Дядя Фёдор до самого утра Шарика с охоты ждал. Всё в окно посматривал, пока не заснул совсем. И на следующий день он проснулся самым ранним утром — Шарик так и не пришёл. Только Матроскин во дворе трактор мыл, а Митра от холодной воды фыркал и корчил смешные рожицы. Корова неподалёку жевала травку и опасливо на эту пару посматривала. А то как и её привлекут к водным процедурам!
— Ну что, Матроскин, не возвращался Шарик ещё? — спросил дядя Фёдор в окно.
Кот какую-то рыжую ветошь из приёмного лотка тр-тр Митры вытащил и подальше в кусты забросил.
— Нет, — отвечает, — не возвращался.
— Так надо искать его! — предложил мальчик, — Вдруг он в беду попал.
Матроскин вздохнул.
— Дядя Фёдор, первое правило спасения утопающих — не увеличивать количества утопающих. Выйдет Шарик из леса, ему не впервой.
Воронёнок встрепенулся и прокричал:
— Никогда! Никогда!
Мальчик шикнул на птицу.
— А если он встретил это… большое, которое клад охраняло?
— И что ты предлагаешь в таком случае сделать?
— Я у папы читал, что с любыми силами можно договориться.
— Угу, — недоверчиво кивнул кот, — а ты не читал у папы, на каких условиях?
— Ну вот найдём и обсудим условия.
В общем, уговорил дядя Фёдор Матроскина пойти искать Шарика.
Сели они на трактор и поехали к лесу. Погода стояла отличная. И не жарко было, и не холодно. Ветерок дул в меру прохладный. Митра себя вёл удивительно спокойно и даже не пытался за курами гоняться. В общем, ехать было одно удовольствие.
И когда они у поворота к лесу встретили Шарика, это дяде Фёдору даже не удивительно показалось, в такую-то отличную погоду!
Шарик сидел на дороге и озирался, словно не понимал, куда же он попал. Весь он был с лап до головы заляпанный чёрными маслянистыми кляксами.
Матроскин остановил трактор. Дядя Фёдор выпрыгнул из кабины и подбежал к псу. Тот смотрел на мальчика удивлённо.
— Шарик! Ты вернулся! — закричал дядя Фёдор.
— Ну… наверное, — огляделся пёс, — А Шарик — это кто?
— Ты что, Шарик, собственное имя забыл? — подскочил к ним кот, — Вот до чего тебя прогулки по лесу довели! Сколько лап у тебя помнишь ещё?
— Ну… четыре, — Шарик недоверчиво пересчитал собственные лапы.
— А хвост у тебя один? — продолжал Матроскин.
— Один… — протянул пёс.
— Так это же замечательно! И ты нас встретил…
— Встретил…
— Ну вот, хорошо. А зовут тебя Шарик. Ты с нами живёшь!
— С вами…
— В будке, — подсказал Матроскин.
— В будке… — неуверенно согласился пёс, — А вы кто?
— Это же Матроскин, — показал мальчик на кота, — а меня дядя Фёдор зовут.
Шарик посмотрел на них, поморгал.
— Очень приятно, — говорит Шарик и кланяется, — Возьмите меня с собой, пожалуйста. Я вас охранять буду.
Дядя Фёдор и слова сказать не успел, как Матроскин вмешался:
— Конечно-конечно. Только, Шарик, тебя бы отмыть немного, а то ты какой-то… неэкологичный.
— Я бы рад отмыться, — отвечает пёс, — только мне помощь нужна. Я один не могу. А так, кого ни попросишь, так только пятки мелькают.
И поехали они на речку. Тр-тр Митра с утра помытый был, так что он кругами по поляне катался в своё удовольствие. А дядя Фёдор Шарика отмывал, и, потихоньку расспрашивал. И по всему выходило, что ничего Шарик не помнит ни о встрече с мальчиком и котом, ни о том, что потом случилось.
Матроскин в этом время на берегу сидел и вид у него был мрачнее мрачного. А тут ещё и почтальон Печкин подошёл. В руках у него была бутылка и лист бумаги. В бутылке на дне какая-то прозрачная жидкость плескалась.
Почтальон шёл так, словно он моряком был на корабле в штормовом море. И земля всё норовила у него из-под ног куда-то сбежать. А он эту землю ногами ловил.
Печкин дошёл до пирса. Допил из бутылки, свернул листок в трубочку, засунул в бутылку, заткнул горлышко пробкой и выбросил в реку. Так она и поплыла вниз по течению, покачиваясь в разные стороны.
— Эй, кот, иди-ка сюда, — прокричал почтальон Печкин.
Матроскин посмотрел на Шарика, на Митру, что-то в уме прикинул и пошёл к пирсу.
Почтальон тоже посмотрел по сторонам, потом снял сапоги, носки стянул, свесил ноги в воду и сказал:
— Ну что, Верещагин, опять не получилось? Вот волки, они — санитары леса. А от тебя, Матроскин, сплошная антисанитария.
Кот только плечами пожал.
— А что тут поделаешь?
— И ведь говорил же я тебе: уходите к чёртовой бабушке. А ты вернулся. И ещё мальца сюда приволок. Ну ладно ты. Ладно, этот Шарик твой несчастный. Но ребёнка-то зачем?
— Меня не ребёнок интересовал, — нахмурился Матроскин, — У меня другие планы были. Но, кажется, я о его родителях слишком хорошее мнение сложил. А вот сын у них получился талантливый. Даже жалко его.
Тут они вдвоём посмотрели, как Шарик бегает по берегу и свой хвост ловит, а дядя Фёдор на него смотрит и смеётся.
— И с этим… Шариком… тоже, как я посмотрю, с каждым разом всё хуже и хуже.
— Угу, — кивнул Матроскин, — Профессор говорил, помнится, что такое может быть, но он-то не планировал призыв на такие сроки.
— А сколько времени прошло? — поинтересовался Печкин.
— Да года два уже, — ответил кот.
— И в самом деле… но я могу тебя утешить: окончательно озвереть твой Шарик не успеет.
— Это почему ещё?
— А потому что нас всех к этому времени уже не будет. Замыкание, знаешь ли, деградировать начинает. Вот ты вчерашний день хорошо помнишь?
Матроскин задумался.
— Да, не особо. Как-то всё промелькнуло незаметно. Говорят, так на пенсии время летит. Вот ты внукам пирожки печёшь, а вот ты лежишь, а родственники жилплощадь делят и дачный участок.
— Так ведь тебе-то пенсия не грозит. Мне, кстати, тоже. Это мы все потихонечку пропадать начинаем. Может быть и хорошо, что ты дядю Фёдора сюда привёз — всё-таки порция внешнего мира, глядишь, протянем немного дольше.
— Помирать неохота? — спросил кот с ехидцей.
— А то, — согласился Печкин, — Я, может быть, только до стадии гнева добрался.
— Судя по бутылке, — заметил Матроскин, — это уже торг.
— Это не торг. Это эксперимент. Реки, знаешь ли, появились задолго до людей. Так что я надеюсь на то, что по воде отсюда ещё можно выбраться.
— А тебе вообще можно выбираться?
— А почему нельзя? — спросил почтальон, — Я нулевой километр запер? Запер. А дальше никаких должностных инструкций не написано.
— Вы только посмотрите, — фыркнул кот, — а как рисовался-то! «Я тут высшая инстанция».
— Больно ты умный, — рассердился Печкин, — вот сдать бы тебя в «Поликлинику», на опыты.
— Сгорела, говорят, «Поликлиника», — не растерялся Матроскин, — остались только «Черта» да «Прачечная». Но фамильярами они не занимаются. Да и о чём я говорю, сдавай, пожалуйста. Вот как выберемся отсюда, так сразу и сдавай!
Почтальон замолчал. Он сидел, болтал ногами и смотрел, как Шарик всё норовит укусить себя за хвост. А река, подёрнутая туманом, несла откуда-то сверху по течению запечатанную бутылку с письмом.