Бойфренд для няни

В подземелье было темно и душно. Пахло затхлостью и мышиным пометом. Где-то вдалеке на каменные плиты гулко капала вода, и в кромешней темноте, которая меня окружала, этот звук казался особенно кошмарным. Пытаясь отделаться от ощущения, что мне на голову натянули заплесневевшее одеяло, я огляделась по сторонам, не увидела даже слабого лучика света и поняла, что самой мне отсюда не выбраться. Как только я сделала это открытие, безнадежное отчаяние накрыло меня липкой волной. Я зажмурилась и что было сил закричала пронзительно и дико. И, представьте себе, в тот самый момент, когда я зашлась душераздирающим криком, зазвонил телефон в моей руке, за который я уцепилась как за соломинку, словно утопающий… Телефон звонил и вибрировал, вибрировал и звонил, и от нереальности происходящего я выронила аппарат на землю. Выронила и сразу же опустилась на колени и стала водить вокруг себя трясущимися ладонями, пытаясь найти свою верещащую «Нокию». Под руки попадалось все, что угодно, только не то, что нужно. Я нащупывала осколки стекла, куски штукатурки, мелкие камушки и мятые бумажки, в изобилии покрывавшие бетонный пол моей темницы. Наконец я наткнулась на подпрыгивающий мобильник. Поспешно схватила аппарат, поднесла трубку к уху и только собралась прокричать свои координаты, как услышала сдавленный голос Коровиной, которая бормотала, словно в бреду, не обращая внимания на мои отчаянные призывы.

— Ритка, я реально боюсь! — бубнила подруга. — Здесь косо на меня смотрят. Может, мне лучше уйти? Извинюсь и пойду, а что такого? Скажу — передумала. Ой, мамочки, они идут ко мне. Уберите руки! Перестаньте меня хватать!

После этих слов в трубке что-то крякнуло, и связь оборвалась. А вместе с ней оборвалась и последняя ниточка, связывавшая меня с внешним миром. Я так и не успела сообщить людям, что за беда со мной приключилась! И снова мелькнула отчаянная мысль, что теперь остается надеяться только на себя. Но вместо того, чтобы думать о путях спасения, я стала прокручивать в голове, как меня угораздило вляпаться во всю эту скверную историю, попутно поднося к самым глазам и рассматривая клочок бумаги, поднятый с пола…

Когда я выходила замуж за бизнесмена Виталия Цуцика, я точно знала — это навсегда. Моя наивность легко объясняется юным возрастом и, как следствие этого недостатка, максимализмом. Теперь же, с высоты прожитых в браке пяти лет, я понимаю всю необоснованность своих притязаний. Надо сказать, развод не стал для меня неожиданностью, ибо меня к нему тщательно готовили. Энергичная помощница мужа по связям с общественностью взялась за дело развала нашей семьи с размахом и выдумкой. Интриганка не ленилась с утра пораньше приезжать в Загорянку, где располагается наш коттедж, и, затаившись в машине, дожидаться, когда я покину дом. Затем дама беззастенчиво заявлялась в гости к Витальке и принималась раскидывать по жилищу свое нижнее белье.

Ажурные стринги и подбитые поролоном бюстгальтеры я находила в самых неожиданных местах. Тесемки и лямочки вызывающе свешивались из кухонных шкафов, оказывались подсунутыми под колонки домашнего кинотеатра и даже заткнутыми в мой зимний сапог. Все это добро я терпеливо собирала в мусорное ведро, которое тут же относила на помойку, ничем не выдавая удивления от полученных сюрпризов. Не то чтобы я такая уж покладистая и готова прощать благоверному походы на сторону. Просто часть кредита за дом Виталик погасил путем продажи моей квартиры, и уходить мне было некуда.

— Ты пойми, Ритуля, ведь это и твой дом тоже, — убедительным тенорком подталкивал меня любимый к продаже приличной «однушки» на Соколе, доставшейся мне от бабушки. — Формальности не имеют значения. Ну и что, что дом оформлен на меня, ведь мы-то с тобой знаем, что это наше общее гнездышко.

Я ходила по двухэтажному «гнездышку», собирала чужие предметы туалета и, сцепив зубы, чтобы не разреветься, заставляла себя терпеть и верить, что это и мой дом тоже. Я верила до тех пор, пока разлучница, так и не дождавшись ответной реакции, не перешла в открытое наступление.

— Знаешь, Ритуля, — однажды проговорил Виталик, под утро вернувшись из офиса. — Я должен тебе признаться. У нас с Леночкой будет ребенок. Как человек порядочный, я обязан на ней жениться. Я подал на развод, так что подыскивай себе работу, жилье, и давай расстанемся по-хорошему…

Расстаться по-хорошему не получилось. Скопившаяся за шесть месяцев молчания обида нашла выход в четких и конкретных характеристиках самого Виталика и его премудрой подруги. В общем, из «нашего уютного гнездышка» я уходила в слезах, домашних тапочках и халате, в который еще до скандала предусмотрительно сунула ключи от машины.

Завидев меня в дверях комнаты институтского общежития, Танька Коровина, однокурсница и лучшая подруга, тут же преисполнилась оптимизма.

— Давно надо было послать Витальку куда подальше, — возбужденно говорила Татьяна, натягивая на блондинистую голову парик Боба Марли. — Тебе, Ритка, пора погрузиться в творчество. В конце концов, ты — будущий режиссер культмассовых мероприятий, а не собиральщица чужих трусов! И пожалуйста, не делай страдальческое лицо — со мной без работы не останешься. Знаешь, Рит, сколько мы за один корпоратив зарабатываем? Давай, рядись по-быстрому в Майкла Джексона, поедешь с нами.

Я тяжело вздохнула, скинула халат, покорно нацепила на свою высокую фигуру куцый костюм негра-альбиноса и влилась в дружный коллектив аниматоров. Ведь на что-то мне надо было купить себе смену белья, джинсы и парочку блузок?

В принципе я не склонна к авантюрам. И не люблю приключения, предпочитая шумным вечеринкам уютный диван, интимно звучащую Нино Катамадзе и томик рассказов Гиляровского. Именно поэтому после очередной бессонной ночи в клубе «Бум», где пела и скакала в образе Чебурашки, я уселась на подоконник Танькиной комнаты, прижалась лбом к оконному стеклу, посмотрела на деток во дворе, и поняла — работа нянечки — как раз то, что мне нужно. Сидят себе мамки-няньки, дремлют на лавочках с журналами в руках, пока детишки тихонько лепят из грязи куличики у их ног. Куда приятнее наших так называемых корпоративов. Нельзя сказать, чтобы работы в культмассовом секторе не хватало. Напротив. Нас, аниматоров с режиссерского отделения института культуры, приглашали для проведения свадеб, юбилеев и торжественных проводов в армию чуть ли не каждый день. Но уходить от распоясавшихся заказчиков черными ходами ресторанов мне было унизительно. Клиенты отчего-то считали, что, оплатив пять часов нашего времени, имеют полное право тащить нас с Танькой после мероприятия в постель, и с этим я никак не могла согласиться. Поэтому, сидя на подоконнике институтского общежития, я внезапно поняла — няня для тихой крошки — вот решение моих проблем.

Краткая беседа с сотрудницей кадрового агентства «Малышок» чуть было не разрушила мои планы на спокойное будущее.

— Напрасно вы сюда пришли, девушка, — тянула надменная мадам.

Брезгливое выражение лица и толстые стекла очков, сквозь которые меня разглядывали, делали мою собеседницу похожей на Надежду Константиновну Крупскую в последние годы жизни.

— Опыт показывает, что ваши шансы найти работу в сфере семейного персонала равны нулю… У вас нет педагогического образования, нет рекомендаций, нет медицинской книжки. Если бы вы знали хоть один иностранный язык…

— Знаю! — оживилась я. — Я отлично владею нидерландским, потому что еще до замужества полгода прожила в Голландии у одного художника…

— Не стоило об этом говорить, — ханжески надула губы кадровичка.

Я не стала доказывать безобидность своего времяпрепровождения в Гааге, где мой неудавшийся жених — учитель младших классов — преподавал рисунок в школе для одаренных детей, хотя и поняла красноречивый намек прибитой климаксом тетки. Двойник Крупской захлопнула органайзер, всем своим видом давая понять, что аудиенция окончена, и совсем уже было развернулась к мерцающему экрану монитора, но в последний момент замерла, остановив тяжелый взгляд на верхней пуговице моей блузки.

— Постойте, — выдохнула она, почесывая обкусанным концом ручки переносицу под очками. — Чем черт не шутит, попробуйте съездить к Кашкиным…

— А там кто — девочка или мальчик? — с любопытством спросила я, в душе надеясь, что при любом раскладе ребенок будет уравновешенным и спокойным.

— В эту семью няня требуется девочке младшего школьного возраста, — уклончиво ответила дама.

И, слишком поспешно отведя глаза в сторону, принялась сосредоточенно рыться в бумагах. Нашла нужный листок и протянула мне распечатку с адресом где-то в районе Лефортова и подробной схемой проезда к дому моих потенциальных работодателей. После чего еще раз окинула меня недоверчивым взглядом и с головой погрузилась в текст на мониторе компьютера.

Так я оказалась у подъезда элитной новостройки в Лефортове. Это был даже не дом, а целый жилой комплекс «Яуза», состоящий из трех строений, сообщающихся между собой крытыми переходами. Первые этажи дома были отведены под торгово-развлекательный центр «Яузский пассаж», выше располагался фитнес-клуб с бассейном и салоном красоты.

Мне сразу понравилось, что, помимо магазинов и бутиков, в «Пассаже» целая куча кинотеатров, ресторанов, кафешек, бильярдных и тому подобных развлекательных заведений. Был даже один книжный магазин. По-моему, очень удобно. Сначала мы с милой крошкой обедаем, гуляем, делаем уроки, а ближе к вечеру я отвожу свою подопечную на мультики, сама же тем временем могу позаниматься спортом. Потом мы, счастливые и довольные друг другом, отправляемся в кафе, где будем пить горячий шоколад, заедая его большим куском чизкейка. Затем я, не покидая здания, поднимусь на лифте на четвертый этаж и уложу малышку спать. Уснет она моментально, едва головка ее коснется подушки, ибо позитивные впечатления переполняют детскую душу. А я, получив от мамочки изрядную сумму денег, отправлюсь восвояси…

Так, мечтая о приятном времяпрепровождении и необременительной работе, я постояла несколько минут у двери парадного, сверяясь с адресом на бумажке. Посмотрела на уютный внутренний дворик, в котором среди пыльной зелени кустов боярышника качался на качелях угрюмый подросток. И, решительно набрав на домофоне номер квартиры, стала ждать допроса с пристрастием, кто я, откуда и зачем пожаловала. Но напрасно я готовилась к обстоятельной беседе. Никто не поинтересовался целью моего визита в квартиру Кашкиных. Домофон звонко крякнул и без единого вопроса щелкнул замком, приглашая войти. Собравшись с духом, я потянула дверь на себя и шагнула в подъезд.

Сейчас я себя спрашиваю — какая нелегкая занесла меня в этот фешенебельный дом на берегу реки Яузы? Ведь была же у меня вполне приличная работа! Чего мне, Маргарите Цуцик, студентке третьего курса института культуры, не сиделось в уютных ночных барах, изображая в соответствии с пожеланием заказчика то райскую птичку, то лошадь командарма Буденного? Ведь, как я уже говорила, в душе я совсем не авантюристка, жутко не люблю приключения, и до недавнего времени моим жизненным кредо был красноречивый призыв: «Люди, оставьте меня в покое!»

Но я все-таки потянула дверь на себя, шагнула в подъезд, поднялась на четвертый этаж, уперлась пальцем в кнопку звонка и с минуту трезвонила в квартиру, где ждалиняню. Дверь мне открыла вовсе не молодая мамаша. И даже не хорошенькая первоклашка. На пороге стоял замурзанный пацанчик лет десяти с большущей головой на тонкой шейке, носом пельмешкой и мохнатыми ресницами. Его щуплая грудь, как портупеей, была крест-накрест перетянута двумя длинными ремнями плотно набитых спортивных сумок. Штаны висели на худом заду мешочком, а на поясе, подвязанная бечевкой, болталась жестянка от чая, разукрашенная яркими драконами на фоне восточного орнамента. Парень глянул на меня сквозь свои потрясающие ресницы, переложил пачку чипсов из одной руки в другую и кивком пригласил войти.

— Я к Кашкиным, — на всякий случай сообщила я, с недоумением оглядываясь по сторонам.

— Няня? Из агентства? — деловито уточнил этот типчик, вытирая руки о штаны.

— Няня… Меня Рита зовут, — пробормотала я.

И, спохватившись, тут же представилась по всей форме:

— Маргарита Цуцик.

— Проходи, — коротко выдохнул он.

И, даже не оглянувшись, неторопливо двинулся в сторону неприбранной кухни, на ходу похрустывая чипсами. При каждом шаге мальчика в жестяной банке что-то гремело и перекатывалось. Рубаха, застегнутая на две уцелевшие пуговицы, перекосилась под тяжеленными торбами на его худеньких плечах. Следуя за парнем, я на ходу отмечала гору сваленной в прихожей разнокалиберной обуви, залепленный пластилиновыми лепешками кафельный пол коридора, разрисованные фломастером стены и понимала, что одному ребенку так загадить дом не под силу. Мальчишка прошел на кухню, уселся на табурет, жестом предложил мне занять место напротив и в процессе беседы подтвердил мои опасения.

— Что было в школе по алгебре? — окидывая меня цепким взглядом, придирчиво спросил он.

Я могла бы соврать не в меру любопытному паршивцу, который сует нос не в свое дело, что с утра до ночи только и делала в школе, что решала тригонометрические уравнения, но врать я от природы не умею. Поэтому я жалобно посмотрела на своего мучителя и тихо попросила:

— Позови маму.

Но мальчишка как будто меня не слышал. Он сурово сдвинул брови к переносице и продолжил допрос:

— Как обстоят дела с логарифмами?

— Плохо обстоят, — честно призналась я, прикидывая, в каком же классе мы проходили логарифмирование. По-моему, это было классе в восьмом, если не в девятом. Но этот шкет не тянул и на семиклассника. Максимум четвероклассник. Тогда возникает вопрос — зачем ему логарифмы?

Пока я размышляла над этой загадкой, собеседник пытливо прищурился и срезал меня следующим вопросом:

— А козу из пластилина слепить сможете?

— Можно попробовать, но я не уверена, — скучным голосом ответила я, разглядывая педикюр на левой ноге.

От бессмысленности беседы я готова была провалиться сквозь землю, хотя и понимала, что пытает он меня не просто так.

— Хотя бы Мамин-Сибиряк у вас есть?

— В каком смысле? — встрепенулась я.

— В смысле сборника «Аленкины сказки» или «Лес не школа, а всему учит», — терпеливо пояснил пацан. — Или, может, на память изложение по «Серой шейке» написать сможете? Про козу и алгебру я так, на всякий случай спросил. Пусть Лизка и Светик сами за себя отдуваются. Главное, чтобы вы за меня уроки делали — ведь это я вас нанимаю на работу.

— Минуточку, кто такие Светик и Лизка? Мне сказали, что будет одна девочка — первоклашка.

— Именно, — важно кивнув головой, согласился со мной собеседник. — Первоклашка у нас одна — Светик. А мы с Лизкой взрослые. Лиза в восьмом классе учится, а я в третий перешел.

— А родители ваши где? — ошарашенно спросила я, уяснив из всего вышесказанного, что у парня имеются две сестры, но ни слова не услышав о папе с мамой.

Не удостоив меня ответом, парень кинул задумчивый взгляд на дуршлаг в сушильном шкафу, что-то прикинул в уме и бойко произнес:

— От вас требуется изложение страницы на две, можно в черновом варианте, все равно своим почерком придется переписывать.

Я затравленно оглянулась на дверь и снова спросила:

— Из взрослых кто-нибудь дома есть?

В этот момент я в первый, но далеко не в последний раз пожалела о своем визите в жилой комплекс «Яуза». Мне бы подняться со стула, откланяться и уйти, сославшись на неотложные дела. И жила бы я себе спокойненько, так никогда и не узнав, что этот самый мальчишка с чистыми глазами ребенка и въедливым умом патологоанатома бесследно исчезнет и никто, даже родная мать, не озаботится его поисками. А все обрушится на меня, няню Риту Цуцик, двадцатипятилетнюю дурочку, которая просто ненавидит приключения.

Но я продолжала сидеть на стуле и жалобно смотреть на своего нанимателя. И, словно отвечая на мой вопрос, в прихожей звякнули ключи, и в глубине квартиры раздался грозный бабий крик:

— Здрассьти, кого не видела! Ромка, ты книжки сложил, как мы вчера договаривались?

Мальчишка деловито закусил губу и полез в одну из своих торб. Порылся в ней и выудил потрепанную желтую брошюру, на обложке которой синело название: «Конвенция ООН о правах ребенка». Раскрыв законодательный акт на заложенной ручкой странице, Ромка принял независимую позу и с вызовом уставился на кухонную дверь.

Ждал он не долго. Створка двери поползла в сторону, и в образовавшуюся щель просунулась гладко зачесанная старушечья голова с седеньким пучком на затылке. Заглянуть к нам старушка заглянула, но сказать ничего не успела. Не дав ей и рта раскрыть, мальчишка зачастил:

— Баб Зина, слушайте и запоминайте! Статья тридцать вторая конвенции о правах ребенка гласит, что все дети имеют право на защиту от выполнения работы, которая может представлять опасность для их здоровья!

— Это какую же опасность представляет для тебя разборка книг? — оторопела баба Зина.

— Вы что, сами не понимаете? — презрительно оттопырил губу Ромка. — Завалит меня ими, неужели не ясно? Вон, на полках сколько книг набросано, целые горы, а мне всегда везет, как утопленнику.

— Ну-у, зануда, затянул шарманку, — пробормотала старушка. — А чего ты не в школе?

— Экскурсия у нас была. В Пушкинский музей. Пораньше отпустили.

Баба Зина с сомнением покачала головой и только тут заметила, что мальчишка на кухне не один. При виде меня добрые морщинки на лице старой женщины расползлись в стороны, губы растянулись в улыбке, и баб Зина приветливо спросила:

— Нянька, что ль?

— Нянечка, — закивала головой я. — Для Светы.

— Не для Светы — для всех троих, — тут же поправила меня пожилая женщина.

Вот уж дудки! Мне в агентстве говорили только про девочку младшего школьного возраста. А про других детей не ставили в известность! Так что нечего навешивать на меня еще двух охламонов.

— Я пришла смотреть за Светой, — твердо повторила я.

— Как же, за Светой, размечталась! — ехидно заметила баба Зина, открывая дверь пошире и закатываясь на кухню целиком.

Круглая фигура ее напоминала мяч, поэтому старушка не ходила, а катилась, как волшебный клубок по лесной дорожке.

— Еще неизвестно, кому нянька нужнее, — обстоятельно рассуждала она, споласкивая руки в кухонной раковине. — Светику, Роману или Лизавете. У них тут настоящий сумасшедший дом. Трое детей без присмотра. Чудят — кто во что горазд. А я тоже разорваться не могу, я только за уборку отвечаю, а нянчится мне с ними недосуг. Свои внуки дома дожидаются. А с этой командой так вымотаешься, что еле до дома доползаешь. Все няньки от них сбежали. Никаких, говорят, денег не надо. Здоровье дороже.

Слушая бабу Зину, я поймала себя на мысли, что все про этих детей поняла. Должно быть, Кашкины сироты, и их опекает троюродная иногородняя тетка, которая не имеет физической возможности часто навещать племянников. Вот она и наняла сердобольную бабу Зину за символическую плату, чтоб та готовила и убирала.

— А государство что же, сирот без поддержки оставило? — недоверчиво спросила я.

Баба Зина выкатила на меня круглые глаза и удивленно произнесла:

— Какие ж они сироты? Отец их, конечно, никудышний, но пока еще живой. С фольклорными концертами колесит по России. Да и мать имеется. Идем, покажу, где она обитает, а заодно и расскажу, как за ней ухаживать.

Следуя по коридору за переваливающейся утицей домработницей, я слушала ее пространные объяснения и рисовала в уме картины одна страшнее другой.

— Ты, девка, хотя бы раз в день не забывай ее кормить, — поучала меня баба Зина. — А лучше будет, если покормишь два раза. Все ж таки жалко, живой человек.

Прикованная к кровати женщина тут же всплыла перед моим мысленным взором, и мне в который раз за эти десять минут безумно захотелось убраться восвояси.

— А уколы ей надо делать? Или из больницы кто приходит? — стараясь скрыть тревогу в голосе, полюбопытствовала я.

Я до обморока боюсь крови и про себя решила — если понадобятся уколы — ни за какие деньги не буду работать! Лучше уж сразу сбегу. Придумаю что угодно, только не заставляйте меня никого колоть! Я уже открыла рот, чтобы откланяться, но старушка бойко перекрестилась, пожелала мне типун на язык и, стукнув костяшкой пальца в дверной косяк, распахнула дверь самой дальней комнаты. Я заглянула в помещение, оказавшееся кабинетом, и поняла всю абсурдность своего предположения. За компьютерным столом сидела бодрая женщина лет тридцати с небольшим. Широкие брюки и просторная размахайка индийского фасона делали мать Кашкиных похожей на хиппи, какими их показывают в хронике Вудстокского фестиваля. Хипповатая мамаша держала во рту карандаш и вдохновенно что-то выстукивала тонкими пальцами на клавиатуре компьютера.

— Нинок, это я, Зинаида, — прокричала, как глухой, моя провожатая.

Любительница комфортного стиля в одежде поморщилась, словно ее одолевала докучливая муха, но глаз от монитора не отвела, продолжая барабанить по клавишам. Баба Зина подождала пару секунд и уверенно промаршировала мимо хозяйки к обувной коробке от кроссовок, покоящейся на тумбочке с компакт-дисками. Сняв с коробки крышку, старушка выудила оттуда несколько купюр и доложила:

— Беру пятьсот рублей за уборку и триста на «Доместос», «Фейри» и освежитель воздуха.

Мамаша Кашкина слабо махнула рукой, давая понять, что ничего не имеет против, и помощница по хозяйству повернула назад. Встретившись взглядом со мной, застывшей в дверях соляным столпом, баба Зина вспомнила о моем существовании. Она снова развернулась к Нинку и бодро отрапортовала:

— Вот еще что! Нин Сергевна, Ромка няньку новую пригласил.

Обладательница восточной размахайки покивала, не отрываясь от своего занятия, и пробормотала:

— Нянька — это хорошо. Пусть в магазин сходит, пельменей купит.

Домработница достала из коробки еще пару купюр, и мы вышли из кабинета.

— Нинок у нас психолог по семейным вопросам, — передавая мне деньги на продукты, проговорила баба Зина, с уважением поглядывая на кабинетную дверь. — Через Интернет консультирует. Денег на этих консультациях зарабатывает целую кучу! Видала, сколько у нее в коробке тысячных бумажек лежит? Когда кому из семейных надо — заходят и берут. Главное, сказать, на что. Так что ты тоже свою зарплату бери, не стесняйся.

— А сколько брать? — скромно уточнила я.

— Что ж ты расценки в агентстве не узнала? — пожурила меня собеседница. — Я, как устраивалась на работу, первым делом насчет оплаты справочки навела.

Не стоит думать, что я такая уж непрактичная. С московскими расценками на услуги нянь я тоже ознакомилась в первую очередь и поэтому заметила, что полностью владею информацией.

— Вот и множь эту цифру на три, — поучала меня оборотистая женщина. — Трое детей на твоем попечении — значит, втрое больше платить должны.

Раскрыв мне глаза, помощница по хозяйству засеменила по коридору в сторону кухни. Обрадованная неожиданным поворотом дела, я бодро потрусила за старушкой.

За обсуждением финансовых вопросов мы дошли до кухни, но там никого не оказалось. Юридически подкованный Ромка сбежал. Баба Зина сделала суровое лицо и двинулась по коридору в сторону детских комнат.

Квартира Кашкиных представляла собой так называемый лофт с просторным холлом, часть которого была отгорожена извилистой стеной под кухню. Вдоль уютной гостиной с огромным синим диваном и здоровенной плазмой шел длинный коридор в форме волны, в который выходили четыре белые двери — три детские и кабинет. Две серые дверки поуже и поменьше вели в ванные комнаты, которых на самом деле было три. Третья уборная сообщалась с кабинетом — должно быть, для того, чтобы мама Кашкина не отвлекалась по мелочам от своей великой психологической миссии.

Баба Зина промаршировала до конца коридора и остановилась рядом с ближайшей к кабинету дверью. Рывком распахнув белую створку, старушка вкатилась в Ромкину комнату и, уперев руки в бока, замерла на середине захламленного помещения. Ромка сидел на подоконнике перед телескопом в позе астронома, совершающего великое открытие. На наше вторжение мальчишка отреагировал весьма своеобразно — замахал на нас руками и жестами стал умолять не мешать ему работать.

— Чего расселся, прибирайся, а то все выкину! — грозным голосом прикрикнула женщина на владельца апартаментов.

Я окинула взглядом мальчишечью спальню и согласилась с бабой Зиной — детская действительно нуждалась в уборке. Больше всего Ромкина комната напоминала библиотечное хранилище, где идет инвентаризация. Повсюду — даже на письменном столе и разобранном диване — валялись растерзанные журналы, зачитанные книги, мятые, криво подписанные тетради и сборно-разборные конструкторные монстры — биониклы. Даже Ромкин телескоп был пристроен на покосившуюся стопку журналов, а сам он восседал на толстой потрепанной книжке.

Воодушевленная тройной оплатой, я оптимистично подхватила с пола солидный, красиво оформленный том под названием «Драконоведение» и хотела положить его на полку, но случайно раскрыла книгу и не смогла оторваться. На странице был приклеен переливающийся клок чешуйчатой, почти что настоящей серой кожи, под которым шла надпись — «Шкура зерастанского дракона». Ниже рассказывалось об ареале обитания этого вида животных, а также о том, чем данные особи питаются и как их приручить. Мистификация показалась мне настолько талантливой, что если бы я была ребенком, то ни секунды бы не сомневалась, что передо мной монументальный научный труд, содержащий правду, одну лишь правду о живущих на далеком острове огнедышащих чудищах.

— Вот ведь, паразиты, — заметив мой интерес, тихо проворчала баба Зина. — Напридумывали всякой чуши, а парень верит, что драконы действительно живут на заморском острове. Хорошо хоть, теперь инопланетянами увлекся, у окна торчит, в телескоп смотрит, а то никакого сладу с ним не было — поеду, говорит, на Зерастан, приручу шипоспинного дракона. Я, говорит, знаю, что он ест и на что ловится.

Пока мы беседовали, Ромка взялся за уборку. Мальчишка слез с подоконника, поднял с пола красочный альбом «Загадочные животные нашей планеты» и тут же уронил его обратно. Из пальца капала кровь.

— Опять страницей порезался? — не удивилась баба Зина, доставая из кармана широкой юбки упаковку бактерицидного пластыря с изображением мультяшного кота Гарфилда. И, заклеивая кошачьей мордой детскую рану, пояснила специально для меня:

— Ромка тот еще везунчик! То разобьет о подушку нос, то расцарапает коленки о колготки… Я вот, видишь, специально для него пластырь с собой ношу. И пузырек зеленки.

Обработав потерпевшему порез, домработница добродушно проговорила:

— Ром, ты книжечки с пола собери, я влажную уборку в квартире сделаю и домой побегу. До начала сериала хочу успеть.

А мне сказала:

— Не стой столбом, сбегай за пельменями, сейчас девчонки из школы придут.

Поход в продуктовый отдел торгового центра занял у меня часа полтора, не меньше. Под приятную тихую музыку я прошлась с тележкой по торговому залу и вместо пельменей накупила массу питательной и вкусной еды. Стоя перед витриной с охлажденным мясом, я рассудила, что для детского организма гораздо полезнее домашние котлеты, чем замороженные полуфабрикаты. Правда, котлеты надо еще приготовить, но я самонадеянно подумала, что справлюсь с этим пустяковым делом. Раньше ведь я готовила своему Цуцику? Готовила. То фондю ему приготовлю, то отварные креветки. Но то была обычная еда, которую люди едят каждый день, а вот котлеты, честно говоря, поставили меня в тупик. И если бы не баба Зина, я бы ковырялась с мясорубкой до следующего утра, соображая, что к чему крепится и что куда нужно вставлять. А так мы провозились-то всего ничего, с часок, не больше. Сначала отмыли механизм от ржавчины, затем собрали детали электромясорубки в единую конструкцию, стараясь скручивать прибор по возможности ровно и без перекосов, и только тогда приступили к приготовлению фарша. Но перемолоть все три кило говядины до прихода девочек мы так и не успели.

Хлопнула входная дверь, и в прихожей раздались девчачьи голоса. Я сразу поняла, что высокий и звонкий, как бубенец, голос принадлежит той самой первоклашке, к которой я, собственно говоря, и шла работать. Поэтому, нацепив на лицо радостную улыбку Мэри Поппинс, я отправилась знакомиться со Светиком. Шагнув в прихожую, я присела на корточки и ласково протянула руки к маленькому белокурому существу, похожему на ангела. Если верить телепередачам по педагогике, взрослые всегда так делают, если хотят втереться в доверие к детям. Звонкий колокольчик стих в тот же миг, как только малышка заметила мое приветливое лицо на уровне своей мордашки. Ангел смерил меня недоверчивым взглядом и хриплым басом спросил:

— Ты хто?

— Твоя новая нянечка, — игриво пропела я, воображая себя Белоснежкой, разговаривающей с синичкой.

Хмурая девица, что стояла рядом с малышкой, перестала рассматривать туфлю с оторванным каблуком, которую до этого крутила в руках, и кинула на меня настороженный взгляд. Судя по всему, это и была Лиза, хотя в то, что старшеклассница только что вернулась из школы, поверить было трудновато. Темные Лизины волосы были обильно залиты лаком и топорщились во все стороны, что придавало ее детскому лицу, украшенному васильковыми тенями, персиковыми румянами и клубничной помадой, вид завсегдатая кислотной тусовки. Лимонного оттенка лосины выглядывали из-под крохотной джинсовой юбочки. Таким же вызывающе желтым был и топик, больше похожий на верх от купальника. Лиза сдула упавшую на глаза рваную челку, смерила меня оценивающим взглядом и протянула в нос:

— Няа-анька, значит… И как зовуут?

— Маргарита, — с трудом выдавила из себя я. И зачем-то добавила, в упор глядя на желтые лосины: — Ивановна.

— Будешь Марго, — хмыкнула Лиза. — А меня зови просто — Бритни Спирс.

Между тем белокурый ангел сноровисто ухватилась за небрежно собранные на затылке волосы и привычным движением подтянула свалявшийся хвост. Проворно скинула ранец со спины и расстегнула меховую жилетку пронзительно-розового цвета, в гламурных журналах именуемого «барби пинк». На попке первоклашки красовались велюровые шортики столь же позитивной расцветки, на которых болтался задорный поросячий хвост.

— Светик, ты любишь свинок? — умильно спросила я, желая понравиться малышке.

— Ненавижу, — хрипло отрезала девочка.

— А почему же у тебя сзади поросячий хвостик? — не отставала я.

— Это не хвостик, это рюшка оторвалась. Вот видите, раньше на попе было вот так вот, а потом Вовка выдернул из-под меня стул, и когда я падала со шкафа, то штанами зацепилась за угол парты.

Сначала я еще пыталась представить себе малютку Светика, из-под которой злые одноклассники выдернули стул, но откровение про шкаф спутало все мои мысли. Я уже не слушала белокурого ангелочка, а кидала осторожные взгляды на Лизу, гадая, что же она замышляет. Мрачнеющее с каждой секундой лицо старшей из детей Кашкиных не оставляло никаких сомнений в том, что сейчас кто-то получит по полной программе.

И я не ошиблась в своих ожиданиях. Пока Светик, независимо покачиваясь с пятки на мысок, объясняла мне происхождение хвоста — закорючки на собственных шортах, ее старшая сестра продолжала придирчиво изучать то место на туфле, где когда-то был каблук. Придя к некоему выводу, Лиза скроила лютую гримасу и решительно двинулась по коридору, размахивая туфлей и вопя на всю квартиру:

— Скунс паршивый, ты каблук оторвал?

Распахнув пинком Ромкину дверь, Лизавета влетела в комнату и, невзирая на дикие вопли братца, стянула мальчишку с подоконника, где тот, кое-как прибрав книжки, продолжал наблюдение за пришельцами.

— Ах ты, верблюжий сын, ты зачем мне туфли испоганил? — голосила девчонка, охаживая Ромку этой самой туфлей по тощей спине и выпирающим лопаткам.

По тому, как парень делал честное лицо, как ерошил волосы и горячо клялся в своей невиновности, было понятно, что обувь испортил именно он.

— Клянусь чем хочешь, это не я! — с преувеличенной искренностью завывал Ромка. — Это, наверное, Светик брала поносить…

Но Лиза была тертый калач, и провести ее оказалось не так-то просто. Лиза знала, где искать улики. Девчонка коршуном налетела на сумки брата и в мгновение ока завладела их содержимым. Там оказалась подборка вырезок про НЛО из журнала «Геоленок», стопка ветхих книг о динозаврах и завязанная на тесемки папка с изображением Бэтмена.

Небрежно поворошив мальчишечьи богатства и не обнаружив искомого, жестокая сестра сорвала с пояса подозреваемого заветную жестянку и запустила алчные лапы в святая святых. Напрасно Ромка бегал вокруг разорительницы и, потрясая желтой конвенцией, цитировал статью шестнадцать, согласно которой все дети имеют право на личную жизнь, — старшая сестрица без зазрения совести вытряхнула из жестяной банки металлический каблук, достала связку фигурных ключиков разной степени ржавости и нечто загадочное округлой формы, бережно обернутое в полиэтилен. Заинтригованная находкой, Лиза мигом утратила интерес к каблуку и принялась разворачивать полиэтиленовую упаковку, приговаривая:

— А это что еще за гадость?

Несчастный обладатель разоренных сокровищ устал грозиться Страсбургским судом и теперь только жалобно всхлипывал, дрожащими руками набирая на телефонной трубке номер уполномоченного по правам ребенка, почерпнутый из той же брошюры. Но представитель правозащитной организации, на которого возлагались большие надежды, был, как видно, занят какими-то глупостями и к телефону не подходил, чем доводил Романа до белого каления.

Светик стояла в дверях комнаты брата и без особого интереса наблюдала за разборкой. Было заметно, что подобная баталия для малышки в порядке вещей. От окончательного поругания Ромкины богатства спас звонок мобильника, раздавшийся в сумке его обидчицы. Кинув на пол так и не размотанный до конца полиэтиленовый кулек, который тут же прибрала к рукам младшая сестрица, «Бритни Спирс» неторопливо вынула телефон из кармашка оранжевого баула, заменявшего Лизавете школьный портфель. И, между делом грозя братцу надрать задницу за каблук и мухоморный характер, неторопливо нажала на клавишу приема.

— Bay, Шакира! — враз изменившимся голосом прокричала она в трубку, теряя всякий интерес к поверженному противнику. — Колись, подруга, ты алгебру сделала?

Болтая по телефону, Лиза надменно покинула комнату брата и удалилась в свои захламленные апартаменты, а заплаканный Ромка принялся распихивать богатства обратно по торбам. Первым делом он вернул на место сокровища из жестянки — связку ключей и железный каблук, озираясь по сторонам в поисках недостающего артефакта в полиэтилене.

— И зачем тебе этот хлам? — удивилась я, наблюдая, как Светик, повизгивая в коридоре от нетерпения и любопытства, сковыривает обертку с круглой липкой блямбы.

— Никакой это не хлам, а куски дракона. Его зуб и глаз, — заносчиво ответил мальчишка, сопя носом. — Самые что ни на есть настоящие!

В принципе я Ромку понимала. Я тоже в детстве обожала читать про дальние страны и до двенадцати лет писала письма своему лучшему другу львенку Симбе из «Короля-льва», очень обижаясь, что приятель тянет с ответом. А Коровина до сих пор верит, что Брем Стокер не придумал про Дракулу, а рассказал все так, как есть на самом деле. Что же мы хотим от ребенка, в распоряжении которого находятся прекрасно иллюстрированные псевдонаучные труды, посвященные сказочным чудовищам, от начала и до конца придуманные гениальными фальсификаторами из далекой беспринципной Америки?

Пока мы беседовали с Романом об экстерьере драконов, в коридоре протяжно взвыли. А в следующий момент Светик вбежала в комнату, и Ромка тут же получил по спине крепким девчачьим кулачком. Затем получил кулачком по пояснице, по пузу, по плечу и снова по спине. Зажав в руке какую-то загадочную вещь, Светик молотила братца по чему попало, выкрикивая звонким голоском сквозь слезы:

— Ууу! Глаз спер! У моего мишутки! Глаз! Уу!

Я даже удивилась, как легко и непринужденно голос этого ребенка в зависимости от обстоятельств меняет тональность от хриплого баса до комариного писка. И, помнится, подумала еще, что, будь я ее мамой, непременно отдала бы малышку в консерваторию. На мой обывательский взгляд, с такими вокальными данными карьера оперной примадонны Светику была бы обеспечена.

— Ну, спер, и дальше что? — вызывающе кривляясь от ощущения собственной безнаказанности, прищурился братец будущей певицы. И, сунув сестренке в нос желтую книжицу, обличительно потребовал: — Покажи, где здесь написано, что нельзя медведям глаза отрывать?

Светик не нашлась что ответить и от горя заголосила еще громче. Щеки ее стали пунцовыми, как помидор, а крохотный носик побелел. Предвидя дальнейшее развитие конфликта, я от греха подальше ухватила девчонку за запястье и потащила в ее комнату — переодеваться и мыть руки. Шли мы недолго — сразу за детской Ромки располагалась спальня его младшей сестры. Стоило приблизиться к комнате Светика, как сразу становилось ясно, что малышка обожает сладости и волшебных малюток поничек из сказочного Пониленда. «Верьти в понь!» — призывала красная, сделанная фломастером надпись на желтой бумажке, приклеенной на дверной косяк поверх шоколадных отпечатков пальцев.

Я переступила порог спальни малышки и огляделась по сторонам. На обоях танцевали феечки, и среди них высились деревянные полки с игрушками. Между игрушек были накиданы фантики от конфет и атрибуты сказочной лошадиной жизни. А на неприбранном диване, среди алых подушек сердечками, на сбитом одеяле восседал большущий белый медведь. Через косматый череп его, как у Кутузова, шла повязка, маскируя дыру на месте отсутствующего глаза. Сам глаз, испачканный и гадкий, находился сейчас у Светика в руках. Откинув в сторону полиэтиленовую обертку, девочка с ревом сковыривала с черной пластмассы белый пластилин, в который Ромка оправил для большего сходства с оком дракона не слишком убедительный в этом смысле медвежий глаз.

— Подлая! Не смей хватать своими ручищами! — вопил Ромка, скачками настигая Светика и вырывая у плачущей девочки свой главный артефакт. — Нет такого закона, чтобы научные экспонаты тырить! Это настоящий драконий глаз, дурында, а ты его ломаешь!

— Иииии! Укра-ал! У мишки моего украа-ал! — заливисто визжала ангелоподобная девочка, с дьявольской гримасой на кукольном личике молотя братца кулачками по чахлой груди.

— Ну-ка, прекратили орать, — прикрикнула на воющую на разные лады парочку баба Зина, вкатываясь в комнату и принимаясь охаживать озорников мокрой тряпкой по спинам.

Отоварив всех без разбору, но так и не добившись желаемой тишины, старушка повернулась ко мне и грозно приказала:

— А ты чего стоишь, как засватанная? Разними драчунов и иди котлеты жарь, я и так уже не успеваю.

Исполняя команду, я развернулась, чтобы бежать на кухню, а баба Зина кинула скользящий взгляд на часы, тяжело вздохнула и вдогонку мне заметила:

— Ну вот, девка, из-за тебя на сериал опоздала. Теперь уж домой не поеду, здесь «Проклятие графа Аскольда» посмотрю.

Я покосилась на визжащих младших Кашкиных, дерущихся посреди мятых фантиков и радужных понь. Прислушалась к доносящимся из Лизиной комнаты восторженным выкрикам о красавце физике и дураке Гаврюшине. По уверениям «Бритни Спирс», которыми она щедро делилась с «Шакирой», оба влюбились в нее по уши и теперь не дают прохода, подстерегая у женского туалета на третьем этаже. Под эту адскую какофонию выслушала таинственную заставку «Третьего мистического», по которому баба Зина собиралась на кухне смотреть свой любимый сериал, и поклялась себе, что заработаю денег на институт — и сделаю отсюда ноги.

Скатывая фарш в разнокалиберные шарики, я старательно выкладывала так называемые котлеты на шипящую сковородку и, уворачиваясь от масляных брызг, уговаривала себя, что умение готовить рано или поздно придет ко мне само. Надсадно орал телевизор, перекрывая шипение масла, под потолком лондонским смогом клубился чад от подгоревших котлет.

— Обожаю Мару Рюмину, — говорила помощница по хозяйству, прихлебывая чаек с конфеткой и обмахиваясь журналом «Семь дней».

Удобно устроившись за кухонным столом, старушка смотрела то самое «Проклятье графа», к началу которого не успела домой. Взгляд ее был прикован к трагического вида брюнетке, заламывающей руки в интерьере богато обставленной барской усадьбы позапрошлого века. Перед красоткой метался чем-то удрученный аристократ с тонкими усиками на бледном лице, и вся мизансцена говорила о горячей и несчастной любви между этими персонажами.

— А это кто? — кивнула я на чернявого неврастеника, шлепая очередную подгоревшую котлету на заранее приготовленную тарелку.

— Это граф Аскольд Володин, — охотно пояснила баба Зина. — Он к купчихе Варваре, которую Мара Рюмина играет, по подземному ходу каждую ночь пробирается. А купчиха, чтоб ты знала, самая настоящая ведьма. Она Аскольда приворожила, тот уже и сам не рад, что начал к ней ходить, да теперь-то куда уж деваться?

— А зачем он к ней ходит, если сам не хочет? — удивилась Лизка, приканчивая свою порцию моей сомнительной стряпни.

Девчонка изъявила желание ужинать на кухне, подальше от малышни и «Аватара». Ромка и Светик расселись за журнальным столиком перед домашним кинотеатром, включили свой любимый мультик, врубив звук на полную мощность, и под грохот инопланетных сражений в прострации зависли над полными тарелками, время от времени приходя в себя, чтобы пнуть соседа по столу ногой по голени. Тогда к боевым крикам из телика добавлялся вой потерпевшей стороны. Долго находиться в подобной обстановке было и в самом деле тяжеловато, и Лизка благоразумно предпочла нашу компанию обществу братца и сестрички.

— Да говорю ж тебе, купчиха колдунья, — рассердилась домработница на непонятливость Лизаветы. — Как же граф может к ней не ходить?

И, краем глаза поглядывая на экран, где как раз пустили рекламу, торопливо пересказала содержание уже просмотренных сорока серий. Если отбросить лирические отступления и пояснения, кто кому кем приходится, общий смысл рассказа бабы Зины сводился к следующему. В середине девятнадцатого века обитал на берегу реки Яузы граф Аскольд Володин. Жил вельможа вместе с красавицей женой и малолетним сыном в роскошном особняке, по весне перебираясь в подмосковное имение «Сосновка». Все, казалось, было у них замечательно, но граф Аскольд вдруг ни с того ни с сего затеял рыть погреб под кухонным крылом. Графиня не придала этому обстоятельству особого значения, но вскоре стала замечать, что граф частенько куда-то отлучается по ночам. Проследила графиня за мужем и обнаружила, что Аскольд не ограничился рытьем лишь одного погреба. Граф разветвил под домом целую сеть тоннелей и лазов, в том числе прокопал подземный ход к флигелю соседки — купчихи Рюминой. После чего зачастил в гости к любвеобильной вдовице, о которой по Лефортову шла не самая добрая слава.

Ходили слухи, что вдовица приворожила своего купца колдовскими зельями, а затем извела муженька лихими отравами. Также поговаривали, что к овдовевшей дамочке повадились за советом и помощью все мечтающие освободиться от постылых мужей и докучливых жен. Графа Аскольда купчиха тоже приворожила, хотя он ей не особенно был и нужен. Просто так в себя влюбила, про запас. Графине не понравилась столь пикантная ситуация, и обманутая жена выследила блудливого мужа. Улучив момент, благородная дама огрела супруга каминной кочергой по темечку и замуровала труп изменщика в боковом тупичке подземного хода. А вскоре загадочным образом пропали и сама графиня с малолетним сынишкой. По всему выходило, что граф из мести забрал семью с собой на тот свет и теперь их неприкаянные души бродят по подземелью в тщетных попытках обрести покой. Но неугомонная купчиха, желая попользоваться графом и в мертвом, так сказать, виде, призвала дух покойника на службу своим колдовским делишкам. И на протяжении последних трех серий с утра до ночи колдует, без зазрения совести пользуясь связями убиенного любовника в загробном мире.

— Такая вот история про графа Аскольда Володина, — подвела итог своему рассказу домработница.

Я всегда относилась с предубеждением к подобным фильмам, хотя и люблю иногда посмотреть «Дживса и Вустера» с Хью Лори в главной роли. Коровина тоже обожает этого актера, но предпочитает любоваться на него в образе диагноста доктора Хауса. Честно говоря, я бы предпочла смотреть что-нибудь менее циничное, но если Коровиной нравится этот сериал, то я ничего не имею против. «Доктор Хаус», так «Доктор Хаус». Российские же сериалы мы с Танькой не смотрим из принципа, но история графа Аскольда, честно говоря, произвела на меня впечатление. И я решила, что при случае скачаю «Проклятие» из Интернета и как-нибудь холодным зимним вечером, когда Коровиной не будет дома, посмотрю сериал целиком — от начала и до конца.

А вот Лизке сюжетная линия фильма показалась банальной.

— Фигня какая-то, — хмыкнула девчонка, довольно потягиваясь и отодвигая в сторону пустую тарелку.

— Понимала бы чего, — сердито буркнула баба Зина. — Да если хочешь знать, я в «Семи днях» читала, что все в этой истории от первого до последнего словечка правда. Между прочим, на самом деле жил тут, в Лефортове, такой граф Володин и шастал по ночам к веселой купчихе, которая была ведьмой, а жена этого графа того… Порешила, чтоб не блудил. И, между прочим, Мара Рюмина — родная правнучка той самой купчихи. Что ты, Лизавета, на меня так смотришь? Не веришь, что ли? Я читала, что это Мара нашла спонсоров, чтобы снять сериал. И сама же сыграла в нем свою прабабку. Теперь вот клуб в прабабкином флигеле открыла. Я, по совести говоря, и к вам-то устроилась только потому, чтобы хоть одним глазком на артистку Рюмину взглянуть…

— А что, этот ведьмачий клубешник где-то здесь, неподалеку? — оживилась Лизка.

— А вон он краснеется, выгляни в окно, — махнула рукой баба Зина в сторону голубых занавесок. — Красивое строение с медной крышей видишь? Это и есть клуб Мары. «Аскольдова могила» называется. Там собираются ее поклонники.

— А чего они там делают? — шепотом спросила заинтригованная Лизавета.

— С духами общаются, неужели не ясно? — тоже шепотом ответила девочке помощница по хозяйству.

Мне стало ужасно интересно про колдовство и духов, и я, в свою очередь, поинтересовалась:

— А дом графа тоже где-то здесь, неподалеку находится?

— Графскую усадьбу пять лет назад укатали бульдозерами, и на месте особняка Володиных отгрохали вот эту элитную махину, в которой мы теперь сидим, — ворчливо ответила баба Зина. И тихонько добавила: — Хотела бы я взглянуть на купчихин флигель изнутри, а то и глазом моргнуть не успеешь, как его, не ровен час, с землей сровняют.

— А чего ж вы не сходите в Марин клубешник? — хихикнула Лизка.

Баба Зина с досадой махнула рукой и, порывисто вздохнув, пробурчала:

— Куда я, старая, полезу? Там, я читала, какие-то готы собираются. И я, бабка столетняя, приду?

— Готы — это прикольно! — обрадовалась девчонка. — Мы с Шакирой обязательно в «Аскольдову могилу» сходим, и тебе, баб Зин, потом расскажем, что там и как.

Я соскребла с мясорубки остатки фарша, вымыла сковородку, протерла за собой стол, окинула взглядом кастрюлю с нажаренными на неделю котлетами и заторопилась домой, готовиться к лабораторной по семиотике. Так прошел мой первый рабочий день в семействе Кашкиных.

Я хотела отработать нянечкой до конца месяца, а потом сбежать, но судьба распорядилась иначе. Ромка пропал в самый неподходящий момент. Хотя о чем это я? Разве бывают подходящие моменты, во время которых пропадают дети? За те семь дней, что я проторчала у Кашкиных, я даже успела по-своему привязаться к дотошному зануде, и таинственное исчезновение Ромки меня серьезно напугало. Кроме того, загадочному происшествию предшествовала длинная череда довольно странных событий, непосредственной участницей которых мне довелось стать. Именно поэтому я и предприняла вполне конкретные шаги, чтобы выяснить судьбу исчезнувшего мальчика. И, как видите, эти шаги вышли мне боком. Но не буду забегать вперед и расскажу обо всем по порядку. Это началось… Когда же это началось? Постойте, ну да! Каша заварилась во вторник.

Надо заметить, что, несмотря на занятость и усталость, иногда мне все-таки удавалось добраться до института и посетить занятие по истории искусств или по физкультуре. Вот и во вторник я с самого утра отправилась в свое учебное заведение в надежде прослушать парочку лекций и сходить на один семинар. Как ни выматывалась я у Кашкиных, но все равно в глубине души понимала, что работа работой, а образование получать надо. Танька придерживалась точно такой же позиции и даже взяла на себя обязанности неподкупного и бескомпромиссного будильника, каждое утро тряся меня за плечо и требуя, чтобы я поднималась и тащилась в институт. Во вторник первой парой была культура речи.

— Рит, не смей этому гаду ничего оставлять, — зудела мне в ухо Коровина, разрисовывая завитушками тетрадь.

Мы с подругой сидели на задней парте в самом дальнем углу аудитории и изо всех сил пытались сосредоточиться на деловом этикете, но у нас с Танькой это не слишком-то получалось.

— Пусть подавится моим добром, — всхлипнула я.

— Скажите, пожалуйста, какая благородная нашлась! — возмущенно заверещала Татьяна. — Хоть вещи свои забери, а то Цуцикова пассия твою шубу за милую душу сносит.

— Да что там шуба, дом жалко, я в него душу вложила, — шмыгнула я носом.

— Ладно душу, ты в него вложила бабкину квартиру на Соколе! — подлила подруга масла в огонь. — А теперь бомжуешь, по общагам, вон, мыкаешься…

От справедливости ее слов у меня перехватило горло, а из груди непроизвольно вырвался мучительный стон, похожий на сдавленное мычание.

— Коровина, Цуцик, — строго сказала молодая преподавательница по культуре речи, поглядывая на нас сквозь толстые стекла очков. — В курилке не наговорились?

С соседнего места раздался жизнерадостный гогот — это веселился Танькин парень Жорик Шмулькин по прозвищу Шмуль. Именно он выискивал и организовывал наши корпоративные гастроли, мечтая со временем заткнуть за пояс самых известных острословов неподражаемым юмором о себе, любимом, и сальными шутками на женскую тему. Упражнялся же будущий шоумен на нас с Коровиной, оттачивая красноречие по каждому удобному случаю и изводя нас глупыми анекдотами.

— Шмулькин, вас что, культура речи не интересует? — разозлилась очкастая молодуха за преподавательской кафедрой.

— Помилуйте, как же не интересует? — резвился институтский клоун. — Вы так культурно выразились: Коровина — цуцик… Милое ругательство получилось. Культурное.

Вот ведь я дура, и фамилию этого предателя взяла! Была бы себе, как раньше, Маргарита Петрова, никто бы не смеялся мне в лицо. Теперь ходи всю жизнь Цуциком! А не хочешь быть Цуциком — меняй автомобильные права, медицинский полис и прочие документы обратно на Петрову. И то и другое вызывало во мне глухой протест, если не сказать раздражение. Быть Цуциком не хотелось, бегать по инстанциям было лень. От безысходности я треснула покатывающегося со смеху Шмулькина сумкой по голове. Жорик громко ойкнул и двумя руками схватился за вздыбленный чуб, а я, не спрашивая разрешения, встала из-за парты и под возмущенные крики культурологички опрометью выскочила из аудитории.

Пусть без меня потешаются над человеческим несчастьем, если им так хочется!

Телефонный звонок застал меня в буфете, где я дожидалась Таньку. Я как раз горевала над чашкой кофе, заедая свою беду трубочкой с заварным кремом. Отправив в рот последний кусочек, я вытерла руки о салфетку и, прежде чем ответить, с недоумением уставилась на незнакомый номер, высветившийся на дисплее.

— Алле, — прочавкала я, дожевывая пирожное.

— Добрый день, из школы беспокоят, — проговорил строгий женский голос. — Ваша дочь на перемене подралась с одноклассницей. Директор в течение часа будет в своем кабинете. Он хочет вас видеть.

Трубка противно загудела мне в ухо, а пирожное встало поперек горла. Я даже пикнуть не успела, как меня уже взяли в оборот! Мало мне проблем с беременной женой моего мужа и его позорной фамилией, отравляющей мне жизнь! Теперь еще в школу вызывают! Да пошли эти Кашкины куда подальше вместе с их щедрой тройной оплатой! Тройной оплатой. Тройной оплатой? Тройной оплатой! Одним глотком осушив чашку с кофе, я подхватила вещички и побежала на институтскую стоянку, где бросила машину. Как-никак, меня вызывает директор школы. Зачем заставлять ждать занятого человека?

Всю дорогу я рисовала себе страшные картины — как белокурая Светик, придерживая розовые шортики за пояс, чтобы не свалились, пинает ногами хрупких одноклассниц. Уж что-что, а драться эта девочка умела не хуже Брюса Ли. Что ни говори, а закалка, полученная в боях с братцем, стоила пары лет, проведенных в стенах Шао Линя.

Но в кабинете директора, как ни странно, меня встретила вовсе не ангелоподобная Светланка, а хмурая Лиза. Лицо старшей из детей Кашкиных, как и намедни, было вульгарно разрисовано, но на этот раз цветовая гамма претерпела кардинальные изменения. Сегодня Лизка сделала себе макияж в стиле фильмов ужасов. Это, вне всяких сомнений, давала себя знать история о купчихе, рассказанная суеверной бабой Зиной. Должно быть, Лизка навела в Интернете справочки о готах и, готовясь к походу в «Аскольдову могилу», старалась соответствовать.

Сквозь плотный слой пудры на щеках девчонки пробивался не предусмотренный готической традицией боевой румянец. Черные тени вокруг глаз размазались еще больше, образовав круги, как у панды, а темно-бордовая помада на губах окончательно довершала облик классического шута из буффонады. Хотя, что уж там скрывать, было заметно, что Лизавета изо всех сил старалась походить на Мару Рюмину из мистического сериала. И только топик и лосины были все того же канареечного оттенка, что делало облик юной девы совсем уж гротесковым.

Я заглянула в кабинет как раз в тот момент, когда Лизавета, захлебываясь словами, оживленно тараторила, в упор глядя на плотного усатого мужчину, восседавшего за письменным столом у окна.

— Ну, двинула я Ольке разочек, и что с того? — верещала Лизка. — Это наше с Олькой дело, мы со Смирновой сами разберемся. Я, может, больше не хочу быть Бритни Спирс, а хочу быть Марой Рюминой. А Олька, главное дело, не согласна. Она, видите ли, очки от солнца, как у Шакиры, только что купила!

— Добрый день, меня вызывали, — подала я голос от дверей.

— Оу, Марго пришла, — воодушевилась моя воспитанница.

— Девушка, вы к кому? — тут же насторожился усатый толстяк, переставая сверлить Лизавету мрачным взглядом и переключаясь на меня.

— Я к директору школы, — пролепетала я. И неуверенно добавила: — Мне звонили по поводу драки.

— Вы Нина Сергеевна? — допытывался директор.

— Нина Сергевна прийти не может, — пустилась я в пространные объяснения. — Она очень занята научной работой, а у меня как раз нашлось свободное время между второй и третьей парами…

— Я же просил вызвать мать Кашкиных, — разозлился усач. — Лиза Кашкина, зачем ты продиктовала секретарю телефон этой девицы?

— Марго — наша няня, — снисходительно пояснила Лизавета, не отрывая глаз от угла директорского стола, на котором она ладошкой разглаживала ремень своей оранжевой торбы.

— Встань нормально, когда с тобой разговаривают, — вспылил директор.

Лизка перестала утюжить рукой дерматин ремня, закинула сумку на плечо и, вытянувшись по стойке «смирно», чуть слышно пробормотала:

— Какая вам, Михал Андреич, разница, кому на меня ябедничать?

— Кашкина, ты свободна, — махнул рукой на дверь Михал Андреич.

И, хищно улыбаясь, повернулся ко мне.

Сказать по правде, я до смерти боюсь директоров и завучей. И даже перед учителями я чувствую себя не в своей тарелке, хотя закончила школу целую вечность назад. Я никогда не могла нормально ответить у доски, даже если знала материал так, что он отскакивал от зубов, как горох от крышки рояля. Но стоило мне взять в руки карандаш, как я внятно и связно излагала на бумаге даже то, о чем пять минут назад не имела ни малейшего понятия. В общем, надо признать, что я всю жизнь теряюсь под скептическими взглядами учителей, как безбилетник перед кондуктором. Поэтому я заранее сжалась в комок, готовясь к глухой обороне. И я оказалась права. Щадить меня здесь никто не собирался. Как только за Лизкой закрылась дверь, директор всем телом подался вперед и устремил на меня испепеляющий взгляд.

— Безобразие, — выдохнул он после минутного молчания, — старшеклассницы дерутся, как пьяные матросы, а матерям и дела нет! Они, видишь ли, заняты научной работой! Это какой же такой научной работой они заняты, позвольте вас спросить?

И мне ничего не оставалось делать, как трусливо выдохнуть:

— Нина Сергеевна психолог. Консультирует по семейным вопросам.

Таких удивленных глаз, какими уставился на меня Михаил Андреевич, мне не приходилось видеть ни до, ни после нашей беседы.

— Да что вы говорите? — сипло произнес потрясенный собеседник, как только смог говорить. — Семейный психолог? Скажите, пожалуйста… Сколько лет работаю в школе, такой педагогической запущенности, как у Кашкиных, мне встречать не приходилось!

— Сапожник без сапог, — осмелев от его растерянности, задорно пискнула я.

Директор впился мне в переносицу свинцовым немигающим взглядом, и, чтобы разрядить обстановку, я робко улыбнулась. Похоже, этого делать не стоило, ибо усач вдруг побагровел, хватил кулаком по столу так, что закачался портрет президента над его головой, и фальцетом закричал:

— Страна разваливается, а им все шуточки! Я вжала голову в плечи и внутренне приготовилась к тому, что меня сейчас могут ударить.

— А все потому, что родители скидывают своих чад на нянь, а этим няням самим еще в куклы играть и играть!

И тут, должно быть, от потрясения, во мне вдруг заговорила глубоко запрятанная гордость. С какой это стати он на меня орет? Я ему не подчиненная и даже не родительница, так что пусть в следующий раз выбирает выражения!

— Неправда, — с достоинством возразила я, распрямляя спину и отважно глядя в его взбешенные глаза. — Я умею общаться с детьми. Мне с годовалым племянником доверяли сидеть.

— Вот! У вас даже педагогического образования нет! — удовлетворенно кивнул директор, успокаиваясь так же внезапно, как и разошелся.

И вдруг он посмотрел на меня тепло и сочувственно, как на хворую дворняжку, и с ноткой жалости в голосе протянул:

— Куда вы лезете, девочка? Кашкины учатся у нас не первый год, и, насколько я успел узнать этих детей, их место — в исправительном учреждении!

— Так уж в исправительном учреждении, — усомнилась я, расценивая подобное замечание как наглый оговор.

— Думаете, я шучу? — желчно шевельнул усами собеседник, уловив в моем голосе начало бунта. — Тогда слушайте! Факты говорят сами за себя. В самом начале сентября Роман Кашкин ухитрился порезать ногу об пол в физкультурном зале и после этого написал жалобу в ГорОНО о неприемлемых условиях обучения детей. Теперь в школу каждый день приходят проверяющие инстанции.

Я погасила воинственный блеск в глазах и тяжело вздохнула, припомнив «Конвенцию ООН о правах ребенка», с которой Ромка не расставался ни днем ни ночью. А директор между тем продолжал инквизиторским тоном перечислять «заслуги» моих подопечных:

— Идем дальше. Лиза Кашкина. Трудный подросток с манипуляторскими наклонностями.

— Что вы имеете в виду? — предприняла я новую попытку взбунтоваться.

Усач огляделся по сторонам, словно нас могли подслушать и, понизив голос, глухо заговорил:

— Когда Кашкина решила заниматься велоспортом, школа пошла ей навстречу. Объявили набор в секцию, пригласили тренера. Школа закупила спортивные велосипеды, но на этом все и закончилось. В секцию велоспорта девочка сходила всего один раз. Остальные дети, глядя на нее, тоже забросили занятия. Они ушли следом за Лизой, которой приспичило посвятить себя музыке. Кашкина стала требовать создать на базе школы класс бас-гитары. Мы создали. Но не электрогитары, как вы сами понимаете, а гитары классической.

— А почему же не электро? — удивилась я. — Я бы тоже на бас-гитаре играла с гораздо большим удовольствием, чем на классической.

Директор посмотрел на меня, как на убогую, и терпеливо проговорил:

— Не бывает бас-гитаристов, не знающих азов классической гитары.

— Простите, я не знала, — смутилась я, заслужив своим искренним раскаянием снисхождение к моей глупости.

— Любви Лизы к музыке хватило на неделю, — с воодушевлением продолжал излагать претензии Михаил Андреевич. — А теперь вот она требует организовать факультативные занятия по стриптизу. Не поверите, но прямо при очередной комиссии из ГорОНО Кашкина заявила, что умение красиво раздеваться женщинам в жизни гораздо нужнее, чем математика, физика и химия, вместе взятые.

Пока я переваривала услышанное, рассуждая про себя, что в принципе девчонка не так уж и не права, собеседник решил окончательно добить меня, уложив на лопатки правдой-маткой о проделках Светика.

— Да и младшенькая Кашкина не далеко от старших ушла, — тяжело отдуваясь, проговорил он.

— А Светик-то чем успела отличиться? — удивилась я, вспоминая нежное личико белокурой первоклашки и вой иерихонской трубы, который умел издавать ее алый ротик.

— Не волнуйтесь, успела, — сердито выдохнул толстяк, распуская узел галстука и расстегивая верхнюю пуговицу рубашки, словно от нашего нелегкого разговора его того и гляди хватит удар. — На прошлой неделе Света Кашкина залезла на шкаф и спрыгнула оттуда на спину учительнице. И орала при этом так, что Людмилу Ивановну увезли с сердечным приступом на «Скорой».

— Так вот когда Светланка оторвала рюшку на шортах! — догадалась я. — Должно быть, когда девочка спрыгивала со спины учительницы, злые дети убрали стул, на который она метила попасть, Светик зацепилась шортами за угол парты, и рюшка превратилась в поросячий хвост.

Мой собеседник как-то странно посмотрел на меня, пробурчал под нос «сумасшедший дом» и монотонно продолжал:

— Конечно, Светочка хорошенькая, с этим не поспоришь. Именно поэтому первого сентября ей поручили колокольчиком звенеть. Выпускник Ежов понес младшую Кашкину на плечах к школе, так эта бестия вскарабкалась парню ногами на плечи, ухватилась за карниз, взобралась на козырек над крыльцом и, стоя во весь рост, звенела колокольцем, пока ее не сняли с верхотуры. Ежов до сих пор в школу не ходит, решил экстерном заканчивать одиннадцатый класс. Нервы, говорит, после этого случая расшатались. На первоклассников, говорит, смотреть не могу. Так и тянется нога им пендаля отвесить.

Я понимала Ежова. Светик и на меня ежедневно взбиралась, как отважный юнга на мачту корабля, но это же не повод, чтобы наказывать прелестное создание?

Я уже давно не слушала прочувствованную речь директора школы про художества Светика, а смотрела на дверь, в приоткрытой щелке которой маячила красивая мужская голова. На мой взгляд, голова была даже слишком красивая. Обладатель ее вобрал в себя все те черты, которые я с недавнего времени не выношу в мужчинах. Он был высок и светловолос, как тот голландец из Гааги, и лучезарно улыбчив, как мой бывший муж. Зеленые глаза незнакомца так и искрились благожелательностью, а длинные, музыкальные пальцы выбивали по двери тревожную дробь, привлекая внимание находящихся в кабинете. Я посмотрела на дверь, на пальцы, на идеальную прическу нового посетителя и опять покорно уставилась на директора школы. Но тот успел перехватить мой настороженный взгляд и обернулся к двери.

— Михаил Андреевич, простите великодушно, — низким голосом пророкотал красавец. — Дела задержали. Разрешите войти?

— Входи, Антон, — обрадовался хозяин кабинета. И, поджав губы, добавил, обращаясь ко мне: — Вот, пригласил представителя пострадавшей стороны. Знакомьтесь, брат избитой Ольги, Антон Смирнов.

— Очень приятно, — скривилась я.

Заметив выражение недовольства на моем лице, Михаил Андреевич не стал тянуть кота за хвост, а перешел сразу к делу.

— Я давно уже понял, что тандем Смирнова — Кашкина — это атомная бомба! — обличительно заговорил он, перекладывая бумаги на столе. — И заводила в этой шайке — ваша Лизавета! — Дрожащий палец директора уперся мне в грудь. — А Оленька Смирнова — жертва изощренных выдумок Лизы Кашкиной.

— Не знаю я никакой Смирновой, — пробурчала я, отстраняясь от директорского перста и с неприязнью поглядывая на нового визитера.

— Возможно, вам что-то скажет имя Шакира, которым с недавнего времени называет себя моя младшая сестра? — приветливо улыбнулся красивый блондин.

Он был сама любезность и смотрел на меня с неприкрытой симпатией. Как белобрысый голландец. Или мой бывший муж до того, как увлекся той проходимкой по связям с общественностью. Но на ласковые взгляды я больше не покупаюсь, и поэтому я демонстративно отвернулась в сторону, чтобы лишний раз не встречаться с Антоном глазами.

— Неужели вы Лизина мама? — льстиво удивился Смирнов, с грохотом захлопывая за собой дверь, пересекая кабинет и притормаживая у окна, где выстроилась шеренга стульев.

— Эта девица — их няня, — с отвращением проговорил директор, наблюдая, как родственник Шакиры усаживается на стул и пристраивает у себя на коленях толстый портфель бордовой кожи.

Даже портфель у Смирнова был такой же, как у ненавистного Цуцика, с золотыми уголочками и пухлой ручкой. Я сама подарила дорогой аксессуар обожаемому мужу на прошлый день рождения, и поэтому портфель был мне особенно неприятен, ибо напоминал мне о собственной глупости.

— Михаил Андреевич, не будьте строги к начинающему педагогу, — пророкотал обладатель бордового портфеля. — Девушка молодая, неопытная, ей помощь нужна.

— Да разве я строг, Антош? — вскинул кустистые брови усатый толстяк. — Конечно, мы поможем Маргарите, не знаю отчества… Школа — со своей стороны, ты, Антон Ильич, со своей…

— Спасибо, я сама справлюсь, — поморщилась я.

— Напрасно вы так негативно настроены, — расстроился Антон Ильич. — Я, собственно, хочу вас предостеречь от возможных ошибок. Я сам некоторым образом педагог, Михаил Андреевич не даст соврать.

Михаил Андреевич тут же ухватился за эту рекламную фразу и принялся расхваливать белобрысого Антона на все лады.

— Да ты, Антоша, не скромничай, — с отеческой теплотой в голосе говорил директор школы. — Ты ж у нас светило. Ты ж доктор наук. Ты ж действительный член Кембриджского исторического общества. Директор гуманитарной гимназии имени Карамзина.

— Ну, будет вам, Михаил Андреевич, — засмущался блондин, с громким щелчком расстегивая и снова застегивая ненавистный мне портфель.

— А что тут такого? — встрепенулся толстяк. — Да, я горжусь, что наша школа вырастила замечательного специалиста. Между прочим, — повернулся он ко мне, — к Антону Смирнову приезжают консультироваться из Йеля и Гарварда.

— Так вот, Маргарита, — продолжал зарумянившийся от удовольствия Смирнов. — Ямогу вас называть по имени? — многозначительно уточнил он.

— Можете, — сквозь зубы процедила я.

— Так вот, — повторил Смирнов. — Нужно позаботиться, чтобы наши девочки не попали в беду. Не хочется отрывать от дел Михаила Андреевича, поэтому будет разумнее, если мы с вами с глазу на глаз обсудим кое-какие общие вопросы. Может быть, прямо сейчас и пойдем, попьем кофе в итальянском ресторанчике за углом?

Уставившись в одну точку на стене, я ковыряла сиденье стула, всем своим видом выражая нежелание куда-либо идти. Даже усатый директор это заметил и протестующе замахал руками:

— Кофе попить всегда успеете. Я что-то еще хотел сказать… Ах, да! Маргарита, забыл ваше отчество…

— Ивановна, — выдохнула я.

— Маргарита Ивановна, у меня к вам огромная просьба. Оденьте детей по-человечески, а то смотреть на них стыдно.

Я готова была пообещать все, что угодно, даже прямо сейчас пойти и купить детям школьную форму, только бы избавиться от общества молодого, но даровитого историка, который так и сверлил меня своими малахитовыми глазами. Побожившись, что к завтрашнему утру все будет сделано в лучшем виде, я вскочила со стула и бегом вылетела из душного помещения директорского кабинета. И, скатываясь вниз по ступенькам лестницы, в который раз дала себе слово послать всю семейку Кашкиных куда подальше и больше никогда не переступать порога элитного жилого комплекса «Яуза».

— Мало мне трех орущих деток, — бушевала я, добравшись до общежития и выплескивая на Коровину скопившийся негатив. — Еще Антон этот Ильич навязался на мою голову… У него такой холодный взгляд, что прямо кровь в жилах стынет. Я даже сомневаюсь, человек ли он? Или целлулоидный муж куклы Барби?

— Звони, Ритка, Цуцику, пусть отдает тебе часть дома, — накачивала меня Танька. — Будешь жить на первом этаже своей половины, а второй этаж сдавать холостым миллионерам.

— Ты думаешь? — усомнилась я в реальности столь дивных перспектив.

— А почему бы нет? Ты попробуй, вдруг Виталька согласится на твои условия. Скажи: я, мол, от всего отказываюсь в твою пользу, а ты мне дом отдавай. Тогда попрощаешься с детишками, забудешь всю эту историю, как страшный сон, и будешь жить себе припеваючи.

Я припомнила, как мечтала нянчить славную первоклашку, ходить с ней на мультики и в кафе. Как вместо кроткой воспитанницы мне подсунули трех разновозрастных охламонов во главе с мамашей-психологом. Умирая от жалости к себе, я обвела тоскливым взглядом унылые стены Танькиной комнаты, серое постельное белье, казенные общежитские шторы и полезла в сумку за мобильником. Нажала клавишу, под которой у меня некогда было забито нежное слово «Виталечка», а теперь стояло пессимистичное словосочетание «бывший муж», и стала ждать ответа. И он не замедлил последовать.

— Ну? — неласково буркнула трубка.

— Виталь, зачем вам дом в Загорянке, у вас же есть трешка на Тверской и особняк в Барвихе, — наступив на горло собственной гордости, просительно заныла я.

— Во-первых, не у нас, а у моей мамы, — осадил меня бывший супруг. — И потом, Ритуля, ты словно с луны свалилась. Три ореха по-любому лучше, чем один. С чего это я вдруг должен подарить тебе свой дом?

— Но ты же говорил, что это наше общее гнездышко, — опешила я от подобного вероломства.

— А ты поверила? — хмыкнул в трубку Цуцик.

— Какого черта! Мы продали мою квартиру, чтобы погасить последний кредит! — заорала я, наплевав на политес. — Давай по-честному. Я отказываюсь от всего остального имущества и буду по частям выкупать у тебя твою долю в Загорянке. Мне же надо где-то жить…

— Не смеши меня, деточка, какое у тебя имущество? Там даже твоей вилки нет, все оформлено как приобретенное до брака… — презрительно усмехнулся наглец. — Ты добровольно отдала мне деньги за проданную квартиру?

Я вынуждена была признать истинность данного утверждения.

— Так вот, — продолжал глумиться над моей доверчивостью некогда любимый мною мужчина, — ни один суд не докажет, что на тебя оказывалось давление. Квартиру продавала ты сама, деньги для погашения ссуды передавала тоже сама, на себя и обижайся.

— Вещи мои хотя бы отдай, — с трудом сдерживаясь, чтобы не разреветься прямо в трубку, пробормотала я. — Вечерами прохладно, а у меня даже плаща нет.

— Да ради бога! Заезжай в любое время! Мы как раз сегодня на недельку улетаем на Мальдивы, так что забирай свои вещички в течение семи дней, когда сочтешь удобным. А потом, уж не обессудь, мы с Ленусиком сменим замки и вынесем на помойку все лишнее.

Я швырнула аппарат об стену и, уткнувшись лицом в подушку, с наслаждением заревела белугой.

— Ну вот, теперь хоть какая-то ясность обозначилась, — удовлетворенно сказала Коровина, накладывая яичную маску на румяное лицо.

— Ладно, Тань, поеду одевать детей в школьную форму, — всхлипнула я, распрощавшись с мечтой покончить с кошмаром под названием «работа няней в семействе Кашкиных».

Поднялась с кровати, сдвинула Таньку в сторону и, упершись лбом в зеркало, чтобы не свалиться от горя, старательно вытерла с зареванного конопатого лица черные подтеки туши.

Ставшая за неделю привычной дорога до Лефортова промелькнула незаметно, ибо по сторонам я не смотрела, а думала только о вероломстве Виталика. Я подъехала к дому Кашкиных и, поленившись заезжать в подземный гараж, припарковалась у того самого клуба «Аскольдова могила». Теперь, после рассказа бабы Зины, я смотрела на развлекательное заведение готов с особым любопытством. Это было узкое одноэтажное строение из красного кирпича с устремленной в небо остроконечной крышей и арочными прорезями окон. Несколько мраморных ступеней вели вниз, в полуподвальное помещение, входить в которое полагалось через обитую кованым железом дубовую дверь. Местечко и впрямь выглядело стильно и казалось насквозь пропитанным неподдельной мистической готикой в духе Анны Радклиф.

Вдоволь налюбовавшись загадочной постройкой, я двинулась к подъезду, где меня с нетерпением ждали отвязные детишки. По дороге я достала из сумки чупа-чупс, предвкушая радость сластены — Светика, в ранце которой регулярно обнаруживала то раздавленный банан, то недоеденную вафлю. Набрала нужную комбинацию цифр на домофоне и вошла в парадное. «Верьти в понь!» — красными буквами взывал желтый стикер, налепленный на стену у лифта. Я прочитала воззвание, поднялась на четвертый этаж, открыла дверь выданным мне Ромкой ключом и отпрянула от неожиданности. Перегородив собою прихожую, в гардеробе рылась мать семейства. Сегодня на Нине Сергеевне было шелковое кимоно и атласные шаровары.

— Вот черт, куда же он запропастился? — перекрикивая воющую электромясорубку, которая перемалывала что-то очень твердое, спросила она у лыж.

Спортинвентарь был свален в углу прихожей, откуда, по-видимому, никогда не убирался. И в самом деле, если лыжи такие удобные собеседники, зачем же их ставить в чулан?

— Добрый день, вы что-то потеряли? — участливо осведомилась я, скидывая босоножки и переобуваясь в тапочки.

— Куда-то подевался том Гальперина, но разве его в этом бардаке найдешь? — проорала Нинок.

Женщина выпрямилась, откинула с лица стриженные в каре волосы и удивленно посмотрела на меня.

— Кто вы и откуда у вас ключи? — недовольно спросила она.

— Я няня ваших детей, — пролепетала я, с изумлением поглядывая на рассеянную мадам, которой была представлена не далее как на прошлой неделе.

— Это верно, няня им нужна, — согласилась мамаша Кашкина. — Идите к Свете и скажите, чтобы выключила мясорубку.

— Я только что от директора школы, — поделилась я новостями. — Сказали, что детей нужно одеть как подобает. Я хочу взять денег и пойти в «Яузский пассаж».

— Чушь! — категорично отрезала женщина, рыская глазами по полкам с обувными коробками. — В конце августа я покупала детям одежду, по-моему, вполне приличную…

— Это было в прошлом году, ма, — прокричала Лиза, выглядывая из своей комнаты.

— Не морочь мне голову, Лизка! — отмахнулась Нина Сергеевна. — Скажи лучше, где мой Гальперин.

— В стопке книг по педагогике смотрела? — озабоченно нахмурила брови Лизавета.

— Смотрела, — кивнула мать.

— А в ванной, на биде рядом с унитазом?

— Кому в туалете могли понадобиться «Психологические установки на позитивное мышление»? — усомнилась Нинок.

— Ромке, кому ж еще, — дернула плечом сестра занудливого вундеркинда. — Он же читает все научное, что под руку попадется.

Действительно, кто знает человека лучше, чем его старшая сестра?

Из кухни выглянула Светик, на ходу зачерпывая из банки чайной ложечкой какао и отправляя в рот сухой порошок. Набив рот «Несквиком», девочка привалилась к дверному косяку и под визг мясорубки с интересом стала наблюдать за суматохой в коридоре.

— А я еду готовлю, — прожевав и проглотив, важно сообщила она, едва возникла пауза в беседе матери со старшей сестрой.

— Здорово! — прокричала я, направляясь на кухню.

Подошла к столу и взглянула, что же малышка готовила на ужин. Продукт переработки, закрывавший дно небольшой миски, представлял собой коричневую массу неопределенной консистенции. Но гора фантиков от ирисок однозначно давала понять, из чего затеваются котлеты. Я выключила мясорубку, забрала из рук белокурого ангелочка банку «Несквика», присела перед девочкой на корточки и в наступившей тишине строго спросила:

— Ты зачем на шкаф в школе лазила?

Малышка пожала плечами и бесхитростно ответила:

— Люблю полазить.

— А на учительницу зачем прыгнула?

— Чтобы весело было.

— Да уж, повеселила ты свою классную руководительницу, — скептически поморщилась я. И наставительно произнесла: — Не ешь много сладкого, зубы выпадут.

— А если выпадут, что будет? — заинтересовалась малышка.

— Отведут к врачу и вставят железные клыки, — округлила я глаза.

— Ничего и не отведут, — засмеялась Светик. — У меня уже четыре зуба выпало, и никто мне железные не вставляет. А вот было бы здорово! Я бы на них магнитики носила.

За минуту до этого Ромка, бурча себе под нос что-то нелестное про психологические установки вообще и про Гальперина в частности, с независимым видом вошел на кухню и уселся на подоконник. Удобно привалился к откосу и, поглядывая в окно, принялся что-то сосредоточенно записывать на листке бумаги, которую притащил с собой. Услышав рассуждения про зубы, мальчишка сунул писанину в папку с Бэтменом, соскочил со своего насеста и деловито направился к сестренке. По-хозяйски ухватил ее за подбородок, точно коня на ярмарке, заглянул в рот, довольно кивнул и, дернув Светика за руку, потащил за собой в коридор.

— Ма! — пронзительно орал он при этом. — Ма, у Светки зубы выпали, надо вставлять железные, я возьму денег?

— Не держи меня за идиотку, — отмахнулась Нина Сергеевна, перелистывая толстенную потрепанную книгу с надписью «Гальперин И. И.» на ободранном корешке, которую и в самом деле обнаружила в детском туалете. — Вчера ты просил денег на саженцы баобабов для школьного двора, позавчера — на двухдневную экскурсию в Ватикан, сегодня — на железные зубы для Светика. Что еще придумаешь?

На ходу отчитывая сынишку, мамаша Кашкина направлялась в кабинет, и я торопливо припустила за ней, пока та снова не уткнулась в свой компьютер и не выпала из реальности.

— Нина Сергеевна, вы позволите отвести детей в магазин, торговый центр еще не закрылся!

— Няня, вы что, не знаете, где деньги лежат? — гаркнула на меня психологиня, пропуская вперед и с грохотом захлопывая за нами обеими дверь кабинета.

— Знаю, — робко проблеяла я.

Не выношу, когда на меня орут. От этого я теряюсь и становлюсь уязвима, как черепашка без панциря. Ручка двери поползла вниз, створка скрипнула, открываясь, и в образовавшуюся щель сунулась Светик.

— И на мороженое денег надо взять, — подсказала девочка, тщательно вылизывая чайную ложку шоколадным языком.

— Имейте в виду, я буду носить только приличные шмотки, — пригрозила Лизка, возникая в дверном проеме над сестрой и черным лаковым ноготком мизинца почесывая насурьмленное веко.

Только Ромка не высказывал эмоций по поводу предстоящего похода в торговый центр, сосредоточенно напяливая на себя крест-на-крест сумки с артефактами и поправляя на поясе жестяную коробку из-под чая.

— Это что, ты в магазин так идти собираешься? — ужаснулась я, наблюдая за приготовлениями мальчишки.

— Угу, — кивнул он начитанной головой.

— Я не буду позориться! — возмущенно поджала я губы. — Или скидывай свою сбрую, или сиди дома! Но учти, — тут же спохватилась я, опасаясь, что меня неправильно поймут и предложение сидеть дома будет воспринято с оптимизмом и радостью. — Директор сказал, что в школу в таком виде тебя больше не пустит.

Мальчишка неохотно выпростал из ремней сумок тощее тельце и с надеждой посмотрел на меня. Но я была непреклонна.

— Банку отвязывай.

И Роману ничего не оставалось, как расстаться с последней своей драгоценностью.

Наглеть я не стала, ограничившись не слишком большой суммой наличных. Подгоняя свой табунок к входной двери, я уже хотела покинуть квартиру, как в сумке затрезвонил телефон.

— Маргарита, это Антон Смирнов, помните такого? — многозначительно осведомился густой баритон на том конце провода, и у меня побежали мурашки по спине. Даже голос по телефону у историка был как у моего бывшего муженька Витальки!

Стараясь скрыть охватившее меня чувство неприязни, я передернула плечами, как если бы дотронулась до слизняка, и холодно сказала:

— Чему обязана?..

— Бросьте ваш официальный тон, — весело проговорил историк. — Приходите в кафе «Прелюдия», поговорим в неформальной обстановке.

— В «Прелюдию» не пойду, мне название не нравится, — пробормотала я, с трудом сдерживая рвущихся на лестничную площадку деток Кашкиных, готовых к походу в магазин.

— Экая вы строптивая… — с раздражением откликнулся Антон Смирнов. — Я же не прошу вас стать моей женой, а прошу уделить мне десять минут вашего драгоценного времени, не более того. Шашлычная у метро вас устроит?

Дальше препираться было некогда, и я согласилась на встречу с пластиковым красавцем Антоном в сомнительной забегаловке, мечтая успеть в торговый центр и нарядить всех Кашкиных до закрытия секции с традиционным названием «Детский мир». И мне это почти удалось — если бы не капризы Лизаветы, распоряжение директора школы было бы выполнено этим же вечером. А так мы смогли подобрать славный костюмчик для Ромки, миленькую юбочку с жилеткой для Светика, а вот на Лизе произошел сбой. Старшая из трио Кашкиных небрежно пролистала все вешалки с подростковой одеждой, скучной, как одеяние монашек, и независимой походкой направилась в бутик с многообещающим названием «Мода Италии».

— Лиз, может, все-таки в «Детском мире» что-нибудь подберем? — попробовала было я остановить девчонку.

— Ага, щазз! — усмехнулась ученица старших классов. — Что я, на помойке себя нашла? Вон то платьице на манекене вроде бы ничего…

Я перевела глаза туда, куда указывал Лизин палец, и чуть не упала. Черный шелк пышной юбки струился до самого пола, эффектно гармонируя с кружевным декольтированным корсажем. Платье королевы, да и только.

Я шагнула к витрине, взглянула на ценник и присвистнула. Цена поражала не меньше наряда. Честно говоря, нам не хватило бы и на рукава. И это при том, что на Лизаветины нужды у меня осталась половина взятой из обувной коробки суммы — деньги, на мой взгляд, вполне приличные даже для взрослого человека.

— Лиз, ну не в школу же в таком ходить, — одернула я модницу.

— А чего не в школу-то? — надулась она. И гундосо затянула: — Как им — так все! Как мне — так ничего! Светка попросила юбку с фиолетовой лошадью — ей купили, Ромке штаны с тысячей карманов — пожалуйста, а мне, значит, приличное платье нельзя, да?

Девчонка нахохлилась и отвернулась в сторону, сделавшись похожей в своем новом макияже на обиженную ворону. И тут взгляд ее упал на стойку с чулками. Лизка мигом сцапала черный сетчатый чулок, вывешенный над прилавком как образец, и, сопя, натянула себе на руку. Пальцы проскользнули сквозь крупное плетение на манер перчатки-митенки, и Лиза, вытянув руку, начала любоваться на то, что получилось.

— Класс! — поворачивая перед собой ладошку то вправо, то влево, говорила воображуля. — А с тем черным платьицем было бы вообще супер! Я в Инете читала, что готичная мода имеет свои тренды, и, по-моему, это самое то.

Пока Лизавета примеряла чулки, остальные члены клана Кашкиных тоже не тратили времени даром. Светик тянула меня в сторону стойки с мороженым, Ромка нудил про фильмы о драконах, увлекая в салон видеопродукции, но я проявила твердость. Подтащила детей к себе, шикнула на них и, оплатив Лизкину сетчатую обновку, великодушно разрешила:

— Ну, иди, Лиз, примерь то платье…

Мы всем табором ввалились в пафосный салон с двумя вышколенными продавщицами, и моя подопечная, смущаясь, ткнула пальцем в разряженный манекен.

— Простите, можно примерить это платье? — робко спросила Лиза у румяной толстушки с улыбчивым лицом.

— Конечно, — охотно откликнулась та и кинула тревожный взгляд на свою коллегу, восседавшую за кассой.

Кассирша завела глаза под образа и пожала угловатыми плечами, и я подумала, что таким вот образом сотрудница «Моды Италии» выражает сомнение в нашей платежеспособности. Но дело оказалось не в этом. Пока я отгоняла Светика от женского манекена, запрещая ей лизать хромированную подставку, Лизавета перекинула платье через руку и скрылась в примерочной. Выскочила она оттуда минуты через две, задыхаясь и хватая ртом воздух.

— Что, не подошло? — участливо спросила румяная толстушка.

— В груди что-то тянет, — выдавила из себя покрасневшая девчонка и кинула платье на прилавок, как ядовитую змею.

— Лиз, что случилось? — зашептала я, склоняясь к Лизкиному уху и стараясь, чтобы ее длинные волосы не лезли мне в рот.

— Оно, зараза, воняет, как папины носки недельной носки, — с трудом восстанавливая дыхание и постепенно принимая исходный цвет лица, шепотом откликнулась Лизавета. — Гадость редкая, да еще за бешеные деньги!

Продавщицы понимающе переглянулись, и улыбчивая толстушка, прогнав Светика с подставки, принялась снова натягивать платье на манекен, бормоча себе под нос:

— Уже и дезодорантом брызгали, и духами душили, ничего не помогает. В химчистку, что ли, сдать? Могут испортить, вещь-то дорогая, фирменная…

Я тогда еще, помнится, здорово удивилась и подумала, что если даже бутики не застрахованы от подобных неприятностей, что уж говорить о торговых точках на вещевых рынках, где меряют наряды все, кому не лень?

От философских размышлений меня отвлек новый посетитель. Вальяжного вида господин, обвешанный пакетами с логотипами элитной торговой сети, вошел в бутик и неторопливо двинулся в глубь магазина. Скользнул глазами по толстушке, одарил мимолетным кивком даму за кассой и небрежным жестом кинул на прилавок красивый черный пакет, на котором было написано золотой вязью «Мода Италии».

— Будьте любезны, оформите возврат товара, — проговорил он раскатистым басом, снисходительно посматривая на кассиршу. — Жене, знаете ли, не подошло…

Ромка перестал теребить пластырь на руке и ныть, требуя отпустить его к кассам кинотеатра на второй этаж, чтобы посмотреть, что там идет, и, приоткрыв рот, приблизился к прилавку. При этом парень не сводил зачарованных глаз с нового посетителя бутика, пристально изучая его гладкое лицо и поджарую фигуру в отлично сшитом костюме. Кассирша тоже не спускала с клиента густо накрашенных глаз, но выглядела при этом совсем иначе. Дама побагровела, втянула воздух раздутыми ноздрями, как бык перед атакой, и яростно отчеканила:

— Ничего. Назад. Брать. Не буду!

— По закону я имею право сдать товар в течение двух недель с момента покупки, — ровным тоном заявил клиент. — Взгляните на вещь, внешний вид изделия не нарушен, ярлыки на месте, само платье в целости и сохранности. Так что будьте любезны, примите товар, отдайте мне сорок тысяч, и разойдемся миром.

— Люб, он над нами издевается! — плачущим голосом прокричала кассирша, оборачиваясь к румяной продавщице.

— Иду, Ириш! — откликнулась та.

Улыбчивая Люба торопливо закончила наряжать манекен и ринулась на подмогу коллеге.

— Вы у нас покупаете уже третье платье из самых дорогих и все время приносите товар назад, — наступая грудью на врага, зачастила толстушка. — Интересно получается — ни одна вещь вашей жене не подходит!

— Имею полное право! Я адвокат и законы знаю, — начал раздражаться вальяжный господин.

— После вашей супруги мы не можем продать ни одной вещи! — гневно прокричала кассирша.

— Да уж, воняют они так, что хоть святых выноси! — поддержала ее товарка.

— Не порите чушь, моя жена всего-то и делает, что примеряет обновку, видит, что вещь ей не подходит, и сразу же снимает! — отпирался клиент.

— Откуда мы знаем, может, она шастает в наших нарядах по приемам, потеет там, как лошадь, а потом отправляет вас сдавать одежду назад? — надрывалась на весь этаж воинственная толстушка. Вдруг она вытянула шею в сторону дверей и закричала особенно пронзительно и тонко: — Лидия Петровна, полюбуйтесь, тот самый красавец пожаловал! Опять платье назад притащил!

Как по команде, все присутствующие повернули головы туда, куда смотрела не на шутку разошедшаяся сотрудница магазина. В павильон как раз входила высокая миловидная женщина среднего возраста в стильном брючном костюме.

— Девочки, новый товар на склад пришел. Осенняя коллекция. Надо вывесить по размерному ряду в зал, — не расслышав жалобы продавщицы, с порога заговорила она. Но, заметив, что обстановка в магазине накалена до предела, женщина огляделась по сторонам и удивленно спросила: — Любаша, что случилось?

— Четвертое платье назад припер! — обличительно прищурилась румяная девица. — Вот, полюбуйтесь, это тот самый, про которого мы с Иркой вам рассказывали! Он уже целый месяц раз в неделю платья жене берет, а ей ничего не подходит. Вы, Лидь Петровна, хозяйка магазина, вы с ним и разбирайтесь.

— Я известный адвокат Анатолий Буйский! Мое имя хорошо известно в адвокатской коллегии Москвы! Если деньги не вернете, будете разговаривать в другом месте и с другими людьми! — принялся стращать владелицу «Моды Италии» скандальный клиент.

Почти физически ощущалось, как черные тучи сгущаются под подвесным потолком бутика, и по тому, какими взглядами смотрели продавщицы на адвоката Буйского, я поняла, что нам пора уходить. В первую секунду Лидия Петровна нахмурилась, но затем повела себя на удивление корректно. Она подхватила разошедшегося мужика под руку и, поглаживая по плечу, примирительно заговорила:

— Господин Буйский, зачем нам ссориться? Давайте решим вопрос полюбовно. Только что пришла новая коллекция. Сейчас мы вернем вам денежки, и вы, возможно, подберете у нас для супруги что-нибудь другое, более достойное и нарядное…

Адвокат выдохнул носом и согласился. Хозяйка магазина подхватила покупателя под руку и устремилась с ним к дверям. Представление закончилось, и дети утратили к нему всякий интерес. Первым ринулся на выход Ромка. Парень зацепился в дверях за стойку накопителя и, опрокинув на себя перекладину с блузками, растянулся на полу. Но мальчишку это ничуть не смутило. Роман поднялся на ноги, отряхнулся, перешагнул через упавший товар, выскочил из павильона и понесся в магазин видеодисков и компьютерных игр. За ним вприпрыжку припустила Светик. А нам с Лизаветой битый час пришлось под руководством продавщицы Любаши развешивать упавшие вещички и только потом догонять остальных.

— Я бы такому уроду денег возвращать не стала, — бурчала Лизка, переходя от одного стеллажа с дисками к другому. — Подумаешь, адвокат! Платье реально воняет, как портянки пахаря! А жалко, платьице-то прямо на меня. Представляю себе, как бы я заявилась в нем в «Аскольдову могилу». Все бы готичные парни попадали со своих стульев.

— Дались тебе эти депрессивные перцы, — неодобрительно заметила я, рассматривая выложенные на прилавке новинки.

— Ты старая и ничего не понимаешь, — огрызнулась девчонка. — Я в Инете читала, что готическая культура — это целая философия. Как известно, все люди боятся загробного мира, и только готы вступают с потусторонними силами в особые отношения. Самые продвинутые из них могут вызывать духов и разговаривать с призраками. Я бы тоже хотела разговаривать с призраками. Пусть бы они мне сказали, как закадрить физика и утереть нос гадюке Зориной из десятого «Б». А платье клевое, скажи, Марго? Я в одном фильме точно такое же платьице на королеве вампиров видела. Это какую же подлую душу надо иметь, чтобы такую шикарную шмотку — и так загадить! Эй, послушайте, у вас есть что-нибудь готическое? — слегка гнусавя, обратилась Лиза к бородатому продавцу, окончательно входя в образ адептки темных сил. Бородач стоял за прилавком и, запустив руки по локоть в картонную коробку, уныло ковырялся в компакт-дисках.

— Сейчас хозяин со склада придет, у него и спросите, — нехотя ответил он и, скривив лицо в деловитую мину, продолжал свое занятие, игнорируя загадочность покупательницы.

Девчонка фыркнула и отошла в сторону. За ней двинулась и я, глазами отыскивая младших Кашкиных. Светик копошилась у стеллажа с мультиками, а вот Ромки нигде не было видно. Я уже начала беспокоиться, но тут мальчишка уверенной походкой вошел в двери магазина. Я хотела спросить, где его носило, но он меня опередил.

— Между прочим, в «Каро» через десять минут начнутся «Сумерки», — проговорил Ромка, растирая ушибленный о косяк локоть и многозначительно поглядывая на старшую сестру.

— Чего на меня уставился? — разозлилась та, срывая на родственнике обиду на невнимательного продавца.

— Через десять минут начнутся «Сумерки», — повторил Роман, делая интонационное ударение на названии фильма.

— Ну, сумерки, и что?

— Это же вампирская сага! — укоризненно пояснил мальчишка.

— Bay, хочу! — запоздало обрадовалась Лизавета, обнаруживая значительные пробелы в знании готической тематики.

— Я тоже хочу, билетов нет, — вздохнул ее братец.

— Так давай диск купим! — не сдавалась начинающая готесса. — Скажите, у вас есть «Сумерки»? — снова обратилась неугомонная девчонка к работнику магазина.

Все, за что бралась Лизавета, делалось недолго, но крайне энергично и с максимальным вовлечением в процесс окружающих.

— Сейчас Иван придет, он подскажет, — снова отмахнулся продавец от назойливой клиентки.

Грохот опрокинутого стеллажа с дисками смешался с испуганным вскриком Ромки, на которого эти диски посыпались. Лиза отпрыгнула и завизжала, Светик мигом прибежала на крик родни. Продавец бросил свою коробку, выбрался из-за прилавка и устремился к нам с грозным видом. Но Ромке было не суждено погибнуть от руки продавца.

— Спокойствие, только спокойствие, — раздался веселый голос за моей спиной. Бородатый грубиян опасливо покосился на входную дверь и натянуто улыбнулся.

Я обернулась и увидела Микки Рурка времен «Ковбоя Мальборо…». Тот же ироничный прищур серых глаз, волевой подбородок, короткий нос и узкие губы, которые совсем не портили приближающегося к нам парня. Я снова кинула осторожный взгляд на его лицо и тут же поняла, что всю жизнь любила брутальных шатенов. Как хорошо сказала обожаемая мною Ахматова о таких вот особях мужеского полу: «…лишь смех в глазах его спокойных под легким золотом ресниц…» Ни дать ни взять, эдакий «сероглазый король».

— Вань, закрываться не пора? — засуетился угрюмый бородач, торопливо заклеивая скотчем коробку с дисками.

— Сейчас покупателя откопаем, реанимируем и будем закрываться, — добродушно усмехнулся Сероглазый король, помогая Ромке выбраться из-под завала дисков.

Я отвела от Ивана зачарованный взгляд, оправилась от культурного шока и ринулась поднимать стеллаж и расставлять товар на прежнее место.

— Вы смотрели «Сумерки»? Вам понравилось? — тут же оттеснила меня Лизка, поднимая для виду с пола одинокий диск и кокетливо поправляя взбитые волосы.

— Ну, так, не очень, — отозвался Иван, забирая «Мне бы в небо» из Лизкиных рук.

— А про понь вы мультики любите? — запрокинув голову и дергая хозяина магазина за татуированную руку, поинтересовалась Светик. — Вы верите в понь? Ведь правда, Понивиль существует?

— Еще бы, я только что оттуда… — улыбнулся малышке парень. Светик благодарно улыбнулась в ответ и влюбленными глазами посмотрела на Ивана.

Вместе с ней посмотрела и я. Пестрая гавайка на его груди была расстегнута на две пуговицы ниже принятого, и это позволило мне надеяться, что пленивший меня шатен не такой педантичный зануда, как льнущие ко мне блондины. Об этом же свидетельствовали и мятые шорты чуть ниже колена, и демократичные сандалии на босу ногу, а также небрежно зачесанные назад коротко стриженные волосы. От Ивана пахло ветром дальних странствий, кожей потертого седла и машинным маслом верного «Харлея». Хотя, может, это благоухал напичканный афродизиаками парфюм, не берусь сказать наверняка.

Я улыбнулась своим мыслям и отправилась к стеллажу с мультиками, куда нас со Светиком потащил бородатый тип, изображая служебное рвение. Малышка разыскала новый сборник «Малюток пони» и, прижав коробку с диском к груди, уверенно направилась к кассе. За ней неохотно двинулась Лизавета, слегка разочарованная прохладной реакцией мужчин на ее загадочную красоту. Поклонница готического стиля несла в одной руке «Невесту Франкенштейна» с Борисом Карлофф в главной роли, в другой — «Дочь Дракулы» с Отто Крюгером, снявшимся в роли второго плана.

— Эх, Марго, жаль, «Сумерки» закончились, я бы купила этот фильм, — развязным тоном пожаловалась девчонка, краем глаза поглядывая на Ивана.

— Приходите завтра, обязательно для вас отложу один диск, — пообещал тот.

— Отложите, — кокетливо улыбнулась Лизавета. — Мы к вам реально заглянем.

Иван улыбнулся мне одними глазами и поселился в моем сердце окончательно.

Когда, обвешанные пакетами, мы вышли из торгового центра и направились в свой подъезд, я больше всего жалела, что мне сейчас придется тащиться в шашлычную для бестолкового разговора с братцем Оленьки Смирновой. И Лизке ничего подходящего для школы не купили. А может, съездить с Лизаветой в Загорянку и посмотреть, что из моих нарядов может подойти юной моднице?

— Лиз, не поможешь забрать вещи из одного места? Съездим завтра после школы ко мне домой. Там много интересного, может, что-нибудь готическое для тебя подберем…

— Да не вопрос! — обрадовалась девчонка, веселея прямо на глазах. — Насчет клевых тряпок я — всегда пожалуйста!

Ничего похожего на наряды опереточной нежити у меня, конечно же, не водилось, но Лизке об этом совсем не обязательно было знать. Зато в моем шкафу скопилась целая куча строгих костюмов престижных марок, которые я терпеть не могу, а вот Виталик, развращенный офисным дресс-кодом собственной фирмы, просто обожает. Чтобы угодить мужу, я время от времени покупала себе ненужные обновки. Лизка не намного худее меня, да и вымахала, как стропила, так что многое из моего гардероба будет ей впору. Здорово я придумала! Избавлюсь от ненужного барахла, а заодно и должным образом приодену самую капризную из моих подопечных.

— Между прочим, ты заметила? Этот Иван в меня по уши втюрился, — небрежно помахивая пакетом с двумя дисками, сообщила в лифте юная готесса.

Я так и села. Девчонка словно читала мои мысли. Я тоже думала, что хозяин магазина компакт-дисков почувствовал ко мне нечто большее, чем простой интерес продавца к покупателю. Во всяком случае, мне бы очень хотелось на это надеяться.

— Ты видела, Рит, как он на меня смотрел? — не унималась Лизка.

Еще бы ему не смотреть, ведь чулки с рук она так и не сняла, и в сочетании с желтыми лосинами и лимонным топом сетчатые перчатки до плеч производили довольно сильное впечатление.

— Светик, не ковыряй в носу, — одернула я засмотревшуюся на сестру малышку, чтобы сменить неприятную мне тему разговора.

Рот ангелочка был приоткрыт, указательный палец почти полностью скрылся в ноздре, а весь вид выражал безмолвное восхищение Лизиным совершенством.

— Почему? — хрипло удивилась крошка, закрывая рот и с неохотой следуя моей просьбе.

— Ты же культурный человек? — уводила я беседу в сторону от скользкой любовной темы.

— Угу, — согласилась Светик, с интересом рассматривая вынутый палец.

— А культура — это как раз то, что заставляет человека ковырять в носу не так, как ему бы хотелось, а так, как принято в приличном обществе, — витиевато высказалась я.

— А как принято в обществе? — подключился к обсуждению животрепещущего вопроса Ромка.

— Прикрываясь платком, вот как, — подвела я итог дискуссии.

— А где культурный человек берет платок? — допытывался юный приставала.

Я ничего не ответила, сочтя вопрос риторическим. Уловив паузу в нашей содержательной беседе, Лиза тут же возобновила прерванный разговор.

— Зато в тебя, Марго, по уши втрескался брат Шакиры, ой, то есть Брунгильды, теперь так Смирнова себя называет, — беспечно болтала юная фантазерка, не замечая, что своими инсинуациями выводит меня из себя. — Ты не думай, Рит, Антошка тоже мировой парень. Он историк и, кажется, даже профессор. Правда, он жутко занудный, потому что законченный ботан. Нудит иногда еще похуже нашего Ромочки.

— Где человек берет платок? — задумчиво повторил Рома.

— Ведь жалко же красивый платочек соплями пачкать, — со слезами в голосе заметила Светик. Малышка на секунду задумалась, и вдруг лицо ее озарилось умильной улыбкой. — Я вот что придумала! Рит, купи мне хомячка, я видела, у тебя деньги остались. Лучше я хомячка в платок заверну, у меня дома есть один платочек. Почти не грязный… А нос и об кофту можно вытереть.

— Один раз Антошка чуть не женился, а его невеста перед самой свадьбой смоталась во Францию. Ну и правильно сделала. Я бы от такого тоже сбежала на край света, — надувая и оглушительно лопая жвачный пузырь, рассуждала Лизка.

— А если нет платка, что, правда, делать? — ни к кому не обращаясь, гнул свою линию Ромка.

Стараясь не слушать детский гвалт, сотрясающий стены лифта, я едва дождалась, когда кабина доползет до четвертого этажа, загнала всех домой и, накормив детей ужином, отправилась на свидание с нудным красавцем Антоном Смирновым.

В харчевню у метро я заявилась с получасовым опозданием. Не заметить Антона Ильича было затруднительно. Историк выделялся среди непрезентабельной публики дешевой забегаловки, как красноголовый мухомор среди чернушек. Скроив постное лицо и сложив кисти рук в замок, кукольный красавец сидел за грязноватым столом и накатом внутреннего напряжения очень походил на Штирлица в кафе «Элефант». Был он в двубортном костюме, собран и подтянут и спину держал на удивление прямо, словно не один день тренировался ходить перед зеркалом с собранием сочинений Карамзина на голове.

Я же, на мой взгляд, явно недотягивала до супруги Максима Исаева. Не было во мне томной элегантности жены легендарного разведчика, а была только загнанность лошади, которую лучше пристрелить, чтобы не мучилась. Потерянно улыбаясь, я уселась напротив историка, украдкой вынимая макароны из волос.

— Будете что-нибудь пить? — спросил мой кавалер, морщась от истеричных звуков «Ласкового мая», разносившихся по залу.

— Двойной мартини, пожалуйста, — заказала я, откидываясь на спинку шаткого стула и прикрывая усталые глаза. — Льда не надо. И принесите сразу два бокала.

Кормление детей ужином далось мне нелегко, и я честно заслужила свою порцию спиртного. Пока я варила сосиски и грела гарнир, Светик схватила пакет с покупками и умчалась в свою комнату. Каюсь, меня это не насторожило, ибо я по наивности подумала, что малышка побежала примерять обновки. Как же, нужны ей были юбка с лошадью на кармашке и несколько белых блузок, укомплектованных жилеткой! Деловая колбаса выудила из пенала ручку и высыпала из пакета новые тетрадки. Пока Ромка проверял целостность своих сокровищ в оставленных без присмотра сумках, и особенно в жестянке, а Лизавета болтала по телефону с Ольгой, нахваливая красавца Ивана, влюбившегося в нее с первого взгляда, маленькая затейница красным фломастером накалякала свой коронный призыв «Верьти в понь!» на всех, до единой, обложках только что купленных тетрадей. Если бы она исчеркала лишь свои тетрадки, тогда еще полбеды, но малышка призывала верить в понь на всех, без исключения, тетрадках, включая тетради брата и сестры.

И поэтому ужин прошел под ругань, завывания и мстительное плевание едой. Я же стала своеобразным буфером, в который летели макароны как изо рта обличителей, так и изо рта оправдывающейся стороны. Затем зловредный Роман улизнул из-за стола, прошелся по квартире и, чтобы побольнее уязвить сестру, ободрал желтые стикеры с понелюбивыми призывами Светика. Ободрал и спрятал в жестянку, чтобы сестричка не смогла добраться до бумажек. Негодник верно рассчитал свою месть — Светику с трудом давались ровные буквы, а писать на бумажках воззвания про понь она старалась как можно красивее. На восстановление ущерба потребовался бы не один день, а этого Светик допустить никак не могла. И потому, заливаясь слезами, бедняжка теребила вернувшегося за стол братца и требовала вернуть ей похищенные листочки. Но Ромка оставался глух к мольбам и уговорам и, как ни в чем не бывало, продолжил поглощать ужин. А макароны в процессе выдвигаемых требований полетели еще и с тарелки девочки, и часть их пришлась аккурат на мою голову. Вот и пришла я в «Шашлычную» вся измученная и с макаронами в прическе.

Но Антон Смирнов ничего этого не знал. Заподозренная в бытовом пьянстве, я была неодобрительно окинута холодным взглядом малахитовых глаз и подвергнута молчаливому осуждению. Сделав ложные выводы из ошибочных предпосылок, историк поджал губы и демонстративно заказал себе минералку без газа. С недовольством поглядывая, как я приканчиваю второй бокал мартини, Антон сухо проговорил:

— Тут, видите ли, какое дело. Наши с Ольгой родители работают за границей, и я вынужден присматривать за сестрой. В прошлом году Оля сдружилась с вашей Лизой, и нам стало трудно находить общий язык. Проще говоря, сестра меня не слушается. Я запрещал ей общаться с Лизаветой, но девочки стали хитрить, обманывать и выкручиваться, поэтому пришлось закрыть на их дружбу глаза. Вернее, наоборот, не спускать с Ольги глаз. В общем, я знаю, что у Лизы в семье принято давать детям деньги на любые капризы. Если Лизавете придет в голову идея купить себе мотоцикл, ее матушка, не моргнув глазом, отвалит девчонке нужную сумму. Маргарита, я вас очень прошу, проследите, чтобы Лизе в ближайшее время не давали крупных денежных сумм.

— Лизка собирается купить мотоцикл? — в паническом ужасе округлила я глаза. — Так что же вы сидите! Нет, вы знаете, сколько мотоциклистов разбиваются насмерть? А Лизка совсем еще ребенок! Вставайте скорее, надо бежать к ее матери! Надо бить во все колокола! Надо спасать нашу Лизу…

— Да успокойтесь вы, Маргарита! Что вы всполошились раньше времени? — рассердился Антон.

— Что значит — раньше времени? — возмущенно заорала я, привлекая внимание общественности к нашему столу. — Вы предлагаете подождать, когда ребенок угробится на мотоцикле, и только потом начинать что-то делать?

— Перестаньте кричать на весь зал! — приструнил меня историк. — Не собирается Лиза покупать мотоцикл, это я так, к примеру сказал. Сами подумайте, какая здравомыслящая мать купит четырнадцатилетнему ребенку мотоцикл? Деньги девчонкам нужны для другого.

— Для чего это — для другого? — насторожилась я.

По многозначительному молчанию собеседника я догадалась, что на самом деле все гораздо серьезнее, чем мне тут преподносят. Историк молчал, хмуро глядя в немытое окно, и я решила взять беседу в свои руки.

— Признайтесь, деньги нужны на аборт? — выдвинула я наиболее реальное предположение из тех, которые пришли мне в голову.

— Что вы такое говорите! — шарахнулся в сторону заботливый братец Оленьки, едва не свалившись со стула.

— Скажите, для чего им деньги, я все равно не отстану! — упрямо твердила я, придвигая свой стул к стулу историка Смирнова.

Антон с сомнением пожевал губами, задумчиво изучая мою челку, и нехотя пояснил:

— Вчера я случайно услышал, как в телефонном разговоре с вашей Лизаветой Оля упоминает клуб «Аскольдова могила». Местечко, я вам скажу, еще то.

— А баба Зина говорила, что там собираются готичные поклонники сериала с Марой Рюминой в главной роли. «Проклятие графа Аскольда», может, слышали?

Антон изогнул рот коромыслом и неприязненно процедил сквозь зубы:

— Да уж, слышал кое-что.

Мне ужасно не понравился тон, каким он мне ответил. Скажите, какие мы снобы! Понятное дело, такие сериалы мы не смотрим, а смотрим канал «Дискавери». Точнее, научно-популярные программы, подготовленные ВВС по географии и истории для таких вот умников, как этот самый Антон Смирнов. А мы с бабой Зиной набитые дуры, раз интересуемся ерундой, подобной «Проклятию графа Аскольда». Конечно, мой собеседник вслух ничего этого не высказал, но ясно дал понять выражением лица, что именно так он и думает.

— Еще я слышал, — скривив лицо в брезгливую гримасу, продолжал рассуждать заносчивый красавчик, — что в «Аскольдовой могиле» собираются депрессивно настроенные бездельники, и мне бы не хотелось, чтобы Ольга и Лиза примкнули к их рядам.

— А по-моему, там забавно, — заявила я, чтобы позлить Ольгиного братца.

От выпитого алкоголя напряжение понемногу спадало, и я, развалившись на стуле, посматривала по сторонам, приветливо улыбаясь посетителям за соседними столиками, и время от времени помахивала им рукой.

— Ничего забавного, — осадил меня Смирнов. — Я педагог и знаю, о чем говорю. Очень вас прошу, Маргарита, поговорите с вашей Лизой. Скажите ей, чтобы ни в какую «Аскольдову могилу» она не ходила и уж тем более не тащила туда Ольгу! Что хотите, делайте, но Лиза не должна даже носа совать в этот жуткий кабак.

— Слушайте, а вы меня заинтриговали, — приосанилась я, вскидывая левую бровь и выпячивая грудь. — Что ж там такого страшного, может, расскажете?

— Бросьте дурака валять! — разозлился Антон. — В этом баре собирается всякое отребье, так что сажайте вашу Лизу под замок, если не хотите, чтобы в семье Кашкиных случилось несчастье. Надеюсь, мы с вами поняли друг друга. Не смею вас больше задерживать, извините, у меня дела.