Я с успехом выполнял роль «бога огня». На большой площадке перед пещерным городом ночью и днём горел неугасимый костёр, отгонявший диких зверей, за что белые дикари были мне очень благодарны. А вечерами, после захода солнца и наступления темноты, я совершал торжественное «богослужение». В глазах диких людей я имел полное право считаться существом божественным. Дело в том, что я не только владел тайной добывания огня, но и крыльями. Во время нападения дикарей и борьбы с ними у Ли, Смита и механика крылья оказались повреждёнными. Сохранились они только у меня и у Эа. И вот в тёмные вечера, окружённые всеми обитателями пещер, мы подходили с ней к костру, держа в каждой руке по смолистой палке, зажигали наши «жезлы» с разными церемониями и медленно поднимались в воздух. Дикари поднимали вой, опасаясь, что мы вознесёмся в небо и они останутся без огня. Но мы не хотели оставить наших товарищей. Помахав в воздухе горящими палками, мы разбрасывали их в стороны. Пылающие угли падали красивыми дугами, а мы плавно возвращались на землю.
Я убедился, что быть «богом» совсем не трудное занятие. Тем не менее я скоро начал тяготиться своей ролью обманщика поневоле. Ночью, сидя у костра, я мечтал о том, как было бы хорошо этих несчастных, одичавших людей освободить от их предрассудков и поднять культурно: научить земледелию, ремёслам. Но в конце концов это можно было сделать и без нас. Если бы мы освободились, мы, конечно, не забыли бы об этих людях. Освободиться, но как? Пользуясь карманным радиоприёмником, сохранившимся у Ли, мы могли слышать о том, что нас усиленно ищут, ищут друзья и враги. Из Радиополиса каждую полночь доносился к нам голос Эля.
— Ли, Эа, где вы, отзовитесь! — спрашивал он у эфира.
Но эфир молчал, потому что наша передающая станция была погребена в болоте вместе с нашим кораблём. Ли пытался снестись с Элем посредством передачи мысли на расстояние. Он сосредоточивал всю свою умственную силу и мысленно отвечал Элю. Но, вероятно, какие-то препятствия поглощали слабые электроволны, излучаемые мыслящим мозгом, так как Эль пунктуально продолжал взывать к нам через эфир.
Искали нас и враги. Несколько раз мы перехватывали сигналы Клайнса, посылаемые своим сообщникам. Судя по этим сигналам, мы знали, что уцелело ещё довольно много врагов и находятся они где-то далеко на юге.
Хотя дикари относились к нам хорошо и не причиняли зла, тем не менее они не хотели отпускать нас, тем более что с нашими знаниями мы были им очень полезны.
Не одну ночь, сидя у костра, мы обсуждали план бегства. Но трое бескрылых связывали руки остальным. Ещё я, пожалуй, убежал бы от быстроногих дикарей, отдав свои крылья кому-нибудь из товарищей. Но двое из них всё равно оказались бы пешими, их, наверное, нагнали бы дикари. И наше положение только бы ухудшилось. А бежать нужно было во что бы то ни стало. Помимо того, что мы томились нашим бездействием, в то время когда наша, в особенности Ли, помощь была так необходима в другом месте, мои спутники страдали от голода. Питательные таблетки все вышли, а привыкнуть к новой пище они не могли. И силы их быстро падали, что ещё больше затрудняло бегство.
Однажды ночью мы сидели у костра и молчали. Маленький приёмник с громкоговорителем передавал музыку Радиополиса. Эта радиомузыка, которой мы иногда угощали наших поработителей, также казалась им сверхъестественным явлением и поднимала наш авторитет в их глазах. Радиополис веселился, празднуя победу. Новый музыкальный инструмент — электроорган — исполнял гимн победы, произведение молодого гениального композитора, соединявшего занятия музыкой с работой на одной из силовых станций. Музыка замолкла. Послышались аплодисменты. После небольшой паузы новый взрыв аплодисментов. Когда они наконец затихли, мы услышали голос Эля.
— Товарищи, — говорил старый учёный, — наша радость безмерна. День, о котором так долго мечтал мир трудящихся, настал. Последняя территория земного шара, где ещё царил капитал, неистовствовавший в своей агонии, освобождена. И всё же в нашу радость, как в музыку этого торжествующего гимна, который вы только что слушали, вплетаются грустные аккорды. Враг побеждён. Но часть врагов бежала, захватив с собой ужаснейшие орудия истребления. Пока существует это последнее гнездо, мы не можем быть спокойны, потому что и разбитый враг может причинить нам много зла. Это первое, что омрачает нашу радость. А второе — вы знаете, о чём я буду говорить. Ли, наш лучший инженер, наша самоотверженная Эа, наш преданный работник Нэр, наш загадочный гость из прошлого и вождь американских рабочих Смит пропали без вести. Несмотря на все наши старания, нам не удалось узнать, живы они или погибли. Они не подают о себе вестей, — голос Эля дрогнул, — как мёртвые. Но мы не хотим верить в их смерть и будем продолжать наши поиски, пока не узнаем истины, печальной или радостной. Мы разослали специальные экспедиции во все части мира. Мы обшарим каждый уголок земного шара. И мы их найдём! Вместе с тем мы разыщем и наших врагов, хотя бы для этого пришлось опуститься на дно океана или подняться к звёздам. И мы уничтожим их. Только тогда наша радость станет полною и не омрачённою ничем.
Долго не смолкавшие аплодисменты покрыли речь Эля.
Взволнованный Ли поднялся.
— Помощь близка, — сказал он, — будем терпеливы. Какое несчастье, что я не могу послать им привет!.. Мне хотелось бы кричать, кричать так, чтобы мой голос услышали в далёком Радиополисе…
Возбуждённые, мы так и не уснули в эту ночь.
Несколько дней подряд мы не отходили от радиоприёмника. Мы всё чаще стали получать сигналы от воздушных судов, которые искали нас. Мы знали о пути их полёта. Некоторые пролетали в нескольких стах километров от нас. Иные из них погибли от внезапного нападения вражеских судов. Клайнс, очевидно, тоже следил за ходом розысков и старался всячески вредить им.
На исходе второй недели, когда я собирал сучья для костра, ко мне подбежала взволнованная Эа и сказала:
— Идите скорее. Ли получил важные вести.
Я поспешил к отведённой нам для жилья пещере. Там я застал Ли, Смита и Нэра. Ли нервно тёр руки и расхаживал по пещере, рискуя разбить голову о низкий свод. Увидев меня, он сказал:
— Я только что получил известие, что один из наших кораблей сегодня ночью прилетит всего в десяти километрах от нас. На крыльях вам легко преодолеть это пространство. Корабль будет лететь медленно. Постарайтесь чем-нибудь привлечь его внимание, и мы спасены. Второго такого случая может не представиться.
— Вы нужнее, — ответил я. — Летите лучше вы. Я дам вам свои крылья.
Но Ли решительно отказался.
— Случай сохранил крылья вам, вы и полетите. Вы — гость среди нас, и я не могу подвергать вас риску остаться здесь, если есть возможность спастись и, быть может, спасти нас. Полетите вы и, на всякий случай, — Эа. Она поможет вам сигнализировать.
Как я ни отказывался, но в конце концов принуждён был согласиться.
Мы высчитали время, когда должны были вылететь. Оно приходилось на полночь. Затем общими усилиями мы сделали две большие связки костров из смолистых сухих ветвей.
В этот вечер, чтобы усыпить бдительность дикарей, моё «священнодействие» отличалось особой торжественностью. Я разбрасывал с высоты целые фейерверки горящих кусков дерева, практикуясь вместе с тем в сигнализации. Дикари были в восторге, с криками одобрения разошлись они по окончании моего представления по пещерам и крепко, как дети, уснули. Впрочем, не совсем как дети. Я уже мог убедиться не раз, что дикари умеют спать с чуткостью животных. При малейшем шуме они просыпаются и засыпают не раньше, чем убедятся, что кругом всё спокойно. Поэтому нам надо было соблюдать крайнюю осторожность. От исхода предприятия зависела если не жизнь, то наша свобода.
Мы все сидели у костра. Это было обычно и не могло возбудить подозрения дикарей. Мы прислушивались к их дыханию, вздрагивали, как при крике ребёнка во сне. Мы были взволнованы, но молчали. Всё уже было обдумано и сказано. Ли посмотрел на хронометр.
— Пора, — тихо сказал он.
Мы поднялись. Наступил самый решительный момент. Я и Эа разожгли наши факелы, пламя которых мы должны были поддерживать во всё время полёта, и начали спускаться вниз, подальше от пещер, чтобы не разбудить спящих шелестом наших крыльев.
Прощание было коротким, но сердечным.
— В добрый путь, — сказал Ли.
Мы тихо поднялись на воздух, пролетели над лесом, обогнули склон горы, поднимаясь всё выше и ускоряя полёт.
— Если бы не эти факелы, — сказала Эа, — мы могли бы лететь гораздо быстрее.
— Хорошо ещё, что ветра нет, — ответил я, — посмотрите, какая чудная ночь.
— Да, но плохо то, что всходит луна. Сегодня полнолуние. В тёмную ночь наши факелы были бы видны лучше.
Мы поднялись ещё выше, но неожиданно попали в поток сильного ветра. Мой факел погас. Хорошо, что я летел не один. Иначе мне пришлось бы опускаться вниз, чтобы добыть огонь трением, а на это ушло бы много времени. Я зажёг свой факел от огня факела Эа, и мы спустились ниже, где было тихо. Скоро мы достигли линии, через которую должен был пролететь наш воздушный корабль. Моё волнение достигло крайних пределов. Чтобы свет наших факелов был лучше виден, мы отлетели друг от друга, создав, таким образом, две светящиеся точки. Несколько раз нам казалось, что мы слышим гул приближающегося корабля, но это был обман слуха.
— Летит! — вдруг крикнула мне Эа, указывая на горизонт.
Она не ошиблась. На диске луны чётко вырисовывался силуэт сигарообразного воздушного корабля; пролетев диск луны, он потерялся на фоне тёмно-синего неба, но потом опять стал заметен. Он шёл прямо на нас, быстро увеличиваясь в размерах.
Мы вынули запасные факелы, зажгли их и, держа в каждой руке по факелу, начали махать ими в воздухе.
— Они заметили нас, корабль летит сюда, — возбуждённо крикнула Эа.
Но радость наша была преждевременной. Немного не долетев до нас, корабль вдруг начал заворачивать влево. Я размахивал факелами, рискуя загасить их, — корабль продолжал уклоняться в сторону. Вот уж он миновал нас, последняя надежда угасала…
— Зажигайте все факелы, бросайте часть их на землю, — крикнул я Эа что было мочи.
Вспыхнуло такое яркое пламя, что теперь уже мы сами рисковали сгореть живыми. Жар опалял лицо, я задыхался от дыма, но неистово продолжал махать факелами.
В тот момент, когда отчаяние уже стало овладевать мною, налетевший ветер сдул дым в сторону, и я увидел, что корабль резко изменил полёт и быстро приближается к нам.
— Наконец-то! Мы спасены! — крикнул я Эа.
Корабль спустился, замедлил полёт, выбросил нечто вроде сети и подхватил нас в эту сеть прежде, чем мы успели бросить факелы. Хорошо, что сеть оказалась металлической и достаточно крупной. Мы выбросили в отверстия сети факелы и с нетерпением ожидали, когда нас поднимут на корабль. Наконец через открытый люк мы были доставлены в просторную каюту.
Первое же лицо, которое я увидел, заставило меня в ужасе отшатнуться. Если бы люк уже не был закрыт, и, быть может, бросился бы вниз. Это было лицо врага. Из одного плена мы попали в другой. Ни слова не говоря, нас заперли в железную каюту, лишённую всякой мебели. Мы были так подавлены, что даже не говорили друг с другом. Что будет с нами? Нам не приходилось рассчитывать на пощаду. И что будет с Ли, Нэром и Смитом?..
Мы летели долго. Наконец мы почувствовали, что корабль снижается, замедляет полёт, останавливается. Так же молча наши тюремщики вывели нас наружу. Два ощущения сразу больно ударили по нервам. Яркий свет солнца после полумрака нашей тюрьмы и резкое чувство холода.
Корабль остановился на площадке, лежавшей на поверхности какого-то океана. Кругом плавали огромные ледяные горы. Посреди площадки был люк. Конвоируемые толпой американцев, мы вошли в лифт и стали спускаться. Спускались мы довольно долго. Наконец мы вышли из лифта и пошли по коридору вдоль стеклянной стены. Сквозь толстое стекло проникал снаружи бледный свет. За стеклом виднелось зеленоватое водное пространство с мелькавшими в нём огромными рыбами. Мы были на дне океана, в подводном городе — последнем убежище американцев.