Больше чем счастье

4

— Мелли! — Раскрыв объятия, Нита двинулась встречать подругу. По сути дела, свою лучшую, единственную подругу. — Ты выглядишь потрясающе!

— А ты…

— Такая элегантная, такая шикарная! Ух ты! Твое платье, наверное, стоит миллион! Теперь понятно, почему ты преследовала этого парня. — Она расхохоталась. — Я бы на твоем месте вела себя так же, если б знала, что он станет покупать мне такие тряпки. Ой, Мелли, так рада тебя видеть!

— Я тоже, — собравшись с духом, ответила Мелли.

Ну разве кто-нибудь кроме Ниты способен столько выпалить за одно короткое мгновение! Она хотела шепнуть на ухо Ните, чтобы та больше ничего не говорила, совсем ничего, пока они не останутся одни, но ничего не получилось. Торопливо подставив ей щеку, Нита высвободилась и кинулась к Чарльзу.

Встав напротив него, она склонила голову набок, а на ее добродушной физиономии читалась такая неподдельная радость, что даже самое жестокое сердце, наверное, не смогло бы не дрогнуть.

— Значит, вы и есть Чарльз! Кажется, я наконец понимаю, почему вы вскружили голову Мелли! — Она протянула ему руку и просто зашлась от удовольствия, когда в ответ Чарльз, взяв ее за плечи, расцеловал в обе щеки.

— Рад вас приветствовать, Нита! — отвечал он как можно учтивее. — Наконец-то мы с вами познакомились!

— Мелли вам обо мне рассказывала? — удивилась она.

— Ну разумеется. Вы ведь подруги…

— Ну да, конечно, но, честно говоря, многие почему-то предпочитают обо мне помалкивать!

— Да что вы, не может быть! — возразил он, по-прежнему стараясь быть очень любезным, хотя в глазах у него засветилось любопытство.

— Правда, честное слово! — не унималась она. — Бывает, меня обходят стороной на улицах. Но с Мелли-то мы очень близкие друзья. Подтверди, — потребовала она, поворачиваясь к Мелли.

— Д-да…

— И мы не скрываем друг от друга ничегошеньки! И я ужасно рада, что она все так ловко устроила! Я хочу сказать, вы ведь могли и взбеситься! Я…

— Нита, — взмолилась Мелли, а затем рассмеялась, потому что они оба посмотрели на нее растерянно. — Видеть тебя ужасно приятно, — произнесла она, запинаясь, — но сейчас очень поздно. Ты не обидишься, если мы поболтаем утром?

— Ой, черт, прости. Мел. Я забыла, что ты в положении. Конечно, ты устала.

— А вы? — со смехом спросил Чарльз.

— Господи! Ну конечно нет! Я не устаю никогда! Может, мне просто не обязательно много спать? Бывают такие люди, вы, наверное, слышали! Моя мама всегда сердилась, когда я не ложилась вовремя спать. Но и когда я была маленькая…

— Нита, — прервала ее Мелли, — сядь.

Хихикнув, Нита уселась.

— А теперь скажи, — продолжала Мелли, с ужасом думая о том, в какие еще откровения пустится Нита, прежде чем она успеет ее отвлечь, — ты ела?

— О да! Этот восхитительный Жан-Марк накормил меня. Где вам удалось раздобыть такое чудо? Прямо персонаж из романа! А почему ты мне сказала…

— Нита! Хочешь выпить? Виски, кофе или, может, чаю?

— А мартини нельзя? — с надеждой в голосе спросила она.

Фыркнув от смеха, Чарльз направился к бару:

— Чистый или смешать?

— Ой, а может, можно взбить, а не смешивать? — попросила она с таким неподдельным воодушевлением, что теперь расхохотались, не выдержав, и Мелли и Чарльз.

— Ну, конечно, можно. И пока я буду взбивать, объясните — из-за чего я мог взбеситься?

— Из-за того, что Нита явилась к нам без предупреждения, — быстро ввернула Мелли. — Наверное, она говорила об этом? Правда, Нита? — добавила она многозначительно.

Тщетные потуги — лучше уж было молчать.

— Да нет же, глупышка. Я отлично знала, что ты разрешишь мне тебя навестить. Я совсем о другом, о том, как ты преследовала Чарльза.

— Я преследовала! — Мелли почувствовала, что почва уходит у нее из-под ног. — Прекрати сочинять.

— Я не сочиняю! И нечего смущаться. Я уверена, что Чарльз не рассердится. Правда ведь? — спросила она, поворачиваясь к нему.

— Нет, конечно. Но все-таки объясните.

— Эй, вы! — потешалась Нита. — А я-то думала, вы уже давным-давно посмеялись над тем, как Мелли притворилась, что приехала искать могилу деда, а на самом деле, чтобы найти вас. Вот здорово! По-моему, это ужасно романтич но! В смысле, в десять лет вообразить, что влюблена в парня, а потом взять да выйти за него замуж!

— В десять лет! — немного удивился Чарльз.

— Ну да, по-моему, так. Вроде тебе было как раз десять, да, Мелли?

Мелли откинулась на спинку кресла с чувством полнейшей обреченности. В общем-то нельзя сказать, что она совсем не была к этому готова. Она чувствовала, что настанет день, когда он обо всем узнает. Просто не думала, что это случится так скоро. Даже у сказочных историй конец не всегда бывает счастливый. Сознавая, что она бессильна что-либо предпринять или хотя бы придать словам Ниты невинный оттенок, которого они были лишены в действительности, она приготовилась к неизбежному, ощущая внутри пустоту. Если она начнет сейчас оправдываться, будет хуже. Конечно, лучше бы это был кошмар, от которого она могла бы сейчас очнуться, но все же остается надежда, что Чарльз поймет ее. Или хотя бы не примет Нитину болтовню всерьез. Тяжело вздохнув, Мелли попробовала смягчить удар.

— Детская фантазия, — будто между прочим произнесла она. — Рыцарь в блестящих доспехах и тому подобное. Представь себе, чем забита голова у десятилетних девчонок!

— Не представляю, расскажи.

Глядя на него и думая о том, что его голос впервые звучит резко, даже сердито, она неуверенно сказала:

— Да нечего рассказывать. Нита тебя просто дразнит.

— Это правда? — Он вопросительно смотрел на Ниту.

Та внезапно вспыхнула.

Едва ли она могла бы сказать что-то еще более глупое, и, если бы перед Мелли не стояла сейчас Нита, которая, что говорить, частенько бывала не шибко сообразительна, она бы подумала, что это злой умысел, недоброжелательство.

— Вы совершенно ни при чем, — возразил Чарльз, протягивая ей стакан. — У Мелли сегодня был трудный день, и она устала. Верно, дорогая?

— Да, — кивнула она.

— Почему бы тебе не пойти спать? Уверен, Нита не обидится.

— Господи, конечно нет.

— Значит, решено, — продолжал Чарльз вкрадчиво. — Ты поднимаешься к себе, а я займу Ниту.

Вот и случилось то, чего больше всего страшилась Мелли. И все же, начни она возражать, настаивать на том, что останется, — все бесполезно. Чарльз вознамерился побеседовать с Нитой наедине, а значит, остановить его невозможно. Поймав его взгляд, она прочитала безмолвный приказ: «Иди спать, я должен поговорить с Нитой и узнать о тебе все, начиная с десятилетнего возраста». Наивно было бы надеяться, что Нита станет осмотрительней. Заварив кашу, она будет изо всех сил оправдывать Мелли, рассказывая, как преданно она его любит. Чувствуя себя очень несчастной оттого, что навредила подруге, будет сдуру и дальше делать плохое неисправимым.

— Прости меня, — прошептала Нита, целуя Мелли на ночь, — неужели ты не могла сказать, что он ни о чем не догадывается. Я имею в виду, это просто никогда не приходило мне в голову! Но он ведь тебя любит, ну в смысле, у вас будет ребенок и все такое…

— Не беспокойся. Увидимся утром. — Разумеется, Нита никогда в жизни не слыхала о том, что мужчина и женщина могут просто друг с другом переспать, а если слыхала, то не могла себе представить, что подобное может произойти с ней или с ее подругой Мелли. Для романтически настроенной Ниты секс непременно сопутствовал страстной влюбленности. Иные мотивы попросту не приходили ей в голову.

Чувствуя теперь только усталость, Мелли тихо вышла из комнаты и медленно поплелась наверх. Чарльз, конечно, озадачен, но он должен поверить, что их встреча в порту была случайной, как и то, что она совсем не стремилась его соблазнить, а лишь хотела облегчить утрату друга. Если бы ей удалось хоть в чем-то убедить его, объяснив, до чего Нита склонна к преувеличениям! Тяжело вздохнув, она подошла к окну. Какой толк строить догадки? Он будет думать только так, как ему захочется. Ложиться не стоит, во всяком случае, пока. Поговорив с Нитой, он, естественно, придет, чтобы выслушать и ее версию. Уж что-что, а справедливым Чарльз быть умеет.

Вскоре на лестнице послышались их шаги, затем Чарльз пожелал Ните доброй ночи, и Мелли попробовала поглубже вздохнуть, чтобы успокоиться.

Войдя и плотно прикрыв за собой дверь, Чарльз приблизился к ней и встал напротив. Несколько мгновений он молча неподвижно смотрел на нее и наконец ровным голосом произнес:

— Выходит, что я оказался куда большим идиотом, чем думал!

— Большим… — Она нахмурилась, ничего не понимая.

— Я, конечно, догадывался… давай уж начистоту, ладно? Я подозревал, что твой приезд в Довиль не связан с одним лишь желанием побывать на могиле деда. Понимал, что жизнь дома делается все несноснее. Догадывался, что ты используешь меня, чтобы иметь повод сбежать оттуда. Не навсегда, — продолжал он тем же ровным, но полным ненависти голосом, — конечно, не навсегда, скорее, чтобы обрести временное пристанище. Я даже готов был понять и простить, потому что ты мне нравилась.

— Неправда! К дому это не имело ни малейшего отношения!

— Неужели? Тогда остается поверить в Анитину историю.

— Нет! — Содрогаясь от его пренебрежительных слов, Мелли прошептала с болью в голосе: — А если ты считал, что я приехала, чтобы увидеть тебя, тогда почему…

— Почему я тебе не сказал? Повторяю, ты мне нравилась, мне было жаль тебя, может быть, я один в целом свете знал, каково тебе дома. Я допускал, что ты робеешь, не решаешься довериться мне. Я относился к тебе с уважением, а потому не нарушал правил придуманной тобой игры.

Чувствуя себя беспомощной, загнанной в ловушку, она смотрела на него будто завороженная. Может, она его совсем не знает? Куда подевались мягкость, обаяние? Жесткий, уверенный в себе, недобрый человек. Она впервые увидела его таким, каким его, вероятно, знали деловые партнеры. Перед ней был тот самый Чарльз, который сумел добиться многого в жизни. Чарльз, который все видел насквозь и не допускал просчетов.

— Ну, так где тут неправда?

— Нет, то есть да, в какой-то мере… Я… — Она запнулась, сознавая свое поражение.

— Да или нет, Мелли?

Изнемогая от усталости, она заглядывала ему в лицо, напрасно пытаясь разглядеть в нем хоть тень сострадания. Оно было нарочито бесстрастным, начисто лишенным выражения. Не суровое, не мягкое. Не злое, не доброе. Догадываясь о том, что наговорила ему Нита, она решилась ответить:

— Многое преувеличено, придумано, но в общем, — да, правда.

— Выходит, ты загнала меня в капкан? — произнес он все тем же ужасным, ровным голосом.

Если бы он сердился, кричал, было бы проще — они бы поссорились, объяснились, и тогда бы все могло встать на место. Но он говорил спокойно. Как всегда. Чарльз никогда не выходил из себя, во всяком случае, в ее присутствии.

— Нет, — возразила она, — я ничего не делала нарочно.

— Но ты же знала, что я здесь?

— Да.

— Значит, дедушкина могила оказалась удобным предлогом, чтобы здесь появиться.

— Не совсем… — тяжело вздохнув, она покачала головой. — Выручить может только правда, иначе будет хуже. В какой-то степени поездка на кладбище послужила поводом.

— Понимаю. Все эти годы ты выслеживала меня…

— Да нет же, Чарльз, — отчаянно протестовала она. — Вовсе нет…

— Нет? — переспросил он. — А как же еще это можно назвать?

Она отвернулась и, закусив губу, глядела в окно, думая, как ему объяснить.

— Потребность быть рядом с тобой, — проговорила она наконец, — видеть тебя, хотя бы издали. Наверное, так наркоман не может обойтись без очередной порции снадобья, алкоголик без следующего глотка спиртного. Сама не знаю, как я поддалась, это было унизительно, стыдно, и все же, я ничего не могла с собой поделать. — Она повернулась, чтобы взглянуть на него, ей необходимо было видеть его лицо, и продолжала: — Я ничего от тебя не требовала, никогда ничего не ждала. Но потребность быть возле тебя захватила меня целиком. Поверь, я бы не могла намеренно обидеть, оскорбить или скомпрометировать тебя.

— Тогда зачем было притворяться? Почему с самого начала не признаться честно? В тот самый первый день, когда ты приехала в порт и увидела меня на яхте — а ведь ты меня видела, да?

— Да.

— Зачем было притворяться, делать вид, что не заметила, удирать, зная, что я тебя все равно догоню? Позову! Воскликну: «Какой сюрприз, Мелли, как я рад тебя видеть!» И даже, когда мы пошли пить кофе, ты не могла мне сказать…

— Как? Что сказать? — спросила она жалобно. — Сказать, что явилась оттого, что больше нет сил терпеть? Что должна хотя бы взглянуть на тебя? Да ты бы решил, что я рехнулась!

— А почему ты не окликнула меня, когда увидела на яхте? Могла сказать всего лишь: «Привет, я знала, что ты здесь, в Довиле, и, пока разыскивала дедову могилу, ужасно захотела найти тебя и поздороваться». Это было бы вполне нормально. Я был бы рад повидаться с тобой, сходить куда-нибудь, но только без обмана, и все бы шло своим чередом, но честно, без подлога.

— Да, знаю! — воскликнула она в отчаянии. — Думаешь, нет? Я себе не могу ничего объяснить, а как объяснить тебе? Знаю, что должна была поступить так, как говоришь ты. Как поступил бы любой нормальный человек! Но я не могла.

— Но почему? — спросил он, изумляясь.

— Да не знаю, черт возьми! Знала бы, может, и вела бы себя по-другому. Во всем остальном, что касается моей жизни, я совершенно разумный, предсказуемый человек. Я всегда могу быть объективной, рассудительной, но только не с тобой, Чарльз. Не спрашивай почему. С того самого дня, когда я увидела тебя впервые — мне тогда было десять, и ты спас меня от хулиганов, которые хотели спихнуть меня в пруд, — ты занял место в моем сердце, в моих мыслях, во мне, и я не могу освободиться от тебя! Думаешь, я не старалась? — спросила она с горечью, — думаешь, не понимаю, какая я дура?

Наступила долгая, мучительная тишина. Возможно, он обдумывал ее слова, а потом спросил только:

— Кто еще знает об этом?

— Никто, — устало отозвалась она.

— А твои родители?

— Нет.

— Но зачем надо было доверяться Ните? Ты не могла найти худшей наперсницы, чем она! Боже мой, Мелли, у нее же язык без костей!

— Да знаю, ой как это трудно объяснить! Мы вместе ходили в школу, у нее не было подруг кроме меня, и, поскольку я к ней хорошо относилась, она привязалась ко мне. Наверное, она считала, что обязана мне, старалась за меня всегда вступиться, и когда те же самые мальчишки — они ведь тоже учились в моей школе — дразнили меня, издевались над тем, как меня спас из пруда великий герой, Нита и тут была за меня. Нита не была бы Нитой, если бы не вступилась заодно и за твою честь. Как-то я показала ей тебя издали, и, всякий раз, когда о тебе снова сплетничали или писали в газете, — ты ведь не станешь отрицать, что стал весьма знаменит, Чарльз, — добавила она, желая хоть немного разрядить обстановку, — Нита обязательно узнавала и собирала все, чтобы потом рассказать и показать мне. И так — годами. Действительно однажды, в минуту слабости, я призналась ей в том, что чувствую к тебе, мне тогда было, наверное, лет пятнадцать, и Нита это запомнила. Думаю, в том, что она тебе наболтала, больше фантазий, потому что когда я выросла, то никогда о тебе ни с кем не говорила, в том числе и с Нитой. Она никогда не знала, да и не знает по-прежнему, что я на самом деле чувствовала, как сходила с ума…

— Но ведь это она сказала тебе, что я в Довиле? Она показала фотографию «Звезды»?

— Да. Но я не говорила ей, что собираюсь сюда.

— Вероятно, твоя мама сказала. Нита пораскинула мозгами — и когда услыхала о нашем браке, о твоей беременности…

— Решила, что у сказки получился хороший конец. И все благодаря ей, — заключила Мелли печально.

Вновь отвернувшись к окну, глядя на видневшиеся вдали огни города, она рассеянно думала о том, существует ли на свете еще человек, которого судьба наградила — или наказала, — даровав подобного друга. Чарльз молчал, повернув голову, она взглянула на него. Ей показалось, что на его лице проступили морщины, оно было бледным, рот искривила презрительная гримаса.

— Ты все-таки мне не веришь?

— Не верю, — произнес он без выражения. — Если бы я не знал тебя раньше… Но я-то знал! Думал, что знаю о тебе все, что только возможно. Да ты и сама не скрывала, что застряла в Бекфорде, рассказывала, что родители не хотели, чтобы ты уезжала, что ты чувствовала себя связанной, что на твои плечи обрушилась вся тяжесть ответственности после смерти брата. Ты была окутана их заботами, но связана по рукам и ногам, потому что они опасались потерять и тебя — а я стал твоим шансом на избавление. Выйдя замуж, ты получала реальную возможность уйти. Но за кого можно было выйти в Бекфорде? Не за кого? Ты не путешествовала, не работала в других местах, в Лондоне или в другом большом городе: где и кого ты могла встретить? Но кое-кто все же был. Ты знала. Богатый, способный обеспечить тебе жизнь, о которой ты не могла и помыслить. Кстати, Нита упомянула, как ты мечтала путешествовать, покупать дорогие вещи…

— Но уж это она сказала в шутку! — возмутилась Мелли. — Черт бы побрал Ниту и ее дурацкий язык!

— Думаешь?

— Ну конечно!

— А я все-таки точно помню, как она сказала: «Нечего удивляться, что ты так настойчиво его преследовала».

— Да в шутку же! Глупая школьная шутка! — убеждала она, почти не надеясь на успех. — Ой, послушай Чарльз, неужели ты не знаешь девчонок! Я могла что-то сболтнуть, когда мне было лет четырнадцать! Выдумывала, что в один прекрасный день выйду замуж за богача, знаменитость — неужели не понимаешь?

— Понимаю, — согласился он спокойно. — И, повзрослев, эти четырнадцатилетние именно так и поступают. По меньшей мере, делают попытку.

— У тебя, вероятно, был печальный опыт, — отозвалась Мелли.

— Да.

Вскинув на него удивленный взгляд, она не заметила на его лице ни тени иронии, только холодную уверенность в своей правоте, и осторожно спросила:

— В самом деле?

— О да!

— И теперь ты считаешь, что и я из этой породы.

Неподвижно глядя на нее, он кивнул.

— Да, Мелли, боюсь, что так. Видишь ли, мне известно, что у твоего отца денежные затруднения.

— Да это было тысячу лет назад! — испуганно воскликнула она, начиная понимать, какое направление принимают его мысли.

— Знаю, но ты же не станешь убеждать меня, что все уладилось? Разве сейчас они не нуждаются в твоей помощи? Ну?

— Да, дружок! Нита не теряла времени даром! Вижу, — сказала она резко, — не спорю, я помогала им деньгами, но это не имеет ровно никакого отношения к моему появлению здесь.

Он мог не отвечать — достаточно было взглянуть на его лицо, с которого не сходила неприятная, едкая усмешка.

— Безумие, — произнес он бесстрастно. — Ирония судьбы! Я сбежал из дома и удрал от родных, чтобы избавиться от безумия, а оно настигло меня здесь! В другое время можно было бы посмеяться над подобной нелепостью. Только почему-то мне сейчас не смешно.

Смутно понимая смысл того, о чем он говорил, и ощущая нестерпимую боль в сердце, она опустила голову, не в силах подать голос. Хитроумный план — вот о чем он подумал. Но ведь это не так, совсем не так на самом деле!

— Чарльз! — наконец решилась произнести она.

Дотронувшись до его предплечья, она съежилась, когда он резко вывернулся, и ее рука беспомощно упала. Мелли чувствовала себя совсем больной, разбитой, опустошенной и такой усталой, что едва ли смогла бы объяснить что-то еще, даже если бы видела в этом смысл. Да и он, похоже, не хотел больше ее слушать. Быть может, потом, когда он все обдумает. Наверное, будет лучше, если она на время уедет…

— Ты хочешь, чтобы я уехала? — тихо спросила она.

Чарльз ничего не отвечал, смотрел пустыми глазами. Срывающимся хриплым голосом она едва слышно сказала:

— Я соберусь утром. Поеду в Бекфорд. Когда родится ребенок, конечно сообщу.

— Конечно, — повторил он за ней безучастно. — И никаких слез, Мелли? Никаких возражений? Протестов, оправданий?

— Никаких, — подтвердила она. — Просто я уеду. Без шума, без трагедии. — Несколько ничего не значащих слов, и он никогда в жизни не узнает, чего они ей стоили!

— И сколько же мне это будет стоить? — спросил он цинично. — Чтоб без шума и без трагедии?

Подняв на него глаза, в которых застыли боль и растерянность, она прошептала:

— Нисколько, Чарльз. Это тебе ничего не будет стоить. Повторяю, меньше всего я хотела причинить тебе зло, нанести обиду. То же относится и к деньгам. С какой стати ты должен платить за то, что оказался обманутым? Ты ведь именно так себя чувствуешь, правда? А я думала совсем о другом — добавила она, обращаясь скорее к себе, — думала можно довольствоваться малым и быть счастливой. Только так не бывает. В жизни всегда рискуешь, и, если выиграешь — будешь счастлив, нет — крепись. Не сетуй, не жалуйся. Ты, как никто, понимаешь, что такое риск, то и дело искушаешь судьбу.

— Свою судьбу, Мелли.

— Да, — вынуждена была согласиться она. Чарльз говорил правду, рисковал он всегда один. Думая о том, что он только что сказал, и о том, чего, возможно, она его лишила, Мелли продолжала тихим голосом: — Я знала, что ты никогда не любил меня. И, скорее всего, не смог бы полюбить, но мы были друзьями, и мне казалось, что это немало. Я не оставляла надежды, что ты можешь быть счастлив со мной. Пусть не бёзумно, — добавила она, усмехнувшись, — не безгранично, но хотя бы чуть-чуть!

— Однако ты самонадеянна!

Страдая от обиды, от унижения, она опустила голову.

— Да, ты прав. — Но ведь недавно, пока не явилась Нита, он говорил, что ему хорошо с ней!

— А беременность? — не унимался он, — тоже была запланирована?

— Перестань! — взмолилась она, приходя в ужас от того, что он мог ее в этом заподозрить.

— Это почему же? — спросил он еще раз с теми же ядовитыми нотками в голосе, которые она успела возненавидеть.

— Ну как ты можешь! Господи, неужели ты всерьез думаешь, что я настолько безответственна и могу решиться дать жизнь новому существу, не подумав о его будущем? Конечно, я ничего не замышляла заранее!

— Но ты же не станешь отрицать, что не приняла мер предосторожности…

— Да я вообще ни о чем не думала! Тебе было плохо, тяжело, а я оказалась рядом. Ничего я не подстраивала, так получилось — и все. Думай обо мне что угодно, — попросила она от чистого сердца, — но только не это, умоляю тебя!

— Нет, разумеется, было бы нелепо обвинить тебя в том, что ты подстроила несчастный случай с Лораном…

— Ну только этого не хватало!

— Но ты как-то сразу подвернулась под руку со своими утешениями… Быстренько смекнула, что к чему, взяла быка за рога…

— Да нет же! — Он прав, подумала она огорченно. Она осталась умышленно, зная, что должна уйти. Но разве могла она уйти, чувствуя то, что чувствовала? — Ой, Чарльз! — продолжала она печально. — Ты, наверное, даже не представляешь себе, что можно любить до того сильно, до того глубоко, что, когда становишься очевидцем боли и горя любимого человека, чувствуешь, что бессилие раздирает тебя на части. И тут невозможен расчет, корысть, это все равно, что твой собственный нос, он просто есть у тебя на лице — и все. Если любишь — никакая сила на земле не заставит тебя намеренно причинить боль тому, кого ты любишь. Я и мысли не допускала о близости, о замужестве, когда приехала сюда. Мне надо было увидеть тебя. Увидеть, что с тобой все в порядке, побыть рядом хотя бы недолго. А все остальное — случайность, — с трудом договорила она. Ему бессмысленно объяснять. Он не поймет никогда. И все же, разве не ощутил он чего-то подобного, когда погиб Лоран? И что он имел в виду, сказав, что оставил дом из-за какого-то безумия?

Утомленная до предела, Мелли прислонилась к стене и смотрела на него, — совсем недавно такого родного, такого любимого, и вдруг ослепшего и оглохшего. Она совершила ошибку, выйдя за него замуж, напрасно приняла предложение, поддалась соблазну. А зачем он предлагал, если подозревал неладное…

— Зачем ты на мне женился, если считал, что я намеренно преследую тебя?..

— Из-за ребенка. Почувствовал себя ответственным, и потом — ты мне нравилась, мне казалось, я тебя понимаю. Иначе ни за что бы не стал.

Да, разумеется, не стал бы. За него бы вышла любая, стоило ему захотеть.

— Я уеду утром, — повторила она равнодушно.

Вглядевшись в ее осунувшееся, бледное лицо, он покачал головой.

— Нет, — жестко произнес он. — Ты наблюдаешься в здешней больнице, тут твои бумаги, ты знаешь доктора, сестер. Нет. Ты останешься здесь до родов.

— Здесь? Как могла она оставаться здесь, зная о его презрении. Ведь это не какие-то несколько дней, а недели! Остаться, чтобы час за часом наблюдать, как он становится все холоднее!

— Нет, — прошептала она, — я…

— Вопрос не выносится на обсуждение, Мелли, — оборвал ее он. — Будешь здесь, пока не родится ребенок.

«А потом? Вернусь в Бекфорд? С ребенком или одна?» — хотела спросить она, но не отважилась. Если он пока до этого не додумался, то незачем подавать ему идею. Пускай у нее нет права, нет намерения бороться за его любовь или хотя бы снисхождение, но ребенка она, если понадобится, отстоит. Она не станет мириться с потерей ребенка с той же обреченностью, с какой смирилась только что с потерей мужа.

— И ты больше не обмолвишься ни о чем никому, — приказал он. — Надеюсь, ты мне обещаешь?

— Да, Чарльз, обещаю.

— Ну и превосходно. Продолжай вести себя так, будто ничего не случилось. Постарайся, чтобы Нита получила удовольствие от поездки, успокой ее, веди себя с моими друзьями, как обычно, и, прошу, ни намеком, ни словом не допусти, чтобы кто-то узнал о нас правду.

— А где она, твоя правда, Чарльз? В глупой уверенности, что тебя использовали в корыстных целях? Или в неспособности понять, что человек, охваченный страстью, не всегда владеет собой? Тогда почему не поставить на всем крест сейчас? Потому что хочется дождаться появления ребенка?

— Итак?

Устало кивнув, Мелли молча смотрела, как он повернулся и направился к двери. И лишь оставшись одна, позволила себе расплакаться. У нее нет на него никаких прав, а у него — чувств, на которые она могла бы надеяться, и она знала об этом, как знала и то, что этот день рано или поздно придет. Почему же она не догадывалась, как будет больно? Слепая от слез, она побрела в ванную.