Борьба с контрреволюцией в Москве. 1917-1920 гг.

Глава 4 МЕЛКОБУРЖУАЗНАЯ КОНТРРЕВОЛЮЦИЯ ПОТЕРПЕЛА КРУШЕНИЕ

Великая Октябрьская социалистическая революция, передав всю полноту власти в руки пролетариата, в корне изменила положение классов и партий в России. Октябрьские события усилили большевистскую партию, ставшую правящей, а в мелкобуржуазных партиях, враждебно встретивших победу Великого Октября, они углубили развал. Этот процесс начался еще до победы пролетарской революции.

Если большевиков в городах и уездах Московской губернии в июле 1917 г. было 8554 (в Москве — 15 тыс. человек), то меньшевиков в августе этого года — лишь 3 тыс.

Секретарь комитета Московской губернской организации меньшевиков на конференции в ноябре 1917 г. констатировал, что назвать точное число членов губернской организации довольно трудно из-за текучести ее состава, недостоверности сведений.

Приблизительно же в партии меньшевиков в губернии к ноябрю 1917 г. состояло около 1400 человек (партийных групп — примерно 26).

В самой Москве дела обстояли не лучше. Вот что писал в ноябре 1917 г. в своем отчете секретарь Хамовнической районной организации меньшевиков: «Трудно созывать собрания. На заводах встречают страшно несочувственно, бывают случаи, когда нашим ораторам не дают говорить, меньшевики в фабричных комитетах и в районных СРД переизбираются»^{132}.

Пребывали в растерянности и открыто перешли на сторону контрреволюции члены московской организации эсеровской партии.

В дни Октября эсеры приняли участие в создании контрреволюционного Комитета общественной безопасности. В то же время они пытались сформировать свои во-сгруженные силы. Однако попытка организовать «чисто партийные» дружины не увенчалась успехом. Незначительные отряды не сумели сыграть какую-либо роль.

Кроме того, Октябрьские дни явились для Московской организации эсеровской партии временем резкого расхождения МК партии эсеров с рабочими. Основная часть рабочих перешла на сторону большевиков, незначительное число — на сторону левых эсеров.

Не желая мириться с создавшимся положением, эсеровские руководители направляли своих посланцев на фабрики и заводы для «перелома настроения». Однако на митингах и собраниях им давали решительный отпор. Лишь в некоторых районах небольшие группки рабочих еще шли за эсерами, да кое-где их поддерживала интеллигенция.

Влияние эсеро-меньшевистских партий продолжало уменьшаться. Это признали сами эсеры на IV съезде своей партии, состоявшемся с 26 ноября по 5 декабря 1917 г.

Съезд резко выступил против Советской власти, за свержение диктатуры пролетариата, рассчитывая при этом на помощь Учредительного собрания. Съезд меньшевистской партии, проходивший с 30 ноября по 7 декабря 1917 г., также призвал к борьбе за созыв Учредительного собрания для образования новой власти.

После победы Великой Октябрьской социалистической революции идея созыва Учредительного собрания еще не была изжита из сознания определенной части населения страны. Хотя Учредительное собрание и представляло собой вчерашний день демократии и было несовместимо с диктатурой пролетариата, Советская власть все же шла на его созыв для того, чтобы на практике дать возможность массам убедиться в его антисоциалистическом характере. В то же время партия продолжала разъяснять народу, что «республика Советов является более высокой формой демократизма, чем обычная буржуазная республика с Учредительным собранием»^{133}.

Лозунг «Вся власть Учредительному собранию!» объединял контрреволюционные силы от кадетов до эсеров и меньшевиков.

Хотя прежде всего Петроград был центром, к которому сходились все нити борьбы за Учредительное собрание, но и в Москве контрреволюция готовилась с помощью «учредилки» захватить власть. Нападки на большевиков в связи с проведением выборов усилились. Стены домов и заборы разукрасились предвыборными воззваниями и плакатами, призывавшими голосовать за представителей буржуазии, внесенных в список № 1. С утра до вечера по городу носились агитационные автомобили. На митингах меньшевики и эсеры пытались внушить населению, что не большевики из списка № 5, а только они могут принести «благоденствие России». От московских большевиков в Учредительное собрание на Общегородской конференции РСДРП (б) 3 октября 1917 г. были выдвинуты Е. М. Ярославский, П. Г. Смидович, В. П. Ногин и др.

Выборы, состоявшиеся в Москве 19–21 ноября, показали возросший авторитет большевиков, за которых голосовали 50,1 % избирателей.

Однако контрреволюция не сложила оружия. Она стремилась объединить все правые силы. С этой целью кадеты, меньшевики и эсеры в конце ноября 1917 г. создали антисоветскую организацию — Московский союз защиты Учредительного собрания. Союз поставил своей целью организовать мощную поддержку собранию, объединив все реакционные силы как в самой Москве, так и в губернии. Для ведения антисоветской пропаганды представители Союза отправились во многие города.

МК РСДРП (б) и Моссовет готовили массы к решительному отпору натиску реакции. Ленинская политика партии в отношении Учредительного собрания нашла поддержку у московских большевиков.

Во второй половине ноября Московская партийная организация большевиков проводила митинги и собрания, на которых разъясняла трудящимся суть предательской политики соглашателей, мечтавших с помощью контрреволюционного собрания захватить власть.

28 ноября 1917 г. Президиум Моссовета призвал рабочих железных дорог не поддаваться на провокации Викжеля[31], готовившего забастовки «в защиту Учредительного собрания»^{134}. Стало известно, что защитники «учредилки» формируют вооруженные отряды. В этой связи было принято решение усилить охрану помещений Совета, гостиницы «Дрезден» (где размещались партийные организации), Городской думы, а также выяснить планы противника. Районные Советы ставились в известность о готовящемся выступлении.

1 декабря 1917 г. Моссовет постановил напечатать воззвание к трудящимся и призвать их не принимать участия в демонстрации, а также привлечь к суду эсеровскую газету «Труд» за подстрекательские антисоветские статьи.

Между тем события развивались. 3 декабря 1917 г. эсеро-меньшевистские и кадетские лидеры провели демонстрацию под лозунгом «Вся власть Учредительному собранию!». Широкие трудящиеся массы не поддались на провокацию. В демонстрации участвовали офицеры, юнкера, буржуа. Наиболее активные подстрекатели беспорядков были арестованы.

Вскоре в Москве и ее пригородах было введено военное положение (с 8 по 20 декабря). На улицах города запрещалось устраивать собрания, расклеивать антисоветские воззвания, нарушать работу учреждений и т. д. Командующему войсками МВО предоставлялись широкие полномочия, в случае надобности он мог отдавать распоряжения об аресте, высылке из Москвы и т. д.

18 декабря В. П. Ногин, сделал сообщение о том, что правые эсеры готовятся к перевороту, разгрому Советов, нападению на квартиры членов Президиума. После, обсуждения создавшегося положения Моссовет отдал распоряжение войскам округа, комиссару по гражданской части и коменданту города принять необходимые меры для предотвращения враждебных актов.

Однако это уже не могло остановить контрреволюционеров. В день открытия Учредительного собрания, 5 января 1918 г., они решили пойти на штурм Советской власти и провести мощную вооруженную демонстрацию.

31 декабря 1917 г. на заседании МК РСДРП (б) был всесторонне обсужден вопрос о готовящемся антисоветском выступлении. Большевики призвали трудящихся города не принимать участия в демонстрации и наметили меры по ее предотвращению.

Первые дни января отличались особой напряженностью. 1 января 1918 г., выполняя решение МК РСДРП (б), Президиум Московского Совета принял постановление любыми способами предотвратить предстоящую демонстрацию. Военно-политический отдел штаба МВО временно превращался в центр по борьбе с антисоветским движением. Приказ МВО о разгоне демонстрации и аналогичные требования Моссовета подлежали скорейшему доведению до сведения работников на местах. В подозрительных домах и гостиницах производились обыски, усиливалась охрана центральных советских учреждений города. За членами партии правых эсеров устанавливалось наблюдение. Президиум обратился в МК РСДРП (б) об усилении разъяснительной агитации на фабриках, заводах и в казармах.

Вскоре в типографии эсеровской «Земли и воли», где печатались контрреволюционные воззвания в защиту Учредительного собрания, произвели обыск. Захваченные материалы были направлены в Следственную комиссию Ревтрибунала. Буржуазные газеты, поместившие призывы к демонстрации 5 января, временно были закрыты.

Большую роль в мобилизации масс для отпора врагу и в раскрытии подлинного смысла антисоветских замыслов реакции сыграло ярко написанное обращение Моссовета «Ко всем рабочим, солдатам и крестьянам», где говорилось, что «под покровом союза защиты Учредительного собрания организуется новое вооруженное выступление белой гвардии, организуется новая гражданская война как здесь в Москве, так и в других городах»^{135}.

Вопрос о готовящемся выступлении обсуждался также Московским советом профсоюзов. Президиум Совета порекомендовал правлениям союзов организовать надежную охрану своих помещений.

На заводах также принимались экстренные меры к усилению вооруженной охраны, а в день открытия Учредительного собрания члены завкомов должны были в полном составе находиться на своих местах.

Московские трудящиеся не поддержали заговорщиков. На многочисленных митингах принимались резолюции, осуждавшие демонстрацию, а белогвардейцы объявлялись вне закона. Так было на Металлическом заводе, заводе «Каучук», арматурном заводе «Ф. Гакенталь и К⁰», на Московско-Курской железной дороге и на многих других предприятиях.

3 января Президиум Моссовета принял решение арестовать комитет правых эсеров. В доме № 54 по Тверской улице были произведены обыски и аресты. Здесь удалось обнаружить капсюли для бомб. 4 января были задержаны 114 контрреволюционеров. Обыски в центральной части города помогли выявить тайные склады оружия, боеприпасов, антисоветской литературы. В одном из домов по Шереметевскому переулку было найдено 40 винтовок и берданок с большим количеством патронов к ним.

Последним предупреждением эсеро-меньшевистским заговорщикам послужило постановление Президиума Моссовета от 4 января, который оставил в силе прежнее решение о запрете демонстрации (если же она все-таки начнется, подчеркивал Президиум, то будет разогнана с помощью оружия). Характерна позиция, занятая по этому вопросу левыми эсерами. Они выразили пожелание, чтобы «первый удар был смягчен и чтобы инициатива нападения была предоставлена другой стороне»^{136}. Иначе говоря, левые эсеры стояли за либерально-снисходительное отношение к мятежникам, не жалея жизни рабочих и солдат.

Одновременно с принятием чрезвычайных мер со стороны гражданских властей проводилась соответствующая работа и по военному ведомству. Приказ по МВО от 2 января 1918 г. обязывал всех начальников гарнизонов, командиров полков и т. д. никаких демонстраций без разрешения местных властей не допускать, а в случае необходимости не останавливаться перед применением оружия. Артиллерийским частям отдавалось распоряжение привести технику в боевую готовность. Перед зданием Моссовета было установлено несколько орудий. Вооруженные силы готовы были отразить выступление.

Но контрреволюция не отказалась от своих замыслов. Московский союз защиты Учредительного собрания настоятельно призывал рабочих и служащих выйти на улицу для участия в демонстрации.

В день открытия Учредительного собрания напряжение достигло апогея. Утром 5 января большими толпами и отдельными группами меньшевики, правые эсеры, кадеты и их приспешники вышли на улицы Москвы. Буржуа несли лозунги «Долой Советы, вся власть Учредительному собранию!». Манифестанты двигались по Тверской в сторону Красной площади. Когда красногвардейцы потребовали разойтись, те бросились на них и попытались разоружить. Патрульные выстрелили в воздух, контрреволюционеры разбежались, бросив плакаты, но через некоторое время стали собираться вновь, и опять пришлось их разгонять.

Немало демонстрантов собралось у Страстного монастыря, на Миусской площади. Напротив здания Городской думы, на Театральной площади и в Охотном ряду были устроены митинги. Гласных дум и земских деятелей, столпившихся у Большого театра, разогнать удалось лишь с помощью оружия. На Бутырском мосту патрули задержали 30 человек, вооруженных револьверами. У Кузнецкого моста и Петровки наряды красногвардейцев окружили контрреволюционеров. Завязалась перестрелка.

Столкновения происходили на Садовой, Арбате, Большой Дмитровке, Воскресенской площади и в других местах.

По революционным солдатам стреляли из окон домов, с крыш, из-за углов и из подворотен. Сотни знамен, транспарантов, плакатов было отобрано у демонстрантов и свезено в бывшее Александровское училище и Моссовет. А вечером заговорщики взорвали здание Дорогомиловского районного Совета. Погибли начальник штаба Красной гвардии Дорогомиловского района П. Г. Тяпкин, начальник арсенала районных красногвардейцев, один из мужественных солдат революции А. И. Ванторин и др.

Однако далеко идущие планы врагов революции не осуществились. Эсеро-меньшевистско-кадетское выступление 5 января в Москве провалилось. Поражение потерпела и реакция в Петрограде. В ответ на отказ Учредительного собрания одобрить программу Советской власти ВЦИК в ночь с 6 на 7 января 1918 г. принял специальный декрет о роспуске Учредительного собрания^{137}.

Трудящиеся смогли на собственном опыте убедиться в том, что старый буржуазный парламентаризм изжил себя. В новых условиях он являлся лишь ширмой, которой прикрывались контрреволюционеры для захвата власти и ликвидации завоеваний Октября.

6 января Моссовет обсуждал происшедшие накануне события. 7 января разгорелись особенно жаркие споры. На заседании Исполкома соглашатели выступили с резкой критикой действий Советской власти, обвинили большевиков в разжигании «гражданской войны»^{138}.

Большевики дали достойную отповедь демагогам. Они подчеркнули, что трудящиеся не пошли на демонстрацию и 5 января все фабрики и заводы работали.

Умело разоблачили большевики также выдумки меньшевиков относительно требования рабочих удалить соглашателей из Моссовета. Лидеры меньшевиков пытались доказать, что рабочие хотят отозвать своих депутатов якобы в знак протеста против совершившихся «насилий». Большевики же подчеркнули, что рабочие верят сейчас им, а не предавшим революцию соглашателям. Большевик И. В. Цивцивадзе прямо заявил, что соглашатели для рабочих уже давно не товарищи.

Преодолевая сопротивление эсеро-меньшевистского блока, большевики настояли на передаче расследования событий 5 января Следственной комиссии Ревтрибунала. Требования блока о перевыборах Моссовета не были удовлетворены.

Рабочие на заводах выставляли за ворота меньшевистских агитаторов, разгоняли их собрания, уничтожали их антисоветское воззвание «Ко всем московским рабочим и работницам», в котором извращался смысл январских событий. Получили достойный отпор соглашатели и в районных Советах. Так, в Замоскворецком райсовете была отвергнута резолюция меньшевика Лазарева и принята резолюция большевика И. В. Косиора, одобрявшая действия советских властей.

В ответ на происки реакции МК РСДРП (б) наметил провести 9 января мирную демонстрацию трудящихся города, посвященную памяти жертв расстрела 1905 г. Эта манифестация должна была показать, насколько выросли силы рабочего класса и его организованность. 4 января Моссовет одобрил воззвание МК РСДРП (б), призывавшее выйти на демонстрацию с лозунгами «Долой международную буржуазию!», «Да здравствует республика Советов!», «Долой саботажников — врагов народа!» и т. д.

Эсеро-меньшевистские фракции Моссовета встретили эти решения в штыки. На заседании исполкома Моссовета 7 января они потребовали отмены демонстрации.

Не согласились эсеры и меньшевики с предложением большевиков запретить подстрекательские лозунги и вооружить демонстрантов для подавления провокаций.

«Разбитые в открытом бою в октябрьские — ноябрьские дни, — подчеркивалось в обращении Моссовета, — рудневцы и другие буржуазные партии и группы, уцелевшие остатки белой гвардии и контрреволюционного офицерства, не успевшие переправиться к Каледину, — все они решили в этот день напасть на революционных рабочих и солдат и отомстить за свое поражение. Они расставили уцелевшие в их руках пулеметы на крышах и в окнах домов, вооружились, чем могли…»^{139}

Моссовет принял постановление об участии в демонстрации вооруженной Красной гвардии и Московского гарнизона; о запрещении лозунгов, призывавших к свержению власти Советов, а также сборищ контрреволюционных элементов на улицах и площадях столицы.

9 января тысячи рабочих с пением революционных песен вышли на московские улицы. Демонстранты (более 200 тыс. человек) — рабочие заводов и фабрик, красногвардейцы, солдаты — шли с лозунгами, призывавшими поддержать Советы, пролетарское правительство, революцию. Людской поток устремился по Театральной площади, затем по Воскресенской площади, через Иверские ворота на Красную площадь. С кремлевских стен спускались алые полотнища со словами: «Вечная память жертвам — предвестникам мировой революции», «Да здравствует мир и братство народов!». Манифестанты останавливались у могил жертв революции и под звуки траурных мелодий возлагали венки. Демонстрацию сопровождали вооруженные красногвардейцы и солдаты. На автомобилях были установлены пулеметы.

Около двух часов дня, почти одновременно, по сигналу, в различных частях города прозвучали винтовочные выстрелы и пулеметные очереди. Стреляли белогвардейцы.

На Красной площади, где должен был состояться митинг, первые выстрелы раздались со стороны Торговых рядов и Иверских ворот. На кирпичной стене Исторического музея появились свежие следы от пуль. Послышались стоны раненых.

50 тыс. человек, направлявшихся из Сущевско-Марь-инского района к центру, близ бывшего дома градоначальника обстреляли из засады. Огнем из пулеметов встретила Воскресенская площадь участников демонстрации Сокольнического и Басманного районов.

Предательские выстрелы на Тверской, Никитской, Мясницкой, Арбате, Неглинной и других улицах звучали еще несколько часов.

Красногвардейцы и солдаты оперативно, смело и решительно сумели навести порядок. Многие из них пали в тот день смертью храбрых.

Жертвами белого террора стали молодые красногвардейцы Сущевско-Марьинского района: 18-летний П. А. Засухин, 19-летний Н. Г. Дроздов; красногвардеец Замоскворецкого района 18-летний Д. И. Юдичев и многие другие. Под начальником московской Красной гвардии А. С. Ведерниковым ранили лошадь, а сам он получил серьезную травму. 9 января 1918 г. от руки врагов революции пало свыше 30 и было ранено более 200 человек.

В разных концах города у контрреволюционеров было изъято значительное количество винтовок, гранат, револьверов и т. д. У одного священника, например, нашли винтовки и сотни патронов к ним. В гостинице «Боярский двор» задержали отряд вооруженных контрреволюционеров. На улицах находили брошенные автомобили с пулеметами.

Январские события свидетельствовали о том, что враги революции еще не сложили оружие. Но они свидетельствовали и о том, что пролетариат имеет достаточно сил, чтобы справиться с происками реакции.

Наступление против диктатуры пролетариата мелкобуржуазные демократы развернули по всему фронту политической жизни. Стремление ослабить Советскую власть, затормозить реализацию проводимых ею мероприятии, уменьшить ее влияние в широких народных массах заставило их активизировать подрывную работу внутри Советов. Именно поэтому избирательная кампания весной 1918 г. по выборам в столичные Советы проходила в ожесточенной борьбе. Провести своих депутатов в Моссовет эсеры и меньшевики рассчитывали, опираясь на политически отсталые слои, обывателей.

Используя объективные трудности, они развернули бешеную агитацию против большевиков, обвиняя их в разрухе и голоде. Выступая на фабриках и заводах, эсеры и меньшевики призывали голосовать за своих делегатов. Особенно активную деятельность развил МК партии эсеров. На некоторых предприятиях правоэсеровским демагогам удавалось протащить свои резолюции.

В связи с этим ЦК РКП (б) 30 марта поручил Я. М. Свердлову созвать объединенные заседания МК, фракции большевиков исполкома Моссовета и фракции ВЦИК для обсуждения плана проведения перевыборов в Советах. В тот же день вышло постановление Президиума Моссовета об усилении агитационной работы в период избирательной кампании. При Моссовете учреждалось Центральное агитационное бюро, на которое возлагалась обязанность координировать работу партийных центров, фракции большевиков ВЦИК и «взять на учет для распределения все агитационные силы»^{140}. Кроме того, 3 апреля была опубликована и распространена листовка-обращение «Всем работникам и работницам». В ней московские коммунисты доходчиво разъясняли массам причины, побудившие соглашателей так рваться в Советы. Они убеждали отдать свои голоса большевикам.

В предвыборную агитацию включилась и советская пресса. На страницах газет стали регулярно публиковаться материалы, разоблачавшие лживые заверения соглашателей, а также многочисленные резолюции собраний рабочих заводов и фабрик с призывом голосовать на выборах в Советы за большевиков. 6 апреля «Правда» поместила резолюции собраний рабочих фабрик Носова, Котова и др., в которых те писали, что отдадут свои голоса только за кандидатов от большевистской партии. 9 апреля 1918 г. «Известия Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов г. Москвы и Московской области» опубликовали наказ депутатам от общего собрания рабочих Всероссийского центрального союза потребительских обществ, где подчеркивалось, что рабочие представители должны вести политику беспощадной борьбы с буржуазией и партиями меньшевиков и эсеров. Этот наказ явился отражением мнения всего пролетариата города.

Как и следовало ожидать, апрельские выборы продемонстрировали возросший авторитет большевиков и падение престижа мелкобуржуазных партий. Из 733 выданных депутатам Моссовета членских билетов на 23 апреля 1918 г. большевики получили 354, меньшевики — 73, правые эсеры — 5, левые эсеры — 40, анархисты — 5, эсеры центра — 61, остальные — сочувствовавшие тем или иным партиям и беспартийные. Причем количество сочувствовавших большевикам значительно превышало количество сочувствовавших другим партиям.

На выборах в районные Советы коммунисты завоевали твердое большинство. Большевики имели 338 депутатских мест, меньшевики — 42, левые эсеры — 28, а правые эсеры ни одного. Это была безусловно победа Московской организации большевиков. В районах и особенно на предприятиях города резко возросло количество коммунистов.

23 апреля на первом заседании нового состава Моссовета выступил его депутат В. И. Ленин. В своей речи он подчеркнул, что выборы проводились в очень тяжелое время, когда элементы, «враждебные революции, все, кто поддерживает врагов народа, все, кто волочится за буржуазией, — возлагали большие надежды на перевыборы нашего Совета»^{141}. Далее В. И. Ленин отметил, что страна вступила в трудную полосу жизни, что она имеет перед собой, кроме внешних и внутренних врагов, еще и другого противника — мелкобуржуазную стихию, которую надо победить. В заключение вождь трудящихся призвал быть беспощадными к контрреволюционерам, стоящим на пути строительства новой жизни. Непоколебимой верой в пролетариат столицы звучали слова В. И. Ленина: «Выборы в Московский Совет показали, насколько отдают себе отчет в происходящих событиях рабочие, которые поняли, что Советская власть является не парадным украшением, а их собственным кровным делом. Последним актом, актом перевыборов в наш Совет, побеждены все, кто возлагал большие надежды на эти перевыборы, побеждены колеблющиеся элементы, и это дает мне уверенность и надежду в том, что мы стоим на верном пути, который приведет нас к полной победе социализма»^{142}.

Потерпев провал на выборах, меньшевистско-эсеровские лидеры, однако, не успокоились. Более того, на одном из апрельских заседаний Моссовета меньшевики заявили, что их фракция по-прежнему остается в решительной оппозиции к Советской власти. Меньшевики продолжали клеветать на большевистскую партию, пытались внедрить в сознание трудящихся Москвы неверие в успех ее хозяйственных и политических преобразований.

Что касается правых эсеров, то они строили работу в соответствии с решениями своего ЦК от 28 мая 1918 г., т. е. всячески пытались дезорганизовать деятельность Советов.

У большевистской фракции разоблачение антисоветских выпадов эсеров и меньшевиков отнимало немало времени.

В мае 1918 г. меньшевики и правые эсеры выступили против мобилизации сил на защиту молодой Советской Республики. 28 мая на пленуме Моссовета они были против введения всеобщего обучения военному искусству рабочих города — положение о всевобуче тем не менее было принято. Мелкобуржуазные демократы явно переоценили свои возможности. Разброд в их рядах усиливался. На Московской губернской конференции РСДРП.(меньшевиков) 7 апреля 1918 г. собралось всего 12 человек примерно от тысячи членов партии. Выделившиеся из партии левые заявили о своей независимости.

Наиболее честные и не ослепленные ненавистью к Советской власти покидали ряды оппортунистов. Некоторые из них впоследствии вступили в РКП (б). Реакционно настроенные меньшевики шагнули вправо.

Участие соглашателей в борьбе с Советской властью, организация многочисленных антисоветских акций, их союз с контрреволюционерами Дона, Урала, Сибири поставили Коммунистическую партию и Правительство перед необходимостью принятия более действенных мер по отношению к ним. Этого требовала также сложившаяся тяжелая обстановка в Республике.

14 июня 1918 г. ВЦИК рассмотрел вопрос о выступлении против Советской власти некоторых партий, входивших в Советы, и принял постановление об исключении из состава Советов представителей партий эсеров (правых и центра) и меньшевиков^{143}. Е. Я. Драбкина вспоминает, что после того как Я. М. Свердлов поставпл этот вопрос на голосование, большевики «встали и высоко подняли руки. Левые эсеры, как и положено Болоту, частью воздержались, частью проголосовали против. Правые эсеры и меньшевики выли, стучали ногами, хватали стулья и угрожающе ими размахивали.

— Решение принято подавляющим большинством голосов, — сказал Свердлов». После чего он предложил соглашателям покинуть зал заседания ВЦИК^{144}.

17 июня МК РКП (б), осуществляя решение ВЦИК и принимая во внимание, что «поведение партий меньшевиков и правых эсеров, начиная с момента свержения самодержавия, обнаруживает полную контрреволюционность этих партий», предложил исключить их как изменников рабочего класса из состава Московского и районных Советов и их исполкомов^{145}. 25 июня 1918 г. пленум Моссовета также рассмотрел вопрос о лишении депутатских мест и представительства в Советах соглашательских партий и принял постановление об их исключении. В постановлении подчеркивалось, что правые эсеры и меньшевики являлись одним из передовых отрядов врагов революции и ставили своей целью реставрировать буржуазный строй.

Трудящиеся столицы горячо поддержали решения партийных и советских органов. На многочисленных митингах и собраниях они принимали резолюции, осуждавшие врагов пролетариата. 18 июня 1918 г. делегатское собрание профсоюза строительных рабочих Москвы и губернии заклеймило позором предательские действия контрреволюционеров. На своем заседании Алексеевско-Ростокинский Совет единодушно поддержал МК РКП (б), а один из рабочих внес предложение изгнать правые партии и из заводских комитетов. 20 июня общее собрание коммунистов Пресненского района одобрило решение ВЦИК и МК РКП (б) и поручило фракции приложить вое усилия для проведения его в жизнь. Пленум Пресненского райсовета, приветствуя проводимые мероприятия, постановил исключить из состава Совета правых эсеров и представителей меньшевиков.

Подобные резолюции приняли и другие районные Советы, организации и предприятия столицы. Мысли и чувства московского пролетариата выразил большевик Максимовский на декабрьском пленуме Областного комитета РКП (б), настаивавший на бескомпромиссности борьбы с мелкобуржуазными партиями. Иначе, говорил он, «мы тогда должны будем сказать прощай большевистской власти»^{146}.

Еще в начале 1918 г. В. И. Ленин назвал соглашателей в Учредительном собрании пришельцами с того света^{147}, и справедливо: меньшевики и эсеры тянули трудящихся в старый, уже изживший себя мир.

Эсеро-меньшевистские лидеры понимали, что с потерей мест в Советах они окажутся за бортом политической жизни. Естественно, этого оппортунисты допустить не могли. И вот на сцену была вытащена идея созыва «рабочих» конференций, о чем сообщал на VIII совете партии эсеров в мае 1918 г. представитель МК партии эсеров Гр. Ратнер. Об этом шла речь и на заседании ЦК партии эсеров в конце мая 1918 г.

В свою очередь меньшевики выступили за создание в Москве организации «уполномоченных» заводов.

Первые собрания фальшивых «беспартийных уполномоченных» рабочих фабрик и заводов прошли под руководством соглашателей еще весной 1918 г. в Петрограде. На них было высказано предложение созвать Всероссийский съезд уполномоченных от беспартийных рабочих. Выработав соответствующий «наказ», делегация петроградских «рабочих» отправилась в Москву и другие города.

Прибывшая из Петрограда «рабочая» делегация вскоре выступила на ряде московских предприятий. Ораторы призывали пролетариат к созыву конференции «уполномоченных» от заводов, а также к принятию «наказа», ориентировавшего на свержение Советской власти.

Если на некоторых предприятиях наиболее неустойчивые, обывательские элементы поддавались на провокации меньшевиков, то на большинстве заводов они получали достойный отпор. Так, на фабрике Шредера «представители» Петрограда имели неприятную встречу с завкомом и потерпели поражение от рабочих-большевиков как на первом, так и на втором собрании.

Однако «рабочие» делегаты не успокоились. На заводах Листа, бр. Бромлей, фабрике Брокера, в трамвайных парках и на железных дорогах они продолжали выступать с клеветническими заявлениями по адресу большевиков.

26 июня один из «рабочих» делегатов, назвавшийся Афанасьевым, явился на фабрику Жако и, распространяя слухи о том, что большевики якобы прячут хлеб для себя, стал подбивать рабочих на забастовку. Через день он пришел снова. Но его сразу арестовали. Узнав об этом, на фабрику тут же поспешили меньшевистские лидеры. Они предложили послать делегацию во ВЦИК и ВЧК для освобождения Афанасьева. Делегация спровоцированных рабочих тотчас отправилась во ВЦИК. Их принял Я. М. Свердлов. Он спокойно выслушал жалобы рабочих, а затем вызвал Ф. Э. Дзержинского. Тот отдал распоряжение об освобождении арестованного. Я. М. Свердлов вместе с делегатами отправился на фабрику. Пройдя сквозь толпу, запрудившую фабричный двор, он подошел к трибуне. В это время подъехала машина с освобожденным Афанасьевым. И здесь произошло нечто для всех неожиданное.

Когда Афанасьева отправляли в тюрьму, он думал, что долго там не просидит, поскольку через день-два, по его мнению, произойдет государственный переворот. Теперь, считая, что переворот свершился и его доставили с почетом в легковой машине для чествования как героя, он, бодро взбежав на трибуну, произнес речь, в которой поблагодарил Антанту за помощь в борьбе с большевиками и выразил удовлетворение, что «Совдепии пришел конец». Толпа рабочих возмутилась. Воспользовавшись этим, Я. М. Свердлов отстранил незадачливого оратора, который онемел, увидев перед собой Председателя ВЦИК, и взошел на трибуну. На примере Афанасьева он показал, какой свободы хотят соглашатели, и призвал крепить власть Советов и силы пролетариата.

Вскоре «делегаты» Петрограда и некоторые члены МК меньшевистской партии за враждебную деятельность были арестованы (тогда же в МК РКП (б) было высказано предложение собрать и обобщить материалы о контрреволюционной деятельности меньшевиков).

Под флагом разрешения продовольственных проблем они продолжали кампанию за созыв общемосковского совещания «рабочих» представителей. На нем планировалось создание давно задуманного бюро «уполномоченных» фабрик и заводов, а также обсуждение сугубо политических вопросов.

13 июня 1918 г. в клубе Александровской железной дороги открылось совещание «уполномоченных» фабрики заводов. Соглашатели явились на сборище с большими запасами контрреволюционных воззваний. Вскоре помещение, где происходило заседание, окружил отряд красноармейцев. Он арестовал его участников (59 человек) и отправил в ВЧК. Среди задержанных оказались члены ЦК меньшевистской партии, его МК, фракции меньшевиков в Моссовете. Более двух третей арестованных были меньшевики и правые эсеры. Лишь небольшая часть не принадлежала ни к какой партии. Это были обманутые демагогическими посулами соглашателей обыватели. На следующий день эту группу освободили. Таким образом была развенчана попытка представить совещание как «беспартийное».

Через несколько дней Бутырскую и Таганскую тюрьмы посетили меньшевистские руководители и имели свидание с «представителями» от рабочих. Они заверили их в своей преданности и поддержке. Затем МК партии меньшевиков выпустил специальное воззвание, где открыто провоцировал пролетариат столицы на выступление.

Агитационная деятельность противников Советской власти приняла широкий размах. Они использовали все средства для нападок на большевиков. В Александровских железнодорожных мастерских соглашатели сумели протащить резолюцию протеста против «наступления на рабочих» с угрозой объявления всеобщей забастовки. Собрание в мастерских Казанской железной дороги они превратили в антисоветскую демонстрацию. Образованные вскоре стачечные комитеты стали поспешно рассылать депеши с призывом к забастовке. Но антисоветчики рано праздновали успех. 28 июня на заседании Совета рабочих депутатов Железнодорожного района было решено все предписания стачечных комитетов не выполнять, а паровозы, на которых ездят их делегаты, задерживать.

1 июля на ряде железных дорог Московского узла прошли митинги по вопросу о забастовке. «Как и следовало ожидать, — сообщала газета «Известия ВЦИК» 2 июля 1918 г., — затея меньшевиков потерпела полный крах… В общей массе железнодорожники твердо стоят на защите Советской власти».

В тот же день на пленуме Моссовета большинством голосов была принята резолюция, квалифицировавшая забастовки как предательство дела пролетарской революции.

Немалую работу по разоблачению контрреволюционной сущности политики меньшевиков и эсеров проделал МК РКП (б). Члены МК выступали на митингах и собраниях, МК выпустил специальное обращение к населению города. Разъясняя причины продовольственных затруднений— главный козырь соглашателей, МК РКП (б) писал: «Да, это так. Но кто отдал хлебную Украину немцам? Кто? Не Украинская ли рада, в которой были одни меньшевики и правые эсеры?»^{148}.

И все-таки, несмотря на неудачи, меньшевики и правые эсеры не отказались от подготовки созыва так называемого Всероссийского съезда уполномоченных от беспартийных рабочих, на котором планировалось поставить на повестку дня оформление и закрепление «рабочих» организаций, независимых от власти Советов.

Но идея съезда провалилась. Из Нижнего Новгорода, Перми, Ярославля, Сызрани и других городов приехали в столицу только около 40 человек. А на проходившей в то время в Москве (созванной большевиками) губернской конференции фабзавкомов и профсоюзов присутствовали 500 делегатов.

Даже инициаторы сборища были обескуражены таким поворотом дела. Тогда вместо съезда они решили провести конференцию «уполномоченных» от рабочих. Конференция состоялась в двадцатых числах июля 1918 г. в помещении Центрального продовольственного кооператива.

Кем же были те 40 человек, что приехали в столицу? В основном меньшевиками и эсерами, оказались среди них и несознательные рабочие, не знавшие истинную причину созыва съезда. «Рабочим» записал себя, между прочим, и один из лидеров меньшевиков литератор Абрамович.

На первых двух заседаниях конференция приняла резолюцию и тезисы по текущему моменту. Эти документы лишний раз подтверждали, что съехавшиеся «представители» рабочих никакого к ним отношения не имеют. Соглашатели требовали прекращения национализации фабрик и заводов, создания условий для привлечения в промышленность русских и иностранных капиталов, принятия мер по денационализации банков и т. д.

В том же духе были составлены тезисы по текущему моменту, где подчеркивалось, что, по их мнению, основной политической задачей рабочего класса является борьба с существующей властью.

Таким образом, контрреволюционная эсеро-меньшевистская конференция прямо призывала выступить против Советов, для чего звала рабочих к объединению с капиталистами и белогвардейцами.

Во время третьего заседания участники конференции по распоряжению ВЧК были арестованы. Вот что пишет об этих событиях П. Д. Мальков: «Рывком я распахнул дверь настежь. Перед нами был сравнительно просторный зал, сплошь заставленный стульями. В дальнем конце стоял стол, покрытый красным сукном. Президиум. На столе — графин с водой, стакан, одним словом, все как полагается. Половина стульев в зале была пуста, другую половину занимали преимущественно пожилые, в большинстве своем прилично одетые люди»^{149}. Объявив об аресте присутствовавших, Мальков прошел к столу президиума, собрал бумаги в папку и приказал всем выходить во двор. Задержанных посадили в грузовик и доставили на Лубянку, в ВЧК. Конференция «уполномоченных» от рабочих прекратила свое существование.

В. И. Ленин учил, что оппортунисты порой искусно приспосабливаются, служа на деле «верой и правдой белогвардейщине»^{150}. Таких людей пролетариат разоблачал и обезвреживал.

В борьбе с Советской властью соглашатели использовали весь арсенал средств. Действовали они и в открытую, и тайно и все упорнее переносили центр тяжести на создание подпольных контрреволюционных организаций, на участие в уже имевшихся буржуазных антисоциалистических объединениях.

В. И. Ленин подчеркивал: «как только массы убеждаются, куда привели их меньшевики и правые эсеры, последние остаются без поддержки масс. Их оставляют. Тогда они в последней надежде прибегают к спекуляции на голоде, а когда и это не выходит, они не брезгают такими приемами, как убийство из-за угла»^{151}.

Эсеры на протяжении всей истории своего существования не уставали твердить о том, что террор является оружием революции. Теперь, однако, острие своего «революционного оружия» они направили против самой революции, против Советской власти. Псевдореволюционеры сомкнулись с махровой белогвардейщиной.

Начало активных действий по созданию военных объединений правых эсеров относится к февралю — марту 1918 г., к тому времени, когда в Москву съехались члены эсеровской фракции распущенного Учредительного собрания (как известно, идея созыва Учредительного собрания после его роспуска в январе 1918 г. не умерла: одни предлагали собрать его в Москве, другие — под охраной штыков союзников в Архангельске).

Бюро эсеровской фракции поручило формирование боевых дружин доктору Павлову, человеку хотя и не военному и не обладавшему достаточными организаторскими способностями, но имевшему одно «достоинство»: все методы борьбы с Советской властью его устраивали.

К большому огорчению эсеров, им удалось сколотить лишь незначительную группку из рабочих, по признанию самих руководителей, являвшуюся «мизерной». Более успешно налаживали они связи с офицерскими заговорщическими организациями, интеллигенцией, поддавшейся их агитации, чиновничеством, купцами, мещанами и членами домкомов. Тогда же эсеры создали военный штаб, ядро которого составили полковники Ткаченко и Махин. Штаб установил контакты со всеми эсеровскими организациями, с некоторыми советскими воинскими частями и учреждениями, с церковным Советом объединенных приходов (черносотенное православное объединение не шокировало «демократически» настроенных эсеров).

Главными боевыми единицами являлись офицерские организации, самой крупной из которых была группа Ткаченко, насчитывавшая несколько сотен человек. В их рядах имелась незначительная эсерствующая прослойка. В подавляющем большинстве офицеры были монархистами.

Делались попытки наладить военную работу не только в Москве, но и в области. Из столицы посылались связные в Муром, Гусь-Хрустальный и другие города.

Между тем ЦК партии правых эсеров считал, что следует действовать более энергично. В начале апреля в Москву прибыл член военной комиссии при эсеровском ЦК И. Дашевский. Он встретился с членом ЦК правых эсеров Е. М. Тимофеевым, который связал его с эсерами Зензиновым и Моисеенко. Эта тройка (Дашевский, Бензинов, Моисеенко) и составила военную комиссию ЦК партии эсеров в Москве. К ней от Павлова, после многочисленных препирательств, и перешло руководство всей военной заговорщической деятельностью эсеров в городе.

В течение нескольких недель комиссия проводила инспекционную работу. Она обследовала разбитые на десятки офицерские дружины и принимала меры по их организационному укреплению.

Через некоторое время Моисеенко получил от Союза возрождения значительную денежную сумму, которая пошла на финансирование боевых групп. Представители правых эсеров периодически сносились с возрожденцами, в частности с генералом Болдыревым. Кроме того, они установили контакты и с Б. В. Савинковым. В то же время попытка упрочить связи с советскими военными частями потерпела неудачу. Разбавить солдатские массы своими ставленниками эсерам так и не удалось, хотя кое-какая агентура в военных кругах у них и имелась.

Определенную работу вели эсеры и по вербовке на деньги французской миссии бывших офицеров для белогвардейских армий.

Предпринимались ими также безуспешные попытки воссоздать боевые «рабочие» дружины. В ряд провинциальных городов были посланы эмиссары для обследования состояния работы местных эсеровских ячеек.

Ведя борьбу с большевиками, контрреволюционеры не брезговали никакими средствами.

В конце 1917 г. в речах членов ЦК партии правых эсеров А. Р. Гоца, В. М. Чернова и др. все чаще стали звучать явно террористические ноты. К тому же Петроградский правоэсеровский губком настаивал на применении индивидуального террора к видным деятелям правительства и большевистской партии. В феврале 1918 г. правоэсеровский ЦК специально обсуждал этот вопрос. Большинство одобрило резолюцию о терроре, но она держалась в секрете и не была доведена до сведения рядовых членов эсеровских организаций.

Правые эсеры вплотную приступили к подготовке террористических актов. Вскоре под началом Б. Рабиновича была организована специальная группа, в которую вошла эсерка Л. Коноплева. Она сразу же предложила произвести покушение на В. И. Ленина. Член ЦК А. Р. Гоц от имени партии дал на это согласие, причем заранее было договорено представить дело так, будто покушение — акт, не связанный с эсерами.

В марте 1918 г. Коноплева вместе с эсером Ефимовым отправилась из Петрограда в Москву. Они поселились на Арбате. Их руководителем был назначен член ЦК партии эсеров В. Н. Рихтер.

Коноплева и Ефимов в первую очередь должны были выявить все городские маршруты Ленина, установить за вождем слежку. Однако дело у заговорщиков не ладилось. Приехавший в столицу А. Р. Гоц нашел Л. Коноплеву угнетенной и растерянной. Он предложил ей прекратить дальнейшую работу. Так и не выполнив задания, Л. Коноплева возвратилась в Петроград. Вскоре группа Рабиновича распалась.

Несмотря на неудачи, эсеровские главари продолжали вынашивать планы новых террористических акций. В мае видный эсеровский боевик Г. Семенов провел ряд переговоров с А. Р. Гоцем и Д. Д. Донским об организации специального террористического отряда. Встретив их поддержку, он приступил к созданию «центрального боевого отряда». В него вошли Федоров, Сергеев, Усов, Зеленков, Коноплева, Иванова и ряд других эсеров. Первым преступлением, совершенным группой (в частности, Сергеевым), явилось убийство М. М. Володарского. После этого ее члены были переброшены в столицу (здесь у преступников имелись две конспиративные квартиры в городе и две дачи под Москвой), где продолжали плести нити заговора против видных партийных и государственных деятелей, и в первую очередь против В. И. Ленина.

К моменту приезда основной части отряда Семенова за В. И. Лениным уже было налажено наблюдение. По прибытии главного ядра террористов слежку за Лениным стали вести посменно Семенов, Коноплева, Иванова, Усов и Королев. Они старались установить те места, где он чаще всего бывал. К этому времени относится знакомство Г. Семенова с Ф. Каплан. Их свел руководивший военной работой эсеров в Москве И. Дашевский.

Ф. Каплан — фанатичная авантюристка анархо-эсеровского толка прибыла в столицу в феврале 1918 г. Созданная ею группа, состоявшая из четырех человек, готовила покушение на В. И. Ленина. Узнав об этом, Дашевский решил направить действия Каплан в уже организованное русло. Из группы Каплан Семенов включил в свой отряд лишь ее одну. Остальные ему не подходили.

Для выяснения позиции эсеровского ЦК в вопросе о времени осуществления террористических актов Семенов имел несколько бесед с Гоцем. Гоц нашел, что момент настал. Затем член ЦК Донской встретился с Каплан. Каплан получила полное одобрение своих действий. Таким образом ЦК правых эсеров организовал покушение на жизнь В. И. Ленина и вложил оружие в руки преступников.

По разработанному плану город разбивался на несколько частей. В каждую из них назначался террорист-исполнитель. Это были Ф. Каплан, Л. Коноплева, Ф. Федоров-Козлов и К. Усов. Главарям правых эсеров очень хотелось, чтобы оружие против В. И. Ленина направил бывший рабочий Колпинского завода К. Усов. Но он не оправдал их надежд. На одном из митингов Усов не стал стрелять в вождя. Так же поступил и Ф. Федоров-Козлов. Исполнила злодейский замысел лишь Ф. Каплан. 30 августа 1918 г. она тяжело ранила В. И. Ленина.

Контрреволюционная деятельность эсеров соответствовала решениям VIII совета их партии, собравшегося 7-16 мая 1918 г.

На совете был провозглашен курс на вооруженное восстание против Советской власти. В резолюции совета прямо говорилось, что ликвидация существующей власти «составляет очередную и неотложную задачу»^{152}. Совет нацелил эсеров на создание органов «демократического представительства». Правоэсеровский ЦК ориентировал на консолидацию антисоветских движений, он указывал на то, что они не должны носить характера разрозненных вспышек, а должны развиваться «планомерно, захватывая целые области»^{153}.

Антисоветская направленность деятельности совета вызвала резкий протест трудящихся столицы. 11 мая по распоряжению ВЧК помещение, где он происходил, было оцеплено, а его участники арестованы (позднее их освободили). На следующий день фракция правых эсеров Моссовета с ожесточением выступила против «ничем не мотивированного» акта^{154}.

Политические акции эсеров и их уголовные преступления теснейшим образом переплетались. Эсеровская партийная касса часто пополнялась за счет обыкновенных грабежей. Текли в нее, правда, денежки и из сейфов иностранных посольств. Бывший сотрудник французского консульства Ренэ Маршан впоследствии говорил, что эсеры получали от консульства и постоянные субсидии, и разовые — в экстренных случаях.

В этот период эсеры стали интенсивно вести переговоры с французами о формировании коалиционного правительства, призванного прийти на смену Советской власти. Французы хотели возвращения в России к старым порядкам. Эсеров они предполагали использовать как орудие для свержения власти пролетариата. Затем, при первой возможности, их должны были сменить более реакционно настроенные представители контрреволюции.

Правые эсеры, по образному выражению видного деятеля Коммунистической партии М. Н. Покровского, являлись своеобразными кондотьерами, наемной шпагой буржуазии, которая, как только опасность проходит, тут же рассчитывает их.

Контрреволюционные действия соглашателей поддерживались их идеологическим рупором — прессой. Печатные органы эсеров и меньшевиков являлись орудием лжи и клеветы на революционную власть.

Мелкобуржуазная печать с удовлетворением воспринимала каждое выступление реакции и помогала ей распространением всякого рода слухов, сеявших неверие в прочность новой власти.

Одним из поставщиков лживых сведений была меньшевистская газета «Вперед», систематически печатавшая различные дезинформирующие материалы.

Надо сказать, что за это «Вперед» не раз привлекалась к суду. В апреле 1918 г. дело о публикации ею статей на внешнеполитические темы слушалось в Московском ревтрибунале. Меньшевики пытались уклониться от ответа. Но выступивший в качестве обвинителя большевик Н. В. Крыленко разоблачил их увертки и потребовал строгого наказания контрреволюционеров.

Многочисленные предупреждения не пошли газете впрок. 10 мая 1918 г. ВЧК закрыла «Вперед». Вскоре она попыталась возродиться, но уже под другим названием — «Всегда вперед».

«Всегда вперед» в 1918 г. вышла всего один раз. В ответ на злобные выпады ее выпуск был приостановлен до конца года, а в феврале следующего, 1919, года она перестала существовать. Проект резолюции о закрытии «Всегда вперед» написал В. И. Ленин. В нем он отмечал, что газета «окончательно доказала свое контрреволюционное направление»^{155}.

Владимир Ильич считал исключительно важным быстро и решительно пресекать деятельность антисоветских печатных органов. По свидетельству участника событий тех лет большевика А. Я. Аросева, которому в 1918 г. было поручено руководить крупной операцией по закрытию буржуазных газет, Ленин живо интересовался всеми деталями этого дела, подробно инструктировал Аросева, давал конкретные указания.

В первых числах июня московские газетные артели и продавцы дали подписку не распространять антисоветскую прессу. С протестом немедленно выступили владельцы печатных органов буржуазии. На заседании Московского общества редакторов и издателей совместно с представителями профсоюза печатников и Союза газетных торговцев они заявили о том, что оставляют за собой свободу действий.

Одной из важных мер, расшатавшей фундамент контрреволюционной прессы, стало объявление монополии на продажу печатной продукции. Частные артели газетчиков распускались, а их сотрудники переходили на службу Советской власти.

В июне — июле прекратили свое существование такие мелкобуржуазные органы, как «Наш голос», «Газета — друг», «Земля и воля», «Воля труда», «Дни», «Друг народа», «Дело рабочего», «Знамя борьбы» и многие другие. Всего в политическом отделе Ревтрибунала за период с декабря 1917 г. по июнь 1918 г. было рассмотрено 66 дел о преступлениях буржуазных издателей.

После подавления левоэсеровской авантюры в июле 1918 г. наступление на антисоветскую печать значительно усилилось.

Отдел по делам печати при Моссовете аннулировал удостоверения на право выпуска повременных изданий, а 26 июля 1918 г. в сообщении «К закрытию антисоветской печати» подчеркнул, что запрещение выхода контрреволюционной прессы остается в силе^{156}.

Интервенция и гражданская война, мятежи и заговоры заставили Советскую власть ускорить принятие мер по окончательной ликвидации в Москве реакционной прессы. К концу 1918 г. в столице молодого Советского государства было закрыто 150 буржуазных и мелкобуржуазных изданий, выходивших тиражом около 2 млн. экземпляров.

В ноябре 1917 г. из отколовшейся части эсеровской партии сформировалась новая партия — левых социалистов-революционеров. Эта партия имела определенное влияние в среде крестьян, признавала власть Советов и вначале по ряду вопросов поддерживала большевиков. Однако левые эсеры категорически отрицали необходимость установления диктатуры пролетариата, считали, что в одной России нельзя построить социализм, не признавали социалистического характера Октябрьской революции и руководящей роли рабочего класса, рассматривали крестьян как главную силу в переустройстве всего общества.

В середине ноября 1917 г. левые эсеры согласились войти в правительство, и вскоре ряд народных комиссариатов и центральных советских учреждений стал возглавляться ими.

Блок большевиков с левыми эсерами просуществовал недолго. В марте 1918 г. в знак протеста против заключения Брестского мира левые эсеры вышли из правительства.

Углубление социалистических преобразований в деревне также вызвало резкое недовольство левых эсеров, которые в сложившейся ситуации открыто перешли на сторону сельской буржуазии и выступили как идеологи кулачества.

Левоэсеровская фракция V Московского областного съезда Советов в 1918 г. прямо заявила, что продовольственная политика Советского правительства ими отвергается.

Что же, по мнению эсеров, являлось неприемлемым в этой политике? Они отрицали продовольственную диктатуру, реквизиционные отряды, образование комитетов деревенской бедноты.

Одновременно с этим левые эсеры не переставали критиковать Брестский мир. Они поставили целью сорвать его и продолжать войну с Германией. Для этого левые эсеры организовывали провокации на демаркационной линии и распространяли клевету о политике Советского правительства.

Не прекращали своей подрывной деятельности они и в Москве. В трудные дни, когда не хватало хлеба и промышленных товаров, а по карточкам выдавали лишь по осьмушке хлеба, левые эсеры попытались спровоцировать рабочий класс Москвы на всеобщую забастовку. Эта затея не удалась. Тогда они стали всячески запугивать семьи рабочих, поджигать железнодорожные склады.

Надо сказать, что в МК партии большевиков не раз поступали сведения о подрывной деятельности левых эсеров. Их руководители, как правило, использовали трибуну для критики Советской власти. Особенно активно действовала М. А. Спиридонова, один из левоэсеровских лидеров. Так, ее почти двухчасовая речь на заводе Гужона (в начале 1918 г.) состояла сплошь из нападок на внешнюю и внутреннюю политику большевиков.

После того как МК партии большевиков стало известно об этом, он включил вопрос об антисоветской агитации М. А. Спиридоновой в повестку дня. Секретарь МК В. М. Загорский подчеркнул, что М. А. Спиридонова ведет успешно пропаганду там, где работа с массами налажена слабо.

В принятом предложении отмечалось, что ЧК должна усилить наблюдение за враждебной деятельностью М. А. Спиридоновой.

Работавшие в ряде советских учреждений левые эсеры упорно саботировали мероприятия революционной власти. Это отмечало собрание большевиков — сотрудников правительственных учреждений — в марте 1918 г. (заполонившие Народный комиссариат земледелия (НКЗ) левые эсеры «явно в данный момент саботируют»^{157}. В НКЮ, где работал левый эсер А. Шрейдер, происходило то же самое).

Летом 1918 г., стремясь сорвать Брестский мир, левые эсеры усилили кампанию провокаций против большевиков. М. А. Спиридонова выступила с клеветническими заявлениями о том, что в Германию отправлено несколько десятков вагонов хлеба и немцы требуют еще мануфактуру и уплату контрибуции якобы за разрешение проведения закона о социализации земли.

«Та партия, — отмечал в связи с этим заявлением В. И. Ленин, — которая доводит своих наиболее искренних представителей до того, что и они падают в столь ужасающее болото обмана и лжи, такая партия является окончательно погибшей»^{158}.

Выступая против продовольственной диктатуры и Брестского мира, левые эсеры мечтали, получив большинство голосов на V Всероссийском съезде Советов, постепенно захватить руководство в Советах. Однако, видя крах своих планов, лидеры левых эсеров вступили на авантюристический путь контрреволюционного путча.

24 июня 1918 г. ЦК партии левых эсеров, обсудив на своем заседании политическое положение, нашел, что необходимо в короткий срок положить конец передышке, создавшейся благодаря ратификации Брестского мира, а для этого организовать ряд антигерманских террористических актов, мобилизовать все свои военные силы и принять меры к тому, чтобы рабочие и крестьяне примкнули к эсеровскому восстанию. ЦК партии левых эсеров призвал местные организации к решительным действиям против политики СНК.

Выступление должно было начаться по сигналу левоэсеровских лидеров из Москвы. Эсеровский ЦК образовал бюро из трех человек (Спиридонова, Голубовский и Майоров) для распределения сил и воплощения своих замыслов в жизнь.

Зная о громадном влиянии большевиков, левоэсеровское руководство попыталось сбить с толку массы демагогическим заявлением, составленным на том же заседании ЦК 24 июня, в котором утверждалось, что борьба ведется не против коммунистов, а лишь против политики СНК.

Голосование продемонстрировало полное единодушие членов ЦК относительно принятого плана действий. Об этом свидетельствовала собственноручная карандашная пометка на протоколе М. А. Спиридоновой: «Голосование было в некоторых пунктах единогласное, в некоторых — против 1 или при одном воздержавшемся»^{159}.

Решение об антисоветском мятеже не было пустой фразой. Контрреволюционеры имели определенные силы для выступления. У них существовала так называемая Всероссийская боевая организация партии социалистов-революционеров, во главе которой стоял штаб. Он имел отделы: мобилизационный, оперативный, снабжения. Боевой единицей в организации являлась дружина, состоявшая из взводов (взводы, в свою очередь, состояли из отделений, а последние — из звеньев). Дружина по штату имела отделения пулеметчиков, гранатометчиков, связи, хозяйственное и насчитывала 193 человека с солидным личным вооружением.

Для создания таких дружин Всероссийская боевая организация партии социалистов-революционеров обратилась ко всем эсерам с призывом исполнить «свой долг».

В конце июня ее главный штаб приказал одному из своих членов сформировать особое воинское подразделение в составе двух пехотных рот, артиллерийского и броневого дивизионов, служб связи и обеспечения. Для отряда спешно стали подыскивать обмундирование и снаряжение, причем численность его все время продолжала расти.

Оружие мятежники добывали из разных источников. Так, за неделю до восстания в Ярославль отправился член исполкома крестьянской секции ВЦИК левый эсер А. Петров. В его кармане лежало требование к начальнику местного гарнизона о передаче ему 40 пулеметов, 1000 винтовок с патронами к ним, 5 артиллерийских батарей, а также большого количества ручных гранат, шашек, кинжалов и бомбометов.

Из Москвы в Витебск поехал левый эсер Овсянкин, чтобы привезти оттуда в столицу 400 дружинников. В Тулу полетела телеграмма с распоряжением о присылке вооруженного отряда. Из Петрограда в Москву двинулись матросы в полном боевом снаряжении. Их отряд состоял из 80 человек. В самом городе левоэсеровские комитеты и клубы спешно запасались оружием и боевым снаряжением. В этом им помогали левые эсеры, работавшие в некоторых советских учреждениях. Впоследствии в Замоскворецком, Рогожско-Симоновском, Басманном и других районах было обнаружено в помещениях, которые занимали эсеры, много оружия и боеприпасов.

Главной силой мятежников, их основной ударной группой стал отряд Д. И. Попова, переведенный из Петрограда в Москву. Под различными предлогами Попов смог удалить из отряда преданных Советской власти бойцов и заменить их «своими людьми». Отряду и самому Попову покровительствовал заместитель председателя ВЧК левый эсер В. А. Александрович.

30 июня Попов потребовал выдать ему довольствия на тысячу человек, хотя в отряде такого количества солдат не было. Через некоторое время Всероссийский союз городов получил требование выдать его отряду 20 санитарных носилок, а также санитарные сумки, лубки и т. д. Одновременно левые эсеры принимали меры для вывода из Москвы революционных воинских частей.

«Недели за три до восстания, — пишет в своих воспоминаниях И. И. Вацетис, — мной, как начальником Латышской дивизии, было замечено, что какая-то властная рука старается очистить Москву от латышских частей, направляя их в разные провинциальные города якобы для восстановления Советской власти. Ордера на отправку латышских частей присылались на мое имя и исходили от помощника председателя ВЧК Александровича»^{160}.

Дней за десять до восстания Александрович потребовал отправить батальон в Нижний Новгород. Из Нижнего командир посланного подразделения сообщил, что местный исполком прибытие латышских стрелков встретил с недоумением, так как о помощи никто не просил. Аналогичные донесения стали поступать и от других командиров. Собрав все данные, И. И. Вацетис доложил об этом комиссарам дивизии Петерсону и Довиту. Отправка войск прекратилась. Однако на окончательное разоблачение Александровича времени не оставалось, так как вскоре начался мятеж. Он-то и раскрыл его истинное лицо.

Курс, взятый левоэсеровским ЦК, получил одобрение на проходившем с 28 июня по 1 июля 1918 г. III съезде партии левых эсеров. В принятой резолюции по текущему моменту подтверждалась правильность занятой партией позиции по отношению к Брестскому миру и клеветнически утверждалось, что страна вовлекается в «орбиту германской империалистической политики»^{161}.

До начала мятежа левых эсеров оставалась неделя.

4 июля 1918 г. открылся V Всероссийский съезд Советов. С этого момента левые эсеры стали делать все для разрыва с большевиками. И только необыкновенная выдержка и твердость последних как-то сдерживали бушевавшие страсти.

По распоряжению Я. М. Свердлова на наиболее важные посты в Большом театре были выставлены латышские стрелки, наружные и внутренние караулы значительно усилены. Эти предосторожности оказались не напрасными, так как еще до открытия съезда, в ночь на 4 июля, под сценой Большого театра был обнаружен и обезврежен взрывной механизм, с помощью которого, по замыслу террористов, сцена вместе с президиумом съезда должна была взлететь на воздух.

6 июля в два часа дня к зданию германского посольства подъехал автомобиль. Из него вышли два человека и, бережно поддерживая тяжелый портфель, толкнули парадные двери дома. Через некоторое время послышались выстрелы. Посол Германии В. Мирбах был убит.

Получив об этом известие, В. И. Ленин тотчас позвонил Ф. Э. Дзержинскому. Феликс Эдмундович сразу же выехал в посольство, а затем в отряд Попова, где и был арестован. Мятежники открыто выступили против Советской власти.

6 июля к вечеру положение в городе обострилось. Часть размещенного в Покровских казармах полка Московского гарнизона стала склоняться к переходу на сторону левых эсеров. В Ходынский лагерь, где находились тысячи солдат, левые эсеры заслали своих агитаторов, и те стали призывать войска к объявлению нейтралитета.

Выдающаяся роль в подавлении мятежа принадлежала В. И. Ленину. Он был в курсе всех событий и непосредственно руководил разгромом восставших. По указанию В. И. Ленина левых эсеров, находившихся на заседании съезда в Большом театре, арестовали как заложников.

6 июля вечером было опубликовано правительственное сообщение об убийстве Мирбаха, в котором давалась политическая оценка провокационному выступлению левых эсеров.

В тот же день В. И. Ленин направил во все районные комитеты РКП (б), районные Советы и штабы Красной Армии распоряжение принять меры для борьбы с преступниками. «Мобилизовать все силы, — говорилось в нем, — поднять на ноги все немедленно для поимки преступников. Задерживать все автомобили и держать до тройной проверки»^{162}.

Одновременно В. И. Ленин послал телефонограмму в Моссовет, в которой имелись конкретные и четкие указания: «Передать во все комиссариаты города и пригорода в окружности на 50 верст: пропускать, кроме автомобилей народных комиссаров, еще автомобили боевых отрядов. Задерживать все автомобили Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией, арестовать всех левых эсеров, членов этой комиссии, особенно Закса и Александровича. Сомнительных по партийной принадлежности привозить в Кремль на выяснение»^{163}.

Партия сумела быстро мобилизовать силы. По призыву большевиков рабочий класс столицы встал на защиту завоеваний революции. Под руководством районных комитетов партии и Советов на местах шла огромная работа по приведению в полную готовность воинских подразделений, по вооружению коммунистов и рабочих отрядов, по охране заводов и фабрик. В районы были направлены члены фракции коммунистов V съезда Советов (по 40–50 человек в каждый из районов города). Будучи комиссарами воинских частей, делегаты принимали активное участие в боевых действиях.

Все члены РКП (б) в Сокольническом районе получили оружие. Большевики привели 7-й Советский полк в боевую готовность, поставили во главе этого подразделения комиссара, обеспечили снарядами артиллерийские орудия, разъяснили солдатам обстановку. На улицах появились усиленные патрули. К Совету для его охраны подкатили два орудия. Так же уверенно и сосредоточенно действовали коммунисты и в других районах города. Огромную работу провели они и на предприятиях Москвы.

Моссовет организовал «чрезвычайную пятерку» для мобилизации сил против мятежников. В ночь с 6 на 7 июля «чрезвычайная пятерка» предложила районным Советам немедленно собрать всех коммунистов, всех сторонников Советской власти и сформировать из них вооруженные отряды.

Весть о мятеже вызвала негодование трудящихся столицы. По городу прокатилась волна митингов протеста, на которых рабочие требовали беспощадно подавить восстание левых эсеров. Рабочие Московского военно-артиллерийского завода назвали левоэсеровскую авантюру шагом «к открытию новой империалистической бойни на территории Советской республики»^{164}.

Несмотря на агитацию, проводившуюся левыми эсерами, к ним не присоединились ни трудящиеся, ни даже многие из членов их низовых партийных организаций. Прибывший в Москву из Петрограда отряд для поддержки мятежников был задержан и разоружен на станции Химки Николаевской железной дороги.

7 июля утром красноармейцы стали повсюду теснить левых эсеров, и те постепенно начали отходить к Трехсвятительскому переулку, где сосредоточились их главные силы. Артиллерия левых эсеров обстреливала красноармейские цепи и выпустила несколько снарядов по Кремлю. Это не остановило наступавших. Они вплотную продвинулись к дому Морозова, подтянули и направили орудия на окна особняка. Первый снаряд разорвался рядом с комнатой, где происходило заседание главарей мятежа. С каждым новым выстрелом силы левых эсеров таяли. За своими руководителями пустились в бегство и рядовые члены. Ворвавшиеся в дом красноармейцы освободили Ф. Э. Дзержинского, П. Г. Смидовича и М. Я. Лациса.

В МК РКП (б) и Моссовет стали поступать сведения о ходе ликвидации мятежа в различных районах города. Из Рогожско-Симоновского района сообщили, что большевики арестовали комитет партии левых эсеров. То же самое произошло и в Сокольническом районе. Благуше-Лефортовский райсовет информировал Моссовет о том, что караулы и посты во всех частях района выставлены. Все спокойно. «Эсеры разоружены», — извещали коммунисты Пресненского Совета. Из Алексеевско-Ростокинского района докладывали, что Совет принимает меры к задержанию членов левоэсеровской партии. Большевики из Замоскворецкого района отмечали, что настроение у рабочих боевое, левые эсеры разоружены, а их комитет задержан, повсюду расставлены патрули.

7 июля в 13 часов 30 минут В. И. Ленин направил в Моссовет телефонограмму: «Передать Басманному, Лефортовскому и Сокольническому немедленно. В этом направлении убегают «левые» эсеры в числе 100 человек с броневиком. Принять все меры к тому, чтобы задержать этот броневик»^{165}. Моссовет немедленно разослал соответствующие телефонограммы в указанные райсоветы.

От всех волостных и уездных Советов Московской губернии Владимир Ильич потребовал «принять все меры к поимке и задержанию дерзнувших восстать против Советской власти. Задерживать все автомобили. Везде опустить шлагбаумы на шоссе. Возле них сосредоточить вооруженные отряды местных рабочих и крестьян»^{166}.

7 июля в 16 часов правительство известило население Москвы о том, что мятеж левых эсеров подавлен. Возвратившись в ВЧК, Дзержинский принял меры к задержанию членов левоэсеровского ЦК. На Курском вокзале поймали успевшего загримироваться Александровича. В тот же день он вместе с другими активными участниками восстания по приговору ВЧК был расстрелян.

Много хлопот причинила арестованная Спиридонова, пытавшаяся наладить связь с эсеровским подпольем и совершить побег. Однако благодаря бдительности коменданта Кремля П. Д. Малькова этого ей сделать не удалось.

Мятеж в Москве послужил сигналом для левых эсеров и в других городах страны: Петрограде, Витебске, Владимире, Жиздре и т. д. На Восточном фронте командующий советскими войсками левый эсер М. А. Муравьев поднял восстание и двинулся с крупным отрядом из Казани в Симбирск. Но симбирские коммунисты сумели быстро подавить мятеж. Такая же участь постигла левых эсеров и в Петрограде.

9 июля работа V Всероссийского съезда Советов, прерванная мятежом, возобновилась. Выслушав доклад о событиях 6–7 июля, съезд осудил авантюру левых эсеров и потребовал сурово наказать их.

В постановлении съезда по этому вопросу говорилось: «Всероссийский съезд целиком и полностью одобряет энергичную политику Совета Народных Комиссаров, направленную на ликвидацию преступной и безумной авантюры левых эсеров, и требует суровой кары для преступников»^{167}.

Делегаты съезда от имени рабочих и крестьян предложили вывести тех левых эсеров из Советов, которые поддерживали действия своего ЦК. Еще до этого, 7 июля, Моссовет отдал распоряжение районным Советам города левых эсеров, занимавших «ответственные посты, сместить и заменить большевиками»^{168}. В свою очередь, районные Советы призвали рабочих отозвать из Советов представителей, принадлежащих к перешедшей в ряды контрреволюционеров партии.

18 июля Бюро исполкома Московского областного Совета исключило из своего состава фракцию левых эсеров.

Контрреволюционная политика меньшевиков, левых и правых эсеров была обречена на поражение. Дальнейшие события показали, что они так и не смогли преодолеть свою политическую ограниченность.

В феврале 1919 г. левые эсеры выступили против всяких мирных переговоров со странами Антанты, а вышедшая на свободу М. А. Спиридонова в своих речах продолжала призывать к свержению власти большевиков. Не прекращалась их злостная агитация на предприятиях и в воинских частях.

В Москве левые эсеры имели конспиративную квартиру в Трехпрудном переулке. Здесь находилась нелегальная типография. Не забыли они изготовить и поддельную печать коменданта Московского Кремля, а также запастись оружием. Все это привело к тому, что МК РКП (б) в февральском постановлении «О деятельности МК и ЦК партии левых эсеров» подчеркнул необходимость принятия более решительных мер по пресечению левоэсеровских антиправительственных действий.

Вскоре органы ВЧК были вынуждены вновь применить репрессии к заговорщикам. Свыше 50 руководителей и видных левоэсеровских активистов подверглись аресту. Среди них М. А. Спиридонова, И. 3. Штейнберг, Рыбин, В. Е. Трутовский, Сирота, Прокопович, Розен-блюм, Л. Кроник и др.

«Здесь надо указать, — подчеркивалось в сообщении «Известий ВЦИК», — что среди арестованных есть представители партийных организаций (левоэсеровских. — В. К.) всех крупных городов России, что дает основание предполагать о готовившемся совещании левых эсеров или же что они приехали за «инструкциями»^{169}. Началось кропотливое следствие. Дело Спиридоновой раньше других было передано в Революционный трибунал, поэтому тогда же, в феврале 1919 г., над ней состоялся суд.

Однако М. А. Спиридонова не посчиталась с решением Революционного трибунала, который вынес мягкий приговор, учитывая состояние ее здоровья.

В апреле 1919 г. она бежала из-под стражи и под именем П. Онуфриевой продолжала подпольную работу до тех пор, пока в 1920 г. за ней не захлопнулись двери камеры Бутырской тюрьмы.

Вскоре наиболее экстремистски настроенные члены московской организации левых эсеров заключили соглашение с анархистами и вступили на путь открытого террора.

В январе 1920 г. в советской печати было опубликовано сообщение МЧК о том, что левые эсеры продолжают подрывную деятельность, что при аресте одного из активных заговорщиков в руки МЧК попал документ, который это полностью подтверждает. «Наша работа, — говорилось в захваченном письме, — протекает сейчас в невероятных условиях»^{170}.

Но ни открытые выступления, ни оголтелый террор не давали да и не могли дать тех результатов, на которые рассчитывали их организаторы. Эсеры и меньшевики не имели реальных сил для достижения успеха. Изменение отношения среднего крестьянства к Советской власти и поворот мелкобуржуазных масс в сторону пролетариата заставили их маневрировать. В декабре 1918 г. на совещании членов ЦК правых эсеров в Уфе, затем на совещании Московского бюро ЦК правоэсеровской партии, в феврале 1919 г. на Московской конференции, наконец, в июне 1919 г. на IX совете партии правых эсеров была выработана и принята «новая» тактика, заключавшаяся в приостановлении вооруженной борьбы «против большевистской власти» и в замене «ее обычной политической борьбой»^{171}. Однако тут же подчеркивалось, что это не означает принятия власти большевиков, что это условное временное решение, вызванное сложившимися обстоятельствами. Указывалось на необходимость борьбы против диктатуры пролетариата и против буржуазно-помещичьей реакции, т. е. на два фронта. Значительная часть эсеров продолжала политику соглашения с внутренней реакцией и международным империализмом, по-прежнему прилагала все усилия к свержению Советской власти.

А на следующий год эсеры на своей конференции прямо заявили, что предвидят неизбежность вооруженной борьбы с большевиками. Тогда же оживилось левоэсеровское подполье, блокировавшееся с правоэсеровскими заговорщиками.

Рабоче-крестьянское правительство зорко следило за зигзагообразным поведением мелкобуржуазных партий и в случае надобности решительно пресекало их антисоветскую деятельность.

В октябре 1919 г. ВЧК ликвидировала в столице правоэсеровскую типографию и склад с контрреволюционной литературой. Но поток листовок и воззваний уменьшился ненадолго, ибо вскоре подобная литература стала поступать из Прибалтики. Пришлось перекрыть и этот канал. В ночь на 28 декабря ВЧК были проведены аресты среди правых эсеров. Задержали некоторых членов ЦК правых эсеров и других видных партийных функционеров. У них нашли много фальшивых документов, печатей и штампов советских учреждений. Имелись даже образцы подписей секретарей ВЦИК. Кроме того, обнаруженные материалы говорили о связи эсеров с бандитами в Тамбовской губернии. Целиком и полностью подтвердились слова В. И. Ленина, предупреждавшего в 1919 г., что за открытой контрреволюцией, черной сотней и кадетами «плетутся, как всегда, колеблющиеся, бесхарактерные, словами прикрашивающие свои дела, меньшевики, правые эсеры и левые эсеры»^{172}.

Наметившиеся некоторые непоследовательные сдвиги влево в партии меньшевиков были также вызваны тактическими соображениями. Они не привели к коренному изменению их старой политической линии. Поэтому В. И. Ленин призывал удесятерить бдительность. Указания вождя были своевременными, так как соглашатели не прекращали подрывной работы, выразившейся в проведении забастовок и демонстраций на фабрике «Богатырь», Александровской железной дороге, в усилении антисоветской агитации на бывшем заводе Густава Листа, заводе подъемных сооружений, бывших фабриках Кушнарева, Ильина и других предприятиях, а также в Московском профсоюзе печатников.

Выступавшие на митингах меньшевистские ораторы позволяли себе враждебные антисоветские выпады. Однако аудитория, как правило, им не сочувствовала.

Так, на митинге 16 октября 1919 г. в Политехническом музее, где ораторствовали известные меньшевистские деятели Дан, Мартов, Ерманский, Горев, «громом аплодисментов откликалась аудитория на те места речей меньшевиков, в которых они вынуждены были признать действительную революционность коммунистов… шум вызывали меньшевистские булавки…»^{173}

Очередным провалом меньшевиков явился митинг, устроенный ими в Замоскворечье. Выступавший на митинге Дан заявил, что якобы сейчас за коммунистами не идет подавляющее большинство. Крики с мест и лес поднятых за большевиков рук опровергли злобные измышления меньшевистского лидера.

Борясь с эсеро-меньшевистской контрреволюцией, большевики в то же время протягивали руку тем рядовым членам этих партий, которые под влиянием уроков революционной борьбы, убедившись в двурушничестве соглашателей и измене их делу социализма, порывали с обанкротившимися партиями и были готовы не на словах, а на деле помогать Советской власти.

Процесс распада мелкобуржуазных партий продолжался. Он и привел их со временем к окончательной потере влияния в массах и превращению в отдельные враждующие группы, сошедшие через некоторое время вообще с политической арены^{174}.

Анархизм, мелкобуржуазное общественно-политическое течение, возник в России в конце 60-х годов XIX в. и прошел сложный путь развития. Являясь разновидностью утопического социализма, он не признавал никакой государственной власти, выступая против организованности и дисциплины. Учение анархистов, призывавшее к освобождению личности от всяких правил и законов, сбивало трудящихся с пути революционной борьбы.

«Анархизм, — писал В. И. Ленин, — нередко являлся своего рода наказанием за оппортунистические грехи рабочего движения. Обе уродливости взаимно пополняли друг друга»^{175}. Партия большевиков прилагала все силы для разоблачения авантюристической сущности анархизма в глазах широких народных масс.

В годы первой русской революции анархисты не имели серьезного влияния на рабочее движение. После победы Февральской буржуазно-демократической революции они активизировались. Организовали свои группы и федерации в ряде крупных городов страны. Были вновь созданы пли возрождены анархистские группы и в Москве, позднее объединившиеся в федерацию. Они вели агитацию, распространяли литературу, провозглашали авантюристические лозунги.

Во время октябрьских боев определенная часть московских анархистов приняла участие в борьбе за ликвидацию буржуазной власти. Однако они не могли оказать сколько-нибудь серьезное влияние на ход боевых действий.

Анархистские группы (их насчитывалось 26–30, и они объединяли приблизительно 2 тыс. человек) после Октября заняли в городе 26 лучших особняков под видом устройства там бесплатных лекториев, библиотек, общежитий и т. п. (причем в стратегически выгодных частях города).

Явившись в то или иное здание, анархисты располагались в нем, как в собственном, присваивая всю богатую обстановку. Дом Титова, например, на Гончарной улице (в том числе одежду, серебро и драгоценности) захватила группа анархистов «Авангард». В коровинском особняке по Малому Власьевскому переулку обосновалось объединение «Буря». В феврале анархисты заявили Замоскворецкому райсовету о том, что займут дом Банкетова, а ценности, продукты и пр. останутся у них на «хранении». На Поварской улице анархисты облюбовали особняк чаезаводчика Цейтлина. Благуше-Лефортовская группа разместилась на Большой Семеновской улице. В Чудовом и Архангельском переулках, в районе Арбата и Мещанских улиц, а также в других районах города нашли пристанище различные анархистские труппы, гордо именовавшие себя «Борцы», «Буревестник», «Смерч», «Ураган», «Автономия», «Лава» и т. п. (некоторые ив них насчитывали всего по пять человек). Вокруг особняков анархисты расставляли сторожевые посты, в окнах устанавливали пулеметы, превращая здания в крепости. Наглые действия анархистов, естественно, вызывали законный гнев пролетариев города.

В Моссовете несколько раз ставился вопрос об освобождении анархистами захваченных особняков. 15 февраля было решено внести в повестку дня вопрос о реквизиции помещения Купеческого собрания на Малой Дмитровке. 21 февраля Моссовет предложил комиссару М. И. Рогову не допускать захвата особняков анархистами, не останавливаться перед применением вооруженной силы.

Во второй половине марта МК партии большевиков, рассмотрев вопрос об анархистах, вынес решение передать ВЧК материалы об их контрреволюционной деятельности. Он просил комиссию принять самые энергичные меры борьбы с ними.

Однако руководители Федерации игнорировали требования Советской власти. 26 марта они официально известили Моссовет о захвате помещения Купеческого собрания со всем находившимся там имуществом. В нем разместилась Московская федерация анархистских групп под охраной пулеметов и горного орудия. Захватив поблизости еще особняк Паутинского, анархисты создали на Малой Дмитровке крупный укрепленный пункт. Московская федерация анархистских групп возглавлялась советом, при котором существовали секретариат, пропагандистский отдел, штаб «черной гвардии», газета «Анархия». Во главе федерации стояли Л. Черный, М. Крупенин, В. Бармаш, А. Гордин. Московская федерация поддерживала связь с анархистскими объединениями, каждое из которых являлось автономным. Большая часть групп признавала Федерацию центральной, но некоторые в нее не входили и не считали ее руководящей.

Пытаясь объединить силы, вожаки анархистов стремились выработать так называемый «договор», который должен был сформулировать задачи московской организации и закрепить ее структуру.

Проекты «договора» предусматривали добровольное объединение анархистских групп, действовавших на территории как одного района, так и всего города, создание общегородского координирующего центра из представителей районов. В распоряжении центра имелись вооруженные отряды, финансы, издательство, пропагандистский аппарат и т. д. Он посылал своих эмиссаров в районы, где, в свою очередь, организовывались аналогичные центры из представителей анархистских групп, которые также пользовались автономией.

Считая «целью своей деятельности полное освобождение человеческой личности» от всяческого гнета и духовного рабства, Федерация объявила себя «заклятым врагом» всех форм государственной власти, в том числе и Советской. Подчеркивая свое неприятие государства пролетарской диктатуры, Федерация утверждала, что ее идеал — «вольная коммуна городов и сел», объединяющихся в международную «ассоциацию работников».

Отмечая демагогический характер и утопизм доктрины анархистов, В. И. Ленин писал, что отрицание государственной власти для перехода «от капитализма к коммунизму, для избавления трудящихся от всякого гнета и всякой эксплуатации», является бездной «тупоумия презренных пустомель анархизма»^{176}. Говоря об отличии социалистов от анархистов, В. И. Ленин отмечал, что «анархисты не признают власти, между тем как социалисты, и в том числе большевики, стоят за власть в переходное время между тем состоянием, в котором мы находимся, и социализмом, к которому мы идем. Мы, большевики, за твердую власть, но за такую власть, которая была бы властью рабочих и крестьян»^{177}.

Вскоре анархисты предприняли шаги к укреплению своих вооруженных формирований.

В марте 1918 г. вместо временных дружин налетчиков Федерация приступила к созданию постоянных боевых дружин. Общее руководство по организации боевых дружин поручалось специальной военной комиссии, которая делилась на ряд частей.

«Черногвардейцы» подписывали особый договор, выработанный на принципах «анархического движения». Кадры «боевиков», по заявлению руководства Федерации, предназначались для борьбы «за идеалы анархизма», с «контрреволюцией» в России, а также для подавления выступлений, «германских белогвардейцев».

Однако было ясно, что ни о какой борьбе с контрреволюцией речь не идет. Создавая постоянные вооруженные силы, Федерация лишь укрепляла свои позиции.

Армия предназначалась не для подавления «германских белогвардейцев», а для борьбы с Советской властью. Недаром всеми делами штаба «черной гвардии» фактически заправляли белогвардейские офицеры.

Прикрываясь демагогической фразеологией о ведении «социалистической войны», анархисты, с одной стороны, стремились привлечь народные массы, а с другой — добиться от Военного комиссариата равенства в обеспечении их с советскими войсками. Но СНК г. Москвы и Московской области запретил выдачу им оружия. Потерпела также провал попытка Федерации включить свою «гвардию» в состав Красной Армии на особых правах. СНК г. Москвы и Московской области предложил ввести ее не как особую организацию, а на общих началах, что давало возможность руководить всеми ее действиями.

Федерация вскоре дошла до того, что потребовала официально признать ее самостоятельной властью в столице. Ее нимало не смущало то обстоятельство, что анархисты отвергали само понятие власти. СНК г. Москвы и Московской области, разумеется, отверг эти притязания и заявил, что ни в какие переговоры с анархистами как с самостоятельной властью СНК вступать не будет.

К сожалению, не всегда он действовал с должной твердостью и решительностью, хотя было ясно, что мирным путем соглашения с анархистами не найти.

А анархисты между тем наглели. Под видом ревизий они грабили склады и магазины, устраивали налеты на квартиры. Объединения анархистов представляли собой разношерстные отряды, включавшие уголовную прослойку, поэтому грабежи учащались. Многим из бандитов это не сходило с рук. 11 марта у дома Полякова на Большой Бронной, где размещался земельный банк, были убиты семеро вооруженных налетчиков из группы «Ураган», пытавшихся скрыться после ограбления. Во время осмотра убитых были найдены серебряные вещи, кольца, кресты, золотые часы и черная маска.

9 апреля 1918 г. одна из групп анархистов задержала автомобиль уполномоченного американской миссии. Дело дошло до того, что «черногвардейцы» совершили налет на правительственную автобазу. В начале апреля в гараже СНК они попытались захватить автомашину, подготовленную для В. И. Ленина.

Вскоре анархисты во главе с Горбовым и Григорьевым реквизировали (якобы с целью уничтожения) на складе транспортного общества «Кавказ и Меркурий» 359 посылок с опиумом. Но опиум они не уничтожили, а за большие деньги продали спекулянтам.

Дальше терпеть подобные действия было уже невозможно. Все уверения «идейных» анархистов в том, что они очистят свои ряды от уголовных элементов и никаких акций против Советской власти не допустят, являлись пустыми фразами.

Кроме того, иностранные представители стали подозрительно внимательны к Федерации. Наряду с бывшими студентами, торговцами, офицерами Дом анархии (так теперь называлось здание бывшего Купеческого собрания) посещали и представители иностранных военных миссий. Английский консул и французский генерал Лавернь рассчитывали при удобном случае использовать анархистские объединения. Анархистские клубы часто служили своеобразной «крышей» для заговорщиков. Видный деятель савинковского Союза защиты родины и свободы А. А. Виленкин вступил в одно из объединений анархистов для того, чтобы там укрыться и хранить оружие. Всего же Б. В. Савинков разместил у анархистов около 60–70 своих офицеров.

По городу стали распространяться слухи о готовящемся выступлении анархистов. Было известно, что штаб «черной гвардии» объявил себя на осадном положении. По его примеру и другие группы анархистов начали стягивать значительные силы.

После переезда ВЧК в Москву несколько ее сотрудников подверглись нападению анархистов и один чекист был убит. По распоряжению Ф. Э. Дзержинского убийц разыскали, а затем они были приговорены к расстрелу. Давая Моссовету отчет о случившемся, Дзержинский предложил разоружить преступников.

В первых числах апреля 1918 г. ВЧК обратилась к населению Москвы с призывом оказывать активную поддержку в искоренении элементов, деятельность которых враждебна строительству социалистического общества. Нити борьбы с анархистами сосредоточились в ВЧК.

В начале апреля Ф. Э. Дзержинский вызвал коменданта Кремля П. Д. Малькова и поручил изучить подходы в особнякам, занятым анархистами. Вместе с командиром латышского подразделения П. Берзиным и комиссаром Э. Озолом Мальков выполнил это задание.

11 апреля 1918 г. состоялось расширенное заседание ВЧК совместно с представителями военного ведомства, районов и учреждений Москвы. Оно рассмотрело и утвердило план разгрома анархистских гнезд. К участию в операции привлекались отряды ЧК, воинские части и латышские стрелки из охраны Кремля. Операцию возглавил Ф. Э. Дзержинский.

Начало выступления назначалось в ночь с 11 на 12 апреля 1918 г. Для непосредственного руководства боевыми действиями был создан Чрезвычайный военный штаб. Командиры отрядов получили план конкретных действий. Латышам поручался захват наиболее ответственных пунктов. Районные Советы Москвы были обо всем заранее предупреждены. Войска получили приказ занять особняки анархистов по возможности бескровно: к 5 часам утра окружить их и предъявить ультиматум о разоружении.

Ночь на 12 апреля 1918 г. внешне ничем не отличалась от предыдущих. Но после полуночи москвичей разбудил грохот проносившихся грузовиков. Вскоре в штаб стали поступать донесения о том, что здания анархистов блокированы.

События развивались стремительно и в различных частях города по-разному. В отдельных местах «черногвардейцы» сдавались без боя, в других оказывали серьезное сопротивление. Особенно упорно оборонялись анархисты, засевшие в особняке Цейтлина, на Донской улице и в Доме анархии на Малой Дмитровке.

Уже за несколько дней до этих событий Федерация стала получать сведения о готовящейся операции. Вокруг особняка на Малой Дмитровке анархисты усилили охрану, в окнах и на крышах соседних домов выставили пулеметы. После таких приготовлений переговоры о разоружении к положительным результатам не привели. До истечения срока ультиматума в красноармейские отряды полетели бомбы. Завязалась перестрелка. Осаждающие ввели в бой артиллерию. После нескольких залпов анархисты, поняв бессмысленность дальнейшего сопротивления, делегировали трех представителей для переговоров. Вскоре штаб «черной гвардии» капитулировал.

Более получаса шла разгрузка арсенала. Выносили ящики с винтовками, выкатывали пулеметы. Параллельно шел осмотр помещений, в которых хранились запасы вин и продовольствия. Захваченных анархистов вместе с их руководителями под конвоем латышей на грузовиках отправили под арест.

На той же Малой Дмитровке советские отряды очистили от анархистов еще два особняка. Здесь анархисты также оказали упорное сопротивление. Потерпев поражение, «черногвардейцы» пытались бежать, но были задержаны.

Главные события на Большой Дмитровке разыгрались у дома возле городского ломбарда. Засевшие встретили подошедших латышей винтовочными выстрелами и частыми пулеметными очередями. Для того чтобы проникнуть в особняк, требовалось открыть чугунные ворота, находившиеся под обстрелом. Выручил бойцов комендант Кремля П. Д. Мальков. Вдоль каменного фундамента он подполз к воротам и взорвал их. Латышские стрелки бросились к дому и разоружили бандитов.

Центральную роль в подавлении очага на Поварской улице выполнили солдаты 2-го латышского полка. «Дом независимых» тщательно охранялся. На ультиматум о сдаче анархисты ответили массированным огнем. Затянувшуюся перестрелку прервал артиллерийский залп. После нескольких выстрелов из окна показалось белое полотнище.

Сопротивление оказала и группа «Братство», занимавшая особняк Банкетова. Только к полудню удалось принудить бандитов сложить оружие.

Основательную подготовку к встрече советских частей провели анархисты из объединения «Буря». Они даже реквизировали ряд соседних квартир. Однако и здесь не смогли долго продержаться. После незначительного сопротивления их разоружили. Был арестован 71 человек.

Лефортовские группы, а также «Авангард» и многие другие объединения сложили оружие без боя.

К двум часам дня 12 апреля операция по разоружению анархистов закончилась. Все захваченные особняки были очищены. Арестованных (около 600 человек) препроводили в Кремль на гауптвахту и в другие помещения — для допроса. Кроме оружия, при обыске у анархистов обнаружили значительное количество похищенных вещей, драгоценностей, золота, серебра, денег и т. д.

Анархисты потеряли убитыми и ранеными около 30 человек; из отрядов ВЧК пострадали 10–12 человек. Во время обстрела некоторые здания получили повреждения.

Прибывшие в Кремль следователи разбили задержанных на группы. Особенно тщательно велось расследование группы, за которой числились чисто уголовные дела и преступления контрреволюционного характера.

Для полного выявления преступного элемента 13 апреля ВЧК обратилась к гражданам, пострадавшим от ограблений, с просьбой явиться в уголовно-розыскную милицию и помочь опознать воров и убийц среди арестованных анархистов.

Уголовная прослойка оказалась довольно большой. В одной группе из 10 человек были опознаны 7 бандитов, совершивших вооруженные налеты на учреждения и квартиры в Благуше-Лефортовском районе. Было обнаружено несколько убийц работников городской милиции. В результате разоружения анархистов преступность в Москве снизилась на 80 %. Среди арестованных идейные анархисты составили не более 5 %.

Поскольку некоторым «черногвардейцам» удалось все же скрыться, Военный комиссариат Москвы приказал районным комиссарам высылать патрули в своих районах.

В свою очередь, СНК г. Москвы и Московской области принял постановление о строгих мерах по пресечению всяких эксцессов на месте боевых операций. В ночь на 13 апреля охрана города по настоянию ВЧК была значительно усилена. В результате облавы удалось задержать более 100 человек.

Враги республики попытались извратить действия Советской власти. Поэтому в интервью корреспонденту одной из шведских газет В. И. Ленин вынужден был разъяснить суть событий: «Что касается принятых мер пробив анархистов, то они вызваны тем, что анархисты вооружились и часть из них объединилась с явно бандитскими элементами»^{178}.

В обращении к населению города Моссовет и СНК г. Москвы и Московской области выразили уверенность, что москвичи правильно поймут сложившуюся обстановку и помогут укрепить твердый революционный порядок.

Анархистские организации, выступившие против Советской власти, были разоружены не только в столице, но и в других городах страны.

Таким образом, подчеркнул Ф. Э. Дзержинский, пролетарская власть разбила «те иллюзии, которые распространялись за границей, что мы накануне нашего падения»^{179}.

Апрельские мероприятия, проведенные Советским правительством, до конца не охладили воинственного пыла верхушки Федерации. Оставшиеся на свободе анархисты настойчиво стремились вызвать сочувствие рабочих к своим арестованным коллегам. Они устраивали митинги, на которых провоцировали принятие резолюций с требованием отпустить задержанных и вернуть конфискованное имущество.

Анархисты попытались сорвать некоторые общегосударственные мероприятия. Совет Федерации выступил против празднования 1 Мая. Продовольственная политика государства также вызвала их резкий протест. Анархистские вожаки были против мира, за продолжение войны о Германией.

Сознавая свое бессилие, понимая, что не смогут привлечь народные массы, анархисты выдвинули проект объединения оппозиции в единый антисоветский блок. На повестку дня был поставлен вопрос об уходе их в подполье.

В середине 1919 г. анархисты К. Ковалевич, П. Соболев и др. основали в Москве контрреволюционную организацию — Всероссийский повстанческий комитет революционных партизан (Всероссийская организация анархистов подполья), состоявшую из нескольких секций, главными из которых являлись «арсенальная» и «боевая»: они должны были заниматься обеспечением бандитов оружием и совершением грабежей, террористических актов, вооруженных нападений и т. д. В комитете насчитывалось около 30 человек. Он ставил своей целью вести разговор с Советской властью только «на языке динамита»^{180}.

Анархистское объединение окрепло после того, как наладило связи и заключило союз с эсерами-максималистами и группой левых эсеров во главе с Д. Черепановым. Видную роль в организации анархистов играли В. Азов (Азаров), А. Барановский (Попов), Я. Глагзон, X. Цинципер и др.

Заговорщики намеревались осуществить целый ряд террористических актов, а один из них — взрыв здания СНК — приурочить ко второй годовщине Великого Октября и VII съезду Советов. Для этого они пытались проникнуть в Кремль, изучали распорядок дня и места проведения правительственных заседаний. В Брянск были командированы доверенные лица, которые доставили в Москву несколько сот килограммов взрывчатки.

Средства для организации покушений, покупки оружия и взрывчатки добывались путем грабежа советских учреждений. Так, «анархисты подполья» 2 июля, очистив кассу рабочего кооператива в Туле, забрали более миллиона рублей, 12 августа в Москве на Долгоруковской улице ограбили отделение Народного банка. 18 августа бандиты «изъяли» 803 197 руб. из банка на Большой Дмитровке, а через несколько дней в Туле они похитили еще 3,5 млн. руб.^{181} Часть награбленных денег пошла на оборудование лаборатории по изготовлению бомб, типографии и штаба в поселке Красково по Рязанской железной дороге, а также для того, чтобы снять дачу на станции Одинцово. И в Москве у заговорщиков имелся целый ряд конспиративных квартир.

Вскоре был налажен выпуск антисоветских листовок («Правда о махновщине», «Где выход?» «Медлить нельзя» и др.), вышло несколько номеров газеты «Анархия», увидели свет также «Декларация анархистов подполья», «Извещение» за подписью «повстанческого комитета», в которых клевета на партию большевиков и Советскую власть перемежалась с призывами к немедленному восстанию.

Однако наиболее тяжким преступлением «анархистов подполья» был диверсионный акт в Леонтьевском переулке в помещении МК РКП (б) 25 сентября 1919 г. Во взрыве здания МК принимали непосредственное участие шесть человек: Соболев, Барановский, Гречаников, Николаев, Глагзон и Черепанов.

За несколько дней до этого в тесной комнате одной из арбатских квартир на тайном сборище было принято решение, не откладывая, с помощью динамита показать свою «силу».

25 сентября, во второй половине дня, в квартире на Собачьей площадке террористы получили взрывчатку, доставленную из Краснова. Около девяти часов вечера анархист Соболев, забравшись на небольшой балкон старинного особняка в Леонтьевском переулке, уже поджигал бикфордов шнур «адской машины». Размахнувшись, он бросил самодельную бомбу через окно в зал, где находились 100–120 человек.

Секретарь МК РКП (б) В. М. Загорский хотел вышвырнуть шипящий ящик обратно в окно, но было поздно. Тишину разорвал страшный грохот.

При взрыве погибли 12 человек, были ранены 55 (среди них Е. М. Ярославский, М. С. Ольминский, М. Н. Покровский и другие видные деятели партии).

В работе собрания должен был принять участие В. И. Ленин. Но, к счастью, он задержался в Моссовете и не приехал.

Кроме секретаря МК В. М. Загорского, революционера-профессионала, погибли А. К. Сафонов, старый большевик, член РВС 12-й армии; Кваш, деятельный организатор субботников в столице; Н. Н. Кропотов, член Моссовета, воспитанник Московского университета; Г. В. Титов, бывший рабочий, комиссар полка 1-й Московской рабочей дивизии; А. Халдина, сотрудника МК партии большевиков и др.^{182} Это был акт мести мелкобуржуазных псевдореволюционеров.

Перед прибывшими на место происшествия чекистами во главе с Ф. Э. Дзержинским и заместителем председателя МЧК В. Н. Манцевым предстала ужасная картина: стены, пол и потолок зала заседания разрушены, везде искореженные остатки мебели, битые стекла и кирпич, обуглившиеся доски и балки. Слышались стоны и крики о помощи. Из горящего здания стали выносить раненых и убитых. Район взрыва был оцеплен. Огромную толпу собравшихся людей оттеснило специальное подразделение ВЧК.

«Адская машина» заговорщиков весила около полутора пудов. Она была начинена динамитом и нитроглицерином и обладала огромной взрывной силой. Секретарь Благуше-Лефортовского райкома РКП (б) Е. Левитас вспоминала, что в тот момент, когда она, опоздав, еще стояла в дверях, с балкона в зал полетела бомба. Взрывная волна мгновенно откинула ее к лестнице и сбросила вниз по ступенькам.

Весть о злодеянии контрреволюционеров вызвала негодование московского пролетариата. Рабочие предлагали ответить на их действия беспощадными репрессиями.

26 сентября 1919 г. Пленум ЦК РКП (б) принял постановление, в котором отмечалось, что «покушение на собравшихся в Московском комитете не должно отразиться на обычной деятельности ВЧК и ЧК»^{183}. Партия призывала к спокойствию и бдительности, она была уверена, что, выполняя свою повседневную работу, чекисты сумеют в короткий срок обезвредить врага.

Устами рабочих Москвы большевики заявляли, что тот, кто не станет в ряды защитников «рабоче-крестьянского дела, тот враг рабочего дела, изменник и помощник царских генералов»^{184}.

Для расследования событий 25 сентября по решению ВЧК, МЧК и Моссовета 27 сентября была создана специальная комиссия. Исполком Московского губернского совета объявил губернию на военном положении и учредил губернский ревком для «общего руководства борьбой с врагами революции»^{185}.

Началась кропотливая работа органов ВЧК и МЧК по поиску преступников. Вначале казалось, что взрыв в Леонтьевском переулке — дело рук уцелевших от ареста белогвардейцев. Поэтому прежде всего проанализировали материалы раскрытой организации Национальный центр. Однако через несколько дней произошло событие, которое заставило следствие пойти по другому пути.

«2 октября 1919 года, — вспоминал В. Н. Манцев, — в вагоне поезда, шедшего из Москвы в Брянск, красноармейцы и рабочие разговаривали о взрыве в Леонтьевском переулке и высказывали свое возмущение действиями белогвардейцев. В разговор вмешалась молодая женщина. Она заявила, что взрыв, возможно, совершили не белогвардейцы, а настоящие революционеры и защитники народа. Красноармейцам это показалось подозрительным. Они задержали женщину и передали ее органам транспортной ЧК.

Проверка показала, что красноармейцы задержали Софью Каплун, которая была активным членом конфедерации анархистских организаций Украины «Набат» в по заданию этой организации ехала для связи с анархистами в Брянске. При ней было найдено письмо лидера анархистской организации «Набат» Барона, в котором он писал своему единомышленнику о том, что взрыв здания Московского комитета партии большевиков произведен боевой группой «анархистов подполья».

Показания Каплун и изъятые при обыске документы оказали большую помощь в выявлении виновников чудовищного преступления»^{186}.

Через несколько недель московские чекисты обнаружили ряд конспиративных квартир анархистов. При этом они проявили чрезвычайную смелость, профессиональное умение и преданность своему делу.

Для успеха операции необходимо было узнать, что собой представляет подозрительная квартира на Арбате, не является ли она прибежищем анархистов. Один из чекистов проник в эту квартиру и, спрятавшись в прихожей, все выяснил (если бы его обнаружили, он бы, конечно, погиб). Вскоре удалось задержать Цинципера, Гречаникова и многих других анархистов, были убиты Ковалевич и Соболев^{187}.

Накануне празднования годовщины Октября МЧК получила сведения о том, что анархисты сняли дачу под Москвой. В ночь на 5 ноября туда выехал отряд чекистов и в четыре часа утра оцепил дачу Горина.

Руководитель московских чекистов В. Н. Манцев описывал дальнейшие события так: «Бывшие в ней анархисты встретили прибывших залпами из револьверов и бомбами. Перестрелка продолжалась более двух часов. Затем анархисты зажгли адскую машину и взорвали дачу. Сила взрыва была громадна, дача, целиком поднята на воздух, горела, и на протяжении четырехчасового пожара происходили взрывы, поэтому потушить пожар было невозможно.

На месте пожарища были обнаружены трупы, остатки типографского станка, невзорвавшиеся адские машины, оболочки бомб, револьверы и пр. Типография анархистов и лаборатория для изготовления бомб были уничтожены. Московский пролетариат мог спокойно праздновать Октябрьскую годовщину. Наш отряд, несмотря на то, что перестрелка происходила почти вплотную (на расстоянии 10–30 шагов) и чекисты были вооружены только револьверами и карабинами, не потерял ни одного человека. Нас спас густой сосновый лес, окружавший дачу»^{188}.

Вскоре были арестованы сообщники анархистов в Брянске, Туле, Подольске, ликвидированы их склады оружия, боеприпасов (в частности, склад динамита в Одинцове под Москвой).

Так прекратила свое существование преступная организация, презрительно прозванная рабочими «анархо-деникинской». Заговорщики А. Восходов, А. Барановский (Попов), М. Гречаников, Ф. Николаев, А. Домбровский, П. Исаев, X. Цинципер, Л. Хлебныйский были расстреляны.

Понес заслуженное наказание и бывший член ЦК партии левых эсеров, участник левоэсеровского мятежа и взрыва МК РКП (б) Д. Черепанов, арестованный в начале 1920 г.

За ходом борьбы с «анархистами подполья» внимательно следил В. И. Ленин. О каждом новом факте, полученном в ходе следствия, В. Н. Манцев обязательно ему докладывал.

Кроме «анархистов подполья», в Москве существовал легально и полулегально еще ряд анархистских групп и течений. Они занимались пропагандой своих идей, но открыто не выступали против Советской власти. В декабре 1919 г. эти группы и течения объединились в Московский союз анархистов, наряду с которым в городе продолжали действовать и самостоятельные организации.

В апреле 1920 г. было созвано совещание представителей Московского союза анархистов, Петроградской федерации анархических групп, Всероссийской федерации анархистов-коммунистов и некоторых других групп с целью создания Всероссийского союза анархистов и сформировано Организационное бюро этого союза из пяти членов (Г. Аскаров, А. Гордон, А. Карелин, А. Солонович, Перкус) и одного кандидата (Маркус). Но объединить основные анархистские силы России им не удалось. Анархизм с каждым днем утрачивал остатки своего влияния, а через некоторое время его мелкие сектантские группы окончательно сошли с политической арены,