Бражник

Яра

Знал ли я что-нибудь о пищевой промышленности? Да, немного. Мой отец в девяностых хотел открыть производство лапши быстрого приготовления и я знал, что у него ничего не получилось.

А Ярослав говорил мне:

– Еда – это беспроигрышный вариант.

Он говорил с энтузиазмом, прям как настоящий лидер. Лидер чего – не знаю, но однозначно лидер. Стоял выпрямившись в полный рост и активно жестикулировал рукавом своей домашней ветровки. Да, у него была домашняя ветровка. Что-то вроде халата, но ветровка. Синяя, с сиреневыми полосами. Очень страшная.

Так вот, Ярослав накинул на плечи свою ветровку, как плащ, и вещал, размахивая пустым рукавом.

– Люди всегда хотят есть. Это самое быстрое, безотказное удовольствие из всех, что им доступны! Какой дурак откажется кайфануть пару минут и набить рот чем-то, что приласкает его вкусовые сосочки?

Да, наверно, мой отец думал так же. А может, у него тоже был друг-дегенерат, который вливал ему помои в уши.

Если честно, я не мог с ним не согласиться. Когда регулярно недоедаешь, вкусовые сосочки начинают скучать по ласке. Они ее ждут. Я уже много лет не ел ничего вкуснее пива, потому что мясо из деревни Лаврентий готовил неважно, а я еще хуже. Максимум, на что я мог расщедриться помимо пенного – это хлеб или макароны. Не то, чтоб жалко было, просто пособия на большее не хватало.

Конечно, речи Ярослава меня вдохновили, но не мог же я просто в этом сознаться! Поэтому я скептически хмыкнул, чтобы сохранить свое достоинство.

– Думаешь, такая идея только в твою голову пришла?

Ярослав отбил мое нападение, как бравый фехтовальщик:

– Мою идею ты пока не слышал! Это только вступление. Ты должен им заинтересоваться и сейчас в нетерпении умолять меня, как течная сучка кобеля, продолжить повествование.

Я смотрел на него и думал о том, что я вообще тут делаю. А он ждал ответа, вот и я ответил наконец:

– Ну.

– Баранки гну.

– Дальше что?

– Дальше – семинар по экономике.

– От тебя? Боже ж мой…

Экономистом я не был, как и он. То есть, я не знал, куда он подался после школы – господа присяжные, покорно каюсь: мне было плевать на Ярослава и его жизнь! – но не сомневался, что не в экономику. При всей моей неприязни к Ярославу я чувствовал, что мы с ним одного поля ягоды. В том смысле, что он тоже никто.

Но Ярослава, похоже, оскорбило мое сомнение в его компетентности. Я понял это, когда он хлестнул меня по щеке рукавом ветровки.

Представьте себе, я даже не обиделся. Ярослав под боком оказывает чудное воздействие на организм: удивляться перестаешь вообще, напрочь. А он невозмутимо продолжил гнать свою пургу.

– Да погоди ты! Коротко о главном: цена товара – это расход на производство товара плюс внедрение на рынок, плюс сумма прибыли поделить на количество. Средняя рыночная стоимость продукта рассчитана примерно так. Но спрос будет больше, если цена будет меньше. А цена будет меньше, если уменьшится одно из слагаемых в сумме.

Я утвердился в том, что Ярослав не экономист. Даже моих скромных познаний оказалось достаточно, чтоб осознать масштаб некомпетентности Ярослава.

Но я понял, что он хочет мне сказать.

– Значит, ты хочешь увеличить прибыль за счет снижения расходов, – я саркастично восхитился. – Гениально.

К сожалению, моим сарказмом Ярослав впечатлен не был. Он посмотрел на меня… снисходительно? Ой, да пошел он!

– Ты даже не представляешь, насколько это гениально, – медленно проговорил Ярослав, нагоняя интригу.

Я вздохнул.

– Ты прав, я не представляю. А знаешь, почему? Потому что ты пляшешь передо мной, как цирковая обезьяна, и не говоришь ничего по сути!

– Так надо. Я не хочу, чтобы ты отреагировал неправильно.

– Мать твою, ты не нобелевский лауреат, я не обосрусь от счастья, когда узнаю!

– Нет. От счастья – нет.

О, так вот оно что. Только недавно Ярослав говорил мне, что в этом нет ничего противозаконного.

Поддерживая его игру в драматизм, я подался вперед и серьезно посмотрел в его глаза.

– Тогда испугай меня уже до усрачки.

Казалось, Ярослав только этого и ждал. Он приосанился и даже не скрывал лучащуюся оптимизмом улыбку.

– Короче. Есть у меня один знакомый, работает сторожем в морге…

Если я действительно услышал то, что услышал…

Тем временем Ярослав продолжил:

– Это бесплатно. И, как он говорит, вкусно.

Пару минут я промолчал. Нуждался в перерыве. Ярослав упорно делал вид, что не обращает внимания на выражение моего лица, а выражение, я уверен, было то еще.

Затем я тоненьким голосом спросил:

– Не проще ли отлавливать бродячих собак?

Ярослав посмотрел на меня, как на дурака.

– А ты их мясо пробовал?

– К счастью, нет. А ты?

– Не вкусно.

Мне снова понадобилась пауза. Я переварил информацию и понял, что не хочу узнавать подробности. У меня была более приоритетная задача: помочь Ярославу избавиться от навязчивой идеи в его дурной башке.

– Ладно, тогда мы можем отлавливать бродячих… коров.

– Коровы не бывают бродячими. Все коровы – чья-то собственность, их отлавливать незаконно.

Я аж засмеялся.

– О, да что ты говоришь? А вот человечина – самое законное блюдо на свете! Не знаю, кто из вас с другом-сторожем увлекается передачами про серийных убийц, но я человек вменяемый.

«По крайней мере, был им, пока не встретился с тобой, Ярослав», мысленно добавил я.

Ярослав вдруг встрепенулся. Похоже, мои слова задели его за живое.

– Это не передача, это жизнь, – с драматическим придыханием изрек он. – И знаешь, что? Такие вещи не выглядят так, как в кино. Там все преподносят в очень мрачных красках. Для того, чтобы люди боялись этого абстрактного зла. Именно это пугает нас больше всего: то, что зло абстрактное. Мы не понимаем, что в нем плохого, но знаем, что это плохо – такие диссонансы заставляют мозги испытывать ужас. Это порок цивилизации. Это груз, который мы тащим на себе. Я просто предлагаю тебе расправить плечи и увидеть мир таким, какой он есть на самом деле!

На это ответа я не нашел. Мне ничего не оставалось, кроме как обдумать его слова – сам бы не поверил, что всерьез этим займусь.

Может, он и прав. Конечно он прав. Да-да-да, истинной правды не существует и у каждого картина мира своя, но, черт возьми, я его понял. Я его понял и это меня озадачило. Пришлось задуматься, кто из нас более сумасшедший. До того его монолога такими вопросами я не задавался, мне все было понятно. И вдруг я понял его, Ярослава.

Но с какого черта я должен отказываться от своей цивилизованности? Стоило мне подумать об этом, и ответ ударил меня, как током. Я похолодел.

Ради денег.

Сразу после того, как ответ на вопрос нашелся, я понял, что уже согласился. И усмехнулся.

– С каких это пор ты заделался философом? Начиналось все с мазы поднять бабла, а теперь, значит, мы уже бунтуем против цивилизованного общества?

Ярослав посмотрел на меня каким-то честным, уставшим взглядом. Очень пронзительно.

– Да наплевать мне на цивилизованное общество. Я хочу только поднять бабла.

Этого я тоже хотел. Я мечтал об этом, еще когда жил с родителями. Мне хотелось быть настолько богатым, чтобы покупать в магазинах все, что я захочу. И конечно, при этом я не хотел работать ни дня в своей жизни. Когда-то эта мечта становилась все ближе и ближе, а теперь… по крайней мере, я правда не работал ни дня в своей жизни.

А Ярослав вроде как брался приблизить мою детскую мечту. Ведь покупать в магазинах все, что захочешь, не очень дорого. Для этого даже не нужно быть миллионером. Правда, я уже подозревал, что работать для этого все же придется.

Но есть же и другие пути. Инфобизнес, биржа – что угодно. Да, конечно, они не работают и все мы об этом знаем, но ради приличия можно хотя бы попробовать.

Вдруг я засмеялся.

– Ты ещё и Герасима приплести хотел! Тебя бы точно за экстремизм упекли.

– Да не упекли бы, какой тут экстремизм!

ДЕЙСТВИТЕЛЬНО.

– Нет, ты послушай, – насел Ярослав, – это было бы незаконно, если бы мы раскапывали свежие могилы или воровали тела полностью. Но если оформлять все как утилизацию отходов, то все будет более, чем законно! И мы, фактически, даже не соврем: какое им дело, как мы утилизируем отходы? И кто скажет, что это не утилизация?

Он аж в ладоши хлопнул, когда договорил, настолько был собой доволен.

– Ты правда веришь, что твой план – не бредня душевнобольного? – медленно спросил я с дружелюбной интонацией, как будто говорил с ребенком.

Ярослав бросил на меня растерянный взгляд.

– А что тебя смущает?

– Рад, что ты спросил! Меня вообще все смущает.

– А меня смущает только то, что у нас на это нет денег.

Мой седалищный нерв почуял не состыковку.

– Погоди-ка, сначала ты рассказал все так, как будто вкладывать деньги вообще ни во что не надо, а теперь говоришь, что они нужны! Это для чего же?

Ярослав снова взглянул на меня с умиленным снисхождением.

– Во-первых, нас никто не впустит в морг за «спасибо». Во-вторых, готовую продукцию надо как-то сбывать. В-третьих, эту чертову продукцию надо изготовить. Впускать нас будут санитары за символическую плату, сбывать мы её будем в ларьках, до которых все это надо будет довозить и тоже чутка приплачивать хозяевам ларьков, чтоб вопросов не было. Ну, а готовить ее мы будем своими руками! Но для этого все равно нужны продукты.

Я задумался. Он говорил все это настолько спокойно, что я начал сомневаться в своей морали. Точнее, я начал сомневаться в том, что воровать мясо из моргов действительно страшно. Словами Ярослава все звучало, как кулинарные курсы.

Думаю, ему от одного моего взгляда стало ясно, сколько меня придется уговаривать, чтобы я попросил денег у своих родителей. И Ярослав сделал правильный выбор: даже не заикнулся об этом.

Но скоро у него появилась еще одна идея.

– А где ты живёшь? У тебя же есть квартира?

– Она не моя, я живу с другом.

– О.

– Да не в том смысле! Как мы с тобой.

– Надеюсь, ты избавишь меня от такой радости.

Я возмущенно прикрикнул:

– У нас с ним даже девушка была!

Ярослав заинтересовался.

– Одна на двоих?

А меня моментально придавило грузом воспоминаний.

– Если говорить о душевном, то она стала занозой для нас обоих.

Я похвалил себя за выдержку: сказал это с печальной улыбкой на губах. Философски, как будто спел блюз. А ведь мог бы обиженно пробубнить что-нибудь нехорошее.

Но Ярослав мой блюз не оценил.

– Мне интересно, как это все происходило в физическом плане. Ладно, ладно, не заводись. Вы с другом можете продать квартиру?

Я опешил.

– Нет.

Ярослав не унывал.

– Ладно, тогда, на худой конец, сдать!

– И где же мы тогда, по твоему мнению, будем жить?

– Здесь! – Ярослав развёл руки в стороны.

Окинув взглядом его халупу, я подумал, что Лаврентий заслуживает лучшего. О себе я был не такого высокого мнения.

– Нет.

Дело в том, что жилище Ярослава… его вообще нельзя назвать домом.

Я пробыл в том злополучном месте уже пару дней и смело мог назвать их самым страшным временем за всю свою жизнь. В доме Ярослава отсутствовали абсолютно все удобства, разве что одна-единственная лампочка под потолком, электрическая. Прямо как в спортзале на встрече выпускников. Но наличие лампочки еще не означало, что в дом проведено электричество: лампочку Ярослав как-то провел от фонаря на улице. То есть, лампочка эта гарантировано горела всю ночь и выключалась только тряпкой: оборачиваешь и завязываешь крепко, чтобы тряпка не падала.

Помимо электричества в доме отсутствовал и водопровод. Зимой эта проблема решалась сравнительно просто: зимой вода в одном из своих агрегатных состояний буквально доставляется на дом совершенно бесплатно. Да, Ярослав собирал снег. Если не ленился, даже лез на крышу – там снег самый чистый.

Как мы превращали в воду снег? Растапливали.

Как растапливали? На русской печи, самой настоящей.

Дом Ярославу достался от родителей, очень рукастых людей. Ярослав тоже человек рукастый, но в совсем другом смысле.

Когда он получил дом, дом еще был пригоден для жизни: все коммуникации, отопление, а печь просто как память о былом. Для антуража. Но Ярослав на этот дом забил. Где жил – черт его знает, может, и под мостом. Конечно, пока дом стоял нежилой, в него залезали бесчисленное количество раз – утащили все, что только можно. В том числе и все блага цивилизации.

Так родовое гнездышко Ярослава благополучно откатилось на пару веков назад.

Конечно, все можно починить и восстановить. Но для этого нужны деньги, а, как я уже говорил, мы с Ярославом были одного поля ягоды.

Он по-прежнему был мне отвратителен, но что-то в моей душе начало оттаивать. Я подозревал, что это жалость.

Прежде Ярослава я даже недооценивал. При ближайшем рассмотрении его антисоциальность открывалась с самых неожиданных сторон. Это был самый настоящий алмаз, ограненный годами привычек. И он сиял каждой своей стороной.

Я, оказывается, должен благодарить его за то, что он ходит в одежде. Я имею в виду, когда выходит на улицу. Потому что дома таких пороков цивилизации он не терпел. Разве что ветровку на плечи набрасывал.

Почти каждый мой день начинался с созерцания обнаженной натуры. Я бы рад, будь натура женской, но моему взору упорно представлялись причиндалы Ярослава. Они болтались где-то на уровне моей чашки, когда я из нее пил, оказывались в опасной близости к моим рукам, когда я тянулся за бутербродом, но куда-то исчезали всякий раз, когда у меня в руках оказывались ножницы или нож. И это был удивительный, заслуживающий пристального внимания феномен.

Я старался держать ножницы в кармане. Исключительно в интересах науки.

Но однажды ножниц рядом не оказалось. В то утро я счастливо завтракал бутербродом, который представлял из себя два куска хлеба, и никак не хотел думать про сосиски, чтобы не расстраиваться.

А потом на кухню зашел Ярослав.

– Может, оденешься? – спросил я его в расстроенных чувствах, откладывая бутерброд без сосиски.

– Да мне не холодно, – ответил Ярослав, отправляя в свой рот мой бутерброд без сосиски и почти неразличимо добавил: – нормально.

В ответ я возмущенно дернул бровью.

– А мне не нормально!

– Тогда оденься потеплее, – Ярослав невозмутимо пожал плечами.

Но намек им был истолкован верно. И вот, когда утро перекатилось в день, он сказал:

– Слушай, ты сейчас у меня живёшь, да? – в этот момент Ярослав смотрел на меня так, как, должно быть, матери смотрят на неразумных детей, которых вопреки всему любят. – Бесплатно, да? И не работаешь. Мне кажется, что у тебя ко мне претензий вообще быть не должно. А тебе?

Мне, конечно, тоже казалось, что претензий к нему быть не должно. Но претензии были! И, чтобы хоть немного уравнять наши с ним силы, я решил поискать себе работу. Снова. Но на этот раз я был готов поступиться своими принципами и действительно начать работать! Черт с ним, надо что-то делать со своей жизнью. Как оказалось, перспектива свалить от Ярослава – самая действенная для меня мотивация. К тому же, все, что я знал прежде, утекло сквозь пальцы буквально за один день. Я, можно сказать, заново родился.

Работу я хотел такую, чтобы она мне нравилась и работать на ней надо было немножко.

Сам Ярослав работал, как он выражался, в сфере продаж. Об этом он говорил, вздернув нос. Наверно, ему очень нравилась эта сфера. Но на деле он просто сидел на рынке и продавал овощи.

На собеседовании с хозяином палатки Ярослав сказал, что опыт в сфере торговли у него есть, и это была чистая правда.

Обычно все начинается с решения. Тогда все началось с решения Ярослава. Надо сказать, что очень много вещей в мире начинается именно с этого: с решения Ярослава. В тот раз Ярослав решил, что ему нужно получить опыт.

Какой именно опыт – не уточняется. Он и сам не знал. И именно поэтому опыт обязательно нужен был специфический.

Одним из самых ценных навыков Ярослав считал навык работы под прикрытием, наряду с навыком ведения слежки и рукопашного боя. Так что все решила исключительно популярность боевиков в годы нашей с ним юности.

Для наработки своих шпионских навыков Ярослав выбрал сетевой магазин недалеко от дома. В первую очередь потому, что он был недалеко от дома. Не в последнюю – потому, что дом Ярослава стоял на отшибе и тот магазин в округе был единственным маячком цивилизации.

Другими словами, выбирал Ярослав между магазином и курятником. Он выбрал магазин.

Все началось со слежки. Ярослав регулярно прохаживался по улице. По противоположной ее стороне, чтобы не привлекать внимания. Всегда с батоном хлеба, который оперативно крошился на асфальт для прикорма голубей (как алиби). И совершенно неважно, что голубей там отродясь не водилось, а по дороге проезжала одна бабушка с тележкой для продуктов в час. Потому что у Ярослава был план.

Хлеб для несуществующих голубей Ярослав покупал в магазине на другом конце города и делал это преимущественно глубоким вечером, чтобы не пропустить открытие своего, сетевого. Внутрь он не заходил, потому что это противоречило придуманным им правилам: у Ярослава был план, и для осуществления плана требовалось сохранение инкогнито. То есть, его не должны были узнать работники магазина. Для соблюдения этого условия он приложил некоторые усилия, а именно – побрился налысо и отрастил козлиную бородку.

Я до сих пор жалею, что не увидел это воочию.

Сменить внешность его вынудила его же неосмотрительность. До того, как он решил претворить в жизнь свой замысел – и даже до того, как замысел зародился в его гениальной голове, – Ярослав заходил в тот магазин, как покупатель. Потом он часто ругал себя за такую халатность.

Да, все это действие происходило в селе на сто человек. В частном секторе городка на отшибе.

Наш городок стоит на берегу речки, тащится вдоль ее бережка, как бурлак. С высоты птичьего полета он выглядит полукругом, как четвертушка яблока. На набережной, у сердцевины яблока, стоят многоэтажные дома, и с верхних этажей там открывается чудный вид на лоскутное одеяло нашего города. Оттуда легко можно увидеть школу и пятиэтажку моих родителей. Но халупу Ярослава оттуда увидеть нельзя, она притулилась в выгребной яме там, где у яблока растет хвостик. Вернее, откуда растет яблоко. И там, в этой выгребной яме, построили большой сетевой магазин с длинной стеклянной витриной, которая сияла посреди деревенского убожества, как бриллиант.

Через ту витрину Ярослав бегло изучил привычки всех работников и правила, по которым существовал маленький мир внутри магазина, в том числе и часы работы. Конечно, информация не секретная: часы работы, как заведено, указаны на табличке у входа. Но для того, чтобы прочитать эту табличку, надо подойти слишком близко. Ярослав так рисковать не мог. А бинокль, направленный на табличку с противоположной стороны улицы, может привлечь внимание.

Так что режим работы Ярослав заучил по тому, когда двери открывают и закрывают ключом. Он действительно ответственно подошел к выполнению своего идиотского плана.

И вот в один прекрасный день Ярослав выбрил свою лысую черепушку до блеска, сверил часы и вышел из дома. Великий час настал – то, к чему Ярослав так долго готовился, наконец-то случилось. Осталось лишь доказать, что готовился он не зря.

Еще до открытия к магазину подъезжал грузовик с партией свежих продуктов. Подъезжал он со стороны двора – там местность Ярослав изучил не очень хорошо, только прошел раз, чтоб заприметить расстановку сил, потому что ходил там только персонал, а гражданская лысая черепушка сразу в глаза бросалась.

Пока коробки, ящики и тюки выгружались, Ярослав стоял в сторонке и наблюдал, как все кусочки встают в свои пазы, выстраивая общую картину его плана по типу древней мозаики. В тот момент Ярослав был похож на злобного гения, инфернально хохочущего и потирающего руки.

Только стоял он молча, чтобы не вызывать подозрений.

Когда водитель и грузчик ушли ставить подписи, а работники – на перекур, служебная дверь осталась открытой, как и в любой другой день. Перед ней стоял грузовик, створки кузова которого, как крылья бабочки, закрывали обзор на вход.

Тот самый шанс, которого дожидался Ярослав. Он скользнул за грузовик и незаметно шмыгнул в открытую дверь, словно тень.

Казалось, Ярослав подошел к финишной прямой. Только вот он совсем не подумал о том, что не знает строение магазина изнутри.

Но этот парень был не из тех, кто бросает дело на полпути и уходит, опустив руки.

Он плавал по коридорам и подсобкам, как рыба в каналах кораллового рифа. Он выживал в незнакомой местности, как единственный уцелевший после крушения самолета выживает в джунглях.

И вдруг Ярослав наткнулся на шкаф, в котором валялась форменная безрукавка.

Вот это была победа.

Как внезапно найденный ящик с сухпайком для выжившего.

Целый месяц Ярослав приходил на свою новую работу. Никто не заметил подвоха. Он жил по расписанию магазина, которое заучил наизусть. Ни у кого не возникало вопросов: Ярослав стал безмолвным монахом, выполняющим свой долг так безропотно и кротко, как будто читал молитву.

Это было иронично, если участь, что отец Ярослава – батюшка.

Я видел его всего раз, когда мы учились в последнем классе школы. Ярослав хотел стрясти со своего предка денег, а я пошел за компанию.

Отец Отец тогда говорил своему нерадивому сыну:

– Только это тебя и увлекает: разврат. Разврат и краткосрочные удовольствия.

Когда-то я спросил у Ярослава, почему его отец принял сан. А Ярослав пожал плечами и ответил:

– Делать было больше нечего.

Хорошо, когда у людей находится занятие поинтереснее, чем разрушать семейные устои.

В магазине Ярославу не платили, но и работать туда он пошел не ради зарплаты. Он даже не проработал там полный месяц, после которого ему, по идее, должны были заплатить. Он делал это по доброй воле и лишь время от времени брал оплату продуктами со склада.

Сам себе Ярослав платил по-божески.

И в один момент Ярослав просто не пришел в магазин. Уволился.

Он до сих пор не знает, хватились ли его.

После этого Ярослав оперативно отрастил волосы до ежа и сбрил бороду. Теперь он ходит в тот магазин как обычный покупатель, а на голове уже красуется грива почти до плеч.

Когда Ярослав рассказал мне эту историю, я не знал, что и думать. Разумеется, Ярослава я невольно зауважал, но меня не отпускала одна деталь: никто его не заметил. Его не замечали, когда он работал в том магазине, его не замечают теперь, когда он заходит туда за хлебом, который больше не скармливает голубям.

Неужели люди даже не смотрят в глаза тем, кого видят каждый день?

А часто ли я смотрю на кого-либо?

Поначалу я искал хорошую работу, но потом согласился на ту, что дали. Я каждое утро ездил на маршрутке, в ней сидели точно такие же люди, которые тоже каждое утро ехали куда-то, а я не помнил ни одного лица. Сколько в ней таких же, как Ярослав – неузнанных?