Молодой человек с задумчивыми карими глазами стоял у зеркала, примеряя парадный камзол. Вокруг него суетились портные, что-то подкалывали, подбирали, нашивали и распарывали, и не было этому конца и края. Но, казалось, ему не было до этого никакого дела — он крайне терпеливо выполнял все, не пререкаясь, не споря, и не жалуясь на долгое время примерки. Он размышлял. Надо сказать, последние несколько дней он только этим и занимался — остальные дела как-то незаметно, сами собой, отошли на второй план. У него было странное ощущение, что он что-то делает неправильно. Вернее, что он делает, он осознавал прекрасно, но что в этом неправильного, он никак не мог разобраться. И это его ужасно мучило. Он никогда не владел магией, он привык полагаться на разум — в обычном, человеческом смысле этого слова, и на свою интуицию — этого было вполне достаточно. Но сейчас все словно встало с ног на голову — внутренний голос кричал ему, что он неправ, а разум никак не мог понять, в чем. Такого разлада с ним еще никогда не было, и он очень надеялся, что скоро все встанет на свои места.
Он вздохнул. Можно, конечно, было не беспокоиться и просто подождать, когда его интуиция перестанет бить во все колокола и придет в норму, но… а что, если это случится слишком поздно? Если тогда уже ничего нельзя будет изменить? Но, с другой стороны — что изменить? А если это просто нервы, и больше ничего? То есть, все в порядке, а он один совершенно необоснованно разводит панику на ровном месте? Ведь кроме него, кажется, все счастливы, и никаких видимых причин для беспокойства нет… Но интуиция, она же его никогда не подводила… Он всегда точно знал, какое решение нужно принять, что нужно сделать, он никогда и ни в чем не сомневался. Даже еще в юности, бывая на охоте, он всегда знал, когда ему угрожает опасность, а когда — нет, и это, опять же, без всякой магии. И сейчас… уже не первый день, да что там — не первый месяц! — он чувствовал, что все идет не так. И, как ни странно, ничего не мог с этим поделать.
Его пытливый разум сразу же пасовал, стоило ему подумать о том, что его беспокоит, а все вокруг тут же принимались убеждать его, что ничего такого не происходит, что все — правильно. И мало-помалу он тоже стал в это верить. Но в последнее время то ли концентрация этого чего-то превысило допустимые нормы, то ли он научился, наконец, бороться с этим странным влиянием, по крайней мере, от него ушел покой и сон, оставив лишь ощущение болезненной неуверенности в своей правоте и… в окружающем мире. Нет, был, конечно, еще один вариант — что он просто сошел с ума, и у него началась паранойя, но этот вариант его совершенно не устраивал. Однако он прекрасно понимал, что как раз такое объяснение больше всего подходит к его ситуации.
Он застонал. Портные тут же испуганно замельтешили, начали за что-то извиняться, хотя их вины не было никакой.
— Что, нервишки шалят? — он вздрогнул, услышав насмешливый голос своего наставника, и тут же укололся на самом деле. — Или же вас кто-то обижает?
От этого вопроса все замерли. И он тоже, хотя точно знал, что уж ему-то бояться нечего. Просто когда такие вопросы задаются таким тоном, еще и с таким холодным огоньком в глазах, и… когда их задает Великий Инквизитор, поневоле начинаешь чувствовать, как земля уходит из-под ног, а по спине бегут ручейки холодного пота.
— Н-нет, что вы… — стараясь казаться спокойным, ответил молодой человек, но голос предательски сел, выдавая его состояние.
Архиепископ улыбнулся.
— Ва-аше Величество! — протянул он, разведя руками. — Если бы я не знал вас с детства, то решил бы, что вы меня боитесь!
— Как хорошо, что вы знаете меня с детства! — усмехнулся король, совладав с собой. — А если бы вы еще появлялись более заметно, а не так неожиданно, то подобных вопросов у вас бы не возникало.
— Прикажите мне, Ваше Величество, и я буду появляться только после того, как обо мне объявит этот милый человек при входе… могу даже записаться на аудиенцию, — он церемониально поклонился, выражая взглядом полную покорность.
Король нервно прикусил губу.
— Ваше Святейшество, — ледяным тоном проговорил он, — разве я дал вам повод считать, что…
— Нет-нет-нет, вы правы. Я несколько перегнул палку, — замахал руками Архиепископ. — Право же, у меня нет повода сомневаться в вашем хорошем отношении ко мне, коим я столь дорожу. Особенно сейчас…
Король знаком отпустил бесчисленных портных, снующих вокруг него, оставаясь с Архиепископом наедине.
— Чего вы хотите, господин Гаронд? — неожиданно спросил он, когда дверь за ними закрылась.
— Я? — рассмеялся Архиепископ. — Того же, что и все остальные. Счастья.
Король усмехнулся, прошелся по комнате и сел в кресло.
— Никогда не понимал вас, Ваше Святейшество. А сейчас — и того меньше, — задумчиво проговорил он.
— Что же тут непонятного? — пожал плечами Гаронд. — Все так просто…
— То-то и оно, — покачал головой молодой человек.
— Мальчик мой, вам просто надо отдохнуть, — вздохнул Инквизитор. — Вам всюду мерещатся заговоры, даже там, где их нет.
— Разве я что-то сказал про заговор? — король приподнял бровь.
— Нет, — хмыкнул Гаронд, ничуть не смутившись, — и это меня радует. Огорчает только лишь то, что в вашем голосе звучат нотки недоверия.
— Ну что вы, — небрежно отмахнулся Рагнар, — если бы это было так, разве я сейчас занимался бы приготовлениями к свадьбе?
Гаронд слегка поклонился.
— В таком случае, вы должны понимать меня, как никто другой. Я — инквизитор, вы — король. А люди… Людям свойственно судачить о тех, кто стоит выше них, так сказать, о «власть имущих». Наши имена обрастают легендами, а поступки — подробностями, порой такими, какие и придумать-то сложно. Но для народа нет ничего невозможного. Нам приписывают дела, которых мы не совершали, грехи, в коих мы не виноваты, и многое, многое другое. Такова цена власти, Ваше Величество. Зачастую люди винят нас в своих неудачах, в своей несчастной судьбе — это очень удобно, ведь не каждый может набраться смелости, чтобы признаться себе в том, что сам допустил ошибку или встал на неправедный путь. Так было и будет всегда. Людей не исправишь — такова их природа.
Губы короля тронула легкая улыбка.
— Как у вас все складно получается…
— По-вашему, я неправ? — удивился Гаронд.
Король только пожал плечами.
— Я не знаю… По-моему, я неправ, — признался Рагнар, — только никак не пойму, в чем…
— Не берите в голову, Ваше Величество, — отмахнулся Архиепископ. — Это нервное. Рекомендую после свадьбы немного отдохнуть, устройте себе медовый месяц, что ли… В конце концов, король такой же человек, как и все, и вполне заслуживает того, чтобы хотя бы на пару-тройку недель забыть о государственных делах и подумать о себе.
— Что-то я себе это не очень хорошо представляю! — грустно улыбнулся король, откидываясь на спинку кресла.
— А что тут представлять? — непонимающе усмехнулся Архиепископ. — Надеюсь, вы не собираетесь перед всеми отчитываться? Вы — король и, кстати сказать, хороший — вами народ, между прочим, доволен… Вот мной — нет, но я — это другое дело. В каждой системе должен быть свой отрицательный персонаж, на которого можно будет спустить всех собак, иначе жизнь государства будет скучна, как пресный суп. Человек по своей природе — борец, и ему нужно создавать видимость опасности, скрытого или явного врага или что-то в этом роде — об этом я вам только что говорил. Вам повезло больше — вас народ врагом не считает. На это у него есть я. Однако что-то я отвлекся, — покачал головой Гаронд. — Вы так внимательно меня слушаете, что я поневоле начинаю читать лекции.
— Ничего-ничего, — возразил король, — напротив, это очень занимательно. Одно «но»: вы у меня как-то не ассоциируетесь с человеком, добровольно принявшего на себя груз народной ненависти, во имя блага и спокойствия короля и королевства.
Гаронд рассмеялся.
— Развивайте воображение, мой мальчик! А если серьезно, то… наша жизнь полна сюрпризов, хороших и — не очень. А что касается меня, то не забывайте, что я, мягко говоря, не совсем человек.
Король кивнул.
— Я помню, Ваше Святейшество… только как раз это я понимаю меньше всего… Видимо, мне придется слишком долго развивать воображение. Знаете ли, очень сложно уложить в сознании, что почти ежедневно беседуешь с древним богом, который, вдобавок ко всему, называет тебя «Величеством»!
— А вы об этом не думайте, — улыбнулся Гаронд.
— Я пытаюсь… только не всегда получается. Хотя — вы правы, так, действительно, проще.
Король встал и подошел к окну.
— Вас что-то беспокоит, Ваше Величество? — спросил Архиепископ.
Рагнар пожал плечами.
Да, его беспокоило многое. Но стоило ли говорить об этом Гаронду? Он заранее знал все, что ответит ему Великий Инквизитор. Конечно же, он снова его успокоит, и снова окажется, что король подозревает все и вся только из-за того, что слишком устал за последнее время. От чего устал-то? От подозрений? Рагнар усмехнулся. Спорить с Гарондом он не умел. Он никогда не боялся людей, он всегда знал, как себя вести, но, опять же — с людьми, а не с богами. Даже если этот бог отбивает ему церемониальные поклоны и выдает за него замуж свою племянницу. Да, он старался думать о Великом Инквизиторе, как о человеке, но противостоять ему все же не решался, вернее, у него просто не было на это сил. Даже сейчас, после короткого разговора он уже чувствовал себя совершенно измочаленным, хотя ничего такого сказано не было.
А, между тем, у него было очень много вопросов, которые он бы с удовольствием задал Инквизитору, например, что же на самом деле случилось с остальными богами? И какое к этому отношение имеет Гаронд? И как он сам, король Рагнар Эвенкар, способствовал становлению в мире той ситуации, с которой сейчас героически борется Архиепископ? И вообще — с чем он борется?
А что, если правы те, кто считает Гаронда богом-узурпатором, ведущим мир к гибели, и он, Рагнар ему в этом всячески помогает? Что тогда?
Он взял с резного столика стакан с водой и осушил его залпом. Потом облокотился на подоконник и уронил голову на руки. Все эти мысли не давали ему покоя и, не находя выхода, больно вгрызались в мозг. Ну вот, теперь снова надо будет звать целителя. Рагнар застонал. Он не хотел никого видеть, и целителей в том числе. Он чувствовал, как силы покидают его, вытекая по капле, словно вино из пробитых мехов. Головная боль была не сильной, она тупо стучала в висках, пульсируя, словно отсчитывала драгоценные секунды уходящей жизни.
Почему-то у него всегда возникала такая безрадостная ассоциация, хотя он точно знал, что его жизни ничего не угрожало. Да и здоровью, в принципе, тоже — у него были лучшие целители, отобранные самим Лотаром, Архимагистром Светлой Гильдии Магов, и все они, как один, говорили, что это никакая не болезнь, иначе они бы ее тут же вылечили. Просто… да, кстати, и Гаронд так говорил — надо больше отдыхать. Но отдыхать ему не хотелось — его не покидало ощущение, что, раз уснув, он может не проснуться. А Гаронд еще советовал ему развивать воображение! Тут с этой фантазией бы совладать!
— Ваше величество, вам нехорошо? — раздался обеспокоенный голос Архиепископа, прорываясь сквозь шум и звон в ушах короля.
Рагнар отмахнулся.
— Ничего страшного, — он слабо улыбнулся. — Как вы говорите, нервишки шалят. В конце концов, это моя первая свадьба.
Гаронд по-отечески положил ему руку на плечо.
— Мой мальчик, по-моему, вам стоит развеяться. Как насчет охоты?
Охота… Охотиться король любил. Рассекая грудью свежий встречный ветер, бьющий в лицо, оставаясь наедине с лесом, с облаками, полагаясь только на верного коня, на свой зоркий глаз и уверенную руку, он чувствовал себя спокойно. Здесь у него был только один враг — дикий, опасный зверь, притаившийся в лесной чаще, здесь все было просто и конкретно, никто не мог ударить в спину, не было предательских слащавых речей, за которыми скрывалась ненависть и злоба, не надо было угадывать, кому можно доверять, а кому — нет. Враг был врагом, без всяких полутонов и мучительных размышлений.
Он любил биться со зверем один на один, без помощи посторонних, которые говорили бы ему под руку и советовали, что делать. И он всегда безошибочно определял, когда нужно убить противника, а когда — приручить. Такое тоже бывало, причем очень часто. У охраны замирало сердце, когда король укрощал дикого зверя, без помощи магов, которые, впрочем, всегда присутствовали на охоте и в любую секунду готовы были прийти на помощь, но король никогда не пользовался их услугами. Он был отличным охотником и укротителем. Никто не мог понять, как у него это получается, и, собственно, зачем ему это нужно вообще, но, приручая и, затем, снова отпуская в лесной простор дикого, и опаснейшего, на первый взгляд, зверя, Рагнар получал ни с чем не сравнимое удовольствие. Кто-то говорил, что король тешит свое самолюбие, кто-то — что он просто любит играть со смертью, но ему не было никакого дела до этих разговоров.
Конечно, это отнимало много сил, но после подобной охоты он чувствовал себя по-настоящему счастливым. Хотя иногда приходилось и убивать. Это тоже у короля получалось замечательно — с одного удара, правда, такого удовольствия не доставляло, но, признаться, тоже хорошо успокаивало.
Вообще, королевская охота представляла собой больше развлекательный процесс — для многочисленных сопровождающих его величества подобный выезд не имел к охоте никакого отношения. Там, в лесу, на излюбленной королевской поляне, на берегу чудесного озера с чистейшей прозрачной водой, раскидывались шатры, накрывались походные столы, и начиналось продолжительное веселье.
Пока король охотился в сопровождении совершенно бездействующей охраны, состоящей из двух вооруженных до зубов воинов, двух магов от Темной Гильдии — ментата и некроманта, на всякий случай, — и двух — от Светлой, целителя и погодника, все остальные, расположившись в импровизированной «ставке», развлекались, купаясь в озере, попивая вино за здравие его величества, и слушая песни придворных или же приглашенных музыкантов, восхваляющих подвиги доблестного короля. Когда же сам виновник торжества возвращался в лагерь, веселье достигало апогея — Маги Стихий устраивали ни с чем не сравнимое, ни разу не повторяющееся представление, используя иллюзии, фейерверки и прочие развлекательные элементы из своего арсенала. Фантазия этих мастеров была поистине неиссякаемая, и гости всегда уезжали более чем довольными, с нетерпением ожидая, когда король в следующий раз «изволит охотиться».
Попасть в королевскую «охотничью кавалькаду» считалось великой честью, которой удостаивался далеко не каждый придворный, и когда это случалось, радости дам и кавалеров не было предела. Однако, прослышав о предстоящем празднестве, весь двор вел приготовления — на портных тут же обваливался шквал заказов на самые лучшие платья, которые нужно было сшить в рекордно короткий срок, причем, шить охотничьи наряды заранее считалось дурным тоном, словно к положенному сроку они могли выйти из моды. Охотничьи платья шили все знатные дамы, поскольку никто не мог угадать, на кого падет выбор его величества, но в кортеж попадали лишь единицы. Тогда безупречно пошитые наряды отдавались за бесценок в магазины, к бесконечной радости городских модниц.
Что касается придворных магов, то в их рядах тоже шел жесточайший отбор, но к этому король не имел никакого отношения, поскольку этим заведовал его главный церемониймейстер, он связывался с Архимагистрами обеих Гильдий, они назначали своих людей, как правило, самых достойных, и, если, конечно, Его Святейшество Архиепископ Гаронд не имел ничего против, эти маги назначались в сопровождение Его Величества. В личной охране, как правило, ничего не менялось — телохранители короля были давно назначены и проверены временем и опытом уже на службе у августейшей особы — это касалось и магов, и воинов.
Иными словами, действо это было явлением нечастым и, безусловно, торжественным. Но сейчас все просто сбились с ног — на королевской охоте должна была присутствовать сама Клементина — невеста Рагнара! О королевской свадьбе сейчас говорили все, кроме того — всегда и везде. Так же как и, в частности, о племяннице Архиепископа. Но вот видеть загадочную красавицу еще никому не посчастливилось. И сейчас… никто не знал, откуда, но всем было доподлинно известно, что в этот раз она появится на охоте. Радость светской молодежи не омрачало даже то, что вместе с очаровательной девушкой на празднестве будет присутствовать ее суровый наставник — Архиепископ Гаронд, встречу с которым люди суеверные расценивали как предвестник несчастья. Но, видимо, притягательная сила этого белокурого чуда была намного сильнее любых предрассудков.
— Женщина с зелеными волосами меня ненавидит, — прекрасное белокурое создание обиженно надуло губки.
Гаронд непонимающе нахмурился. Его голова была занята совершенно другим — он занимался последними приготовлениями к выезду на королевскую охоту, отдавал государственные поручения старшим инквизиторам и попутно делал еще уйму дел, не то, чтобы очень важных или срочных, просто, как обычно, именно тогда, когда совершенно ни на что нет времени, наваливается куча недоделок, с которыми нужно обязательно разобраться, иначе потом будет еще хуже. Клементина же все утро крутилась перед зеркалом, расправляя несуществующие складочки с безупречного охотничьего костюма, сдувая невидимые пылинки с кружевных манжеток, таких же кипельно-белых, как и весь ее наряд, и поминутно донимала дядюшку вопросами, отвечать на которые у него, по всей видимости, не было ни времени, ни желания.
— Какая женщина? — переспросил Архиепископ, но потом, видимо, сообразив, о ком идет речь, только пожал плечами. — Ах, вон ты о ком… А она и не обязана тебя любить.
Красавица замерла, взмахнув ресницами в крайнем изумлении.
— Как это — не обязана?! Она живет в нашем доме, гуляет в нашем саду…
— Это еще ничего не значит, — улыбнулся Гаронд. — К тому же она — пленница.
— Твоя пленница, — поджала губки девушка. — А мне она — никто. Так же, как и я ей. Если хочет, пусть тебя и ненавидит, а я ей ничего плохого не делала, — она обиженно вздернула носик. — Она меня даже не знает!
— Девочка моя, — рассмеялся Архиепископ. — Помилуй, меня и так ненавидит полмира! Так я же не жалуюсь…
— За что? — искренне удивилась красавица.
— Не важно, — отмахнулся Гаронд. — А насчет тебя… Ты потрясающе красива, Клементина. Такая красота может с легкостью вызвать любовь мужчин, но вместе с тем — зависть женщин. Это палка о двух концах…
Она прищурилась.
— Ты чего-то не договариваешь, дядюшка…
— Думаю, я имею на это право, — улыбнулся Великий Инквизитор.
Девушка звонко рассмеялась, наполнив тусклую мрачную комнату серебристыми радостными колокольчиками, подскочила к Гаронду, взяла его за руки и закружила в танце. Потом все-таки отпустила его, предоставив возможность заниматься своими делами, и снова вернулась к зеркалу.
— Дядюшка… а у тебя никто, случайно, не спрашивал, откуда у тебя взялась племянница?
— У меня? — насмешливо приподнял бровь Гаронд.
— Ну да, — пожала плечами Клементина, — по-моему, вполне логичный вопрос… Если ты — древний бог, к тому же, на данный момент, практически, единственный, то… какие у тебя могут быть родственники? Тем более — племянница… Вот я бы обязательно спросила…
— У меня? — повторил Архиепископ.
— У тебя, конечно, а что? — не поняла девушка.
— Да ничего, — хмыкнул Гаронд, — просто я знаю очень мало людей, которые решились бы задавать мне вопросы, тем более — подобные. А среди живых — и того меньше.
Клементина игриво погрозила ему пальчиком.
— Как ты любишь казаться милым, добрым и обиженным на весь мир, который так незаслуженно считает тебя…
— Кем? — усмехнулся Архиепископ. — Мировым злом? Ну что ты, милая, это слишком пошло. Достигнуть власти или всемирной славы таким способом — это из детских сказок. В жизни все намного сложнее. Преступить закон — это еще не значит установить свой.
Она обворожительно улыбнулась.
— Извини… просто мне показалось…
— А ты непоследовательна, моя девочка, — огорченно покачал он головой. — Минуту назад ты спрашивала меня, за что же все так меня не любят, а сейчас…
Он не договорил — она снова залилась серебристым смехом, подскочила к нему, коснулась алыми губками его щеки и легонько щелкнула по носу.
— А разве я должна быть последовательна? — захлопала она ресницами.
Гаронд улыбнулся, пожимая плечами.
— Не знаю… Может, и нет.
— Вот и замечательно! — обрадовалась девушка. — Как ты думаешь, мне идет это платье? — как ни в чем не бывало, спросила она.
— Конечно, — довольно кивнул Гаронд.
— А вот женщина с зелеными волосами…
— Забудь, — не дал ей договорить он, — об этой женщине, равно, как и обо всех других. Ты — лучшая. Прекраснейшая. Равной тебе в этом мире нет. Даже не сомневайся.
Она игриво прикусила губку.
— Хорошо. Не буду.
— Умница, — Гаронд поцеловал ее в лоб и вышел из комнаты.
Время. Времени оставалось очень мало, и он чувствовал, оно работает против него. Его не покидало ощущение, что он упустил из виду что-то очень важное. Трудностей он не боялся. Он знал, что вскоре предстоит битва, но в своих силах был более чем уверен. Он был замечательным стратегом и всегда все просчитывал на сотню ходов вперед. И сейчас не мог найти логичного объяснения своему беспокойству. Будто он что-то не предусмотрел — что-то, о чем он просто не знает. Но…
Он потряс головой. Может, это просто нервы? Он рассмеялся в ответ своим мыслям. Нервы?! Какие могут быть нервы у бога?! Нет, тут что-то другое. И это было необходимо выяснить. Как можно быстрее. Пока еще не стало слишком поздно. Хотя, как знать? Может, уже стало?
Время. Оно двигалось необратимо, бежало, летело, час за часом, минута за минутой, унося его туда, в Начало, откуда он пришел сюда, в этот мир. Когда их было еще… сколько их было?
Конечно же, Элантэ, богиня-демиург, единственная из всех, которая умела создавать. Только она могла породить жизнь. Из ничего. Она могла создать по-настоящему живые существа. И только она могла сотворить мир, пригодный для жизни.
Таш. Таш Лантрэн. Самый сумасшедший и взбалмошный из всех богов. Однако, обладающий также поистине уникальным даром — он мог воспроизводить ману, в отличие от других, которые ей только лишь пользовались. Он брал ее отовсюду и творил сам. Ему даже как-то пришла в голову идея — создать мир, полный магии. Впрочем, о том, чем закончилась эта история, знают все — кажется, лучшего анекдота, чем правдивый сказ о создании Лантры, в этом мире еще не придумали. Однако, если бы не Этана, последствия этой выходки безумного мага могли быть катастрофическими…
Гаронд скрипнул зубами. Этана. Самая загадочная фигура на данный момент, от которой можно ожидать чего угодно. Она ушла в добровольное отшельничество очень давно, но как раз это и не давало ему покоя. В конце концов, тот портал, который он видел в Зеркале — ее рук дело. И сейчас, если ждать подвоха, то только от нее. Но, с другой стороны, что может сделать Этана? И что она может сделать ему, Гаронду?
Он вздохнул. Что-то не совпадало. Из всех, пришедших вместе с ним богов, настоящую опасность для него могла представлять только Элантэ. Но она исчезла. Растворилась. Перестала существовать. Очень давно. Опять-таки, она и тогда не могла с ним справиться, у нее просто не хватило бы сил, да и потом… она не могла никого уничтожить. Богиня-демиург, творец, создатель, она была слишком доброй, чтобы выходить на смертельную битву. Поэтому она и проиграла. Предпочла исчезнуть добровольно, только чтобы не видеть того, что стало твориться в ее мире. А Таш… он, конечно, мог бы быть сильным бойцом, но ему никогда не хватало дальновидности и благоразумия. Конечно, если бы он объединился с Этаной, его сила бы ей очень помогла. Но она сама отказалась от борьбы. А Таш — нет. Впрочем, один он все равно ничего не смог сделать. А что касается Дарсинеи… она вообще слабый противник. Можно сказать, не противник вообще.
А остальные, пришедшие оттуда — да, конечно, они очень сильные маги, но, тем не менее всего лишь люди. А также, эльфы, гномы и другие расы. Несомненно, сильные, но не настолько, чтобы выйти против бога.
Вот, собственно и всё. Гаронд выпрямился. Ему очень хотелось верить в свои же собственные убеждения. Он в сотый, тысячный раз повторял себе, что ему решительно ничего не грозит, что он все просчитал, все сделал так, как нужно, но сердце снова замирало, и покой все не приходил.
Архиепископ глубоко вздохнул. Конечно же, это просто нервы. Всё образуется. Всё будет так, как надо. Он слишком долго выстраивал цепь событий, он подготовил всё, и предположить, что вскоре всё рухнет в одночасье… Нет. Это было просто невозможно. А значит, можно, наконец, успокоиться. Он встряхнулся, расправил плечи и улыбнулся. В конце концов, сегодня выходит в свет его девочка, которой в скором времени суждено стать королевой, и думать о чем-то другом сейчас просто неприлично.
Он подошел к зеркалу, позволив себе пару секунд полюбоваться своим отражением, отметив, как безупречно сидит на нем темно-бордовая с золотом мантия, позвал слуг и продолжил собираться в дорогу.