Большая книга ужасов — 32

Глава I В которой ко мне врывается дождь, а Сашка воображает

Сашка не просто дурак, а дурак выдающийся. Таких должны брать в космонавты только затем, чтобы посмотреть, как далеко этот дурак улетит, напялив скафандр наизнанку и распахнув иллюминатор, словно это форточка. Таких редко спрашивают учителя, потому что не любят, когда урок превращается в цирковое представление. Таким не доверяют даже мусор вынести, потому что никто не знает, где окажется этот мусор. Может — на помойке, а может — у соседки под дверью: «Ну там же стоят пакеты с мусором, я и подумал: пусть вынесет заодно и наши».

Таков Сашка. С ним не то что дружить, с ним вместе ходить опасно: обязательно попадешь в дурацкую историю. А я с ним живу рядом! На одном этаже, вот моя квартира, вот — его! И почему наш дом до сих пор цел, а мы все живы-здоровы, для меня — загадка. Рядом с Сашкой — это не как на вулкане, а как голый на площади. На месте будешь стоять, не шелохнешься, а все равно влипнешь в историю.

В этот раз началось все вполне безобидно. Сашка зашел ко мне после школы, без приглашения («Ну мы же соседи!»), уронил вместо «здрасте» полку с обувью, вляпался в собачью миску, разметав кашу по всему полу, и заявил:

— Я колдун.

— Знаю, — говорю. — Как иначе объяснить то, что ты такой? А так — все понятно: тебя в детстве уронили в волшебную касторку, и теперь ты такой: дурной и стремительный. Летишь, как в туалет, все роняешь, не думаешь ни секунды…

— Правда, я колдун, — обиделся Сашка. — Хочешь, докажу?

А я еще кашу с пола не вытер, мне его доказательств только и не хватало для полного разгрома.

— Не, — отвечаю. — Потом.

— Не веришь, да? — Сашка надул губы. — Смотри! Хочешь, я сделаю так, что в этой комнате начнется ураган?

— Не надо! — Вам смешно, а я испугался. Сашке сымитировать ураган — пара пустяков. А мне потом убирать.

— Сделай, — говорю, — лучше яблоко из воздуха. А еще лучше — колу, пить хочется.

— Скучные у тебя желания, — проворчал Сашка. Но пальцами щелкнул, что-то под нос пробубнил… И тут в дверь позвонили.

Я положил тряпку и пошел открывать, попутно поддев Сашку: «Что, кола твоя пришла?» Понятно, что никакая кола ни в воздухе, ни на столе не появилась. Зато вернулась с работы мать. Рано. Я еще полку с обувью не поднял и кашу до конца не вытер.

— Привет, Игорь. — Она бросила взгляд на валяющуюся полку. — Что, Саша заходил?

Сашка вышел ей навстречу, ничуть не покраснев:

— Здрасте.

Я взял у матери сумки и потащил на кухню. Сашка — за мной. Я доставал и перекладывал в холодильник молоко, хлеб, еще какую-то ерунду, а Сашка наблюдал внимательно, будто чего-то ждал… Потом не выдержал, сам залез в сумку, покопался на дне и вытащил:

— Кола, два литра. Пей не хочу, — радостно объявил он, ставя на стол бутылку. Ну не дурак?!

— Да, — говорю, — ты мегаволшебник. Специалист по совпадениям. Скажи честно, ты мать в магазине встретил?

Сашка обиженно засопел:

— Я с тобой был!

— Конечно-конечно. Сделай тогда, чтобы на этой кухне пошел дождь!

Сашка подозрительно глянул на меня:

— А вытирать кто будет?

— Сам вытру. Не суть. Ну?

Вот зачем я тогда это сказал, а? Ну зачем?! Сидел бы сейчас за компом, в стрелялку бы резался… Сашка щелкнул пальцами, пошептал, покрутился, как дурак, на одной ноге…

Окно распахнулось с таким грохотом, я даже не сразу сообразил, что это от ветра. Небо, как в кино, быстро заволокло черными тучами. Через секунду в кухню ливанул косой дождь с улицы.

— Закрывайте окно, мальчишки! — Прибежала мать, налегла на раму. Я кинулся на помощь. Окно не хотело закрываться, ветер упорно толкал створку внутрь. Мы налегали уже вдвоем. Сашке хватило ума закрыть дверь на кухню, чтобы не сквозило.

К тому моменту, как я застегнул шпингалет, вся кухня уже была залита. Сашка сидел с ногами на табуретке и ритмично пожимал плечами. Типа: «Я же говорил!» Мать слезла с подоконника и покачала головой:

— Ничего себе! Вроде урагана сегодня не обещали!

А я почти поверил Сашке. Два совпадения за десять минут — это как-то слишком. Наверное, проще поверить. Я почти поверил и пошел за тряпкой.

Сашка спрыгнул со своей табуретки и виновато поплелся за мной:

— Ты это…

Я не понял еще, что такое произошло, при чем тут Сашка, врезать ли ему для порядка, или так перетопчется… Зато прекрасно понимал: при матери мы это обсуждать не будем. Поэтому Сашкину попытку объясниться отбрил сразу же:

— Сейчас пойдем к тебе — расскажешь. Только пол вытру.

С ним только так. А иначе заболтает — забудешь, зачем на свет родился.

С мокрым полом я управился с рекордной скоростью, не подозревая, что сам укорачиваю себе путь к проблемам. Бросил тряпку, крикнул: «Ма, я к Сашке», хлопнул дверью. И навсегда попрощался с прежней жизнью.

Сашкины родители еще не пришли. Сам Сашка с порога потащил меня к себе в комнату, усадил в кресло, включил компьютер.

— Смотри! Я тут один сайтик нашел, стал читать — подумал «разводка», а как попробовал…

— Да подожди ты, не тараторь! — Я неудобно сидел в Сашкином детском креслице. — Дождь и кола — это все здесь при чем?

— Я не тараторю. При том, что я всему этому научился сам. По Интернету, понимаешь?

Что тут непонятного? Только верится с трудом.

Сашка тем временем набил адрес в строке, и мы вошли на тот сайт. Сайт как сайт, черно-красный, как часто рисуют псевдомагические странички. Огромный заголовок: «Каждый может стать колдуном». И текста всего три строчки.

— Читай, — велел Сашка. — Прежде чем пробовать, подумай хорошенько: вдруг получится?

А я что, я уже прочитал. Авторы сайта предлагали дотронуться пальцем до экрана, после чего я автоматически должен был стать колдуном. Так и написано: «Чтобы ваше желание исполнилось, произнесите его вслух, после чего щелкните пальцами». Слишком просто, чтобы быть правдой, да? Если бы авторы сайта честно написали: «Пришлите нам по почте сто долларов, и вы автоматически станете колдуном», — все было бы понятно. А тут… Прикол, что ли, такой?

— Ты меня что, разводишь?

— Попробуй! — не обиделся Сашка. — Только желание осторожнее загадывай, правда!

И я попробовал! Ткнул пальцем в экран, сказал:

— Хочу, чтобы Сашка перестал быть таким придурком! — И щелкнул пальцами.

Экран мигнул, веб-страница сменилась сама собой. На месте заголовка пошла бегущая строка: «Добро пожаловать в корпорацию колдунов! Наш девиз: «Чудо каждый час». Приходите к нам, и вы увидите мир в новом свете!»

Мне даже весело стало: это не разводилово, это какая-то детская игра на просторах Интернета. Я хихикнул:

— Слышь, Санек, тебе не поможет! — И повернулся в ту сторону, где секунду назад сидел Сашка…

Не было Сашки, не было. Я заглянул под стол, в шкаф, обошел все комнаты, кухню, домой зашел: может, я ищу этого придурка, а он у меня на кухне с матерью чаи гоняет?.. Фигушки. Сашки не было нигде.

Меньше всего мне хотелось пугаться: подумаешь, дурак Санек немножко поумнел и прикололся надо мной так, что я его уже целых пять минут не могу найти. В десятый раз я облазил его комнату — безуспешно, подумал, что хватит ему прикалываться, и крикнул:

— Выходи, дурак! — Но Санек не вышел.

— Выходи, хорош прикалываться!

Тишина. Ладно, твоя взяла. Если человек дурак и шутки у него дурацкие, то так и быть:

— Хочу, чтобы Санек нашелся! — И щелкнул пальцами.

В комнате мигнул свет, в окно ударил ветер. Оконная рама хлопнула и пропала. С ней пропал подоконник, стол, стул и долбаный компьютер. Пропал дом и город. Я оказался в чистом поле, точнее — на поляне в лесу, среди лягушек и земляники. Тапочки тут же намокли от росы, в одну забрался огромный жук и кололся лапками.

Глава II В которой я помогаю Палычу, а Сашка остается дураком

Вот так: сидел человек в теплой комнате, а потом «бац» — за секунду перебрался в лес. Трудно поверить? Да не то слово! Я и не верил, стоял себе и чвакал по грязи тапочкой, соображая, где этот дурак Сашка, где компьютер, стол, стул, где наш дом и где, в конце концов, я? Мать с ума сойдет, когда ближе к ночи, на попутках я все-таки доберусь домой. Грязный, обгоревший (солнце пекло от души) и в тапочках. «Это ты, — спросит, — у Саши был? Что же вы делали, сынок, что у тебя вся рожа в землянике, а по ногам жуки ползают? Наверное, уроки». Землянику попробовать я, правда, рискнул: нормально все, ягоды как ягоды.

А грязь под ногами все чвакала. Уже сама: я стоял не шевелясь, а она чвакала. Я не хотел, а она чвакала. Лодыжкам стало холодно. Я глянул под ноги и наконец увидел: засасывает!

Ноги были по щиколотку в грязи… Нет, уже по колено, почти по пояс… Самое-то обидное: вокруг поляна, травка-цветочки-лягушки. А я стою в единственной луже, маленькой, будто специально для меня подбирали по размеру. И грязь меня засасывает.

Я уперся руками в землю: ни куста, ни веточки рядом, чтобы ухватиться. Грязь тянула вниз, как живая, руки соскальзывали, я упирался снова, но грязь успевала отвоевать несколько сантиметров, и я погружался глубже. Как будто кто-то сидел на дне грязной лужи и с силой тянул меня к себе.

Рука соскользнула и провалилась. За ней вторая. Я увидел поблескивающую на солнышке грязь так близко, будто мне ее по морде размазали. Не сразу сообразил, что так оно и есть. Кричать я уже не мог — рот утонул, да и без толку — кто меня здесь услышит?! В глаз попала очередная грязюка, макушку обдало прохладой, и я шлепнулся на мягкое место.

Дышать можно — это я заметил сразу, еще перед тем, как открыть глаза. А когда открыл, подумал, что лучше не дышать. И вообще сидеть тихо, а то заметят еще!

Подземный коридор был похож на шахту: низкий, узкий, только шахтеров нет. Метрах в двадцати от меня горел костер, а у костра… Нет уж, лучше не дышать! Лучше сидеть, как мышь, затаив дыхание, и смотреть на шабаш нечисти под землей.

На высоком пеньке, ближе всех к огню сидел тролль. Или леший, кто его знает: морда как у свиньи, рога, огромные коровьи глаза, сам мохнатый и с копытцами. Вокруг него уютно расположилась нечисть самая разномастная: пара чертенят, кикимора, штук пять ведьм с метлами, кучка то ли бесов, то ли просто монстров без определенного статуса, одинокий скелет и… Сашка! Сидел себе, веточки в костер подкидывал, болтал с троллем… Вот нашел себе компанию. Дурак!

Увиденное стоило и вдоха, и крика, и вскока на ноги. В два прыжка я оказался у костра:

— Санек, ты что здесь делаешь?! — Но ответить Сашка не успел.

Как только я подбежал к костру, все монстры, ведьмы и главный их пахан стали людьми. У костра сидел мужик в телогрейке и ушанке, какие носят в деревнях. Его окружали пацаны и девчонки — мои ровесники, а Сашки не было.

Мужик в ушанке подмигнул мне и представил компании:

— Игорь (откуда он знает?!), наш новенький, прошу любить и жаловать. — Он кивнул мне на бревнышко у костра. — Добро пожаловать в корпорацию колдунов.

Наверное, это глупо, но я спросил:

— А Сашка где? Здрасте.

— Воспитаньице! — захихикала девчонка напротив. — Его представляют, а он…

— Спокойно, — вступился мужик, — человек слегка растерялся в новом коллективе. Наша задача дать ему освоиться как можно скорее. Твои предложения, Елена?

Девчонка напротив пожала плечами, и все остальные захихикали уже над ней.

— Предложений нет, — подытожил мужик и повернулся ко мне: — Твой друг уже закончил рабочий день и пошел домой, наслаждаться заработанной силой.

Я не поверил:

— Домой? Я только что видел его здесь! Какую работу?

На этот раз захихикали все, так что мужику пришлось цыкнуть:

— Тихо! Человек новенький, непонятно, что ли? — Он повернулся ко мне: — Саша дома. Можешь позвонить ему, если хочешь. А потом обсудим с тобой рабочие дела. — Он протянул мне мобильник, старую «Мотороллу» с кирпич величиной.

Конечно, я не верил, что Сашка дома. Но позвонил. В конце концов, я тут оказался за считаные минуты, почему бы Сашке не отправиться тем же путем обратно? Я позвонил. Трубку взяла Сашкина мать, сказала, что Санек только пришел, позвала…

— Сань! — Я вцепился в «Мотороллу» двумя руками. — Сань, ты где?

Народ у костра уже не хихикал, ржал взахлеб, а мне было по барабану, главное — я слышу Сашку. Сашка был невозмутим и рассудителен как никогда:

— Ты звонишь мне домой и спрашиваешь, где я? Умно…

— Кончай прикалываться, ты… — До меня наконец дошло, что вопрос и впрямь дурацкий. — Ты где был? — нашелся я. — Что делал?

— Работал, — лаконично ответил Сашка. — Теперь опять могу вызывать дожди и заказывать колу. И тебе советую, Палыч хороший мужик. Ты ведь уже в корпорации?

— Какой, к черту, корпорации? Ты где?!. Я где?..

Народ у костра заржал еще громче, а Сашка повесил трубку.

Палыч поднял руку, и все замолчали.

— Ты убедился, что я тебя не обманываю? — Он так посмотрел, что у меня мороз пробежал по спине и ушел в землю. Я сказал:

— Нет, и хочу домой. Я сюда вообще-то за Сашкой шел. Если он дома, то и мне пора.

Никто не заржал в этот раз, все только странно на меня посмотрели, как будто я ляпнул не глупость, а что-то нехорошее.

— А как же твое желание? — спросил Палыч. — Его надо отработать. Оно уже исполнено, Игорь, тебе поверили, а ты…

Я стоял и соображал, какое именно желание, пока не дошло, — сам сказал: «Хочу, чтобы Сашка перестал быть таким придурком». Ну я ж пошутил! Они что, издеваются? Что вообще происходит? Где я? Почему я только что видел чертей и ведьм, а теперь вижу людей?

— Это нетрудно, — затараторил Палыч, — не понравится — уйдешь, а понравится — у тебя будет сила. Много сил, настоящих. Будешь вызывать дождь и колу. Оценки в школе исправлять, еще что ты там хочешь… Отработай долг, не понравится — уйдешь.

Он говорил, а сам подошел ко мне, взял за руку и повел дальше по коридору. Ребята остались у костра, я уже не видел их, я смотрел вперед. Там сияло огромное солнце и шевелились деревья. Как в лесу, только красивее. Что-то в них было такое, что сразу видно: ненастоящие, не такие, как в Подмосковье, неживые, что ли?

Мы вышли на тропинку, и я увидел, в чем секрет: каждый листочек был аккуратной формы, точная копия всех остальных, ни больше, ни меньше. Все щербинки на стволах были симметричны, как все ветки и даже торчащие из-под земли корешки. Неживой лес, как будто нарисованный по шаблону.

— Что нужно делать? — спросил я, надеясь поскорее отделаться, уйти домой и забыть весь этот бред с компьютером, чертями и нарисованным лесом. Палыч приложил палец к губам: «тихо», остановился и помолчал, прислушиваясь.

— Ты должен помочь моему хорошему другу. У него шип застрял в ноге. Бедняга мучается уже неделю, а я не могу ему помочь. Старенький я, силы уже не те. Вот если бы ты…

Я спросил:

— Это все? — Слишком легко для настоящей работы, подумаешь, шип в ноге.

— Тебе хватит! — пообещал Палыч. — Только постарайся не попадаться ему под ноги.

Я не понял, хотел переспросить, но Палыч уже толкнул меня в кусты. Я шлепнулся на четвереньки, успел подумать, что он мог быть и повежливее, и…

Нет, сперва я решил, что это гром — так ударило по ушам. Потом ударило по голове, под дых, я отлетел и стукнулся лбом о дерево. Дерево отскочило, дало мне пинка, и я наконец-то посмотрел вверх.

Больше всего это было похоже на гигантского паука, только голова была свинячья и сам — весь в щетине, как у свиньи. Свинячья голова ревела и нацеливалась проткнуть меня паучьей лапой. В одной из лап действительно торчал шип.

«Это он от боли такой злой», — подумал я, уворачиваясь. В два прыжка оказался у твари под брюхом — здесь она меня заметит не сразу. Шип, шип. Шип вон в той задней ноге, значит, надо подбежать… «Бум!» Я снова получил под дых. Свинячья щетинка, острая, как игла, воткнулась в руку. Надеюсь, тварь хотя бы не ядовитая. А все из-за того, что Сашка дурак! Тварь взревела так, что уши заложило. Во ненормальная, а? Ей помочь хотят… «Бум!» На этот раз лапа мазнула меня по спине и, похоже, здорово поцарапала. Нет, так не пойдет! Может, она это… По-русски понимает, а?

— Хороший паук, хороший. — Я предостерегающе выставил ладонь и начал потихоньку вставать на ноги. Свинячья голова угрожающе хрюкнула.

— И свинья — тоже ничего, — продолжал я заговаривать зубы. Сейчас встану, подойду, вытащу проклятый шип и никогда-никогда больше… «Бум!» Бедная моя голова!

Я шлепнулся навзничь и несколько секунд пытался сфокусироваться на голубом пятне неба. Голова кружилась так, будто я катался на американских горках. Да, и еще продолжал бормотать: «Хороший паук, хороший…» Перед лицом возникло свиное рыло и обнажило желтые клыки. Две паучьи лапы взяли меня поперек туловища, осторожно, как двумя пальцами, приподняли над землей…

Ну уж нет! Сашка, конечно, дурак, но это не повод погибать в пасти у свиньи-мутанта. Я врезал с двух рук по лапам, вывернулся, больно шмякнулся о землю, пробежал к задней ноге, ухватил шип… «Бум!» Ну это уже начало приедаться. Голова опять закружилась, но шип я не выпустил. Уперся ногами в лапу, дернул изо всех сил (бум!) и свалился плашмя на землю с шипом в руках.

Если Сашка сегодня «работал» на Палыча хоть вполовину так же, как я, он определенно достоин уважения. Хотя все равно дурак.

Глава III В которой Сашка превращается в птеродактиля

Голова трещала так, будто по ней ходили кони. Я вспомнил, что вчера было, подумал: «Приснилось» — и осторожно пощупал лоб. Шишка. Еще шишка. Неужели?..

— Игорь! — Мать вошла, а я тут валяюсь, весь в шишках. Совершенно не помню, как вчера добрался домой. — Игорь, ты в школу сегодня собираешься?

Только не это! Может, кто не в курсе, но я вчера побывал за городом, под землей, десять раз чуть не свихнулся и один раз сражался с пауком-гигантом. Я весь в синяках и шишках, я руками-то шевелю с трудом… Какая школа?!

— Не хочу! — сказал я, а пальцы щелкнули словно сами.

— Как угодно, — неожиданно ответила мать. — Школа твоя, ты волен ходить туда или нет. А мне на работу надо. Пока. — И вышла, не успел я сообразить, что случилось.

Нет, вообще-то она у меня нормальная: если, к примеру, контрольная грядет, а я не готов — поймет и разрешит прогулять. Еще и записку учителю напишет, чтобы проблем не было. Когда болею — само собой, в школу меня не гонят. Но так, на ровном месте: «Школа твоя, ты волен ходить туда или нет» — это что-то новенькое. Неужели?.. Странное чувство. Сон не сон, а шишки болят, хотя все равно не верится. Да и кто поверит?! Кто, скажите на милость, примет на веру, что, коснувшись пальцем экрана компьютера, можно за один час научиться творить чудеса, вступить в корпорацию колдунов, побывать в этой самой корпорации, с монстром сразиться? Я бы не поверил. И сейчас не верил сам себе.

Встал, дернул занавеску. За окном все тот же дурацкий вид, приевшийся за тринадцать лет: макушки деревьев, небо, солнце. Все как всегда. Сашка, Леха, Мелкий и Длинный, все-все мои одноклассники сейчас встанут и пойдут в школу. В нашу обычную дурацкую школу, на нашу обычную дурацкую алгебру. Достанут свои обычные дурацкие тетрадки и будут решать обычные дурацкие задачки… В общем — тоска. А Сашка вчера дождь вызвал щелчком пальцев…

В дверь заскребся мой обычный дурацкий пес. Гулять хочет. Тоже мне, фон барон, ему плевать, какая на улице погода, какое у тебя настроение, умри, но обслужи, выведи их светлость на прогулку, а то пожалеешь.

— Гуляй сам! — цыкнул я, и царапанье двери прекратилось. Пальцы опять щелкнули сами собой. Через секунду хлопнула входная дверь. Пришел кто-то? Или мать ушла на работу? Я вышел в коридор — никого. Открыл входную дверь и увидел удаляющийся вниз по лестнице собачий хвост. Вот! Может же, когда захочет! Интересно, а в дверь он позвонит или ключи взял?

Настроение улучшилось, я даже нашел в себе силы умыться, сесть в коридоре и ждать пса с прогулки. Интересно же, правда! На тумбочке тренькнул телефон. Сашка!

— Здорово. Ты тоже в школу не пошел?

— А че мне там делать? — солидно ответил Санек. — Я же теперь колдун. Могу вообще не учиться и не работать.

Такая светлая мысль мне в голову не приходила. Я даже уточнил:

— Что, совсем?

— Ну да. Ты че, тормоз? Скажи мне, зачем люди учатся?

— Чтобы получить образование, — растерялся я.

— А это зачем?

— Чтобы была хорошая работа.

— А она?

— Чтобы жить!

— Ну!

— Что «ну»?

— Ты тормоз, Игорь! Ты можешь получить и так все что хочешь на блюдечке, ты же колдун! Захочешь — сможешь вообще обходиться без еды, одежды и жилья и чувствовать себя на порядок лучше любого офисного планктона…

«Офисный планктон» звучало солидно, ясно, что Сашка знал, о чем говорит. Но насчет «без еды, одежды и жилья» он, пожалуй, загнул.

— Ты уверен? — переспросил я. — Мне вовсе не улыбается шляться голышом по улице и выглядеть счастливым. Так и в психушку попасть недолго.

— Дурак! — рявкнул в трубку Сашка. — Ты можешь стать олигархом, невидимкой, воздухом, деревом, наконец! Какая психушка, очнись! Психушка, школа и работа теперь находятся в другом измерении! Сейчас я к тебе зайду, ты, похоже, так и не понял, какие у тебя возможности!

Он положил трубку и тотчас же позвонил в дверь. Я открыл. На пороге рядом с Сашкой стоял хитрюга-пес. А я так надеялся, что он взял ключи!

Санек, видимо, уже совсем вошел в образ колдуна. Он стоял на пороге в одних трусах и брезгливо вертел в руке стаканчик мороженого:

— Хочешь? Обожрался с утра.

Я отказался, уж очень брезгливой была его мина. И вообще, колдун я или не колдун?! Я сказал:

— Давай вместе во что-нибудь превратимся, а то одному непривычно.

— Лучше по одному, — солидно заметил Сашка. — Я еще не понял, сколько силы дается на раз, может случиться так, что превратимся, а обратно — уже придется зарабатывать. А как работать, если ты табуретка или пень.

Я сказал:

— Не хочу быть пнем.

— А кем хочешь?

— Летать хочу. Птицей.

— Лучше воздухом.

— Ага, а ты меня испортишь!

Сашка заржал:

— Валяй, становись своей птицей! — прошел в комнату, плюхнулся на диван и стал ждать шоу.

Я вышел на середину, щелкнул пальцами и…

Пол стремительно приближался, казалось, еще секунда — и я разобью его клювом. Как же летать-то, а? Я замахал руками, смутно догадываясь, что это теперь и есть крылья, и пол стал отдаляться. Огромный уродливый Сашка вскочил с дивана и запрыгал внизу:

— Игорь, ты летишь!

Неужели? Руки не уставали, хвост рулил сам собой. Ног я вообще не чувствовал. Пол, далекий и твердый на вид, выглядел пугающе. Я выпорхнул в форточку, услышал: «Игорь, ты куда?!» — и чуть не сошел с ума. Вроде небо, вроде солнце, деревья, вроде… Не те! Вообще не похожи на те, что я видел из окна все эти годы. Листья огромные, больше, чем у фикуса, солнце — теперь я верю, что это звезда! Небо — раздолье! Это непередаваемый кайф — летать и шкрябать по листьям лапами, вот сейчас загну мертвую петлю!..

— Игорь, ты где? — Сашка высунулся в форточку и орал. Он же не различает меня среди других птиц. Да и не видит поди, я так летаю, что у него, небось, в глазах рябит. Я ему чирикнул, но он разве поймет?! Человек! Действительно мерзкое существо. Громадное, неуклюжее, с большими глазами, несуразно длинными конечностями. А какие огромные у людей прыщи, когда ты воробей! Нет, правда: был человеком — не замечал, они мне казались маленькими. А теперь вижу… Фу! Ненавижу быть человеком!

— Игорь, залетай, ты где?

Вот истеричка-то, а? Ладно-ладно, иду. Я влетел в форточку, чирикнул, что хочу обратно, и щелкнул уже своими человеческими пальцами. Длинными, костлявыми — фу! Больно приземлился на пол, аж иголочки в ногах забегали. Отвратительно!

— Ну как ты, рассказывай?! — насел на меня Сашка.

Я только отмахнулся:

— Попробуй сам. Оно того стоит. — И занял его место на диване.

Санек подошел к окну, щелкнул пальцами… Нет, он все-таки остался дураком. Неуклюжие человеческие руки превращались на моих глазах в еще более неуклюжие кожистые крылья, лицо вытянулось, потемнело… Ага, воробей ему показался неоригинальным, этот идиот решил превратиться в птеродактиля. Ну-ну, как он в форточку-то вылетать думает? Соседи испугаются!..

В форточку он все-таки пролез, сложив огромные крылья, протиснулся, рухнул было камнем вниз, но быстро сориентировался, взлетел…

Вот это пейзаж за окном, это я понимаю! Солнце, небо, верхушки деревьев и твой сосед — птеродактиль, очень оригинально!

Я сидел на диване и наблюдал, как Санек выписывает кренделя в воздухе. Что бы такое еще придумать, а? Можно пойти в школу и заставить учителей петь и танцевать (а что, они же нас заставляют на всяких там утренниках!), перекрасить все машины под окнами в зеленый цвет, открыть «Макдоналдс» на крыше соседнего дома, научить разговаривать окрестных собак, чтобы хозяева в обморок падали, да мало ли что?!

Санек выписывал кренделя, а я, кажется, начал осознавать, какие у меня теперь возможности. Сашка прав, я в школу больше не пойду. Пойду в корпорацию, буду работать каждый день, вылечивать пауков хоть по десять штук за смену, если понадобится. Я теперь все могу. Все-все, и даже больше. Надо познакомиться с народом в корпорации, поспрашивать, как они живут, чем занимаются. Наверняка мутят что-то поинтереснее превращений в птеродактиля.

— Ну, блин, это жесть! — Санек спикировал в комнату (форточку чуть не снес, зараза), обрел человеческий облик и стал зачем-то отряхиваться:

— Жуки о крылья разбиваются, как о стекло машины, прикинь?!

Я сказал:

— Ты бы еще слоном летающим стал. Смотри, завтра во всех газетах твой портрет будет. Сколько народу тебя видело?

— Плевать, — хихикнул Санек. — Хочу, чтобы свидетели моего полета все забыли! — Он щелкнул пальцами, и стало темно.

Глава IV В которой мы с Сашкой устраиваемся на работу

Я даже не испугался, удивился просто, слишком быстро все произошло. А через секунду сообразил, что мы опять стоим на поляне в той самой луже, где я оказался вчера.

— Сила кончилась! — солидно заметил Сашка.

— Угу. — Это все, что я мог сказать, потому что грязь уже подбиралась ко рту. Только это все ерунда, второй раз уже не страшно. Вот сейчас мы окажемся под землей…

Палыч сидел у костра один, надо полагать, рабочий день был в разгаре. Увидел нас и набросился:

— Опаздываете на работу! Оштрафую.

Санек хихикнул, как человек, хорошо понимающий шутку, но Палыч глянул на него так, что я подумал, может, и не шутит он, а? Корпорация есть корпорация, может быть, здесь своя система поощрений и наказаний? Интересно, как тут штрафуют? Вычитают проценты из заработанной силы? Палыч сердито посмотрел на нас и махнул рукой куда-то вперед:

— Ты на покойников, ты — на упырей, и чтобы за час управились! Куча работы сегодня, а они… эх! — Он щелкнул пальцами, и снова стало темно.

Я стоял в темноте с чем-то тяжелым в руках: палка не палка… А, лопата! Допустим, и что я с ней здесь делаю? И что я с ней делаю где? Ни черенка лопаты, ни собственного носа не видать, только стрекочут кузнечики и ухает сова. А было утро…

Впереди сверкнули два красных огонька. Подумал было, машина, но слишком быстро понял, что нет. Палыч сказал: «Ты на упырей, ты на покойников», — интересно, кто такой красноглазый достался мне?

Огоньков прибавлялось. Там и тут вспыхивали новые и новые пары красных глаз. Больше ничего не было видно. И хорошо, что не видно, и ладно. Ни к чему лишние эмоции на работе, сейчас я их всех не глядя… Судя по лопате — закопаю. Судя по красным глазам (они вроде бывают у упырей) — вгоню всем в спины черенок. И что же делать? Если перепутаю, Палыч по головке не погладит, вон какой сердитый был с утра!

Я так и стоял, а огоньки так и вспыхивали. Считать я уже боялся. Тут и там, как на улице в Новый год, целыми гроздьями, словно гирлянды на проводах! Хорошо, поделим на два (ведь у каждого по два глаза), все равно выйдет очень и очень много.

Главное — кроме глаз, я ни черта не видел. Пока не высунулась из темноты белая рука в лохмотьях и не схватила за майку. Я разглядел тогда, почему она белая: мяса нет, не рука, а одни кости. А лохмотья-то как раз из мяса и кожи… Нет, не противно, когда этакая конечность тебя хватает, меньше всего думаешь о брезгливости. Какая брезгливость, отбиваться надо!

Я с размаху саданул по руке, и она отпала. Уже лучше. Теперь нужно закопать… Пробовали рыть вслепую? Первое, что я сделал, — это вогнал острую кромку лопаты мертвяку в ногу. Понятное дело, ему это не понравилось. Мертвяк (или все-таки упырь?) взвыл и так наподдал мне оставшейся рукой, что я свалился плашмя на землю, ударившись при этом затылком о собственную лопату. А у кого-то фонарик есть!..

Фонарик висел на поясе сзади, наверное, Палыч позаботился. А я и не замечал, пока не шлепнулся спиной прямо на металлический корпус. Кнопка больно врезалась в поясницу, вспыхнул свет…

Опа! Нет, я не жалуюсь. Я работаю в корпорации колдунов и уже знаю, какие такие веселые задания может подкинуть Палыч. Вчера вон паук, сегодня мертвяки. Но открывшееся мне зрелище было, честно говоря, непривычным. Я валялся на земле, из-под пятой точки пробивался луч фонарика. А в луче — сотни! Нет, тысячи! Целая армия гнилых костей. Были здесь и целые, отполированные землей скелеты. На некоторых еще осталась кожа, а были и вообще свеженькие, как живые… И все ринулись на меня! Теперь, когда я светил мягким местом, они отлично видели, куда идти и на кого бросаться.

Я вскочил, получил под коленку костлявой ступней, рухнул на землю и покатился, покатился вниз… Склон здесь или… Или. Когда я встал на ноги, вокруг была земля, черная и удушливая, со всех сторон. И только наверху, там, где раньше было небо, горели красные огоньки.

Гореть-то горели, а землей швырялись от души, как псы на даче, старались, закапывали меня. Огромный комок попал в глаз, следующий — залепил ноздри, еще один — опять в глаза… Надо выбираться.

Лопата еще осталась при мне (как не уронил?), и это было здорово. Выключив фонарик (а черт их знает, может, они без фонарика меня и правда не видят?), я размахнулся, воткнул лопату в отвесную стену ямы и попробовал подтянуться. Получилось. Старые могилы, крепкие, что этим не лежалось там спокойно? Красные огоньки таращились сверху и уходить не спешили. Вылезу сейчас, а они меня — обратно, да еще пинка отвесят, чтобы не рыпался… Так, ладно, сперва вылезу. Воткнул лопату выше, подтянулся, еще, еще и — здравствуйте, скелеты!

Первый толкнул меня, но обломался, я успел отскочить, и в яму полетел сам скелет. Второго столкнул уже я, пока третий, четвертый и сто второй висли у меня на ногах. Этим я наподдал черенком лопаты, и они скатились в могилу. Потом какой-то шустрый, свеженький мертвяк, в еще не истлевшей одежде, так дернул меня за руку, что я пропахал носом метра три, заодно обнаружив, что могил здесь много! Только не упади, только сталкивай туда мертвяков…

Дальше было легко. Я толкал, отбивался, толкал, падал, вставал, толкал… Когда в яму свалилась последняя пара красных глаз, я понял, что слегка обсчитался. Не сотня их тут и не тысяча, а так — несколько десятков. Теперь надо всех зарыть и ухитриться в темноте не упасть к ним в гости. Уже не боясь, что заметят, я включил фонарик: да все просто! Около каждой могилы — насыпь земли, покидал в яму — и все! Палыч, конечно, зверь, хотел, чтобы я управился за полчаса, но не будем относиться к этому серьезно. Здесь часа три только закапывать, если на совесть. А сколько времени я провозился, сталкивая этих костлявых назад в могилы, — и считать боюсь! Ничего, насобачимся!

Когда я притоптал последний холмик, рук уже не чувствовал. Равно как и спины, и ног. Даже еще продолжал притаптывать землю, оказавшись у костра с Палычем и ребятами, потому что не сразу понял, что все, закончился мой рабочий день. У костра хихикали. Я подумал, как достала меня та ехидная девчонка, которая подкалывала вчера, но поднял голову и не нашел ее у костра. Две другие девчонки — были, парни были все и Сашка, а той не было. Заболела, что ли? Больничный взяла, гы-гы, дома лежит, пьет чай с малиной, вместо того чтобы мертвяков лопатой охаживать, как все честные люди! Сашка тоже был никакой: рукав порван, коленки исцарапаны, под глазом — фингал. Видимо, рабочий день прошел плодотворно не только у меня. Палыч смотрел на меня так, будто я проштрафился капитально, развалился в его начальническом кресле и попиваю кофе.

— Наконец-то Игорь почтил нас своим присутствием, — сказал он. Народ робко захихикал, а Палыч продолжал нотации: — Я велел тебе закопать покойников, а не самому нырять в могилу!

Ребята заржали уже в полный голос, и Сашка — тоже. Предатель!

— А ты, Саша, зря смеешься! — оборвал его Палыч. — Кто укусил упыря? Это что, такое новое наказание?! Да ты, Саша, Макаренко! Действительно логично: если тебя кусает упырь, надо укусить его самому! Тебе не откажешь в находчивости, молодец!

Народ у костра гоготал, и я уже сам не выдерживал: во Санек, во дает! Надо же, цапнул упыря, это ж еще додуматься надо!

— Игорь, я тебя только что отчитывал, а ты смеешься! — одернул Палыч. — Смотрите, чтобы в последний раз! Елена уже досмеялась.

Все притихли, а я понял, что Елена — это как раз та вчерашняя ехидная девчонка. Хотел спросить: «Что с ней?» — но побоялся. Палыч так прожигал меня глазами, что хотелось зарыться в землю и кусать там упырей, лишь бы он никогда-никогда меня не нашел! Жуткий взгляд у нашего начальника! Лучше и правда не злить.

— Отдыхайте, — смягчился Палыч и развернулся, будто уходит. Потом затормозил, оглянулся на меня: — Смотри, чтобы в последний раз! Всех касается, — буркнул он уже под нос и растворился.

— Как ты? — бросился ко мне Санек, а я к нему. «Как ты?» — мы спросили одновременно, чем вызвали очередную овацию. Я думал, ребята ржут за компанию для Палыча, а тут Палыча не было, а они ржали во весь голос. Да еще с комментариями:

— Новенькие друг у друга косточки пересчитывают! — гоготал белобрысый парень, на год постарше нас.

— Цел ли ты, мой друг? — вторил ему другой, рыжий, как апельсин. — Не откусил ли тебе упырь чего важного?

Девчонки тоже захихикали, а я встал и молча двинул рыжему по морде. Тот, понятно, в долгу не остался, и через минуту я уже катался по земле с ним в обнимку, лупил наугад и думал, как бы не попасть башкой в костер. Краем глаза видел, что Санек с белобрысым тоже не теряют времени даром. До меня доносились ругательства и красноречивые обрывки:

— Щас получишь!

— Сам уже получил! А мордой в костер?

— Дурак!

— Тихо, мальчики, он пошутил!

Рыжему я поставил фингал, а он мне разбил нос. Санек с белобрысым тоже оттянулись на славу: у белобрысого майка была порвана в лоскуты, у Санька на лбу наливалась отменная шишка. Мы сели на бревнышки отдышаться.

— Леха, — протянул руку рыжий.

— Васек, — и белобрысый решил пойти на мировую.

«Вот и познакомились», — думал я, пожимая руки тому и другому и косясь на Санька, который наколдовал кофе и пытался вскипятить его на костре.

— Не так, смотри. — Васек взял у него турку, перелил в котелок и ловко пристроил над костром. — Теперь быстро сварится.

— Вы, наверное, давно здесь? — Санек начал прощупывать почву. Я знал, что он хочет спросить, потому что самому интересно было. И страшно. Только это секрет.

— Не очень. — Васек ловко снял котелок с костра, сыпанул корицы и стал разливать по кружкам. — Месяца два, Леха — дольше. Лидка с Лелькой вон пятый год пашут, они у нас ветераны. Ленка тоже долго работала.

— А что с ней? — не выдержал я. Васек молча сунул мне кружку и стал смотреть на девчонок.

Девчонки колоться не спешили. Та, что повыше, плеснула в кружку молока и пожала плечами. Другая плеснула молока себе на ноги, и у нее появилась другая тема для разговора:

— Обожглась!

— Не валяй дурака, Лид, — одернул ее Васек.

Лидка перестала валять дурака и с честными глазами ответила:

— Не знаю. Стараюсь об этом не думать. Палыч отмалчивается, не любит об этом говорить.

— Думаешь, он ее…

— Нет. — Лидка ответила так быстро, что я засомневался. — Нет, он не станет мараться о неудачников, — добавила она для доходчивости. Хотя до меня все равно не дошло.

— Ленка что, неудачница?

— Ну да. Другие не пропадают.

— Пропадают? — переспросил Санек. — Хочешь сказать, это здесь часто?

— На моей памяти она пятая, — солидно ответила Лидка. — Все, кто пропадал, не справлялись со своей работой. Палыч называл их неудачниками, а потом они пропадали. Нам говорил, что просто увольняет их, но…

— Что? — спросили мы уже хором.

Лидка отхлебнула из чашки и кивнула на подругу:

— Мы ведь втроем сюда пришли. Я, Лелька и Танюха. Так вот, Танюху он первую выгнал при мне. И она пропала.

— В смысле, из дома тоже? — переспросил я.

Лидка кивнула, и мне захотелось домой. Санек сидел, сосредоточенно глядя в кружку. Леха крепко хлопнул меня по спине:

— Чего раскис, девушка? Думаешь, нам это грозит? Думаешь, мы не справимся? Или сам боишься?

— Боится, боится! — поддержал его Васек. — Схавал! Это ж байка! Дома твоя Ленка, пироги лопает, уволили ее! Работа в корпорации не для рохлей! А он и уши развесил! Обманули дурака на четыре кулака!

Все заржали, и Лидка — тоже. Неужели обманула? Непохоже что-то, о пропавшей подруге так не врут. С таким серьезным лицом, да еще проливая на ноги холодное молоко…

— Хорош! — Я хлопнул Леху по спине. — Я не пропаду так просто, не на того напали. Прилипну как банный лист и утяну за собо-ой… — Я вцепился в Лехину майку и стал заваливаться назад, действительно утягивая Леху. Опрокинулся сам, опрокинул его. Леха сказал:

— Дурак!

Встали, отряхнулись, поржали. Вот какой я молодец! Лицо потерял — лицо вернул. Нормальная ситуация для новичка, главное — авторитет восстановлен.

Правда, все равно страшно… Только это — секрет.

Глава V В которой начинается наша новая жизнь

Если мать тобой недовольна, то ей без разницы, какой ты замечательный. Отличник, победитель олимпиады, спортсмен, вундеркинд, волшебник. Все твои рекорды, все достижения, все, за что тебя ставят в пример соседям и одноклассникам, все, чем хвастается сама же мать своим подругами, — все это разбивается в одночасье одной-единственной фразой:

— Мусор вынес?

Я как услышал, чуть не свалился на четвереньки, прямо ей под ноги. Я вот с работы пришел, мертвецов закапывал, устал. Я, между прочим, не хухры-мухры, я теперь колдун. Я могу сделать так, что мусор будет покидать нашу квартиру сам. Вылетать в форточку веселой стайкой разноцветных коробочек, звенящих бутылочек и блестящих на солнце селедочных хвостов… Сам летать тоже могу, и не только. Да я… Да у меня… Да если захочу… А она: «Мусор вынес?»

— Времени не было! — говорю. И ведь не соврал, заметьте! А она:

— Чем же ты, интересно, был занят?! В школу не пошел, дома бардак, уроков, судя по чистому столу, тоже не сделал. А у кого-то четверть кончается…

— Сам знаю! — Я уже разозлился. Мне теперь пофиг все на свете четверти, захочу — академиком стану! Но разве ей объяснишь?!

— А вот я не вижу, чтобы ты что-то предпринимал по этому поводу! По алгебре трояк думаешь исправлять?

Я не выдержал:

— Тебе какое дело?!

— Ну, знаешь!.. — Мать круто повернулась и ушла к себе в комнату. Вот и хорошо, вот и ладно. Я как-нибудь обойдусь без вечерних нотаций. Захочу, и без нее обойдусь! А что? Разве можно жить с человеком, который все время тобой недоволен? «Уроки сделал — допустим, а мусор почему не вынес? Мусор вынес, а по алгебре почему трояк?» Все ей не так, все! Она и разговаривает со мной готовыми фразами: «Пора вставать!», «Делай уроки», «Вынеси мусор», «Спокойной ночи», — все. Каждый день у нас такие плодотворные беседы. Какой, скажите мне, нормальный человек это выдержит?! Нет, хватит-хватит!

Я хлопнул дверью своей комнаты и плюхнулся на диван. Она затиранила меня! Она на меня давит своим постоянным сухим недовольством. Хоть ты об стенку расшибись, стань отличником, выиграй все московские олимпиады. Все, что ты услышишь от нее, будет: «Мусор вынес?» Вот так. Мусор — самое главное в нашей жизни. Потому что его много. Не хочу больше выносить мусор! Не хочу слушать ежедневные упреки! Не хочу вообще ни слышать ее, ни видеть, устал!..

Пальцы щелкнули будто сами. И ничего не произошло! Я как валялся на диване, так и остался там. Силы, что ли, сегодня не заработал, плохо гонял мертвяков? Или Палыч сдержал обещание и оштрафовал меня? Может, надо точнее формулировать свои желания, попробовать еще разок?

Я только рот открыл, как дверь распахнулась, и в мою комнату влетел Санек, за ним — Палыч, Леха, Лидка и вся корпорация колдунов, шумная и веселая. У Палыча в руках был огромный торт, у всех остальных — шарики, конфетти, свистки. Компания выглядела так, будто пришла ко мне на день рождения.

— Молодец, Игорь! — хлопнул меня по плечу Санек. — Я знал, что ты с нами!

— Я и так с вами, — пожал я плечами. — Что случилось-то?

— Ты совершил Поступок, — разъяснил Палыч и глянул на меня так, будто теперь я-то уж точно все понял.

— Какой поступок? — Я не понял, честно.

— Да брось! — Леха хлопнул меня по плечу. — Ты же колдун! Твое место среди нас, в нашем мире, а не среди неудачников, которые только и думают, вынес ли ты мусор.

— В вашем мире? — Я почти начал понимать. Когда Сашка говорил: «Пойми, для нас школа, работа и психушка находятся в другом измерении», — он имел в виду не абстрактную ситуацию, а вполне конкретное другое измерение, в которое я сейчас и попал.

Проверяя свою догадку, я вскочил, отодвинул девчонок от двери комнаты, вышел…

Здравствуй, новый мир! Здравствуйте, деревья и кусты, которых в нашем с матерью доме отродясь не было, здравствуй, небо вместо потолка гостиной, здравствуйте, простор вместо стен и обоев, лупоглазые олени, пасущиеся на полянке, вместо моего старого пса, птички вместо дверного звонка, колючие кусты вместо сортира… Моя комната сиротливой коробкой стояла на огромной поляне. А вокруг — красота!

— Видал? — выскочил из-за моей спины Сашка. — Это и есть наш мир! Обалденно красивый и совершенный во всех отношениях. Твой мир. Такой, какой захочешь ты, а не мать, не психушка, не школа, не социум. Твое место здесь, понял?

Да, кажется, понял. Если я все могу, то почему я правда должен жить среди обычных людей, которые только и могут, что мусор выносить каждые полчаса на скорость?! Их не переменишь, у них свои ценности, поэтому их мир трогать не надо. Мать испугается, если вдруг мусор начнет выносить себя сам. Не поймет, ага. Вот и нечего ее травмировать. Если я хочу, чтобы мусор сам выносился, а школа находилась в другом измерении, то мое место здесь, на поляне. Тут можно все, что я хочу. И все будет так, как я хочу. И никто не удивится, и ничьи нервы не пострадают. Ведь я окружен такими же колдунами, как сам. Я сказал:

— Понял. — И ребята с Палычем во главе вышли на поляну.

— Раз понял, тогда давайте праздновать! — солидно предложил Палыч и понес мне торт с кучей свечек:

— Задувай!

Я задул. Свечки считать постеснялся, уж очень их было много. Хотелось спросить: «Это мне столько лет?» — но не стал. Это в том старом мире свечки на торты ставят по количеству лет, а здесь наверняка все по-другому! Так, как я захочу. Хочу много свечек, будет мне много свечек! И никто не будет орать: «Куда тебе столько, ты еще маленький!» Все поймут. Все свои.

Народ захлопал, Палыч поднял руку, как делают, когда хотят что-то сказать. Все притихли.

— С приходом Игоря и с понедельника, — торжественно заявил Палыч, — я начинаю конкурсную неделю для выбора партнера. Я уже стар, мне нужен партнер, совладелец корпорации, тот, кому я смогу передать свое дело. Им может стать один из вас. С понедельника начнется конкурс, я буду присматриваться, как вы работаете, и выберу самого достойного.

Все притихли, по полянке пробежал шепоток «Ого!», «Не фига себе!», «Круто!», «Интересно, кто выиграет?!»

Палыч самодовольно улыбнулся:

— Веселитесь! Только помните, что понедельник уже завтра!

Торт был просто нереально вкусным, не иначе Палыч колдовал сам. Девчонки превратились в птиц и затеяли полеты на скорость, Санек экспериментировал с сотворением колы из воздуха: бутылка все время получалась большая, а он хотел поиграть с объемами. Леха и Васек выращивали арбузы на дереве, кто больше, в общем — веселье удалось. Я сидел и смотрел на них, думая, как мне повезло. Не будь Сашка таким дураком, не купился бы он на рекламу в Интернете, и не было бы здесь ни меня, ни его. Сидели бы сейчас дома, уроки делали.

По уху мазнула пролетающая арбузная корка, Леха с Васьком решили проверить, у кого получается вкуснее. Я отошел на несколько шагов, чтобы не получить в лоб шальной коркой, и увидел озеро. Маленькое, голубое, как с иллюстрации в книжке. Раздеваться было лень, да и не к чему — захочу — одежда на мне высохнет по щелчку пальцев или вовсе сменится. Сложил руки домиком, плюхнулся животом так, что брызги достали до неба, и поплыл.

Глава VI В которой Петров храпит, а я получаю по шее

Девчонки ушли спать в Африку, там, говорят, тепло. Леха с Васьком предпочли какой-то отель в Венеции, им там вид из окна нравится. Палыч — не знаю, а мы с Саньком расположились прямо на поляне под открытым небом. Звезды огромные, даже не темно, соловей, мягкий мох под головой — красота! И… одинокий скелет, печально склонивший надо мной голову, пялится пустыми глазницами.

— Саня! — Я заорал, вскочив, ударил скелета головой, но ему, кажется, хуже не стало. Вязанка костей, которая когда-то была рукой, схватила меня за волосы и от души долбанула об коленку. Коленка была твердая (еще бы!), я даже, кажется, разбил нос и, прежде чем сообразил, что делать и почему Санек не откликается, получил пинка:

— Вот тебе Санек! — Я плюхнулся на четвереньки, клюнув носом мягкий мох. Уже интересно! Что этот скелет здесь забыл, почему напал и с чего вдруг его возмущает, что я зову Санька?

Я встал, повернулся: Санек спал как ни в чем не бывало, а скелет разминал пальцы-косточки, явно готовясь напасть на меня.

— Ты почему меня с Петровым закопал вчера? Он плохой сосед, храпит и гремит костями!

Я смутно припомнил, что на днях закапывал мертвяков. Закапывал не аккуратно, а как попало: по несколько штук в одну могилу, лишь бы закопать. Стало быть, этот мной недоволен и пришел разбираться…

— Так было надо! — нашелся я. — Иди и смирись!

— Щас! — Скелет двинул мне под дых с такой силой, что в глазах потемнело.

— Ты что же думаешь, если колдун, то все можно? Да я тебя со всем колдовством порву и спрашивать не стану. Верни мне мою могилу! — Он замахнулся для удара, но я успел отскочить. — Верни, тебе говорят!

— Я не брал. — Прозвучало, наверное, глупо, но кто, скажите, не растерялся бы при виде такого гостя с такой просьбочкой.

Скелет приоткрыл желтовато-ржавую челюсть и заржал:

— Ты, юморист, ты, кажется, не понял!.. — Он снова замахнулся, на этот раз удачно. Очень удачно. У меня было время оценить силу удара, пока я катался по земле в обнимку с ушибленным коленом. Вот костлявый, а! Люди все-таки ни черта не понимают в боксе и боях вообще. Все пыжатся, ходят в качалку, набирают вес, чтобы задавить им противника… А противник ка-а-к врежет своими костями, хоть стой, хоть падай. Буду худеть, чтобы никто меня не победил! Но сначала встану…

— Куда? — Скелет молча двинул мне ногой под дых, и я молча свалился обратно на траву. Черт, видно, этот Петров сильно достал моего скелета, раз он такой злой. Вчера я один раскидал их всех, а сегодня мне с ним одним не справиться! Я перевел дыхание, крикнул:

— Санек!

— Санек тебя не спасет. — Скелет мерзко захихикал. — Он спасет меня! Будет лежать с нами в могиле, пока ты не изволишь меня выкопать и переселить от этого ужасного Петрова! Отдельную могилу хочу! — рявкнул он мне в самое лицо, схватил в охапку спящего Санька и дал такого стрекача! Я только моргнул, а скелета рядом уже не было.

Первым делом я рванул за ним и остановился на середине поляны: куда бежать-то? Вот поляна, впереди — лес, справа лес, слева и сзади — все тот же лес. Скелет, конечно, не иголка, но искать его ночью в лесу — дело нелегкое. Было бы хоть светло…

Я обругал себя идиотом и щелкнул пальцами: «Хочу, чтобы был день! Или фонарик…» Последнее я добавил на всякий случай: кто его знает, этот волшебный мир, если со скелетами колдуны вроде меня должны справляться вручную, может быть, здесь мы не такие уж всемогущие?

Угадал. А может, из двух желаний получилось наиболее простое: небо не посветлело ничуть, а фонарик — вот он, лежит у ног, хороший дальнобойный, бери, пользуйся. Я подобрал и включил. Луч действительно бил далеко, на много метров, я увидел, как у самого леса улепетнул в кусты вспугнутый зверь. Видел бы хоть, в какую сторону побежал чокнутый скелет, так нет же! Он испарился так быстро… Иди теперь куда хочешь! Я и пошел, куда хотел, — прямо. Сашку надо выручать, сомнительное это удовольствие лежать в холодной могиле, где помимо твоего похитителя еще есть противный Петров, который храпит и скрипит зубами. Интересно, а как он храпит: у него же одни кости?! И разговаривает вообще как? Я осекся, вспомнил, что не дома. Это мир колдунов, мальчик, здесь не то что мертвецы говорящие, здесь много чего может случиться.

Ветка хлестнула по лицу, куст царапнул мне коленку. На всякий случай я сделал еще шаг и свернул в сторону. Нет, тут скелета точно не было. Не пройдет он здесь: ветки переплелись тесно-тесно. Скелет обязательно обломал бы хоть парочку, а тут — явно не ступала ничья нога. Вот там, чуть правее, явно болтается сломанная ветка, и кустик втоптан, там явно кто-то был… Я подошел ближе, толкнул ветку и вышел на тропу.

Ура! Хотя, может быть, и нет. Бежать в лес можно на все четыре стороны, и вряд ли тропинка здесь одна. Но раз наткнулся на эту, проверю сперва ее.

Луч фонарика бил далеко: я видел тропинку, разбегающихся от света мелких грызунов. Следов, правда, не видел, но тут такая жесткая земля, а скелет все-таки легкий… Кто-то большой вспорхнул с ветки, спикировал вниз, цапнул в когти мышку и был таков. Филин, кажется. Кто его разберет в темноте! Вон еще один хлопает крыльями, где-то рядом. Близко-близко…

Я испугаться не успел, как чья-то когтистая лапа больно царапнула по шее, чье-то крыло больно врезало по лицу, чей-то клюв, не видел какой, так долбанул по затылку, что голова закружилась.

— Кыш! — Я махнул рукой на невидимого агрессора, зажмурился, потому что клюв был прямо перед глазами, отвернул лицо, направил фонарик… Сирена… А, русалка! Не та, которая с хвостом, а которая у Пушкина «на ветвях сидит» — птица с женской головой! И явно чем-то недовольна…

То, что я принял за клюв, оказалось огромным когтем, и русалка тут же пустила его в ход: размахнулась и… Я зажмурился, увернулся, подумал, что мне вовсе не обязательно с ней драться, достаточно просто найти Сашку, и всякие там русалки здесь ни при чем.

— Кыш! — махнул рукой, сам же оцарапался о ее когти и побежал!

Фонарик прыгал у меня в руках, и луч — тоже прыгал. Если бы он не прыгал, а шел себе ровно, я бы, конечно, заметил ту яму. А так… Огромная ветка попала под ногу, русалкино крыло мазнуло по лицу, что-то больно врезалось в коленки и ладони… Я поднял голову: небо. Посмотрел по сторонам — земля стеной. Яма здесь, яма. Похожа на могилы, что я закапывал вчера. Неужели наконец-то найду Сашку?! Нет, могилы я же закопал. А эта больше похожа на нору, во всяком случае, во-он там в стене лаз уходит вглубь…

Подтверждая мою догадку, раздался недвусмысленный рев. Надо выбираться, мне вовсе неохота знакомиться с хозяином норы. Пусть уж лучше русалка, она не очень большая и нападает молча… Вот странно: я видел, что русалка кружит над ямой, широкие крылья заслоняли полнеба, но спускаться ко мне она не торопилась. Ждет? Сама боится хозяина норы? Я, как мог, разбежался и попробовал выскочить так, с разбегу, но только пропахал носом пару метров земли. А рев приближался! Повертел фонариком, посмотрел: вдруг есть что-то, на что можно встать? Нет, только кости, шкурка, перья. Стараясь не думать, чьи это кости и кто их так чисто обглодал, я взял одну и стал рыть отвесную стену ямы. Ступеньку сделаю хоть одну и выберусь, не так уж здесь глубоко…

Рев приближался, а я копал. Рыл землю как ненормальный, наверное, целый час и все думал: что этот рычащий медлит, почему не нападает? Я, конечно, не тороплю, но, может быть, вот сейчас… Руки тряслись — не то слово, а когда на ступеньку уже можно было встать, я несколько секунд тормозил, выбирая ногу… Встал, вцепился в какой-то корешок, выкатился из ямы на пузе…

И получил крылом по лицу, а когтем по затылку.

— Здравствуй, русалка! Ты трусиха, как я погляжу, поэтому отвали! — Я замахнулся на нее фонариком, и русалка вспорхнула на ветку. Так и осталась там сидеть, хлопая вроде человеческими, но такими глупыми глазами, что грех сердиться. Я отряхнулся и побежал. Этот в норе, наверное, не обрадуется, что ужин сперва сам упал к нему в яму, а теперь уходит не попрощавшись. Неприятно это, обидно, я бы расстроился.

Корешки то и дело попадались под ноги, я спотыкался, но бежал, не забывая хорошенько светить под ноги. Мало ли какие тут еще ямы?! А тропинка тянулась и тянулась, уводя дальше в лес, и не было ей конца, только мышки разбегались из-под моих ног. Лес, конечно, большой, но не настолько, чтобы потерять в нем целого Сашку. Я найду, никуда он не денется.

Глава VII В которой Сашки до сих пор нет

Утренняя роса не может радовать, если она у тебя на штанах, в кроссовках, на майке, на пальцах, где кожа и так уже белая в гармошку, словно ты полдня в воде плескался. Только мокриц на лбу не хватает для полноты картины. Я сам как одна большая мокрица.

В лесу рассвело недавно, цветы еще не раскрылись, трава и я были мокрыми от росы. Мокрыми — не то слово. Грей, солнышко, сильнее, а то так и простыть недолго! Поляна блестела от капелек, зеленая такая, жизнерадостная. А я тут валяюсь, жалкий и мокрый. Один. Не нашел Сашку. А ночь, между прочим, прошла, и Сашке, небось, не сахар лежать в одной могиле с десятком скелетов и храпящим Петровым. Каждая минута, небось, как целый год. А я тут на травке валяюсь, штаны выжимаю…

Я вскочил на ноги так, что голова закружилась: утро, уже утро! Сашка меня ждет. Палыч, правда, тоже, чтобы задание дать и все такое… Палыч, наверное, сильный колдун, если он у нас начальник. Ему Сашку вытащить — раз плюнуть! В конце концов, он же заинтересован, чтобы сотрудники работали, а не прохлаждались в могилах со скелетами! Да я ему только скажу, он мигом!

Мысль грела и обнадеживала так, что я с места бегом драпанул в сторону рабочей поляны. Понятия не имел, где она (заблудился вчера), но эта проблема казалась такой пустячной по сравнению с тем, что Сашку похитили, что ее, считай, и не было. Мухой летел я по лесной дорожке, спотыкаясь о корни и перепрыгивая поваленные деревья. Как укушенный, несся я вперед, к Палычу, к спасению Сашки. Как я радовался, найдя поляну! Как безумный тушканчик, я вспрыгнул в грязевую лужу. Как ненормальный я подлетел к костру, где уже все собрались, крикнул: «Палыч, Сашка в могиле!» И как дурак бессильно плюхнулся на мягкое место. Потому что Палыч сказал:

— Жаль. Я его ценил, думал, он может выиграть конкурс. Но раз так вышло…

Я сидел на земле и не мог осознать реальность происходящего. Палыч сказал: «Жаль»? Значит, он не хочет помочь Сашке? Или не может? Неправда, я же могу, иначе скелет не стал бы шантажировать меня и Сашку похищать. Я решил внести ясность:

— Вы не поняли: его похитил скелет…

— Все я понял, — оборвал меня Палыч. — Где я теперь этого скелета найду? Дело ты сделал, всех закопал, заказчик доволен. Если ты не можешь найти могилы, значит, заказчик их уже забрал.

Я ни черта не понял:

— Какой заказчик?

— Откуда я знаю! — Палыч явно терял терпение. — Может, кладбищенская ведьма, может, еще кто. Дело корпорации — выполнять работу, а кто ее заказал и зачем, я сам не всегда знаю.

Народ у костра с любопытством смотрел на меня. Леха ухмылялся, девчонки перешептывались. Что же делать? Я не знал и спросил совсем глупо:

— А куда их забрали. Могилы, а?

Девчонки заржали, а Палыч разозлился:

— На кладбище, куда еще?! Где могилы бывают, не знаешь, что ли?! На какое — понятия не имею, наше дело сделано, остальное меня не касается.

А девчонки ржали. Ничего, это они перед Палычем выслуживаются. Соберемся после работы, они мне помогут найти Сашку. Вместе же вчера праздновали… Палыч брезгливо оглядел меня, щелкнул пальцами, и одежда на мне разом высохла.

— Ты работать собираешься сегодня? Про конкурс помнишь? Минус один балл тебе — за опоздание, еще минус один — за глупые вопросы. Одно чудо ты мне уже должен. — Он кивнул на мою высушенную одежду. — Дом с привидениями и тела висельников. За двоих сегодня работаешь, вперед!

И я оказался в своем офисе, век бы его не знать.

Офис был дощатый и темный. Я разглядел огромную дыру в полу, паутину на комоде, разбитое окно и луну на улице. В руках у меня блестела банка с крышкой. Значит, в нее привидений загоняют? Интересно, где они? Мне надо быстро управиться, чтобы Сашку найти…

Кто-то коснулся моей щеки: здравствуй, первое! Надеюсь, ты не кусачее, потому что мне некогда с тобой возиться. Я обернулся и увидел дым. Просто дым, как от костра или сигареты. Вот как выглядит привидение! Очень хорошо, сейчас мы его загоним в баночку… Я открыл крышку и помахал рукой, загоняя дым. Дым статично замер, как нарисованный, потом сделал круг у меня над головой. Пока делал, у дыма нарисовались дырки — глаза и полоска — рот. Забавное, если честно, зрелище, только ловить надо, а не любоваться. Я занес руку с банкой.

— Дурак! — сказало забавное зрелище и растворилось в воздухе.

Ну вот и приехали! А ведь оно здесь не одно! Если я подолгу буду бегать за каждым, раньше ночи не вернусь. А Сашка в могиле. Я подумал, что для привидений должна быть какая-то приманка, чтобы положить на дно банки и — «Раз!» — собрать сразу всех. Только я начал размышлять, что бы это могло быть и где взять эту штуку, как в доме начался пожар.

То есть не пожар, конечно, просто все дымом заволокло. Этим вот белым привиденческим дымом, я уже не видел ни окна, ни потолка, ни собственных ног, а только дым, дым, дым… Меня дернули за ухо, ущипнули за нос, сказали:

— Дурак!

И я понял, что приманка — это я и есть. Хорошо хоть гоняться за ними не надо, сами летят! Я выставил банку наотлет, размахался, пытаясь собрать дым…

— Дурак!

— Дурак!

— Дурак! — чирикали привидения на разные голоса. Других слов, что ли, не знают?! А потом они начали щекотаться, а я стал ржать, потому что, когда тебя щекочет целый рой привидений, терпеть — выше человеческих возможностей. В банке маячил какой-то дымок, но, по-моему, одни влетали, другие вылетали, я занимался мартышкиным трудом.

— Дурак!

— Дурак! — чирикали привидения, а я стоял согнувшись, хихикал и немножко махал банкой, не представляя, что делать. Я уже захлебывался собственным хохотом, а привидения щекотались и щекотались. От них не спасешься, закрываясь руками, они же — дым, в любую щель пролезут… А это идея!

Я натянул горловину майки на горлышко банки и от души захлопал себя по животу и спине.

— Кыш из-под майки, кыш!

Майка в джинсы заправлена, деваться им некуда. Будут выходить через ворот — прямо в банку!

Белый дымок под стеклом становился все плотнее, гуще. Вот они, родимые! Кто еще хочет меня пощекотать?!

Такой же фокус я проделал с джинсами, предварительно как следует заправив штанины в кроссовки. Пока выгонял из джинсов, новая партия щекотателей набилась под майку. Пока выгонял из-под майки…

В общем, через каких-то полчаса со мной осталось только одно упрямое привидение. Щекотаться оно не любило, поэтому и шлялось до сих пор на свободе. Летало вокруг головы и щипало за уши.

— Дурак!

— Дурак!

Позаниматься, что ли, с ними расширением словарного запаса? Смех один, а не привидения, только одно слово и знают. Я закрыл банку, чтобы не разлетелись, сунул в карман.

— Ну скажи: «Укушу-у», «Защекочууууу», а?

— Дурак, — не сдавалось привидение. Ну и пожалуйста! Я поймал его кепкой, как сачком, и тоже загнал в банку. Сделано! Еще одно маленькое дело сегодня, и я смогу спокойно заняться поисками Сашки.

В лицо пахнуло холодом, я даже не сразу сообразил, что уже переместился из дома с привидениями и стою на улице в темноте. Что там у меня следующее? Долго думать не пришлось. Как только глаза привыкли к темноте, я увидел, вспомнил и жутко захотел домой, потому что работа меня ждала малоприятная. Щекотать здесь меня никто не будет. Здесь вообще никто не пикнет, кроме меня, но от этого еще гаже.

На поляне в шеренгу стояли виселицы. Скрипели на ветру деревянные столбы, раскачивались на веревках повешенные. Тихо-тихо. У моих ног в землю были воткнуты лопата и нож. Проще пареной репы. Главное — не смотреть, а то приснятся еще!

Как я снимал-хоронил первого, я очень хорошо помню, потому что фиг такое забудешь. Это была женщина с огромными, будто стеклянными глазами. Смотреть страшно, она пялится на тебя, словно живая, и зажмуриться страшно: вдруг, пока ты не видишь, она… Я кое-как перерезал веревку, а потом долго-долго рыл могилу, оборачиваясь каждые пять секунд: вдруг встанет? Вдруг схватит?! Она вела себя тихо, и я немного успокоился. Потом уже действовал как автомат: срезал веревку, рыл яму, клал висельника, закапывал яму. Долго провозился. Точно долго, потому что спину ломило сильней, чем после тех скелетов. А когда прихлопнул лопатой последний комок земли, почувствовал, что сейчас упаду и никакого Сашку сегодня…. Нет, что это я? Устал просто.

Глава VIII В которой меня все боятся

У костра никого не было, когда я вернулся. Ночь уже, все разошлись, разлетелись по своим делам. Ну и ладно. Мне сейчас не до корпоративных посиделок, надо искать Сашку. Только где? Палыч говорил: «Заказчик уже забрал на кладбище», а где тот заказчик, где то кладбище, даже сам Палыч не знает.

Я щелкнул пальцами — хотел кружку кофе, и у меня получилось. Странно, я же Палычу вроде как должен. Или отработал уже? Или простые фокусы вроде кофе так дешевы, что и за волшебство-то не считаются? А еще бывает, мать рассказывала, начальство говорит одно, а на деле выходит совсем не так. «Вы проштрафились, и я вас не отпущу, пока не проработаете месяц!» Отрабатываешь свой месяц, увольняешься, а бухгалтерия тебе выдает такую сумму, что на три месяца работы хватило бы. Выходит, начальник просто запугивал, не хотел работника терять.

Мысль была приятная, согревала круче всякого кофе. Проверю немедленно. Отставил кружку, щелкнул пальцами: «Хочу к Сашке!» — и оказался у него дома.

Сашкин стол, как обычно, пестрел обертками от сникерсов, обложками дисков, резиновыми динозаврами (всем в школе расскажу!). В компанию затесалась тетрадка, одна на все предметы, и сборник шпаргалок по истории. Я еще с минуту разглядывал композицию, соображая, где же Сашка. Неужели он дома?!

— Сашка! Са-шка! — Я стоял и вопил, боясь сойти с места. Вдруг сделаю шаг и окажусь опять у костра?

В соседней комнате заскрипели половицы — кто-то идет. Неужели? Нет, Сашкина мать. Толкнула дверь, заглянула в комнату, скользнула взглядом по мне, как по пустому месту, спохватилась, посмотрела еще раз и завопила.

Честно: посмотрела на меня и ка-ак заорет! Главное — ничего членораздельного, просто: «А!» Орала бы по-русски, я бы хоть понял, в чем прикол. Может, у меня третье ухо выросло, пока я работал на Палыча, или, например, все считали меня умершим. Объяснила бы, э?

— Теть Галь, что случилось? — спросил я и получил тетрадкой по морде. Ногой по коленке (не больно), учебником по башке, пятерней по носу…

— Сгинь! Сгинь, нечистая! — вопила тетя Галя, охаживая меня всем, что под руку подвернется. На мое счастье, подворачивались в основном книги, тетрадки и коробочки из-под дисков, так что было не больно. Странно только…

— Теть Галь, это я, Игорь!

— Сгинь! — Она двинула мне кулаком в живот особенно сильно, несколько секунд я не мог ни дышать, ни объясняться. Пока плыли перед глазами круги и звенели в ушах тети-Галины вопли, я все-таки успел сообразить: «Не узнает. Или считает умершим».

— Я жив… — попытался я внести ясность, за что получил стулом по хребту.

Боль была такая, будто во всей спине не осталось ни одной целой косточки. Хватит, пожалуй, объяснений, так и покалечиться недолго. Не хочет разговаривать — не надо, а мутузить себя, любимого, почем зря я не позволю. Надо сматываться.

Тетя Галя стояла аккурат в дверях, проскользнуть мимо нее было затруднительно. Но надо. Иначе убьют.

— Сгинь!

Я получил в физиономию целую пачку дисков и решил, что пора. Тетя Галя только на секунду отвернулась, отыскивая, чем в меня еще можно кинуть (а все! Надо экономнее с боеприпасами!), и я прошмыгнул у нее под рукой и очутился в другой комнате. Хорошо хоть отца Сашкиного дома не оказалось, а то бы я точно не ушел живой. Пролетел через вторую комнату (Сашки нет), выскочил в коридор, захлопнул за собой дверь… Уф!

Надо же: не убили. И не узнали. Что, интересно, со мной такое, что веселая обычно тетя Галя дисками кидается? Жалко, зеркала нет. И Сашки нет тоже. Какого тогда рожна я здесь оказался, спрашивается, когда сказал: «Хочу к Сашке»? Черт-те что! Палыч с зарплатой кидает, вместо волшебной силы подсовывает какую-то ерунду на палочке. Перемещение в пространстве, фокус двадцать первого века! Тьфу! Жаль Санька, но, видимо, ему и правда не повезло. Где ж теперь искать-то, если даже Палыч…

Лязгнул дверной замок. Нехорошо так лязгнул, знакомо. Точно: мать с собакой гулять пошла. Дверь приоткрылась, на лестницу выскочил мой пес и первым делом вцепился мне в ногу.

— Отвали! Отвали, сказал!

Он схватил только за штанину и трепал. Не больно, зато противно ужасно. Моя собака вроде, а так себя ведет.

Мать высунулась из-за двери, взвизгнула, отпрянула, крикнула: «Ко мне!» Пес, умница, отстал, нырнул за дверь, мать ее тут же и захлопнула. Во как! Боится меня. Все меня боятся.

Я спустился по лестнице, выходя, глянул на свое отражение в стеклах двери подъезда. Видно было так себе, но открывшееся зрелище впечатляло. Упырь. Или чертенок, в общем, гадость какая-то: темная кожа, лысая башка, огромные ноздри, острые уши, копытца на руках (ноги не видно) и хвост. Я опустил глаза, глянул на свои руки-ноги так, без отражения в стекле. Нормальные, человеческие. А в стекле — такое вот чудо… Нет, не картинка висит, это правда я. Только я, каким меня видят со стороны. Ну да, если тетя Галя и мать испугались, если собственный пес начал меня рвать… Я вспомнил, как первый раз пришел в корпорацию колдунов. Сперва мне показалось, что у костра сидит одна нечисть, а потом все они стали людьми. Потому что простые смертные видят нас, колдунов, такими. Теперь понятно, чего они боятся. Видят они нас так. Не могут, глупые, разглядеть человека в человеке.

Глава IX В которой Леха оказывается предателем, а работу теряю я

Я рассматривал свое отражение в стекле и соображал, что делать дальше. Сашку жалко, но где его теперь искать? Облазить все могилы на всех кладбищах? Вряд ли для колдунов существуют границы, поэтому не на всех московских кладбищах, а вообще на всех. Нереально. Даже с моей волшебной силой — не-ре-аль-но. Возвращаться назад в корпорацию или отдохнуть где-нибудь на берегу Сены? До начала рабочего дня еще далеко, на улице глубокая ночь. Надо вообще поспрашивать у народа, чем они себя развлекают на досуге? Вряд ли только тем, что отправляются ночевать в Африку. Хотя, когда у нас ночь, там небось день: солнышко, обезьяны, пальмы… Я щелкнул пальцами в надежде, что кто-то из наших еще не спит.

Леха с Васьком лежали под огромным дубом, видимо где-то в России, хотя, может быть, и нет. Рядом располагались решетка с барбекю и телик. Сами парни валялись не на земле, а на диванах, что добавляло картине пикантности. Я материализовался шагах в десяти от них, хотел окликнуть сразу, но…

— Ты скажи, зачем ты номера в каталоге поменял? Этих мертвяков теперь сам заказчик найти не может, — допытывался Васек. — Да еще подсунул этого храпящего…

Леха солидно развел руками, типа: «А чего ты хотел», но вслух сказал другое:

— Потому что одним конкурентом у нас теперь меньше. А Игорь сейчас будет Сашку искать, работу прогуливать, глядишь, и его уволят. А я хочу стать партнером Палыча. Хочу выиграть конкурс, унаследовать корпорацию.

— Ну ты голова! — восхитился Васек, но тут до него дошло: — Погоди, а я? Договаривались же…

Но договорить он не успел. Леха щелкнул пальцами, и Васек схватился за голову:

— Что-то башка трещит. Извини. Ты какой-то анекдот рассказывал, да?

Было вообще-то темно, но я точно знал, что этот Леха сейчас улыбается и улыбочка у него гадливая.

— Я читал тебе таблицу умножения. Помнишь?

Васек напрягся и потряс головой:

— Нет. Помню дважды два. А дальше забыл.

— Ты устал, Васек.

— Я устал, — как загипнотизированный повторил Васек.

— Отдохни.

— Пойду отдохну. — Он встал с дивана и пошел, пошел куда-то в лес, хотя отдыхать на диване вообще-то удобнее.

Ну Леха! Ну жук! Значит, вот кому я обязан исчезновением Сашки! А до Васька мне, честно говоря, было параллельно: Лехин дружок, пусть Леха сам с ним и разбирается. Сашку жалко, но, честно говоря, хоть убей не помню, что заставило меня связаться с этим дураком. А главное — я следующий в Лехином списке. Он только что говорил, что хочет от меня избавиться. Ну уж нет! Не видать Лехе партнерства, как и увольнения моего! Партнером стану я, и тогда…

— Ты что здесь делаешь? — Заметил. — Ты все слышал? Отвечай?!

И я ответил. Что я, слабак, чтобы бояться какого-то там Леху?!

— Да. И ты сейчас за это получишь!

— Это кто еще полу-учит…

Но он получил. Тут же в ребро, в морду, под дых… В долгу, правда, не остался… Мы катались по земле и мутузили друг друга от души. Леха был старше меня и сильнее, но драться не умел. Он наносил удар, я наносил десять, и, наверное, я успел его здорово разукрасить за эти несколько минут, прежде чем подошел Палыч.

Бесшумно, будто всегда здесь стоял. Я не знаю, сколько времени он наблюдал нашу драку, может, давно был рядом, может, только что пришел. Я как раз от души врезал Лехе под дых, поднял голову, а Палыч вот он, возвышается над нами, страшный в темноте, большой. Смотрит.

— Это что за безобразие?

— Он пришел и сказал, что набьет мне морду, — ответил Леха. — И набил. Почти.

Глаза у него были честные-честные. Я бы сам поверил, если бы не знал, как все было.

— Это правда? — спросил меня Палыч.

А что мне отвечать? Морду я набить ему действительно собирался, после того как узнал…

— Отвечай, правда или нет? — Палыч наклонился надо мной, едва не щекоча длинными черными волосами. Я промямлил:

— Да.

— Вставай, — приказал Палыч, и я встал.

— А теперь уходи. Мне только бузотеров не хватало. Уходи, слышишь!

Слышал. Но поверить все равно не мог. Вроде так просто сказать «Уходи». Вроде так просто это услышать. Развернуться и уйти, вообще-то, тоже просто. Только это навсегда. Насовсем. Отсюда! Меня ждет моя обычная прежняя жизнь. С моими обычными прежними уроками, с прогулками с собакой, с компьютерными играми. Я больше никогда не отправлюсь в Африку ночевать, не смогу летать и превращаться. И даже чтобы переместиться в пространстве, мне надо будет ехать, а не щелкать пальцами, и займет это много времени, а не секунду.

Я стоял, уставившись в землю, и пытался все это осознать, и с каждой минутой становилось все паршивее и обиднее. Еще на днях мне торт пекли! Надо сказать, что я не виноват, — и все. Палыч поймет, он справедливый.

— Я не…

— Ты не хотел набить ему морду? — спросил Палыч.

— Хотел, но…

— Уходи!

— Но он был не прав, и я пришел не затем, чтобы… Я просто подслушал…

— Подслушал?! — притворно удивился Палыч. Так притворно, что даже я заметил. Сразу расхотелось оправдываться. То есть нет, надо же, надо…

— Я подслушал их с Васьком разговор…

— А потом полез драться, — закончил за меня Леха и самодовольно улыбнулся. Гадливенько так.

— Да, — признался я, — потому что он…

— Достаточно! — поднял руку Палыч. — Я все сказал: уходи! — И он щелкнул пальцами.

Глава X В которой я попадаю в клуб

В спину врезалась холодная лепешка, брызги взлетели фейерверком и приземлились на лицо. Опять я в луже! И опять в темноте, эй, есть тут кто?

Я сел на землю (тут же штаны пропитались водой), протер глаза и щелкнул пальцами:

— Свет!

Ага, щас! Палыч же меня выгнал! Теперь я никогда не смогу делать чудеса. Буду ходить в школу, выгуливать пса и только вспоминать, как давным-давно… Только почему я не дома, а в какой-то яме? Палыч последователен и здесь наказал. Типа: «Я тебя выгоняю, и добирайся домой как хочешь!» За спиной послышался смачный «Плюх!», я обернулся и сперва ничего не увидел, но потом показался маленький огонек (факел, должно быть, или фонарик), а в свете его… Нет, скелетов я видал. Видел висельников, видел привидения, видел упырей. Но это чучело было круче всех. Копыта, хвост, острые уши, большие ноздри, маленькие глазки… Ну вылитый я!

Чучело плюхало по грязи, освещая себе путь факелом, и явно кого-то искало:

— Игорь!

Знакомый голос. Знакомое имя. Неужели оно ищет…

— Санек! — Я вскочил и бросился к нему, ни минуты не сомневаясь, что он меня видит таким же красавцем, как сам, а значит — узнает, будь спок. — Санек, ты жив? Ты как вообще? Я думал, ты…

— А ты ленился меня искать. — Санек вытянул руку и остановил меня на подлете. — Нам отсюда все видно, ты не думай. Я даже знаю, что Леха конкурса не выиграет, потому что проштрафился, подставил Васька. Ладно, не сержусь. — Он хлопнул меня по плечу. — Там наверху все на себя не похожи.

Я как стоял с распростертыми объятиями, так и продолжал стоять, переваривая, что сказал Санек.

— Где наверху? Какой Леха? Прости, не знаю, что на меня нашло…

— Нормально. — Санек отмахнулся. — Пошли, с нашими познакомлю. — Он развернулся и пошел впереди меня, освещая дорогу факелом.

Мы чвакали копытами по грязи, рассматривая глиняные стены пещеры, не видя в тусклом свете факела далекий черный потолок. Лабиринт знатный, без Санька я бы заблудился. А кто, интересно, такие «наши»?

— Погоди, с кем знакомиться-то будем? Домой что, не пойдем?

Сашка обернулся и глянул на меня, как на дедушку-приколиста, который сам положил в стакан вставную челюсть и теперь просит сухарик. Да, понял. Да, сразу. Простые люди видят нас, колдунов, такими страшилами. Мы колдуны, хоть и бывшие, но колдуны и, возможно, теперь не изменимся. По крайней мере, видим друг друга тем, что мы есть сейчас. И родители будут видеть такими, и учителя в школе. Нет нам пути обратно. Во всяком случае, пока.

— Слышь, Санек, — осторожно спросил я, — а это надолго?

— Танюха уже пять лет так живет. — Сашка кивнул куда-то вперед. Я глянул и увидел.

Собственно, ничего нового, все, как в первый день, когда я только пришел в корпорацию. Костер, вокруг костра чудовища. Только главного, Палыча, нет. Кто из них Танюха? Не поймешь, да и какая разница?

Санек шагнул в сторону, чтобы я как следует разглядел открывшуюся картину:

— Добро пожаловать в клуб неудачников.

Название хорошего не обещало. Что хорошего: сидеть под землей, не имея возможности ни работать, ни вернуться домой. А у Палыча сейчас утро, народ по заданиям разошелся. Кто упырей гоняет, кто привидения. Кто-то висельников закапывает… Красота!

— Хочешь посмотреть, что у Палыча творится? — Девчонка у костра (слышно же по голосу, что девчонка) встала и нажала на камешек в стене. Я увидел экран. Почти такой же, как у телика, только круглый. На экране такой же костер, как у нас, такие же чудовища (мы-то их видим такими). Только я знал, что вот этот рыжий — Леха, а рядом — Васек, что сейчас они пойдут… Но Палыч ходил туда-сюда мимо костра и задания раздавать не спешил.

— Собрание! — шепнул кто-то из ребят и подвинулся, освобождая нам с Сашкой место. — Сейчас песочить начнет!

И Палыч действительно начал песочить. Он ходил туда-сюда и говорил, говорил. Что заказчики недовольны низкой скоростью работы, что он сам, лично, стыдится, что у него такие сотрудники, и что вместо конкурса на звание партнера надо бы уволить всех к чертям и набрать новых.

— Так им и надо! — злорадно хихикнула Танюха (я уже не сомневался, что это она), — поживут с нами, поймут, как друзей подставлять.

— А ты там с кем-то дружила? — подколол какой-то парень напротив меня, за что и получил:

— Много ты понимаешь, дурак! Да если бы не я… Макс, я не шучу, сейчас получишь!

Она вскочила и, похоже, впрямь собралась ему навалять, но Макс поднял руки:

— Извини, извини. Мне просто не верится, что там кто-то с кем-то может дружить.

Танюха кивнула, мол, да, согласна, но я-то была исключением… И мы снова уставились на экран.

На экране Палыч уже закончил распекать народ, всех разослал по заданиям, кроме Васька:

— С тобой, мой друг, разговор будет особый.

И мы услышали действительно особый разговор.

— Ты знаешь, чему служит наша корпорация?

Васек на экране покачал головой. Танюха рядом со мной — тоже.

— Что, и ты не знаешь? — спросил я.

— Не. Месяц работала и пять лет подслушивала отсюда. Не знаю до сих пор.

Макс недобро покосился на нас:

— Тихо вы!

— Наша корпорация служит добру, — оригинально ответил Палыч и выжидательно посмотрел на Васька. Васек так и стоял с отрешенной физиономией, мол: «И че? Не понимаю». Я тоже не понимал. Слишком абстрактно. Конкретнее, пожалуйста.

— Благодаря нашей корпорации скелеты лежат в своих могилах, привидения живут в заброшенных домах, и никто не причиняет вреда людям.

Васек кивнул — действительно хорошее дело.

— За это, — продолжал Палыч, — я и вы получаем волшебную силу. Но корпорация должна расти, и силы нам с каждым днем надо все больше… Понимаешь?

Ну да, что тут непонятного.

— А что нужно, чтобы было больше силы? Больше заказов! Больше кладбищенских ведьм, обеспокоенных бунтами мертвецов, больше новоселов, в чьих домах завелись привидения, больше привидений и мертвецов, понимаешь?

Васек, дурак, не понял, а я понял все. И Танюха, судя по ее сдавленному «ах», и Макс, и даже, кажется, Санек.

— Поэтому сегодня у меня для тебя особое задание, — продолжал Палыч как ни в чем не бывало. — Задание, которое я всегда выполняю сам. Сделаешь — будешь моим партнером. Не пугайся, ничего сложного. Все как раньше, только с одной маленькой деталью. Сегодня ты будешь не закапывать мертвецов, а откапывать и дразнить их. Понимаешь?

У Васька было такое лицо: «Мама, забери меня отсюда». Еще бы! Узнать страшную тайну о компании, в которой работал, да еще с предложением от хозяина поучаствовать… Отказываться нельзя — сразу попадешь к нам, если жив останешься. Как отказываться-то? Кто не выполняет работу, тот о ней всем разбалтывает. А кто выполняет — молчит в тряпочку, дурак он, что ли, про себя гадости говорить? Нет выбора у Васька, ага. Откажется — Палыч тут же его выгонит. Странно только…

— Танюха, — спросил я, — а что, Палыч не знает про экран?

— Не. Я его сделала, как только сюда попала. У меня было одно колдовство в заначке.

— И ты не отправилась домой?

Танюха посмотрела на меня как на идиота. Как Санек минуту назад.

— Домой, Игорь, можно (откуда она знает мое имя? Ах да, экран), вон открывай дверь и выходи. — Она кивнула на стену, там действительно была дверь, которую я не заметил в полумраке. — Но человеческого облика ты себе не вернешь. Ни чудом, никак, понимаешь? Ты уже был колдуном — и точка. Так что домой мы ходим по ночам. И то осторожно, чтобы никого не напугать.

Я еще раз понял то, что понял десять минут назад: обратно дороги нет. Легче не стало. А Васек, дурофан-карьерист Васек на экране сказал:

— Конечно, я все сделаю. — И пропал под щелчок пальцев Палыча.

— Все слышали? — спросил Макс, и никто не ответил ему, потому что слышали все.

— Я догадывался, — сказал Санек. — Потому что столько работы каждый день не бывает. Если ее себе не придумывать.

Танюха посмотрела на него как на идиота, но вслух только спросила:

— Вмешаемся или в карты поиграем?

Постановка вопроса меня позабавила, я даже хихикнул, не рассчитав голоса, громко. А Танюха действительно достала карты.

— Вмешаемся! — попросил я. — Не дело же это, чтобы специально…

Танюха слышала мой смешок. Слышала очень и очень хорошо и уже успела обидеться.

— Тебе надо, ты и вмешивайся, — сказала она. — Нам от этого ни холодно ни жарко, правда, ребята?

— Я с тобой, — сказал мне Санек.

Остальные закивали и сели за карты. Я подумал, что они, наверное, слишком много времени провели в корпорации. А так вообще-то нормальные. Может быть.

Санек ткнул пальцем в экран, и мы увидели, куда направился Васек. Кладбище. Обычное, с оградами и крестами, каких полно. Вот как определить, где оно, как, наконец, туда добраться…

— Запросто! — ответил Санек. — Мы же под землей. У нас тут есть кратчайший путь к любому кладбищу. Только надо определить… ага!

Танюха постаралась, когда создавала экран: в правом верхнем углу мелькнула надпись: «Кладбище Богородское, номер в каталоге К66548470».

— Вот и нашли! — обрадовался Санек. — Бежим! — И он потянул меня за руку по лабиринтам и коридорам, освещая дорогу факелом.

Я только теперь рассмотрел — на стенах были указатели: стрелки с номерами. Длинными, девятизначными, я бы запутался, а Санек бежал, будто всю жизнь только и ориентировался что по указателям на стенах в подземельях.

— Я же по такому указателю сюда пришел, в клуб. Из могилы, помнишь?

Я помнил.

— Погоди, а скелеты?

— Не, они не пройдут.

— Ну и хорошо.

Только сейчас мне стало по-настоящему стыдно.

Глава XI В которой мы делаем глупость и ничуть не жалеем об этом

Ночь была светлая-светлая: звезды, луна, придорожные фонари за оградой, не как днем, но все видно. Кресты и памятники стояли ровными рядами, будто вражеское войско, всегда готовое к атаке. Я обжег хвост крапивой, автоматически отметил, что больно хвосту не меньше, чем руке или ноге, а значит, надо теперь его беречь. За оградой пролетела машина, одна, а шуму от нее — на целый автопарк. Да еще фарами осветила и без того светлое кладбище.

Васек вышел с другой стороны, но Сашка его быстро увидел и сразу оттащил меня за высокий могильный камень:

— Сидим тихо! Сейчас он их всех поднимет и уйдет. Тогда выберемся и загоним всех обратно.

План мне не понравился: я еще помнил, как один загонял целое кладбище мертвяков. Сейчас, конечно, со мной Сашка, но все равно…

— А если просто ему помешать, а? Не дать их будить. И никого тогда загонять не надо будет…

— Палыча позовет, — мотнул головой Сашка. — Так что сидим тихо.

Я согласился: тихо так тихо. Палыч — это серьезно. Лучше уж мертвяки.

Васек между тем старался. Палыч выдал ему видавшую виды лопату с грязным черенком (да, в свете звезд и фонарей мне было все отлично видно) и велел не пропустить ни одной могилы. Васек начал с ближайшей, стоял и рыл с усердием молодого крота, да еще и вопил:

— Вылезай, дистрофик вонючий! Разомнись, хватит валяться!

— Почему дистрофик-то? — спросил я Санька. — Он что, знает, кто где похоронен?

— Скелет потому что, — ответил Сашка. — Оригинальничает Васек, что тут непонятного?

Васек оригинальничал. Он прыгал на могиле, раскидывая ногами комья земли, стучал лопатой, вопил… «Дистрофик» либо закопан был глубоко, либо имел на ночь свои планы, в общем, вылезать не собирался.

— Да я тебе! — не унимался Васек. — Я тебе сейчас памятник разрисую, вылезешь или нет?! — Он копнул поглубже, и показалась первая ласточка. В смысле, первый покойник. Почти целая рука в ошметках одежды появилась на свет, пощупала землю вокруг. Затем показалась вторая рука, голова… Васек уже был у соседней могилы и терроризировал ее хозяина: — Вылезай! Вылазь, кому говорю!

А мертвяк выбрался, отряхнулся да и пошел себе гулять, не глядя ни на нас, ни на Васька. А могил было еще очень много.

Васек копал, мертвяки вылезали, мы ждали. Я боялся, что разбегутся, но Сашка утешил: за ограду не пойдут, пока она заперта. А утром, когда кладбище откроется, они не смогут выйти, потому что утро. Дневной свет, все дела.

И мы ждали. Ждали очень долго, я успел замерзнуть, рассказать Сашке все анекдоты, какие знаю, услышать от него все анекдоты, какие знаю, и еще немножко новых, успел схватить насморк и снова обжечь хвост крапивой. Странное ощущение, когда не видишь собственного хвоста. И копыт, и длинных ушей. Не видишь, а чувствуешь. Пальцы не гнутся, потому что на самом деле они — копыта. Сашка тебя видит одним, а ты сам себя — другим, если, конечно, не в зеркале, а так. В зеркале мы все — нечисть. И друг для друга — нечисть. А для себя, любимых, по-прежнему люди.

Светало. Скелеты бродили среди могил, уныло ковыряя землю ступнями. Васька мы уже не видели, хотя знали: где-то здесь, в другом конце кладбища, все откапывает.

— Давай начнем, а? — предложил Сашка. — Не успеем — к утру они сами уберутся, а ночью вылезут опять. И будут вылезать, пока кто-нибудь вроде нас не зароет.

А я уже так замерз, что только и ждал, чтобы встать, повоевать со скелетами, помахать лопатой.

— Пойдем, — решил я и вскочил на ноги.

Первого захомутал Сашка: схватил за хребтину и столкнул в могилу, прежде чем тот успел что-то предпринять. Вдвоем без всякой лопаты мы забросали его землей. Только пока забрасывали — привлекли внимание остальных мертвяков.

Я поднял голову и увидел: сотни пустых глазниц, розовые в рассветном солнышке черепные коробки. Запах гнили, удушающий, наступал вместе со скелетами. Они видели, как мы закапываем их товарища, и не хотели обратно в землю.

— Бежим? — предложил я.

— А работать кто будет? — ответил Сашка и дал мне палку. Вовремя, палка пригодилась, не успел я ухватить ее поудобнее, как тут же пришлось отбиваться. Они наступали. Они тянулись своими длинными подгнившими руками, скрипели зубами, давили корпусом, а главное — их было много. Сашка действовал как автомат: стоял и махал палкой, на кого бог пошлет. Периодически бог посылал на меня, но жаловаться было некогда, тем более что по скелетам Сашка иногда все же попадал: вокруг уже образовалась целая кучка костей.

— Закапывай этих! — бросил мне Сашка. — Я отобьюсь.

— С ума сошел?

— Закапывай, не рассуждай! Опоздаем!

Отмахиваясь палкой, я отошел, взял кого-то за ногу и поволок к могиле.

Зарывать без лопаты — сомнительное удовольствие, а если при этом еще и не забываешь поглядывать на Сашку (как он, справляется или не очень), то совсем не комильфо. Я оттаскивал и закапывал, наверное, до следующего утра, хотя прекрасно видел, что еще даже не рассвело. Сашка отмахивался палкой, армия скелетов поредела.

— Смени меня, а? — попросил он, но поздно. Какой-то шустрый скелет выбил палку у Сашки из руки, набросился…

— Эй! — Одним прыжком я оказался рядом, но скелетам требовалось времени и того меньше. Сашка уже лежал на огромной костяной куче, шевелящейся и мутузящей его не на жизнь, а на смерть. Я зажмурился и двинул ногой в самый центр! Послышался хруст костей, Санек пискнул:

— Осторожнее!

Отлично, значит, пока цел. Я подобрал палку и стал месить эту кучу туда-сюда, кости хрустели, отлетали конечности (много ли им, прогнившим, надо, только что палочкой ударить), последнего я отпихнул уже ногой, он был весь переломанный и не сопротивлялся.

Санек лежал на земле, уставившись в небо, и разглядывал последние звезды.

— Закопай, а? Что-то мне нехорошо.

Я сел и стал его тормошить, но Санек вяло отмахивался и только ворчал:

— Закопай, сказал!

Пришлось закапывать. Быстро, как попало, я свалил в могилы оставшиеся скелеты и подумал, что могу сделать карьеру могильщика. Нормальные люди роют могилу несколько часов и закапывают вдвоем, тоже долго, а я за час-полтора успел зарыть сотню. Правда, Васек копал не глубоко, не до конца, а так, снимал верхний слой земли, дальше скелеты вылезали сами. Так что закапывать мне, получается, тоже было проще.

— Сань… — Санек лежал на земле, как я его оставил, и с любопытством разглядывал меня.

— Помоги встать, а? Пойдем, сейчас кладбище откроется, люди придут, а тут мы.

Я перекинул его руку на свое плечо и потащил почти волоком к лабиринту.

Глава XII В которой нам все-таки везет

— Вы психи?! — радостно встретила нас Танюха. — Нет, ну точно ненормальные! Нельзя вдвоем на такие дела ходить, нельзя! Я думала, вы несерьезно, пособираетесь и уйдете! Вы ведь не колдуны уже, вы люди! Не говоря уже о том, что так и компанию разорить недолго: кладбище — это ж дорогущий заказ! А вы… Не будет корпорации, будут скелеты по улицам разгуливать, народ пугать, хорошо?.. Что с ним? — Она наконец-то обратила внимание на Сашку.

Я молча сгрузил его на бревна у костра. Народ потеснился, а через секунду забегал!

— Кипяток неси!

— И травы.

— Здесь что, врачей нет?

— Издеваешься?! Танюхе когда зуб вырывали, так мы…

— Хватит! Нет тут врачей, никого тут нет, только мы. Давайте положим его поудобнее. Ну, Игорь, удружил!

Я стоял как дурак в стороне, подавая бинты и травки разные по команде, и соображал, что же мы наделали. Ничего особенного: просто угробили Сашку ни за что. Палыч, если захочет, раскурочит тысячу таких кладбищ. И все будут ему платить, чтобы покойники вернулись на свои места. Если ему мешать — компания разорится и не будет больше работать. Те, кому действительно нужна помощь, останутся без нее. Как Лидка сказала: будут скелеты по улицам ходить.

Врачей здесь нет. Только мы.

— Хорошо помяли.

— Что делать-то?

— Ни у кого чуда не завалялось?

— Шутишь!

— Может, правда к врачу?

— Не доедет. А доедет — так врача первого придется лечить. Шутка ли: такое чудище на прием принесли?

— Сам чудище! Надо ехать!

— «Скорую» надо вызвать!

— Сюда?!

Я понимал, что надо действовать, но не понимал как. Ребята тоже не понимали. Они думали, как люди: вызвать «Скорую», поехать в поликлинику. Или как колдуны: «Ни у кого чуда не завалялось?» А мы бывшие колдуны. Ни то, ни се. Неудачники. Как бывший колдун никто не думает, потому что даже здесь нет такой роли, и неизвестно, как они должны думать, эти бывшие колдуны. Неудачники. Мысли неудачника заранее обречены на провал, на то он и неудачник. Впрочем, если так…

Я развернулся и побежал. Пусть так. Мы — отстой, в таком случае мы имеем право просить помощи у бывшего начальника. Почти наверняка он нам откажет, но если есть какой-никакой шанс… А чего еще ждать от неудачника? Бывшего колдуна, бывшего человека.

Лабиринт тянулся и тянулся, я бежал и бежал. Я отлично помнил то место, с которого мы прибежали сюда вчера, только не знал еще, как я оттуда попаду к Палычу, он ведь выгнал меня щелчком пальцев. Я миновал последний поворот и увидел Палыча. Он стоял на том же месте, куда сам отправил меня вчера, и улыбался:

— Игорь? Наслышан о твоих подвигах. Что же ты молчал, что вы с Сашей такие молодцы?

Вопрос был дурацкий, как розовый бантик на унитазе. Мне вот сейчас делать нечего, кроме как идти и рассказывать Палычу, какие мы молодцы. А какие, кстати?

— Двое неудачников зарыли целое кладбище под носом у колдуна — похвально! — восхитился Палыч. — Сегодня отдыхайте, а завтра жду вас у костра, чтобы назначить моими преемниками. Я отойду от дел, и корпорация станет вашей. Без обид?

Я стоял как дурак и слушал, какие мы молодцы, а Сашка валялся у костра в клубе, и было ему очень плохо. Я сказал:

— Сашку помяли. Спасите его, а?

— Этот вопрос уже решен, — солидно ответил Палыч. — Завтра жду вас у костра. Поздравляю, партнеры.

Он уже занес руку, чтобы щелкнуть пальцами, но я крикнул:

— Подождите! — И он стал ждать.

Я сел на землю рядом с Палычем, пытаясь осознать происшедшее. Нас берут обратно. Мы больше не члены клуба неудачников, а снова колдуны. Мы опять сможем ночевать в Африке и разжигать огонь щелчком пальца. Мы больше не увидим друзей и родных, потому что целыми днями только и будем что гонять скелетов и устраивать свой ночлег в Африке. А потом завистливый Леха подстроит нам еще какую-нибудь гадость, и — снова-здорово, добро пожаловать в клуб неудачников. Я сказал:

— Хочу домой. И ребят из клуба отпустите. Танюха уже несколько лет мается.

Палыч удивленно вскинул брови:

— Ты хорошо подумал? Корпорация будет твоей и Сашиной, вы сможете сделать много…

— Знаю, — перебил я. — Отпустите нас, а?

Палыч пожал плечами.

…А я увидел свой компьютер, стол, стул, окно, пса и еще — двухлитровую бутылку с кока-колой. Сашка сидел на кресле и удивленно разглядывал эту бутылку, поворачивая на свет. Потом открыл, отхлебнул и выдал:

— Дрянь. Не стоила того, чтобы всю ночь носиться за трупами.

Я говорил, что Сашка дурак?