Борьба в эфире

Глава четвёртая В СТРАНЕ ВОСПОМИНАНИЙ

Было раннее утро, когда я вышел на площадку обсерватории. Наше воздушное жилище сияло в лучах восходящего солнца, как болид, а внизу Радиополис ещё тонул в синеватой предутренней мгле.

— Доброе утро! Как вы себя чувствуете? — услышал я около себя голос Эа. Она говорила на своём языке, но теперь я овладел им в совершенстве. Это не был эсперанто, как думал я вначале, хотя эсперанто был положен в основу нового международного языка, ещё более простого и звучного.

— Благодарю вас, прекрасно, — ответил я девушке. — Эль обещал сопровождать меня сегодня.

— Вот он летит, — ответила она, глядя в раскрывшуюся под нами бездну.

Я ещё ничего не видел.

— Скажите, как держится в воздухе это воздушное сооружение? — спросил я.

— Пропеллеры, помещённые под площадкой, держат его, а гироскопы придают полную горизонтальную устойчивость. Вполне капитальное сооружение. На всякий случай мы всё же держим здесь несколько парашютов.

— На одном из которых я и совершил своё невольное путешествие?

— И очень счастливо для первого раза, — улыбаясь, ответила Эа.

— Но ведь чтобы приводить в движение пропеллеры, нужны сильные моторы и для них целые склады горючего?..

— У нас энергия для всех двигателей передаётся по радио, — ответила Эа.

— Опять радио!

Внизу послышался лёгкий шум и голос Эля:

— Доброе утро! Надевайте скорее крылья, летим в страну воспоминаний!

Я надел принесённые мне Эа крылья. Эль осмотрел широкие ремни, крестообразно стянутые на моей груди, и сделал указания, как управлять этим необычно простым по конструкции летательным аппаратом.

— Попробуйте подняться и опуститься на площадке, — сказал он.

Не без волнения повернул я рычажок у моего бедра. Суставчатые крылышки, как у летучей мыши, затрепетали у меня за спиной, и я почувствовал, что почва уходит из-под ног. Инстинктивно я расставил руки и ноги, как бы готовясь упасть на четвереньки. Вид мой, вероятно, был очень смешон, я слышал заглушённый смех Эа.

— Держитесь прямей! — командовал Эль. — Правый рычаг. Поворот. Больше. Так. Отдача. Левый рычаг назад.

Я плавно опустился.

— Хорошо. Можем лететь.

Я и Эль подошли к краю площадки, вспрыгнули на ограду и… бросились вниз. Это было моё третье воздушное путешествие в Радиополисе, которое оставило во мне самое сильное впечатление. Мне приходилось когда-то летать на аэропланах. Но разве можно сравнить ту громоздкую, грохочущую машину моего времени с этими крыльями, которых почти не ощущаешь! Впервые я почувствовал себя летающим человеком, лёгким и свободным, как птица.

Несколько секунд полёта — и мы оставили освещённое солнцем пространство, погрузившись в синие сумерки.

Эль летел рядом, несколько впереди, направляя свой полёт к Кремлю.

Скоро под нами показался уже знакомый мне фонтан в кипарисовой роще.

Наши крылья так незначительно шумели, что мы могли свободно разговаривать.

— Эти кипарисы, — указал я на рощу, — выставлены на лето из оранжереи?

— Нет, они свободно растут здесь. Мы изменили климат. Чему же вы удивляетесь? Мы могли достигнуть этого разными способами, но для этого оказалось достаточно и одной лучистой энергии солнца. Вы знаете, что на пространстве в один квадратный километр эта энергия, использованная только на десять процентов, сможет произвести работу, равную семидесяти пяти тысячам миллионов лошадиных сил. Мы же получаем в одном Туркестане тысячи миллионов лошадиных сил этой энергии: вполне достаточное количество, чтобы не только «согреваться», но приводить в действие все наши машины.

Башни Кремля промелькнули под нами. Мы опустились на тихую снежную площадь и сложили крылья. Здесь было раннее зимнее утро.

— Мы реставрировали прошлое век за веком. Вся старая Москва — ваша Москва — превращена в музей, — сказал Эль. — Перелетая из квартала в квартал, вы будете как бы перелетать из века в век. Перед вами пройдёт всё характерное для данного времени, от архитектуры до мелочей быта.

Эль был прав: мы действительно перелетали из века век.

— Зайдём в один из комиссариатов. Не всё же вам спрашивать у меня, я тоже хочу кое о чём спросить у вас, как у современника этой эпохи, пополнить свои исторические знания, — сказал он улыбаясь. — Вы где служили?

Я ответил…

Мы вошли в знакомое здание. Меня невольно охватило волнение. Всё осталось по-прежнему. Не чудо ли? Даже мой письменный стол и на нём папки дел — всё, как я оставил их вчера, если только это было вчера.

— Не будете ли вы любезны объяснить мне, чем вы занимались, в чём заключалась ваша работа?

Я был польщён. Наконец-то я смогу дать объяснения этому человеку неограниченных знаний. Я охотно раскрыл свои папки и начал объяснять, в чём заключалась моя работа. Эль слушал внимательно. Иногда мне казалось, что он хочет поправить меня, но, очевидно, я ошибался: он только не совсем понимал меня и просил пояснений.

— Достаточно, — наконец сказал он. — Я окончательно убедился, что вы, как это ни странно, человек из прошлого. Никто лучше меня не знает прошлой истории. А вы проявили — в своей области, конечно, — такие знания, что всякая мысль о мистификации исключается.

Я не сразу понял его.

— Мысль о мистификации?.. — И вдруг, поняв, я невольно покраснел от досады.

— Значит, всё это было только испытание?

Эль дружески взял меня за руку.

— Уверяю вас, последнее, — ответил он. — А теперь, чтобы сгладить неприятное впечатление, которое, я вижу, оставила моя хитрость поневоле, осмотрим бегло другие отделы нашего музея. Для нас они также только страна воспоминаний, а для вас — это страна нерожденного будущего.

И вдруг, без видимой связи, он сказал:

— Да, да. Я очень рад. Только машина? Интересно посмотреть. — Вслед за тем, обращаясь ко мне, разъяснил: — Ли сообщает, что он нашёл разбитую летательную машину, зарытую в песке недалеко от Красного моря.

— Но ведь оно находится за тысячи вёрст!

— Для нас почти не существуют расстояния, — ответил Эль. Вынув из кармана прибор, напоминавший цейсовский бинокль, он покрутил окуляры, глядя на деления с цифрами, и посмотрел, потом передал его мне.

Я увидел песчаный берег моря. Из груды песка виднелись части какого-то сломанного аппарата. Рядом стоял Ли и смотрел в такой же бинокль по направлению ко мне. Очевидно, увидев меня, Ли улыбнулся и приветливо махнул рукой. Я ответил ему.

— Я уже не удивляюсь дальности расстояния ваших биноклей. Но как они могут видеть сквозь стены и только то, что нужно?

— Вы видите то, что нужно, при помощи точной наводки. А видеть сквозь преграду? Разве это уж так удивительно для вас, знакомых с лучами Рентгена?

— Но они не совсем то.

— Новое всегда не совсем то, что старое, тем оно и отличается от старого, — с улыбкой ответил Эль. — Летим! — И мы полетели осматривать новую для меня Москву.

— Поднимаемся выше. Вот этот участок — Москва второй половины двадцатого века. Наряду с многоэтажными небоскрёбами вы видите и те дома, которые стояли в ваше время. Здесь уже имеется целая сеть подземных железных дорог и начата постройка воздушной. Москва к этому времени давно вышла из старых границ и широко разлилась во все стороны. В начале двадцать первого века мы строили небоскрёбы, но уже отделённые друг от друга большими незастроенными участками. Смотрите.

Странный вид представляла эта новая Москва. На огромном пространстве возвышались симметрично расположенные, словно верстовые столбы, небоскрёбы в несколько десятков этажей с плоскими крышами.

— Для посадки воздушных судов, — пояснил Эль.

— Нельзя сказать, чтобы этот город выглядел очень красивым, — невольно сказал я, глядя на унылую площадь, утыканную домами-столбами.

— Зато он более гигиеничен, чем ваши скученные старые города. Когда мы начали строить Москву небоскрёбов, у нас было много споров о том, строить ли эти особняки или приступить к постройкам городов-домов, где многомиллионное население могло бы буквально жить под одной крышей. Спор начали наши врачи-гигиенисты, которые предостерегали от увлечения урбанизмом, предрекая физическое вырождение населения в слишком искусственных условиях жизни этих городов-домов. Но мы ещё не были настолько богаты, чтобы покончить с городами. Эти особняки-небоскрёбы были компромиссом.

— Покончить с городами?

— Да, и мы покончили с ними. Ведь в конце концов скученность населения вызывается не только недостатком земельной площади, как было в Нью-Йорке двадцатого века, но и относительной дешевизной «жилищной концентрации», а также несовершенствами способов общения.

Радиополис — только старое название, оставшееся за районом. У нас нет больше городов. Если вы пролетите от Москвы к Ленинграду, вы найдёте сплошные сады, поля и раскиданные среди них белые домики, но городов ни там, ни в другом месте не найдёте.

— Но ведь вы непроизводительно заняли огромную земельную площадь, которая могла бы пойти под посевы!

— Вы не представляете успехов нашей агрикультуры. На квадратном метре мы добываем продуктов питания больше, чем вы добывали на своей де… десятине. Кстати, откуда произошло это слово? Корень, по-видимому, «десять»?

— Не знаю, — смущённо ответил я.

Эль улыбнулся.

— Кроме того, мы изготовляем пищу химическим путём. У нас и сейчас парков и цветников больше, чем полей. Да, многое изменилось за эти годы. Мы не имеем городов, мы не имеем правительства, мы не имеем канцелярий. Необходимая в своё время категория «совработников» давно вымерла, как вымерли лошади. Несколько лошадей, между прочим, вы ещё можете увидеть в нашем зоопарке, а совработники остались только в виде музейных манекенов. Они, впрочем, очень похожи на оригинал.

Для меня это была поистине самая большая сенсация за всё пребывание в Радиополисе. Нет канцелярий, нет совработников! Это уж слишком. Не шутит ли Эль? Как же можно обойтись без совработников?

— Но не сами же собой пишутся бумаги? — с насмешкой, не лишённой горечи, сказал я.

— Друг мой, у нас совсем не «пишутся» бумаги. Я вижу, вы не можете освоиться сразу со всеми этими переменами.

Мы плавно опустились на зелёную лужайку. Среди этой лужайки, на песчаном круге, стоял сигарообразный серый предмет, напоминающий цеппелин, но значительно меньших размеров.

Около цеппелина стояла Эа. Она ещё издали махнула рукой Элю и крикнула:

— Скорее, надо спешить.

Я и Эль, не снимая крыльев, вошли в цеппелин. Эа последовала за нами и плотно захлопнула толстую дверь. Вспыхнул яркий свет, осветив мягкие кресла, стол, экран в углу.

— Это наша «Пушка», самый скорострельный летательный аппарат.

Эа прошла вперёд, за лакированную перегородку. Оттуда послышалось гуденье, и я почувствовал, как поднялась передняя часть нашего воздушного судна.

— Летим, — сказал Эль.

— Почему здесь нет окон?

— Они не нужны: скорость и высота полёта так велики, что вы всё равно ничего не увидите.

Куда ещё лечу я? Что ждёт меня впереди?..