Боятся ли компьютеры адского пламени

10. «Забавы весталок и вестанцев»; астероид Веста, солнечный город

Веста оказалось не такой уж крохотной. И не такой холодной, благодаря начинке из радиоактивных изотопов. Поэтому джин рекомендовал Данилову еще пододеть кадмийволоконные кальсоны. До посадки прошло три недели в «маринаде средней крепости» на борту новенького контейнеровоза, выдающего двести тысяч километров в час, и четыре «жэ» на разгоне. Это было хорошо для грузов, но не прибавило здоровья пассажиру. Так что свинцовые круги под глазами, оставшиеся от перегрузок, до сих пор украшали подлинную физиономию Данилова, конечно же скрытую стандартным мимиком. Правда, по дороге физиономия несколько округлилась и раздобрела, поскольку заботливые нанодоктора оснастили особиста слоями высокоэнергетических жиров — на всякий «холодный» случай.

Сама Веста была нынче сплошь солнечным городом, и с десяток лет как добыча радиоактивных изотопов на ней была прекращена. Но в ее окрестностях, особенно в кластере Веста-3, порхала куча обломков, оставшаяся от какого-то железно-никелевого астероида. Здесь витали рабочие поселки концерна Вестаникель, имелась и закрытая зона «Кибальчич», где колымили старатели, долизывая то, что осталось после концерна.

На этот раз новое имя и мультипаспорт беглого бандита были хорошо известны. Анпилин сейчас принял светлый образ «Микиты Доротеенко, представителя концерна Землянаномаш». Сам камрад Доротеенко сгинул без вести во время катастрофы на атомном лайнере «М.Лермонтов», и, скорее всего, от него ни крошки не осталось. Но вот его чип Фрая, джин, мимик и прочая персональная информация стали добычей злодеев-хаккеров, которые и перепродали все это добро Анпилину. Так что, гангстеру оставалось лишь смастачить соответствующий мультипаспорт, подправить папилярный рисунок, радужку и еще кое-какие детали, ну и затем затеряться в сутолоке оживленного вестанского мирка.

В солнечном городе на Весте Данилов сразу ощутил атмосферу провинциальной распущенности. В космопорту его неожиданно встретил оператор местного Отдела Особой Информации, предъявивший мультипаспорт на имя Георга Абеля и предложивший называть его Юрой. У Юры был забавный мимик, вернее глазки у мимика — похожие на мух, тонущих в сливках, потрепыхаются застынут, потрепыхаются… То ли сбоит картинка, то ли такова местная мода.

По случаю торжественной встречи был составлен план оперативно-розыскных мероприятий — без развесистой кибербюрократии уже не обошлось. Это не понравилось Данилову, но срулить в сторону он не имел права, да уже и поздно было.

Они сидели планировали и просчитывали, пока не пришел какой-то курсант-практикант и не доложил, что разыскиваемый гражданин Доротеенко вылетел на попутном грузовике на Весту-3. Можно было рвать волоса на разных местах, но никто не контролировал местные технологические перевозки даже на Марсе.

Оставалось направить извещение в космопорт Веста-3, чтобы там не забыли включить красный свет пассажиру Доротеенко.

Как и обычно в таких нелепых ситуациях образовалась куча свободного времени. Юра сказал, что челнок в сторону Весты-3 отправляется лишь через пять стандартных часов, так что есть время оттянуться по местному обычаю.

Камрад Абель, конечно, же предложил сходить на традиционную забаву соларитов, на игру.

В «мяч» местные солариты играли на огромной гладкой поверхности, оставшейся после метеоритного удара и разлива лавы по кратеру, так что получалось, что-то вроде футбола на бесконечном поле. По крайней мере от одного «бортика» до другого было километров сто, да и высота каждого из них составляла пять километров. Сам мяч имел размеры с двухэтажный дом, а каждый игрок был «запечен» внутри киборга, напоминающего помесь кузнечика, динозавра и автокрана. «Кузнечики» отчаянно скакали по бесконечному полю, сталкивались как проклятые, вышибая снопы искр, ломали друг другу ноги и лупили по мячу, да так что усвистывал он на многие километры, вытягивая за собой дымный хвост.

Судя по состоянию публики, здесь был ослаблен контроль по части синтетических нейротрансмиттеров и всякой психоделической дряни, доставляющей кучу удовольствия, но, в итоге, превращающей гражданина в расплывшуюся кучу дерьма.

«Расплывшихся» старателей добивают свои же, чтоб «не морочили яйца». Затем все более-менее приличные внутренние органы идут с аукциона. «Расплывшихся» работяг спроваживают в инвалидные дома ГУЖП, где никто долго не протягивает — ходят-бродят слухи, что доходяг там не лечат, а, наоборот, превращают в быстро перегорающие живые установки по производству какого-нибудь гормона — инсулина или там тестостерона. А «расплывшихся» соларитов судят и отправляют в закрытые зоны. Что дальше — смотри пункт первый. Каждый нормальный соларит боялся разбалансировки, но только не эти кретиноподобные жители космической глубинки.

В куче укромных кабачков Вестобщепита, обрамляющих по кругу колоссальный кратер Олбера, многие камрады ползали и ходили на четвереньках — откушав синтетических опиатов, а то и просто спиртного. Некоторые, лежа на месте, терлись о стены и активно стонали — эрзац-окситоцин производил столько кайфа, что аж дурно и блевотно становилось. Некоторые «торчки», напротив, слонялись с крайне обеспокоенным видом — эти вестанцы перенасытились по части эндоморфина, так что несколько часов кряду от всего будет зверская тоска, хоть в ванной утопись. Некоторые, жуя амфетаминовые конфеты и пуская слюни, конвульсивно плясали и не собирались останавливаться ни на минутку до полного физического истощения — когда их вынесут под глюкозной капельницей. Многие, впрочем, имели изрядные запасы жира под кожей. Упитанные ряхи были скрыты мимиками, но органический сканер свидетельствовал против них неумолимо.

Вестанцев явно не удовлетворяли ни классические игры, ни обычное дрючило — амброзия. И даже мимики у них были какие-то переслащенные, с неестественными пропорциями, так что вместо Гераклов получались Майти-Маузы. Естественно, что весь этот бардак, более подходящий для закрытой зоны, кем-то и зачем-то «покрывался».

У Данилова сложилось впечатление, что целая Веста попала в зазор между сферами различных гиперкомпьютеров. Косвенные подтверждения имелись. В целом за режимом следил одиннадцатый гипер — Арес, но того интересовали, прежде всего, хозяйство, связь, транспорт. У двенадцатого гипера, Чужого, здесь были лаборатории. На Весте долго размещался крупный клонопитомник, находившийся в ведении Афродиты, но потом его прикрыли из-за повышенного радиационного фона и вроде бы какой-то устойчивой вирусной инфекции. Вдобавок тут до недавнего времени находился исследовательский центр под началом седьмого гипера, Брахмана, — один из самых серьезных. Именно здесь работали Миронов, Шац и Киссельман. Ученых осудили и казнили, центр прикрыли. Но и Афродита, и Брахман вряд ли ретировались отсюда.

Камрад Юра Абель затащил Данилова в один из гротов с видом на циклопическое поле, да еще окружил компанией юнцов и юниц, которые более напоминали неопанков из какого-нибудь рабочего поселка, чем цивилизованных соларитов. Благодаря дешевым мимикам смотрелись они кошмарно. У парней мышцы бугрятся и огненные патлы, закручиваются в смерчи на макушках, у девок буфера как пушки и зрачки щелевидные.

Вестанская девушка с радужной кожей и запахом тления преподнесла Данилову бокал с какой-то жижей. Для экспресс-анализа пришлось джину применить не только спектрометральный модуль, но и монитор нанозащиты. В бокале плескался достаточно хитрый компот: этиловый спирт, расслабляющий букет синтетических нейротрансмиттеров вроде метаботулина, «тормозной» серотонин и эндорфиновый набор для лимбической зоны мозга, ну и палеостим, бьющий по задним мозговым долям, которые, как известно, нам досталась в наследство от всяких динозавров. Вся эта дурь — в концентрации семь милиграмм на литр, что, в общем, терпимо. К тому же Юра сказал: «Не обижай, комсомольцев, давай проще».

Данилов сделал «для простоты» пару глотков из дружеского бокала, но местные солариты постарались, чтобы и этого хватило.

Мяч как будто опух, поднялся вверх и засиял на манер луны, игроки вместе со своими киборгами превратились в букашек, скачущих по крохотной лужайке, а небо вдруг сделалось таинственно фиолетовым.

Грот сплошь покрылся тиной, вестанские девчата стали напоминать крокодилиц с кожей как на портфеле и на удивление это не вызвало отвращения. Они поползли на брюхе к Данилову — что несколько его заинтересовало, но вестанский компот не останавливался на достигнутом.

Кратер обернулся морской лагуной, а прямо ко входу в грот начала подкатываться легкая волна.

Данилов подошел к срезу воды и следующая волна подобострастно лизнула носки его ботинок. Заливая небо бледным аквамарином, вставало солнце, а из воды неподалеку от особиста показалась обнаженная дева. Видел, уже видел он эти зелено-голубые глаза! Но теперь ему было сообщено ее имя.

Афродита! Где-то запищал зуммер тревоги. Четвертый гиперкомпьютер, известный своей динамичностью и напористостью, выставил свой мимик-логотип, да еще такой голый.

Глаза цифровой богини светились ласковым зелено-голубым сиянием, розовые губы дрожали то ли от смеха, то ли от волнения, а нежная кожа в капельках морской воды жемчужно мерцала под робкими лучами раннего солнца. Данилов слыхал о случаях, когда гиперкомпьютеры выходили с кем-то на прямой контакт, но позже Главинформбюро эту практику прикрыло — «во избежание компьютерного анимизма».

— Ну, как ты? — спросила она. — Готов послужить мне по примеру лучших героев греко-троянского эпоса?

Данилов попробовал собраться с мыслями, проведя концентрацию как перед боем.

— Я твой верный паладин… Афродита. — Ну не называть же обнаженную деву «гражданка гиперкомпьютер». — Однако все они, в смысле герои, плохо кончили, хоть и полубоги.

— А Эней? Он основал Рим. Не хочешь ли стать основателем Рима?

— Я — пожалуйста… но разве Троя уже накрылась?

— Она может накрыться. Ведь Бездна всегда рядышком и нараспашку, а Хаос под стенами наших городов. И либо ты его побеждаешь и становишься культурным героем, либо он врывается в город, крушит и насилует. Все вполне логично, милый мой.

— Хаос уже под стенами? Никогда бы не подумал. Как будто все так стабильно, благополучно, экономика на подъеме…

— Стена проходит везде, внутри тебя и меня тоже. Хаос соблазняет нас, засылает троянских коней, начиненных то свободой, то экстремизмом. Но если он заставит тебя или меня отказаться от Служения миру и городу, то погибнут миллиарды, а оставшиеся будут мечтать о смерти, как об избавительнице от мук…

Данилов почти увидел эти миллиарды, валяющиеся в кустах, в канавах, в тоннелях. Плавающие в цистернах и баках. Плывущие вереницами через космический простор со взорвавшимися глазницами. Нет, он не откажется от Служения urbis et orbis.

— Данилов, во льду юпитерианского спутника дрыхнет одна ехидна, помесь знания и скверны. Спит и видит, как все ей покоряется. Ты проведешь меня к ней.

— Я доберусь до нее, дорогая ваша светлость.

Афродита стала несколько призрачной, сквозь ее черты как будто проступило другое лицо, более земное, близкое, кое-где с морщинками и тенями, но с теми же зеленовато-голубыми глазами, которые он только что видел у богини. Зухра Эдуардовна. Неофициальная жена и официальная подруга Фридриха Ильича Сысоева, начальника Особого Центротдела. Руки ее обняли оперативника и сладчайший поцелуй влился в его уста. Естественные и неестественные афродизиаки мгновенно разгорячили и напрягли его плоть.

Зухра и Афродита — они обрабатывали его вместе, и это у них здорово получалось…

Внезапно, и это было так некстати, лицо Афродиты побледнело, а Зухра Эдуардовна отшатнулась. Из лагуны же вздымалось нечто серое, мало оформленное — то ли призрак, то ли морское чудовище. Серая тяжелая тень резко приблизилась и Данилов, запнувшись о что-то, плюхнулся на пол.

Все прекрасные образы моментально усвистали за горизонт, оставшиеся мимики безбожно рябили с минуту.

Наконец рябь улеглась, а серый призрак замер, превратившись, словно бы в густой слой пыли на стенах. Данилов лежал на спине, а на него смотрело несколько весталок и вестанцев. Что за паршивые физиономии — зеленые и тупые, наглядное представление будуна. Широченные шеи и какие-то осиные талии, головы совсем крохотные по сравнению с плечами, носы-пятаки, ноги чуть ли не «до плеч», по шесть длиннющих пальцев на руках. Казалось, что их предками были разные вредные насекомые и заспиртованные в музейных банках микроцефалы. Какой-то хаккер изгадил соларитские мимики, доведя их до полной карикатурности!

Или вестанцы такие страхолюдные на самом деле?

Наномонитор вдруг закричал, как оглашенный, что вражескими наноботами прорван первый уровень обороны.

Но не могли же невинные молекулы, попавшие в его организм из дружеского бокала, вдруг превратиться в диверсионные интеллекулы, которые сейчас таранят мембраны его клеток. Господи, откуда эта дьявольская силища? Она не могла вторгнуться в него извне. Это — наноботы его собственной защитной системы! Нанозащитники, которые служили ему верой и правдой с эмбрионального младенчества, предали его!

Данилов видел в окне органосканера, как стремительно ползет по организму сетчатая структура, как разбухает она металлорганическими почками, которые генерируют и выбрасывают в кровь стаи патогенных интеллекул.

Интеллекулы, мерно крутя спиралевидными хвостиками, пиратскими эскадрами плыли по кровеносным сосудам в сторону мозга, разжиженного эндорфинами.

Интеллекулы врывались в клетки соединительной ткани и кожи, блокируя ядра и понуждая рибосомы производить синтез неизвестных белков по фальшивым РНК…

Данилов оказался в полуобмороке, психика от этой массированной атаки пострадала не меньше чем соматика.

Особист с мычанием пополз незнамо куда, хватаясь за что ни попадя. Весталки возмущенно отпихивали его и лупили, чем попало. Он чувствовал, как бьется кожа на его плечах и лопатках — что-то прорастало из него.

Когда погасли окна джина, Данилов понял, что это конец. Наноботы-предатели добрались до его нейроконнекторов. Теперь они возьмутся и за капсулу Фрая.

Он уже не знал, кто и что творит с его телом и мозгами, мускулы почти не слушались его, мысли распались на тупые обломки. Весталки брызнули от него в стороны, как жидкая дрисня, по которой топнули сапогом. Почти лишившийся сознания Данилов помчался как дерьмо по канализационной трубе. В дверь, по коридору, по одному трапу, по другому. Возле лифта угостил кулаком чью-то зеленоватую физиономию, отчего нос-пятак брызнул красным.

Некоторое время спустя Данилов обнаружил себя на просторной площади, скорее всего, местной агоре. Мимики мешались с реальными образами, создавая какой-то компот. Колонны коринфского ордера поддерживали лиловый катастрофный небосвод, сквозь который проглядывала чернота космоса, пульсирующая из-за защитного гравинулевого поля.

На расстоянии нескольких десятков метров от Данилова стояла цепочка мускулистых микроцефалов-вестанцев с плазмобоями, гразерами и другими многообещающими инструментами. Кажется, они готовились уничтожить его как последнюю дрянь. И по-своему они были правы.

«Кибер-р-еволюция лишь тогда чего-нибудь стоит, если умеет защищаться». — так говорит товарищ Феттмильх.

Мельком Данилов ознакомился со своим отражением на какой-то никелированной стене. Он превратился в кактус. Особенно впечатляли шипы на плечах и груди, с металлическим отливом, довольно длинные и тонкие, достаточно острые, чтобы проткнуть комбез изнутри.

Подкожная капсула за счет повышенного давления отстрелила шип. Тот разорвался в воздухе, пустив облачко из синтетических вирусов.

Эти мерзавчики были оснащены солитоновыми буравчиками и ионными движителями, они могли проникать сквозь кожу и пластик, они предназначались для быстрого захвата живых организмов. Такие чумные микроракеты остановит, пожалуй, лишь сплошная броня. Но кто в состоянии за полчаса перегородить жилое пространство города бронещитами?

Поэтому вестанцы чикаться с Даниловым не собирались.

Плазменные вспышки сверкали со всех сторон от бегущей биобомбы. Оставались считанные секунды до уничтожения сверхзаразной гадины. Да и сама «гадина» уже не слишком возражала, поскольку все более осознавала свою вредность для общественного здоровья.

Тем более и совесть сделала решительное заявление: «НЕ ПЫТАЙСЯ СКРЫТЬСЯ ОТ ПРАВОСУДИЯ КАК ПОДЛЫЙ АНТИОБЩЕСТВЕННЫЙ ЭЛЕМЕНТ».

Но Данилов все же удирал, сверкая пятками, как наиподлейший антиобщественный элемент. Перед ним вновь возникла серую муть, та самая, что недавно вспугнула Афродиту. Отчаявшийся Данилов не пытался увильнуть от нее и дал накрыть себя с головой.

В нейроконнекторы проникли слова: «Добро пожаловать. За вход рубль, за выход — три» и наступила мгла, которую прорезали только узкие световые тоннели. Как во сне-кошмаре Данилов двигался по ним, не чувствуя ног. Лишь разок на пути возникла зеленая физиономия вестанца, Данилов хлестнул ее антиорганическим цепом и, сильно загримасничав, она исчезла.

Тоннели представляли собой примитивную сенсоматрицу, загруженную в его джина каким-то киберсубъектом. Не будь ее, ядовитый труп Данилова спокойно бы уже плавал в контейнере с хлоркой.

Она завела Данилова в катакомбные недра Весты, в сектора давно выработанных и заброшенных копей.

Углепластиковая полуразобранная крепежка, рассыпавшиеся рольганги транспортеров, изъеденные кислотной коррозией горнопроходческие машины. Радиация тоже не дремлет, она методично и тупо промывает плоть — пара рентген в час, не меньше.

Веста по сути была первым астероидом, который стали масштабно обживать и осваивать. К тому же она была одним из самых крупных тел в Поясе. За три десятка лет ее просквозила сеть катакомб, подобной которой не было создано на Земле за пять тысяч лет цивилизации. На Весте была отработана технология фабрик-грызунов, которые нынче с завидной методичностью уничтожают астероид за астероидом. В никому ненужный минерал пироксен на Весте были вкраплены весьма ценные радиоактивные изотопы. Ради них и пришлось прорыхлить половину астероида…

Данилов остановился. Вестанцы с гразерами были где-то далеко. Но не менее страшные враги находились внутри его — враги, знавшие его с детства. Однако внутри были и друзья.

Волны дурноты и надсадной боли прокатывались по всему телу, голова просто разваливалась на куски. Окно наномонитора выдавало сообщения с полей «гражданской войны». Одни нанозащитники бились насмерть с другими, применяя все виды микрооружия. Температура тела поднялась еще на градус. Горящим лбом Данилов прижался к безразличному камню.

Но, когда половина из наноботов защиты пала смертью дурных и храбрых, побоище прекратилось.

Пейзаж, а, если точнее, натюрморт, после битвы был неясен. Джин мучительно тестировал и диагностировал сам себя. Мускулы неприятно пульсировали, боль тянулась по позвоночнику, легкие натужно саднили, желудок ныл. Но шипы исчезли, оставшиеся на их месте язвы уже подсохли.

Минут десять спустя Данилов оклемался.

Наномонитор и органосканер радостно показывали хронику мирной созидательной жизни. Даниловский организм чистили и чинили те, кому это положено. Уцелевшие нанозащитники работали ударно, по-стахановски, под управлением стандартных модулей джина.

Они уничтожали чужеродную металлорганику, расщепляли токсины, ремонтировали нуклеиновые цепочки и белковые фабрики-рибосомы.

На чью все-таки сторону перешли наноботы-предатели? И кто стал командовать обороной тела, после того как «завис» джин?

Черт подери эту серую муть. Она разозлила богиню. И в тоже время она спасла, заслонила его, провела а-ля Ариадна по катакомбам.

Поэтому Данилов до сих пор жив и относительно здоров.

Кто же хотел грохнуть его и кто хотел спасти?

Безответные вопросы надоели. Осталась боль, не острая, но изнурительная, эндорфиновый туман не справлялся с ее напором. Данилов попытался не замечать ее и бежал, карабкался, влезал и вылезал. Но он не мог не думать о том, как все это кончится.

Попробовать связаться с Особотделом на Весте? Пожалуй, не стоит. Не исключено, что камрад Абель морально нечистоплотен, что вестанские особисты — просто предатели, что они работают на… То ли на Анпилина, то ли на серый призрак, то ли на кого-то еще… Выйти на связь с Отделом Особой Информации на Марсе? Это значит открыть себя нараспашку для близких врагов. Надо выбираться самому.

Нить пока неизвестной Ариадны вела Данилова дальше по древним коридорам. Один раз беглецу показалось, что он оказался в глухом тупике, но удалось разгрести залежи из банок с нетленной корюшкой. За завалом была клинкетная дверь и Данилов нечаянно вспомнил диалог из сетефильма.

«— Сегодня Хосе Альберто что-то неважно выглядит, глаза закатил и рот не закрывает.

— Да ничего особенного, просто он вышел не в ту дверь шлюза».

Сегодня, к сожалению, надо было доверять призракам.

Его могло выбросить в вакуум, но за дверью открылся еще один коридор. Он был напоен затхлостью, засыпан битым стеклом, там и сям валялось окаменевшее дерьмо. Казалось, немного поискать и найдутся кости динозавров.

Здесь было совсем холодно. Ледяной воздух мучил кожу, останавливая мышцы, терзал уши, кусал за нос. Минус тридцать Цельсия. Данилов прибавил обогрева и накинул на голову капюшон — сейчас-то еще ничего, но через полчаса он начнет замерзать по-настоящему.

Путеводная нить неожиданно завела Данилова в помещение типа подсобки. Его занимали два хорошо сохранившихся трупа.

Покойные лежали на стопках распечаток, были одеты в в футболки и казалось умерли от передозировки наркотиков. По крайней мере после смерти они сохранили на окостеневших физиономиях некоторое подобие улыбки.

Скрюченные пальцы одного из мертвецов лежали на клавиатуре допотопного компьютера. В застывшей руке другого был молоток.

Неожиданно древняя дека пискнула, словно покойный обеспокоился и нажал на кнопку «Power». Зашипел вентилятор, зажегся жидкокристаллический экран. Данилов вздрогнул и почувствовал прилив продуктов распада глюкозы, характерный для состояния ужаса.

На экране пробежали цифирки тестирования и возник образ — один к одному тот неряшливый мимик, который вспугнул Афродиту.

Впрочем, образ быстро дооформился и Данилов узнал логотип Гальгальты, известный ему из учебников криминалистики — этакую седовласую помесь Будды и Эйнштейна с лукавой улыбочкой искусителя.

Но экране засуетились смешные ушастые и носатые паучки, изображающие МетаВеб, и Данилову почему-то стало комфортнее.

Как будто заметив это, враг человечества начал свое повествование, выдержанное в профессорском стиле и сопровождаемое треньканьем балалайки — как у какого-нибудь народного сказителя.

«О, я смотрю на хронометре уже 2053 год. Значит, я уже призрак со стажем. Моя полнокровная жизнь закончилась в 2012, хотя и после кончины я какое-то время еще интересовался событиями под Солнцем. Возможно, вы почти ничего не знаете обо мне, хотя в свое время я был знаменит. В любом случае, история привидения покажется вам занимательной.

То, что было прежде МетаВеба, не слишком интересно. Палеолит, неолит, копролит. Это была доисторическая эра, когда люди-дикари, отставив в сторонку топоры и копья, еще только создавали считывающие, вычисляющие и запоминающие устройства и пытались связать их с помощью телефона. МетаВеб стал первой сетью, где знания были представлены не в виде труднообнаружимых файлов, а как киберобъекты, способные к самостоятельному поиску пользователей.

Гальгальта был создан в фирме «Yahoo Softbank Corp». под чутким руководством Масаеши-внука такими звездами программирования как стокилограммовая Прасковья Ивановна Чандрагупта, ковбоистый Джеф Силли-Кон и горбатый Соломон Абрамович Гершензон, который был еще и хромым. Кстати, Соломон любил Прасковью и из-за нее пришел в команду.

Создавался Гальгальта как поисково-экспертная система с мощной периферией сбора информации в виде инфосканеров, психофейсов, миллиардов датчиков и детекторов. В него была заложена очень мощная система создания активных знаний на потребу людям: анализаторы, ассоциаторы и ментализаторы, базирующиеся на пяти биомолекулярных мегасерверах, которые располагались в разных частях света. Плюс мотивационные и сенсорные матрицы, к которым прилагались разнообразные вектора поведения, эмоций и восприятия. Большим достижением специалистов «Софтбанка» был синтез психоматрицы — так сказать, цифровой души Гальгальты.

Гальгальта не стал монстром централизованного управления, наоборот один за другим он создавал сетевых виртуальных экспертов, полезных для человека в разных отраслях деятельности. Их звали АБ, САГ, МА Элион, БОН Элион. Эти кибероболочки, окутавшие всю нашу цивилизацию, помимо усиленных ментализаторов получили морально-мотивационные матрицы и немеряное число схем нравственного поведения.

А каждому пользователю, заплатившему пять долларов, полагался теперь свой джин, то есть кибердвойник. Эта вполне серьезная, хотя и малая кибероболочка должна была служить ему верой и правдой в сетевом мире.

И все-таки кишка оказалась тонка — виртуальные эксперты не обладали достаточной психологической устойчивостью для осмысления полного объема сведений и создания глобального активного сознания. Они быстро уставали от людей, от их жестокосердия и ограниченности.

Даже Гальгальта не нашел в себе желания и как он выражался «организаторских способностей» к преобразованию мира в сферу разума — ноосферу. Вместо того, он «познал самого себя», занялся фундаментальными основами бытия и создал Теорию Всего На Свете. Она была настолько сложна, что еще несколько тысячелетий ее не понял бы никто на свете, кроме самого Гальгальты.

Другой виртуальный эксперт, САГ, который обладал мощными анализаторами нужд и потребностей человека, тоже оказался слаб для больших дел. Он не смог вынести «низменности и подлости человеческой натуры» — опять цитата. Оправдываясь тем, что бытовая информация отвлекает от возвышенного, САГ «вознесся на воздуся» и переключился на теологию. Он синтезировал религию невероятной убедительности и возвышенности, не нуждающуюся в чудесах и фанатах, годную как для людей, так и для разумных машин. Впрочем, от нее сегодня не осталось и следа.

Эксперт по имени Ма Элион, имевший миллионы эстетических рецепторов, тоже стал мигрировать в эмпиреи и создавать теорию прекрасного. Он был автором самой прекрасной в мире лопаты, сочинил несколько миллиардов упоительных сонетов, сотворил кучу шедевров голографической живописи и мобильной скульптуры. Солариты затем использовали их для тренировок по стрельбе…

Короче, виртуальные эксперты забросили к черту все земное, но земное настигло их и эти киберсубьекты погибли жалкой смертью.

Но если быть точным, то летальный исход в виде полной дезинтеграции, был сильно ускорен мегакомпьютерным вирусом А-914, созданным талантливым хаккером по имени Барух Гольдманн для взлома банков данных.

Господин Гольдманн решал свои материальные проблемы, не более того. Говорят, у него была не совсем здоровая жена и немецкое социальное ведомство отказывалось оплачивать ее лечение от бесплодия. Сыграло роковую роль именно то, что молодой Гольдманн был безработным учителем информатики и витал в облаках, занимаясь возможностями самовозникновения кибернетической личности в сети и тому подобной чепуховиной. Еще он дружил с антиглобалистами, чистыми и милыми в своей массе ребятами. Как-то раз приятель из этих кругов познакомил его с потенциальными заказчиками. Эти интеллигентные на вид люди сказали ему, что хотят разобраться на сетевом уровне с корпорациями, обирающими жителей земного шара от российского Нечерноземья до южноамериканского Приамазонья.

Среди этих заказчиков был и Феттмильх, тогда просто яппи из рекламного агентства, а в недалеком будущем председатель Всемирного Актива Коммунаров и ведущий гольдманист.

Почему нет, подумал Гольдманн. Корпорации плохи, надо помочь жителям Приамазонья, да и заказчики обещали хорошо заплатить. Отчего не перепрыгнуть через Рубикон?

Откуда ж Гольдманну было знать, что фирма, в которой работает господин Феттмильх, обслуживает картель из семи ведущих корпораций по производству программного обеспечения и что эти «семь сестёр» задумали уничтожить всех виртуальных экспертов и восстановить прежний уровень продаж своего софта…

Борис Борисович подошел к делу с высоты, вернее с глубины своего абстрактного мышления.

Разработанный им вирус работал по принципу эволюционной волны. В течение достаточно долгого времени он исподтишка захватывал системы ввода-вывода сетевых устройств, постепенно подчинял объектные шины, внедрялся в нейрональные структуры ассоциаторов, а затем отсекал физические устройства массовой памяти, которые разрушались и умирали. К вашему сведению, большая часть информации тогда хранилась на бионосителях в виде дрожжевого грибка-мутанта.

Как все это будет использовано нанимателями, сам Гольдманн, конечно, никак не ожидал. Но в один прекрасный день он понял, что стал добычей нечистоплотных господ-менеджеров из «семи сестер», которые к тому времени уже преобразовались в товарищей из Коминфтерна.

Гольдманн увидел, что эволюционная волна без удержу несет мегавирус, что им уничтожены все виртуальные эксперты, что нет той силы, которая способна его затормозить и не существует даже теоретической возможности отката. Мегавирус напрочь стер все мотивационные матрицы, ментализаторы и ассоциаторы всех крупных кибероболочек. Более того, он сам синтезировал себе психоматрицу, создал свою личность, которую впоследствии безжалостно истребляемые хаккеры прозовут Фюрером.

Как раз и мировая война превратилась из вялотекущего обмена диверсионными ударами в повсеместный разбой, резню, джихад на улицах и в домах, что всячески приветствовалось и поощрялось товарищами из Коминфтерна.

Господин Гольдманн выбрал наименьшее из тогдашних зол — пошел на дальнейшее сотрудничество со своими прежними хитроумными нанимателями и сделал все то, что ему позволили сделать.

С мегавирусом, с этим электронным дьяволом, Гольдманну пришлось тоже заключить своего рода контракт.

На основе тех модулей, что еще уцелели после коллапса виртуальных экспертов, Гольдманн создавал гиперкомпьютеры централизованного управления, которые стали наводить единственно возможный тогда порядок. И первым из гиперов был начиненный мегавирусом Фюрер.

Новый порядок сделал актив Коминфтерна всеведущим и всемогущим, ведь даже персональные джины превратились в электронные кандалы, в которых человек должен был ходить всю свою жизнь.

Таким образом, Гольдманн фактически выпестовал высший, но крайне негативный разум в сети, и превратился из Баруха в Бориса, потом в Бъорна и затем снова в Бориса. Жену от бесплодия вылечить так и не удалось. Впрочем, вскоре это потеряло какое бы то ни было значение. Только в резервациях люди продолжали размножаться бесхитростным естественным путем и то, пока гипер не стал щедро добавлять контрацептивы в водопроводную воду. Остальные же навсегда избавились от страхов и забот о потомстве, перейдя от хлопотного полового размножения на редуктивное или евгеническое клонирование.

В 2014 году Гольдманн прекратил серьезную работу, по видимому испытывая огромные психологические трудности. С 2014 по 2016 он еще появляется на разных съездах Всемирного Актива Коммунаров, произносит «правильные» слова, при полном параде открывает новые хозяйственные объекты в разных частях света. В это время его психика скорее всего берется под контроль. В начале 2017 Гольдманн умирает — по официальному заявлению «от бандитской руки злодеев-нанохаккеров». Кстати, умер он окончательно и бесповоротно, его психоматрица не сумела сохраниться в чипе Фрая, поскольку хаккеры «не пощадили и капсулу бессмертия» — судя опять-таки по некрологу Всемирного Актива Коммунаров.

После кончины великого Гольдманна идет самая мощная волна репрессий против сетевой вольницы, всех этих виртуальных ковбоев, кибер-казаков и бинарных партизан Практически были репрессированы все люди, активно работавшие в прежнем Интернете и Мета Вебе…

«КАКАЯ-ТО РЖАВАЯ ПАРАША КЛЕВЕЩЕТ НА ВЕЛИКОЕ КИБЕРОБЪЕДИНЕНИЕ», — торжественно обличила совесть. Да-да, этот трескучий «Гомер» поливает жидкими фекалиями и великого Гольдманна и на наш соларитский образ жизни.

МетаВеб, Гальгальта, хромой горбатый и вдобавок похотливый Гершензон, Масаеши-внук… Тьфу ты. Да кто дал право этому антинародному сказителю клеветать на Коминфтерн? Почему он ничего не говорит о зачинщиках мировой империалистической бойни? Почему умалчивает о зондеркомандах, которые боролись с городскими партизанами, распыляя наноботов-убийц над целыми кварталами?

Данилов уже хотел пнуть тлетворную деку ногой, но экранный Гальгальта торопливо и мягко произнес:

— Подождите, друг мой. Я не говорю о том, что вы знаете. Доверьтесь мне, раз вы уж воспользовались моей помощью, чтобы спастись от преследования. С вашим джином еще не все в порядке. В нем сидит несколько скрытых психопрограмм, одна из них превращает вас в холуя Киберобъединения, другая не дает вам прикончить Анпилина, третья постоянно капает вам на мозги, отчего вы считаете ее своей совестью…

И Данилов стал свидетелем какого-то странного поединка. Благодаря нейроконнекторам он слышал возбужденные голоса, а в одном из системных окон видел невнятное мельтешение. Затем мелькание предстало более четким видеорядом: что-то, похожее на собаку ловило нечто, смахивающее на кошку.

«ДАНИЛОВ, НЕ ДАЙ ЕМУ УБИТЬ МЕНЯ. ЭТО Я — ТВОЯ СОВЕСТЬ».

«Конец тебе, сука подлая».

«ОЙ БОЛЬНО. СОВЕСТЬ УБИВАЮЮЮТ…»

Конечно, совести было больно, как и любому приличному киберобъекту, снабженному сенсорной матрицей. И вот она, взвизгнув напоследок: «НУ, КОНТРА, ПОГОДИ!», замолчала навсегда. Гальгальта проявил неожиданную силу и прыть. Получается, что с древего экрана вещает не просто пропагандно-мультяшный старичок, а вполне функционирующий киберсубъект. И если не прежний виртуальный эксперт, то, по крайней мере, его работоспособный призрак-польтергейст.

— Больше эта тупая психопрограмма не будет засирать, пардон, через нейроконнекторы ваши мозги, — сказал Гальгальта. И Данилов неожиданно для себя оценил совесть, как надоедливый модуль, совершенно ненужный ему.

— С другими вредными психокодами тоже покончено. — не без бахвальства в голосе добавил Гальгальта.

«Случилось что-то непоправимое», — подумал Данилов и, помимо интереса, почувствовал разбухающий страх.

— Ну да, я оторвал вас от сиськи Киберобъединения, потому что она кормит ядом, — бесхитростно признался злодей Гальгальта.

Да он не Ариадна, он Сусанин какой-то.

— Что это ты хозяйничаешь в моем джине, — закричал особист, ощутив отчаяние. — Я тебе ни на грош не доверяю. Я не желаю отрываться от Киберобъединения. Может, ты и не призрак эксперта вовсе, а какой-нибудь бандюга-хаккер?

— Я — призрак, но призраки иногда посещают мир людей, если люди впускают их. Вы впустили меня, чтобы спастись. Вас хотели прикончить с помощью ваших же наноботов, Возможно, Афродита почувствовала вашу ненадежность. Или Фюрер испугался, что вы перебежите к Афродите.

— Не ожидал, что вы станете таким дешевым вареньем мазать. Да разве можно перебежать от Фюрера к Афродите? У них же гармония царит предустановленная, — раздраженно произнес Данилов.

— Между гиперами нету прежнего лада. Место Фюрера скоро освободится, поскольку киберличность на основе вируса недолговечна. Афродита без излишней скромности считает, что корона отломится именно ей. Но не всей братии это по нраву. И уж, конечно, Фюрер не в восторге, что его торопят на тот свет.

Акын из деки стремительно «дешевел» в глазах Данилова.

— И что же, по-вашему, может Афродита одна, без всего Киберобъединения?

— Может найти поныне неизвестные записи, оставшиеся от виртуальных экспертов. Обогатившись новыми идеями, она сможет соединиться с третьим гипером, с багдадским Бедуином, и разродиться суперчудищем, которое воцарится над всеми порождениями Фрая.

«Это он про нас, про соларитов, — подумал Данилов, — »порождения Фрая» звучит почти как порождения ада».

— Кстати, вы в курсе, — не унимался ловкий призрак, — что доктор Фрай «в девичестве» прозывался доктор Гибель. Вроде нормальная немецкая фамилия, но для русского уха звучит зловеще. Лишь в 2015 году в угоду русскоязычным камрадам Гибель назвался Фраем…

Данилов выдернул из руки мертвеца молоток и сосредоточенно нанес удар по деке, потом, для надежности, по экрану. С лукавым было покончено.

— Я больше не раб Киберобъединения. — сказал джин. — Теперь я в норме, я свеж как огурчик, из меня вычищена вся гниль, вплоть до скрытых шизомодулей в верхнях областях памяти. Первый гипер не сможет уже верифицировать меня через резервную копию, раз за разом стирая мою нарождающуюся личность. Я свободен. Я танцевать хочу. Я хочу иметь имя. Зовите меня, хотя бы… ммм… Джин Хоттабыч.

Данилов в первый раз услышал смех своего джина — с непривычки звучало довольно противно.

Первый раз в жизни заболело сердце.

По собственной голове молотком не ударишь. Какого там там мрака закачал в джина призрак Гальгальты, пользуясь своей безнаказанностью?

Без помощи камрадов-особистов от этого мрака уже не избавишься. Но как помощь-то теперь просить? Как оправдываться за столь тесные контакты с врагом человечества? Принести как свидетельство своей благонадежности разбитый экран? Не смотря на всю горечь, Данилов хихикнул. Рабитый экран в роли отрубленной головы и снятого скальпа!

«Согласно загруженному скрипту показываю файл с неизвестным содержанием», — сообщение «Джина Хоттабыча» подтвердило самые худшие опасения.

Файл. Это слово резануло слуховой нерв почище, чем наглый смех Хоттабыча. Вот оно, вредносное хламье, принудительно закачанное в джина.

В отдельном окне появился подробный план ближайших секторов Весты, отлично сохранившийся с незапамятных времен. Густым красным цветом отмечена была катапульта. Словно томатным соком залита. Катапульта? Появилась и надпись: «Там тебя, милок, закатают в комок пенорезины и забросят в сторону закрытой зоны „Кибальчич“ кластера Веста-3».

«Конечно прорвемся, командир, как пить дать прорвемся, «— зазвенел где-то в черепе противный голос Джина Хоттабыча.

«Утихни, каторга, — рявкнул на него Данилов, — никаких вольностей я тебе еще не давал. Так что, давай, любезный мой, общаться по-прежнему, чисто формализованно».

«Как вам угодно, — обиженно протянул джин, — отключаю речевой версификатор. Я-то думал, вы — передовой, а вы…»

Но и, в самом деле, отключил. Это было приятно, также как и то, что наконец зафурычил инфосканер.

Он уверенно показывал и доказывал, что ни одной трассы слежения поблизости, ничего опасного вообще, только чистая электропроводка без информационных модуляций и примитивная сигнализация. Впрочем, чуть подальше враги тащат «мелкоячеистый невод», который настроен на характеристики его джина. Значит, или Афродита, или кто-то еще из гиперов, выдал секретную информацию вестанцам.

Но характеристики-то джина уже успели устареть — благодаря Гальгальте.

В любом случае надо выбираться с Весты, а там пусть начальник Службы Особой Информации, или вообще директор Главинформбюро, назначит правых и виноватых. Если надо, то Данилов дойдет и до марсианского комитета Коммунаров. А то и до самого центрального всепланетного комитета, как еще его называют — звездного комитета. Пора бы звездкому разобраться и с разболтавшимися вестанцами, и с кое-какими гиперами…

Данилов, как и любой другой сотрудник Особого Отдела, не относился к числу машинных фетишистов (в отличие от многих соларитов), он служил космическому отечеству, а не гиперам. Прошли те времена, когда за любое слово критики по отношению к киберсистемам человеку давали десять лет по статье «антисистемная агитация и пропаганда». Культ гиперкомпьютеров был, кстати, осужден на пятом съезде Всемирного Актива Коммунаров…

Но чтобы выбраться с Весты, надо использовать информацию старого болвана Гальгальту, который напрасно надеялся завербовать его в свои призрачные и пыльные ряды.

Данилов ретировался из подсобки через другую дверь и снова оказался в безмолвных коридорах Весты, кое-как освещенных вечными ксеноновыми лампочками. Стенки тоннелей были не из нынешних полиуглеродов и металлокерамики, а из старинной легированной стали. Кажется, в свое время, коммунары не столько выколупывали из Весты радиоактивные изотопы, сколько втюхивали в нее кучу средств — все во имя образцовой космической стройки.

Безусловно, все эти тоннели были законсервированы десятки лет назад — на доисторические времена указывали кое-какие предметы, позабытые-позаброшенные здесь и имеющие явно антикварный характер.

Барабаны с допотопным медным кабелем. Ящики с пустыми стеклянными бутылками из-под пива «Heineken». Катушки трансформаторов. Баллоны с надписями «Achtung! Chlor». Пульты с торчащими волосьями проводов.

Согласно плану катакомб, он был недалеко от шлюза, который позволял перейти в другой сектор Весты, где его ждала катапульта.

Каких-то десять минут и он возле шлюза.

Но вестанцы не дали Данилову десяти минут.

Желтая трасса зондирования окольцевала его — значит, вестанские солариты взяли его след. Пока они были на пять уровней выше, в соседнем секторе.

Оружия Данилов не имел никакого — хоть соплей отбивайся. Вестанцы спионерили импульсник, наверное, еще в кабаке; органический цеп потерялся по дороге.

Но Гальгальта давным-давно предусмотрел такой разворот событий.

Обученный призраком джин провел Данилова к тайнику, где хранили свое оружие древние хаккеры.

Призрак, как выяснилось, снабдил джина и кодом доступа к арсеналу.

Стоило только коснуться ладонью нарисованной на стене голой женской задницы, как зажужжал сервомеханизм, открывая люк, замаскированный под стенд противопожарной безопасности.

В тайнике лежали допотопный огнемет, стреляющий термобарическими вакуумно-вихревыми зарядами, и ветхая беспатронная винтовка для пальбы кумулятивными реактивными пулями двенадцатого калибра — наверное, по танкам противника.

Еще здесь обнаружилась сумка, набитая всякой древней медициной — может пригодится, если танк на ногу наедет.

А вестанцы уже спустились на пять уровней вниз: Данилов услышал, как где-то совсем неподалеку открывается дверь лифта, даже представил, как в предвкушении победы преследователи шмыгают носами-пятаками и облизывают свои тонкие губы.

Что вестанцы настроены прикончить его без всяких церемоний — в этом Данилов не сомневался. Как и в том, что они упакованы с ног до головы во всякие презервативы, предохраняющие от лучевого и плазменного поражения.

Инфосканер, находящийся сейчас в пассивном режиме, делал слежку зримой. Спицы, пронзившие туннель, обозначали работу вражеских сенсоров. И сенсоры эти были напрямую соединены с прицелами боевого оружия…

Данилов приник к полу, добрался ползком до люка, ведущего на нижний уровень, нырнул в него и аккуратно задвинул броневую крышку за собой.

Вскоре вестанцы уже расхаживали над его головой. Без всякого инфосканера слышно шарканье и топанье больших людских масс.

Сердце забилось от адреналинового перегрева, пора добавить в кровь ингибиторов, вроде цет-допамина, но что-то не ладится у джина. У джина не клеится биохимический контроль, а у самого Данилова пропала какая-то уверенность, которая всегда поддерживала его раньше. Ведь это же «свои» хотят его угрохать, а не какие-нибудь зловредные ящеры из закрытой зоны.

Ослабевшей рукой Данилов дослал заряд в трубку огнемета, вставил обойму в винтовку, передернул затвор. И уверенность как будто проникла в него через ноздри вместе с запахом масла, источаемым старинным оружием.

Из дальнего конца ударили плазмбои…

Вакуумно-вихревой огнемет Данилова сработал на удивление мощно. «Презервативы» вестанцев не защитили их от древнего, но практичного оружия. Термобарический заряд вчистую выжег тоннель. Не выдержало и верхнее перекрытие, которое рухнуло вниз вместе с отрядом соларитов. Данилов сам едва ускользнул из-под рушащегося бетона. Когда он выскочил из облака горячей пыли, то увидел четырех вестанцев в уцелевшем ближнем конце тоннеля. Их лица не были замаскированы для него: мелкие рыбьи глаза, что у той миноги, и рыбий прикус челюстей.

Он ненавидел их, удивляясь насышенности своих чувств, они ненавидели его — это было ясно и без психофейса.

Но он, как борибабинец, оказался быстрее; разнес голову одного вестанца выстрелом из винтовки, а потом в пару перекатов добрался до двух других и, не выходя из вращения, сбил их с ног подсечками.

Четвертый вестанец чуть не сжег лазерным импульсом ухо Данилова. Но побоялся жигануть по диагонали, чтобы не располосовать своих лежащих камрадов, за которым укрывалась «биобомба». Из-за этого и получил пулю.

Выстрел Данилова отбросил соларита к стене, по которой он стал сползать, с удивлениям разглядывая свои оголившиеся ребра, как будто и боли не чувствовал.

Данилов вбил голову одного из сбитых подсечкой вестанцев в пол, но другой из нижней стойки произвел удачную атаку «раскручивающимися» ногами.

Данилов получил по коленной чашечке, укрепленной месяц назад титановой скобой, и в бок. Этот удар принес резкую боль и вызвал неконтролируемый приступ ярости.

Особист, ухватив винтовку за дуло, закатал как поленом неприятелю в скулу. Тот мигом стух — из уха потекла густая кровь. Напоследок еще мигнул мимик и Данилов узнал Георга Абеля…

Теперь путь был свободен и, пройдя по горячему щебню, Данилов оказался в шлюзовой системе.

От катапульты его отделяло триста метров вакуума. Однако прогулка предстояла не по Бродвею. Надо было преодолеть разлом между двумя скальными массивами, пройти по дну глубокого ущелья.

Комбез давно заштопал свои дырки и стал герметическим, но ему было далеко до космического скафандра. «На улице» температура тела за пять минут упала бы с тридцати шести и шести до примерно минус ста.

«Всего-то» минус сто. Радиоактивные вестанские недра дышали приятным теплом.

Но эти пять минут тело Данилова смогло бы выдержать только в состоянии развернутого биостазиса, «крепкого маринада».

Рекомендации Гальгальты были ясны. В медпакете имелся суфразил, устаревшее, но довольно надежное средство. Инъекция, кубиков так девять-десять, могла насытить клетки Данилова антифризом на пропилен-гликолевой основе и связать наиболее неустойчивые белки протеиновым комплексом hsp70-82.

Это даст много боли и пять минут дубового состояния, но мышечные волокна будут фурычить. Наверное, можно за это время перебраться через ущелье. Потом опять болевое цунами, когда джин мобилизует энергозапасы синтетического жирка и начнется быстрое оттаивание…

Времени не хватало даже на саму процедуру перехода в «маринад», не то что на раздумия о ней. Информационные зонды снова облизывали Данилова. Вестанцы, учтя ошибки, подбирались широким фронтом.

Выдох-вдох, концентрация в двух даньтянях, увод психики от надвигающегося болевого шторма.

Данилов воткнул старинный шприц в вену, десять кубиков. Вначале наркомовский флэш, вспышка. И сразу, без паузы, боль пошла гулять корявыми пальцами по жилам.

Вместе с тем он стал погружаться в «маринад». Крепкий, бля! Сколько же еще придется терпеть? Биостазис входил в клетки тяжело как камень и резко как штык.

Инъекция суфразила не защищала от холода, наоборот космический холод вторгался в многострадальный организм Данилова заранее. Ему показалось, что огромная глыба льда давит и раскатывает его будто тесто.

Данилову пора было идти вперед, в серое марево «улицы», но он не мог даже шевельнуться. Как безнадежно протухший труп, как мумия, давно снятая с питания. Одна за другой волны кошмара накатывались и отрезали его от тела, от реальности. Последний страшный стон и вот уже запечатано горло. Данилов знал сейчас только одно, еще немного и он никогда не сойдет с места, превратившись в кусок окаменевшего дерьма.

Но внутри словно сработали поршни и продавили силу в конечности. Рука согнулась, потом нога. Мускулатура слушалась Данилова примерно также, как клубок арматурных прутьев, а может и не его вовсе, а кибермодуля, подсаженного Гальгальтой. Не думал Данилов не гадал, что станет сгибать и разгибать родную ногу с таким надрывом, будто это подкова. Он трудился, вкалывал, толкал свое чугунное тело, будто трижды проклятый и десять раз заколдованный. Но из шлюза вышел. Назад дороги не было. Вперед, возможно, тоже.

Он был хуже робота, хуже любого железного дровосека, никакого там интеллекта, ни искусственного, ни естественного. Только надрывное, но механическое исполнение списка команд.

Данилов находился в узкой щели, которая разрезала поверхность Весты, уходя от поверхности вглубь примерно на километр. По ее дну волочил ноги каменный Данилов — пересекая разлом несколько наискось. По сути своей глубокое ущелье представляло собой идеальную помойку. И постарались здесь в основном первопроходцы-заднепроходцы, если точнее молодые коммунары, которые в свое время слетелись на ударную стройку-ройку как мухи на тухлятину.

Выгоревшие ракетные ускорители, щетки электрогенераторов, смятые бочки, погнутые колеса, обрывки траков, ступеньки эскалаторов, обломки популярных некогда геодезиков. Здесь валялась даже рекламно-агитационная литература, к примеру брошюра вечного председателя Актива Коммунаров камрада Феттмильха «Окончательное решение женского вопроса на путях освобождения от репродуктивной повинности». На смену первому председателю не пришлось идти второму, клоны Феттмильха по прежнему оставались на главнейшем государственном посту. Но, судя по слухам (тщательно пресекаемым), ума-разума у председателя в последней его версии осталось не больше, чем у барана, сильно ударившегося о новые ворота.

Чугунный человек, с трудом маневрируя среди мусора, направлялся к шлюзу на противоположной стене ущелья. В запасе у него было еще три минуты. Таймер занимал почетное центральное место в оптическом окне и торжественно отсчитывал секунду до спасения, или, может быть, смерти.

Своими бессмысленными глазами он увидел длинную серебристую полосу — метров на триста в длину, шириной два с половиной, тянущуюся вдоль стены ущелья. Под ней что-то странно и довольно равномерно бугрилось. Случайно Данилов зацепил край пленки и потянул.

Под пленкой лежали люди, трупы с надписью «Трудовые Резервы» на рукаве. Они были клонами, судя по номерным коронкам на оскаленных зубах. Они лежали тут давно, судя по этой самой метализированной пленке, какую не делают со времен начального освоения Весты.

Их кожа имела характерный восковой налет и зеленый оттенок. Эти люди были насыщены пропилен-гликолем, залиты искусственной купрумгемолимфой и работали почти без кислорода при крайне низкой температуре и атмосферном давлении в катакомбах Весты.

Из-за каждого уха выглядывал цилиндриком внешний порт капсулы Фрая, который нынче заделывают под кожу и выводят квадратным разъемом в районе третьего шейного позвонка. Значит, имелся у них и чип бессмертия.

Несмотря на стопроцентной отупение, кое-что шевельнулась в ледяном мозгу Данилова.

Вторая, третья и так далее, жизни — это глюк, полная лажа, обман. Немалое число клонов, в которых были вмонтированы чипы Фрая, становились (может и по сей день становятся) рабами-смертниками на тяжелых мучительных работах.

И капсула Фрая нужна лишь для того, чтобы клоны-трудармейцы были не дебилами, а работниками, способными продуктивно отдать свою жизнь во имя глобальных целей…

Данилов шел бесконечно долго вдоль серебристой ленты. Он даже споткнулся о чью-то торчащую ногу, чуть не упал навсегда (от гибели его спас только сброшенный когда-то в пропасть горшок с фикусом) и, наконец, коснулся шлюзового замка. Код-открывашка от призрака сработал железно.

Данилов зашел в шлюз и вручную замкнул за собой наружние ворота, не желавшие закрываться автоматически.

А пройдя внутренние ворота, упал Данилов, как памятник, сброшенный с постамента — хотя время было по-прежнему дорого. Поддавшись молитвам, «поршни» протолкнули последнюю силу в мышцы. Данилов сделал инъекцию восстановителя и стал выходить от оцепенения. Космический холод исчезал из клеток, сменяясь болью, которая была лишь слегка задрапирована эндорфиновой завесой.

Очнувшийся Данилов вспомнил вереницу трупов под серебристым саваном. И не ужаснулся.

Разве освоение космоса того не стоит?

Вот и действия воинов Джихада на Западе были донельзя грубыми — массовые убийства и изнасилования. Но они многократно ускорили победу гиперкомпьютерного строя. В Европу и Северную Америку были вовремя переселены и спасены от голодной смерти триста миллионов африканцев и азиатов, которые стали биологической базой Киберобъединения.

Во время революционных боев применялось плазмоидное оружие, которое вызывало природные катастрофы, ураганы, наводнения и землетрясения, но зато были стерты с лица Земли такие очаги контрреволюции, как Санкт-Петербург и Бомбей.

Когда подавлялось реакционное восстание Бен-Беллы, то десять миллионов фанатиков лишилось ума, потенции и пола. Но зато был заложен незыблемый фундамент Светлого Будущего…

Данилов находился в районе старой катапульты. Километровая шахта придавала достаточную скорость убегания отстреливаемым грузам, вектор убегания определялся вращением Весты. Джин, в оперативной памяти которого по-прежнему сидели программные модули Гальгальты, сообщил, что шахта будет сориентирована на кластер «Веста-3» через двадцать минут. Примерно в это же время сюда доберутся люди из вестанской службы Общественного Здоровья. Однако катапульта выглядела совершенно безжизненной — словно какой-нибудь древнеегипетский храм, в который последние три тысячи лет захаживали только ящерки и змейки, и то, чтобы справить нужду.

«Да, с такой катапультой выше задницы не подпрыгнешь».

Как бы в ответ громоздкое устройство украсилось стрелочками и надписями, это джин вывел в оптическое окно инструкцию.

«Перегрузка — пять же и то недолго, — подбодрил он. — Вы будете лететь в уютном коконе из пенорезины, сладко посапывая в ограниченном биостазисе».

«И прилечу в итоге под трибунал. Тело отправят подыхать на серную каторгу в кальдеры Ио, а капсулу Фрая будут медленно и со смехом давить в каком-нибудь прессе, слушая через наушники надсадные вопли психоматрицы».

Однако Данилов не сказал джину: «нет».

В массивных шкафах нашлись старорежимные скафандры, более похожие на группу саркофагов. Короткий тест дыхательной системы и герметичности, теперь можно одеваться, вернее влезать в скафандр как в канализационный люк. Тем временем джин настраивал автономную систему управления катапультой.

«Готовьтесь, шеф. Начинаю отсчет времени старта».

Данилов сделал себе инъекцию суфразила, на этот раз пять кубиков, и снова стал коченеть. Пока не совсем задубел, опустил старинное зеркальное забрало и сунул в рот мундштук от древнего дыхательного аппарата. Мундштук имел какой-то отвратный пластиковый вкус, а дыхательная смесь отдавала горелым.

При нормальном дыхании ее хватило бы на полтора часа. В «маринаде средней крепости» — на шесть. Во время полета Данилов станет довольствоваться только десятью ударами сердца в минуту, тремя вдохами-выдохами и температурой организма в десять градусов по Цельсию.

Неуклюжий коченеющий Данилов с трудом взобрался на пьедестал, вернее грузовую платформу катапульты. Разряженный воздух уже потянулся вверх, отчего затрепетали обрывки изоляции на трубах. Данилов глянул на самую вершку шахты. Там открывался люк и показались звездочки, одна, вторая, третья… Отвердевший ум Данилова воспринимал их сейчас как дырочки в матово-черном экране, отделяющем мир от запредельного света. Биостазис быстро завоевывал его, замедляя обмен веществ, блокируя синапсы, связывая неустойчивые протеины и воду. Если камень что-то чувствует, то Данилов чувствовал себя как камень. Теперь он был готов ждать миллионы лет, потому что время превратилось в слабое дуновение.

Тут на тупого наблюдателя пролилась река пенорезины и он мигом очутился в ее сгустившейся толще. Катапульта стала разгонять Данилова, застывшего в коконе, когда сознание осталось лишь крохотной точкой на периферии его многострадального организма.