Божий одуванчик

Глава 5 ПРИЗНАНИЕ

Свиридов приехал домой через полчаса. Его беззаботный и несколько легкомысленный брат был неузнаваем.

…На красивом лице Ильи застыла угрюмая, отчаянная решимость. Чуть выпуклые выразительные глаза смотрели оцепенело и тускло, словно и не видели ничего.

На всегда безмятежно чистом лбу собрались и словно примерзли угрюмые складки.

— Мне пришла в голову одна гипотеза, — начал Илья голосом, который он словно выдавливал из себя, как зубную пасту из тюбика. — Это очень плохая гипотеза, но тем не менее она может оказаться верной. Более того… я уверен, что она верна, потому что… потому что иначе я ни при каких условиях не стал бы рассказывать об этом. Даже тебе… родному брату.

Владимир, сощурив глаза, не сводил с Илюхи пристального взгляда.

— Ну… говори.

— Мне очень трудно говорить… все это очень гнусно. Гадко. Я сам виноват.

Владимир оцепенело молчал.

— Это было в августе, когда я только поступил в академию, — неподвижно уставив взгляд в стену, начал Илья. — Тоша Малахов… познакомился в ночной дискотеке с девушкой. По-моему, в самом конце сессии. Ее звали, кажется, Лена. Очень красивая. Он хвастался, как в тот же самый день… вернее, в ту же самую ночь он затащил ее в постель… с обоюдного согласия, естественно. Потом он решил с ней встречаться.

Но Малахов — переменчивый человек… восемнадцать пятниц на неделе… и через полмесяца он с ней расстался. Запросто. Никто особенно не огорчился. Малахов стал плотно общаться с тремя новыми девушками, а эта Лена… в общем, она начала с Осокиным… вот так.

Перед глазами Владимира выплыли властное лицо Дедовского и четко отпечатанные в памяти слова: «…если вы клоните к тому, что это я устроил преисподнюю двум этим болванам из-за Лены…»

Из-за Лены.

Илья перевел дыхание, облизнул пересохшие губы и продолжал:

— У меня складывалось впечатление, что ей вообще все равно, с кем спать… сначала Малахов, потом Осокин, потом… я точно не знаю, но и Валек Чуриков как-то по пьянке хвастался о своих победах…

— А ты?

— А что я… Ты же всегда говорил, что к любой женщине можно найти… а я, сам понимаешь, привык к женскому обществу.

— То есть пользовали бедную и сговорчивую девушку и в хвост и в гриву? — жестко проговорил Владимир.

— Ты не так… я хотел…

Илья сбился, глубоко вздохнул, словно перед прыжком в темную воду, а потом заговорил тише, но куда отчетливей и осмысленнее:

— Однажды мы завалились к Малахову. Мы были все наглухо… И она тоже, хотя приехала на машине. И у них вышла с Антоном какая-то ссора.

По-моему, это касалось Ледовского, который накануне пригрозил Антохе, что если он не оставит Лену в покое, ему разъяснят, как он не прав.

Самыми доходчивыми средствами. Я точно не знаю, но Якорь точно упоминался в разговоре…

— А что делал в этот момент ты? — настороженно спросил Владимир. — Пил или…

— Или, — быстро ответил Илья. — Вот это самое «или», от которого я пытался избавиться еще в Москве.

На, переносице старшего Свиридова пролегла глубокая складка.

— Вот как? — проговорил он каким-то пугающе спокойным голосом. — Ну, в столице ты не бедствовал, так что позволял себе и кокаин.

А что было в тот раз?

— На кокс нет денег, — ответил Илья, стараясь не смотреть на брата. — Я хотел… но никак…

— Так на чем вы торчали в тот день? — уже повысил голос Владимир.

— «Винт». Просто… «винт».

— А-а-а, старый добрый первитинчик, — протянул Свиридов. — Милый и пробирающий до костей. Дешево и сердито, я понимаю. Так откуда вы его взяли?

— Разве это имеет значение? — отозвался Илья. — Я не хотел… Чуриков вообще забился в угол, лишь бы только его не «вмазывали»… да куда там, бесполезно. Сам знаешь, какой под «винтом»… дар убеждения.

— Да уж знаю, — не глядя на брата, сказал Владимир. — Психостимулятор все-таки. Ну… и что дальше?

— Дальше мы пили пиво… догонялись. И потом прошелестел такой базар, что неплохо было бы вызвать этих… которых…

— Лиц противоположного пола, призванных ликвидировать дефицит женского общения. Шлюх, в общем, — закончил за него Владимир. — Позвонить в соответствующее агентство и вызвать пару-тройку милых дам. И еще замечательно, что при этом оставалась Лена. Ведь так?

Илья кивнул и продолжал:

— Осокин только снял трубку, как из соседней комнаты, где были Лена и Антон, раздались дикие вопли… Это орал Малахов. Совершенно дикие и несообразные вещи орал — обдолбился сильно… Ну… мы побежали в его комнату и увидели… увидели, что он…

— Понятно, — мрачно перебил его Свиридов-старший, — устроили групповое изнасилование. С легкой руки Антона Константиновича Малахова, разозлившегося на свою недавнюю подружку. И как назло, в этот день Лена была не в самом игривом настроении. Верно?

Илья молчал, всем своим видом подтверждая правильность догадки Владимира.

— Верно?

Судя по побагровевшему лицу младшего Свиридова, Илья отчаянно пытался, но никак не мог разродиться каким-нибудь мало-мальским ответом.

— Ну-у?!! — рявкнул Владимир так, что Илья, мало когда видевший своего старшего брата в таком взвинченном состоянии, забился в угол дивана и издал какой-то полураздавленный скулящий звук, полный жалкого, дрожащего животного ужаса. — Верно?!!

— Да., все так и было. — Илья поднял глаза на брата и тут же снова уткнулся взглядом в ковер и неразборчиво залепетал:

— Это было какое-то… наваждение… я не успел понять, как такое могло произойти… не понимаю. Казалось, словно прошло всего две минуты, а оказалось, что мы с ней два часа… не понимаю. А потом… потом она ушла. Осокин и Чуриков не хотели ее отпускать — боялись, что она прямо к Якорю…

Но Малахов ударил ее по лицу, обругал, хотя она ничего не сделала… Я подумал, что сейчас она, вероятно, совершенно… совершенно. В общем, у нее было такое мертвое лицо, словно она живет только по инерции, а душа ее ухе умерла и теперь тянет за собой и тело.

— Красиво излагаешь, — проговорил Владимир, не в силах подавить волной поднимающееся в нем отвращение. — Образно.

— А потом… — Илья пошевелил губами, словно хватая отчаянно не желающий входить в легкие воздух, — потом она уехала… и только потом мы узнали, что она упала с моста…

— И теперь ты думаешь, что она покончила с собой? — медленно спросил Владимир. — Рассказала кому-то о случившемся с ней, а потом просто ушла от себя и от мира, который обошелся с ней так жестоко? Вот тебе и шлюха, да?

— Да, да! — неожиданно не выговорил, а скорее выкрикнул Илья. — Да, я думаю, что она покончила с собой!.. Нельзя так выпустить руль, чтобы машина настолько потеряла контроль… проломила перила и упала… Руль нужно… целенаправленно выворачивать. Нарочно. И она вывернула. И утонула…

— И утонула, — проговорил Владимир, не спуская с брата холодного, пристального взгляда. — С моста. Вновь оснеженные колонны, Елагин мост и два огня… и голос женщины влюбленный… и хруст песка, и храп коня… — пробормотал он, а потом повысил голос:

— А почему ты вообще решил рассказать мне эту омерзительную историю? Почему ты решил, что Осоки на убили из-за Лены?

Илья вытер тыльной стороной ладони бисерные капли пота, облепившие лоб, и негромко ответил:

— Потому что Олег лежал в ее дворе. Возле дома, где она жила. А этот рекламный плакат… с рекламой «Мальборо»… Я не мог не узнать его…

Таких совпадений не бывает. В городе миллион таких щитов, и надо же такому случиться, что именно под этим… под «Мальборо». Понимаешь?

Свиридов смотрел на него тяжелым, полным смешанных горьких чувств взглядом и молчал.

Это было в августе. Примерно месяц тому назад. Если предположить, что Илья прав и его друзья заплатили своей жизнью именно по этому августовскому счету, то кто же был исполнителем?

…Может, и нет смысла гадать?

Имя Александра Даниловича Дедовского по прозвищу Якорь напрашивалось само собой. Но не все так просто и однозначно. Если Якорь знал об обстоятельствах гибели Лены, если она действительно перед своей гибелью заехала к нему, почему расплата пришла через полтора месяца?

Дедовской явно не относился к числу людей, склонных откладывать дела в долгий ящик.

Или… или Ледовской не знал об обстоятельствах, сопровождавших последние часы жизни его подруги.

И узнал только сейчас.

А потом, сорвав лавину гнева, запугал Антона и Валентина так, что они предпочли уйти из жизни… лишь бы только не иметь дела с мщением Якоря. А Олег…

Но кто в таком случае рассказал ему это?

— Ты думаешь, за всем этим стоит Ледовской? — спросил он у угрюмо молчащего Ильи.

Тот поднял припухшие похмельные глаза, попытался ответить, но из горла его вырвался только сдавленный хрип. И тогда он просто кивнул.

— Та-а-ак, — протянул Свиридов, — теперь что-то проясняется. Но зато нельзя сказать, что за этой чередой смертей стоит пугающая очевидность, как образно выразился Константин Ильич. Мотивировка… или один из вариантов мотивировок… — Он хлопнул ладонью по поверхности журнального столика — несколько газет упали на пол, а Владимир добавил сквозь зубы:

— А ты, Илюха, за те полгода, пока мы с тобой не виделись, сильно переменился. Ты стал как-то… равнодушнее к людям, что ли.

Деньги тебя переиначили. И даже теперь, когда у тебя этих денег кот наплакал, ты продолжаешь катиться по накатанной колее. Это нельзя оставить так.

— Яне…

Свиридов-старший покачал головой и оборвал Илью с таким же выражением на лице, с каким Тесей, бредущий по лабиринту, обрывал бы спасительную нить Ариадны:

— И еще… мне кажется, что ты вполне спокойно жил со всем этим. Подозревал, но мирился с неизбежностью. Уходил от возможной расплаты… хотя бы перед лицом собственной совести. Я, конечно, видел людей, которые могли мило улыбаться, только что размазав по асфальту мозги десятилетнего ребенка… но разве это люди? Ну да ладно… Не мне читать тебе мораль.

— А что мне было делать?.. Признаться во всем — загреметь в тюрягу… и подставить ребят? — оцепенело процедил Илья.

— Я не о том. Просто ты очень спокойно жил после этого. Я не заметил в тебе никаких изменений, а ведь я знаю, что ты способен впасть в погребальное настроение даже оттого, что в транспорте тебя оштрафовали контролеры или что ты заметил на своем личике прыщик, угрожающий превратиться, как говорится, в вулканический.

Илья пробурчал что-то нечленораздельное и снова вытер тыльной стороной ладони покрытый испариной лоб, а потом уставился в мрачно пылающие глаза брата, такие обычно спокойные и равнодушные.

В интонациях голоса Владимира, которого он всегда побаивался, ему почудилось что-то зловещее. Подводящее черту и выносящее беспощадный приговор.

— Ты что… хочешь меня наказать? — тихо спросил он. — В тюрьму?

Владимир грустно усмехнулся.

— Если бог кого-то хочет наказать, то он лишает его разума, — проговорил он. — Учудил ты, Илюха: в тюрьму… Да уж если сажать, то сажать всех. А троих уже нет, один ты остался, как хрен на блюде. Ты правильно сделал, что рассказал мне эту историю. Теперь можно думать, как со всем этим рулить. А уж потом посмотрим.

— Что же делать?

— Тебе — ничего. Боже упаси тебя что-то делать. Ты уже наделал. Сиди дома, никуда не выходи и никому не открывай. Телефонную трубку бери только после десятого звонка.

Илья слушал молча.

— Здесь есть один момент… — заговорил он наконец, но тут же в замешательстве осекся.

— Что?

— Антон и Валек тоже сидели дома. А потом им надоело сидеть. И они вышли… из окон.

— Хорошо! — перебил его Владимир. — Пусть с тобой сидит Фокин — все равно ничего толком не делает, а только пьянствует. Причем с тобой же!

Илья бессильно запрокинул голову на спинку дивана и проговорил:

— А Анатолию Гри… дяде Толе скажешь?

— Да нет, сразу пресс-конференцию соберу и проинформирую весь Питер, — с сардонической усмешкой, от которой Илью передернуло, ответил Владимир. — Нет, пока ничего не скажу. Не заслужил он такого на старости лет…

…Убийство Олега Осокина произвело эффект разорвавшейся бомбы. Вероятно, это произошло еще и потому, что его восприняли в контексте предыдущих самоубийств Антона Малахова и Валентина Чурикова.

На этот раз факт преступления был настолько явным, настолько вопиющим, что высокопоставленные и влиятельные родители всех трех погибших подключили к распутыванию этого темного дела все свои связи и возможности.

Официально расследующий дело с суицидальными исходами Осоргин и его агентство поневоле занялись и смертью Осокина. В тесной связке с прокуратурой и ФСБ, разумеется.

Дедовской был задержан, но после серии допросов отпущен, так как никаких доказательств касательно его причастности к серии смертей не было.

…Подслеповатый телевизор на просторной светлой кухне, бывший еще недавно вполне приличным «Рекордом», а ныне потерявший и яркость, и контрастность, показывал лицо Александра Дедовского. Шла сводка криминальной хроники, и комментатор сухо сообщал:

— Задержанный по подозрению в причастности к убийству Олега Осокина директор риэлторской фирмы «Пенаты-Риэлт» Александр Дедовской сегодня выпущен на свободу с подпиской о невыезде. Доказательств, свидетельствующих о том, что он имеет какое-то отношение к серии загадочных смертей студентов Финансово-экономической академии, нет. Впрочем, отдельные источники цитируют недавние слова Ледовского, сказанные им в интервью журналисту одной из петербургских телекомпаний: «Я ни при каких обстоятельствах не стал бы разделываться с ними (то есть с трагически погибшими предположительно вследствие суицидальных исходов Малаховым и Чуриковым) только за те мелкие недоразумения, что были между нами Вот если бы они были причастны к смерти». — и он назвал имя и фамилию гражданки, погибшей в автокатастрофе полтора месяца назад.

Елена Кормильцева, 1977 года рождения. Это именно о ней говорил Дедовской, — спокойно продолжал диктор, — когда он рассуждал о том, при каких условиях он мог бы дурно обойтись с покойными. Как выяснилось, некоторые основания для подозрений у него были.

В ночь своей гибели Кормильцева ехала с квартиры одного из трагически погибших молодых людей — Антона Малахова. Не исключено, девушка находилась в состоянии аффекта. Потому что, как подтвердила экспертиза, сделанная сразу после гибели Кормильцевой 18 августа сего года, машина не могла свалиться с моста, даже если бы ее водитель Кормильцева заснула за рулем.

Это могло произойти только при условии, что она нарочно вывернула руль. То есть это происшествие можно квалифицировать как самоубийство.

Внимательно смотрящие на подслеповатый экран глаза за очками с затемненными стеклами несколько раз моргнули и чуть увлажнились…

— Следствие идет полным ходом. Прорабатывается несколько версий, и, несомненно…

Палец лег на кнопку пульта дистанционного управления, и телевизор выключился.

В кухне стало тихо. Лишь слышно было, как капает вода из неплотно закрытого крана.

Потом тонкая, с изящным аристократическим запястьем рука пододвинула к себе листок бумаги и вывела:

«Многоуважаемый Александр Данилович…»

«…Вам пишет человек, который знает о дополнительных обстоятельствах гибели Лены Кормильцевой. Вы не можете их знать. Они ужасны.

Если вы хотите узнать их и если имя Лены вызывает в вашей душе какой-то отклик, подойдите в пятницу в удобное для вас время в интервале с трех до семи часов к памятнику Крылову в Летнем саду.

Я подойду к вам».

Дедовской прочитал это послание еще раз и, уперевшись подбородком в раскрытую ладонь, задумался.

Письмо было распечатано на плохом матричном принтере, нещадно калечившем бумагу. Никакого отпечатка индивидуальности того, кто был его автором, оно, разумеется, носить не могло.

Кто же он, человек, который хочет сообщить ему ужасные, как это написано в письме, обстоятельства гибели Лены? Глупо и нелепо звучит — «ужасные обстоятельства гибели»… как будто они могут быть прекрасны.

А, быть может, этот человек и есть убийца Осокина и тот, кто толкнул на самоубийство или даже просто убил Малахова и Чурикова?

Но зачем… если трое уже и без того погибли при достаточно таинственных обстоятельствах?

Зачем понадобился он, Дедовской?

Или это просто подстава ФСБ? Ловушка, сооруженная Константином Ильичом Малаховым, отцом Антона и родным дядей Валентина?

Ведь Малахов-старший встал просто на дыбы, когда Александра Даниловича вынуждены были освободить за отсутствием оснований для ареста.

Так или иначе, но он пойдет на это свидание.

В Летний сад. К памятнику Крылову.

В интервале с трех до семи вечера.