— «КамАЗы» вышли за периметр части, — сообщили Резиденту.
В том, что «КамАЗы» вышли из части, ничего необычного не было. Они и должны были выйти из части под усиленным конвоем спецчастей Министерства обороны. Чтобы доставить то, что военные потеряли там, где они это потеряли. Удивительно было другое — то, что машины вышли без сопровождения военных!
— «КамАЗы» вышли с прежним эскортом.
— Как так с прежним?!
— С прежним.
— Вы уверены?
— Абсолютно.
Вот это уже было непонятно. Совершенно непонятно! Военные выпустили с таким трудом возвращенный им «груз». Атомный «груз»! Какую цель они преследовали? Может быть, они отказывались от своего имущества из опасения признать царящий в их ведомстве беспорядок? Не желали принимать «груз» и признавать принадлежность «груза», чтобы косвенным образом не подтвердить, что с их складов можно запросто умыкнуть не только автомат, но даже атомную бомбу. Возможно, они таким странным образом пытаются доказать, что у них все в полном порядке. Допустим, так. Но при чем здесь страна, по территории которой будет перемещаться смертельно опасный груз?
Или это не военные? А те, кто распоряжается военными?
Резидент немедленно выехал в областной центр. И встретился с командиром принимавшего участие в операции ОМОНа.
— Корреспондент газеты «Столичные вести», — представился он.
— А что, есть такая?
— Так же как сама столица. У меня к вам есть нeсколько вопросов о жизни, ратных подвигах и нуждах вашего подразделения. И еще мне нужно сделать нескольких ваших цветных фотографий для первой полосы.
— Меня?!
— Вас. Именно ваш отряд и вас как его командира мне рекомендовали в министерстве.
— Право, не знаю. Вряд ли мы заслужили, чтобы столичная газета…
— Бросьте. Страна должна знать героев, которые защищают ее покой и сон от посягательств уголовного элемента. Страна должна любить своих героев не меньше, чем известных кинозвезд. Больше, чем кинозвезд. Потому что кинозвезды только развлекают. А вы спадаете. Ведь вы спасаете?
— Вообще, конечно, случается. Служба такая…
— Отсюда первый вопрос. Говорят, недавно, буквально несколько часов назад, вы принимали участие в какой-то необычной операции.
— Операции? Нет. Не было никакой операции.
— Но вы куда-то выезжали. По тревоге выезжали.
— Ах, по тревоге? Ну да, выезжали. По учебной тревоге выезжали. На полигон. Для отработки отдельных элементов боевой практики.
— И ничего не можете об этом рассказать?
— А что рассказывать?
— Нет, я понимаю — секреты боевого мастерства и все такое прочее. Но нашей газете очень нужен живой, интересный читателю материал. Наша газета понимает, что интерес читателя прежде всего. И даже прежде денег. Именно поэтому наша газета выплачивает наиболее высокие в сравнении со всеми прочими изданиями гонорары своим авторам. А также стремится оформить полосы на самом высоком художественном уровне…
— Простите, вот вы сказали…
— Что я сказал?
— Вы сказали насчет гонораров. Просто интересно узнать, сколько получают работники, так сказать, умственного труда за свою службу в сравнении с, например, милиционерами.
— Мы своим авторам за действительно интересные статьи готовы платить и три, и пять, и десять тысяч долларов единовременно.
— А десять, простите, за что?
— Десять — за свежую информацию. За самую свежую. К примеру, за рассказ о событиях последних недель мы платим — штуку, последних дней — три штуки, истекшего дня — пять штук, ну а за часы — десять. Согласно утвержденным главным редактором расценкам. Деньги наличными, и немедленно.
— Немедленно?
— Сию минуту.
— Я бы хотел рассказать о работе нашего отряд особого назначения на примере буквально самых последних минут его жизни…
Через четверть часа Резидент задал главный, ради которого был затеян весь этот водевиль, вопрос:
— Кто распорядился об отмене операции?
— Точно не знаю. Но знаю, что из Москвы. Из самых верхов.
— На уровне замминистра?
— На уровне замминистра. А может быть, и выше…
Значит, дело не в армии. И может статься, даже не в Министерстве внутренних дел…
Резидент вышел на Куратора, который был кем угодно, но только не Куратором. И был благодаря своей некураторской должности гораздо более сведущ в высокой политике. Без вмешательства которой в этой темной истории скорее всего не обошлось.
— Кто распорядился снять охрану? — спросил Некуратор.
— Точно неизвестно. Но на самом высоком министерском уровне. Как минимум на уровне первых замов.
— Выходит, кому-то эта бомба нужна. Кому-то, кроме твоих подопечных, — сделал первый лежащий на поверхности вывод Некуратор. — Кому?
Ответить на этот вопрос значило найти людей, которые, сидя в далеких и высоких кабинетах, умудрялись доставать ногами до педалей газа удаленных от них на несколько тысяч километров «КамАЗов».
— Министр внутренних дел? — предположил Резидент.
— Может быть. Ему на руку в последний момент остановить угрозу взрыва. В самый последний момент. Когда все будут считать, что дело проиграно. Ему очень выгодно предстать перед страной в облике героя без страха и упрека.
Но точно так же выгодно выступить в роли спасителей отечества и всем прочим силовикам. Если они за мгновение до взрыва оторвут пальцы террориста от взрывателя, это повысит их авторитет сразу на несколько порядков. Это вам не назойливая и, несмотря на дороговизну, совершенно бестолковая реклама на телевидении. Это доказательный для населения поступок.
Угроза взрыва — подарок министрам-силовикам…
И их замам, которые подсиживают тех министров. При условии, что министры ничего не знают о той бомбе. А они знают и сумеют использовать это обстоятельство себе на пользу.
И при тех же условиях — заместителям замов, мечтающим сесть на их место…
И, вполне, вероятно, правительственной оппозиции, которая, используя такой факт, мгновенно может прибрать к рукам все рычаги власти.
И политической оппозиции, способной в случае скандала, который будет неизбежен и будет грандиозен, создать временное правительство, с перспективой в нем впоследствии передраться и урвать для своей фракции самый жирный властный кусок.
Вполне вероятно, что выпустить колонну на трассу распорядилась, через своих людей в министерствах, оппозиция. Первая. Или вторая.
Нельзя исключить из этого списка премьер-министра. Он ведь премьер, а вынужден уже который год играть на вторых ролях, желая играть первые. А тут вдруг представляется такая уникальная возможность свалить главного и единственного конкурента. Как ею не воспользоваться?
Вполне может быть, что это премьер.
Как, впрочем, и сам Президент.
— Президент?
— А чем он хуже или лучше других? Он тот же самый политик. Только сытый политик. У власти политик, который к той власти привык и оставаться без нее не желает. Как ему, уже слегка одряхлевшему, отбиться от наседающей стаи молодых и потенциально более сильных политиков? Как убедить население, что он лучше, чем кто-либо другой? Только используя форс-мажорные обстоятельства. И неизбежно и аргументирование введенные за этим силовые меры. Чрезвычайное положение в стране для ее главы — манна небесная. Благодаря ему он разом и навсегда может избавиться от угрожающих его креслу конкурентов. И сидеть на нем до глубокой старости. И передать его как царский трон своему ставленнику.
Так что Президент не может быть вне подозрений. Равно как не могут быть вне подозрений и все прочие.
— Но как можно выявить единственного и главного виновника преступления, когда подозреваются все?
— А его не надо выявлять. Тем более что установление личности преступника в данной конкретной ситуации не играет никакой особой роли. Преступник здесь вторичен. Важен не он. Важна общая тенденция. Тенденция сползания первых лиц государства в сторону использования в своей практике противозаконных и прямо преступных методов. О которых все знают. И с которыми все мирятся. Бомба — это лишь логическое завершение цепочки экономических и политических компромиссов и свершенных ими корыстных преступлений. Бомба — неизбежное следствие принятых в стране правил игры. В такой ситуации что-то все равно должно рвануть. Или «бомба». Или население. По мне — так лучше «бомба», так как цепная реакция, бунта населения на порядок страшнее. Угрожающая взрывом бомба может привнести в нашу жизнь хоть какой-то порядок, за который в том числе боремся и мы.
— То есть она выгодна и нам?!
— В какой-то степени и нам. К чему лицемерить? Ведь мы тоже силовики. И у нас тоже связаны руки. При установлении в стране режима силы мы можем принести гораздо больше пользы.
— И по этой причине не будем предупреждать взрыв?
— Да. Мы не будем предупреждать взрыв. Потому что взрыва не будет.
— Но бомбы…
— Эти бомбы не взорвутся.
— ???
— Я думаю, эти бомбы не опасней списанных в металлолом батарей центрального отопления. Вроде тех, что сдают в чермет. Они наверняка вывели из строя их рзрыватели. Там, в части.
Как бы ни был безумен политик, он вряд ли решится на взрыв. На атомный взрыв на территории своей страны. Вернее сказать, решился, бы, если мог произвести его лично сам, без свидетелей. В противном случае он может проиграть гораздо больше, чем выиграть.
Именно поэтому установление личности должностного лица, выпустившего грузовики с «грузом» из части, можно признать вторичным. Потому что, установив его, мы не предотвращаем взрыв. Он сам, помимо нас, предотвратил тот взрыв. Другое дело изменение политической ситуации, вызванное случившимся ядерным шантажом. Здесь последствия могут быть гораздо более серьезными, чем даже если бы имел место взрыв. И гораздо более разрушительными. Для страны. И для мира в целом. Тот, кто выпустил на дорогу бомбы, желает извлечь из последующего ядерного шантажа какие-то свои политические дивиденды. Желает самым коротким и самым быстрым путем прорваться к власти. И властвовать. Как? Этого мы, к сожалению, не знаем. Но если учитывать используемые им методы…
Отсюда нам надо бояться не бомбы. И даже не шантажиста, владеющего ими на данный момент. А того, кто шантажиста и бомбы использует в своих пока неясных нам стратегических интересах. И останавливать нам надо не грузовики, а Его. В первую очередь Его.
— Каким образом?
— Самым простым. Нейтрализовав грузовики.
— Организовать новое нападение?
— Нападение, равно как захват бомб, ничего не даст. Теперь не даст. Когда они уже не могут взорваться. Когда их можно не бояться, но использовать факт их наличия в чужих руках в своих интересах. Они просто объявят террористами тех, кто остановит реальных террористов. И дальше все пойдет по накатанному сценарию. Кроме того, я уверен, нам не дадут их перехватить. Потому что их путь отслеживают.
Единственная возможность остановить бомбы — это уговорить отказаться от теракта террористов. Сделать так, чтобы они бросили бомбы по дороге. И мгновенно разбежались в разные стороны. Тогда это будет лишь факт разгильдяйства военных, который можно использовать только против военных. И который не может быть весомой причиной для введения чрезвычайного положения или отставки существующего правительства.
Нам надо уговорить террористов отказаться от своих планов.
— Каким образом?
— Ты с ними работал. Тебе виднее…
— Мне нужен телефон Мозги! Его мобильный телефон.
— Откуда я могу знать…
— Мне нужен телефон Мозги! Или я доведу до его сведения все известные мне факты ваших взаимоотношений с правоохранительными органами. И данные вами признательные показания. На его противозаконную деятельность данные.
— Я не стучал в органы!
— Ты стучал мне, представителю всемилостивейшего семи озер, песка и скважин шаха. А он, то есть я, является работником правоохранительных органов.
— О-ё!!!
— Думай. У тебя одна минута. Через минуту я прерываю связь. И нахожу более понятливого клиента, которому передаю содержание и записи всех наших разговоров в обмен на необходимый мне телефон.
— Не надо!
— Пятьдесят секунд!
— Не надо! Он меня убьет!..
— Сорок!
— Ну, я прошу вас. Я верну все деньги. Я дам показания по кому-нибудь другому…
— Тридцать!
— Но вы гарантируете, что он не узнает, кто навел на его номер?
— Гарантирую. Двадцать. Но еще вернее гарантирую, что он узнает обо всем, если я не узнаю номера телефона. Десять…
— Хорошо. Записывайте…
— Ну?
— Вы меня не знаете. Но я прошу меня выслушать.
— Зачем мне тебя слушать, если я тебя не знаю?
— Вы меня не знаете, но я знаю о характере перевозимого двумя «КамАЗами» груза, имеющего радиоактивную начинку.
— Кто ты такой?
— Доброжелатель.
— Что ты хочешь?
— Предупредить об опасности. Вас хотят подставить.
— Кто?
— Тот, кто выпустил машины на маршрут. Он распорядился обезвредить «груз». Ваши действия будут только ширмой. Только ширмой, прикрывающей чужие интересы. Вы проиграете. При этом раскладе могут выиграть только они.
— А почему я тебе должен верить?
— Потому что машины выпустили из части! Они выпустили машины, которые были у них в руках! Это лучшее доказательство двойной игры.
— Что ты мне хочешь предложить?
— Немедленно бросить «груз». И бросить машины. Это единственная возможность не подставиться. Если вы этого не сделаете, вы станете стрелочником.
— Это мы еще посмотрим…
— Я очень рекомендую воспользоваться нашим советом…
— Мне не нужны чужие советы. У меня своя голова на плечах имеется.
— И все же представьте, что может произойти, если вы…
— Да пошел ты! Советчик долбаный…
И сразу гудки.
Гудки.
Гудки.
Гудки…
— Он ничего не понял. Или он знает что-то такое, что не знаем мы, — сказал Резидент.
— Понять — понял. Не мог не понять. Не дурак. Но воспользоваться нашим предложением почему-то не захотел. Почему? Почему он отверг единственный, обещающий ему спасение выход из в общем-то безнадежного положения?
— По всей видимости, он не считает его безнадежным.
— Почему? Почему он продолжает путь, который уже лишен смысла? Который никуда не ведет.
— Может, он от отчаяния просто закусил удила?
— Вряд ли. Для человека, не ведающего, что творит, он говорил слишком уверенно. И слишком спокойно. Что позволяет ему сохранять спокойствие в практически матовой ситуации?
— Может, он действует в сговоре с кем-то из верхов? И именно на его сигнал последовала столь быстрая реакция. И машины были освобождены? Тогда все встает на свои места.
— А если предположить худшее?
— Что может быть хуже прямого сговора преступного авторитета с верховной властью!
— Двойное дно.
— В каком смысле?
— В смысле как в фокусах. Зрителям показывают одно, а во втором дне придерживают совсем другое.
— Липовые бомбы?
— Точно! Например, если предположить, что эти бомбы — не главные бомбы… Что это вообще не бомбы, а лишь отвлекающие на себя всеобщее внимание болванки. А сами бомбы…
— А сами бомбы заложены под намеченные для взрыва города. Уже заложены! Заранее заложены!
— Тогда совершенно понятны его уверенность и его маниакальное стремление продолжить движение колонны любой ценой. Эта колонна никуда ничего не везет. Это фальшивая колонна! Что, если так?
Вторая гипотеза звучала гораздо более фантастично, чем первая. Но несла в себе большую угрозу. И значит, следуя логике, прорабатывать следовало в первую очередь ее. И верить в первую очередь в нее. Из двух опасностей разведчики всегда выбирают наибольшую. Пусть даже она менее явная. Потому что, когда она подрастет в размерах, спасаться уже будет поздно.
Итак, если предположить, что главный террорист, не веря в возможность беспрепятственного и тайного провоза атомных изделий через страну, заранее или в параллельно отвлекающей колонне доставил их к месту назначения, то, выходит, его шантаж может состояться. В самое ближайшее время. И может иметь самые печальные последствия. Потому что его шантажа не примут! Тот, кто распорядился выпустить машины из воинской части, уверен, что бомбы взорваться не могут! И будет идти на обострение ситуации. И не будет идти на уступки. Потому что идти на уступки владельцу металлоломных болванок глупо. Единственное, что сможет убедить его в серьезности намерений шантажиста, — это взрыв! И, значит, взрыв становится неизбежен. Стопроцентно неизбежен. В отличие от просто шантажа. От шантажа, не имеющего двойного дна!
Доигрались! Что сами себя перехитрили! Мать их!..
— И что теперь будем делать?
А что можно сделать в ситуации, когда с часу на час может рвануть неизвестно где заложенный заряд? Как узнать его местоположение за считанные минуты? Прочесать несколько десятков тысяч километров городских территорий? Вдвоем прочесать. За те же несколько минут прочесать.
И как добраться до заряда, даже если узнать его местоположение, когда он наверняка замаскирован, а может быть, даже зарыт на десяток метров в землю.
И как успеть обезвредить, не потревожив взрыватель, срабатывающий на смещение. Например, на смещение выбираемого экскаваторами грунта?
Как сделать то, что сделать невозможно в принципе?
И что вообще следует предпринимать в таких случаях? В случаях потенциально возможных атомных взрывов.
Объявлять сигнал воздушной тревоги? Проводить массовую эвакуацию населения из городов-миллионников? Спасать людей? Или как минимум готовить к действию силы гражданской обороны и спасателей?
Чтобы свести к минимуму последствия взрыва. Уже произошедшего взрыва…
Куратор набрал хорошо известный ему телефонный номер. Номер доверенного лица Президента.
— Мне нужен Первый, — сказал он.
— Если вам нужен Первый, звоните в его администрацию.
Куратор произнес условленную фразу. Между Конторой и доверенным лицом условленную. После которой он должен был перестать быть просто неизвестным абонентом. После которой он должен был быть узнан. И выслушан.
— Мне нужен Первый!
— Это невозможно. Первый занят.
— Мне нужен Первый по экстраординарному делу.
— Я же сказал. Первый занят. Я могу назначить вам любое другое время…
— Вы что, не понимаете, что если я звоню, то дело идет о безопасности страны?
— Первый занят. Я готов выслушать ваше сообщение и передать его Ему сразу, как только он освободится…
Деваться было некуда. С высокопоставленными бюрократами по телефону не воюют. А если воюют, то всегда проигрывают. Телефон — это их оружие. В использовании которого они сильнее всех других.
— Передайте Первому, что одному из городов-миллионников угрожает террористический акт с использованием ядерного оружия. Взрыв угрожает!
— Взрыв?
— Да, взрыв. Ядерный взрыв. Что необходимо самым спешным образом…
— Вы ничего не путаете? Ничего не преувеличиваете? Насчет взрыва?
— Я ничего не путаю.
— Хорошо. Я передам.
— Немедленно передайте!
— Немедленно. После того, как он освободится…
Куратор сцепил пальцы на трубке. Так, что пальцы побелели.
— Не передаст? — спросил Резидент.
— Не передаст. Он либо перекрывает подходы к Президенту, исполняя волю заговорщиков, либо сам заговорщик, либо ведет игру от имени Президента. Я думаю, он знает о бомбах и знает, что они не взорвутся. В любом другом случае он на это сообщение прореагировал бы по-другому.
Они не станут ничего предпринимать. Ничего, что не было бы предусмотрено заранее утвержденным сценарием. Потому что иначе не получат планируемых дивидендов. Они будут ждать заявления террориста. И лишь после этого демонстрировать реакцию.
Они уверены, что держат ситуацию под контролем. Потому что уверены, бомбы не взорвутся. Переубедить их мы не сможем. Им невыгодно менять свою точку зрения. Им невыгодно признавать свой проигрыш. Они предпочтут взрыв публичному признанию возможности взрыва. Они не предупредят гражданскую оборону и спасателей…
— И что нам остается делать?
— Думать. Нам остается только думать!