу. Но можно создать комиссию...

– Тогда мы просто-напросто не выпустим вас. А вы прекрасно знаете, что в вашем правительстве только вы обладаете реальной силой, без вашего руководства они люди конченые. И на сделку с нами пойдут мгновенно. Так всегда бывает, когда страна теряет сильного лидера. Ведь он делает слабыми всех, кто окружает его. Это так – и вы это понимаете.

– Где это вы набрались таких теорий?

– Это такой же факт, как земное притяжение, мэм.

Краем глаза премьер-министр увидела, как сидевший в углу советник кивнул. Она понимала, что обратиться к ней он не может, комната элементарно могла прослушиваться. И понимала также, что странный незнакомец, возможно, прав. Перестав чувствовать на себе ее хватку, члены кабинета вполне могут согласиться на вывод всех войск из Северной Ирландии.

Единственное обнадеживающее событие произошло, когда премьера и ее советника оставили наконец одних в сыром зале. Не говоря ни слова, советник протянул к ней сжатую в кулак руку и, раскрыв, показал ей лежавший на ладони темный комок. Это была земля, просыпавшаяся через оконные ставни. Значит, дом просто-напросто засыпали. Это сразу заметят местные жители и немедленно узнает Скотланд-Ярд. Каменный дом не может так просто исчезнуть под слоем земли, и уж, конечно, поисковые группы не пройдут мимо свежего холма, невесть откуда появившегося в окрестностях Бата.

Поэтому, устроившись поудобнее, пленники принялись ждать помощи – с минуты на минуту она должна быть здесь. Минуты шли, они ждали и ждали...

Проблема выглядела до смешного простой. Отыскать одного премьер-министра и одного советника, похищенных в окрестностях Бата нынешним утром. Еще более простым был способ ее решения.

Все дороги в районе исчезновения были блокированы за четверть часа. Все дома в близлежащих населенных пунктах перевернуты вверх дном. Каждый амбар, гараж, торфяной сарай, огород и рига отмечены к пяти вечера на огромной карте. Но к десяти часам в распоряжении полиции не было даже намека на то, что же все-таки стряслось с премьер-министром.

– Но она же где-то здесь!

Инспектор, который по прибытии в Бат умудрился найти время вкусить прелести местных серных источников и римских бань, проявлял теперь необычайное служебное рвение.

– Каким образом, дьявол их забери, умудрились они проворонить премьер-министра в двух милях от английского курортного города? Мы же обшарили все – подвалы, сараи, амбары. Она исчезла, клянусь копытом нечистого! – В гневе инспектор выражался весьма цветисто. – Я уверен, они убьют ее.

– Почему вы так уверены? – поинтересовался министр обороны.

– Потому что требования абсолютно кретинские. Они заявляют, что премьер умрет, если мы не выведем войска из Ирландии. Слыхали?

– Не такие уж и кретинские, – заметил министр. – По-моему, здесь происходят странные вещи. Уверен, что похищение было рассчитано именно на то, что кабинет в конце концов согласится с их требованиями.

– То есть уступит этим уголовникам?

– А вы знаете, что сейчас происходит в Белфасте, инспектор?

– Что бы там ни происходило – это не значит, что мы собираемся оттуда уйти.

– Очень даже значит, принимая во внимание тот факт, что решительное «нет» не отважится сказать никто, кроме нашей железной леди. В Белфасте закончились уличные стычки, там идет настоящая война. Кто-то собрал все силы ИРА под единым командованием, ведет с британской армией открытый бой, и успех пока на их стороне, инспектор.

– ИРА? Это невозможно. Они же полсотни людей не могут собрать без того, чтобы вдрызг не переругаться друг с другом.

– Смогли, как видите. И я думаю, что похищение Терстон тоже их рук дело. Они обставили нас здесь, в Бате, и побеждают в Белфасте.

– А мы, значит, собираемся уступить?

– Может быть, уже уступили, если только не обнаружим все же главу нашего правительства.

– Ее нет поблизости. Мы обыскали все, – беспомощно развел руками инспектор.

– А я думаю, что кое-где вы все-таки не смотрели. И в любом случае выход только один: обратиться за помощью к американцам, может быть, они что-нибудь придумают.

– Уж лучше уступить, – мотнул головой инспектор.

– Я тоже такого мнения. Но это, увы, невозможно.

– Да? Почему?

– Государственная политика. Таков мой ультиматум. Если к полуночи вы не найдете премьера, американская помощь будет здесь к утру.

Возвращение Пу и Римо в Синанджу после медового месяца было поистине триумфальным.

Пу взахлеб рассказывала подругам и родственникам об отелях и магазинах Иерусалима – большого, как казалось ей, западного города, – о странном экзотическом кушанье хлебе, сделанном из пшеницы, с твердой коричневой корочкой и снежно-белым нутром; напитке под названием «кока-кола»; салатах из сырой зелени, которую тоже едят.

О том, что кровати там застилают полотном, называемым простыни, о звонке, в который стоит лишь позвонить – и в любое время дня можешь съесть все, что захочешь.

О том, что в магазинах продают разные украшения. И есть специальные комнаты для еды, куда приезжают есть люди со всего света.

Дороги там не такие хорошие, как те, что ведут из Синанджу в Пхеньян, но машин там гораздо больше.

Когда же ее спросили об их первой брачной ночи, она лишь загадочно улыбнулась и не сказала ничего, предоставив подробности воображению слушателей. Однако матери ей пришлось рассказать все как есть. А рассказывать было нечего. Потомства пока не будет.

– Он даже до меня не дотронулся, – лила слезы Пу. – Не дотронулся, не поцеловал... ничего такого.

– Совсем ничего? – встревоженно переспросила ее мать.

– Я же сказала – ничего такого.

– Но не забыла ли ты те средства, о которых я говорила тебе?

– Я все попробовала, кроме стальных наконечников.

– Так попробуй и их.

– Он же Мастер Синанджу. К нему и близко не подойдешь, если он не захочет этого. А он не хочет. Слышишь, мама, он не хочет меня!

– Но ему придется тебя захотеть. Он твой муж!

И взволнованная жена пекаря передала мужу рассказ безутешной дочери. Пекарь, в ушах которого еще звенел гневный голос супруги, подробнейшим образом объяснившей ему, что он, отец, должен делать, в великом страхе побрел к деревянному дому на склоне большого холма – тысячелетней обители Мастеров Синанджу.

– И запомни, – послышалось сзади, – не давай ему увильнуть!

Увильнуть? Пекарь совсем растерялся. Мастер Чиун, способный расколоть вражий череп, как ребенок – сухой земляной орех. За такие слова он убьет меня не задумываясь. По крайней мере, одно хорошо – я умру от руки Мастера Синанджу. Он это сделает быстро и наверняка не мучительно.

Смяв в руках соломенную шляпу и беспрестанно кланяясь, пекарь взошел на стертые от времени камни лестницы, ведущей в пристанище Мастеров. Посланцы каких только владык не поднимались по этим ступеням... Жители деревни были здесь нечастыми гостями, разве что приходили, оказавшись в крайней нужде, с просьбой о деньгах или восстановлении справедливости.

У двери, согласно обычаю, пекарь снял деревянные сандалии, нагнувшись, поцеловал пороги, плотно прижав губы к дверной щели, возопил показавшимся странным ему самому голосом:

– О великий Мастер Синанджу, я, Байя Каянг, отец Пу, смиренно прошу приблизить ко мне твое сияющее могущество!

– Входи, Байя Каянг, отец Пу, жены моего сына Римо, – послышался голос Чиуна из-за дощатой двери. – Входи и возрадуйся, ибо скоро дочь твоя подарит тебе внука!

Деревня между тем переживала потрясающие новости. Жена пекаря со всей серьезностью заявила односельчанам, что Римо не выполнил свои супружеские обязанности. Они и согласились взять этого белого в мужья Пу лишь потому, что были уверены – всякий, носящий звание Мастера, в какой бы цвет ни была окрашена его кожа, на славу справится с этим делом. Короче, семью пекаря обманули и Чиуну следует заявить об этом во всеуслышание. Либо этот его сын исполнит свой долг супруга, либо Пу вернется в отцовский дом. Выкуп, само собой, остается за ними.

Правда, на улицах Синанджу это звучало куда убедительнее, чем в деревянном доме на холме. Ну как сказать Мастеру, что тот белый, которого он любил больше, чем родное дитя, в разговоре о котором не позволял собеседнику и тени неуважения, – не мужчина?

Если сказавший такое сразу умрет – можно считать, он легко отделался.

Но пекарь Байя Каянг знал, что и дома его ожидает не лучший прием: ревущая Пу и жена, страшная в своем гневе. Так что выбор был небольшой – ужасный конец или бесконечный ужас. И Байя Каянг, отведав риса, предложенного Мастером, и поговорив с ним о видах на урожай, наконец с мужеством отчаяния приступил к делу.

– Для нас большая честь быть родителями Пу, той, которую выбрал Мастер.

– Это мы удостоились оказанной вами чести.

Для убедительности Чиун слегка потряс бородой. Семья Каянг не особенно ему нравилась – ленивые и к тому же жадюги. Но, по крайней мере, они уроженцы Синанджу, а при одной мысли о белых ведьмах, за которыми волочился в разное время его сын, Пу казалась Чиуну сущим ангелом.

– Как и вы, мы с нетерпением ожидаем внука, – осторожно продолжал Каянг.

Он даже отважился пододвинуть Мастеру свою чашку. Чиун налил Каянгу еще вина – гостям он в этом напитке никогда не отказывал, но считал всех, кто употребляет его, потерянными для мира. Сам он, как и Римо, не терпел алкоголя. Под его влиянием их нервная система приходила в расстройство, а постоянные тренировки требовали как раз обратного.

– Никто не ожидает рождения внука с большим нетерпением, чем я.

Чиун высокомерно поджал губы. Чего этот тупоумный Каянг хочет от него? Золота у них уже и так достаточно, чтобы до конца жизни объедаться свининой. Они даже пекарню могли бы закрыть, если бы Чиун не требовал по утрам свежей порции рисовых лепешек.

– Есть обычай... который нужно соблюсти, чтобы Пу наконец забеременела.

– А, вот в чем дело, – поморщился Чиун. – Для этого ей всего-навсего нужно лечь на спину. Но ты не можешь и вообразить, Байя, мою радость при мысли о том, что Римо перестал увиваться за белыми.

– А я слышал, что белые женщины сходят с ума по корейским мужчинам. Говорят, те проделывают с их телами разные странности.

Уж это точно, подумал Чиун, вспоминая о годах своего супружества. Дело женщины – рожать детей, готовить еду и держать рот закрытым. А Римо эти белые вертихвостки совсем замутили голову.

– Красота твоей драгоценной дочери убережет Римо от козней белых дьяволиц. Еще раз благодарю тебя, Байя.

– Я слышал, они носят особую одежду и издают особые запахи, – поделился своей осведомленностью пекарь.

– Но оставим пороки белых, восславим лучше добродетели твоей дочери.

– О великий Чиун! – без перехода срывающимся голосом завыл Байя. – Дочь моя осталась по сию пору нетронутой – такой же нетронутой, как в тот день, когда они начинали свой медовый месяц!

– Не понимаю тебя!

– Говорю тебе, о великий Чиун, ни один из нас не дождется внука!

– Что же случилось с твоей дочерью Пу?

– С ней – ничего. Но Римо не выполнил своих обязанностей.

В ожидании гибели Байя крепко зажмурил глаза. Затем медленно открыл их. Может быть, с закрытыми глазами Чиун не хочет его убивать. Но увидел он лишь вздрагивающие седые пряди Мастера Синанджу, энергично кивавшего в знак признания правоты Байи Каянга, деревенского пекаря, сообразившего, что он, похоже, доживет до следующего утра.

Повисла томительная пауза.

– Римо! – позвал Чиун.

– Ну чего?

Голос шел из самой глубины дома, отдаваясь эхом в углах комнаты – совершенно пустой, ибо великие сокровища, которые еще недавно хранила она, исчезли.

– Я хочу, чтобы ты подошел ко мне. – Голос Чиуна звучал сурово.

– Я занят.

– У него до сих пор дурные манеры американца, – пожаловался Чиун. – Но пусть это остается тайной нашей семьи. – И позвал чуть громче: – Только на минуточку!

– Как будто от него убудет – уделить нам минуту. – Чиун, взглянув на Каянга, обиженно сморщился. – Прямо не знаю, что делать с ним. Отдал этому мальчишке лучшие годы жизни... Но ничего, мы разрешим все трудности, как и подобает корейцам. И увидишь – не пройдет и недели, как малыш уже будет в животе Пу!

Римо появился на пороге, держа в руках развернутый свиток пергамента. Байя узнал строчки корейских иероглифов, но на свитке были и другие буквы, странные, похожие на язык западных людей. Таких он раньше никогда не видел, а он держал в руках даже американские газеты, которые время от времени присылал в Синанджу Чиун для пополнения архива ассасинов.

– Слушай, папочка, – с порога начал Римо, – я перечитал этот свиток десять раз и не нашел ни слова о мистере Эрисоне. Греки дерутся с персами, греки дерутся друг с другом, священные обряды, Олимпийские игры, стихи, трагедии, описание попойки в честь божества по имени Дионис, ну и, конечно, списки гонораров ассасинам. Для чего ты мне дал его, скажи пожалуйста?

– Ты не видишь дальше своего носа, Римо, – даже такого белого и длинного, как твой.

– О'кей, у меня длинный белый нос. Теперь давай выкладывай, что случилось.

– Не случилось – это ты хотел сказать.

Римо наконец заметил отца супруги. Тот кивнул здороваясь.

– Отец Пу утверждает, что она осталась нетронутой, – напирал Чиун.

Байя кивал с нарастающим энтузиазмом.

Римо пожал плечами.

– И он утверждает, что сын еще не зачат.

Римо снова пожал плечами.

– Отец Пу по доброте сердца согласился скрыть этот позор от нашей деревни. Но правды не скроешь – ты, Римо, обманул нас.

Римо зашуршал свитком, вновь его разворачивая.

– Так что мне здесь искать? – спросил он.

– Моего внука.

– Нет, папочка, я ищу мистера Эрисона. Потому что при следующей встрече я намерен взять над ним верх. Или таким примитивным способом ты хотел просто заставить меня еще раз прочесть свитки?

– Все, что тебе нужно, здесь, в них. А найдешь сокровища Синанджу – и недалек будет день, когда мы расправимся с твоим Эрисоном.

– Понятно, значит, ты решил меня охмурить. Ты же эти сокровища уже не первый год ищешь!

– Без них нам никогда не разгадать твоего врага, Римо.

– Мне не нужно его разгадывать – я желаю убить его.

– Увидеть его мертвым не удавалось еще никому, – покачал головой Чиун.

– То есть как это? Что это значит?

– Почему ты не сделал с Пу то, что положено?

– Да сделаю, сделаю. Не волнуйся. Но к чему мне вся эта греческая ахинея про службу тирану Фив и так далее?

– Прочти еще раз, – посоветовал Чиун.

– Да я читал, говорю тебе, уже раз десять. Там одно перечисление гонорара занимает половину написанного.

– Ну и?..

– Ну и я не понимаю.

– Тогда взгляни на эти пустые комнаты. Если бы они не были пусты, ты наверняка бы все понял.

– Если бы они не были пусты, в них бы накопилось до черта разного хлама, папочка.

– Именно этот хлам нам сейчас и нужен.

– Мне, например, ничуточки.

– Я знаю, что тебе нужно. – Чиун нахмурился. – Прелестный цветок только и ждет, чтобы его сорвали, теряя свое благоухание, в то время как ты пренебрегаешь своим долгом перед семьей и перед людьми и позоришь меня в глазах моего доброго друга Байи, человека великой доброты и честности, согласившегося отдать нам самое большое сокровище в его жизни!

– Да выполню я этот долг, чтоб его волки съели! Мне что, приступить к этому прямо сейчас? Может, ты все же поможешь мне, а не будешь заставлять в сотый раз мусолить эти свитки?

– Все ответы на твои вопросы содержатся именно в них. Но гордыня застилает твой взор и ты их не видишь. Мы ничего не можем сделать с Эрисоном, пока у нас нет сокровищ. А потому обратись к наслаждениям супружеской жизни.

– Ну уж нет.

Римо, резко повернувшись, вышел из комнаты. Каморка, которую отдал ему Чиун, раньше была не жилая, а предназначалась, как и почти весь дом, для хранения сокровищ. Свитки, которые изучал Римо, были разложены на квадратном пятачке у стены. Что-то стояло здесь раньше, причем не одно столетие, даже пол в этом месте был светлее, хотя сделан он был из африканского черного дерева, одного из самых твердых, известных человеку.

То, что свитки лежали именно на этом месте, несомненно, что-то да значило. Но вот что? Римо провел рукой по светлому квадрату на половицах. Он чувствовал, как дерево медленно оживает под его пальцами... и что-то еще на них остается. Пыль Весь этот квадрат на полу был покрыт ровным слоем белой пыли.

Он потер пальцы друг о друга – пылинки были твердыми. Римо поднес руку к свету. Мрамор. Что-то, сделанное из мрамора, стояло на том месте, где ожидали его разложенные свитки Синанджу, когда он впервые вошел в сокровищницу.

Римо снова углубился в чтение. Ситуация, довольно типичная для Синанджу. Великий и уважаемый всеми философ объединился с покрытым славой героем битв, чтобы положить конец террору и угнетению в древнегреческом городе Фивы. Народ их поддерживал, поскольку тиран, как и все слабые и трусливые люди, запретил своим подданным даже выражать свое мнение. А люди хотели свободной жизни, как, например, в Афинах, где местные жители придумали власть под названием «демократия». Жители Фив даже посылали в Афины гонца, чтобы узнать, что же это такое.

А тирана в Фивах не поддерживал никто. Ведь он был слаб, туп, косноязычен и трусил в бою, что, безусловно, оскорбляло древнегреческие понятия о героизме. Но у тирана было одно преимущество: он знал о существовании Дома Синанджу и был готов платить золотом.

И поэтому, конечно, он выиграл, а философ и воин были найдены мертвыми хмурым утром в овраге на окраине города. Говорили, что они поссорились и устроили поединок. Герой, убив философа, изуродовал его тело и уже собирался вернуться в Фивы, но, споткнувшись, ударился о камень виском. Разъяренный народ вышел на улицы города и проклял обоих, ведь и они на поверку оказались просто убийцами. Понятно, что над кончиной народных лидеров потрудились ассасины Синанджу – именно потому она и выглядела так, как было угодно правителю.

Римо еще раз перечитал свиток. За описанием событий следовал обычный перечень ценностей, переданных в уплату, в форме, обычной и для остальных свитков сокровищницы. Была в этой истории одна странность – в ней не сообщалось о какой-либо новой технике. Метод, примененный Мастерами в данном конкретном случае, был, так сказать, запатентован ими за тысячу лет до этого в одной из восточных стран. И главное – ни слова о мистере Эрисоне.

Итого в его распоряжении – свиток с описанием эпизода, даже для пятисотого года до нашей эры уже далеко не нового, и посыпанный мраморной крошкой квадрат на полу бывшей сокровищницы Синанджу.

То есть?

То есть он до сих пор не имеет понятия о том, кто его противник, и еще меньше – о том, как ему с ним справиться.

– Мастер Римо! О, Мастер Римо! Покорнейше просят вас... – Стоявший на пороге подросток тяжело дышал, видно, прибежал сюда из самой деревни. – Там, в доме пекаря... телефон... вас просят спуститься... Мастер Чиун велел мне позвать вас... и дал золотую монету, да будет благословенно его великодушие!

– Он уже там? – удивленно спросил Римо.

– О да, он оставил сокровищницу Синанджу и вместе с пекарем отправился навестить драгоценную Пу... вашу любимую жену. Мастер Римо! Они все сейчас там – Мастер Чиун, и она, и ее родители. И все ждут вас...

Лицо мальчишки сияло от счастья.

– Так у нас же и здесь есть телефон.

– Со дня вашей свадьбы Мастер Чиун велел принимать все звонки только в доме пекаря, чтобы вас не беспокоили в брачную ночь. Приказа великого Чиуна никто, никто не смеет ослушаться!

– Ладно, – вздохнул Римо. – Пошли, делать нечего.

Звонил, разумеется, доктор Харолд У. Смит. И по его словам, некий мистер Эрисон снова принялся за работу, на этот раз в Северной Ирландии.

– У вас, Римо, имеются какие-либо соображения на предмет нейтрализации этого субъекта?

– Нет, – хмуро отрезал Римо, глядя на залитую слезами круглую физиономию любимой супруги Пу, перекошенный от гнева лик ее матушки и непроницаемое лицо Байи.

Чиун, как видно, решил держать до конца их сторону.

– Вы что, сейчас не можете говорить?

– Нет, – с той же интонацией повторил Римо.

– Я думаю, что именно этот тип, называющий себя Эрисоном, организовал похищение британского премьер-министра.

– Похищение премьера? Что, прямо там, в Англии?

– Около Бата, я думаю, – встрял в разговор Чиун.

– Спросите его, откуда он знает об этом?

В обычно бесцветном голосе Смита послышались нотки удивления.

– Если бы вы соизволили внимательно прочесть свитки – года Дракона, Свиньи, Обезьяны и Лошади, то есть по-вашему примерно 112-й год прежней эры, – то смогли бы предвидеть не только то, что Эрисон совершит очередное злодейство в окрестностях Бата, но и знали бы точно, где именно.

– Представь себе, папочка, он похитил премьер-министра.

– И они, конечно, не могут найти его?

– Ее, – поправил Римо. – Да, не могут.

– Они не могут ее найти, потому что ищут не там, где нужно. – На лице Чиуна засветилось удовлетворение. – Непременно возьми свитки с собой. Ты ее отыщешь. Но этого Эрисона тебе не удастся остановить, не стоит и пробовать. А стоит попробовать то, к чему взывают твои супружеские обязанности и то милое невинное существо, почти забытое тобою, неблагодарным!

– Я вылетаю в Англию, Смитти.

Римо опустил трубку на рычаг.

Перед самым уходом Пу порадовала Римо новым словом, освоенным ею из великого и богатого английского языка. Слово было – «Харродс».*

* Дорогой универсальный магазин в Лондоне.