Большое соло для Антона

XIX Красная стрелка на глобусе

В этом году настоящая весна пришла поздно. Правда, во время примерно десятой или одиннадцатой косули, чтобы считать вместе с Антоном Л., то есть примерно в конце марта или начале апреля, выдалось несколько теплых дней, но затем снова стало холодно и выпал снег. Лишь во время четырнадцатой косули холода отступили. Весна буквально ворвалась; ее словно удерживали взаперти из-за непомерно долгих холодов, она там бродила и закалялась и наконец окрепла так, что одолела запоры холодов, пронеслась теплыми ветрами над землей и всего за несколько дней покрыла все новой зеленью, и листья почти слышимо проклюнулись из ветвей. Вокруг замочка Антона Л., словно спущенные с привязи, из земли полезли вверх трава и сорняки. Едва ли можно было определить, в каких местах в прошлом году еще были проложены посыпанные щебнем дорожки. К тому же свое дело сделало и наводнение. Правда, наводнение до района Резиденции и дворцового сада не дошло, но и маленькое озерцо в парке вышло из берегов. В течение нескольких дней вода омывала стволы деревьев. Группы деревьев торчали из воды, словно острова. Выход из берегов маленького озера не казался угрожающим или опасным, скорее игрушечным. Когда оно снова приняло прежние очертания, то оставило за собой тонкий слой ила, который явно подействовал, как удобрение. Повсюду, куда доходила вода, трава и другая растительность росли вдвое быстрее, чем в других местах. Магазины и жилые дома на Луитпольдштрассе тоже были затоплены. Банк и магазин антиквариата, обстановку которых Антон Л. отправил в печь, имели с обратной стороны выходы в дворцовый сад. По причине того, что Антон Л. сжег тогда и двери, и дверные косяки, вода залила помещение до самой земли, где тоже, естественно, остался слой ила. Перед черным ходом банка буйствовали тернистые заросли. Антон Л. затоптал их и заглянул в кассовый зал. Помещение с высокими стеклянными витринами в сочетании со слоем ила-удобрения выглядело, скорее, как теплица. Из каждой трещины в паркете (его Антон Л. еще сжечь не успел) пробивался зеленый росток, причем в некоторых местах с такой силой, что паркет потрескался.

Оба автомобиля, которые Антон Л. захватил из гостиницы – два больших автомобиля дематериализовавшихся господ Пфайвестля и Куйперса, – он поначалу поставил возле замочка на видимой еще в то время, посыпанной щебнем дорожке. После той поездки поздней осенью Антон Л. ни один из них больше не использовал. Лишь только, когда выпал снег, он поставил обе машины немного подальше, под навес неподалеку от черного хода банка. Тем не менее снег их все равно засыпал, что, правда, Антону Л. ничуть не мешало. Затем машины оказались в воде, а позже заросли сорняками. И это тоже Антону Л. не мешало. Он надеялся, что если ему понадобится использовать один из автомобилей, он сможет его высвободить. Правда, ржавчину в некоторых местах не заметить было уже невозможно. Поначалу Антон Л. предполагал более не совершать автомобильных вылазок, кроме всего прочего и из-за «раскатов грома».

Первый «раскат грома» был услышан им во время наводнения. Сначала Антон Л. подумал, что это гроза; но это была не гроза. «Гром» возникал либо единичный, либо в целой цепи «громовых раскатов», где они сменяли друг друга, нарастая, а потом снова затухая. Вскоре Антон Л. понял, что же это такое. После наводнения не проходило ни одного часа, ни днем, ни ночью, чтобы не было слышно этих «громовых раскатов».

Когда из берегов вышло маленькое озеро, оно затопило как часть парка вокруг замочка, так и располагавшуюся в низине дорожку между парком и Резиденцией, по которой Антон Л. должен был ходить, когда направлялся в курфюрстскую кухню к своему вертелу. На территории вокруг озерца разлившаяся вода доходила лишь по щиколотку, но на оказавшейся в низине дорожке вода стояла довольно высокая. Антон Л. побродил немного по залитому водой парку, коль так уж было нужно (у него были сапоги), но от кухни он был отрезан. Ему пришлось оставить там на вертеле семнадцатую косулю и преждевременно подстрелить восемнадцатую. Эта косуля стала первой, которую он съел сырой. (Сложенный перед замочком запас дров тоже отсырел; но стало уже так тепло, что Антону Л. топить было не нужно.)

Во время наводнения Антон Л. удалялся с маленьких окрестностей замочка так же редко, как и тогда, когда лежал глубокий снег. Но тем не менее он мог наблюдать за другим наводнением, разливом реки, за опасным наводнением. С платформы на крыше своего замочка можно было еще, пока деревья не облачились полностью в свою листву, через невысокую пристройку к Резиденции и через незастроенное место смотреть на две, расположенные ниже улицы – Мессециусштрассе и Фабиусштрассе. Обе эти улицы были боковыми ответвлениями Анакреонштрассе; более отдаленная Фабиусштрассе проходила, кроме всего прочего, мимо бокового фасада гостиницы «Три короля». (В свой охотничий полевой бинокль Антон Л. мог разглядеть даже один из углов гостиницы.) На обеих этих улицах целыми днями пенилась вода вышедшей из берегов реки: коричневое, иногда зеленое, бурлящее, кипящее и рвущееся месиво, которое время от времени высоко взлетало, наталкиваясь на выступающие части фасадов домов. Вода несла по улицам вырванные с корнями деревья, трупы животных и доски. С грохотом перекатывались камни. После этого в первый раз «загремело».

Как нежная вода озерца оставляла за собой ил, так и вышедшая из берегов вода реки – и это тоже мог различить со своей высокой позиции Антон Л – оставляла за собой всякую дрянь, камни, мусор, песок и гравий. Кроме того, Антон Л. заметил, что один из домов на Мессециусштрассе накренился. Пока он жил в гостинице, он часто проходил мимо этого дома. Он вспомнил о том, о чем когда-то читал: в этом доме размещались государственная геологическая коллекция и перуанское консульство. Целых четыре дня дом простоял в таком кривом положении. На пятый день, как раз в тот момент, когда Антон Л. смотрел на него в бинокль, с крыши вниз начали падать кирпичи, сначала несколько штук, потом все быстрее и все больше. Еще до того, как последние кирпичи упали на землю, фасад треснул и обрушился; все произошло за какие-то секунды. Комнаты этого дома, которые сейчас не падали вперед, а скорее поворачивались, открылись на какой-то миг взору. Столы, стулья, шкафы выпадали на мгновение раньше, чем обрушивался дом, превращаясь в массу кирпичного боя и разлетаясь в «громовом раскате» по улицам. Затем облако пыли на целый час скрыло место обвалившегося дома.

Это был «раскат грома». Особенно часто этот «гром» доносился со стороны успокоившейся уже реки. Вероятно, подвалы в той стороне были затоплены больше всего, и вода подмыла фундаменты. Может быть, и мороз разорвал некоторые стены. «Гром» время от времени переходил буквально в «треск», похожий на звук падающих друг за другом костяшек домино. Кстати, уже летом куча кирпичей бывшей государственной геологической коллекции и персидского консульства поросла буйным сорняком.

Антон Л. не покидал маленький район не только солидно построенной, но и расположенной выше остальных строений Резиденции, чтобы не быть случайно погребенным под развалинами какого-нибудь дома. И в автомобиле он тоже не мог быть уверен в своей безопасности; затопленные улицы не были более проходимыми для машины…

И постамент курфюрста тоже зарос сорняками, а напротив, на крыше придворного театра, на которую указывала курфюрстская шпага, вырос куст, которого в прошлом году там не было. Сам курфюрст не изменился.

– Вы отыскали книгу? – спросил он.

– Книгу? – удивился Антон Л. – Ах, книгу. Книгу я отыскал, более того: я ее не отыскал.

– Это тоже ответ.

– Я имею в виду, – продолжал Антон Л., – что нашел книгу о книге, книгу в которой упоминается та книгу, но саму книгу я так и не нашел. Разве я вам об этом еще не рассказывал?

– Нет, – сказал курфюрст.

Антон Л. рассказал всю историю в общих чертах, поскольку предполагал, что она может заинтересовать курфюрста.

– Да, да, – протянул курфюрст, – это был мой дядя, Филипп Моритц.

– Вы его знали?

– Каким образом! – изумился курфюрст. – Когда я появился на свет он уже восемь лет как был мертв, кстати, почти день в день. Но об этом поговаривали тайком.

– Вам было известно о книге?

– Нет. О книге не шептали ничего.

– Я, честно говоря, надеялся, что вы, может быть, знали, где эта книга находится. Она, вероятно, должна была храниться в библиотеке курфюрста, если, конечно, ее не продали. Так значит, вы о ней не знаете?

– Вы глупец! – возмутился курфюрст, – Я же не могу знать больше, чем знаете вы. Вам же это говорил даже заяц.

– Значит, я должен искать.

– А разве вы еще не искали?

– Искал, – сказал Антон Л. – Сразу же после того, как я перевел этот латинский фолиант, я искал в… в Вашей курфюрстской милости библиотеке, там…

Антон Л. пальцем показал через плечо.

– Не нашли?

– Нет. Но… я не знаю; даже если бы я ее нашел… книга же совершенно пустая, она состоит лишь из чистых страниц.

– В то время, – сказал курфюрст, – в ней были пустые страницы. Никто не утверждал, что со временем в ней не проявился текст.

– Вы так считаете?

– А разве вы этого не заметили, Адам Л.?…

– Почему вы говорите Адам Л.?

– Пардон, Антон Л., разве вы этого не заметили? Это так, словно красная большая стрела, приклеенная на глобусе, и если внимательно на нее посмотреть, острие стрелы указывает прямо на вас. Неужели похоже на совпадение то, что после загадочного исчезновения всего человечества остались исключительно вы один? Что группа рассудительных людей, из которой вы не знали совершенно никого…

– Неправда, Кандтлера – поверхностно.

– Вы видите, что за связь! Вы знали одного из них, не предполагая, какая огромная тайна за ним скрыта. Группа рассудительных людей в последние свои годы стремилась проложить вам путь к книге; даже в последний день перед катастрофой последний, или лучше сказать, предпоследний член цепочки, ведущей к книге, был представлен; другими словами: катастрофа ждала, пока посылка с фотокопиями, без которой вы не могли бы продвинуться дальше, не прибыла бы в Национальную библиотеку. Неужели вы думаете, что это случайность? И то, что именно в свечной лавке было оставлено сообщение, которое направило вас на след? Не в какой-нибудь школе вождения или в парикмахерской, или в цветочном магазине, в магазине детской одежды или в страховой компании… Существовала тысяча возможностей просунуть записку в магазин, куда бы вы никогда в жизни не зашли. Но свечи вам были нужны!

– Так значит Солиман Людвиг, я имею в виду то, что Солиман Людвиг работал в свечной лавке, уже было частью плана…

– Частью красной стрелы, которая была наклеена на глобусе и указывала на вас. Более того, разве вы сами не говорили, что владелец свечной лавки доводился кузеном Солиману Людвигу?

– Да.

– Речь идет о придворной свечной лавке. Возможно, о фирме, которая уже на протяжении нескольких поколений находилась в семейном владении. Это значит, что план охватывает и более древние времена, времена прадеда-свечника Солимана Людвига и кто знает, кого еще. Книга здесь, иначе ничего бы не было. Книга должна быть здесь, иначе все было бы не более чем глупостью.

– Но где же она?

– В непосредственной близости от вас. Я точно не знаю, но предполагаю, да иначе и быть не может, книга должна быть в непосредственной близости от вас. Совсем рядом с вами. Вы ничего не чувствуете? Нет?

– Если бы меня не одолевала все время эта зубная боль, – сказал Антон Л.

– Вы едите слишком много шоколадных конфет.

– Слишком много конфет, – повторил Антон Л. – Я еще никогда не слышал, что можно съесть слишком много шоколадных конфет.

– И слишком мало витаминов, или как там называется еще эта штука. Вам нужно ежедневно к вашим косулям делать еще и салат из крапивы, иначе у вас выпадут все зубы.

– После войны, – сказал Антон Л., – я помню, моя мать иногда готовила салат из крапивы. Но вот только как его готовить, чтобы он не обжигал рот?

– Мой дорогой друг, – произнес курфюрст. – Я курфюрст, но никак не повар. Но я предполагаю, что жжение отступает, если крапиву поместить в уксус или растительное масло. Или если вы тушите ее, как шпинат. Или вы можете взять также щавель, он не жалится.

– А зубная боль – она лечится щавелем?

– Еще раз, мой дорогой друг, я курфюрст, или во всяком случае, памятник курфюрсту, но не зубной врач…

При слове «зубной врач» к Антону Л. моментально вернулась зубная боль, которая в последние недели почти ежедневно его мучила. Боль снова пронизала тело Антона Л. от верхушки черепа до колен (до самых пальцев ног: нет, это было бы слишком, до колен), словно пушистая молния. Молния пробила трещину в реальности, через которую памятник курфюрсту мог говорить. Курфюрст замолчал.

Но при слове «зубной врач» возникла, кроме того, ассоциация. За памятником курфюрсту находился, хотя уже и засыпанный, вход в придворную свечную лавку. В нескольких метрах от него – вход в дом (не засыпанный, как заметил Антон Л.), через который он довольно часто ходил. Но сколь бы часто Антон Л. теперь, то есть за время последнего неполного года, пока он был один, ни проходил мимо этого дома и мимо этого входа, он никогда не думал о том, какое значение имел для него этот вход. Все случилось несколько лет назад. Может. Антон Л. подсознательно старался ни о чем не вспоминать? Основания для этого у него были.

Антон Л. обошел замолчавший памятник и приблизился ко входу. Табличка все еще была там, гравированная медная табличка:

Кабинет находился на третьем этаже, квартира Клинтцев – на четвертом. Они пробили в потолке дырку и построили винтовую лестницу, так что минуя лестничную клетку можно было попасть из кабинета в квартиру.

Прикладом ружья Антон Л. выбил дверь и поднялся на третий этаж.

Наверное, раза три был Антон Л. на приеме у докторов-супругов Клинтцев. Если он не ошибался, один раз его лечил господин Клинтц, а два раза – госпожа Клинтц. Но намного чаще Антон Л. бывал наверху, в квартире Клинтцев. Он познакомился с супругами Клинтцами в так называемом кружке Бундтрока.