Борьба за троглодитов

4. Вне идей

В 1959 году западная пресса пошумела о семидесятилетнем юбилее открытия европейской наукой снежного человека. Имеется ввиду, что в 1889 году английский путешественник Уэддел опубликовал наблюдение: на Гималайском перевале на границе Тибета и Сиккима он обнаружил цепочку следов босых ног, пересекавших тропу и уходивших к пикам. Тибетцы объяснили, что следы принадлежат волосатому дикому человеку, каковые здесь живут. Уэддел решил, что туземцы, сильно отставшие от него в умственном развитии, просто не умеют отличать медведя. Трудно назвать эту дату открытием: тибетцы его сделали много раньше, а Уэддел ничего в нем не уразумел.

В 1891 году другой английский путешественник по Тибету, на этот раз по Северному, а также по Монголии, Рокхил, в опубликованном отчете сообщил сведения, услышанные от жителей: пожилой лама предупреждал, что караван, с которым он следовал, встречал в пути через пустыню диких людей, неодетых, покрытых волосами, бессловесных, бросавших в караван камни; монголы рассказывали, что водящиеся у них и оставляющие как бы человеческие следы гересун-бамбершэ ходят на двух ногах, покрыты шерстью, разговаривать не могут. Рокхил тоже рассудил, что туземцы по глупости принимали стоящих на задних ногах медведей за волосатых дикарей, увы, сославшись при этом на авторитет Пржевальского. Английский путешественник не обременил свой мозг анализом новых данных. Как могли бы медведи стоя швырять в караван камни?

В 1890 году армейский рапорт английских колониальных войск сообщал о странном обезьяноподобном, диком, обросшем волосами существе, которое было убито английскими солдатами в районе строительства телеграфной линии в Гималаях. Они бросили тело в горах, среди них не было достаточно образованного человека, чтобы толково осмотреть и описать его.

Нет, восьмидесятилетие всего этого справлять не будем, не стоит.

Несколько лучше напечатанный в одной английской газете за 1905 год расказ путешественника Найта: возвращаясь из Тибета, он отстал от каравана. «Внезапно я услышал легкий шум. Обернувшись, я заметил в двадцати шагах от себя страшное существо, нечто вроде человека, почти голое, хотя стоял ноябрь и было очень холодно. У него была желтая кожа, покрытая шерстью, на голове — густые спутанные волосы; он имел длинные руки и громадные ступни». Но и этот наблюдатель немногим любознательнее предыдущих: когда он рассказал о встрече английским офицерам на границе, у него создалось впечатление, что те нашли ее вполне обыкновенной, и его интерес поблек.

Выше упомянуто, что первым научным наблюдением в Гималаях мы обязаны английскому натуралисту Генри Элуису в 1906 году. Он не встретил понимания в академической среде, но бился с нею еще в 1915 году, когда докладывал на заседании Зоологического общества в Лондоне сообщение лесничего из Сиккима об обитании в высоких горах неизвестной науке крупной человекообразной обезьяны. Вот, кстати, появляется и второй из берегов, между которыми надолго укладываются все нехитрые догадки западных толкователей загадки: либо медведь, либо крупная обезьяна.

Приметим, что этот ранний пучок сведений европейских путешественников почти полностью относится к Тибету. О Непале, о шерпах еще и слова нет. Снежный человек появился не как принадлежность Гималаев.

Следующий цикл, вместе с самым выкрикнутым на весь мир термином «отвратительный снежный человек», начинается с 1921 года. Он был прерван второй мировой войной.

Экспедиции в Гималаи — частью топографические, но в особенности альпинистские — с возрастающим любопытством накапливали наблюдения следов и комментарии туземных носильщиков.

Из прямых европейских наблюдателей самого этого живого существа упоминают только ставшего притчей во языцех итальянца Томбаци. В 1925 году на южных склонах Канченджанги в Сиккиме он рассматривал внизу долины выкапывавшую корни темную фигуру без одежды, затем осматривал и измерял следы, затем отказался верить небылицам и сказкам носильщиков и успокоил свою цивилизованную совесть словами: «Я просто не в состоянии высказать какое-либо определенное мнение по этому поводу…» Какое везение и какое бездумие! Бездумие блюли как переходящий кубок.

Наблюдений следов до войны накопилось уже много. Их фотографировали, зарисовывали, измеряли. Фотографии, снятые Смитом в 1937 году и опознанные жителями гор — шерпами как следы дикого человека, а ни в коем случае не медведя или снежного барса, поступили на экспертизу в Лондон. Кабинетные зоологи приписали их медведю. Между тем, судя по схематическим рисункам, на каждом отпечатке следа первый палец значительно крупнее других. Наши анатомы и зоологи-следопыты объяснили: у медведя, к какому бы виду он ни принадлежал, нет, и по биологическому происхождению не может быть резкого отличия толщины первого пальца от следующих. При учете этого признака нельзя спутать след человека с медвежьим; у человека, а по условиям биологической эволюции и у его прямоходящих предков, первый палец намного более массивен, чем второй и следующие. Только не зная этой простой вещи, можно было долго фыркать, что снежный человек это, видите ли, медведь. Даже подросток, живущий в лесах или горах, к какому бы племени он ни принадлежал, не назовет след с более толстым первым пальцем медвежьим. И все же именно следы на снегу выдали и предали нашего реликтового (т. е. пережившего свое время, остаточного) родича. На всяком ином грунте он умел почти не оставлять их, ступая на камни и лужи, заметая и даже хитро двигаясь вспять. Правда, снег скверно улавливает анатомию. Все же стала накапливаться литература о следах на снегу. Кульминация наступила позже, в 1951 году, когда альпинист Шиптон сфотографировал отличную серию. Британский музей приписал их обезьяне — лангуру, но был освистан сведущими людьми со скандалом.

Следующий и последний цикл гималайских сенсаций пришелся на пятидесятые годы. В Гималаях кишели альпинисты, журналисты, геологи. Одна за другой были покорены высочайшие горные вершины нашей морщинящейся планеты. И снежный человек как-то вплелся в историю альпинизма. Ученым-экспертам не удалось заткнуть родничок — он прорвался этой непредвиденной щелью. Потом разлился на страницы газет и книг по альпинизму, притягивающих миллионы читателей. Настоящая наука осталась в стороне, и тема стала дилетантской, легковесной, без привязи. В Гималаях водится что-то. Это что-то надо увидеть. Тогда и поговорим. Пока надо лазать.

Следует вообразить себе всю трудность одоления Гималайских высот и пространств. Гималаи грандиознее и недоступнее всего на земле, они — ее «третий полюс», покоренный последним. Альпинисты гибли, но карабкались. Накапливались не только наблюдения следов, но и сообщения горцев и буддийских монахов. В 1949 году перед монастырем Тьянгбоче собравшаяся на праздник толпа внезапно увидела появившегося из зарослей йе-ти. Опрошенные горцы хорошо знали медведя и обезьяну, но это был получеловек-полуживотное: на двух ногах, ростом со среднего человека, без хвоста; тело его было покрыто красновато-бурой шерстью, лицо же оставалось безволосым. Горцы и монахи били в барабаны и устроили страшный шум, чтобы отогнать йе-ти. Через два года у того же монастыря снова появился йе-ти, и снова ревом священных труб и громом барабанов его пугали.

1954 год был точкой кипения. Европейскую публику уже настолько совратили набегавшие друг на друга волны новостей, что английская газета «Дейли Мейл» сочла расчетливым отправить в Гималаи первую специальную экспедицию для поисков снежного человека. Что характерно, во главе ее — удачливый журналист Ралф Иззард, хотя в состав и были привлечены хорошие натуралисты. Пять месяцев работы в высоких горах Непала, широкий опрос населения горных деревень, обильные находки новых следов. По следам двух йе-ти преследователи шли в течение двух дней подряд, они буквально прочли на снегу всю двухдневную историю жизни этой снежной пары. Узнали, как йе-ти преодолевает снежные сугробы движениями, напоминающими плавание, как он спускается с крутых снежных склонов сидя на заду, как обходит большой дугой человеческое жилье. Но стало ясно, что гнаться за йе-ти безнадежно, а логов или берлог он тут не имеет.

В мае 1955 года отличные съемки следов и сборы сведений произвела экспедиция французского геолога профессора Борде.

В 1956 году в высокогорном Непале работала английская экспедиция Нормана Харди. Тогда же начали настойчивый сбор знаний два человека, глубоко врубивших в эпопею свои имена: техасский миллионер и любитель биологии Том Слик; ирландец Питер Бирн, феноменально результативный охотник, путешественник, наблюдатель. Они вместе работали в Непале и в 1957 году. И кстати, позже порознь и Том Слик, и Питер Бирн побывали в Москве для контактов с нашей комиссией по изучению вопроса о снежном человеке. Оба высокие, пружинистые, безыскусственно увлеченные. Том Слик, друг известного Сайруса Итона, был активным поборником дружбы между нашими странами. С печалью мы узнали позже, что в личном самолете на большой высоте над Техасом он был взорван. Но до того он большую лепту внес в инстинктивно угаданную научную революцию двадцатого века.

В 1958 году на средства Тома Слика и Джонсона была отправлена, пожалуй, самая работоспособная из всех предыдущих экспедиция. Использованы собаки, приманки, самострелы. Дважды йе-ти был, видимо, совсем-совсем близко, но скрылся в ночь. Работа продолжалась и в 1959–1960 годах. Снят гипсовый слепок следа записано множество опросных протоколов, остающихся еще не опубликованными.

Что же получила публика? Вполне порядочные сводки, изданные журналистами или пописывающими альпинистами: Тильманом, Морен, Диренфуртом, Шиптоном, Борде. Самое цветистое и самое несерьезное из них — сочинение Иззарда — было волею случая издано и в русском переводе огромным тиражом. Позднейшая из журналистских сводок — пухлая книга редактора большой итальянской газеты «Коррера делла сера» Карло Граффиньа, вышедшая в 1962 году. Это плохой пирог из страсти к альпинизму с начинкой из йе-ти; осведомленность автора неудовлетворительна, биологическая подготовка — тем более.

Другой ряд имен — зоологи. Их профессиональное обоняние чуяло зверя. В темноту каждый вошел с фонариком естественнонаучного опыта. Джеральд Рассел (тот, что поймал редкое животное — большую панду) дал гималайским экспедициям бесценный биологический каркас, без которого мысль вообще расползлась бы в жижу. Чарльз Стонор обошел множество шерпских деревень, расспрашивая о йе-ти, чтобы рассудком зоолога констатировать в итоге: шерпы правы, сами говоря, что они не могли бы этого выдумать, незачем и не возможно такое выдумать; все их рассказы толпятся вокруг несомненной плоти и крови. «Пытаясь воссоздать по рассказам внешний вид животного, мы отбрасывали все сведения, полученные из вторых или третьих рук, и принимали во внимание только описания утверждавших, что они видел его сами. Не прошло и нескольких недель, как выяснился поразительный факт: независимо от того, где, когда и при каких обстоятельствах шерп, по его утверждению, видел йе-ти, все описания давали в точности одну и ту же картину.» Зоолог дал резюме, впечатляющие примеры, из которых йе-ти встает как живой, но места этому небывалому животному в зоологической системе не нашел. Книга этого честного натуралиста появилась и на русском: «Шерпы и снежный человек».

Старейшина всех приматологов[1] мира Осман Хилл подверг придирчивой зоологической критике совокупность гималайских данных. Часть доказательств он отверг, но основную сумму признал перевешивающей самый строгий скепсис. Вердикт: в Гималаях обитает остававшееся неизвестным стопоходящее двуногое млекопитающее; оно живет небольшими группами в рододендроновых и иных густых лесах ниже зоны снегов в горных долинах. Весьма ученая ученица Османа Хилла зоолог Одетта Чернин опубликовала книгу — сводку и анализ большого числа данных. В том числе территория сведений расширена на Кашмир, где много сведений о тех же существах, именуемых здесь ванманас, собрала и передала английская последовательница Ганди — Мадлен Сейл (Мира Бен). О. Чернин, как и Осман Хилл, склоняется к признанию снежного человека и его «компаньонов» неизвестным до сих пор видом высших приматов. Она интересно характеризует биогеографические условия существования и расселения этого животного на обширнейших малообитаемых пространствах Азии и Америки.

Что до Америки, то эту тему ввел в оборот американский приматолог, родом шотландец, Айвен Сэндерсон. О его новых фактах и идеях я скажу позже, но его большую книгу «Снежный человек: легенда оказалась действительностью» надо назвать тут как крупнейший манифест западной зоологической науки в пользу полной биологической реальности «легенды».

Один зарубежный зоолог должен быть поставлен совсем особо. Он тоже прикован цепью к «гималайскому циклу». Он не англичанин, как предыдущие, а француз, родом бельгиец — Бернар Хевельманс.

Не потому мне хочется вознести ему хвалу, что он оказался в Европе центральной точкой, с которой связаны все в мире, занятые снежным человеком. Но потому, что он первый выдвинул и разработал хоть одну идею. Гора знаний рассыпается без идей. Хевельманс взялся доказать, что зоология закончила лишь открытия, требовавшие самых простых приемов обнаружения крупных животных. В огромной работе «По следам неизвестных животных» Хевельманс обосновал прогнозирование более трудных открытий, в том числе — крупных животных. В их числе — снежного человека. И лишь на этом фоне он опубликовал красивую статью «Да, снежный человек существует», в которой впервые применил статистический метод для анализа всех фрагментарных описаний снежного человека свидетелями.

Не стану перебирать и пересыпать эти свидетельства (они уже нанизаны мною на другую нить). Здесь, при общем плане, довольно сказать, что они относятся не только к Непалу, Сиккиму, Бутану и Кашмиру, но собраны и к северу от великого гималайского водораздела, в Тибете, где вместо «йе-ти» говорят «ми-ге», — это одно и то же. На северных склонах Гималаев хлынувшие из горного озера воды смыли однажды такое существо, и мертвого его прибило к скалам, многие жители ближайшей деревни ходили рассматривать этот труп, похожий на невысокого человека, но с рыжевато-бурой шерстью, с вытянутым черепом.

Вот еще несколько имен людей, приезжих образованных европейцев, без которых история гималайского цикла была бы с пробелами.

Наш соотечественник востоковед Н. В. Валеро-Грачев, проживший огромную часть жизни в буддийских монастырях и лишь с 1930-х годов вернувшийся в Ленинград, затем, по его словам, несколько раз представлял здесь в ученый мир доклады и рукописи о тибетском «диком человеке». Ему посоветовали замолкнуть. Бумаги утрачены, живые слова Н. В. Грачева записаны Л. В. Бианки незадолго до его смерти в 1960 году. За свои странствия он наслышался и расспросил о множестве случаев, о различных свойствах зверя, известного где как алмас, где как ми-ге, и ему больше невозможно было хоть каплю сомневаться в его биологической подлинности. Другой наш соотечественник, профессор Ю. Н. Рерих — сын художника и брат художника — донес свои познания об этом же в более удачную пору. Этот ученый, полжизни проживший в Гималаях, доложил в Комиссию Академии наук годами накопленные сведения, включая собственное впечатление от виденного им куска шкуры, — для неверия в реальность всего этого не было прав и причин у ученого, так вжившегося в сокровенный буддийский восток, что даже лицо его отразило облик Азии. «Ясно только одно, — подытожил Ю. Н. Рерих, — что по склонам Главного Гималайского хребта, видимо, обитает какое-то существо (будем говорить человекообразная обезьяна), которое еще науке не известно. Во всяком случае, мне кажется, что эти повторные сведения слишком уж повторны и слишком уж определенны, чтобы просто сказать, будто речь идет о фольклоре.»

Еще два имени. Австрийский путешественник и этнограф Р. Небески-Войковиц записал в 1950–1953 годах в Тибете и Гималаях несколько показаний о ми-ге, перекликающихся с записями Ю. Н. Рериха. А польский журналист Мариан Белицкий в 1956 году собрал их целую новую сюиту. Свидетельские показания убедили и этих двух присяжных.

Но весь этот избыток дополнений не раздвигает роковую колею: что-то такое есть…

Мысль западных исследователей на островке. Это «что-то» еще не включено в науку как необходимая ей часть. Поэтому никакая масса и инерция не тормозит возвращения вопроса снова и снова вспять: существует — не существует? Публику занимают не только доказательствами, но и опровержениями. Чикагская книгоиздательская фирма предложила знаменитому альпинисту Эдмунду Хиллари, «сэру Эдмунду», финансировать его новую экспедицию при условии вернуться либо с окончательным доказательством существования снежного человека, либо с опровержением. Второе показалось проще знаменитости, прикрывавшей на этот раз в Непале своим именем совсем не альпинистские дела. Чтобы не платить неустойку, он наперед заказал изготовить из шкуры дикой козы «скальп йе-ти», потом якобы выпросил его у монахов и с треском привез в Америку и Европу. Бернард Хевельманс первым определил вид козы, шкура которой пошла на подделку. Эксперты присоединились. Снежного человека чуть было не объявили посрамленным. Но вскоре панама сэра Эдмунда раскрылась.

Главное: тема все время оставалась где-то вне системы науки. Поэтому никто из западноевропейских профессоров не стал особенно шуметь, когда над сценой неожиданно опустился занавес. Правительство Непала в 1961 году ввело строгие запретительные меры. Со всякого, кто впредь захочет искать снежного человека, будет взыскиваться пять тысяч рупий. Йе-ти, живой или мертвый, а также его фотографии, объявлены государственной собственностью и не могут быть вывезены из Непала. Убивать его запрещено, даже если он нападет. А непальцы впредь не имеют права давать иностранцам информацию по этому поводу без разрешения правительства. Примерно с того же времени пресекся и всякий приток сведений из Тибета. Угодно знать руку, которая высунулась из-за кулис и закрыла открытие? Это — ламаистская церковь. Но важней всего, что человечеству нечего было сказать против.

В самом деле, ну чем же оказался йе-ти? Медленно, да и то не до конца спала несуразица о медведе. Стопоходящее двуногое млекопитающее. Не человек, а животное… Для школьной зоологии вывод однозначен: значит, обезьяна! Антропоид. Конечно же, антропоид! Но только… не похожий на известных, далеко отстоящий от них. Лишь Одетта Чернин сближает этот вид с орангутаном. Но и дальний родственник орангутана не мог бы ходить выпрямившись — велика анатомическая дистанция. Другие говорят: особый род, особое семейство. И с особенной охотой: живой ископаемый гигантопитек! Благо от этой древней вымершей крупной обезьяны не найдено ничего, кроме челюстей и зубов. Впрочем, описания снежного человека свидетельствуют то о действительных громадинах, попадающихся лишь высоко в горах, то о таких, что с подростка и окраской порыжее. Вот и хорошо, значит, открыты два разных типа неведомых обезьян! По другому предположению — целых три…

Враги снежного человека не раз говорили: ну было бы хоть что-нибудь материальное, ну хоть один ноготь, тогда объект изучения соответствовал бы зоологическому здравому смыслу. Они попались, так как ноготь-то как раз имелся. Да еще и вместе с пальцами.

Пришлось мне засесть за анатомию кисти антропоидов и человека: контрольным фактом являлась священная реликвия из монастыря Пангбоче — кисть йе-ти, когда-то отрубленная, высушенная, с частично обнаженными костями. Питер Бирн в 1958 году первым добился права извлечь ее из тряпья и сфотографировать. В следующем году он повторил визит и снова сделал снимки с мумии кисти, при этом, увы, весьма некомпетентно подремонтировав ее. В 1960 году профессор анатомии Токийского университета Теидзо Огава снова сделал снимки. Но ведь он ожидал кисть человекообразной обезьяны, — нет, сказал ученый, — это человеческая рука, и отложил в сторону фотографии. Они лежали втуне, пока я не попросил прислать их мне для сопоставления с двумя прежними сериями. Да, кисть не обезьянья, но обнаруживаются в ней и приметные только специально нацеленному глазу, но обжигающие его, отличия от гармонии скелета руки современного человека. Какие отклонения? На счастье, образцово изучены кисти ископаемых неандертальцев. Да, отличия на кисти из монастыря Пангбоче подобны!

А в это время далеко в Америке профессор Агоджино анализирует отщепленный от этой кисти кусочек сухой мышечной ткани — единственное, что удалось выпросить у суеверных пангбочских монахов. Микроскоп и анализы сказали: кисть высушена лет триста тому назад.

Вот оно, вещественное доказательство того, что мысль западных исследователей снежного человека шла в ложных шорах. Это животное — неандерталец! Удалось опубликовать лишь небольшую заметку о пангбочской кисти вместе с профессорами Г. П. Дементьевым и М. Ф. Нестурхом. Затем я привлекаю к сотрудничеству профессора Л. П. Астанина. Он защитил докторскую диссертацию «Сравнительная анатомия кисти человека и высших обезьян», кому уж и знать. Наши выводы о пангбочской кисти сошлись. Для итоговой работы он взял на себя все главные измерения по снимкам, на меня пали повторные и дополнительные проверки, поиск антропологических параллелей. Год ждем мы оба ответа от редакции «Архива анатомии, гистологии и эмбриологии», куда послали статью. Там шла борьба. Член редколлегии, известный антрополог, грозил лечь костьми, но не пропустить в печать еретический факт. Может, воздержаться? Решили воздержаться.

Что до следов на снегу, то верный диагноз напрашивался давно уже. С того дня, как в 1952 году в одной пещере в Италии, Гроте ведьм, проникли посредством взрыва в дальний отсек они обнаружили на окаменевшей в древности глине отпечатки ног неандертальцев. Английский антрополог В. Чернецкий и другие были поражены сходством их причудливой формы со следами йе-ти, снятыми Шиптоном. Но это было скорее недоумением, чем открытием. Бездумье влекло западных экспертов в сторону, под откос. По шиптоновскому следу В. Чернецкий изготовил гипсовый макет стопы — странный, небывалый, так как он пренебрег динамикой пальцев. А нам ведь очень нелегко представить непохожие движения стопы двуногого палеонтропа, уже далекого от обезьяны, но ходившего еще не вполне по-человечески. А что за кругляши на подушечках пальцев? Только находка в 1963 году в Тянь-Шане дивно запечатленного глиной следа могучего палеоантропа, всего четырех-пятидневной давности, броском придвинула вперед задачу чтения неандертальских следов.

Теперь россыпь гималайского цикла спрессована до научной определенности. Гималаи — это всего лишь крайний рубеж огромной центральноазиатской области обитания пережиточных неандертальцев. Высокогорье не так-то уж типично для них. На больших высотах гималайских перевалов держатся одинокие мощные самцы — «одинцы», как называют охотники таких кабанов, слонов, лосей. Самки и маленькие детеныши на южные склоны Гималаев почти не проникают, их географическая база севернее. А малорослые йе-ти — это другая возрастная группа: молодь, имеющая на время до зрелости свою особенную экологию (место в природе). Но и старые, и малые разрежены в Гималаях на огромных пространствах до крайности бедной кормовой территории. Один из западных авторов прикинул, что на этой необозримой громаде бродит тысячи четыре особей. Они совершают сезонные перемещения. Они избегают человека: из той долины Барун, куда зачастили было искавшие их экспедиции, через какие-нибудь два года они вовсе испарились.