Брачный экстрим. Школа «Челси».

Нина

Нина оказалась рыжей, коротко стриженной девчонкой с веснушками, мальчишеской фигурой и длиннющими ногами. Она единственная среди нас обходилась без каблуков. Когда Инесса подошла к ней, та почтительно встала. Ее ноги заканчивались примерно там, откуда у мамы Лосер начинались руки.

Я почувствовала укол ревности: почему этой рыжей придется тяжелее, чем мне, например. Думаю, остальные подумали о том же. Знаете, как иногда бывает: от недоверия, обмана, злости, зависти и прочих негативных эмоций, собранных в одном небольшом пространстве, воздух становится липким, сероватым и тяжелым. У меня лично сразу начинает болеть голова и немного подташнивает. Я почувствовала, как к горлу подступает неприятный ком. Видно, девчонки порядком невзлюбили Нину после слов мадам Лосер.

– Так, Нина. Твое сочинение – самое короткое из всех. Более того, оно состоит только из одной части. Ты считаешь, что твою историю можно рассказывать в оригинальном варианте? – Инесса буквально сверлила Нину карими глазами.

– Но мне кажется, что другим словами рассказать об этом невозможно, – спокойно возразила девушка.

– Скажи мне, Нина, ты – единственный ребенок в семье?

– Нет, у меня недавно родился маленький брат. – Нина опустила глаза.

– Странно… Почему сразу после рождения ребенка твои родители решили развестись? Это бывает редко. – Инесса не отрываясь смотрела в лицо Нины, та не смела поднять глаза. Напряжение достигло какой-то звенящей точки, каждая из нас была рада, что находится сейчас не на месте рыжей.

Инесса буквально отлепила взгляд от Нининого лица и поднесла к глазам листок, меньше чем на четверть страницы заполненный текстом.

– Послушайте, девочки, что рассказала нам о себе Нина из Питера. – Инесса принялась зачитывать историю Нининой жизни.

Судя по всему, у нее был самый идеальный background из всех нас. До настоящего момента Нина жила в обыкновенной, крепкой и дружной человеческой семье, где все пользовались взаимными уважением и любовью. Мама с папой не стеснялись проявлять свои чувства и никогда не ругались. Нина всю свою сознательную жизнь пребывала в убеждении, что благополучие – божий дар для всех, и недоумевала по поводу ссор, разводов и прочих житейских неприятностей. Она считала, что люди, которые не могут прийти к компромиссу, – убогие, тем более если от спокойствия в доме зависит счастье детей. Мама и папа для Нины были единым организмом ровно до того момента, пока они не усадили ее за стол и не сказали:

– Ты уже взрослая, мы можем сказать тебе правду. Мы с мамой уже давно не любим друг друга и считаем, что оставшиеся годы можно прожить лучше, полнее и честнее.

– Почему вы раньше не говорили мне об этом? – сквозь слезы спросила девушка.

– Ты была недостаточно взрослой.

На этом сочинение обрывалось. В художественном смысле здесь был некий авторский ход: додумайте, мол, сами. Но с точки зрения Инессы, в откровении присутствовала некоторая недосказанность.

Инесса продолжала атаковать Нину вопросами, требуя немедленного ответа:

– Хорошо, тогда скажи нам, любит ли твой папа твоего маленького братика? Кстати, сколько ему?

– Шесть месяцев. – Нина опустила голову еще ниже. – Да, любит.

– Тогда я вообще ничего не понимаю. Папа долгое время притворялся хорошим семьянином, чтобы после рождения ребенка сразу покинуть всех, кто ему дорог, и заодно выставить из дома любимую дочь? Что-то не клеится. А может быть, братик от другого дяди? Но как тогда папа может его любить?.. – Инесса зловеще замолчала. Затем повернулась к нам и четко произнесла: – Девушки! Наша маленькая Нина немного завралась. Она не хочет откровенно рассказывать о мотивах, которые привели ее в наш коллектив. Поэтому я принимаю это сочинение как вторую версию, а о том, как было на самом деле, Нина сейчас расскажет нам вслух. Иди сюда, Нина, не стесняйся. Мы же договорились, что никто никого осуждать не будет.

Нина неуверенно подошла к Инессе, вздохнула глубоко и прерывисто, а затем выпалила:

– Это – мой ребенок!

Заявление прозвучало как взрыв. Мы замерли на местах, стараясь не привлекать к себе внимания ни единым звуком.

– Рассказывай, Нина, рассказывай, – подбодрила Инесса.

Нина, надо отдать ей должное, не плакала и не тряслась как осиновый лист, у нее только чуть дрожал голос и спина согнулась так, как будто на ней висела тяжелая неудобная поклажа. Она заговорила:

– Я встречалась с мужчиной, он был нашим родственником, точнее… – она смущенно потупила взор, – маминым младшим братом. Я знала его с детства, постепенно из дяди Саши он превратился просто в Сашу, потом мы реально влюбились друг в друга, и никто не мог повлиять на наши отношения. Правда, папа не знал, может быть, догадывался, а мама прекратила всякие отношения с братом, считала его законченной скотиной. Когда я поняла, что беременна, уже было поздно что-то предпринимать, да я и не хотела, потому что была уверена, что мы с Сашей поженимся. Я даже бросила работу.

– Какую работу? – прервала Лосер рассказчицу.

– Ну, я танцевала… в баре…

– Понятно. Продолжай!

– После того как я сообщила Саше, что у нас будет малыш, он как-то опешил, замкнулся, потом сказал, что ему надо подумать, и ушел. На следующий день он прислал мне эсэмэску: «Я пока не готов к таким серьезным поступкам». Фактически он послал меня куда подальше и предоставил возможность самой выпутываться из ситуации. Мне не оставалось ничего иного, как рассказать обо всем маме. Если без эмоций, мы решили ничего не говорить отцу – мама очень его боялась и никогда не любила. Мама сказала, что рано или поздно правда все равно откроется, ребенка никуда не денешь. Поэтому я должна подготовить себе базу для дальнейшей жизни, а ребенком займется она. Отец узнал о моей беременности, когда я была на восьмом месяце. Он закрылся в комнате с мамой, они долго разговаривали, даже кричали. В общем, на следующий день он собрал вещи и уехал к другу, а потом снял квартиру. Он сказал, что не ожидал от нас такой лжи и подлости, что он оторвет Саше яйца и лучше тому не попадаться ему на пути. Теперь мы всем говорим, что Павлик – мой братик, а фактически получается, что он – одновременно внук и племянник моей маме. – Нина замолчала.

– Ребенок нормальный? – спросила Инесса.

– Врачи сказали, что очевидных дефектов нет, но надо наблюдать за развитием, – спокойно ответила Нина. Наверное, ей стало легче, когда она рассказала правду.

Инесса помолчала, потом кивком указала Нине на ее место. Нина тихонько опустилась на стул.

– Вот, девочки, объяснение тому, что я сказала. Нина сейчас запишет эту историю на листочке, – она положила перед Ниной белый лист, – а мы с вами тем временем обсудим, почему ей будет труднее всех.

После того как я узнала историю рыжей девчонки, мою спесь как ветром сдуло. Я даже почувствовала некоторое уважение к молодой матери, легкую ненависть к слабохарактерному любовнику и сожаление от обманутой любви. Мне показалось, что девушки в аудитории со мной солидарны. Может быть, со временем мы создадим фонд помощи отказным детям и вернем Нине ребенка? Еще меня терзало подозрение, что Лосер не нужны наши сочинения, что она знает все наперед. Зачем тогда она приняла в школу девушку с ребенком? Пока все мои вопросы были далеки от риторических.

Нина, склонив голову, принялась писать биографическую справку.

– Кто готов высказать предположения насчет Нининых трудностей?

Все молчали, Вика – вратарь – через некоторое время робко выдавила:

– Из-за ребенка?

– Так, версия принимается, но не думаю, что в нашей ситуации – это проблема. – Инесса постучала костяшками по столу, за которым сидела Луиза. – Ты скажи, что ты думаешь!

– Из-за того, что она любит своего дядю?

– Да, лучше ей было полюбить чужого дядю… Версия понятна. Третий и последний вариант. – Инесса посмотрела на девушку по имени Анжела – с яркой внешностью, чем-то похожую на Анжелину Джоли, только с белыми волосами, убранными в тугой конский хвост.