4

В ту ночь Вернон спал как убитый: в «Водовороте» он выпил столько, что парень менее крепкий рухнул бы под стол и до утра оттуда не выполз. Один из работников, Диггори, который ничего крепче светлого пива отродясь в рот не брал, подбросил его до дому на грузовичке и, поддерживая под руку, довел до спальни. А там молодой Паркинсон рухнул поверх одеяла на кровать, с пологом на четырех столбиках, и захрапел.

Однако даже во сне он вспоминал Лауру: что за удивительные, неповторимые моменты подарила ему она! Какая она теплая, податливая, нежная… как упоительно постанывала, подстраиваясь под его ритм… Одних мыслей об этом хватило, чтобы «завестись» снова. Даже накачиваясь виски в два часа ночи, когда зал кружился перед его глазами, а стойка раздваивалась, он представлял Лауру так ясно, словно по-прежнему сжимал ее в объятиях.

Вернон снова и снова прокручивал в голове все, что происходило на кухонном полу, вплоть до той минуты, когда усовершенствованное изобретение многовековой давности подло подвело его в самый ответственный момент. Дойдя до этого досадного эпизода, Вернон сжимал кулаки и принимался громко браниться и сквернословить… А что делать, если мозг так и вскипает в черепе, точно расплавленная лава?

Проснувшись утром в субботу, Вернон со всей ясностью осознал, что никогда еще не получал от секса такого удовольствия, пусть даже все и длилось очень и очень недолго. В окна струился слепящий свет солнца. Вернон крепко зажмурился и принялся вновь проигрывать в воображении соблазнительные сценки.

Он представлял, как занимается с Лаурой любовью на прохладных белых простынях холодной зимней ночью, и на песчаном берегу озера знойным летним днем, и у камина, перехватив бокал-другой виски, и в душе, и на столе… Да где угодно, только бы на Лауре было потрясающее черное кружевное белье! От грузовичка он отказался сразу: трудно было вообразить элегантную, утонченную итальянку пристроившейся на переднем сиденье. Зато мысль об уик-энде в Оттаве показалась на диво соблазнительной: он и Лаура в одном из тех коротеньких черных платьев и в туфельках на высоких каблуках, что женщины надевают специально для того, чтобы сводить мужчин с ума!

От таких фантазий тело его мгновенно пробудилось к жизни, так что Вернон заставил себя вспомнить вариант любовной игры под названием «порвалась резинка», и это оказалось сродни ледяному душу.

Если в решающую минуту тебя подвел презерватив, впереди – несколько недель томительного беспокойства. Ведь если сперматозоид повстречается с яйцеклеткой, то парень повстречается с бедой, и судьба ему – прогуляться к алтарю с золотым колечком в кармане. Но ведь такая чепуха только с подростками случается! И уж конечно тщетно надеяться, что либо он, либо Лаура Фортман бесплодны… В конце концов у Лауры двое детишек, а он… Он – Вернон Паркинсон, черт подери!

Вернон со стоном сел прямо и спустил ноги на пол. Он примет душ, побреется, затем съездит в город позавтракать, а может, заодно и подстрижется. Да и перед Лаурой извиниться не помешает… Конечно, не его вина, что случилось то, что случилось, но он мог хотя бы проводить даму до фургончика. Мог бы и поцеловать ее на прощание с традиционным: «Я тебе позвоню».

Он почесал грудь и глубоко задумался. Но вскоре сдался. Вспоминать о прошедшей ночи оказалось чертовски трудно. За последние двенадцать часов или около того жизнь его невероятно усложнилась. Да еще и правая коленка ноет, будь она неладна. Следующий раз они с Лаурой займутся сексом в постели.


– Марвин вчера даже на бал Фермерской лиги не пошел, – посетовала Агата, помешивая кофе в сто первый раз, по крайней мере, так показалось раздраженной Лавинии. – Говорит, спина побаливает.

– Жалость какая! – Гермиона ободряюще похлопала ее по руке. – Ну ничего, ничего. Сегодня в клубе любителей патефонов устраивают ужин с прослушиванием. Уж этого он не пропустит!

– Да уж, там все соберутся, кому за шестьдесят, – закивала Лавиния. – А вот молодежь вся куда-то девается.

«Оно и к лучшему», – собиралась добавить почтенная дама, но, взглянув на Гермиону, прикусила язык. Не далее как утром родственница в сердцах назвала ее «старой язвой». Надо, ох надо научиться смотреть на молодое поколение добрее и снисходительнее… Ну ведь есть же в нем что-то хорошее, в конце-то концов!

– Говоря о молодежи, – строгим тоном спросила Беренгария, – кто-нибудь придумал, что делать с Верноном?

Все растерянно покачали головами. Обычно, собираясь вместе, старушки не молчали, напротив, с энтузиазмом перемывали косточки всем ближним и дальним. Но перед лицом столь непосильной задачи – подыскать подругу жизни для Вернона Паркинсона – любой лишится дара речи.

– Боже мой! – всплеснула руками Агата, глядя на сестру. – По-моему, дорогие мои, мы слишком много на себя берем. Почему бы нам не потолковать, скажем, о том же Фергусе Лири? В конце концов в судьбе Лиззи мы тоже очень заинтересованы…

– Все в свой черед. – Подоспевшая официантка принесла поднос с завтраком, подлила кофе в опустевшие чашки и исчезла прежде, чем Беренгария успела сказать «спасибо». – Надо сфокусироваться на одном объекте, и только на одном. Главное – не разбрасываться…

– О, и кто же это к нам идет? – жизнерадостно воскликнула Агата, сидящая лицом к входной двери.

Она привстала на стуле и энергично замахала вновь вошедшему, привлекая его внимание.

– Ну и кто же это?

Беренгария обернулась. В дверях стоял Джозеф Паркинсон. Старая дама с достоинством кивнула: старик Джоз приходился ей двоюродным братом по материнской линии. Гермиона недовольно поджала губы, всем своим видом давая понять, что мистер Паркинсон здесь нежеланный гость. Отношения между Гермионой и Джозефом лучше всего подходили под определение «вооруженное перемирие». В далекие времена пылкой молодости Джозеф Паркинсон смотрел на троюродную сестру глазами восторженного поклонника, но получил решительный отказ. Прошло много лет, однако обида осталась.

Решительным шагом Джозеф пересек зал уютного кафе и остановился у столика. По-братски чмокнул в щеку Лавинию, тепло обнял Агату: в дружной семье Паркинсон всегда царило согласие. Почтительно поднес к губам руку Беренгарии. Сдержанно поздоровался с Гермионой. Холодно кивнув в ответ, мисс Ньюсом принялась намазывать джемом гренок.

– Рад вас всех видеть, – обратился Джозеф Паркинсон ко всему почтенному собранию. – Денек выдался отменный.

Дамы с достоинством покивали, хотя термометр показывал минус десять по Цельсию, ветер не стихал, а свинцово-серые небеса оттенком посостязались бы с новым пальто Беренгарии.

С запозданием вспомнив об этикете, старший Паркинсон стянул с головы потрепанную, видавшую виды шляпу и пригладил седые пряди. Даже сторонний наблюдатель с первого взгляда распознал бы в нем фермера. О роде его занятий свидетельствовали и куртка из овчины, и джинсы «Рэнглер», и румяная, загорелая физиономия человека, по двенадцать часов в день вкалывающего на свежем воздухе, и загрубелые, мозолистые руки, и высокие прорезиненные сапоги. А походка – неспешная, враскачку – выдавала в нем наездника, с детства привычного к седлу.

– Так я присяду, сестренки? Не помешаю?

– Нет, конечно, – заулыбалась Агата.

– А зачем? – холодно осведомилась Гермиона, но, вспомнив, как сама же отчитывала Лавинию за вредный характер, добавила чуть приветливее: – То есть я хотела спросить, чем мы можем тебе помочь, Джозеф?

Паркинсон пододвинул свободный стул и уселся во главе стола.

– У меня проблема.

Дамы выжидательно молчали. Агата продолжала уплетать гренок, точно целую неделю еды не видела. А Лавиния отставила в сторону пустую чашку, надеясь привлечь внимание официантки.

– Проблема со сватовством, – смущенно пробурчал он, отводя взгляд от Гермионы.

– Так давай выкладывай, – отозвалась она не то чтобы приветливо. – Не можем же мы весь день тут провести.

Впрочем, здесь Гермиона погрешила против истины: времени у старушек было хоть отбавляй. Во всяком случае, до пяти вечера все четверо были абсолютно свободны. В клубе любителей патефонов Лавиния председательствовала, а остальные помогали ей по мере сил.

– Я так понимаю, мой внук был у вас в гостях.

– Был, а как же. Славный молодой человек, хотя и без царя в голове, – отозвалась Беренгария. – Давно ему пора остепениться, ты не находишь?

– Еще как нахожу. – Джозеф мечтательно улыбнулся, и Гермионе тут же вспомнилось, как неотразим он был… э-э-э… сколько ж это лет тому назад? В общем, когда все они были помоложе. – У вас есть какие-нибудь мысли на сей счет?

– Мы… обсуждаем кандидатуры, – пожала плечами Беренгария. – В таком вопросе допустить ошибку никак нельзя.

– То есть толковых идей у вас нет, – понимающе откликнулся Джозеф. – Да уж, подыскать для Вернона подругу жизни куда как непросто. И это при том, что он успел погулять чуть ли не со всеми смазливыми девчонками города. Впрочем, есть у меня одна мыслишка…

– Да ну! – Гермиона хищно приподнялась на стуле, напрочь забыв про яичницу с беконом и про намазанный джемом гренок. – И что же за особа попала в фокус вашего внимания, мистер Паркинсон?

Старик пропустил саркастическое замечание мимо ушей, лишь пробурчал себе под нос что-то невнятное, но собеседнице явно чести не делающее. Подоспевшая официантка поставила перед ним чашку с дымящимся кофе и, улыбаясь, вручила старику меню.

– Вы не спешите, мистер Паркинсон, выбирайте в свое удовольствие. В такой приятной компании торопиться просто грех!

Гермиона мрачно хмыкнула. Если кто и был способен оценить юмор ситуации, так только не она. Впрочем, дело есть дело…

– Итак, Джозеф, кто же эта раскрасавица? Говорите, не томите нас дольше. Или вы подшутить над нами вздумали? – спросила Агата.

– Да нет, не шучу я, куда уж там. – Старик вылил себе в чашку полкувшинчика сливок, сосредоточенно размешал и только тогда поднял голову. – Лаура Фортман. Вот на кого я глаз положил.

– И кто же такая эта Лаура Фортман?

– Теряешь форму, Гермиона, – усмехнулся старик фермер. – Я-то думал, ты весь город знаешь как свои пять пальцев.

– Ничего подобного, – чопорно отрезала мисс Ньюсом. – За последнее время в городке появилось много приезжих. Так кто она?

– Хозяйка «Венецианской гондолы», – пояснила Лавиния, промокнув салфеткой губы. – Та женщина, что купила кафе у Трогмортонов.

– А, итальянка! – понимающе кивнула Гермиона. – Сдается мне, я ее видела. Очень красивая, с длинными каштановыми волосами. Так?

– В самую точку, – ухмыльнулся Джозеф, одним глотком ополовинив чашку. – Будущая мать моих правнуков, вот кто она такая.

– Отчего ты так уверен? – Беренгария отодвинула блюдце и подалась вперед. – Между ними что-то произошло?

– Думаю, да. – Старик откашлялся, и зоркой Лавинии показалось, будто он чуть покраснел… Впрочем, в кафе было достаточно жарко. – Вчера вечером она обслуживала холостяцкую вечеринку у нас на ферме…

– О, как это мило! – захлопала в ладоши Агата. – А что она приготовила?

– Потрясающее кассуле. Вкуснее в жизни не едал! Пирог с щучьей икрой – ребята его за милую душу умяли. Ну и закуски там всякие. И торт, здоровенный такой, с кремом, глазурью и прочими причиндалами, все честь честью. Сегодня на завтрак три куска съел, и то мало, – со вкусом перечислял Джозеф. – Эта женщина стряпает так, что пальчики оближешь.

– Ты еще ее трубочек с кремом не пробовал, – мечтательно подхватила Лавиния. – И «корзиночек» с заварным кремом и свежими фруктами…

– А яблочные тарталетки! А эклеры! – облизнулась Агата. – Лучше в самой Венеции не подают! – Впрочем, старушка вряд ли знала, что именно подают в Венеции. До того, как уйти на пенсию, Агата Свитинг преподавала географию в школе, однако дальше Оттавы никогда не ездила.

– Возвращаясь к теме, Джозеф, ты считаешь, что твоему внуку понравилась мисс Фортман? – деловито осведомилась Беренгария.

И тут старик покраснел до ушей.

– Да, у меня есть причины полагать, что понравилась… очень даже понравилась.

– А от нас чего ты хочешь? – сухо осведомилась Гермиона.

– Да ничего особенного… Так, совета и поддержки…

– Хмм… – с весьма умудренным видом протянула Беренгария. Как вовремя, однако, появился Джозеф со своей бесценной информацией! А они-то уже готовы были признать свое поражение. Впрочем, старику Паркинсону об этом знать незачем. – А что тебе известно про эту особу?

– Разведена. Двое детишек: мальчик и девочка. А мой внук… он… кажется, он под сильным впечатлением.

– Твой внук, как известно, от любой юбки под сильным впечатлением, – сурово напомнила Гермиона. – Отчего ты считаешь, что мисс Фортман это что-то для него особенное? – Она извлекла из сумочки блокнот с ручкой и приготовилась записывать. Подсказка всегда подсказка, даже если исходит от такого ненадежного, легкомысленного, вздорного старика, как мистер Паркинсон.

Джозеф задумчиво свел брови.

– Ну, – протянул он наконец, отхлебывая кофе. Гермиона многозначительно поигрывала ручкой. – Поначалу она вроде бы и внимания на него не обратила.

«Умна и сообразительна», записала Гермиона.

– А Вернон раз пять в кухню заглядывал, все помочь пытался. А потом парни в бар поехали, а он остался и присоединился к ним уже под утро. Видать, с ней хотел побыть… Держу пари, что так.

– Что же здесь необычного?

– Ну… утром он вел себя как-то странно… Точно ему вожжа под хвост попала, – вспоминал Джозеф, сосредоточенно хмурясь. – Похоже, эта Фортман запала-таки ему в душу.

Гермиона поставила аккуратный знак вопроса и захлопнула альбом.

– Это, конечно, не Бог весть что, – подвела она итог. – Но надо же с чего-то начинать!

– И больше вы мне ничего не скажете? – разочарованно протянул Джозеф.

– Нет. Разве что у тебя есть что добавить.

Старик Паркинсон мрачно переводил взгляд с блокнота на Гермиону.

– На сегодня – нечего. Я ж просто посоветоваться хотел…

– Да, конечно, милый. – Лавиния ласково потрепала брата по руке. – Мы сделаем все от нас зависящее. И конечно же будем держать тебя в курсе.

– Ага, будем, – фыркнула Гермиона, заталкивая блокнот обратно в сумку. – Агата или Лавви тебе непременно позвонят.

Джозеф нехотя поднялся и бросил на стол пару долларов для официантки.

– За кофе, – пробормотал он, натянул шляпу на самые уши и зашагал к двери.

– Ну-ну, – задумчиво сощурилась ему вслед Гермиона. – Посоветоваться он хотел, как же! Джозеф Паркинсон, дорогие мои, пришел к нам за помощью – вот как я это называю!

– И нечего тут злорадствовать, – вступилась за брата Лавиния. – В конце концов все мы – одна семья. Дружная, любящая семья, – подчеркнула она, прицельно глядя на Гермиону.

– Вернон Паркинсон и Лаура Фортман, – проговорила Беренгария, словно размышляя вслух. – Ну и как вам такое сочетание?

– Попробовать, во всяком случае, стоит, – усмехнулась Лавиния. – Ты как, сестренка?

– Миссис Фортман такая красавица… – радостно заулыбалась Агата. – Прямо как та актриса в «Пламенеющих сердцах». Она еще в «Девушке с гор» играла. И в «Похитителе и жертве». И еще…

– Отличный выдался денек, – ликовала Гермиона, не обращая на соседку никакого внимания. – Джозеф Паркинсон попросил меня о помощи! Жаль, никто нас не сфотографировал: мировой получился бы кадр!

– Так все-таки как насчет Лауры и Вернона?

– Приступаем к работе, – безапелляционно заявила Беренгария. – Мужчины – народ бестолковый; дальше своего носа эти идиоты не видят. Но в том, что сказал нам Джозеф, возможно, есть зерно истины…

– Сегодня – мой праздник! Угощаю всех. – Гермиона, по-прежнему сияя улыбкой, вручила официантке внушительную купюру и отмахнулась от сдачи. – Джозеф Паркинсон молит о помощи… Не отказывать же доброму старому другу!


– Отныне и впредь обязуюсь соблюдать целомудрие, – торжественно произнесла Лаура, обращаясь к корзинке с коричными плюшками.

По счастью, подслушать ее обеты было некому. Маленькие Паоло и Виолетта увлеченно раскрашивали в общем зале, Линн стояла за прилавком и обслуживала покупателей, а Лаура пекла и готовила. Встала она в четыре утра, злая и невыспавшаяся: за всю ночь глаз не сомкнула. Она ворочалась под одеялом, изнывая от стыда и унижения, и даже немножко поплакала в подушку.

Ничего, скоро она отдохнет. Тихонько поднимется наверх и приляжет минут на пятнадцать, пока Линн отпускает пирожки и булочки и разливает кофе. Самый наплыв посетителей уже схлынул. Возможно, во время ланча кто-нибудь заглянет: погреть руки над чашечкой чаю или кофе и скушать пирожное-другое. А то еще забежит кто-нибудь из соседей, прикупить сладостей для вечерних посиделок.

– Никогда в жизни не стану больше даже разговаривать с мужчиной моложе шестидесяти, – сообщила Лаура булочкам. – А то, что было вчера… так, досадная случайность, ошибка, не более!

Стихийная близость с едва знакомым мужчиной сама по себе повод для мучительных угрызений совести. А тут еще эта досадная неприятность! Велик ли шанс, что она забеременела? Еще как велик, подсказал услужливый внутренний голос. С чем-с чем, а с умножением семейства у Лауры никогда проблем не было. Стоило ей только подумать: «А не завести ли ребеночка?» – и ребеночек тут как тут. «Плодовита, как крольчиха», – шутил бывало ее так называемый супруг.

Но с тех пор она стала старше. Маленькому Паоло уже шесть, Виолетте – четыре. А самой ей почти двадцать девять: она на исходе пика детородного возраста. Ее мать и бабушка обзавелись детьми до того, как приблизились к тридцатилетию. И против этой доброй семейной традиции Лаура отнюдь не возражала.

Да и хватит с нее невезения. Наверняка вчерашние безумства прошли для нее без последствий… Ох, как хотелось бы в это верить! Красавец конезаводчик оставит ее в покое… Если верить слухам, Вернон Паркинсон меняет женщин как перчатки и ни с одной подолгу не задерживается. Она же сочтет себя счастливицей, если никогда больше в жизни его не увидит…

– Лаура! – окликнула молодую женщину Линн, заглядывая в кухню. – Там к вам пришли.

Лаура похолодела. Деревянная лопаточка выпала из одеревеневших пальцев и плюхнулась в миску с заварным кремом.

– Кто это? – Господи, хоть бы не он, взмолилась Лаура. Он видел меня нагишом. Я этого не переживу.

– Вернон Паркинсон, – заговорщицки прошептала девушка. – Говорит, это очень важно.

– Скажи ему, что я занята. Я готовлю суфле.

– Вы уверены?

– Разумеется, – зловеще усмехнулась Лаура, намеренно копируя бабушку. Грозная Фьяметта Габриэлли умела без слов дать понять любому: кто рискнет досаждать ей в разгар кулинарных хлопот, будет жалеть об этом до гробовой доски. – Будь так добра, объясни мистеру Паркинсону, что я не выношу, когда меня отвлекают от дела.

– Как скажете. – Линн исчезла за дверью, предоставив хозяйке полную возможность размышлять в одиночестве, а не утопиться ли в кухонной раковине.

Вернон Паркинсон уйдет, просто не может не уйти! Такой сногсшибательный мужчина не станет покорно дожидаться у порога, чтобы женщина соизволила уделить ему время.

Десять минут спустя, выйдя в зал с подносом, доверху наполненным плюшками с корицей, Лаура поняла, что ошиблась. Сногсшибательный мужчина заказал себе чашку крепкого черного кофе, подсел к детям и теперь непринужденно болтал с ними, точно знал малышей всю жизнь.

– Мне тут про тебя столько всего порассказали! – хватило у него наглости заявить появившейся Лауре.

– Вижу. – Молодая женщина вытерла руки о старомодный передник. Обслуживая посетителей, Лаура щеголяла в изящной униформе официантки, а стряпать предпочитала в выгоревших джинсах и ситцевом фартуке.

– Можно мне перерыв устроить? – с надеждой спросила ее Линн, хватая с вешалки куртку.

– Безусловно. – Чем меньше свидетелей, тем лучше. Еще не хватало, чтобы по всему Сент-Огюстену принялись судачить про нее и красавца фермера!

– Мама! – позвала Виолетта. – Смотри, какие у нас картиночки!

– Кораблики, – с достоинством пояснил шестилетний Паоло. – С парусами!

Лаура подошла к столику. Что за чудесные у нее детишки – русоволосые, кареглазые, прелестные точно картинка! Если бы не разница в росте, они бы сошли за близнецов.

– Замечательные кораблики, – с чувством похвалила она. – Мы их повесим в витрине: пусть все любуются!

– Доброе утро, – поздоровался Вернон, поднимаясь ей навстречу. – А мы уже познакомились! – Он подмигнул малышам, и те заулыбались в ответ.

– Вижу.

Вернон выглядел непривычно усталым, лицо его побледнело и слегка осунулось, но в серых глазах по-прежнему плясали бесенята, как если бы их с Лаурой связывал некий общий очень забавный секрет. Однако ровным счетом ничего смешного, на взгляд Лауры, в минувшей ночи не было. И вспоминать о досадном происшествии молодой женщине совершенно не хотелось.

– Чем я могу вам служить, мистер Паркинсон? – холодно осведомилась она.

– Мы… э-э-э… вчера с вами так и не уладили финансовых вопросов. – Вернон запустил руку в карман и извлек оттуда чековую книжку. – Я пришел расплатиться по счету.

– Да, конечно. – Треклятый счет, тот самый, из-за которого Лаура вчера опрокинула сумочку и в результате оказалась под столом вместе с Верноном в чем мать родила, утром отыскался среди ее бумаг. Молодая женщина в сердцах засунула его под кассу. – Сейчас принесу.

Разумеется, Вернон последовал за ней. Если Лаура надеялась, что он посидит за столиком, допьет кофе, заплатит по счету и уберется восвояси, то упованиям ее не суждено было сбыться. Этот невозможный тип, чуть прихрамывая, пересек зал и остановился в опасной близости от нее.

– Ты ушибся? – осведомилась Лаура, вручая ему счет.

– А, пустяки. Я еще в детстве колено повредил… вот травма и дает о себе иногда знать.

Вернон скользнул взглядом по колонкам цифр и, положив чековую книжку на стеклянную витрину с пирожными, взялся за ручку. А Лаура невольно подумала, что, кажется, знает о причине его хромоты. Кафельные плиты – штука твердая… Молодая женщина вспыхнула до корней волос, и Вернон, вручая ей чек, вопросительно изогнул брови. Лаура взглянула на строчку с проставленной суммой – сумма эта на сто долларов превосходила ее подсчеты.

– Итог неверен, – заявила она, протягивая чек обратно.

– Здесь включены чаевые, – небрежно пояснил Вернон, глядя куда-то в сторону и не проявляя ни малейшего желания забрать злосчастный чек. Вместо этого он с интересом уставился на корзинку с кремовыми рулетиками. – Ух ты, до чего вкусно пахнет!

– Никаких чаевых за вчерашнее я от тебя не возьму, – отчеканила Лаура, с трудом сдерживая слезы. Отдаться чужому мужчине, под стать изголодавшейся по сексу, одержимой маньячке, уже достаточно скверно. Но чтобы мужчина еще и платил ей за полученное удовольствие…

– Не завернешь мне с дюжину этих штуковин?

– А не пошел бы ты куда подальше! – свирепо проговорила молодая женщина, разрывая чек надвое и швыряя обрывки в мусорную корзинку. – Я и без того от стыда готова сквозь землю провалиться!

– Что? – На лице Вернона отразилось искреннее изумление. Небось, перед зеркалом часами репетировал!

– А теперь выпиши новый чек, – потребовала она. – На правильную сумму.

– Но за Большого Лося причитаются чаевые… – И тут до Вернона дошло: он побледнел как полотно и едва устоял на ногах. – Ох, радость моя, ты ведь не думаешь, что…

– Не смей меня так называть!

– Да, мэм. – Молодой Паркинсон вновь достал чековую книжку и выписал новый чек. Лаура придирчиво проверила цифру, но на сей раз все было в порядке. – Я вовсе не хотел тебя оскорбить, – покаянно произнес Вернон, понижая голос. – Мне страшно жаль.

– А мне страшно жаль, что вчера я не уехала на час раньше, – посетовала Лаура. Она оглянулась через плечо: Паоло и Виолетта с интересом наблюдали за тем, как их мамочка препирается с покупателем. – Ты мне все равно не поверишь, но я просто в толк взять не могу, что на меня накатило. – Серые, со стальным отливом, глаза неотрывно глядели на нее, гипнотизируя, подчиняя себе… – Ну, то есть каким словом это называется, я, конечно, знаю, – пролепетала молодая женщина. – Однако я так никогда себя не веду… С чужими, во всяком случае. Да вообще и ни с кем. Ну, я была замужем и все такое… – Лаура смущенно умолкла.

– У тебя есть черное платье? – прошептал Вернон ей на ухо, нагибаясь так близко, что ноздри ей защекотал запах мыла и слабый аромат дубленой кожи.

– А что?

– А то, что мы сегодня вместе ужинаем.

– Ничего подобного. – К своему изумлению, Лаура обнаружила, что запах ей нравится. Интересно, в Сент-Огюстене все мужчины такие… благоухающие?

– Почему нет?

– У меня другие планы.

Даже будь это не так, Лаура все равно не приняла бы приглашения Паркинсона. Ведь он считает само собой разумеющимся, что свидание закончится постелью, а одну и ту же ошибку она, Лаура, дважды не совершает. При мысли о порвавшемся презервативе молодая женщина ощущала себя способной блюсти целомудрие до гробовой доски.

– С кем ты встречаешься? – Брови Вернона угрожающе сошлись на переносице, глаза метали пламя. Но обаяния у него при этом отчего-то не убавилось.

Хоть бы бородавку отрастил на носу, что ли, или зубы пообломал. Или, например, запахом уподобился скунсу-вонючке. Что угодно, лишь бы эта негативная черточка помогла мне одержать верх в неравной борьбе, вздыхала Лаура.

– Не твое дело! – парировала она, но, видя, как собеседник непроизвольно сжал кулаки, сжалилась над страдальцем. – У нас с детьми пригласительные билеты на ужин в клубе любителей патефонов.

– Ну что ж, – протянул Вернон, надевая шляпу. – Раз ты не хочешь прокатиться в «Старый замок»… Там отлично кормят, и музыка что надо…

До «Старого замка» было часа два езды. Этот ресторан считался лучшим на три окрестных городка. Однако Лаура видела, что собеседник не шутит.

– Нет, спасибо. Я не принимаю приглашений от малознакомых мужчин.

– Да ну? Тогда как же насчет вчерашнего? – недоверчиво переспросил Вернон.

– Это была ошибка, мистер Паркинсон, и только.

– Спорить не буду. – Вернон Паркинсон широко улыбнулся, и улыбка его заключала в себе прямо-таки смертоносный заряд обаяния. – Вообще-то я пришел извиниться.

– За что?

– За вчерашнее.

– О вчерашнем я предпочла бы забыть, если вы не возражаете.

Вернон хотел было что-то сказать, но, видимо, передумал.

– В таком случае, миссис Фортман, заверните мне вот этих рулетиков, и только вы меня и видели.

Загрузка...