Нина Михайловна Молева Бояре висячие
Походный журнал Петра Первого
«Извольте охотники читать а неученые слушать…»
Год 1977-й: На пороге московской квартиры стояла женщина. Худенькая. Со старым лицом и еще очень черными, постриженными «под чарльстон» короткими волосами. Мужской пиджак. Мальчишечьи ботинки на шнурках. Взлохмаченный по краям необъятный портфель. Женщина щелкнула двумя исцарапанными никелированными замками: «Посмотрите».
На столе лежала тетрадь из грубой серой бумаги петровских времен. С водяными знаками. Густо пожелтевшими чернилами. Почерком, напоминавшим полуустав. Пятнами давней сырости. И выцветшей обложкой, на которой приблизительно нарисованный Аполлон с кифарой и протянутой вперед рукой был закутан в плащ из фиолетового шелкового лоскута и увенчан криво сидевшим лавровым венком с остатками исчезнувшей зелени. Крупно написанный заголовок сползал к низу страницы:
«КОПИЯ 3 ЖУРНАЛА ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА ПЕТРА ПЕРВАГО ИМПЕРАТОРА И САМОДЕРЖЦА ВСЕРОССИЙСКАГО когда он своею высокою особою изволил ходить при свите посольской за море 7206 от рождества Христова 1697 году».
Санкт-Петербург. Летний дворец Петра I. Минерва. Бронза
Среди коллекционеров и музейщиков женщину прозывали Полосатихой. Она тоже была коллекционером, но не совсем обычным. Никогда ничего не продавала — брезговала, по собственным словам, торговлей, и не покупала — не позволял ничтожный заработок директора одного из московских музеев-квартир. Ее стерильно чистая комната в доходном доме близ Большого Харитоньевского переулка тоже выглядела музейным залом, где единственным неэкспозиционным предметом была раскладная алюминиевая кровать под солдатским одеялом, старательно заправленным, чтобы оставалось видным сияние паркета под ней. Полосатиха собирала итальянское Возрождение и во имя его менялась. Страстно. Неуступчиво. Почти зло. Время не имело значения — на обмен могли уйти часы, дни, реже годы. Мало кто из коллекционеров-мужчин выдерживал ее напор и расчетливость: знала, кому что предложить и в какую минуту. По Москве ходил анекдот, что однажды, сев за стол для переговоров с тремя коллекционерами, после пятичасового торга Полосатиха получила все, что хотела, ничего не предоставив взамен: так вышло! Теперь она принесла свою находку в дом, из которого хотела что-то получить.
Первого взгляда на рукопись было достаточно, чтобы поставить диагноз историка. Само собой, копия: титул императора Петр получил от Сената лишь спустя четверть века после описанной поездки. Скорее всего, такой же срок отделял копию от оригинала: об этом свидетельствовали особенности бумаги, характер написания слов и отсутствие знаков препинания, равно точек и запятых. Определенные же нормы правописания и синтаксиса устанавливаются только при Екатерине II, когда точно копировать явно неграмотную с этой точки зрения рукопись никто бы не стал.
Несколько списков — копий — «Журнала…» известны науке. Все они несколько отличаются друг от друга в подробностях. Новая копия предлагала еще один вариант, в котором большое место занимало описание путешествия по Италии. Известно, что Петр собирался его совершить, но будто бы не сумел, вызванный тревожными вестями в Россию. Однако легенда о его пребывании в Италии существует, особенно упорно держась в Венеции.
В науке остается открытым и еще один вопрос — об авторе журнала. Одни видят в нем самого Петра, другие — кого-либо из ближайших к царю людей, но вычислить его из содержания или самого характера записей пока не удалось. Новый вариант позволял предположить и такое: в первой части действует Петр, во второй… Над этим предстояло думать, а пока… Полосатиха категорически отказывалась от продажи «Журнала». Она не дала разрешения его перефотографировать. Самое большее, чего удалось добиться обитателям квартиры, — сделать любительскую фотографию обложки и перепечатать на машинке текст. На следующее утро Полосатиха забрала свое сокровище. Участник состоявшейся обменной сделки остался, разумеется, неназванным. Документ в архиве и документ дома — далеко не одно и то же: там — абстракция, здесь — сама жизнь…
«Любопытство? Всегда ко всему новому тянулся. Страсть? С собой никогда совладать не мог. Баловство? И в нем меры не знал. Только князь-кесарь Федор Юрьевич Ромодановский, из тех, что могли молодому царю и всю правду под горячую руку сказать, слышать таких разговоров не хотел. Дурь! Одно слово — дурь!
А как иначе скажешь? Положим, из-под опеки сестрицы-правительницы, Софьи свет-Алексеевны, уже семь лет как избавился. Матушку Наталью Кирилловну — худо ли, бедно ли ее слушал — три года как схоронил. Да ведь от братца-соправителя, блаженной памяти Иоанна Алексеевича, только-только освободился. Года не прошло. Братца что поминать — слаб был головкой покойный, да за ним боярство стояло родовое, богатейшее, царевне Софье Алексеевне преданное. Клич стоит кликнуть — и опять в государстве смута.
А тут на тебе, собрался с Великим посольством по странам европейским путешествовать. Добро бы с царским поездом, как государю положено. Да нет, потаенно, чтобы за десятника Михайлова все принимали. Мол, десятнику вольготнее и смотреть, и куда охота придет сходить, а там чему и поучиться. Мол, великие послы пусть свое дело делают, а ему бы хоть исподтишка, хоть глазочком одним поглядеть, пообвыкнуться к европейскому обиходу. Чего сам не увидишь, тому никто не научит.
Князь-кесарь и ногами топал:
«О державе своей, государь, не думаешь! Страха за нее не ведаешь!» Смехом зашелся: «А ты, Федор Юрьевич, на что? Зря тебя «величеством» титуловать заставляю? Правь, князь-кесарь, государством нашим, за всем доглядывай, а в случае чего известишь. Не бог весть в какой дальний край еду — оно и воротиться не много времени займет».
На своем настоял — такому до ума не достучишься. Уехал. Так радовался, как дитя малое. Путевые заметки, для утехи своей, писать собрался. Дописал ли?
Стрельцы за Софью Алексеевну выступили. Братец загубленной боярыни Федосьи Морозовой вместе с Циклером Иваном заговор устроили. Мало-мало, и некуда было бы путешественнику-то возвращаться — ни отчего престола, ни царского венца. Детки государя Алексея Михайловича — из них никто шутить не любил.
Петр Алексеевич до Москвы успел добраться — кровь так рекой и хлынула. Царевну Софью под клобук. А тут на пороге война со шведами. Тоже придумал — столицу новую на болотах чужих да гнилых ставить, к Европе поближе. Дел невпроворот, ан другая дурь на поверку вышла. Рассказать — кто поверит!
Из всего, что видел, чему удивился, больше всего сердцем прикипел — и надо же! — к собранию такого дохтура, который мертвое человеческое естество сохранять научился: что нутренности, что плод человеческий неродившийся, что жилы, по которым кровь до самых пальцев доходит. Из того сохраненного естества научился картинки целые складывать.
Так вот, государь Петр Алексеевич удумал, чтобы все его собрание купить. За любые деньги! Уж на что прижимист да крут, а тут мошну сам развязал: бери, дохтур, сколько хошь, только отдай.
Дохтур не отдал, а государь на своем стал, дипломатам строго-настрого приказал, чтобы случай искали, чтобы в какие, не дай бог, чужие руки богатство не перешло.
Каким тут словом, кроме дури, дело такое окрестишь!
…Двадцать лет прошло — ничего не забыл. В 1716 году снова в заморские страны собрался. Спасибо, старика пожалел — других охотников державой без царя править пруд пруди.
Разве что сам походный журнал тем разом писать не взялся. Денщикам доверился. Прятаться за чужими именами не стал, поехал чин чином — одной свиты обоз на две версты растянулся. Каждому лестно, каждому государю на глаза попасться лишний раз охота. А ему снова горя мало. В Данциге вроде дела государственные делать надо, племянницу царевну Екатерину Алексеевну с герцогом Мекленбургским обвенчать, с курфюрстом Саксонским — королем польским — потолковать. Куда он и в арсенал, и на мельницу — велика больно, и бои кулачные смотреть, и в тюрьму городскую, и в школы — как мальцов учат. А под конец в костел Девы Марии Мариацкий заглянул — тут оно и началось. Картина государю притянулась. Никогда картинами не интересовался, разве что снасти корабельные да вилы морские разглядывал. Перед алтарем стал, как врытый: контрибуции с города не возьму, пусть картину отдают. «Страшный суд» называется. Племянник отписал: смятение среди придворных пошло. Контрибуция с Данцига — как-никак руку шведов держали — огромная. Только государь и слышать не хочет: все прощу, от себя льгот добавлю, а алтарь чтоб моим стал, чтоб сей же час, чтоб без промедления.
Горожанам бы порадоваться: мало ли у них картин. На своем уперлись, назначай, государь, контрибуцию, а картину не трожь. Нет такой цены, чтоб уступили. Стоять ей в нашем соборе до скончания века. Мы отдадим, дети наши нам не простят. Уж не обессудь, твое императорское величество.
Оно и в третий раз выходит — дурь. А впрочем, время рассудит. Ему, времени-то, виднее. Шел 1717 год…»
Цари Иоанн Алексеевич и Петр Алексеевич. Гравюра. Конец XVII в.
Престарелому и тяжело болевшему князю-кесарю оставалось только удивляться: весной в петербургской гавани пришвартовались корабли из Амстердама с непривычным грузом. Опись перечисляла свыше двух тысяч препаратов по анатомии и эмбриологии, тысячу сто семьдесят девять «законсервированных» мелких животных, двести пятьдесят девять чучел птиц, ящики со множеством морских животных, раковин, бабочек и огромный гербарий. Груз с великим бережением был доставлен в только что специально обновленные Кикины палаты на набережной Невы.
Так закончилась затянувшаяся на двадцать лет история приобретения знаменитого музея голландского врача Фредерика Рюйша и было положено основание первому русскому музею — Кунсткамере.
Петр просто не называл в журнале имен, но это именно Рюйша он навещает в Амстердаме дома, ходит на его лекции, за его работой наблюдает в амстердамском госпитале святого Луки, где, чтобы уберечь высокого посетителя от назойливости любопытных, пробивается незаметная, «царская» дверь.
Князь-кесарь был не прав в своих мыслях про царскую дурь. В чем-то Петр удовлетворял собственную любознательность, в чем-то следовал общей моде. В борьбе науки со схоластическими представлениями, которой отмечен XVII век, анатомия и физиология достигают особенно больших и наглядных успехов. Анатомические препараты становятся предметом собирательства. Каждый считающий себя просвещенным монарх включает анатома в придворный штат. Имена анатомов приобретают общеевропейскую известность. Именно в это время появляются такие неожиданные по композиции голландские групповые портреты, на которых врач в окружении учеников изображался около препарируемого трупа, как в прославленных «Анатомиях» Рембрандта. Выученик анатомии, а позже и ботаники, Ф.Рюйш прославился своей обработкой учения о лимфатической системе, классическим атласом по анатомии. Неменьшую известность ему принес изобретенный им способ «сухой» — без спиртового раствора — консервации мертвых тканей и наполнения специальным застывающим раствором препарированных сосудов кровеносной системы.
Эти «сухие» препараты комбинировались Рюйшем для составления замысловатых композиций, как, например, «трехмесячный плод мужского пола в пасти ядовитейшего животного, называемого жителями Восточной Индии чекко», или «лежащий в гробнице труп человеческого плода 6 месяцев, украшенный венком из естественных цветов и плодов и букетом, запах которого он вдыхает». Анатомия сочиняет и целые сцены, вроде двух скелетов семимесячных плодов у гроба третьего: «Один подносит к лицу внутренности живота, как бы вытирая слезы, другой несет в правой руке кусок кишки, в левой артериальную ветку, вынутую из селезенки». Те же скелеты могли располагаться по склонам заросшего кустарником каменистого холма, где камнями служили внутренние органы человека — печень, селезенка, почки, сердце, а кустарниками — кровеносные сосуды.
Кстати, Рюйш откликался и на другое, не менее сильное увлечение своего времени — флорой и фауной заморских стран. Располагая значительными колониями, Голландия первой в Европе наладила массовый привоз и сбыт «натуральных раритетов», которыми амстердамский анатом усиленно пополнял свое собрание. Его коллекция успешно конкурировала даже с такими музеями естественной истории, которые образовывались при всех голландских торговых компаниях вроде «Ост-Индского дома» или «Вест-Индского дома».
Как же хотелось русскому царю увидеть все эти богатства в своей столице! В это трудно поверить, но он упорно поддерживает переписку с Рюйшем. По просьбе анатома в России разыскиваются «жучки, прузии, великие мухи, оводы, дивные лягушки, змеи, крысы, белки летучие, такие всякие маленькие рыбки, длиною с перст до пяди». Для пересылки в Голландию находки помещали в особые «скляницы с белым вином» — водкой.
Но и Рюйш не остается в долгу! Вместе с письмом Петру от июля 1701 года высылаются, например, в Петербург:
«1) вельми удивительная ящерица с острыми челюстями;
2) малый лигван, имея зелено брюхо, из Западной Индеи;
3) рыбка из острова Каракуас, имея черное пятно на хвосте;
4) двоеглазая змея оттудыж;
5) Восточной Индеи сверчок;
6) выпороток рыбы Гай Каранауса же острова;
7) золотой жучок из шпанских Западных Индей;
8) вельми удивительная птица из Восточной Индеи;
9) пречудная ящерица,
10) еще ящерица;
11) две змеи из Восточной Индеи».
М. Соколов. Аллегория науки
Нет, положительно, отдельных присылок становится мало. Петр уезжает во вторую свою европейскую поездку с твердым намерением довести торг с Рюйшем до конца. Цена собрания определяется в пятьдесят семь тысяч флоринов при обязательном условии немедленной отправки в Россию. Упорство русского монарха производит такое впечатление на доктора, что он решает безвозмездно открыть Петру свой знаменитый секрет консервации мертвых тел. За него Рюйшу предлагали пятьдесят тысяч флоринов. Ученому кажется важнее удовлетворить любознательность этих необъяснимых русских.
Но широкий жест исследователя оказался гибельным для его открытия. Петр сам воспользоваться слишком специфичными советами не мог и передал их своему лейб-медику Лаврентию Блюментросту. Блюментрост не замедлил ими поделиться со смотрителем петербургской кунсткамеры, в будущем личным врагом Ломоносова, И. Шумахером. Шумахер — с очередным лейб-медиком, Ригером. И уж Ригер, уехав из России, публикует рекомендации под собственным именем. Судьба покарала за воровство. После стольких не слишком компетентных хранителей секрет утратил множество подробностей, и добиться при его помощи тех чудес, которых добивался Рюйш, стало невозможным. Секрет анатома был безвозвратно потерян.
…1977год. Гданьск. Мариацкий костел. Если обратиться к языку обыкновенных измерений, алтарь, некогда поразивший Петра, не был огромным. Скорее наоборот. Два с небольшим метра на три при раскрытых боковых створках. Но это теория. Первое же ощущение, которое рождалось при взгляде на алтарь, было чувство всеобщности. То, что происходило, касалось всех, охватывало всю землю, каждого из живущих на ней. Казалось, все люди были унесены человеческим прибоем, бившимся у ног крылатого рыцаря — архангела Михаила с напряженно-сосредоточенным, почти страдающим выражением юного лица. Одна его рука едва удерживала громадные весы, на чашках которых взлетали человеческие тела. Другая длинным узорчатым мечом отмечала их судьбу: праведные — и грешные, достойные и недостойные, заслужившие вечное блаженство или вечные муки.
А кругом метались в отчаянии люди. Не сокрушались о грехах, не просили о пощаде, не надеялись на милосердие — боялись, рвали на себе волосы, бились в судорогах, рыдали без слез, с искаженными животным ужасом лицами. И стелилась, насколько хватает глаз, пустая, равнодушная земля, вспучившаяся холмами раскрывающихся могил.
Да, Страшный суд. Только тот ли, мистический, о котором с торжеством и бесконечными угрозами толковала церковь? Неуверенность праведников, испуганная растерянность тех, кто еще встает из-под земли, отчаяние осужденных — художник Ганс Мемлинг слишком по-человечески видит каждое чувство, движение, черту лица. Некрасивые, неловкие, растерянные от своей неожиданной наготы, поднимаются в левой створке праведники на лестницу фантастической постройки — полузамка, полуготического собора, который должен означать собою рай. Над их сбившейся тесной толпой, на высоких башнях, поют, играют, трубят в трубы подростки-ангелы с широко расплескавшимися по небу крыльями. И те же люди, цепляясь друг за друга, срываясь со скалистых уступов, падают в охватившее правую створку адское пламя: старые и молодые, цветущие и изможденные, всегда обыкновенные. И над теми, и над другими, в венке переливающихся всеми цветами радуги одежд апостолов, встает немолодое, отечное лицо Христа с отрешенным взглядом холодных, не тронутых мыслью о страданиях глаз.
Но закрываются створки, и на их обороте застывают выписанные гризайлью — одним серым тоном — статуи скорбной Мадонны с Младенцем на руках и изогнувшегося в гибком движении крылатого рыцаря, поражающего запутавшегося в складках его одежд сатану. И в наступившей звенящей в ушах тишине — кто сказал, что цвет не может звучать! — вот-вот услышишь сдавленное дыхание опустившихся на колени мужчины и женщины, Анжело Тани и его жены Катарины Танальи, некогда заказавших художнику алтарь. Это как возвращение из мира страшных образов в мир действительности: Анжело, грубоватый, в простой черной одежде, с глубокими залысинами на высоком лбу, и неприметная рыжая Катарина, чье платье великолепным багровым пятном ложится у ног архангела Михаила.
Рядовой, сержант, офицер Преображенского полка 1695–1700 годов
Что потрясло Петра именно в этом «Страшном суде»? Какую связь увидел он с самим собой, своим царствованием, своей державой? Ведь он ничего не знал о прошлом картины, тем более не мог предугадать ее будущего. То, что знали о Мемлинге современники художника, было уже забыто; то, что предстояло узнать историкам, ожидало своего часа.
Верно одно: к алтарю были приворожены многие европейские монархи…
Предопределение… Историки готовы найти портретные черты бургундского герцога Карла Смелого в архангеле мемлинговского «Страшного суда». Легендарного Карла, известного своей безудержной и бессмысленной отвагой, страстью к сражениям и рыцарскими забавам. Это он трижды брал бунтовавший против его власти и поборов город Льеж, оставляя после себя груды развалин и горы трупов. Это он, получив под залог от австрийского эрцгерцога владения в Эльзасе, посадил там слишком жестокого и жадного наместника-фохта, а когда население расправилось с насильником, бешеным натиском стремился добиться от эльзасцев покорности. Пред ним отступает даже коварный и злобный Людовик XI. А Карл мечтает присоединить к своей Бургундии Эльзас и Лотарингию, провозгласить свои владения королевством, а там добраться и до императорской короны. Он правит Фландрией и городом Брюгге, но готов к грабежам повсюду, используя любую возможность. И если его двор не отличается особенной пышностью, то современники знают, как богат в действительности военный лагерь Карла. Гансу Мемлингу он слишком хорошо знаком.
Но разве дело в портретном сходстве крылатого рыцаря с бургундским герцогом?! Гораздо важнее дух второй половины XV века, воспринятый и воплощенный художником.
Сначала все складывалось обыкновенно. В 1473 году Мемлинг выполнил заказ на алтарь флорентийского банкира Тани. Тани грузит алтарь вместе с другими товарами на английское судно «Святой Фома», которое попутно, по дороге в Италию, должно доставить большой груз в Лондон. Но Англия воюет с городами Ганзы — союза северонемецких вольных городов. И не было сомнений: корабль фрахтуется на имя советника Фландрии Томмазо Портинари и выходит в плавание под бургундским флагом. Но все меры предосторожности оказывались напрасными. «Святой Фома» проиграл ожесточенный бой с каравеллой, принадлежавшей трем достопочтенным бюргерам из Гданьска. Гданьск решает судьбу военной добычи, а владельцы каравеллы приносят алтарь в дар часовне Георгиевского братства, к которому все они принадлежали.
Может быть, и сумел бы подкрепить свои протесты силой Карл Смелый, слишком заинтересованный не судьбой произведения, но итальянскими банкирами и займами у них. Только спустя три года после захвата «Святого Фомы» он терпит первое в своей жизни тяжелейшее поражение от восставших эльзасцев под Грансоном. А в 1477 году будет разгромлена его армия под Нанси, и сам погибнет, обратившись в позорное бегство.
А римский папа Сикст IV хотя и разражается обличительной буллой в адрес похитителей, но не слишком настаивает на их наказании. Основной убыток потерпели при этом его открытые враги флорентийские герцоги Медичи. В Гданьске же спустя три года фактически некому отвечать за историю со «Святым Фомой»: перестает существовать Георгиевское братство, и алтарь становится имуществом города.
Между тем слава «Страшного суда» растет. В начале XVII века римско-германский император Рудольф II предлагает Гданьску неслыханную сумму. Но город отвергает необычайно, казалось бы, выгодное предложение.
Гданьск и Петру в ответной декларации напишет, что его «пропозиция есть такого рода, на которую город никаким образом согласиться не может, ибо дерзко было бы ведь триста лет назад церкви посвященную и остающуюся у нее в спокойном владении <картину> продать или отдать».
Следующим претендентом на «Страшный суд» выступит Наполеон. Как только в 1807 году французские войска вступают в Гданьск, алтарь отправляется в Париж и по личному распоряжению императора выставляется в залах Лувра. Всего на восемь лет. В 1815 году среди другого награбленного наполеоновской армией имущества «Страшный суд» был изъят из императорских коллекций. Его обратная дорога лежала через Берлин. И тут еще один император, на этот раз немецкий — Фридрих Вильгельм, делает попытку его удержать. Сначала под предлогом научной реставрации, потом под нажимом Берлинского объединения художников, находившего условия содержания алтаря в приходской церкви недопустимыми для мирового шедевра. И если бы не расстановка сил в Европе, не предстоящий Венский конгресс…
…Тем не менее в 1816 году «Страшный суд» занял свое место в Мариацком костеле. Конец? Если бы. Впереди была Вторая мировая война, гитлеровская оккупация Польши и — на этот раз — исчезновение. Гитлеровцы поторопились вывезти алтарь в неизвестном направлении. Новое возвращение алтаря произошло через Советский Союз и те самые невские берега, куда так мечтал привезти творение Мемлинга Петр I.
И снова 1717-й, последний год жизни Федора Юрьевича Ромодановского. Конца истории с контрибуцией Гданьска не дождался. Сыну наказал государя от слабостей его стеречь. На других Петр гневался за непокорство и преданность старине. Ромодановскому прощал. Разрешал носить при дворе старинное русское платье, усы на польский манер. Сына на место отца князем-кесарем назначил. Верил. С ним не как государь мог спорить. Ради державы. А может, с годами и обвинение в дури принял. Годы многое позволяют оценить настоящей ценой. Ромодановский никогда не сомневался. Петр — всегда. И не потому ли остался в истории первым, единственным, несмотря ни на что Великим.
Год 1977-й: На пороге московской квартиры стояла женщина. Худенькая. Со старым лицом и еще очень черными, постриженными «под чарльстон» короткими волосами. Мужской пиджак. Мальчишечьи ботинки на шнурках. Взлохмаченный по краям необъятный портфель. Женщина щелкнула двумя исцарапанными никелированными замками: «Посмотрите».
На столе лежала тетрадь из грубой серой бумаги петровских времен. С водяными знаками. Густо пожелтевшими чернилами. Почерком, напоминавшим полуустав. Пятнами давней сырости. И выцветшей обложкой, на которой приблизительно нарисованный Аполлон с кифарой и протянутой вперед рукой был закутан в плащ из фиолетового шелкового лоскута и увенчан криво сидевшим лавровым венком с остатками исчезнувшей зелени. Крупно написанный заголовок сползал к низу страницы:
«КОПИЯ 3 ЖУРНАЛА ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА ПЕТРА ПЕРВАГО ИМПЕРАТОРА И САМОДЕРЖЦА ВСЕРОССИЙСКАГО когда он своею высокою особою изволил ходить при свите посольской за море 7206 от рождества Христова 1697 году».
Среди коллекционеров и музейщиков женщину прозывали Полосатихой. Она тоже была коллекционером, но не совсем обычным. Никогда ничего не продавала — брезговала, по собственным словам, торговлей, и не покупала — не позволял ничтожный заработок директора одного из московских музеев-квартир. Ее стерильно чистая комната в доходном доме близ Большого Харитоньевского переулка тоже выглядела музейным залом, где единственным неэкспозиционным предметом была раскладная алюминиевая кровать под солдатским одеялом, старательно заправленным, чтобы оставалось видным сияние паркета под ней. Полосатиха собирала итальянское Возрождение и во имя его менялась. Страстно. Неуступчиво. Почти зло. Время не имело значения — на обмен могли уйти часы, дни, реже годы. Мало кто из коллекционеров-мужчин выдерживал ее напор и расчетливость: знала, кому что предложить и в какую минуту. По Москве ходил анекдот, что однажды, сев за стол для переговоров с тремя коллекционерами, после пятичасового торга Полосатиха получила все, что хотела, ничего не предоставив взамен: так вышло! Теперь она принесла свою находку в дом, из которого хотела что-то получить.
Первого взгляда на рукопись было достаточно, чтобы поставить диагноз историка. Само собой, копия: титул императора Петр получил от Сената лишь спустя четверть века после описанной поездки. Скорее всего, такой же срок отделял копию от оригинала: об этом свидетельствовали особенности бумаги, характер написания слов и отсутствие знаков препинания, равно точек и запятых. Определенные же нормы правописания и синтаксиса устанавливаются только при Екатерине II, когда точно копировать явно неграмотную с этой точки зрения рукопись никто бы не стал.
Несколько списков — копий — «Журнала…» известны науке. Все они несколько отличаются друг от друга в подробностях. Новая копия предлагала еще один вариант, в котором большое место занимало описание путешествия по Италии. Известно, что Петр собирался его совершить, но будто бы не сумел, вызванный тревожными вестями в Россию. Однако легенда о его пребывании в Италии существует, особенно упорно держась в Венеции.
В науке остается открытым и еще один вопрос — об авторе журнала. Одни видят в нем самого Петра, другие — кого-либо из ближайших к царю людей, но вычислить его из содержания или самого характера записей пока не удалось. Новый вариант позволял предположить и такое: в первой части действует Петр, во второй… Над этим предстояло думать, а пока… Полосатиха категорически отказывалась от продажи «Журнала». Она не дала разрешения его перефотографировать. Самое большее, чего удалось добиться обитателям квартиры, — сделать любительскую фотографию обложки и перепечатать на машинке текст. На следующее утро Полосатиха забрала свое сокровище. Участник состоявшейся обменной сделки остался, разумеется, неназванным. Документ в архиве и документ дома — далеко не одно и то же: там — абстракция, здесь — сама жизнь…
«Любопытство? Всегда ко всему новому тянулся. Страсть? С собой никогда совладать не мог. Баловство? И в нем меры не знал. Только князь-кесарь Федор Юрьевич Ромодановский, из тех, что могли молодому царю и всю правду под горячую руку сказать, слышать таких разговоров не хотел. Дурь! Одно слово — дурь!
А как иначе скажешь? Положим, из-под опеки сестрицы-правительницы, Софьи свет-Алексеевны, уже семь лет как избавился. Матушку Наталью Кирилловну — худо ли, бедно ли ее слушал — три года как схоронил. Да ведь от братца-соправителя, блаженной памяти Иоанна Алексеевича, только-только освободился. Года не прошло. Братца что поминать — слаб был головкой покойный, да за ним боярство стояло родовое, богатейшее, царевне Софье Алексеевне преданное. Клич стоит кликнуть — и опять в государстве смута.
А тут на тебе, собрался с Великим посольством по странам европейским путешествовать. Добро бы с царским поездом, как государю положено. Да нет, потаенно, чтобы за десятника Михайлова все принимали. Мол, десятнику вольготнее и смотреть, и куда охота придет сходить, а там чему и поучиться. Мол, великие послы пусть свое дело делают, а ему бы хоть исподтишка, хоть глазочком одним поглядеть, пообвыкнуться к европейскому обиходу. Чего сам не увидишь, тому никто не научит.
Князь-кесарь и ногами топал:
«О державе своей, государь, не думаешь! Страха за нее не ведаешь!» Смехом зашелся: «А ты, Федор Юрьевич, на что? Зря тебя «величеством» титуловать заставляю? Правь, князь-кесарь, государством нашим, за всем доглядывай, а в случае чего известишь. Не бог весть в какой дальний край еду — оно и воротиться не много времени займет».
На своем настоял — такому до ума не достучишься. Уехал. Так радовался, как дитя малое. Путевые заметки, для утехи своей, писать собрался. Дописал ли?
Стрельцы за Софью Алексеевну выступили. Братец загубленной боярыни Федосьи Морозовой вместе с Циклером Иваном заговор устроили. Мало-мало, и некуда было бы путешественнику-то возвращаться — ни отчего престола, ни царского венца. Детки государя Алексея Михайловича — из них никто шутить не любил.
Петр Алексеевич до Москвы успел добраться — кровь так рекой и хлынула. Царевну Софью под клобук. А тут на пороге война со шведами. Тоже придумал — столицу новую на болотах чужих да гнилых ставить, к Европе поближе. Дел невпроворот, ан другая дурь на поверку вышла. Рассказать — кто поверит!
Из всего, что видел, чему удивился, больше всего сердцем прикипел — и надо же! — к собранию такого дохтура, который мертвое человеческое естество сохранять научился: что нутренности, что плод человеческий неродившийся, что жилы, по которым кровь до самых пальцев доходит. Из того сохраненного естества научился картинки целые складывать.
Так вот, государь Петр Алексеевич удумал, чтобы все его собрание купить. За любые деньги! Уж на что прижимист да крут, а тут мошну сам развязал: бери, дохтур, сколько хошь, только отдай.
Дохтур не отдал, а государь на своем стал, дипломатам строго-настрого приказал, чтобы случай искали, чтобы в какие, не дай бог, чужие руки богатство не перешло.
Каким тут словом, кроме дури, дело такое окрестишь!
…Двадцать лет прошло — ничего не забыл. В 1716 году снова в заморские страны собрался. Спасибо, старика пожалел — других охотников державой без царя править пруд пруди.
Разве что сам походный журнал тем разом писать не взялся. Денщикам доверился. Прятаться за чужими именами не стал, поехал чин чином — одной свиты обоз на две версты растянулся. Каждому лестно, каждому государю на глаза попасться лишний раз охота. А ему снова горя мало. В Данциге вроде дела государственные делать надо, племянницу царевну Екатерину Алексеевну с герцогом Мекленбургским обвенчать, с курфюрстом Саксонским — королем польским — потолковать. Куда он и в арсенал, и на мельницу — велика больно, и бои кулачные смотреть, и в тюрьму городскую, и в школы — как мальцов учат. А под конец в костел Девы Марии Мариацкий заглянул — тут оно и началось. Картина государю притянулась. Никогда картинами не интересовался, разве что снасти корабельные да вилы морские разглядывал. Перед алтарем стал, как врытый: контрибуции с города не возьму, пусть картину отдают. «Страшный суд» называется. Племянник отписал: смятение среди придворных пошло. Контрибуция с Данцига — как-никак руку шведов держали — огромная. Только государь и слышать не хочет: все прощу, от себя льгот добавлю, а алтарь чтоб моим стал, чтоб сей же час, чтоб без промедления.
Горожанам бы порадоваться: мало ли у них картин. На своем уперлись, назначай, государь, контрибуцию, а картину не трожь. Нет такой цены, чтоб уступили. Стоять ей в нашем соборе до скончания века. Мы отдадим, дети наши нам не простят. Уж не обессудь, твое императорское величество.
Оно и в третий раз выходит — дурь. А впрочем, время рассудит. Ему, времени-то, виднее. Шел 1717 год…»
Престарелому и тяжело болевшему князю-кесарю оставалось только удивляться: весной в петербургской гавани пришвартовались корабли из Амстердама с непривычным грузом. Опись перечисляла свыше двух тысяч препаратов по анатомии и эмбриологии, тысячу сто семьдесят девять «законсервированных» мелких животных, двести пятьдесят девять чучел птиц, ящики со множеством морских животных, раковин, бабочек и огромный гербарий. Груз с великим бережением был доставлен в только что специально обновленные Кикины палаты на набережной Невы.
Так закончилась затянувшаяся на двадцать лет история приобретения знаменитого музея голландского врача Фредерика Рюйша и было положено основание первому русскому музею — Кунсткамере.
Петр просто не называл в журнале имен, но это именно Рюйша он навещает в Амстердаме дома, ходит на его лекции, за его работой наблюдает в амстердамском госпитале святого Луки, где, чтобы уберечь высокого посетителя от назойливости любопытных, пробивается незаметная, «царская» дверь.
Князь-кесарь был не прав в своих мыслях про царскую дурь. В чем-то Петр удовлетворял собственную любознательность, в чем-то следовал общей моде. В борьбе науки со схоластическими представлениями, которой отмечен XVII век, анатомия и физиология достигают особенно больших и наглядных успехов. Анатомические препараты становятся предметом собирательства. Каждый считающий себя просвещенным монарх включает анатома в придворный штат. Имена анатомов приобретают общеевропейскую известность. Именно в это время появляются такие неожиданные по композиции голландские групповые портреты, на которых врач в окружении учеников изображался около препарируемого трупа, как в прославленных «Анатомиях» Рембрандта. Выученик анатомии, а позже и ботаники, Ф.Рюйш прославился своей обработкой учения о лимфатической системе, классическим атласом по анатомии. Неменьшую известность ему принес изобретенный им способ «сухой» — без спиртового раствора — консервации мертвых тканей и наполнения специальным застывающим раствором препарированных сосудов кровеносной системы.
Эти «сухие» препараты комбинировались Рюйшем для составления замысловатых композиций, как, например, «трехмесячный плод мужского пола в пасти ядовитейшего животного, называемого жителями Восточной Индии чекко», или «лежащий в гробнице труп человеческого плода 6 месяцев, украшенный венком из естественных цветов и плодов и букетом, запах которого он вдыхает». Анатомия сочиняет и целые сцены, вроде двух скелетов семимесячных плодов у гроба третьего: «Один подносит к лицу внутренности живота, как бы вытирая слезы, другой несет в правой руке кусок кишки, в левой артериальную ветку, вынутую из селезенки». Те же скелеты могли располагаться по склонам заросшего кустарником каменистого холма, где камнями служили внутренние органы человека — печень, селезенка, почки, сердце, а кустарниками — кровеносные сосуды.
Кстати, Рюйш откликался и на другое, не менее сильное увлечение своего времени — флорой и фауной заморских стран. Располагая значительными колониями, Голландия первой в Европе наладила массовый привоз и сбыт «натуральных раритетов», которыми амстердамский анатом усиленно пополнял свое собрание. Его коллекция успешно конкурировала даже с такими музеями естественной истории, которые образовывались при всех голландских торговых компаниях вроде «Ост-Индского дома» или «Вест-Индского дома».
Как же хотелось русскому царю увидеть все эти богатства в своей столице! В это трудно поверить, но он упорно поддерживает переписку с Рюйшем. По просьбе анатома в России разыскиваются «жучки, прузии, великие мухи, оводы, дивные лягушки, змеи, крысы, белки летучие, такие всякие маленькие рыбки, длиною с перст до пяди». Для пересылки в Голландию находки помещали в особые «скляницы с белым вином» — водкой.
Но и Рюйш не остается в долгу! Вместе с письмом Петру от июля 1701 года высылаются, например, в Петербург:
«1) вельми удивительная ящерица с острыми челюстями;
2) малый лигван, имея зелено брюхо, из Западной Индеи;
3) рыбка из острова Каракуас, имея черное пятно на хвосте;
4) двоеглазая змея оттудыж;
5) Восточной Индеи сверчок;
6) выпороток рыбы Гай Каранауса же острова;
7) золотой жучок из шпанских Западных Индей;
8) вельми удивительная птица из Восточной Индеи;
9) пречудная ящерица,
10) еще ящерица;
11) две змеи из Восточной Индеи».
Нет, положительно, отдельных присылок становится мало. Петр уезжает во вторую свою европейскую поездку с твердым намерением довести торг с Рюйшем до конца. Цена собрания определяется в пятьдесят семь тысяч флоринов при обязательном условии немедленной отправки в Россию. Упорство русского монарха производит такое впечатление на доктора, что он решает безвозмездно открыть Петру свой знаменитый секрет консервации мертвых тел. За него Рюйшу предлагали пятьдесят тысяч флоринов. Ученому кажется важнее удовлетворить любознательность этих необъяснимых русских.
Но широкий жест исследователя оказался гибельным для его открытия. Петр сам воспользоваться слишком специфичными советами не мог и передал их своему лейб-медику Лаврентию Блюментросту. Блюментрост не замедлил ими поделиться со смотрителем петербургской кунсткамеры, в будущем личным врагом Ломоносова, И. Шумахером. Шумахер — с очередным лейб-медиком, Ригером. И уж Ригер, уехав из России, публикует рекомендации под собственным именем. Судьба покарала за воровство. После стольких не слишком компетентных хранителей секрет утратил множество подробностей, и добиться при его помощи тех чудес, которых добивался Рюйш, стало невозможным. Секрет анатома был безвозвратно потерян.
…1977год. Гданьск. Мариацкий костел. Если обратиться к языку обыкновенных измерений, алтарь, некогда поразивший Петра, не был огромным. Скорее наоборот. Два с небольшим метра на три при раскрытых боковых створках. Но это теория. Первое же ощущение, которое рождалось при взгляде на алтарь, было чувство всеобщности. То, что происходило, касалось всех, охватывало всю землю, каждого из живущих на ней. Казалось, все люди были унесены человеческим прибоем, бившимся у ног крылатого рыцаря — архангела Михаила с напряженно-сосредоточенным, почти страдающим выражением юного лица. Одна его рука едва удерживала громадные весы, на чашках которых взлетали человеческие тела. Другая длинным узорчатым мечом отмечала их судьбу: праведные — и грешные, достойные и недостойные, заслужившие вечное блаженство или вечные муки.
А кругом метались в отчаянии люди. Не сокрушались о грехах, не просили о пощаде, не надеялись на милосердие — боялись, рвали на себе волосы, бились в судорогах, рыдали без слез, с искаженными животным ужасом лицами. И стелилась, насколько хватает глаз, пустая, равнодушная земля, вспучившаяся холмами раскрывающихся могил.
Да, Страшный суд. Только тот ли, мистический, о котором с торжеством и бесконечными угрозами толковала церковь? Неуверенность праведников, испуганная растерянность тех, кто еще встает из-под земли, отчаяние осужденных — художник Ганс Мемлинг слишком по-человечески видит каждое чувство, движение, черту лица. Некрасивые, неловкие, растерянные от своей неожиданной наготы, поднимаются в левой створке праведники на лестницу фантастической постройки — полузамка, полуготического собора, который должен означать собою рай. Над их сбившейся тесной толпой, на высоких башнях, поют, играют, трубят в трубы подростки-ангелы с широко расплескавшимися по небу крыльями. И те же люди, цепляясь друг за друга, срываясь со скалистых уступов, падают в охватившее правую створку адское пламя: старые и молодые, цветущие и изможденные, всегда обыкновенные. И над теми, и над другими, в венке переливающихся всеми цветами радуги одежд апостолов, встает немолодое, отечное лицо Христа с отрешенным взглядом холодных, не тронутых мыслью о страданиях глаз.
Но закрываются створки, и на их обороте застывают выписанные гризайлью — одним серым тоном — статуи скорбной Мадонны с Младенцем на руках и изогнувшегося в гибком движении крылатого рыцаря, поражающего запутавшегося в складках его одежд сатану. И в наступившей звенящей в ушах тишине — кто сказал, что цвет не может звучать! — вот-вот услышишь сдавленное дыхание опустившихся на колени мужчины и женщины, Анжело Тани и его жены Катарины Танальи, некогда заказавших художнику алтарь. Это как возвращение из мира страшных образов в мир действительности: Анжело, грубоватый, в простой черной одежде, с глубокими залысинами на высоком лбу, и неприметная рыжая Катарина, чье платье великолепным багровым пятном ложится у ног архангела Михаила.
Что потрясло Петра именно в этом «Страшном суде»? Какую связь увидел он с самим собой, своим царствованием, своей державой? Ведь он ничего не знал о прошлом картины, тем более не мог предугадать ее будущего. То, что знали о Мемлинге современники художника, было уже забыто; то, что предстояло узнать историкам, ожидало своего часа.
Верно одно: к алтарю были приворожены многие европейские монархи…
Предопределение… Историки готовы найти портретные черты бургундского герцога Карла Смелого в архангеле мемлинговского «Страшного суда». Легендарного Карла, известного своей безудержной и бессмысленной отвагой, страстью к сражениям и рыцарскими забавам. Это он трижды брал бунтовавший против его власти и поборов город Льеж, оставляя после себя груды развалин и горы трупов. Это он, получив под залог от австрийского эрцгерцога владения в Эльзасе, посадил там слишком жестокого и жадного наместника-фохта, а когда население расправилось с насильником, бешеным натиском стремился добиться от эльзасцев покорности. Пред ним отступает даже коварный и злобный Людовик XI. А Карл мечтает присоединить к своей Бургундии Эльзас и Лотарингию, провозгласить свои владения королевством, а там добраться и до императорской короны. Он правит Фландрией и городом Брюгге, но готов к грабежам повсюду, используя любую возможность. И если его двор не отличается особенной пышностью, то современники знают, как богат в действительности военный лагерь Карла. Гансу Мемлингу он слишком хорошо знаком.
Но разве дело в портретном сходстве крылатого рыцаря с бургундским герцогом?! Гораздо важнее дух второй половины XV века, воспринятый и воплощенный художником.
Сначала все складывалось обыкновенно. В 1473 году Мемлинг выполнил заказ на алтарь флорентийского банкира Тани. Тани грузит алтарь вместе с другими товарами на английское судно «Святой Фома», которое попутно, по дороге в Италию, должно доставить большой груз в Лондон. Но Англия воюет с городами Ганзы — союза северонемецких вольных городов. И не было сомнений: корабль фрахтуется на имя советника Фландрии Томмазо Портинари и выходит в плавание под бургундским флагом. Но все меры предосторожности оказывались напрасными. «Святой Фома» проиграл ожесточенный бой с каравеллой, принадлежавшей трем достопочтенным бюргерам из Гданьска. Гданьск решает судьбу военной добычи, а владельцы каравеллы приносят алтарь в дар часовне Георгиевского братства, к которому все они принадлежали.
Может быть, и сумел бы подкрепить свои протесты силой Карл Смелый, слишком заинтересованный не судьбой произведения, но итальянскими банкирами и займами у них. Только спустя три года после захвата «Святого Фомы» он терпит первое в своей жизни тяжелейшее поражение от восставших эльзасцев под Грансоном. А в 1477 году будет разгромлена его армия под Нанси, и сам погибнет, обратившись в позорное бегство.
А римский папа Сикст IV хотя и разражается обличительной буллой в адрес похитителей, но не слишком настаивает на их наказании. Основной убыток потерпели при этом его открытые враги флорентийские герцоги Медичи. В Гданьске же спустя три года фактически некому отвечать за историю со «Святым Фомой»: перестает существовать Георгиевское братство, и алтарь становится имуществом города.
Между тем слава «Страшного суда» растет. В начале XVII века римско-германский император Рудольф II предлагает Гданьску неслыханную сумму. Но город отвергает необычайно, казалось бы, выгодное предложение.
Гданьск и Петру в ответной декларации напишет, что его «пропозиция есть такого рода, на которую город никаким образом согласиться не может, ибо дерзко было бы ведь триста лет назад церкви посвященную и остающуюся у нее в спокойном владении <картину> продать или отдать».
Следующим претендентом на «Страшный суд» выступит Наполеон. Как только в 1807 году французские войска вступают в Гданьск, алтарь отправляется в Париж и по личному распоряжению императора выставляется в залах Лувра. Всего на восемь лет. В 1815 году среди другого награбленного наполеоновской армией имущества «Страшный суд» был изъят из императорских коллекций. Его обратная дорога лежала через Берлин. И тут еще один император, на этот раз немецкий — Фридрих Вильгельм, делает попытку его удержать. Сначала под предлогом научной реставрации, потом под нажимом Берлинского объединения художников, находившего условия содержания алтаря в приходской церкви недопустимыми для мирового шедевра. И если бы не расстановка сил в Европе, не предстоящий Венский конгресс…
…Тем не менее в 1816 году «Страшный суд» занял свое место в Мариацком костеле. Конец? Если бы. Впереди была Вторая мировая война, гитлеровская оккупация Польши и — на этот раз — исчезновение. Гитлеровцы поторопились вывезти алтарь в неизвестном направлении. Новое возвращение алтаря произошло через Советский Союз и те самые невские берега, куда так мечтал привезти творение Мемлинга Петр I.
И снова 1717-й, последний год жизни Федора Юрьевича Ромодановского. Конца истории с контрибуцией Гданьска не дождался. Сыну наказал государя от слабостей его стеречь. На других Петр гневался за непокорство и преданность старине. Ромодановскому прощал. Разрешал носить при дворе старинное русское платье, усы на польский манер. Сына на место отца князем-кесарем назначил. Верил. С ним не как государь мог спорить. Ради державы. А может, с годами и обвинение в дури принял. Годы многое позволяют оценить настоящей ценой. Ромодановский никогда не сомневался. Петр — всегда. И не потому ли остался в истории первым, единственным, несмотря ни на что Великим.
«Как пришел десятник Амстердам…»
С Москвы майя 11-го дня чрез Клин тверь торжек великий нов Град оттоль в нарву июня 2: дня из нарвы июня 11 дня кораблем Любик (Любек. — Н. М.) июня 23 дня тут видел в церкви престол з мрамора резан зело изрядно и органы в которых одна труба 16: аршин а из Любика в Гамбурх
в 25: день тут видел метальника (танцовщика. — Н. М.) в камеди которой метался зело дивно
Тут же видел бочку в которую входит сто двенадцать бочек полу-<амбарных> из Гамбурха в бремень оттоль в геронинген в транбуль в левардин в больварт в варизм из варизьма морем. На галиоте переплыли пять миль в четыре часа оттоль на почтовой телеге в Горн оттоль в трехшон в перски грет в мониендам оттоль в Амстердам.
Июля 11-го дня был в амстердаме в дому где собраны золотые серебряные и всякие руды и как родятся алмазы изумруды королки всякие каменья и морские всякие вещи и как золото течет от земли от великого жару
амстердаме видел младенца полтора года мохната всего сплошь и толсто гораздо лице его поперек две четверти привезен на ерманку (ярмарку. — Н. М.) тут же видел слона великого которой каменем играл и трубил по турецки и по цесарски и стрелял из мушкета и многие вещи делал, имеет синьпатию с собакою которая непрестанно с ним пребывает, зело дивно на ярманке видел метальников которые через трех человек перескоча валету обернется головою вниз и встанет на ногах
у доктора видел анатомию кости жилы и мозг человеческой телеса младенческия и как зачинается во чреве и родится
видел сердце человеческое лехкое почки и как в почках родится камень и вся внутренняя разнятся разно и жила та на которой лехкое живет как тряпица старой жилы те которые в мозгу живут.
видел как мужеское и женское 4-х лет возраста нетленная кровь знать глаза целы и тело а лежат без спиритусов уже на полу внутренняя печень и сердце поднято кишки желудок все нетленно
видал кожу человеческую обделана толще бараньей а кожа которая у человека на мозгу живет вся в жилах косточки малинькия будто молоточки которыя в ушах живут
животныя многи от многих лет собраны и нетленны в спиритусах мартышка и звери индийская маленькия и змеи предивныя и лягушки рыбы многия и птицы разныя зело дивны и змеи с ногами глав доглия змии о двух головах вверха
тут же видел которой родит чрез естество собою большую мышь без шерсти а родит от себя подобно себе сквозь спину и видели тут многих малиньких половина вышла больше 20, тут же жуки предивные и бабочки великие собраны зело изрядные
в амстердаме видел мужика безрукого которой делал предивные вещи — в карты играл и с пищали стрелял и набивал сам у себя бороду брил а ляжет на стол вскочит на ноги поставит и на стол на самой край стул и под стул поставит руку и сам станет на стул ногами и нагнется достанет руку зубами встанет и опять поставит с шпагами танцовать в стену бросил шпагу зело прытко писал ногою.
приехали в гагу с послами сентября 15: дня встречи были за две версты до города встречали два человека стат (от голландских Штатов. — Н. М.) а под нами было 50 карет о шести конях а сидели по два человека а сидел князь Александр Голицын как приехали в город на посолской двор приехали два человека стали поздравлять посолское величество в добром приезде ко двум приехали <нрзб.> человек стат а в них один президент потчивал за столом а приехали в коретах о шести конях мы встречали у корет послы не сошли на нижнее крыльцо
на другой день приезжали потчивать господин вице адмирал да два человека стат по всякой день были у стола по два человека стат а после аудиенции не было на праезде были у стат ехали в коретах по два человека о шести конях — Франц Яковлевич (Лефорт. — Н. М.) Федор Алексеевич (Головин. — Н. М.) против их Прокофей Возни-цын царевич Малетинский (Имеретинский, Александр Арчилович. — Н. М.) да Александр Нянин Федор Плещеев да киозерцы наши Петр Лафорт да пристав князь Александр Голицын лакеев было 50-т человек наших пять корет да пажей было шестнадцать человек около карет назади и напереди а на всех было алые кафтаны кружевом серебряным расшиты сплошь четыре пажа были в бархатных платьях с кружевами и как приехали к вам на двор солдат стояло 40 человек встречали два человека стата а статс всех было и сидели 37 человек наших послов посадили посеред стола а мы стояли за ними прежде речь говорил большой посол потом другой послед Прокофей Возницын грамоту подали и поехали и провожали два человека стат а в ответ приезжали по семи человек к нам на посолской двор а Франц Яковлевич был в другом платье и по приезду из гаги, ездил в Лейден и был во анатомии и видел зело предивных вещей много и о всех тех вещах взята книшка на латинском языке, к нашим послам приезжали послы отдавали визит сперва был посол свецкой (шведский. — Н. М.) в трех коретах о шести конях все в черном платье на другой день был бранденбургской в четырех коретах о шести конях того ж дня был посол английской в девяти коретах пяти шти (шести. — Н. М.) и о четырех конях на третей день дацкой (датский. — Н. М.) был в четырех коретах о шти конях
в гаге Франц Яковлевич ездил за город в сад в своей корете которая дана тысяча восемьсот червонных у лошадей были шлеи бархатные вызолоченные сидел с ним в корете: еще было три кореты о шти конях в которых наши дворяне сидели
а как сведали что мы поехали за город многие посолские жены нарочно выезжали загород все на шести конях
после того ездили дважды в комедию которая нарочно для нас сделана как поехали из камеди ночью несли перед коретою 20-ть свеч больших вощяных
у цесарского посла была первая полата обита полосатыми матери<ями> а другая шпалерами изрядными третья вся убита бархатом красным по швам все кружево золотое самыя изрядный зело богаты гишпанской посол в 20 коретах о шти конях
амстердамская ратуша в длину в 50-т степеней послов наших дарили статы Галандския большому послу цепь золотую весом десять фунтов з гербом Галанского государства другому послу в 8: фунтов дьяку Прокофью Возницыну в полшеста фунта дворянам цепи по 120 золотников
во амстердаме октября 28 дня были огненные потехи зело нарядные перед всеми вороты во всем амстердаме огни горели великие пускали зело предивные за одну ночь чаю несколько тысяч пущено не видать было небы и стрельба была великая во всю ночь на радости что мир состоялся у всех европейских государей со француским королем, в амстердаме видел штуки разные и бумаги режет девка может персону человеческую взрезать и многие персоны королевские режет и продает за великую цену
в амстердаме видел стекло зажигательное в малую четверть часа растопит ефимок (монету. — Н. М.)
в амстердаме был у жидов в церквах и видел великое богатство изрядные церкви и книги моисеевы зело украшены
в амстердаме ж был в церкве у квакеров которые собравшись в церковь и сидят часа с три с великим смирением никакова слова никто не молвит всякой ожидать на себя очищения и познавши и то муж или жена встает и учит людей а в то время как молчат хотя великую досаду делает не противитца и ответу не дает
в амстердаме на воре на котором собраны разных родов птицы и видел птицу превеликую бес крыл и бес перьев бутто щетка также многие изрядные индейские птицы две мыши одна желтая а другая белая как горностай гораздо малы тут же ворон тремя языками говорит видел кита которой не рожденный выпорот из брюха пяти сажен зайца морского видел одна загонная кость в полторы сажени, рыб видел морских с крыльями могут летать
в амстердаме был где сидят робятки дом превеликой и сад изрядные другой дом такой же великой где тут сидят робятки и сиротины и учатца грамоте и мастерства разного держатца пятнадцати лет выучат дадут волю и платье новое
во амстердаме устроенныя изрядныя домы где собираютца каждой во всякой вечер девицы изрядные девиц по 20-ти и по 15-ти и музыка непрестанно а кто из охотников приходят кто которую девицу полюбит то те взявшись за руки изволил итти с нею в особую камору или к ней в дом и ночевать с нею без всякого опасения потому что те домы нарочно для того устроены и пошлины платят в ратушу, а домов таких с двадцать а называют их шпилгоус или дома игральныя а нигде (кое-где. — Н. М.) домы есть которые те дела исполняют только тайно а домов таких в амстердаме з двесте и зело богаты домы а кто охотники нанимают на месяц на два или на неделю, и живет без всякого опасения хоша год в амстердаме ж был в доме где сидят сумасбродныя люди которые совершенно без ума всякому зделан особливой чулан и ходит непросто непрестанно смотрят поят чистят и берегут а которые не дерутца просто ходят по двору а з двора не пускают
казнь в амстердаме была двух человек смертью казнили пытавши и как повинились в убивстве привели их пред статов и сказали им смерть за день до казни и в тот вечер был им стол потчивали всем доволно и как пришло время то что казни привели их пред бургомистров и спрашивали еще о том же совершенно ли вины сказали что вины бургомистры пошли к статам и спрашивали казнить ли их и статы приказали еще спрашивать и спрашивали они трижды а после того сошли статы все стали кругом на коленах и винных тут же поставили и молилися богу со слезами о тех винных и о суде своем и вели на такой трон и поставили на колени и палач отсек головы обоих палашем а пасторы непрестанно были при них и одного из них отдали во анатомию и разнимали одну голову и мозг и внутреннюю всю
на месяц смотрели в зрительную трубу и можно видеть что есть земли и горы а мерою та труба сажен десяти
во амстердаме видел голову человеческую сделана деревянная говорит человеческим голосом заводить как часы и заведя молвит какое слово и она молвит тут же видел сделаны две лошади деревянные на колесе и садятца на них и ездят зело скоро и снимают кольца копием всех церквей разных вер в амстердаме пятнадцать
в амстердаме был у человека у которого собраны разные сребренники и те сребренники тут же на которые Христос от Иуды продан весом будет против осми копеек русских на одной стороне велия (большая. — Н. М.) надпись над персоною у того же человека смотрели камёди как скакали и танцовали изрядно
в амстердаме видал баба которая ходит по улицам играет на скрипице перед нею ходят три собаки как она заиграет на скрипице они перед нею затанцуют на задних ногах
в амстердаме был у жидов в церкве и смотрел обрезывание кто обрезывает младенца и прежде молитву сотворит и потом положит младенца и возьмет крайнюю плоть и щиплет щипцами серебряными и отрежет немало после возьмет в рот ренского и сосет кровь тою же кровью и вином мажет у младенца уста
обедали в амстердаме на большом постоялом дворе десятник и послы трое всего было 32: человека а заплатили денег 207 ефимков
в амстердаме был у торгового человека и видел хамелеона живого которой отменяет цвет на которой взойдет тому цвету и сам подобен кажется
из амстердама ездили в ротердам а ехали на лейден в Лейдене были во академии и смотрели многих вещей из Лейдена в Дельфт смотрели церкви большой где догребаются оранския князья из Дельфа в Ротердам в Ротердаме церковь большей смотрел тут видели славного человека ученого персону из меди отливку в подобие человека и книга медная в руках и как двенадцать ударит то милость перевернет имя ему Еразмус
в амстердаме был где собираютца дважды на неделе ученые люди и <толкуют> между собою о разных вещах богословских и фило<со>вских
цесарского посла жена была у обедни нашей со многими девицами к зело изрядно
казненного которого отдали во анатомию разнимали голову а разнимал профессор которой дает науку анатомическую докторам а было при том зело много докторов и лекарей, прежде обрили голову и содрали кожу черепа потом пилою растерли череп поднял а вынял мозг, после спорол грудь и смотрел сердце и лехкое как лежит диафрагмою отделено от внутренней подобно как у барана, потом как желудок и кишки, и все вынимали и почки смотрели всех суптельностей тут же тот профессор у того разрезанного человека зделал некоторую часть тела ево живу змею видел получетверть сажени
видел трубу зрительную через которую смотрят на месяц и на звезды стекло чрез которое можно растопить сребро и железо тем же стеклом топили камень крепкой и того камня выжгли подобно будто хрусталь и тем хрусталем резали будто алмазом, тем же стеклом топили свинец и сожгли в пепел и от того пепла истопили камень подобна янтарю, тем же стеклом жгли дерево под водою воды было пол чана четыре вода закипела и дерево сожгли а ежели мокро стопилася как можно отче наш проговорить как пришел десятник в амстердам потеха была на море нарочно наряжены два вице адмирала со изрядными фрегатами и с белтами воинскими съезжалися промеж собою и стреляли ис пушек как на бою а всех было судов и смотрелыциков с тысячу
в амстердаме был на дворе где травят быков собаками, при мне затравили троих а двое устояло на ногах собак побили до смерти зело больно прокололи рогами и которые быки устояли и на тех быков положили <венок> из фруктов изрядные сделанные из бумаги за то что выдержали триумф и повели по городу а перед ними два человека с трубами шли
в амстердаме видел рыбу у которой пила на носу величиною так с небольшую белугу тут же видел рыбку которая корабль останавливает малинькая прилипает ко дну множество от того остановятся корабли, тут же видел рыбу с крыльями и скорпиона рыбу видел зело предлинную называют теленком морским гораздо толста зубы превеликие висят
в амстердаме ужинал в таком доме где ставили нагие девки есть на стол и питье подносили все нагие девки, было их тут пять девок только на голове убрано а на теле никаких наги перевязаны лентами руки флером
С Москвы майя 11-го дня чрез Клин тверь торжек великий нов Град оттоль в нарву июня 2: дня из нарвы июня 11 дня кораблем Любик (Любек. — Н. М.) июня 23 дня тут видел в церкви престол з мрамора резан зело изрядно и органы в которых одна труба 16: аршин а из Любика в Гамбурх
в 25: день тут видел метальника (танцовщика. — Н. М.) в камеди которой метался зело дивно
Тут же видел бочку в которую входит сто двенадцать бочек полу-<амбарных> из Гамбурха в бремень оттоль в геронинген в транбуль в левардин в больварт в варизм из варизьма морем. На галиоте переплыли пять миль в четыре часа оттоль на почтовой телеге в Горн оттоль в трехшон в перски грет в мониендам оттоль в Амстердам.
Июля 11-го дня был в амстердаме в дому где собраны золотые серебряные и всякие руды и как родятся алмазы изумруды королки всякие каменья и морские всякие вещи и как золото течет от земли от великого жару
амстердаме видел младенца полтора года мохната всего сплошь и толсто гораздо лице его поперек две четверти привезен на ерманку (ярмарку. — Н. М.) тут же видел слона великого которой каменем играл и трубил по турецки и по цесарски и стрелял из мушкета и многие вещи делал, имеет синьпатию с собакою которая непрестанно с ним пребывает, зело дивно на ярманке видел метальников которые через трех человек перескоча валету обернется головою вниз и встанет на ногах
у доктора видел анатомию кости жилы и мозг человеческой телеса младенческия и как зачинается во чреве и родится
видел сердце человеческое лехкое почки и как в почках родится камень и вся внутренняя разнятся разно и жила та на которой лехкое живет как тряпица старой жилы те которые в мозгу живут.
видел как мужеское и женское 4-х лет возраста нетленная кровь знать глаза целы и тело а лежат без спиритусов уже на полу внутренняя печень и сердце поднято кишки желудок все нетленно
видал кожу человеческую обделана толще бараньей а кожа которая у человека на мозгу живет вся в жилах косточки малинькия будто молоточки которыя в ушах живут
животныя многи от многих лет собраны и нетленны в спиритусах мартышка и звери индийская маленькия и змеи предивныя и лягушки рыбы многия и птицы разныя зело дивны и змеи с ногами глав доглия змии о двух головах вверха
тут же видел которой родит чрез естество собою большую мышь без шерсти а родит от себя подобно себе сквозь спину и видели тут многих малиньких половина вышла больше 20, тут же жуки предивные и бабочки великие собраны зело изрядные
в амстердаме видел мужика безрукого которой делал предивные вещи — в карты играл и с пищали стрелял и набивал сам у себя бороду брил а ляжет на стол вскочит на ноги поставит и на стол на самой край стул и под стул поставит руку и сам станет на стул ногами и нагнется достанет руку зубами встанет и опять поставит с шпагами танцовать в стену бросил шпагу зело прытко писал ногою.
приехали в гагу с послами сентября 15: дня встречи были за две версты до города встречали два человека стат (от голландских Штатов. — Н. М.) а под нами было 50 карет о шести конях а сидели по два человека а сидел князь Александр Голицын как приехали в город на посолской двор приехали два человека стали поздравлять посолское величество в добром приезде ко двум приехали <нрзб.> человек стат а в них один президент потчивал за столом а приехали в коретах о шести конях мы встречали у корет послы не сошли на нижнее крыльцо
на другой день приезжали потчивать господин вице адмирал да два человека стат по всякой день были у стола по два человека стат а после аудиенции не было на праезде были у стат ехали в коретах по два человека о шести конях — Франц Яковлевич (Лефорт. — Н. М.) Федор Алексеевич (Головин. — Н. М.) против их Прокофей Возни-цын царевич Малетинский (Имеретинский, Александр Арчилович. — Н. М.) да Александр Нянин Федор Плещеев да киозерцы наши Петр Лафорт да пристав князь Александр Голицын лакеев было 50-т человек наших пять корет да пажей было шестнадцать человек около карет назади и напереди а на всех было алые кафтаны кружевом серебряным расшиты сплошь четыре пажа были в бархатных платьях с кружевами и как приехали к вам на двор солдат стояло 40 человек встречали два человека стата а статс всех было и сидели 37 человек наших послов посадили посеред стола а мы стояли за ними прежде речь говорил большой посол потом другой послед Прокофей Возницын грамоту подали и поехали и провожали два человека стат а в ответ приезжали по семи человек к нам на посолской двор а Франц Яковлевич был в другом платье и по приезду из гаги, ездил в Лейден и был во анатомии и видел зело предивных вещей много и о всех тех вещах взята книшка на латинском языке, к нашим послам приезжали послы отдавали визит сперва был посол свецкой (шведский. — Н. М.) в трех коретах о шести конях все в черном платье на другой день был бранденбургской в четырех коретах о шести конях того ж дня был посол английской в девяти коретах пяти шти (шести. — Н. М.) и о четырех конях на третей день дацкой (датский. — Н. М.) был в четырех коретах о шти конях
в гаге Франц Яковлевич ездил за город в сад в своей корете которая дана тысяча восемьсот червонных у лошадей были шлеи бархатные вызолоченные сидел с ним в корете: еще было три кореты о шти конях в которых наши дворяне сидели
а как сведали что мы поехали за город многие посолские жены нарочно выезжали загород все на шести конях
после того ездили дважды в комедию которая нарочно для нас сделана как поехали из камеди ночью несли перед коретою 20-ть свеч больших вощяных
у цесарского посла была первая полата обита полосатыми матери<ями> а другая шпалерами изрядными третья вся убита бархатом красным по швам все кружево золотое самыя изрядный зело богаты гишпанской посол в 20 коретах о шти конях
амстердамская ратуша в длину в 50-т степеней послов наших дарили статы Галандския большому послу цепь золотую весом десять фунтов з гербом Галанского государства другому послу в 8: фунтов дьяку Прокофью Возницыну в полшеста фунта дворянам цепи по 120 золотников
во амстердаме октября 28 дня были огненные потехи зело нарядные перед всеми вороты во всем амстердаме огни горели великие пускали зело предивные за одну ночь чаю несколько тысяч пущено не видать было небы и стрельба была великая во всю ночь на радости что мир состоялся у всех европейских государей со француским королем, в амстердаме видел штуки разные и бумаги режет девка может персону человеческую взрезать и многие персоны королевские режет и продает за великую цену
в амстердаме видел стекло зажигательное в малую четверть часа растопит ефимок (монету. — Н. М.)
в амстердаме был у жидов в церквах и видел великое богатство изрядные церкви и книги моисеевы зело украшены
в амстердаме ж был в церкве у квакеров которые собравшись в церковь и сидят часа с три с великим смирением никакова слова никто не молвит всякой ожидать на себя очищения и познавши и то муж или жена встает и учит людей а в то время как молчат хотя великую досаду делает не противитца и ответу не дает
в амстердаме на воре на котором собраны разных родов птицы и видел птицу превеликую бес крыл и бес перьев бутто щетка также многие изрядные индейские птицы две мыши одна желтая а другая белая как горностай гораздо малы тут же ворон тремя языками говорит видел кита которой не рожденный выпорот из брюха пяти сажен зайца морского видел одна загонная кость в полторы сажени, рыб видел морских с крыльями могут летать
в амстердаме был где сидят робятки дом превеликой и сад изрядные другой дом такой же великой где тут сидят робятки и сиротины и учатца грамоте и мастерства разного держатца пятнадцати лет выучат дадут волю и платье новое
во амстердаме устроенныя изрядныя домы где собираютца каждой во всякой вечер девицы изрядные девиц по 20-ти и по 15-ти и музыка непрестанно а кто из охотников приходят кто которую девицу полюбит то те взявшись за руки изволил итти с нею в особую камору или к ней в дом и ночевать с нею без всякого опасения потому что те домы нарочно для того устроены и пошлины платят в ратушу, а домов таких с двадцать а называют их шпилгоус или дома игральныя а нигде (кое-где. — Н. М.) домы есть которые те дела исполняют только тайно а домов таких в амстердаме з двесте и зело богаты домы а кто охотники нанимают на месяц на два или на неделю, и живет без всякого опасения хоша год в амстердаме ж был в доме где сидят сумасбродныя люди которые совершенно без ума всякому зделан особливой чулан и ходит непросто непрестанно смотрят поят чистят и берегут а которые не дерутца просто ходят по двору а з двора не пускают
казнь в амстердаме была двух человек смертью казнили пытавши и как повинились в убивстве привели их пред статов и сказали им смерть за день до казни и в тот вечер был им стол потчивали всем доволно и как пришло время то что казни привели их пред бургомистров и спрашивали еще о том же совершенно ли вины сказали что вины бургомистры пошли к статам и спрашивали казнить ли их и статы приказали еще спрашивать и спрашивали они трижды а после того сошли статы все стали кругом на коленах и винных тут же поставили и молилися богу со слезами о тех винных и о суде своем и вели на такой трон и поставили на колени и палач отсек головы обоих палашем а пасторы непрестанно были при них и одного из них отдали во анатомию и разнимали одну голову и мозг и внутреннюю всю
на месяц смотрели в зрительную трубу и можно видеть что есть земли и горы а мерою та труба сажен десяти
во амстердаме видел голову человеческую сделана деревянная говорит человеческим голосом заводить как часы и заведя молвит какое слово и она молвит тут же видел сделаны две лошади деревянные на колесе и садятца на них и ездят зело скоро и снимают кольца копием всех церквей разных вер в амстердаме пятнадцать
в амстердаме был у человека у которого собраны разные сребренники и те сребренники тут же на которые Христос от Иуды продан весом будет против осми копеек русских на одной стороне велия (большая. — Н. М.) надпись над персоною у того же человека смотрели камёди как скакали и танцовали изрядно
в амстердаме видал баба которая ходит по улицам играет на скрипице перед нею ходят три собаки как она заиграет на скрипице они перед нею затанцуют на задних ногах
в амстердаме был у жидов в церкве и смотрел обрезывание кто обрезывает младенца и прежде молитву сотворит и потом положит младенца и возьмет крайнюю плоть и щиплет щипцами серебряными и отрежет немало после возьмет в рот ренского и сосет кровь тою же кровью и вином мажет у младенца уста
обедали в амстердаме на большом постоялом дворе десятник и послы трое всего было 32: человека а заплатили денег 207 ефимков
в амстердаме был у торгового человека и видел хамелеона живого которой отменяет цвет на которой взойдет тому цвету и сам подобен кажется
из амстердама ездили в ротердам а ехали на лейден в Лейдене были во академии и смотрели многих вещей из Лейдена в Дельфт смотрели церкви большой где догребаются оранския князья из Дельфа в Ротердам в Ротердаме церковь большей смотрел тут видели славного человека ученого персону из меди отливку в подобие человека и книга медная в руках и как двенадцать ударит то милость перевернет имя ему Еразмус
в амстердаме был где собираютца дважды на неделе ученые люди и <толкуют> между собою о разных вещах богословских и фило<со>вских
цесарского посла жена была у обедни нашей со многими девицами к зело изрядно
казненного которого отдали во анатомию разнимали голову а разнимал профессор которой дает науку анатомическую докторам а было при том зело много докторов и лекарей, прежде обрили голову и содрали кожу черепа потом пилою растерли череп поднял а вынял мозг, после спорол грудь и смотрел сердце и лехкое как лежит диафрагмою отделено от внутренней подобно как у барана, потом как желудок и кишки, и все вынимали и почки смотрели всех суптельностей тут же тот профессор у того разрезанного человека зделал некоторую часть тела ево живу змею видел получетверть сажени
видел трубу зрительную через которую смотрят на месяц и на звезды стекло чрез которое можно растопить сребро и железо тем же стеклом топили камень крепкой и того камня выжгли подобно будто хрусталь и тем хрусталем резали будто алмазом, тем же стеклом топили свинец и сожгли в пепел и от того пепла истопили камень подобна янтарю, тем же стеклом жгли дерево под водою воды было пол чана четыре вода закипела и дерево сожгли а ежели мокро стопилася как можно отче наш проговорить как пришел десятник в амстердам потеха была на море нарочно наряжены два вице адмирала со изрядными фрегатами и с белтами воинскими съезжалися промеж собою и стреляли ис пушек как на бою а всех было судов и смотрелыциков с тысячу
в амстердаме был на дворе где травят быков собаками, при мне затравили троих а двое устояло на ногах собак побили до смерти зело больно прокололи рогами и которые быки устояли и на тех быков положили <венок> из фруктов изрядные сделанные из бумаги за то что выдержали триумф и повели по городу а перед ними два человека с трубами шли
в амстердаме видел рыбу у которой пила на носу величиною так с небольшую белугу тут же видел рыбку которая корабль останавливает малинькая прилипает ко дну множество от того остановятся корабли, тут же видел рыбу с крыльями и скорпиона рыбу видел зело предлинную называют теленком морским гораздо толста зубы превеликие висят
в амстердаме ужинал в таком доме где ставили нагие девки есть на стол и питье подносили все нагие девки, было их тут пять девок только на голове убрано а на теле никаких наги перевязаны лентами руки флером
«А ехал на почте…»
Из амстердама поехал во Италию апреля 1 числа а ехал на почте первой город муемиз из муема в арден из нардена в армесо фок на городе смотрели двора загородного князя аранского из армена в <нрзб> на реке наваиле из нивергима в наренбурх оттоле в кеш тут смотрели курфюрста бранденбургского двора его и садов по одну сторону двора река вдоль за рекою построен сад изрядной прешпект на гору фонтан з гор ход зделан через реку в сад по одну сторону двора ево гора превеликая кругом рощи в роще просека 12-ть дорог со всякой дороги видеть можно огород а в рощах напущено зверей оленей лосей
вкруг видел ста с три в горах построены фонтаны изрядные величиною та роща кругом ходу четыре часа
смотрели церкви католицкой кругом ее высечены страсти спасителевы из алебастра на одной стороне распятие на другой стороне когда молился святый боже да мимо идет чаша сия и прочия всe страсти в церкви сечены из сатен в реми оврис оттоле в <нрзб.> в имкен тут смотрели церкви католицкой мерою та церковь 120: степеней тут же были у иезуитов в монастыре и в церкви предивное украшение святыя иконы изрядного письма паникадило серебряное гораздо велико чеканной работы
притча евангельская пять мудрых дев с неугасимыми лампадами пять юродивые с лампадою без огня у них же был в библиотеке предивное собрание разных книг изрядное тщание
тут же был в монастыре ходят на колотках босыми ногами головы обриты кругом оставлено на палец платье черное подпоясано веревкою разных законов зело много всего будет двадцать тут же в келье был в монастыре где 11.000 девиц пострадали, в том монастыре видел камень Спасителева гроба кувшин в котором Христос претворил в кане галилейской воду и вино мерою пол ведра
Есть апостола Петра кость точеная на коже, ис келена поехал водою рекою вверх лошадьми
первой город бан другой ордерна оттоле в кобленос а от кобленоса в Нюс в Нюсене на ярмарке видел младенца о двух головах тут же видел танцевали на веревках метальники предивно тут же видел теленка о двух головах
Тут же видел колесо <нрзб.> дву сажен на другой стороне обретен славной цесарской город Истроенд на горах каменных зело высоко на реке на Рене тут же впала река Лорене Рене все горы каменные зело высокие на горах все винероды (виноградники. — Н. М.). оттоле в бухарах в брени Фелт Снат тут города у ворот ошейник медной хто вперед приедет в город повинен положить тот ошейник на шею и с тем малое время потом <по>купать а кто не похощет купать дает денег сколько может на ренское коле с нею едет имя свое впишет в книгу что тут был оттоль в менис из Мениса ездил смотрел где натуральные колодези горячие в одном безмерно горячо неможно руке терпеть другой не так горяч
Построен великой дом и палаты изрядные сделано место где купаютца полата каменная сажен пять с сот из досок на котором <насосы> в воде сделаны две трубы для того что пар непрестанно идет от воды посередке зделано место где ходят в воду выкладено около изрядно глубиною по шею человеку около перила зделаны две маленькие чердаки и ступени в воду сколько уступил и сядут поделаны лавки в воде а где кто хочет отворить двери другия зде-ланы в воду и плавать можна вдоль сажени три поперек полтора а вода непрестанно течет тут приведена труба великая а другою трубою вода течет а вода в колодезях солона
ис перси поехали водою рекою вверх на большом судне лошадей было 10: немецких судно было великое а людей всех было 160 человек
в Кранфорт приехал мою ярманкою апреля 10: дня и видел товаров столко что в Амстердаме столко не видал а больше всего серебра алмазов затем у жидовина была целая лавка навешана запан (заколок. — Н. М.) крестов перстней все алмазные тут же видел жидовок в жидовском платье на шее ис полотна сделана собраны бризжи на голове бутто гора ис полотна на плечах бархатная епанча черная с кружевом черным же
ис Крамфорта поехал коретою в первой город к горету наняли сам четверт до Ауспурха дали по 8 ефимков от человека, оттоле в кас мрстат сие нюбарх которой построен в одну улицу, одну сторону мель, по другую сторону горы каменные где царь тем днем спал Гамбурх построен на горе каменной зело высоко так круто что неможно взойти кроме тех мест где поделаны лестницы
Донверх город изрядной под ним в Ауспурхе смотрел с талгоуса зело изрядно разубранный
писана изрядная резьба предивная вызолочена вся а мерою лутчая полата 25 степеней всякие подпоры столпы мраморные вышина одного камени две сажени под исподом плиты медные а в горах все улицы вымощены белым камнем по всякой улице воды живые все из фонтанов девки носят на головах косы превеликия из их волосов а печальные платья у них особые
жены их носят шапки великия подобно горликом только больше тут же был в церкви католицкой зело великая один предел зделан великим богатством гора зделана из мрамора в верху гор ангел святой держит сосуд в руках ниже стоит Иисус сын Божий на коленях и просит да еще возможно сия чаша мимо идет апостоли святыя на горе разной
тут же был в изрядной аптеке и видел залозного (? — Н. М.) натуральных вещей, руд золотые серебряные и как родятся разные каменныя и многия другия благовония которые надлежат лекарствам а паче украшенна аптека вся головами турецкими как была война под Веною на многих головах ран по 20: и больше рубленых палашами, многие приезжают для смотрения
Из Ауспурха поехал коретою сам четверг нанял извощика до венеции обедал и ужинал ренского по крушке всего с человека по 12: золотых а на дороге были одиннадцать дней
Из амстердама поехал во Италию апреля 1 числа а ехал на почте первой город муемиз из муема в арден из нардена в армесо фок на городе смотрели двора загородного князя аранского из армена в <нрзб> на реке наваиле из нивергима в наренбурх оттоле в кеш тут смотрели курфюрста бранденбургского двора его и садов по одну сторону двора река вдоль за рекою построен сад изрядной прешпект на гору фонтан з гор ход зделан через реку в сад по одну сторону двора ево гора превеликая кругом рощи в роще просека 12-ть дорог со всякой дороги видеть можно огород а в рощах напущено зверей оленей лосей
вкруг видел ста с три в горах построены фонтаны изрядные величиною та роща кругом ходу четыре часа
смотрели церкви католицкой кругом ее высечены страсти спасителевы из алебастра на одной стороне распятие на другой стороне когда молился святый боже да мимо идет чаша сия и прочия всe страсти в церкви сечены из сатен в реми оврис оттоле в <нрзб.> в имкен тут смотрели церкви католицкой мерою та церковь 120: степеней тут же были у иезуитов в монастыре и в церкви предивное украшение святыя иконы изрядного письма паникадило серебряное гораздо велико чеканной работы
притча евангельская пять мудрых дев с неугасимыми лампадами пять юродивые с лампадою без огня у них же был в библиотеке предивное собрание разных книг изрядное тщание
тут же был в монастыре ходят на колотках босыми ногами головы обриты кругом оставлено на палец платье черное подпоясано веревкою разных законов зело много всего будет двадцать тут же в келье был в монастыре где 11.000 девиц пострадали, в том монастыре видел камень Спасителева гроба кувшин в котором Христос претворил в кане галилейской воду и вино мерою пол ведра
Есть апостола Петра кость точеная на коже, ис келена поехал водою рекою вверх лошадьми
первой город бан другой ордерна оттоле в кобленос а от кобленоса в Нюс в Нюсене на ярмарке видел младенца о двух головах тут же видел танцевали на веревках метальники предивно тут же видел теленка о двух головах
Тут же видел колесо <нрзб.> дву сажен на другой стороне обретен славной цесарской город Истроенд на горах каменных зело высоко на реке на Рене тут же впала река Лорене Рене все горы каменные зело высокие на горах все винероды (виноградники. — Н. М.). оттоле в бухарах в брени Фелт Снат тут города у ворот ошейник медной хто вперед приедет в город повинен положить тот ошейник на шею и с тем малое время потом <по>купать а кто не похощет купать дает денег сколько может на ренское коле с нею едет имя свое впишет в книгу что тут был оттоль в менис из Мениса ездил смотрел где натуральные колодези горячие в одном безмерно горячо неможно руке терпеть другой не так горяч
Построен великой дом и палаты изрядные сделано место где купаютца полата каменная сажен пять с сот из досок на котором <насосы> в воде сделаны две трубы для того что пар непрестанно идет от воды посередке зделано место где ходят в воду выкладено около изрядно глубиною по шею человеку около перила зделаны две маленькие чердаки и ступени в воду сколько уступил и сядут поделаны лавки в воде а где кто хочет отворить двери другия зде-ланы в воду и плавать можна вдоль сажени три поперек полтора а вода непрестанно течет тут приведена труба великая а другою трубою вода течет а вода в колодезях солона
ис перси поехали водою рекою вверх на большом судне лошадей было 10: немецких судно было великое а людей всех было 160 человек
в Кранфорт приехал мою ярманкою апреля 10: дня и видел товаров столко что в Амстердаме столко не видал а больше всего серебра алмазов затем у жидовина была целая лавка навешана запан (заколок. — Н. М.) крестов перстней все алмазные тут же видел жидовок в жидовском платье на шее ис полотна сделана собраны бризжи на голове бутто гора ис полотна на плечах бархатная епанча черная с кружевом черным же
ис Крамфорта поехал коретою в первой город к горету наняли сам четверт до Ауспурха дали по 8 ефимков от человека, оттоле в кас мрстат сие нюбарх которой построен в одну улицу, одну сторону мель, по другую сторону горы каменные где царь тем днем спал Гамбурх построен на горе каменной зело высоко так круто что неможно взойти кроме тех мест где поделаны лестницы
Донверх город изрядной под ним в Ауспурхе смотрел с талгоуса зело изрядно разубранный
писана изрядная резьба предивная вызолочена вся а мерою лутчая полата 25 степеней всякие подпоры столпы мраморные вышина одного камени две сажени под исподом плиты медные а в горах все улицы вымощены белым камнем по всякой улице воды живые все из фонтанов девки носят на головах косы превеликия из их волосов а печальные платья у них особые
жены их носят шапки великия подобно горликом только больше тут же был в церкви католицкой зело великая один предел зделан великим богатством гора зделана из мрамора в верху гор ангел святой держит сосуд в руках ниже стоит Иисус сын Божий на коленях и просит да еще возможно сия чаша мимо идет апостоли святыя на горе разной
тут же был в изрядной аптеке и видел залозного (? — Н. М.) натуральных вещей, руд золотые серебряные и как родятся разные каменныя и многия другия благовония которые надлежат лекарствам а паче украшенна аптека вся головами турецкими как была война под Веною на многих головах ран по 20: и больше рубленых палашами, многие приезжают для смотрения
Из Ауспурха поехал коретою сам четверг нанял извощика до венеции обедал и ужинал ренского по крушке всего с человека по 12: золотых а на дороге были одиннадцать дней
«Поехал во Италию…»
Из риму поехали июня дня в ливорну наняли две коляски дали двадцать золотых а ехали тою ж дорогою по которой ехали из Флоренции до Риму
приехали в Ливорну 14 дня в то время был праздник святого Иоанна по всем улицам горели огни ис пушек стреляли и процессия была город гораздо великой стоит на море на самом берегу
у пристанища сделан стол каменной на столе стоит каменной высечен князь их флоренской а под столбом четыре человека медные вылиты превеликие руки завязаны назад прикованы к столбу на цепях под ногами у князя чалма турецкая лук палаш а плену турецкого 3000 человек ходят днем по воле многия.
Из Ливорны поехали морем на корабле в Геную июля 17: дня ночь тою стояли на якоре поутру пошли в море на море были четыре дни и опасение имели великое от турок
В Геную в 22: день город великой стоит на самом море порт невелик как мы были в то время кораблей было с 20-ть ис которых восемь всегда готовы стоят на стороне 32 весла какие турки есть арап и тутошние люди за вину
князь у них выбирается из сенаторов а сидят по два года токмо домы превеликия строения гораздо изрядного, сенаторов и жен их носят люди по 2: человека, зделан будто возок маленькой а иные ездят на мулах такие же возки
тут же был в саду у князя построена на самом море фонтана превеликая 3: лошади каких мужик стоит, у средней лошади из языка вода течет у тех из ноздрей кругом тех лошадей ребятки маленькие из мрамора высечены сидят и воду пьют ниже тех робят орлов 12-ть каменных в ногах у них птицы животные из них все воду льют
Из Генуя поехали наняли коляски по 65: червонных на три дня в гишпанских горах не с моря не пропускают в город обедали в городе Тартоне владения гишпанского короля и ночевали в городе агери обедали в городе гишпанском Павия в монастыре был у бернатов (бернардинцев. — Н. М.) церковь Благовещения строения изрядного решетки медные во всей церкви зело богаты доходы черницу по 1000 рублев библиотека изрядная письма предив-ного образ Спасителев писано на камени мастерства дивного тут же образы шитые зело дивные и у них в великую диковину образ Саваофа и Рождество Спасителево тут же сад где деревья обрезаны и животные и из них же фонтан текучий
июня в 27 день приехал в Милан в гишпанской город великой в рядах были и видели сосудов хрустальных и вазов зелейных оправлены золотом чаши лохани великие с рукомойниками кувшины великие таких нигде не видал в церкви был все золото богато
Из Милана поехали горою за коляску по четыре золотых в Падву. ночевали в лоди река зело быстра, ночевали в городе веницейском где славное ружье делают, приехали город Пескера. построение зело изрядное фортеция на озере
город ворони (Верона? — Н. М.) город великой веницейской от реки прокопаны траншеи на поля пускают воду как дождя нет. Обедали в городе ганце город великой
Июля 4: дня приехали в Падву славная академия город великой ездили в город где горячие воды так тартан от Падвии 5: верст воды безмерно горячие мясо сварить можно ключи превеликие от воды по стокам ис камени текут где моются платки маленькие творило выкладено камнем белым напускают воду вода соленая купаются от болезни
тут же во академии где учатся всяким наукам в церкви были у святого Антония видели работу высеченную ис камени предивную из мрамора
построения где лежат тела евангелиста Луки и Матвея великого строения изрядного тут же видел арганы предивныя таких нигде не видал голосов тут же видел в падве сад веницейского сенатора зело изрядный
Из Падвы поехали водою в Венецию
июля в 6: день проехали рейд на лошадях приехали в Венецию того ж дни ввечеру
Июля в 24: день в Венеции поставили одного человека напротив шляхту взяли в казну с него 100.000 дукатов, и тот день в Венеции все из шляхты и торговые ходят в машкарад. мужчины надевают женское платье да харю а жены их мужеское да харю воля такая кто какое платье хощет наденет и хари и приходят к тому кто их примет во весь день пьют и танцуют, всем вольно приходить в том доме был кто похочет тот примет повинен дать те ж деньги и поставить стол и дают деньги по 50: по 30: и по 20.000 дукатов
Августа 1: дня праздник был в Венеции мост был через канал покрыт холстами развязан был весь тафтами и флёрами зело изрядно. церковь была убита камками красными а столбы бархатом золотыми кружевами по швам, кувшины с цветами
великие по окошкам серебреные, за церковью поставец был сделан великой наставлено было Сахаров и всяких фруктов музыка что есть лутчих в Венеции кастратов и на инструментах всяких играли пятеро органы 20-ть человек на скрипицах а всего было певчих и музыкантов 65: человек а лутчим было дано двум человекам кастратам да скрипачу по 40: червонных на один праздник
сентября 13 дня начинали кулачные бои на мостах каменных первый один на один выбраны третия по два человека одна по 3: человека на стороне тут же стоят в красных кафтанах а бьтца (бьются. — Н. М.) нагишаски кто перво зашибет до крови или з мосту збросит тот и прав а заклады великие кладут между собою сенаторы сторона на сторону а в то время ходит в машкарад бьютца с месяц один по воскресеньям и праздникам
в Венеции смотрели как травят быков собаками площадь превеликая собак было 100 быков было 30 покидали по одной собаке другую выводят было по пяти и покидают собак а быков держат.
в Венеции наказание было одному человеку руки заводят назад по вешке сажени три поднявши вверх и опустят вдруг на землю и так поднимают и опускают до земли нет поларшина
во граде церковь пресвятыя Богородицы в той церкви дом Богородицы где благовестил Гавриил пречистой деве о воплощении сына божия тот дом привезен из Назарета и поставлен в церкви и сосуды те ис которых питала сына божия пресвятая Богородица.
Из риму поехали июня дня в ливорну наняли две коляски дали двадцать золотых а ехали тою ж дорогою по которой ехали из Флоренции до Риму
приехали в Ливорну 14 дня в то время был праздник святого Иоанна по всем улицам горели огни ис пушек стреляли и процессия была город гораздо великой стоит на море на самом берегу
у пристанища сделан стол каменной на столе стоит каменной высечен князь их флоренской а под столбом четыре человека медные вылиты превеликие руки завязаны назад прикованы к столбу на цепях под ногами у князя чалма турецкая лук палаш а плену турецкого 3000 человек ходят днем по воле многия.
Из Ливорны поехали морем на корабле в Геную июля 17: дня ночь тою стояли на якоре поутру пошли в море на море были четыре дни и опасение имели великое от турок
В Геную в 22: день город великой стоит на самом море порт невелик как мы были в то время кораблей было с 20-ть ис которых восемь всегда готовы стоят на стороне 32 весла какие турки есть арап и тутошние люди за вину
князь у них выбирается из сенаторов а сидят по два года токмо домы превеликия строения гораздо изрядного, сенаторов и жен их носят люди по 2: человека, зделан будто возок маленькой а иные ездят на мулах такие же возки
тут же был в саду у князя построена на самом море фонтана превеликая 3: лошади каких мужик стоит, у средней лошади из языка вода течет у тех из ноздрей кругом тех лошадей ребятки маленькие из мрамора высечены сидят и воду пьют ниже тех робят орлов 12-ть каменных в ногах у них птицы животные из них все воду льют
Из Генуя поехали наняли коляски по 65: червонных на три дня в гишпанских горах не с моря не пропускают в город обедали в городе Тартоне владения гишпанского короля и ночевали в городе агери обедали в городе гишпанском Павия в монастыре был у бернатов (бернардинцев. — Н. М.) церковь Благовещения строения изрядного решетки медные во всей церкви зело богаты доходы черницу по 1000 рублев библиотека изрядная письма предив-ного образ Спасителев писано на камени мастерства дивного тут же образы шитые зело дивные и у них в великую диковину образ Саваофа и Рождество Спасителево тут же сад где деревья обрезаны и животные и из них же фонтан текучий
июня в 27 день приехал в Милан в гишпанской город великой в рядах были и видели сосудов хрустальных и вазов зелейных оправлены золотом чаши лохани великие с рукомойниками кувшины великие таких нигде не видал в церкви был все золото богато
Из Милана поехали горою за коляску по четыре золотых в Падву. ночевали в лоди река зело быстра, ночевали в городе веницейском где славное ружье делают, приехали город Пескера. построение зело изрядное фортеция на озере
город ворони (Верона? — Н. М.) город великой веницейской от реки прокопаны траншеи на поля пускают воду как дождя нет. Обедали в городе ганце город великой
Июля 4: дня приехали в Падву славная академия город великой ездили в город где горячие воды так тартан от Падвии 5: верст воды безмерно горячие мясо сварить можно ключи превеликие от воды по стокам ис камени текут где моются платки маленькие творило выкладено камнем белым напускают воду вода соленая купаются от болезни
тут же во академии где учатся всяким наукам в церкви были у святого Антония видели работу высеченную ис камени предивную из мрамора
построения где лежат тела евангелиста Луки и Матвея великого строения изрядного тут же видел арганы предивныя таких нигде не видал голосов тут же видел в падве сад веницейского сенатора зело изрядный
Из Падвы поехали водою в Венецию
июля в 6: день проехали рейд на лошадях приехали в Венецию того ж дни ввечеру
Июля в 24: день в Венеции поставили одного человека напротив шляхту взяли в казну с него 100.000 дукатов, и тот день в Венеции все из шляхты и торговые ходят в машкарад. мужчины надевают женское платье да харю а жены их мужеское да харю воля такая кто какое платье хощет наденет и хари и приходят к тому кто их примет во весь день пьют и танцуют, всем вольно приходить в том доме был кто похочет тот примет повинен дать те ж деньги и поставить стол и дают деньги по 50: по 30: и по 20.000 дукатов
Августа 1: дня праздник был в Венеции мост был через канал покрыт холстами развязан был весь тафтами и флёрами зело изрядно. церковь была убита камками красными а столбы бархатом золотыми кружевами по швам, кувшины с цветами
великие по окошкам серебреные, за церковью поставец был сделан великой наставлено было Сахаров и всяких фруктов музыка что есть лутчих в Венеции кастратов и на инструментах всяких играли пятеро органы 20-ть человек на скрипицах а всего было певчих и музыкантов 65: человек а лутчим было дано двум человекам кастратам да скрипачу по 40: червонных на один праздник
сентября 13 дня начинали кулачные бои на мостах каменных первый один на один выбраны третия по два человека одна по 3: человека на стороне тут же стоят в красных кафтанах а бьтца (бьются. — Н. М.) нагишаски кто перво зашибет до крови или з мосту збросит тот и прав а заклады великие кладут между собою сенаторы сторона на сторону а в то время ходит в машкарад бьютца с месяц один по воскресеньям и праздникам
в Венеции смотрели как травят быков собаками площадь превеликая собак было 100 быков было 30 покидали по одной собаке другую выводят было по пяти и покидают собак а быков держат.
в Венеции наказание было одному человеку руки заводят назад по вешке сажени три поднявши вверх и опустят вдруг на землю и так поднимают и опускают до земли нет поларшина
во граде церковь пресвятыя Богородицы в той церкви дом Богородицы где благовестил Гавриил пречистой деве о воплощении сына божия тот дом привезен из Назарета и поставлен в церкви и сосуды те ис которых питала сына божия пресвятая Богородица.
«Поехали к Москве…»
Из Венеции поехали к Москве на Амстердам в 18 октября ночевали в Травезе наняли коляску дали от персоны по 8 червонцев да от пурха поклажи на персону по 70 фунтов на фунт по 8 салцов (монета? — Н. М.) а ехали тою же дорогою что ехал из Амстердама в Венецию
а из аспурха наняли корету дали до крофорта по три червонных а ехали шесть дни
из крофорта поехали водою рейд наняли лодку дали 28 ефимков от персоны по четыре ефимка а ехал четыре дни обедали в крофорте заплатати по ефимку от персоны ества было салат гусь дареной три курицы в росоле потрох гусиной аладьи пряженые капуста с маслом дрозды жаркия да фруктов блюдо обедали и ужинали по червоному заплатали ли от персоны
из устрехта поехали в амстердам водою трехшоутом
в амстердам приехали из амстердама поехали к Москве на га-ланский город Свол морем а дали от персоны по ефимку приехали в Свол на другой день и ночевали
из Свола поехали на брек наняли телегу дали 86 ефимков от персоны по 11 ефимков а ехали шесть дней первой город от Сво-ла Ланген второй Клопенборт третей Вилдес Лаузен
в бремен приехали генваря 12 дня Бремен город великой цесарской из Бремена поехали в 13 день телегу до города Алтезбурх дали от 9 персон по 5 ефимков ехали 6 часов в Каестерзавен переехали 3 мили заплатили по 5: ефимков за девять персов наняли телегу на четыре мили заплатили по 6 ефимков в городе Алсту оттоле наняли лодку дали по 2 ефимка приехали генваря 16 дня
от Гамбурха поехали в 21: день наняли телегу до Берлина дали 56 афирков (монртэ? — Н. М.) а ехали 7 дней первой город от Гамбурга Брэндов другой Бинен в Берлин приехали в 29 день генваря город великой столица курфирста бранденбурска. у курфирста были на дворе и ходили во всех ево палатах были и дочь ево видели девицу и сына ево девяти лет говорит латинским немецким и французским языком
первая полата курфирстова обита шпалерами другая шпалерами ж третия бархатом четвертая кружевами золотыми покоевы ево палат убраны писмами изрядными еще полата в которой стоит поставец один с хрустальными сосудами другой с стеклянными судами четвертой с алмазы еще полата стоит персона из воску сделана так жива что неподобно верить что человек работал сидит в креслах что ближе смотришь то больше кажет себя дива
У курфюрстовой жены первая полата шпалерами в другой по-лате все убранье серебряное паникадила три великие пять зеркал великих серебряных шкаф великой серебряной чеканной кресла серебряные шендалы стены серебряные
И как пришли в полату сидели тут девицы играли с ковалерами тавлеи (в шахматы. — Н. М.) и мячем и с той полаты шли в спалну курфирстовой жене при нас не сидела ходила с нами стоял турче-нин изрядной молодец еще при ней три девицы
постеля ее поставлена около поставца зеркалы в стенах зделаны
У него ж были и на дворе потешном где всякие звери тут же два зубра превеликие один зело велик и так злобен на человека и в конюшнях ево были
Из Берлина поехали февраля 1 числа наняли телегу до Гданьска дали 40 червонных а ехали двенадцать дней первой город Нейшат 6 миль от Берлина
в 13 день приехали в Гданьск город великой изрядной на самом море дает некоторую дань королю полскому а живут поляки немцы фортеция зело изрядная и раскат превеликия зело крепки
Мосты ворота городские все разные нигде таких не видал
во Гданьске же были во оружейных полатах с той пушки и мортиры ядра и порох все пушечные инструменты
тут же мужики зделаны каких лат как войдешь в полату то встанет сам и шляпу поднимает и машет
поехали февраля 15: дня наняли две коляски дали 35 абфирков а ехали четыре дни переехали реку Вислу от Гданьска четыре мили обедали в городе Елблюк девять миль от Гданьска город великой
в Кролевец приехали февраля в 17: день город великой курфистра бранденбурского народ немецкой и полской а город на море
ис Кролевца поехали февраля 20 го дня наняли две коляски дали сто ефимков ехали 10 дней
от Маня ехали четыре мили и поехали курляндского князя землею зело самой нужной (трудный. — Н. М.) проезд и народ самой хуже наших крестьян
февраля 27 дня приехали в Нитов поутру столица князя Курляндского а город неболшой и строение худое того ж числа приехали в Ригу
конец совершен
изволте охотники читать а неученые слушать
Из Венеции поехали к Москве на Амстердам в 18 октября ночевали в Травезе наняли коляску дали от персоны по 8 червонцев да от пурха поклажи на персону по 70 фунтов на фунт по 8 салцов (монета? — Н. М.) а ехали тою же дорогою что ехал из Амстердама в Венецию
а из аспурха наняли корету дали до крофорта по три червонных а ехали шесть дни
из крофорта поехали водою рейд наняли лодку дали 28 ефимков от персоны по четыре ефимка а ехал четыре дни обедали в крофорте заплатати по ефимку от персоны ества было салат гусь дареной три курицы в росоле потрох гусиной аладьи пряженые капуста с маслом дрозды жаркия да фруктов блюдо обедали и ужинали по червоному заплатали ли от персоны
из устрехта поехали в амстердам водою трехшоутом
в амстердам приехали из амстердама поехали к Москве на га-ланский город Свол морем а дали от персоны по ефимку приехали в Свол на другой день и ночевали
из Свола поехали на брек наняли телегу дали 86 ефимков от персоны по 11 ефимков а ехали шесть дней первой город от Сво-ла Ланген второй Клопенборт третей Вилдес Лаузен
в бремен приехали генваря 12 дня Бремен город великой цесарской из Бремена поехали в 13 день телегу до города Алтезбурх дали от 9 персон по 5 ефимков ехали 6 часов в Каестерзавен переехали 3 мили заплатили по 5: ефимков за девять персов наняли телегу на четыре мили заплатили по 6 ефимков в городе Алсту оттоле наняли лодку дали по 2 ефимка приехали генваря 16 дня
от Гамбурха поехали в 21: день наняли телегу до Берлина дали 56 афирков (монртэ? — Н. М.) а ехали 7 дней первой город от Гамбурга Брэндов другой Бинен в Берлин приехали в 29 день генваря город великой столица курфирста бранденбурска. у курфирста были на дворе и ходили во всех ево палатах были и дочь ево видели девицу и сына ево девяти лет говорит латинским немецким и французским языком
первая полата курфирстова обита шпалерами другая шпалерами ж третия бархатом четвертая кружевами золотыми покоевы ево палат убраны писмами изрядными еще полата в которой стоит поставец один с хрустальными сосудами другой с стеклянными судами четвертой с алмазы еще полата стоит персона из воску сделана так жива что неподобно верить что человек работал сидит в креслах что ближе смотришь то больше кажет себя дива
У курфюрстовой жены первая полата шпалерами в другой по-лате все убранье серебряное паникадила три великие пять зеркал великих серебряных шкаф великой серебряной чеканной кресла серебряные шендалы стены серебряные
И как пришли в полату сидели тут девицы играли с ковалерами тавлеи (в шахматы. — Н. М.) и мячем и с той полаты шли в спалну курфирстовой жене при нас не сидела ходила с нами стоял турче-нин изрядной молодец еще при ней три девицы
постеля ее поставлена около поставца зеркалы в стенах зделаны
У него ж были и на дворе потешном где всякие звери тут же два зубра превеликие один зело велик и так злобен на человека и в конюшнях ево были
Из Берлина поехали февраля 1 числа наняли телегу до Гданьска дали 40 червонных а ехали двенадцать дней первой город Нейшат 6 миль от Берлина
в 13 день приехали в Гданьск город великой изрядной на самом море дает некоторую дань королю полскому а живут поляки немцы фортеция зело изрядная и раскат превеликия зело крепки
Мосты ворота городские все разные нигде таких не видал
во Гданьске же были во оружейных полатах с той пушки и мортиры ядра и порох все пушечные инструменты
тут же мужики зделаны каких лат как войдешь в полату то встанет сам и шляпу поднимает и машет
поехали февраля 15: дня наняли две коляски дали 35 абфирков а ехали четыре дни переехали реку Вислу от Гданьска четыре мили обедали в городе Елблюк девять миль от Гданьска город великой
в Кролевец приехали февраля в 17: день город великой курфистра бранденбурского народ немецкой и полской а город на море
ис Кролевца поехали февраля 20 го дня наняли две коляски дали сто ефимков ехали 10 дней
от Маня ехали четыре мили и поехали курляндского князя землею зело самой нужной (трудный. — Н. М.) проезд и народ самой хуже наших крестьян
февраля 27 дня приехали в Нитов поутру столица князя Курляндского а город неболшой и строение худое того ж числа приехали в Ригу
конец совершен
изволте охотники читать а неученые слушать
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги