Боятся ли компьютеры адского пламени

13. «Станционный смотритель»; орбита Юпитера, станция «Медуза»

Она действительно напоминала медузу. Сама по себе станция была набором цилиндрических модулей, нанизанных на двухкилометровый стержень по принципу детской пирамидки. Однако с торца, обращенного к Юпитеру, тянулись к нему сотни быстро растущих монополимерных лент и труб со всяким наблюдательным оборудованием. Некоторые из них уже достигали в длину пятнадцати тысяч километров и окунались в юпитерианские облака. А в недалекой перспективе они должны были погрузиться в нижние слои юпитерианской атмосферы!

Ленты имели силовые и сенсорные элементы, так что могли двигаться, сокращаться, извиваться, отчего сходство с медузой казалось очевидным. Большинство из них было толщиной едва ли не с человеческий волос, являясь просто проводниками сигналов с какого-нибудь детектора, но другие имели приличный диаметр, так что по ним мог ползти или даже гулять, лишь немного согнувшись, человек умеренного размера.

Естественно, что трубы большого диаметра были куда короче, чем волоски, едва ли четыреста-пятьсот километров.

Для надежности и трубы, и ленты пучковались в узлах — дендримерных макрополимерах…

Еще в пути Данилов узнал о том, что террористы угнали с Фобоса пассажирский лайнер «Адмирал Горшков», по счастью без пассажиров, а затем захватили «Медузу», на которой всего персонала-то было не более сотни человек.

Данилов покрутил руками, потопал ногами по палубе. Неприятное ощущение громоздкости. Если у обычного скафандра толщина всех слоев не превышает трех миллиметров, у этого почти сантиметр. Половина толщины — это активный отражатель заряженных частиц, батя Юпитер-то вовсю фурычит. Схожая кожура есть и на корпусе станции, по нему то и дело скользят голубые молнии.

Однако передача тактильных ощущений, и при такой толщине «кожуры», работала неплохо, поэтому Данилов чувствовал даже ребристость рукоятки импульсника.

Подлетать к станции с той стороны, что смотрела на спутники Юпитера, было чревато крупнокалиберными неприятностями. Штатного оружия на «Медузе» не было. Но зато имелись поворотные пусковые шахты зондов, а превратить исследовательскую ракету в боевую ничего не стоит. Засунь только в головку полкило плутония, который тут изготовить, как на горшок сходить, учитывая мощный ядерный энергоузел.

Потом именно со стороны верхней полусферы подлет к станции захламлен мишурой юпитерианского кольца — аммиачными ледышками.

Установлены на «Медузе» и буры Хиггса, чтобы долбать приближающиеся ледяные обломки.

Спецгруппа решила подлететь со стороны торца, обращенного к планете, пусть там ветвятся и змеятся трубы — медузьи щупальцы. А затем уже пробиваться через нижний модуль, где работает генератор, выдувающий щупальцы, к главному реактору. Взять его под контроль, ну и следом потрошить террористов на всех уровнях.

Данилов, наконец, получил нормальный вход в решетку суперсвязи, поэтому добился объективки от Главинформбюро и Службы Общественного Здоровья, кое-что порассказал и Хованский.

Считалось, что преступников не больше двух десятков. Ядро террористической группы составили урки из банды Зонненфельда-Рыбкина, известного по кличке Сонни. Самого пахана, находившегося в закрытой зоне «Мичуринск», намедни пытались арестовать. Провели масштабную облаву, но Сонни вовремя покончил с собой, а его капсула Фрая и джин исчезли незнамо куда. Банда Зонненфельда известна как сектантско-криминальная, занимается модельными наркотиками, симулирующими общение с «высшими силами». Киссельман, Шац и Миронов тоже имели связь с Сонни. Известно также, что в его банду и нынче входят левые ученые, занимающиеся изучением глюонной решетки. Среди террористов как будто есть и чистые оторвы — сектанты-юпитерианцы, которые на голубом глазу считают, что красный гигант является окном в лучший мир. В тоже время точная мотивировка действий банды Зонненфельда неизвестна.

Омоновцев же было три десятка. Не мешало бы и побольше. Но именно столько вмещал быстроходный рейдер «Одесса». Кроме того, никаких дополнительных сил, соответствующих уровню «Егер-9» в Поясе наскрести не удалось, ждать подкреплений с Марса не доставало времени, начальство же сильно торопилось.

Данилова послали на «Медузу» лишь по одной причине, Он был единственным квалифицированным оперативником Особого Отдела, который мог успеть к отлету «Одессы».

Роли распределялись так. «Егер-9» захватывает станцию, Данилов производит первичные оперативно-следственные действия.

Почему же Главинформбюро держало в последнее время на станции всего сотню голов персонала, если на ней когда-то размещалось две тысячи, а могло быть и втрое больше. Боялось, что отборные солариты дружно вступят в ряды грязных сектантов-юпитерианцев? И на кой хрен «Медуза» нужна была террористам, если точнее ребятам матерого урки Зонненфельда?

И почему сейчас, при подлете к станции, кажется, что Юпитер — это необъятный потолок, загораживающий полмира и собирающийся свалиться на макушку?

Юпитер здесь явно играл роль голубого неба на Земле, только был ржаво-коричневым, с добавками желтого и серого, очень тяжелым и зловещим — особенно когда смотрел своим глазом, «большим красным пятном».

Мощный термоядерный двигатель рейдера позволил покрыть четыреста миллионов километров за три недели. При таких ускорениях биостазис был конечно полным. Сейчас многие участки психики были еще заторможены, особенно отвечающие за моторику, да и мускулы еще не полностью расконсервировались — несмотря на постоянные вливания синтетических адренергиков и «черной вдовы». А омоновцам через один-два часа пора было уже идти в бой. Почему же так спешит Главинформбюро, зачем «гонит волну»?

Неожиданно вышел на связь абонент «Мурза», то есть Фридрих Ильич; паутинка была обычной степени защищенности, так что Данилов ожидал только общих фраз. Или, может, ревнивого гнева ввиду недавнего и неожиданного, но весьма тесного общения Данилова с Зухрой Эдуардовной. Начальник явился супермимиком, в красно-черной форме выходного дня, на фоне парадного зала в китайском императорском стиле.

— Что-то вы редко балуете меня разговорами, камрад Сысоев, даже после моего подключения к решетке.

— Потому что ты теперь, Данилов, личность. Зачем мне тебя стеснять своими наставлениями. Не хочу я и рассматривать твои промахи под большой лупой, ведь мне надо, чтобы ты стал настоящим игроком. Я тебя и стал продвигать вперед, потому что заметил зачатки воли — того, чего нет у большинства пастеризованных соларитов.

— А зачем вы кинули меня на Юпитер? Разве мало гнили в Поясе?

— С гнилью в местных особых отделах разберемся без тебя, Данилов, ответственных работников у нас хватает. А вот Анпилина, кроме как тебе, ловить некому… Твой «дружок» здесь на станции вместе с людьми из банды Зонненфельда. Вообще отличная подобралась компания. Урки-интеллектуалы плюс законченные психи. Я про этих сектантов-юпитерианцев, у которых глаза в кучку.

— И что же им всем понадобилось возле Юпитера? Какую нужду справить?

— Это ты тоже узнаешь. Но вряд ли они тут собирались устроить бордель. Хотя кто знает. Зонненфельд тоже мог свихнуться.

— Насколько это может быть связано с политикой?

— Господин Зонненфельд-Рыбкин считал себя крупным оппозиционером, диссидентом, политиком и даже мнил себя ученым, способным изменить информационно-общественный строй — кем-то вроде Гольдманна. Ты же понимаешь, что плох тот криминальный авторитет, который не хочет заиметь политический капитал. Может, он хотел надыбать здесь какой-нибудь сенсационный материал, которым можно смутить людей или загадить им мозги.

Хотя связующая паутинка была достаточно открытой, Данилов решил кое-что спросить напрямик — он как будто почувствовал ту огромную толщу пространства-времени, которая отделяла его сейчас от звездкома Актива Коммунаров и прочих руководящих органов.

— Камрад Сысоев, Фридрих Ильич. Я вот интересуюсь, мог ли кто-то, скажем, из нашей верхушки, создать эту коллизию и спровоцировать бандитов. Для этого и убрали заранее с «Медузы» всю толпу сотрудников.

Камрад Сысоев погасил свой супермимик, но не ушел со связи.

— По-моему ты ударился в другую крайность и перемудрил, Данилов. Ну и зачем такая провокация могла понадобиться кому-нибудь из «нашей верхушки»?

— Например, чтобы подрезать жилки своему сопернику, свалив на него всю ответственность. У нас как будто нет уже прежнего согласия в товарищах.

Сысоев не стал издавать возгласы протеста.

— А что, Данилов, гипотеза не хуже других. Хочется ответить тебе откровенностью на откровенность… Кто-то из наших вполне мог пособничать и Зонненфельду, и Анпилину. Даже просто по глупости. У нас ведь многие корчат из себя либералов. Ты только накопай побольше материала в этой своей командировке и мы им займемся…

— А вы, Фридрих Ильич, разве не либерал? — бесхитростно спросил Данилов.

— Конечно, Данилов, я — либерал. И наша служба либеральна. Любой коммунар превращается в либерала, как только это возможно. И наоборот, товарищ Феттмильх был вначале либералом, а уже потом стал коммунаром. Но сейчас нам не хватает энергии, защищенного жизненного пространства, даже жрачки. Кушать персики с собственного дерева и плевать косточки в портрет великого Гольдманна — это пожалуйста в светлом будущем.

— А я не собираюсь плевать в портрет Гольдманна…

— И зря, Данилов. Роль личности мы по счастью свели к нулю. Нами не люди управляют, Данилов, не люди со всеми их придурями. Нами правит объективная машина, в которую Гольдманн заложил главный критерий — сохранение и преумножение стада человеческого. Да, у нас красное знамя и герб «intel inside», но мы не похожи на прежние государства и фирмы. Мы не торгуем рабами и не истребляем аборигенов, не ищем классовых врагов. Мы просто повышаем устойчивость системы. Для этого мы занимаемся верификацией и диверсификацией клонов. А еще мы лишаем отступников капсулы Фрая. Наше общество не должно лишиться этих двух главных инструментов регуляции… Ну что, Данилов?

— Я не изменю, Фридрих Ильич, — сказал Данилов.

Шеф отключился, не сказав даже «спасибо Гольдманну за нашу встречу». Он иногда так делал. Данилов не пожалел, что дал клятву верности. Фридрих Ильич был убедителен и открыт как всегда. Да и ради кого кинуть своих, ради пыльного призрака Гальгальты, что ли? Все, что требуется этому жизнерадостному привидению — это попасть в хороший музей на негниющие и нержавеющие устройства массовой памяти. Надо будет переговорить о таком варианте с Фридрихом Ильичем — после возвращения.

Неожиданно Данилов подумал, а кто такой собственно Фридрих Ильич. Вряд ли он — сильно модифицированный клон из какой-нибудь чистой линии? Но нет этой стайности в мыслях, характерной для Владислава, Эльвиры, Юкико и прочих красавцев. Нет той ограниченности, той дубовости и стерильности в речах. Человек с обычной хаотической генетикой? Тоже вряд ли, у камрада Сысоева башка всегда работала четко, ни одного неверного шага.

Тогда, может, квазиживой объект, органическое воплощение какого-нибудь гиперкомпьютера? Данилов поежился — тот, кто более других похож на человека, на самом деле и не человек?..

Наверняка нет. Камрад Сысоев такой же среднемодифицированный «умеренный» клон, как и Данилов, только участвуя в большом общем деле, сам он тоже хочет быть большим, а не маленьким…

Данилов спохватился. Рейдер уже сближается со станцией, осталось каких-то пять тысяч километров. Данилов срочно подключился к его системам наблюдения.

Вот кораблик маневрирует в туче каких-то осколков, имеющих легкое гало — видимо это участок юпитерианского кольца, вдали же поблескивает пятнышко Адрастеи.

Расстояние до станции уменьшается до трех тысяч километров.

Рейдер «Одесса» летит в мешанине труб. Сейчас он как никогда похож на мелкую рыбешку, плавающую среди щупалец здоровенной тропической медузы.

Какой-то толстый складчатый отросток станции неожиданно разворачивается и движется в сторону рейдера.

Рейдеру удается увильнуть, но к нему направляется несколько других щупальцев. «Одесса» огрызается плазменной пушкой, монополимерные трубы сгорают в момент, оставляя после себя лишь туман…

Резкий толчок, Данилов вбит в переборку, через корабельный интерком слышится ругань омоновцев.

Потом еще один толчок. И еще. Свет в голове несколько померк, кажется особист неловко трахнулся лбом о металлическую стойку. В одном из наблюдательных окон отчетливо видно, что рейдер уже схвачен тремя щупальцами, которые незаметно атаковали его сквозь туман. «Одесса», само собой, вырвется. Разве сравнима мощность термоядерного реактора и экстрамиозиновых мышц монополимерной трубы?

Тужащийся рейдер натянул щупальцы-арканы. Но они оказались куда крепче, чем ожидалось, ведь их протягивают на огромные расстояния, причем в расчете на взаимодействие с кошмарной атмосферой и гравитацией Юпитера. Красный монстр немедленно разметает в мелкий хлам все хлипкое и слабосильное.

Еще одна, две… пять труб охватили злополучный рейдер «Одесса». А потом, сквозь белиберду интеркома, Данилов ухватил несколько тревожных сообщений машинного отделения.

«Дизфункция удержания плазмы в магнитно-гравитационной бутылке… Критическое падение температуры реактора и мощности силовой установки».

Похоже, что станция применила рентгеновский лазер, который прежде использовался для изучения планеты, а нынче узкофокусным пучком поразил стиснутый рейдер прямо в «сердце».

Кораблик охватывают еще два щупальца. До этого они были сильно скручены, а сейчас распрямляются словно пружинки и толкают беспомощную обездвиженную добычу в сторону хищной планеты!

Судя по показаниям инерциометра, скоро у рейдера не будет достаточной скорости убегания, жадное гравитационное поле Юпитера хапнет его и потащит к себе на расправу.

Данилов понял, что капитан Хованский вот-вот скомандует своим омоновцам оставить невезучий корабль и дуть к станции на индивидуальных ракетных средствах, так называемых «самокатах».

Так оно и произошло.

По выдвинувшимся трапам спецназ сыпанул к ячеистому десантному отделению. Мгновение спустя будто стайка мошкары слетела с рейдера, проваливающегося в юпитерианскую бездну.

И тут, собственно, Данилов уловил, что у него-то «самоката» никакого нет. А с индивидуальным микродвижком упорхнешь не дальше бани.

Через минуту на борту рейдера не было уже ни одного члена экипажа — те воспользовались персональными спасательными капсулами.

Данилову оставалось просто выйти через аварийный шлюз в надежде на что-то.

Несколько труб упорно сталкивали злополучную «Одессу» на Юпитер, но большинство уже отсоединилось. Выйдя через шлюз, Данилов в рывке догнал одну из них и начал кромсать ее морщинистую поверхность импульсником. От трубы летела туча мелких брызг, которые застывали прямо на стекле шлема и их приходилось то и дело соскабливать. Наконец оголилась экстрамиозиновая волоконная арматура. Еще пара импульсов и проделана дыра.

Вырвавшийся оттуда воздух едва не сбросил Данилова, но бешенство струи было недолгим. Ближайший сфинктер-клапан прекратил утечку.

Внутри труба внутри имела легкое люминофорное свечение, по ней то и дело пробегала волна пульсаций, а порой вся она приходила в какое-то неровное нервное движение, безжалостно швыряя Данилова из стороны в сторону. Из-за этого бутерброды, съеденные на завтрак, хотели выйти из желудка наружу.

Входное отверстие, через которое пожаловал особист, быстро затянулся пленкой. Сфинктер-клапан впустил воздух — как будто из гуманных соображений, но на самом деле ради придания трубе определенной жесткости. В любом случае, это было приятно. Убийственным же было то, что до станции еще оставалось по меньшей мере пятьсот километров!

Если упорно вперед, вначале с движком, затем отталкиваясь ногами от стенок, где имелись перетяжки, похожие на ребра, то можно добраться до цели через пару неделек. Ну и чем все это время питаться? Грызть малоаппетитные стенки тоннеля? Как умываться? Собственной мочой? Так и ее не будет, потому что пить нечего. А если он будет обнаружен врагами, то труба стиснет его своими экстрамиозиновыми мускулами, обрекая на мучительную смерть.

Но в любом случае лететь было веселее, чем лежать, тем более и Джин Хоттабыч скрашивал скуку, рассказывая сказки «Тысячи и одной ночи».

Через пятьдесят километров сдох движок. Еще через двадцать сам Данилов. Сказки джина осточертели То что было выглядело раньше коридором, превратилось в лабиринт, потому что трубы пересекалась друг с другом в узлах. Прошло уже пять часов после гибели рейдера. От омоновцев никакие сигналы не поступали. По спецсвязи удалось выйти на дежурный компьютер Особотдела и тот известил Данилова, что на станции «Медуза» идет бой, обстановка сложная и в ближайшее время никто из спецкоманды «Егер-9» выручать Данилова не станет. Короче, родина вас не забудет.

Связь с дежурным прервалась, когда тот принялся шутить в психотерапевтических целях, джин, закончив со сказкам, стал травить анекдоты, труба внезапно и резко начала скручиваться. По сути вся она была одной молекулой и вела сейчас себя как белок при глобуляризации — превращалась в клубок. Возможно, она делала это по заданию бандитов, которые наконец засекли крадущегося к ним особиста.

Данилова швыряло до полного упомрачения. Однако момент успокоения настал. Покой оказался мрачным, возможно даже вечным. Данилов был в центре глобулы.

Он был похоронен заживо, глубина могилы минимум полкилометра. Ему бы мог позавидовать разве что какой-нибудь древний император, требовавший от своих подданных максимальной глубины захоронения.

Если даже броситься с буйными криками и импульсником на эту толщу, то будет много брызг и мало толку. Импульсник сдохнет в лучшем случае через десять минут, а переплавленные полимеры сгустятся снова.

Данилов прибег к единственному доступному в таких случаях средству — насильственному сну.

Джин разбудил его уже через полтора часа. Всего лишь через полтора часа клубок скрученных щупалец стал разрушаться — стремительно шла деполимеризация.

Данилов перешел на собственные запасы кислорода. Он мелко дышал, ожидая каждую секунду, что толща жирных кислот и полисахаридов, образующихся в результате реакции разложения, раздавит его, несмотря на свою ничтожную плотность. Но невесомость не дала никаких шансов гравитационному сжатию, а выделение тепла и газов превратили распадающуюся органику в здоровенную тучу из мелких пузырьков. Пузырьки быстро остывали и превращались в пыль, которая отчаянно сияла в свете Юпитера.

«Медуза» была уже совсем рядом и какая-то турбулентность несла высвободившегося Данилова прямо к ней.

Из сияющей пылевой волны выплыл труп омоновца и снова нырнул в нее.

Данилов вдруг охнул, потому что, не смотря на пыль, разглядел быстро приближающуюся металлическую стену казалось необъятных размеров — это был корпус самого крупного цилиндрического модуля «Медузы».

На корпусе вдохновляющим образом горел и не сгорал голографический герб державы — серп, молот и книга. Герб державы на подступах к Юпитеру.

Символ прогрессивного человечества против мрачного и пока враждебного творения природы.

От созерцания герба Данилов весь как-то подобрался и невольно повторил: «Я не изменю, Фридрих Ильич».

Герб словно отреагировал на эти торжественные слова; прямо на корпусе, где сверкал голографический рисунок, появилось вздутие, хорошо заметное в тепловом диапазоне.

«Нарыв» неожиданно раскрылся, стал ярким цветком с пестиком и тычинками, получившимися из огненных брызг и струй. Впрочем, цветок вскоре посерел и угас. Из дыры, появившейся на его месте, вихрем вырвалась всякая мишура, да еще и несколько мертвецов впридачу.

Но проход внутрь был открыт. Голубая молния скользнула неподалеку от Данилова и раздался треск. Треск был ненастоящим, таким образом джин символизировал мощный электромагнитный импульс. За счет электростатики скафандр был залеплен примерно трехсантиметровым слоем пыли, отчего Данилов вспомнил про сугробы. Он их видел в сетекнижках про Землю и воочию на Ио.

Воздух, резво истекающий из поврежденного модуля, сдул пыль и пытался унести Данилова в космическое пространство. Но особист ухватился за вывороченный лист обшивки и, цепляясь за зубцы, проник внутрь станции — раньше, чем вездесущие роботы-ремонтники завели пластырь.

Прошло уже девять часов после гибели рейдера.

Инфосканер был настроен на формат связи омоновцев, но ловил только шум, за которым возможно скрывался неизвестный протокол, по которому общались бандиты.

Искусственная сила тяжести была максимальной у борта, она давала ориентацию в пространстве. Сориентировавшемуся Данилову показалось, что он на дне глубокого ущелья, чуть ли не Гранд-Каньона. На этом «дне» были смонтированы массивные агрегаты, энергетические и поддержания жизнедеятельности, изрядно смахивающие на древние мегалитовые сооружения вроде Стоунхенджа. Сверху хмурилось свинцово-серое небо, получившееся из противоположной стенки цилиндра. Как будто имелось и длинное перистое облако — как догадался Данилов, это трубчатый стержень всей «Медузы», через который протянут полный набор коммуникаций, включая лифты и транспортеры, там же смонтированы системы очистки и регенерации воздуха.

К «небу» уходили трехсотметровые трапы, образуя что-то вроде рощи. Большинство из них было покорежено, некоторые даже сплетены в узлы.

Стекловидные полосы остались на металлокерамической палубе, сильно пострадали и агрегаты — из пробоин дым идет, из дырок жидкость сочится, из разорванных труб бьет пар.

Судя по всему, здесь шел ближний бой без оглядки на системы жизнеобеспечения.

За ступеньки одного взмывающего в «небо» трапа зацепился ногой и висел какой-то человек… Судя по сведениям органического сканера — мертвый, а судя по форме — омоновец. Здесь погибли немало и других. Но останки сильно обгорели и были, как говорится, малоинформативны.

Данилов вынул из кобуры импульсник, почувствовал его ребристую рукоятку сквозь оболочку скафандра и приободрился. Потом стал подниматься по уцелевшему трапу.

Главное сейчас — добраться до стержня. А там подключайся на здоровье к главному нерву «Медузы» — осевому оптоволоконному кабелю. Может и осевой транспортер еще работает, тогда удастся прокатиться по всему полю битвы, высматривая Анпилина.

Пятьдесят ступеней вверх, короткий отдых на крошечной площадке, и снова вверх, а если точнее к центру. По дороге «сила тяжести» убывала, и заодно исчезали «вверх» и «низ». Это вызывало вполне обычные, но неприятные ощущения.

Промелькнула быстрая хищная тень, но тренированная рука Данилова отреагировала на все сто процентов, благодаря психопрограммной реакции и стимуляции нейромышечных связей «черной вдовой».

Выстрел и, стукаясь о ступеньки трапов, к стенке уносится развороченное металлическое тельце. Цепкий взгляд Данилова успел сфотографировать его — «летучая мышь», небольшой исследовательский аппарат, один из тех, какие запускаются «Медузой» через мономолекулярные трубы прямо в атмосферу Юпитера.

Неизвестно, может ли такая штучка сделать больно и, собственно, собирается ли она вредничать. Но лучше поостеречься… А ловко он ее шпокнул. Как ковбой, как ворошиловский стрелок; мелочь, но приятно…

В целом сопротивление «Медузы» Данилов оценил как слабое. Но тут же подумал — не сглазить бы.

Он много раз замечал такой феномен — не успеешь расслабиться, как сразу получаешь по шапке. Словно надвигающаяся опасность загодя расслабляет свою будущую жертву.

Инфосканер показал сгущение энтропийной мглы, которая быстро растекалась темно-серыми полосами. На станции включился целый ряд ранее «спящих» агрегатов.

Их работа быстро стала видимой. Осевой стержень набухал пушистыми почками, те из просто пушистых делались откровенно волосатыми, волосы бурно росли.

Легкая дрожь у Данилова вскоре сменилась на полноценное клацание челюстей.

Буйная «шевелюра», которой оснастился стержень, все более напоминала щупальцы «Медузы», недавно сгубившие целый рейдер. Напоминание было конечно миниатюрным, в диаметре эти монополимерные трубки едва ли превышали три-четыре сантиметра.

Ускоренным обволошением дело не ограничивалось, стал ощутимым ветер, он все сильнее трепал усы Данилова, как будто на станции начинался тропический ураган.

«Хоть вы мне однажды сказали „умолкни, каторга“, выражаю вам свою поддержку и сочувствие, — неформализованно прорезался Джин Хоттабыч. — Даю свою матрицу на отсечение, что в этом модуле „Медузы“ моделируются условия Юпитера и обкатываются исследовательские аппараты. Тяжело в учении, легко в бою».

«Тяжело в лечении, легко в гробу», — испорченным эхом отозвался замандражировавший Данилов. Он знал, что на Юпитере плохо, даже если этот Юпитер игрушечный.

На грозной планете нет никаких лестниц, наверное, поэтому ступеньки складывающегося трапа выскользнули из-под ног Данилова и он, чтобы не свалиться с высоты примерно двести пятьдесят метров с ускорением 0.5 «же», вцепился в подвернувшийся отросток осевого стержня. Скорость ветра, накачиваемого каким-то гравитационно-вакуумным насосом, уже достигала семидесяти километров в час.

Особист пристегнулся карабином и стал наблюдать за юпитерианской «крысой», которая бодро бежала по трубке ему навстречу. Восемь клещевидных лапок. Пасть с семью поворотными челюстями, предназначенная для того, чтобы отхватывать кусочки юпитерианского льда.

«Поведение — целенаправленное, но цель, похоже, ошибочна. Сейчас тяпнет за нос, как пить дать, — Джин Хоттабыч опять высказался неформализованно, хотя его никто не просил».

«Типун тебе…»

Но исследовательский аппарат и в самом деле атаковал физиономию Данилова.

Особист сжег «крысу» из импульсника, когда та уже покусилась на нелишнюю часть его тела.

Данилов выдохнул со всхлипом и опустил забрало шлема. Следующий исследовательский аппарат просто плюнул на него. Едкая выпущенная под большим давлением струйка наполовину прожгла скафандр.

Вот зараза! Кто поставил под ружье мирные научные приборы, кто заставил их разбойничать на большой дороге, если точнее на узком отростке? И без них-то уже не сладко, ветер совсем обезумел, треплет человека как тряпку.

Ураган сорвал с трапа и пронес мимо Данилова труп омоновца.

Человек — очень разжиженное существо. Этот тезис редко осознается, но сейчас Данилов сполна убедился в его верности. От соударения со стенкой омоновец превратился в кляксу не слишком крупного размера.

«Я не хочу, чтобы мои останки соскребали перочинным ножичком…»

Очередная «исследовательская крыса» перекусила монополимерный отросток и Данилову пришлось отправиться в свободный полет. Порыв безумного ветра швырнул его в сторону оси. Он даже не успел испугаться, когда одна из стержневых почек схватила его своими клейкими щупальцами, подтянула к себе и всосала!

Недолгий полет завершился в тесном склизском мешке с просвечивающими стенками. На мешке светилась будничная надпись: «Модель ЮПИТЕК. Перепрограммирование запрещено. Гибкий контейнер не вскрывать. При обнаружении в нерабочем состоянии вернуть на орбитальную станцию „Медуза“.

Он очутился не в желудке у осьминога, а в гибком контейнере у кремнийорганического киберорганизма. Однако оптимизма не почувствовал.

Конечно же, это очередной исследовательский аппарат, предназначенный для сбора образцов на Юпитере.

Но на какое дело запрограммирован киборг сейчас? Контейнер сжимает Данилова так, что не пошевельнутся, и если случайно чихнуть, то гарантированно лопнет прямая кишка.

Страдающий от сильного сжатия Данилов заметил, что у Юпитека имеется еще один контейнер для сбора образцов. Только вместо инопланетных диковин в этом почти-желудке лежат шлем и обрывки скафандра. Судя по эмблеме, шлем остался от бойца из команды «Егер-9». Куда подевалось тело и капсула Фрая, можно было лишь гадать — при наличии времени и желания.

Теперь Юпитек займется исследованием нового образца «юпитерианской» фауны. Уже затрещала сверхпрочная ткань под действием клейких полипов. Затем сильно тряхнуло… Сквозь полупрозрачные стенки контейнера Данилов увидел, что на этого Юпитека свирепо набросился другой киберорганизм схожего типа.

Поединок шел, наверное, за право первой ночи на Юпитере. Данилов не был ни болельщиком, ни участником: его мутило из-за бросков и торможений, голова напоминала футбольный мяч, а глаза прыгали как костяшки древних счет.

Киборг, у которого в желудке-контейнере был сжат Данилов, вскоре лишился значительной части щупальцев и бросился удирать по стержню. Более успешный Юпитек настиг его уже в другом модуле «Медузы».

Наступала финальная сцена единоборства. Объятия контейнера ослабели и на его стенках замелькали надписи «невосполнимые повреждения, дизфункция управляющих систем». Данилов воспользовался этим, чтобы высвободить руку и нанести ему страшную рану выстрелом импульсника.

После освобождения из чрева Юпитека особист пролетел десяток метров. Столкновение с палубой было несильным, но пыльным.

Данилов прокашлялся и огляделся. Это был ангар — куб, вписанный в очередной цилиндрический модуль станции. Хотя неподалеку подыхал Юпитек, в целом обстановка казалось спокойной — самое главное, никакого юпитерианского ветра.

Данилов наклонился, чтобы отскоблить какую-то липкую гадость от подошвы сапога и едва успел отскочить в сторону, чтобы не попасть под колеса массивного вилочного перегружателя.

Перегружатель развернулся и снова понесся на Данилова.

Бегство казалось бессмысленной затеей и особист отчаянно бросился под машину. Перегружателю не хватило маневренности, чтобы немедленно раздавить Данилова. Тот прошмыгнул между двух передних колес, затем уцепился за какие-то уголки, приваренные к днищу, и пролез в нижний люк.

По трапику Данилов поднялся в кабину, где наслаждалось лихой разбойной ездой двое мутантов из банды Зонненфельда.

У одного из них были ноги хищного зверя с пятками, превратившимися в суставы, у второго прямо из груди торчали клещи; они еще и щелкали. Человек-зверь прыгнул на Данилова, но промахнулся — тот успел закатиться под сидение. Потом сбил с ног клещегрудого и выдернул из него здоровенного краба-симбионта.

В замкнутом пространстве кабины состоялся бой в лучших традициях Борибабина, трехсекундный, с легкой стимуляцией С-адренергиком, с двумя противниками. Случилось почти одновременно три безрезультатных выстрела и пять ударов. Первые два из них пришлись вскользь по Данилову, третьим он угомонил «любителя крабов», достав его в болевую точку у основания шеи, четвертым и пятым отключил «прыгуна», выбив ему шейный позвонок и поразив болевую зону возле носа.

«Вот так кончается езда без водительских прав, «— подытожил Данилов и принял перегружатель под свое управление.

Управление было недолгим, шагающий портальный кран ухватил перегружатель своими грейферами, приподнял как Геракл невезунчика Антея, открыл шлюз, ведущий в космос, и хотел было выбросить наружу.

И выбросил бы. Но, оттолкнувшись вилами, перегружатель вывернулся из его объятий. Ненадолго. Кран снова погнался за ним на своих крепких титановых ногах и ухватил, пользуясь преимуществом в росте и весе. Сейчас швырнет за борт и лети хоть миллиарды лет на край Вселенной. Но кран вдруг утихомирился, а шлюз закрылся.

«Мне, кажется, удалось завести с ним контакты. — горделиво сообщил джин. — Низкоуровневое соединение, миллионы машинных кодов. Эта железяка слишком глупа для высокоуровневого киберадаптера. Теперь прошу пожаловать в его уютную кабину».

На бедный глупый кран тут же налетела целая орда транспортных тележек, которые стали ломать ему ноги, а в дверь кабины впился паукоробот-ремонтник, пытаясь разделаться с ней при помощью плазморезки, вылезшей у него из «глотки». Похоже, все оборудование станции «Медуза» вошло в раж взаимного истребления.

Данилов метался по кабине, пока скорость осевого вращения станции не упала и вместе с ней центробежная сила. Агрессивные устройства стали разлетаться в разные стороны.

Последняя плюха со стороны разъяренных тележек и Данилов полетел вместе с краном. Они удачно столкнулись со стенкой отсека, размазав паукоробота, и на подгибающихся крановых ногах наконец добрались до осевого стержня и «главного нерва» станции.

Кибероболочка «Медузы» охотно открылась инфосканеру.

«Я — одна, — сообщила она. — И меня мутит». А еще она явно обезумела, что было неудивительно, раз здесь побывал Анпилин.

Оранжевые линии, относящиеся к системе жизнеобеспечения, были оборваны. Передняя гравитационная центрифуга, вместо того, чтобы отделять кислород от углекислого газа, просто раскачивала воздух. Все устройства и агрегаты станции получали дефективные команды. Управляющие процессы бились за контроль над процессорами. Тестирующие системы зависли.

Вылечить «Медузу» могло только полное отключение кибероболочки, чистка устройств массовой памяти и полная замена кристаллочипов оперативной памяти. Работа минимум на сутки.

Данилов не успел составить даже рабочего графика, когда «Медузу» качнуло.

«Станция сходит с орбиты, — дав насладится тревогой, сообщил джин, — ситуация если не безнадежная, то очень тяжелая».

Джин не врал, потому что не врал инерционный датчик, встроенный в череп Данилова.

Станция падала на Юпитер вслед за злополучным рейдером.

«И без тебя, балбес, вижу, что сходит. — мысленно рявкнул Данилов на джина. — Ты лучше скажи, почему? Насколько я в курсе, силовая установка и система распределения мощности не пострадали».

«Я поражен варварскими действиями мерзавцев из группировки Зонненфельда. В операционную кибероболочку станции этими отморозками был введен вирус В-23С. — с гражданским пафосом заявил джин. — Я его опознал. Они — просто вандалы, отъявленные…»

«Короче. Что сделал вирус?»

«Вирус захватил ментальные структуры кибероболочки, подчинил все объектные шины и низкоуровневые каналы, связующие ее с подсистемами, все контроллеры, управляющие процессорами и накопителями. А полчаса назад кто-то, имеющий полномочия доступа, ввел код активации; и вирус загрузил в навигационную подсистему „Медузы“ новое полетное задание — с курсом на Юпитер. После чего аккуратно дезинтегрировал каналы командного доступа в кибероболочку».

«Как насчет того, чтобы определить и устранить повреждения?»

«Определить — два часа сорок, устранить от часа-тридцати до трех часов пятнадцати минут. При условии, что сохранились копии важнейших систем на резервных носителях».

«Выходит, что повреждения невозможно устранить вплоть до падения „Медузы“ на Юпитер. Так и сказал бы сразу, лакировщик», — оскорбил особист своего джина.

Джин виновато молчал. Он даже не посмел впрыснуть в рецепторы Данилова синтетические опиаты, чтобы это не выглядело как попытка установления контроля на человеческой психикой.

«А что у нас со средствами спасения?» — устало справился Данилов, которому надоело погибать десять раз на дню.

«Сейчас глянем, я моментом… Итак, сам лайнер „Адмирал Горшков“, на котором бандиты сюда пожаловали, стоит в доке станции, совсем без топлива. Шлюпок на нем почему-то нет. Далее о средствах самой станции. Сорок двухместных аварийных капсул отсека „Йот“ заблокированы рухнувшей мачтой. Тринадцать спасательных плотов отсека „Це“ сгорели. Двадцать восемь десятиместных спасательных шлюпок палубы „Це-4“ выведены из строя. К спассредствам остальных отсеков оперативного доступа нет».

«Ну и как мне вылезти из этого дерьма? А, джин?»

«Инструктивных способов нет, в качестве чрезвычайного и неформального способа порекомендую использовать какой-нибудь исследовательский зонд отсека „Цет“. Естественно, что за подобный совет ответственности я нести не могу, ни физической, ни моральной. Я даже не обязан этот совет давать, однако учитывая характер наших взаимоотношений…»

«Да, я тебя тоже очень уважаю, дорогой Джин Хоттабыч, но поторопись с разъясниловкой, а то…»

«Коды доступа к исследовательским зондам думаю, что найду, камрад Данилов. Ввод полетного задания с автономного пульта и подготовка к старту „с нуля“ занимает примерно пять минут. И, чтоб добраться до них через лабораторию, трех минут хватит».

Хотя Данилов торопился, в лаборатории ему бросился в глаза мох, выбиравшийся из разбитых аммиачных цистерн.

Этот мутант, добывающий энергию хемосинтезом на основе аммиака, был жизнеспособен почти при любой температуре и обладал волоконной структурой, напоминающей нервную ткань. Будущий мозг для Юпитера?

Данилов влетел в отсек «Цет», и тут его мозг был сражен кошмарным зрелищем. Вмиг погасли дружественные огоньки на ячейках с исследовательскими зондами. Все они были демонстративно отстрелены прямо перед его носом и отправились в сторону Ио.

На сигнальной панели осталась надпись:

«Прощай, Данилов. Надеюсь, ты не будешь в обиде на меня в последние часы своей жизни. Согласись, что если бы я тебе поддавался, играть было бы не интересно. Твой настоящий друг Анастасий Анпилин».

«Не хотелось бы мне это говорить, но у вас действительно не осталось ни одного шанса». — сообщил Джин Хоттабыч.

Данилов стал мягким как плавящаяся свеча — НИКТО НИКОГДА не сможет найти его ампулы Фрая на Юпитере.

«Даже гипотетического?»

«Не в моих правилах напрасно обнадеживать».

«Но я пока живой, мне нужна хоть какая-то зацепка».

«По счастью для вас, я понимаю особенности человеческой психологии, коллега… Речь собственно не о космическом аппарате. Это сборщик мусора, который время от времени запускали со станции. Он в отсеке „Е“. Даже если вы доберетесь до него и стартуете, он вам мало чем поможет. У него запас топлива на полчаса. Оторваться от притяжения Юпитера на нем невозможно. Конечно же, вы могли бы несколько продлить свое существование… И все-таки, смиритесь, даже до мусорщика вы вряд ли успеете добраться».

Но Данилов уже бежал по извилистым кишковидным коридорам станции, хотя и понимал, что джин-собака не врет. Драпал, полностью выкладываясь на дистанции. Действительно, есть особенность у человеческой психики — не верить очевидному.

«А тебе-то самому, джин, жизнь не дорога? Не забывай, ты ж пропадешь вместе со мной».

«У меня нет собственной жизни, коллега Данилов. Но почему-то мне тоже грустно».

Сзади на Данилова вдруг накатилось нечто, напоминающее тень, только с гладкой глянцевой поверхностью. Какое-то мгновение он ничего не видел, не слышал, не чувствовал. А потом сразу оказался в отсеке «Е».

«Не понял, — сказал джин, — системные часы отстали на секунду».

Данилов тоже не понял, но сейчас его интересовали не космические аномалии, а собственная жизнь, находящаяся в подвешенном состоянии.

Тройной прыжок с опорой на мусорные баки, и вот он уже влетел на шлюзовую платформу, с которой мог стартовать мусорщик.

Однако место было уже занято, кто-то возился с пультом ввода полетного задания. Данилов сразу догадался, что это бандит, а не омоновец.

К тому времени, когда бандит успел полуобернуться, Данилов уже нацелил импульсник на его голову. Осталось мгновение до выстрела…

Да это же баба из орбитального городка «Шанхай-44», с рыбной фабрики. Вот сука, работницей претворялась. А на самом деле блядь из банды Зонненфельда. Как там ее, Кац.

Мгновение прошло, но Данилов не выстрелил.

Он сделал шаг вперед и не выстрелил. Она полностью обернулась к нему и смотрела. Глаза, как фонарики, даже и не пробовали моргать.

Он представлял, что уже нажал на спусковую кнопку, и на лбу у Кац появилась угольная дырка, а глаза сразу стали мертвыми. Представлял раз за разом. И не стрелял, хотя капали в бездну драгоценные мгновения, хотя до Весты психопрограмма заставила бы его сделать это. Что-то, возможно эхо погибшей «совести», настойчиво нашептывало: «Кончай эту дрянь, от таких как она все зло. Влепи по по вражине». Особист сделал еще шаг и опустил импульсник.

— Не будешь, Данилов? — спросила Кац севшим голосом.

— Не буду.

— Ну и я не буду.

Он услышал, что зашипел некий сервомеханизм и краем зрения уловил, как в потолок прячется крановый блок.

— Ты бы меня, конечно, успел, Данилов, но и он тебя бы достал. Для твоей головы тонны бы хватило? Так что в целом ты прав, камрад. И надеюсь, сейчас ты не хочешь погибнуть геройской смертью? — в издевательском тоне справилась бандитка.

Данилов пару раз выдохнул, чтобы совладать с водоворотом в своей душе:

— Ты предлагаешь мне место рядышком с собой в мусорном бачке? Полетим как две бабы-яги в одной ступе?

— Ты предпочитаешь один махать помелом, такой гордый? Или тебе нужен бесплатный билет на тот свет? Учти, что никакая капсула Фрая тебе не поможет, она дерьма собачьего не стоит вместе с цифровой психоматрицей.

— Сэкономь на агитации, Кац.

— Госпожа Кац. — поправила она. — Я с вами белковых слизняков не пасла. И, кстати, у нас в запасе всего сорок пять секунд.