Болезнь, или Современные женщины

1. Сцена поделена на две части, переходящие одна в другую. Слева — своего рода врачебный кабинет, в центре которого — стул, представляющий собой гибрид зубоврачебного и гинекологического кресел. Рядом — стол, на нем набор склянок с консервированной кровью. Справа кабинет переходит в дикую вересковую пустошь, посреди которой возвышаются каменные глыбы. Вдали — холмы, водоем и т. д. Если размер сцены не позволяет, ландшафт можно изобразить при помощи детского бассейна. Вбегает др. Хайдклиф, стоматолог-гинеколог. Он напоминает волка: рот открыт, язык высунут, громкое тяжелое дыхание.

Хайдклиф. Я раздеваюсь и плаваю в водоеме. Я здесь, но не там. Свою одежду я аккуратно складываю. Когда я не занят работой, я совершаю аппетитные прогулки. Я плачу по счетам. Я опрометчиво доверяюсь стихии. Она держит меня. Она держит крепко. Я представляю собой зрелище. Я спокоен. Я выглядываю из себя и смотрю вниз на свои телесные пределы. Я возникаю благодаря тому, что отложилось на моей средней оси — благодаря материалу. Меня видно как с близкого расстояния, так и с дальнего. Обычно я заранее смотрю, не идет ли кто-нибудь. Ничего. Теперь я говорю. Я не замечал за собой никаких дурных привычек. Я плачу. Я образую узор на полу. Я соблюдаю порядок. Я простираюсь сверху донизу. Сила тяжести держит меня. Теперь говорю я. Переходить дорогу, потому что машин не видно ни слева, ни справа. Никто не подсунет мне ничего заграничного. Я записываю то, что хочу. Например, я вношу свое имя в книгу записи постояльцев пансиона. Я копаюсь в земле. Я покупаю нечто. Я осведомляюсь о цене. Мне позволено. Я немедленно возвращаюсь туда, откуда пришел. Я принципиально не ступаю на тонкий лед. Никто не заставит меня сдвинуться. Я очень скоро обручусь. Я противоречу. Я — мерило для других. Я своевременно записываюсь на курсы. Я вхожу в ландшафт и снова выхожу оттуда. Я пользуюсь спортом. Там я нахожу других, отличных от меня. Исполнение вызывает смех. Сюда ведет автобан. Я позволяю ему это. Это нормально. Мелодия. Беспорядок создают люди. Пустые бутылки вызывающего вида закапываются в берег. Если ты врач, грязь пугает. Что-то отталкивает меня. Я забираю свой новый автомобиль премиум класса. По-немецки я выступаю против нации и за человека. В добрый час я нахожу использованные презервативы. Семя беспокойно подергивается в надутом домике. Оно хочет наружу, в жизнь! Оно хочет работать. Ему нельзя. Твой дух, Эмили, полностью отличен от моего. Он наконец-то определился с размером. Автомобиль подо мной быстро движется. Туалет на автобане — одно из самых человечных изобретений. Когда захочу, я бесплатно пользуюсь опушкой леса. Помыть руки. Молодец. Небо расположено сверху, на линии, продолжающей ось моего тела. Поднимается ветер. Как и договорились, я недолго буду мучить ландшафт своим весом. Земля, земля! У меня есть сердце. Я — мера. Я — закономерность.

Эмили некоторое время назад появилась на сцене и уже успела неслышно приблизиться к Хайдклифу. На ней — модное струящееся платье. Из тела торчит, впрочем, не привлекая особого внимания, пара-тройка кольев, из ран сочится кровь. Хайдклиф замечает ее некоторое время спустя.

При виде тебя я не хочу быть снова молодым, потому что я уже и так молод. Я в хорошей форме. Ты для меня — как решение большинства: навязана против воли. Но я тебя уже полюбил. Молодец. Я позволяю тебе сказать одно или два слова. Я отличаюсь постоянством. Ты мне не мешаешь. В своей слабости ты снимаешь кожуру с того, что хочешь съесть. Не следовало бы ночью так топать ногами. Шум мешает. Где ты была так долго? Из-за дефицита денег многие обозлились.

Эмили. Ты прав более одного раза. Я — вне тебя. Теперь я точно знаю, где начинаюсь я и заканчиваешься ты. Ты мне мешаешь. Ты — начатая глава. Ты — меню. Спасибо хорошо. Я приближаюсь к тебе с осторожностью, потому что ты жестикулируешь. Из тебя произрастает нечто, чего мать-природа никак не могла желать в подобной форме. Я здесь? Я думаю да. У меня в пасти добыча.

Хайдклиф. Конечно, потому что ты — моя будущая невеста. Следовательно, где я, там и ты. Вот как. Таким образом я избавляю тебя от длительных поисков. Здравствуй. Я приношу тебе пользу. И твоя голова тоже приносит тебе пользу.

Эмили. Счастье там, где тебя нет.

Хайдклиф. О тебя задирается корень ногтя. Гнойный червеобразный отросток, нарушающий комфорт моего чувства. Жаль! А то бы чувство было как в уютном винном погребке. Добро пожаловать. Я очень люблю оперировать, даже слишком! Это ужасно. Эмили, твое женское недомогание наконец-то наступило?

Эмили. Нет ни зубной боли, ни боли внизу живота. Спасибо, хорошо. Что есть человек, все время спрашивает он. Чего он хочет? Ты захватил этот кусок земли, поэтому мне сюда нельзя. Уходи! Пожалуйста, не останавливайся! Я — не гниль. Я пунктуально плачу кредит. В офисе.

Хайдклиф. Мне было видение о тебе — как стоматологу и гинекологу. Я молюсь Богу. Пожалуйста, давай обручимся. Теперь мы обручены. Что ты говоришь? Свобода — это ошибка в становлении географической науки. Вообще, ты волнуешь меня так сильно, как может волновать только ребенок.

Эмили. Я касаюсь тебя. Я не трогаю тебя. Я затачиваю карандаш. Других трогают поля зерновых. Обращусь ли я вскоре против тебя? Отобрать кусок у животного — так далеко я не зайду. Я — природа, поэтому часто напоминаю об искусстве.

Хайдклиф. Не питай иллюзий по поводу моей верности. Ты лежишь передо мной, излучая свет. Ты могла бы сдвинуть круг людей, сидящих вокруг костра и исполняющих музыку в стиле кантри. Моя любовь знает свои границы. Нечто увиденное мной рождает странные воспоминания. Я не могу сообразить, что. Эмили, ты — женщина, в этом твое преимущество. Не злоупотребляй им!

Эмили. Пожалуйста, сейчас время должно остановиться из-за любви. Спасибо.

Хайдклиф. Тебя ни с чем нельзя сравнить. Ты — осколок зеркала, ржавый гвоздь, который может убить, путешествие на два лица в столицу на выходные. У тебя есть круг задач. Ты — вокруг меня. Линия, которую я черчу как циркуль. Я оставляю тебе сувенир на память обо мне. Пожалуйста-пожалуйста. Ты не мертва. Когда ты умрешь, я буду скорбеть в своей квартире.

Эмили. Я полагаю, мне нужно воспользоваться твоими профессиональными услугами, мой будущий муж! Главное — интонация. Большое спасибо.

Хайдклиф. Я полагаю, мне нужно воспользоваться твоими исключительно приватными услугами, Эмили. Большое спасибо. Ты застрянешь в моей памяти, как высокий каштан. У меня есть предпочтения и предубеждения. Это свойственно человеку. Я настаиваю на этом.

Эмили. Я есмь начало и конец. И в промежутках я тоже часто появляюсь. (Она смеется, видны зубы вампира.)

Хайдклиф. Я скажу тебе сейчас нечто такое, что не говорил еще ни одной женщине, только по телевизору: «Я люблю тебя, Эмили». Боже мой, какой я сильнопотент!

Эмили. Я остаюсь тебе верной по причине. В это мгновение я добровольно сажусь в это удобное, гостеприимное кресло. Я была здесь уже много раз, когда этот дом был лугом под ногами людей. Я умещаюсь здесь. Чудо! Я — нечто иное, но тоже существую. К этому ты должен привыкнуть. Большое спасибо, что ты меня выслушал. (Неловко пытается усесться в гинекологическом кресле, все время падает.)

Хайдклиф. Ты кажешься мне знакомой. Возможно, потому, что мы обручены.

Эмили. Это кресло — как деревня, которая меня не выносит. Я же, напротив, уже много лет смотрю на эту вересковую пустошь и хорошо ее знаю. С одинаковым успехом я могла бы быть здесь или еще где-нибудь. Это разрушает мне мозг.

Хайдклиф. Подходящую одежду, быстро! Я иду заниматься спортом. В поезде, в самолете я смеюсь людям в лицо. Проблем с деньгами у меня нет. С гостями мне всегда везет. Один приходит. Один не приходит. У меня есть лицо, я им ем.

Эмили. Я отправляюсь биться лбом о камни пирамиды. (Просто исчезает.)

Как вы это сделаете, господин председатель, мне все равно. Но вы должны сделать это. При помощи погружения, зеркала, подъема наверх и т. п. Как пожелаете. Хайдклиф продолжает говорить, как если бы Эмили все еще была здесь.

Хайдклиф. Ну, в этом я уж точно не виноват. Никто в нашем цеху не сможет меня в этом упрекнуть. Я уделяю тебе внимание. Я спрашиваю, где здесь можно припарковаться, не уплатив штрафа. Я — это я. Движение! Если захочу — быстрое, если захочу — медленное. Великолепно. Во многих местах моего тела есть суставы, с их помощью я поднимаю тяжести — руки и ноги. Чудесно. Пожалуйста, предскажите мне погоду. В этой женщине может читать, кто захочет. Эмили, для меня ты загадка. В жизни ты не отличаешься аккуратностью, только в работе. Ты — медсестра. Другие — социальные работницы в туфлях без каблука. Они исповедуют евангелическую религию и вынуждены отказываться от того, что стало им дорого. Сестричка пластырь клеит, а потом ее имеют. Она должна говорить: «До свидания» несоразмерно часто. Клиент уходит. У него в висках шум воды. Пусть пациент спокойно продолжает жить! Ты — седьмое небо для того, кто способен это выдержать. Ты помогаешь и любишь. Твоя служба общественно полезна. Хорошо бы придумать букву или число, чтобы называть тебя в краткой форме — не хочу напрягаться. Ты позволишь мне сделать твою краткую версию? Я хочу разводить тебя в аквариуме. Ведь ты не против? Большое спасибо. Мне не надо ходить к другой, потому что ты такая же, как остальные. (Начинает заниматься гинекологическим креслом.) Посмогри на меня профессиональным взглядом! Я хорошо сложен. Я функционирую. Если нужно, посреди ароматов и природы. Я охотно отправляюсь туда, куда меня тянут на веревке, чтобы подписаться под решением большинства.

Над ним пролетает летучая мышь.

Природа! На землю спускается вечер. Жадные рыбаки стоят у канала. Практика моя процветает, но почему из кабинета все время исчезает консервированная кровь? Кажется, ее кто-то пьет, в буквальном смысле слова. Да, кровь — сок особенного свойства. Он задевает человека за живое. Я часто думаю в числах, у них красивые формы. Я слушаю музыку ансамблей любого рода. Мое хобби — это моя невеста Эмили. (Как если бы она была еще здесь). Неужели ты не можешь получше следить за порядком? Была бы ты лошадью, прыгала бы сейчас через препятствия. Работая медсестрой, ты материально независима. Социальная работница так же, как и ты, связана идеей. Переход к супружеской жизни дастся тебе нелегко. Я выдержу это. Я не люблю женщин, которые говорят: «Да». Что за волна! Ты молишься и поднимаешься вверх по лестнице. Будучи врачом, я могу исполнять свои желания. Моторные лодки и парусные яхты. Сверкающие в лучах утреннего солнца. Кроме того, ты — своего рода баллон для человека, который любит и умеет дышать.

Летучая мышь вновь пролетает незамеченной над его головой.

Моя профессиональная тайна — разделение верха и низа. Это разделение породила медицина и подтвердила конституция. Добро пожаловать в стационар! По социальному рынку разгуливают женщины в джинсах и футболках. Голова полностью исчезает в их ладонях. Бог душит их нежно. Раннее утро. Я ищу тихую бухту, где, может быть, смогу искупаться, освободившись от текстиля. (Входит в ландшафт, подходит к пруду.) Вот и она! Здравствуй! Я покупаю. Я ничего не покупаю. Ах, Эмили, если бы я мог тебя пригвоздить! Не оставляй меня! Твой др. Хайдклиф не разрешает. Он доктор медицины. У этих женщин на плечах большие сумки, в них — формуляр и теплая одежда, а также банкноты, на случай, если они с востока. А еще детские игрушки, потому что они все потеряли; когда они заглядывают к нам, по их лицам видно, что их уже давно ничто не прельщает. В темноте живут личинки. Каждому беженцу знакомо это чувство. Ты, Эмили, всеобща и социальна. Ты помогаешь многим. Если бы я мог поделить тебя на части и каждой части дать отдельное задание! Я люблю тебя. Бога я люблю больше. Я учусь этому в Христианочном союзе. Темнеет. Светает. Я делаю это. Какая мнемотехника помогла мне заметить, что ты была здесь? Я не могу вспомнить даже подсказку, которая должна была мне помочь запомнить это. Знаешь, Эмили (начинает раздеваться), я всегда сразу могу понять, что я тебя люблю. Я смотрю вниз, видишь, вот так! И этот маленький представитель моей самости шевелится или, к сожалению, не шевелится. Посмотри на него! Теперь твоя очередь распоясаться. (Он раздевается вплоть до плавок с тигровым рисунком. Затем он прыгает в воду. Тут же из-за сцены доносится шум воды, радостные крики купающихся, детские возгласы, смех, лай собак — звуки с переполненного пляжа в погожий день.) Я упражняюсь в прекрасной уверенности обладания. Надеюсь, никто не украдет этот костюм, купленный в магазине готового платья. Я купаюсь. Плавая, я занимаюсь спортом. Я хожу по населенным пунктам. Возможно, я даже увижу голую телеведущую или киноактрису. Я вхожу в воду головой вперед. Я ступаю в воду. Вода ненадежна. Она не знает, куда ей деться. Я женюсь. Все голубое. Мое чувство — колонна теплого кала в моем теле. Я хорошо это чувствую. Оно останется там, пока я этого хочу. Мое удовольствие — безгранично. Большое спасибо. (Он плывет. Звуки купания. Ему все труднее говорить, не хватает дыхания.) Женщина существует со времен Античности, это подтверждено письменными источниками. Она бродит, как призрак в преданиях! Что, Эмили, не ожидала? И до тебя были женщины! Эмили ходит пешком, если нужно. Мой маленький уродец-игоша! Ты похожа на кобольда и болтаешь с людьми. Я должен быть сейчас очень внимательным (запыхавшись), иначе я не смогу отличить ее от остальных. Тогда она станет миром. Эмили, ты для меня — мир. И поэтому я тебя люблю. Ты здесь? Я хочу представить тебя своему другу. Друг много лет не был здесь. И сейчас его здесь нет. Потом я возьму теннисную ракетку и ударю ей. Эмили, по каким признакам я смогу узнать тебя, если неожиданно встречу вне кабинета?

Купающиеся орут во всю глотку.

О, спорт, спорт! Суперспорт! Спорт высоких достижений! Ради тебя, о, спорт, я даже отклонюсь с дороги! Ты, чудесный и еще не загрязненный водоем! Я хочу погрузиться в тебя. Однако при помощи натренированных движений я сохраняю доступ к воздуху. (Его уже едва можно понять. Шум.) Эмили! Тебе присущи задатки великой художницы, но в то же время — бухгалтера. Ты не должна этого недооценивать. До свидания!

Яркий, сильный, ослепляющий свет, как перед взрывом. Очень громкий шум, звуки купания. Потом резко наступает тишина.

2. Ландшафт справа — почти в полной темноте. Слева, напротив, — хорошее освещение, как и должно быть в кабинете врача. Входит консультант по налоговым вопросам др. Бенно Xундеркофер. Он заботливо ведет свою жену Кармиллу, она беременна, срок большой. На этой паре повисла людская цепь из пяти взрослых актеров, играющих детей. На них — роликовые коньки. Нужно по возможности создать эффект органных труб, то есть, самый маленький ребенок едет на корточках; чем старше ребенок, тем больше выпрямляется изображающий его актер. Как в шоу фигуристов. Дети в цепи безудержно носятся по помещению, опрокидывают вещи. Должно возникнуть ощущение стремительности. (На маленьких сценах, может быть, следует использовать пуанты?)

Бенно. Меня зовут Бенно Хундеркофер. Чтобы все с самого начала это знали. Я — консультант по налоговым вопросам. Моя профессия — спасать и помогать. Моя жена вновь созрела для родов. Если бы я мог избавить ее от этой работы.

Кармилла. Дом — мой. Я — не глина, в этом я тебя уже заверила.

Бенно. Ты пока еще неподвижна, как ужин. Но подожди немного, скоро ты снова будешь заглядывать в дверь сквозь сердцеобразное отверстие или играть на музыкальном инструменте.

Кармилла. Я — мечтательница и потому удовлетворяюсь малой толикой реальности. Играть на скрипке я никогда не училась.

Бенно. Тебя так легко реконструировать. Я все время удивляюсь. В тебе нет ничего особенного. Но внутри тебя многое зарождается. Я ощущаю живую потребность в обновлении вокруг меня. Я — хороший, солидный обод. А ты, Кармилла, — женщина маленькая, но великая! И уже в шестой раз. Супер!

Кармилла. В конце концов, я сделана из одушевленной материи, а не из праха. Я возникла из ребра. Разве это не говорит в мою пользу? Я мастерю, но ни к чему не привязываюсь. Скоро у меня снова будет красивая фигура.

Дети радостно орут.

Бенно. Кармилла, как мне описать тебя этим людям? Моя жена чувствует себя неуютно. Она приняла решение в пользу божественной заповеди. Больше всего это касается ее самой. Она выдерживает телесную нагрузку. В принципе, я ее хорошо понимаю. Я понимаю тебя, как абсолютно прямую линию, проведенную карандашом. Что мне сказать врачу, когда он придет? Что конкретно у тебя болит?

Кармилла. Я не знаю, куда я веду. Линия тоже этого не знает. Я говорю на родном языке, а также учу ему. У меня проблема. Я ничему не воспрепятствовала. Я выхожу из дома.

Бенно. Сейчас придет врач. Потерпи! А пока ты можешь и без его разрешения сесть в это приятное мягкое кресло. Как бы мне хотелось посидеть на твоем месте! А я покуда, в свойственной мне мягкой манере, позабочусь о наших малютках. Они принадлежат нам обоим. Не стоит благодарности. Я хорошо за ними слежу. Ты заметила, они уже могут говорить. Старшие даже успели выучиться иностранным языкам и переписываются. И в кого это они? Теперь я принимаю моих детей во внимание.

Он заставляет жену взобраться в гинекологическое кресло, радостно раздвигает ей ноги и закрепляет их в стременах. Она стонет. Младшие дети поспешно приближаются и, оттесняя друг друга, заглядывают матери между ног. Толкаются, хихикают и т. п. Старшие дети катаются вокруг и устраивают кавардак.

Кармилла. Я беспокоюсь, выключила ли я газ. А что будет со светом, с этим ненасытным источником потребления электроэнергии?

Бенно. Не беспокойся, скажу я на это. Я хорошо зарабатываю. Просто загадка, что творится у тебя в голове. Ты — как прекрасный день, который проживаешь, но потом не можешь сказать, почему.

Кармилла (стонет). Я — не половина и не целое. Я в промежутке. Мне присуща милая ничтожность.

Бенно все крепче привязывает ее к креслу, Кармилла сопротивляется. Но интонация обоих остается нейтральной, как при ничего не значащем разговоре.

Бенно. Ты можешь даже путеводную нить куда-нибудь засунуть, если тебя отвлечь красивым платьем. При этом я каждый день снова и снова кладу эту нить тебе в сумочку. Земля неистовствует, протестуя против собственной красоты. Она тоже не лучше. Но что такое ты? Волнуешься! Из-за родов! Только посмотри, сколько солнца в этом кабинете. Капризная дама Фортуна наверняка часто гостит здесь.

Кармилла. У меня на уме только самое хорошее и красивое.

Дети носятся вокруг с радостными криками.

Я ничего не различаю. Царит туман. Царит правило. Откуда вдруг взялась эта навязчивая мысль о кладбище? Бенно, на людях у тебя такой сердечный вид.

Бенно. Меня радует твоя воля к дисциплине в этой тяжелой отрасли. Эти роды состоятся, наш семейный врач это гарантирует. У него нет чувства юмора, а такими вещами он тем более не шутит. Никто не пройдет мимо. Действуй согласно своим привычкам, Кармилла.

Кармилла. Я боюсь.

Бенно. На это я скажу: красивой тебя не назовешь.

Кармилла. Как ты со мной обращаешься?

Бенно. Как привлекателен этот естественный процесс! Как бы мне хотелось взять его на себя. Встретить человечка. Пожалуйста, не надо споров!

Кармилла. Ты сегодня поддержал отечественную индустрию и ее политиков?

Бенно. Сегодня еще не успел. Последний раз вчера. Не следует воспринимать роды как несчастье.

Кармилла. Я — не очень умелая поделка Господа Бога. Как он наивен — доверить чудо творения такой, как я.

Бенно. Не беспокойся! У него перед глазами разумная цель. Он разбирается в этом лучше тебя. Он не принимает участие в фуршетах. Он располагается в тебе.

Кармилла. Как ты думаешь, пытаясь созидать сама, я мешаю его творчеству? Он меня накажет за это?

Бенно. Зато я высасываю кровь из моих клиентов. Кармилла! Дворец мой. Любой незначительный порыв тут же становится для тебя поводом для мрачных мыслей. Представь себе, как это отразится на еще неродившемся! Он уже страдает. Вообще, что ты за разновидность человека? Ты хочешь, чтобы тебя здесь упомянули, я это уже понял.

Кармилла. Я безбожна. Я — дилетант существования. Удивительно, что я еще умею говорить. Я совершенное ничто.

Бенно. Да нет же. Все не так плохо, поверь мне! Твое тело растянулось, но, в конце концов, это произошло с благой целью.

Кармилла. Как ты думаешь, Бенно, наш бедный малыш, который должен появиться на свет, будет из того же материала, что и я? Как это мило со стороны малютки Иисуса, что он так элегантно надо мной работает! Правда, он создал меня лишь в качестве сосуда, но в доброте своей иногда позволяет мне выйти из себя. Я думаю, надвигается гроза. Смерть? Нет, пока еще рано. Кое-кто еще хочет поупражняться на мне, провести исследования.

Бенно. Только не беспокойся! Я заметил, что вы, женщины, в гораздо большей степени зависите от условностей, чем мы.

Кармилла. Но, Бенно, я говорю о своем внутреннем пространстве. О том, что здесь, внутри. А не там, снаружи! Так далеко я бы не зашла. Я расположилась.

Бенно. Конечно. Теперь я тоже думаю: там, внутри, засел корень всякого зла. Баловник! Этот врач, как сообщают доступные мне источники, еще и стоматолог и может в любое время экстрагировать твой корень. Извлечь необходимое он может из любого твоего отверстия. Потом он станет декламатором и аудиторией.

Кармилла. Бенно, я надеюсь, ты дашь мне еще один шанс. Как ты находишь эту свору уже произведенных нами детей, Бенно?

Бенно. Спасибо, мне нравится.

Дети кричат все громче, катаются вокруг. Ландшафт постепенно заливает жуткий свет.

Кармилла. Ведь, правда, Бенно, ты тоже так считаешь: нас, в принципе, достаточно? Нас скоро будет восемь человек.

Бенно. Женщины, как вы тщеславны! Как вы умеете давить на своих мужей. Почему вы хотите, чтобы мы всегда были на высоте — в экономической и общественной жизни?

Кармилла. Где я? Я вежливо здороваюсь. Я поставляю товар.

Бенно. Я — консультант по налоговым вопросам. Ты хотела, чтобы я занял этот пост, чтобы встать рядом со мной. Деньги должны работать. Человек тоже.

Кармилла. А еще я хотела отдать в чистку твой серый фланелевый костюм. Пожалуйста, прости. Куда ни гляну: пятна. Сор. Грязь. Нет разнообразия видов и форм. Антенны. Флора. Фауна. Браво!

Бенно. Стоит мне посмотреть на свору наших детей, и я уже не могу на тебя сердиться. Эти дети будут преемниками великих классиков.

Кармилла. Правда, пять раз все прошло хорошо, но я все же беспокоюсь. Тебе и Иисусу следовало бы доверить шестого другой женщине. Деве Марии или кающейся Магдалине. Их лица еще ни разу не появлялись на экране. Они не истерлись. Они еще не стали персонажами сериала.

Бенно. Будет лучше, если ты сделаешь это. Ты лучше знаешь дорогу.

Кармилла. Хорошо, если ты так настаиваешь, я вновь отважусь заняться ремеслом, которому меня обучили. Большое спасибо.

Бенно. Номер восемь. Пожалуйста, не отклоняйся от своей орбиты. Не покидай пределы буржуазного сияния, которое исходит от меня.

Дети орут.

Покупай крепкую обувь! Не ходи к соседям, они заглядывают к нам. Живи в светлых и просторных комнатах! Давай, например, поедем в Грецию! Возвращайся с экскурсии! Повисни на моей руке.

Гроза угрожающе надвигается.

Кармилла (говорит с трудом). Я надеюсь, ты соизволил придать этому ребенку человеческий облик? Я просто спросила. Чтобы позже, если возникнет желание, в нем можно было узнать человека. Чтобы его не стерли ластиком или не отравили газом. Давай, гони свое шоу!

Бенно. Я сконцентрировался на деле. Я сделал свою точную копию. Этого я создал точно так же, как предыдущих. Посмотри, как они катаются, как бегают!

Кармилла. Большое спасибо, что ты засунул это жаркое мне в печь. Большое спасибо, что ты испек эту булочку.

Бенно. Пожалуйста. Не стоит благодарности. По крайне мере, мы тогда могли бы просто поболтать.

Кармилла. Я надеюсь, скоро придет врач и довершит начатое тобой дело. Пусть он расставит точки над е. А как меня зовут? Я все время забываю.

Бенно. Если ты забудешь свое имя, я с радостью напомню его тебе. Тысячу раз, если нужно! В твоей полости есть еще немного мочи. (Целует ее.)

Кармилла. Когда ребенок будет выходить, я буду думать о тебе. Я благодарю тебя за то, что ты снова меня наполнил.

Бенно. На это я скажу: Бог непостижим. Он обладает волей. Он замыкает долю. Он может появиться даже в виде щипцов.

Гремит гром.

Кармилла. Бенно, но ведь в этот момент не пойдет дождь?

Бенно. Нет. Я не позволю дождю пойти.

Кармилла. Не может быть, чтобы жизнь со мной тебе нравилась.

Бенно. Наши малыши — моя компенсация. Я непритязателен.

Кармилла. А еще мне нужно сходить за покупками, но что купить? И сколько? Надеюсь, пуловер не сядет от стирки!

Бенно. Какой же ты счастливый человек! Вся твоя жизнь — непрерывный безмятежный сон.

Теперь дети все вместе принимаются разрушать берег озера. Они бросаются кусками пенопласта. Орут ужасно.

Кармилла. Может быть, на этих неуклюжих толстячков, которым еще только предстоит услышать о Гете, неблагоприятно повлияет то, что я — их мать. Мне лучше удалиться. Я дурно воспитана.

Бенно. Покончим с печалью. Не бойся городского воздуха! Позволь озеру блестеть! Сконцентрируйся на будничном! Это может быть прекрасно. Позволь рождению свершиться! Домой ты сможешь возвратиться!

Кармилла. Борьба начинается. (Пытается заглянуть себе в промежность, но не может — пристегнута.) Где мое место? Ах, да, мое место здесь.

Бенно (склоняется над промежностью). Глянь-ка, в стоке уже показалась голова. (Вглядывается ей между ног.) К сожалению, врач еще не вернулся от больного. Жаль. Упущенный шанс! Как ты думаешь, ты выживешь? Опля! Да там кто-то выглядывает! Это место — Вена, это значит Австрия. Идет! Идет! Великолепно!

Кармилла (кряхтя от напряжения). Сколько искусства, сколько усердия ты вложил в этот продукт! Он не должен сломаться. Ты вел себя как настоящий партнер, ты взял на себя все производственные вопросы. Я помню — в тот вечер ты пришпоривал меня до поздней ночи!

Дети громят ландшафт. Гремит гром.

Бенно. Сточное отверстие наполняется пенной жидкостью. (Смотрит Кармилле между ног.) Пустыня. Белье. Ну, давай! Марш! (Как на спортивном мероприятии.) На выход! Я не потерплю ничего половинчатого рядом с собой!

Кармилла. Обычно мне это не свойственно.

Бенно решительно засовывает руку в отверстие между ее ногами. Гром. Молния. Пронзительный свет. Темнота. Пауза.

3. Яркий белый свет. Ощущение ужаса исчезло. В остальном все как в предыдущей сцене. Теперь дети ведут себя тихо, едят фрукты, рисуют на бумаге, играют в игрушки непривычно большого размера, соответствующие их росту. Входит Эмили. На ней элегантная одежда медсестры. На уровне груди (но не из сердца!) элегантно торчат два-три кола. Ни следа крови. Мертвая Кармилла свисает с кресла. Кажется, никто этого не замечает, и никому это не мешает. У нее между ног кровь. Входит др. Хайдклиф, мокрый, в плавках, неторопливо одевается. Все довольно буднично.

Эмили (Бенно и Кармилле). Не дайте моей униформе отпугнуть вас. Загляните мне в сердце, пожалуйста! Здесь повсюду — разложение, и в то же время все в порядке. Кроме того, что умерла женщина. Кстати, вы правы: я собираю. Я не разделяю. Я — труженица-пчела. Вы не будете возражать, если я немного поем? Вам уже все равно не поможешь. Я целый день ничего не ела. Я вижу, вы хорошенькая, но слабая. Да вы мертвы! (С любопытством заглядывает Кармилле между ног.) Куда подевалась вся ваша кровь? Она же была? Она в сосуде?

Кармилла. Да. Теперь я, к сожалению, мертва. Я умерла. Я с радостью посмотрю на то, как кто-то ест, если, конечно, мне не нужно доставлять сюда пищу. Вы тоже хорошо выглядите. Вы как будто рождены самой природой! Раньше и я такой была. Я только что пережила глупое, ненужное приключение. Какая же я мертвая.

Эмили (осматривается). Не жидкая. Слишком долго была на воздухе. Недостаточно жидкая.

Бенно (похлопывает свою жену по-отечески). Молодец! Хорошо родила! Последствия, правда, так себе. Вы еще не знаете, сестра: меня зовут Бенно Хундеркофер. Консультант по налоговым вопросам. От природы и по склонности. Я спасаю и помогаю. Кроме того, я зачинаю. Я — лев, высовывающий язык, после того как сделал свое дело.

Эмили. Я — сестра Эмили. Очень рада. Обычно я не высокомерна. Я мыслю, следовательно, я существую. Я пью, следовательно, дела у меня идут хорошо. Ваша жена обычно тоже не бывает мертвой.

Бенно. Вы видели, какие восхитительные три килограмма сорок пять граммов только что подарило мне это умершее создание, на котором еще видны следы напряжения? (Он показывает куклу-младенца.)

Эмили (Бенно). Ну, теперь вы заслужили перерыв, так ведь? Неплохо для человека, который занимается сидячей работой.

Бенно. Я немедленно распоряжусь о праздничных извещениях. Моя радость заразительна.

Эмили (смотрит на куклу). Ваше самое уязвимое место подвергнется моему нападению, господин Хундеркофер: совершенным ребенка назвать нельзя. Хотя и девочкой тоже.

Кармилла стонет, борется со своими оковами.

Бенно (Эмили). Ах, женщины! Вечные капризы. Полное отсутствие нежности и человеколюбия. Это делает нас, мужчин, одинокими. Поэтому мы обречены на самих себя. К тому же вас отличает недостаток знаний.

Эмили. Главное, что здоров. (Она начинает произвольно отбирать склянки с консервированной кровью, ставит их рядами на стол, вставляет соломинки. Как в баре.)

Кармилла (громко стонет). К счастью, на прошлой неделе я позволила себе химическую завивку. Моя прическа прочна, как колючая проволока. Пот и пыль копятся в ней месяцами. Кто-то что-то говорит, а я его совершенно не понимаю. Время от времени я обнаруживаю, что взрослые ведут себя как дети и радуюсь этому.

Эмили (возвращается к ней, проверяет ее оковы). Я смотрю, вы тоже не любите пристегиваться!

Кармилла. Я не являюсь любимым блюдом. Несмотря на это, дети пожирают меня. У меня нет времени на кино. Но зато я убираюсь и хорошо выпутываюсь. Помогите мне!

Эмили. Это моя работа. (Она освобождает Кармиллу, видно, что все больше интересуется ею. Кармилла остается лежать добровольно.) Вы — красивая женщина в красивых комнатах! В свежевыстланных выдвижных ящиках. Зачем вам понадобилось это приключение?

Кармилла. Я не виновата.

Эмили. Вы высокомерны?

Кармилла. Я не меряюсь силами со смертью. По-настоящему хоть в чем-то разобраться — на это дети не оставляют мне времени. Я бы сразу сошла с ума от счастья.

Эмили. Я, к сожалению, лесбиянка. Я отличаюсь от вас. Я не рожаю. Я тебя желаю.

Кармилла. Спасибо. Это как раз вовремя. Я нежна и не нуждаюсь в особом уходе. Меня нужно только положить в машинку. Я трудолюбива. Мои природные локоны слишком слабы, поэтому я добавляю искусственные локоны. Что еще у вас болит?

Эмили. Вопросы здесь задавать буду я. Я дипломированная медсестра. Вы мне нравитесь даже мертвой. Вы мне очень нравитесь. Др. Хайдклиф говорит, что в свободное время я могу делать, что хочу. Я все время сочиняю стихи. Я схожу с ума из-за вас! Обычно наши роженицы не лучше клиентов на сельскохозяйственной ярмарке. У них высокая покупательная способность, но они не знают, что им нужно.

Бенно все это время пытается обратить внимание Эмили на младенца. Но Эмили интересуется только Кармиллой, чью шею она нежно ощупывает.

Кармилла. Это правда, что у вас есть задолженность?

Бенно (протискивается вперед, сует куклу Эмили под нос). Посмотрите сами: он в точности соответствует австрийским нормам. Как я и просил в своем ходатайстве. Он уже в пути. Надеюсь, он будет похож на остальных. Сестра! Дайте мне, пожалуйста, средство для сохранения памяти, чтобы я мог помнить о других. Алкоголесодержащий напиток, пожалуйста. Я хочу помнить, откуда взялся этот ребенок. Он мне так нравится.

Кармилла. Главное, чтобы он нравился тебе, Бенно!

Эмили (прильнув к шее Кармиллы). Вообще-то, я писательница. У меня нет детей, нет времени, нет советчика, нет мужа. Нет ничего — и не ожидается. Я не испытываю недостатка в движении. Я бегу вслед за мясом. Я не ограничиваюсь вручением нитей герою!

Кармилла. Яд в материнском молоке свидетельствует о том, что человек превысил данное ему Богом полномочие быть царем природы. Я тоже была бы не в восторге, если бы мне пришлось питаться собой. Могу я предложить вам что-нибудь другое?

Эмили. Стоит начаться эпидемии, и я буквально расцветаю. Если бы такое существо, как я, было добрым, какие бы потоки от него исходили!

Бенно (осматривается вокруг, ищет подходящее место, потом небрежно кладет ребенка просто на пол). Для разрядки я ищу нечто высокопроцентное и долгоиграющее. Но тут кругом только кровь. Бессмысленный сок.

Эмили. Мой отец, священник и алкоголик. Но и я порой тоже алкаю. И тогда я жажду. В искусстве мне есть что сказать. Я интернациональна. Я не абстракция, но обладаю способностью одновременно появляться в нескольких местах. А потом опять исчезаю. Нужно немало потрудиться, чтобы снова сделать меня простой! У меня были две сестры. Но они, в отличие от меня, не обязаны возвращаться. Они спокойны. Беззлобны. Они — простые загадки — давно приведены к нулю. Они не вступали в подобные сделки с миром, возможность публикации их не интересовала. Ну, разве что Шарлоту. Она вышла замуж за весьма заурядного человека. Никто в этом не виноват. Я была на пустоши и в лесу. Охотницей я не была. Никого это не радовало. И как только можно сочинять такие безумные вещи! Я сама себя не понимаю. (Рассеянно потягивает кровь через соломинку.) К тому же и задолженность моя должна быть несколько иной. Во всем и каждом: безжалостная оппозиция.

Кармилла. Мой муж охотно рассчитает ваши налоги заново! Он услужлив. Я вас прекрасно понимаю. Я и сама не вошла бы в дом, если бы мне не гарантировали его пригодность для жилья.

Эмили. Как это мило с вашей стороны! Вот увидите! Вы не будете служанкой, если я употреблю вас в пищу (Снова ощупывает шею Кармиллы, проводит по ней губами.) Я есмь начало и конец. Кого я употреблю, будет жить вечно. Я здесь и там. Никто меня больше не благословляет, даже преходящее.

Кармилла. Я одета в духе времени. Я в меру модна-элегантна. Я выгляжу, скорее, как леди.

Эмили подняла куклу-младенца и рассеянно ее ощупывает.

Пожалуйста, угощайтесь!

Эмили. К сожалению, кровь новорожденного более или менее годится в пищу человеку со второй недели жизни, самое раннее.

Кармилла. Вы велите мне идти? Сердечное спасибо. Лежа здесь, я вижу, как люди бьют друг друга по черепу, а потом куда-то уходят, и я хочу им подражать. Но нельзя. В мою сторону что-то неудержимо движется, вроде дуновения воздуха от поезда. Что вы сказали?

Эмили (небрежно откладывает ребенка в сторону). Свои дурные привычки я приобрела на родине, в вересковой пустоши. Я хочу, чтобы мои стихи помогали воспринимать видимое. Глупо цветут цвета. Просто растут, и всё.

Кармилла. Когда-то я была секретаршей, это — вымирающая женская профессия. Я соскочила. Моя кожа становится влажной. Я смотрю в зеркало. Я тихо передвигаюсь по своей квартире в разных направлениях, непонятным образом каждый раз упираясь в относительно новые электроприборы. Я родилась в Граце, столице Штирии. Теперь я мертва.

Эмили (нежно, склонившись к шее Кармиллы). Раньше я жила в Англии. Там общество развивается в сторону демократии! Теперь я хочу жить в тебе. Впусти меня! Я даю и беру кровь, только количество не всегда совпадает.

Бенно (нетерпеливо вмешивается в разговор, за которым он следил внимательно, как за теннисным матчем, однако, не понимая смысла). Я рад нашему ребенку, Кармилла, вот что я тебе скажу. Но меня тут же озаряет мысль: спроси у сестры Эмили про цвет ее губной помады, он мне очень нравится. (Ударяет свою жену по ребрам, грубовато-нежно. Эмили отодвигается с легким шипением.) Возвращайся скорее в нашу квартиру!

Кармилла (Эмили). Как называется цвет вашей губной помады?

Эмили. Скудная почва. Пыльная улица. Перо не желает это записывать.

Бенно (Кармилле). Кармилла, пожалуй, ты должна будешь отказаться от намерения открыть бутик. Ввиду двойной нагрузки. А также ввиду летального исхода.

Эмили (Кармилле). Ты придешь ко мне завтра? Говори об ощущениях! Будь нечестной! Дари и бери чувства! (Кладет голову на плечо Кармилле.) Если бы мне досталось столько любви и заботы, как тебе, Кармилла, я бы стала скучной особой. Другой. Болтала бы. Смотрела бы на пол. Прошу тебя, спасайся немедленно!

Бенно. В разговоре мы, в качестве супружеской пары, ни разу не смогли вписаться в чисто мужской хор. Ты всегда была лишней и всегда не к месту, Кармилла! Отчасти в этом моя вина, отчасти — твоя. Признай это, будь справедливой.

Эмили (небрежно кладет ребенка на Кармиллу). Стоит тебе ударить кулаком — и наша едва успевшая начаться дружба останется в прошлом!

Кармилла. Ну, нет. Как прекрасно и странно. Тихо, малыш! (Ребенок плачет.) Не надо перебранки! Комфорт! Постоянство! Мой муж и в самом деле консультант по налоговым вопросам и проживающий по адресу. А меня зовут Кармилла Хундеркофер, и в настоящий момент у меня шесть детей.

Эмили. В прошлом. В прошлом.

Бенно (с гордостью берет ребенка). Я беру его от живаго!

Эмили. (Кармилле, решительно приближаясь к ее шее губами). Ерунда. Ты нравишься мне такой, какая есть, Кармилла. Ты видима и невидима, как углы в твоей большой светлой квартире. Я тебя воспринимаю! (Решительно кусает ее в шею. Кармилла испускает пронзительный крик. Бенно ничего не замечает.)

Бенно (кружится с младенцем перед женщинами, впившимися друг в друга. Они его не замечают). Ну, посмотрите же, сестра! Высший сорт! Товар класса А! Моя великолепная кровь! Все мои качества на таком маленьком пространстве. Просто удивительно, как они все разместились. Я громко кричу: «Ура, мальчик!» Продолжатель рода! Древо не накренится ни на сантиметр.

Женщины, вцепившись друг в друга ногтями и зубами, его не замечают.

Посмотрите! Поешьте! Попейте! Взгляните, что я сделал!

Эмили (отрывается на мгновение, но тут же продолжает пить кровь). К сожалению, существует слишком много неприметных людей.

Бенно. Я супермачо! Я так супермрачен! У меня золотая пломба! Пожалуйста, запомните! Только не робейте!

Женщины стонут. Эмили пьет кровь. Бенно восхищается своим ребенком. Сцена постепенно погружается в темноту.

4. Синеватые сумерки. Др. Хайдклиф застегивает медицинский халат. Кармилла висит в гинекологическом кресле, голова откинута назад. На ее шее видны свежие следы от укусов вампира. На Эмили — элегантное струящееся шелковое платье. Она полностью поглощена Кармиллой, целует ее, гладит. Дети лежат на полу вповалку, спят посреди устроенного ими хаоса.

Хайдклиф. Ну, приступим. Теперь я готов к работе. Весь в белом. Хотя и не невеста. Фанат! Я плавал, но у меня есть приспособления и для других видов спорта. У меня есть две совершенно разные ракетки для сквоша. (Он решительно садится на табурет между ног Кармиллы. Тут же подходит супруг и тоже с любопытством заглядывает ей в промежность.) Я пью пиво, колу, лимонад. Я хочу, чтобы человечеству было хорошо. (Бенно.) Сконцентрируйтесь и смотрите на экран! Вы видите то, что ваша жена носит под сердцем. Вы видите маленького космонавта в ядовитой капсуле. Чудесно, не правда ли? Эпохальное событие. Такое нечасто случается. Жаль только, что мальчик уже покинул матку!

Бенно. Здравствуй, птенчик, заходи, счастье людям приноси.

Хайдклиф (Бенно). Я вижу, мы взаимозаменяемы, но все равно: я есть я! Мы зарабатываем примерно одинаково. Как нам справедливо поделить между собой то, что мы говорим? Не получится. Мы — совершенно разные индивидуумы. Мы — совершенно одно и то же. И говорим мы одинаково. У нас даже теннисные ракетки разные! Они одинаковые. Слышны разные голоса. Слышно только нас. Поэтому нам не мешают.

Бенно. Мы — современные люди. Мы не одинаковы, но ни с чем не сравнимы. Мы — одно и то же. Мы носим с собой стремянки и забираемся на них там, где захочется. Мы равны нам.

Хайдклиф. Мы можем переливать друг другу кровь сколь угодно часто. Никто не заметит. У нас одни и те же интересы, но две разные женщины. Мы не разделяем мнения. Мы идентичны друг другу. У нас общие пристрастия. Но они не порождают у нас общих недостатков.

Бенно. Мы — приятные формы проявления одного и того же.

Хайдклиф. Мы одеты по-разному. Но наш мозг — одного и того же качества. Мы едины. Мы — это мы.

Бенно. Вместе стоять у писсуара. Выстроиться в очередь. Не плевать! Мы радостно ссым. Один за всех. Все за одного. В едином порыве. Восходит солнце. Лес вздрагивает под плеткой погоды.

Хайдклиф. Если мне будет позволено, злоупотребляя статусом врача, высказать мое частное мнение… Учитывая возраст вашей жены, я должен против воли констатировать: хорошая работа. Браво. Летальный исход.

Бенно. Не правда ли?! У меня есть к вам вопрос, и он очевиден: могу я еще раз отважиться проникнуть в этот разветвленный лабиринт? Это не опасно? Видите ли, я не герой.

Хайдклиф. С моей стороны никаких возражений. С медицинской точки зрения. Но будь я на вашем месте, я бы нашел себе занятие получше. (Роется внутри Кармиллы.) Вы могли бы, например, заботиться об общественном порядке. Вы уже занимаетесь этим. Вы могли бы регулировать возвратно-поступательное движение! Стоит только захотеть.

Бенно. Жена меня удовлетворяет больше. — Лучше, чем это удалось бы униформе. Быть консультантом по налоговым вопросам также доставляет мне удовольствие. Я беру вещи и перекладываю их в другое место.

Хайдклиф. Я восхищаюсь вами. Отважиться засадить ребенка в эту разрушенную среду! Я бы не доверил этого даже реторте. Ваша жена — глухая дверь. ООО «Порядок»!

Бенно. На самом деле, что касается моей жены Кармиллы, то речь здесь идет о природе в большей мере, чем о чем-либо еще. Спокойное созерцание этой женщины для меня намного предпочтительнее амурных приключений. Пробирка должна безмолвно отступить.

Хайдклиф. Как мужчина мужчине — вы это серьезно?

Бенно. Если говорить о разрушении окружающей среды всерьез: то это к пасторам. Я, впрочем, — откровенный противник театральных сцен. Я бы никогда не оросил стекляшку. Я человек нестрастный. Я обеспокоен. Я чувствую, что призван. Я не болтун.

Хайдклиф. С природой, как и с женщиной, закон один: не заправляй, а управляй!

Бенно. В моей голове начинается отсчет. Здравствуйте. Я благоразумен. Я лежу на своем матрасе и не создаю проблем. Я частенько позволял жене иметь значение. Ей следовало бы хоть что-то из себя представлять. И порой она уже что-то из себя представляла.

Хайдклиф. Влюбляйтесь в аплодисменты мира! Обретите призвание, станьте виртуозом — лучше поздно, чем никогда! Станьте гигантом! Станьте, как я, спортсменом! В вас есть. В вас это есть! Я, к сожалению, способен на это, только работая по совместительству. Приносите грибы из леса! По мне — так будьте королем в своей области. Требуйте услуг! Они вам причитаются. Только, пожалуйста, прошу вас, проявите хоть каплю равнодушия по отношению к промежности этой женщины. Она, кстати, мертва. Она умерла, выполнив свою задачу. Как человек она мертва. (Он роется внутри Кармиллы, Бенно заинтересованно наблюдает за ним.)

Бенно. Вы считаете, это может мне повредить? Я буду орошать мою пищу слезами.

Теперь роются оба. Некоторое время спустя др. Хайдклиф достает внутренний орган, рассматривает его и бросает, как куриную ножку, позади себя на пол. Орган ударяется об пол с влажным звуком. Бенно поспешно подскакивает к нему, поднимает, рассматривает, снова выбрасывает. Возвращается к телу.

Невероятно, чего тут только не найдешь. Мелочи всегда кажутся нам чересчур важными. Как глупо. Именно так и причиняют себе вред.

Хайдклиф. Как мужчина мужчине: в этом вы правы. А вот еще один! Вира! Как хорошо, что пациентка мертва. (Он бросает орган на пол.) И следующий — за него! Мне должно быть стыдно. Мне должно быть так стыдно перед некоторыми кухонными приборами.

Бенно. А, вы, собственно, за всеми этими хлопотами нашли время поприветствовать мою маленькую искусницу?

Хайдклиф. При ее жизни — нет. Здравствуйте.

Эмили (Кармилле шепотом). Стань съедобной!

Кармилла (Эмили шепотом). Стань растяжимой!

Бенно. На эту тему мне ничего не приходит в голову. Хочется взвиться ввысь! Петь! Украсить вышивкой скатерть! Смущенно открыть новую приправу!

Хайдклиф. Эта дыра выглядит очень простой и при этом так сложно устроена, что такой человек, как я, должен был потратить годы на учебу, чтобы более или менее разобраться в ней. Я должен был сдавать экзамены!

Бенно. Может быть, привязать на входе ниточку?

Хайдклиф. Неплохая идея. И весьма забавная! Как часто страсть бесцельно гонит нас вперед. А позвольте поинтересоваться, каково ваше мнение о противоположном поле?

Теперь он вытаскивает из Кармиллы надувных, но еще не надутых, резиновых животных. Пара наполовину проснувшихся детей начинает сквозь сон надувать животных. Лягушек, лебедей, уток и других водоплавающих. Хайдклиф кидает животных детям.

Бенно. Я гурман и консультант по налоговым вопросам. Ко мне приходят поставщики. Я очень активен в отношении женщин. Я предпочитаю одну. У меня есть желание и призвание.

Хайдклиф. Путь к сердцу лежит через желудок. Аппетит приходит во время еды.

Бенно. К тому же я — откровенный любитель бессодержательной болтовни. Это блюдо жена подает мне каждый божий день. Она целиком растворяется в домашних хлопотах. Она ушла. Она остается загадкой.

Хайдклиф. А может быть, она еще и акробатка, и аристократка? Притягательна? Безрассудна? Забавная игрушка?

Бенно. А теперь мне нужно плотно перекусить — я заслужил.

Он поднимает один из кусков мяса, который вытащил др. Хайдклиф, нюхает его, пробует, но тут же выплевывает. Обе женщины впиваются зубами друг в друга.

Хайдклиф. Философия, конечно, не может на это рассчитывать, потому что это разрушает ее горизонт. Ломает что-то в машине. Вы не видели, послед уже вышел? (Всматривается в отверстие.)

Бенно. Так точно!

Хайдклиф. И что вы с ним сделали?

Бенно. Она его съела. У моей жены ничего не пропадает. У меня ничего не пригорает.

Хайдклиф. После предыдущего ребенка вам следовало бы дать ей роздых. А может, она еще и заготовки на зиму делает? Какой редкий экземпляр.

Бенно. Хундеркоферы, с лица не общим выражением, не удерживают семяизвержения. Она даже кетчуп делает сама, как актриса Дорис Дей, из свежих помидоров из нашего огорода! Ее не остановишь.

Хайдклиф (роется в Кармилле, выбрасывает резиновые игрушки). Нет ничего более привычного для меня, чем созерцание женщин. Для меня женщина — пациентка, и больше ничего. Итак, последа нет. Но может быть, я найду еще что-нибудь интересное!

Бенно. Там, где я ничего не нашел? Хотя я разбираюсь в ней, как в собственном унитазе? Сомневаюсь. Тогда вы окажетесь умнее меня!

Хайдклиф. Кто ищет, тот всегда найдет. Мы должны научиться видеть женщину как целое. (Он вынимает особо большой надувной орган, аморфный, коричневый, и откладывает его в сторону, качая головой.) Я люблю природу. Если дело касается дерева, я могу стать очень странным. Окруженный камышами пруд может подвигнуть меня на убийство, если я увижу, что он загрязнен промышленными отходами.

Бенно. А теперь надо зашить, я полагаю?

Хайдклиф. Точно. (Зашивает Кармилле промежность.) Я люблю природу, и потому меня занимает женщина как таковая. На фоне прекрасного сада женщина нравится больше не мне одному.

Бенно. Я испытываю большую потребность в искусстве и ласке. Я сразу же возьму жену с собой. Упакуйте ее! К счастью, вы закончили, господин доктор.

Др. Хайдклиф встает и закуривает сигарету. Эмили просто исчезает. Кармилла со стоном поднимается, потягивается. Берет зеркальце и красится.

Хайдклиф. Отходы! Отходы! Даже червяк мог бы упрекнуть нас, людей, за то, как мы обращаемся с землей.

Бенно. Когда вы работаете, ваш нрав может быть только мирным, и никаким иным, а ваше сердце — только добрым. Некоторые питаются кровью живых людей, а я — я потом питаюсь ими. Моя жена принадлежит мне. Я консультант по налоговым вопросам и художник-любитель в области вокала.

Хайдклиф. Нужно уметь разделять желание и призвание.

Бенно. Кармилла, теперь ты можешь идти! Не забудь нового ребенка! Ты видишь, я и на этот раз не поскупился.

Хайдклиф. Все нормально.

Бенно. Я вам очень признателен, господин доктор. Может быть, вы как врач еще что-нибудь посоветуете моей жене?

Хайдклиф. Милостивая госпожа. В лучшем случае вы — повод для героя отрезать вам голову. (Он шлепает ее по заднице.)

Кармилла. И почему мне сейчас так весело? (Смеется.)

Хайдклиф (Бенно). Если вы снова отправитесь внутрь, предварительно привяжите у входа нить. Чтобы найти дорогу обратно. Вы — мужчина старой закалки!

Кармилла. Большое спасибо, господин доктор. Но ребенок очень маленький. А где он, собственно?

Бенно протягивает ей ребенка, она ощупывает его шею.

Хайдклиф (как если бы Эмили была еще здесь). Эмили, знаешь, чего мне недостает? Звуков музыки, доносящихся из открытых окон! Вот и господин доктор Хундеркофер поет! Ты попозируешь мне для этой картины? Закончив оперировать, я могу отдаться своему новому увлечению — созерцать массовые захоронения и внимать пению птиц.

Бенно будит детей, начинает их одевать, те упираются. Кармилла внезапно становится агрессивной и пытается поймать детей. Дети убегают от нее на роликах. Она бежит за ними. Наконец, бросается на одного, тот сильно сопротивляется. Они борются. Мужчины продолжают разговаривать. Они ничего не замечают. Кармилла кусает ребенка, его движения становятся все более слабыми.

Ребенок. Вчера еще на травку срал, а сегодня вампир меня покусал. (Умирает.)

Бенно. Кармилла? Разве у тебя нет времени для дальнейшего развития? Что будет, если такой меломан, как я, попросит новую пластинку? Как, например, ты собираешься следовать за ходом моих мыслей во время созерцания картины?

Кармилла высасывает кровь из ребенка. Потом она садится к столу, где стоит консервированная кровь, и жадно пьет ее через соломинку.

Хайдклиф. Детей в сторону! Убрать! Пропылесосить! Меня заждались другие пациентки. А моя ассистентка Эмили все время исчезает именно тогда, когда она мне особенно нужна.

Кармилла (прерывается, пьет дальше). Вы должны предложить ей более вкусную, более насыщенную пищу.

Бенно. Другие меломаны часто приглашают нас на домашние музыкальные вечера. И что я должен им на это сказать? Из окон струятся звуки. И тогда спрашиваешь себя, это господин директор или госпожа супруга директора так мило играют?

Заканчивает одевать детей. Кармилла, кажется, насытилась. Теперь она дует в трубочку, опущенную в кровь, так что в крови булькают пузыри. Так иногда поступают со своими напитками скучающие дети.

Хайдклиф (перебирает картонки в картотеке). Я вижу, у следующей пациентки проблема с зубами. Мне предстоит экстракция. Ужасно! Чудовищно!

Кармилла (оставляет кровь и выходит вперед, облизывая губы, с которых еще капает кровь. Она улыбается, внимательно оглядывается, шипит). Свежий товар, шикарно упакован, манит домохозяйку сильнее, чем слиток золота! Коль пищу вымоешь почище, прекраснее брильянта пища!

Бенно. Ну, пойдем же, мамочка!

Он вытаскивает ее наружу. Дети с радостными криками бегут следом. Тот, которого Кармилла высосала, остается лежать, на это никто не обращает внимания. Он просто лежит себе в луже крови.

Хайдклиф (некоторое время спустя мимоходом пинает ребенка носком ботинка, но ничего не предпринимает. Выравнивает кресло. Потом протирает кровь тряпками, в том числе и с органов Кармиллы. Тряпки пропитываются кровью). Ведут себя так, как будто здесь общественное место. Мне не составляет труда быть декламатором и аудиторией. Где моя невеста Эмили? Это ее работа! Она сегодня уже была здесь? Такое ощущение, что была. Но я же, в самом деле, фруктов ем вполне достаточно. Безлюдные леса влекут меня. Я хожу на охоту с ружьем. Я ежедневно наблюдаю, как женщины извлекают пользу из оружия, дарованного им природой, поэтому у меня до сих пор нет детей. Ни одну не подпускать на расстояние спички! Волос долог, ум короток. Ничего не помогает. Едва они выходят из моего кабинета, я облегченно вздыхаю, как на чистом свежем воздухе. Мне жутко. Гроза барабанит по крышам. Потом перестает. Они могли бы обводить нас, мужчин, вокруг пальца, а они что делают? Предоставляют свою судьбу Богу и времени. Они хотят заниматься наукой и одновременно боятся этого. Они водянисты по-деревенски. Нерасчлененные. У них нет точки опоры во вселенной. И они, и линии где-то заканчиваются. Они — пустыня, и высокая скала, за которую они цепляются в поисках опоры. Они здесь и не здесь. Я, со своей стороны, не люблю оставаться дома. Меня тянет на природу. Женщины предаются снам наяву, снам о делах. Они ездят со своими дурацкими семьями за границу и возвращаются невпечатленные. Они готовят обед на десять человек в бунгало на берегу моря. Они купаются с восхищенной улыбкой на губах. Их дети промокли насквозь, и мать тревожится. Они представляют собой восхитительное зрелище для того, кто умеет в них читать. Они мирятся с ракетами! Они — слабый пол. Но слабость эта не всегда порочна. Они не упускают случая приготовить обед. В их глубине нет блеска. В этом я убеждаюсь ежедневно. Я могу заглянуть в самое их нутро. Они редко забирались на гору. Их дети летят мимо них в пропасть. Они не в состоянии совершить ничего разумного, только испускают крики. Заросли манят их больше всего. Они хотят укрыться, но, исчезая, все увлекают за собой в бездну. Они и нас хотят утащить за собой! Рвут штурвал. Напортачили и не признаются в этом. Они такие. Я. Мужчина отправляется за покупками и больше никогда не возвращается. Я. Женщина отправляется за покупками и возвращается с грузом, во много раз превышающим ее собственный вес. Я. Она извиняется. Я. Но поздно! Кончено. А я отправляюсь в свой частный бункер, где буду со всей ответственностью контролировать запасы, которые позволят мне выжить.

5. Над сценой — красный отсвет, слышны тихие раскаты грома. По ландшафту катится кусок каменной глыбы. В нем видны два надгробных креста. Эмили входит быстрым шагом. На ней одежда медсестры, по одежде струится кровь, но это не бросается в глаза! Она берет со стола склянки с консервированной кровью, проверяет на свет, осталось ли в них что-нибудь. Выпивает остатки, пустые склянки выбрасывает в мусорное ведро. Хайдклиф делает записи в карточках и даже не поднимает головы, когда она входит.

Эмили. Представь себе, уже два часа как на меня снова нашел стих. Возможно, мне сейчас придется сочинять. Я откланиваюсь. Здесь все белое и красное. Это меня очень вдохновляет. (Жадно выпивает еще одну склянку крови.) Куда ты дел соль и перец?

Хайдклиф. Что ты здесь делаешь? Я же тебя отпустил.

Эмили. В этом спокойном месте я предаюсь своему хобби — искусству слова. Для человека, который много ходит пешком, самое важное — это прочная обувь, как говорит альпийская служба безопасности. Человеку, который много потеет, как я, например, необходимы безалкогольные напитки. Я начинаю.

Хайдклиф. Когда мы поженимся, я буду проявлять бульшую активность в области секса. Я буду лучше использовать удобные случаи.

Эмили. На этот раз я возвращаюсь со своей прогулки по кладбищу с пустыми руками. Гробы стали слишком дороги. (Мимоходом ощупывает шею Хайдклифа.)

Хайдклиф. Пить кровь — очаровательная причуда. Только чего ты этим добилась? Ничего хорошего, лишь вызвала отвращение у своих приверженцев!

Эмили. Как бы мне хотелось однажды увидеть в зеркале сквозь себя что-нибудь иное. Но, к сожалению, мне это заказано. Большое спасибо.

Хайдклиф. Что бы я ни делал, я всегда оставался самим собой. Эмили, оставайся и ты мне верна!

Эмили. Ты не мог бы ненадолго сбросить с себя оболочку частного лица. Большое спасибо.

Хайдклиф. Ну, и где пожар? В преисподней, откуда ты только что вернулась? В уютном доме с женскими формами, куда тебя тянет?

Эмили. Мне нужна помощь зубного врача. Эти клыки слишком выдаются вперед. Я хочу привести их в порядок, сделать косметическую операцию. Даже если я не могу видеть своего отражения в зеркале.

Хайдклиф. Профессиональный риск! Но это же никогда не мешало моей маленькой Эмили!

Эмили. Я же полна жизни и лесбиянка.

Хайдклиф. Еще одно маленькое отклонение от пути в светлом мире Бога и людей! Между злаковыми и фруктовыми деревьями. Очаровательно. Ты отправляешься к тихим серебристым водам?

Эмили. Я хочу, чтобы эти два важных зуба выдвигались! Чтобы они могли появляться и снова исчезать. Так же как и я. Мне нужен аппарат типа как у вас, мужчин! Я хочу иметь возможность вызывать восхищение. Я хочу иметь возможность демонстрировать свое желание! Во мне бродят соки, но в обычной жизни они бессильны. Я тоже хочу иметь возможность функционировать согласно принципу!

Хайдклиф. Как специалист, я скажу тебе, Эмили: человеку, который много мастурбирует, нужны проворные пальцы и крепкая конституция.

Эмили. Я так долго занималась этим сама с собой, что теперь хочу попробовать что-нибудь новенькое. Питаться только консервированной кровью — это вредно для здоровья. Ночью появляются луна и звезды. Днем, к сожалению, иногда идет дождь. Кроме того, может быть жарко.

Хайдклиф. А человеку, который много и сильно кусает, необходим хороший зубной врач. Ты что, думала о своей выгоде, когда обручалась со мной? Ты рассчитываешь на бесплатное обслуживание?

Эмили. Нет. Отпускать просто так ты мне ничего не должен. Я хочу, чтобы по моему желанию некоторые мои части быстро выдвигались вперед. Пожалуйста. Даже если это только зубы!

Хайдклиф. А почему ты не хочешь остаться такой, какая есть? Разве тебе плохо жилось до сих пор? Разве ты не была близка миру растений и животных? Разве в тебе не обитали дух и радость? Разве у тебя не было средств к существованию?

На заднем плане тихо появляется Святой и остается стоять.

Эмили. Ты мог бы установить скрытую пружину. Поработай. Оборудуй меня. Сделай из меня кунсткамеру, настолько маленькую, чтобы внутри ничего не происходило. Я хочу, чтобы мои клыки выдвигались вперед, но только не тогда, когда я сижу в саду ресторана со счастливым выражением на лице и наслаждаюсь холодным пивом. Я редко болею. Рушится целая конструкция. Ну, есть у меня это маленькое желание. По поводу поэзии монтера мне в голову приходит только то, что сказать можно все что угодно. Но что из этого выбрать?

Хайдклиф. Ты — гадюка! Ты — бутик! Ты — народ! Как хорошо, что вампир исчезает на утренней заре. Мужчина может обойтись без бигуди, ночного крема, морщин, разложения, запаха изо рта. Все это в самом деле нездорово.

Эмили. Ты жалок. Сыпь на коже. Я влюблена. Как хорошо, что ты есть. Выиграть время — наша общая мечта. У меня достаточно времени. Изначально я была материей, теперь я прихожу и ухожу по своему желанию. Если уж кого-то кусать, то лучше женщину. Мужчина, как собака, по большей части привязан к стене.

Хайдклиф. Для меня ты достаточно хороша. Не стремись к чему-то еще!

Эмили. Ты обещал мне пустыню, и я ее получила. Встрой мне, пожалуйста, механизм выдвижения зубов! Сгруппируйся у стены. Превысь на своем автомобиле допустимые пределы скорости!

Хайдклиф (принуждает ее сесть в кресло, работает с инструментами). Это так прекрасно — быть вместе. Сразу замечаешь, что представляешь собой нечто особенное! (Бьет Эмили молотком по зубам.)

Эмили (кричит). Ой, больно! (Шипит и фыркает, как кошка. Хайдклиф не дает сбить себя с толку.) Просто нанося удары, ты ничего не достигнешь. Лучше бей в литавры. Растопчи что-нибудь здоровое.

Хайдклиф. Я, разумеется, придерживаюсь того мнения, что усилия необходимы, если хочешь чего-то добиться.

Эмили (со стоном). Силой ты от меня ничего не добьешься. Я тут же провалюсь сквозь землю и начну разговаривать с давно умершей женщиной.

Хайдклиф. Не тебе учить меня ремеслу. В следующем году, после юбилея, я существенно обновлю оснащение кабинета. Я не испытываю дефицита в деньгах. К сожалению, экономические соображения заставляют меня сомневаться. То, что ты вампир, мне совсем не мешает, до тех пор пока ты не пренебрегаешь своими домашними обязанностями.

Эмили. Ой! Ты думаешь, что, осчастливив, ты снова сможешь меня поучать? Сделаешь мнимо плодоносной? Водами, полными водорослей?

Хайдклиф. То, что ты лесбиянка, мне совсем не мешает, до тех пор пока эта склонность не распространяется на меня и не мешает тебе вести домашнее хозяйство.

Эмили. Я буду довольна? Перестану выделяться из группы? И пусть пол подо мной скрипит?

Хайдклиф. Скоро и снаружи не останется следов твоей неудачной конституции. Скоро ты снова будешь как новенькая. Скоро я распахну дверь в дикую комнату.

Эмили. И меня будут целовать, не испытывая отвращения?

Хайдклиф. Так точно. Скоро тебя будет не отличить от других обитателей этого муравьиного государства. Конфирмация — это дело Христа. Прекрасно. Это — следующий шаг. И даже если пресса из-за этого будет тебе завидовать!

Эмили. Ой! (Шипит.) От этого господина я вечную жизнь в подарок получать не хочу! Не забудь, мои зубы должны выдвигаться вперед по моему желанию.

Хайдклиф. Мне никогда не мешали выступающие зубы девушки, при условии, что она хорошенькая. Готово! Ты должна нажать на эту скрытую кнопку, когда хочешь привести зуб в состояние готовности. (Показывает.) И тут: взрыв. Прошу опробовать. Проверить. Наконец-то создан рукотворный механизм, не уродующий природу.

Эмили (пробует). На эту кнопку, говоришь? Жалюзи закрываются бесшумно.

Хайдклиф. Точно. Какое отвратительное зрелище! К счастью, я здесь только зритель.

Эмили (нажимает). Я нажимаю на красную кнопку. Получается. Работает! Грядет! Добро пожаловать, Господи!

Хайдклиф. Гордость мастерового не позволила бы мне сработать плохо. Тем не менее мне непонятно твое поведение. Твои действия кажутся мне бессмысленными. Лично меня еще никогда не отталкивала внешняя форма. Видимый мир сродни административному корпусу, в котором нельзя отключить душ: что-то не так, но на это наплевать.

Эмили. А как мне вернуть зубы обратно внутрь челюсти?

Хайдклиф. Недозволенным приемом. При помощи молотка. Сильным ударом.

Эмили. Как что почему зачем? (Ужасно шипит.)

Хайдклиф. Бегун передает эстафету. (Ударяет ей молотком по голове.)

Эмили (орет, ее голова откидывается назад). Ой! Больно! Больно!

Хайдклиф. Я редко остаюсь дома. Я усердно оглядываюсь по сторонам.

Святой (Следующий монолог можно произносить одновременно с окончанием диалога. Вовсе не обязательно, чтобы зрители полностью поняли как диалог, так и монолог). Я здесь. Восхищайтесь мною! Здравствуйте. Мужчина из провинции, я думаю, из Линца, умер и только что прибыл ко мне. Он и я, мы больше не появимся. Ни по одиночке, ни вместе. Посмотрите на меня внимательно! Вы меня больше никогда не увидите. Сожалейте об этом! Сожалейте об этом сейчас. Мне нужно в контору. Свят свят свят. У меня есть сумка, она имеет форму. Я нарушаю симметрию. Я делаю бутерброды с разными вкусностями. Я наливаю и насыпаю. Ранами покрыты мои святые кисти, мои святые ступни, моя святая голова. Я сижу на автовокзалах, изъязвленных людьми, этими бесстыдными уловками истории. Я — дурная булава. Я — великий киловатт. Мои глаза, при помощи которых я каждый день внимательно смотрю на Бога, соединяются внутри черепа проводом. Сок выходит наружу. Внутриглазная жидкость и гной. То, что я вижу, приобретает измерение. Добыча, каждый раз снабженная названием места работы, тихо истекает кровью в срамном уголке. Семья позволяет себе поездку в отпуск. Манда годится в дело. Работницы, которые всерьез заслуживают этого имени, запихивают себе гнилые фрукты — своих детей — назад, в половые шкатулки. Они выказывают неповиновение. Они несут свой незаконный крест. Кто может сказать, какие персонажи должны говорить на театре? Пусть кто угодно выступает друг против друга, но кто есть кто? Я же не знаю этих людей! Каждый может оказаться другим, которого изображает третий, идентичный четвертому, и никто этого не заметит. Говорит мужчина. Говорит женщина. Лошадь приходит к зубному врачу и говорит. Я не хочу с вами знакомиться. До свидания. Из роженицы сломя голову катится именинный пирог. Он так себе. И ее ребенок тоже. Она хочет купить себе белое платье по поводу. Пожалуйста, отпустите! Но она хочет его надеть. Все видящий Иисус спокойно покоится в камере хранения в аэропорту. Вокруг него натянута проволока. Я, к примеру, люблю говорить перед лужей крови. Из-за акустики. Человек, играющий в театре, просто приходит и что-то вытряхивает передо мной. Другие женщины несут паяльники. С их помощью они собирают чудесный прибор для наблюдения. Они — призраки, на них длинные брюки. Они запихивают друг другу в пасти дрянной мозговой майонез. Они соскребают с себя нечто и добавляют это как приправу. Не стыдитесь. Разве мы разоблачаем себя, как пчела медом? Нет. Все не уж так плохо. Вы хорошо выглядите со своего места в последнем ряду? Такие дикие звери, как вы! Рев длится недолго. Вас следует запретить. Мясо охлаждается в неоновом свете. Жизнь ускользает из западни. Мне больше ничего не остается, я должен внедриться в телевизор, как больной, прозрачный червь. Потому что я хочу знать, что вы обо мне думаете. Я в самом деле вытащу у каждого еще одно предложение из разговора. Если пожелаете, я применю силу. Я высверлю из вас белую паразитическую муку обойденных наследством. Я вижу вас. Вы видите меня. Повсюду валяется изготовленная из вас древесная упаковочная стружка, вы — человеческие пакеты, вы — человеческие жидкости. Я объявляю выставку открытой. Проходите вперед! Некоторые из вас, несомненно, уже блевали в пустые бутылки из-под пива. Если я прикажу, ваша моча рванется наружу из влажных почек. Ваши органы можно получить задешево. Вы, милостивая госпожа, тем не менее, думаете, что стоите дорого. И это действительно так, потому что за вас заплатили человеческим соком. Соком людей. Устало сидят на корточках, обернув трусы вокруг оков. Четыре человека протискиваются мимо меня в помещение, где им вырвут языки. Эти великолепные разговорные мембраны. Теперь у них больше нет ничего, что могло бы дать показания против них. Бог оставил вас. И я тоже вас сейчас оставлю. Мой шеф ставит пробу на часы на своей собственной фабрике. По экрану несутся мячи, подгоняемые большим количеством ног. На переднем плане человек лопается от отчаяния. Он ничего не выиграл. Аплодируйте сейчас! Когда-нибудь у вас полноберут дамские сумочки. Я отрываю у вас пуговицы. А теперь уходите! Вы — смердящие каналы, потому что питаетесь плохой пищей. Я вас абсолютно не выношу. Вымойтесь!

Эмили. Ты — Бог! Ты — Бог! Ты — Бог! Ты — Иисус! Ты — Дева Мария! Ты — Иосиф Кормилец! Ты — ангел! Исключительно только люди с радикальными намерениями и неистовыми наклонностями.

Хайдклиф. Это была шутка. Потяни за эту нитку, я ее специально здесь закрепил. Не бойся, она не оборвется. (Показывает ей.)

Эмили. Ее не будет видно снаружи?

Хайдклиф. Дамы. Неисправимо тщеславны. Даже самые маленькие уже подолгу крутятся перед зеркалом. Фарфор разбивается. Будь умницей.

Эмили. В зеркале я вообще ничего не вижу.

Хайдклиф. Ах, да. Верно. Какие же вы жуткие ребята. Мы, живые, дышащие люди, — ваш прекрасный антипод. Мы рады. Мы купаемся в ваннах. Опробуй!

Эмили. Получается. Я благодарю тебя. Приди, Иисус, будь нашим гостем и благослови то, чем ты нас одарил.

Хочет накинуться на Хайдклифа, они борются друг с другом. Хайдклиф начинает уступать.

Хайдклиф. Боже мой, куда я дел мои четки? Они в другом костюме! Эмили, ты должна всегда перекладывать содержимое карманов, когда я меняю костюм. (Задыхаясь.) Эмили! Прекрати! Боже мой, если на этот раз ты победишь, я в течение долгого времени не смогу посещать понравившиеся мне спортивные площадки!

Он долго копается и, наконец, в последний момент, когда Эмили уже добралась до его шеи, находит крест четок. Поднимает его к лицу Эмили. Она с шипением отступает назад, закрывая лицо рукой. От нее поднимается дым.

Епископ-суффраган Кнетцль лично освятил в Альтетинге. Я состою в правильной партии. К счастью здравствуй.

Разгневанно, но при этом пожимая плечами, Эмили возвращается к столу и выбирает себе новую склянку с консервированной кровью.

Эмили, ты знаешь, во сколько мне твое хобби в год обходится?

Эмили. Теперь я отправлюсь куда-нибудь еще. К счастью, я слышала, как по радио намекнули на массовую аварию. Готова каша, стол накрыт. Хайдклиф, когда-нибудь мы поссоримся.

Эмили уходит в сторону могильных крестов. Она быстро взбирается на холм. Хайдклиф смотрит ей вслед, качая головой.

Хайдклиф. И все-таки мне кажется, что эта маленькая женщина испытывает к людям скорее любовь, чем ненависть. И одета всегда так аппетитно. В нашей профессии это альфа и омега. До свидания! Мне остается воспоминание. Сострадание — было бы слишком сильно сказано. Рядом со старцем стоит ребенок. Они оба растут и не вызывают опасений. Граждане, станьте годными в пищу! Гражданские инициативы, наслаждайтесь пригодной жизнью! В лесу эхо у себя дома. Сегодня весело. Я закрываю окно. (Закрывает окно.)

В кабинете становится темно. Над ландшафтом некоторое время сохраняется красный отблеск, затем постепенно гаснет.

Занавес.