На следующий день в девять часов утра Колин Уэрхем опять стучался в дверь дома Арабеллы Таррант. Барон был одет с иголочки. Бежевые панталоны и сюртук оливкового цвета безукоризненно облегали фигуру. Сапоги сияли как зеркало, черные волосы были аккуратно причесаны. Горничная проводила его в гостиную. Колин оказавшись один, принял хладнокровный вид. Пока нет Эммы, надо собраться с мыслями.
Большую часть ночи он не спал, перебирая в памяти события, которые за последние дни возмутили ровный ход его жизни. Уединившись в своей библиотеке, Колин пытался найти ответ на резонный вопрос Эммы: почему он хочет на ней жениться? И теперь он знал, почему хочет вступить в брак, который все его знакомые считали сумасшествием.
Его решение жениться на Эмме вовсе не импульсивно. Оно очень логично, и это он попытается доказать Эмме Таррант сегодня.
Колин старательно подготовился к этой встрече и был уверен, что она пройдет так, как он задумал. Если он хочет убедить Эмму, он должен воззвать к ее разуму и ее принципам.
В комнату неожиданно вошла Арабелла Таррант.
— Доброе утро, мистер Уэрхем. К сожалению, у меня для вас неутешительная новость: Эмма не хочет спускаться в гостиную. Говорит, что ей с вами разговаривать не о чем.
Колин, почувствовав укол раздражения, с трудом взял себя в руки.
— Передайте, пожалуйста, леди Таррант, что нам есть о чем поговорить, — вежливо сказал он.
— Боюсь, что…
— Прошу вас! — сказал Колин уже не терпящим возражений тоном.
Леди Арабелла поспешила выйти, чтобы не нагнетать и без того нелегкое положение.
Надо держать себя в руках, — думал Колин. — Никаких вспышек, никаких оговорок, которые могут ее оттолкнуть.
Через несколько секунд опять вошла леди Арабелла.
— Она не хочет спускаться вниз, — неуверенно начала она. — Говорит, что…
— Что она говорит? — спросил Колин, видя, что она умолкла в поисках слова.
— Она…
— Какого чер… Да скажите, наконец, что она сказала.
— Она просила передать… В общем, если вы не уйдете, она прикажет Фереку вышвырнуть вас из дома, — выпалила пожилая дама.
— Вот как? — Колин спокойно отметил, что его руки сжались в кулаки, но он сознательно их разжал.
— Передайте ей, что Ферек вряд ли со мной справится. А если он нанесет мне телесное повреждение, его посадят в тюрьму или повесят, — с наслаждением закончил он.
— Милорд! — воскликнула тетушка.
— Будьте любезны, передайте леди Таррант мои слова.
С затравленным видом Арабелла опять вышла из гостиной.
Зубы не сжаты, — отметил Колин, — брови, что бы там ни говорило это зеркало, не нахмурены. Это уже хорошо! Во что бы то ни стало надо добиться свидания с Эммой! Этот разговор необходим…
Леди Арабелла не заставила себя долго ждать. На ее лице была написана та же озабоченность.
— Она все равно отказывается, милорд. Ее ничем не проймешь. Боюсь, что…
Не сказав больше ни слова, Колин прошел мимо нее и уже через минуту поднимался по узкой лестнице на второй этаж. Леди Арабелла нервным шагом спешила за ним. На втором этаже Колин оглянулся на нее с вопросом в глазах: какая дверь? Трясущейся рукой она указала на дверь справа. Не колеблясь ни секунды, Колин рванул дверь и вошел в маленькую спальню, на окнах которой висели выцветшие розовые занавески из набивного ситца. Эмма сидела за маленьким письменным столом.
— Ни одна женщина не вызывала во мне такого раздражения, — обратился он к ней, игнорируя приветствие — Но и интереса тоже.
— Милорд! — негодующе воскликнула Эмма, вскакивая. — Как вы смеете без разрешения врываться ко мне в комнату?
— А что мне оставалось делать? Вы же отказываетесь сойти вниз.
— Я просила, чтобы вы ушли.
— Этого я делать не намерен, — сказал Колин, стараясь вернуть себе спокойствие.
Как она хороша в этом платье из белого муслина в голубой цветочек!
— Вчера вы спросили меня, почему я хочу на вас жениться. Так вот, я уже привел главную причину.
— Какую это?
— Что вы первая женщина, которая меня так заинтересовала, — повторил он. — Я убежден, что вы никогда не будете нагонять на меня скуку.
— Таких женщин в Лондоне, наверное, много.
— Я таких не встречал.
— Лондон — большой город, — холодно заметила Эмма, — и уж, конечно, можно найти интересных женщин и более подходящих вам невест.
— Это зависит от того, какие к ним предъявлять требования. Последнее время мне только и подсовывали подходящих невест. Уверяю вас, что все они смертельно скучны.
— Значит, плохо искали, милорд.
— Да? — Колин скривился, вспомнив, сколько пустых часов он провел в праздных и скучных беседах, мечтая только об одном — сбежать. — Вы вот говорите о подходящих невестах. А вы знаете, кто считается для меня подходящей невестой? Семнадцатилетняя девчонка, которая ничего не знает о жизни.
— Ну почему обязательно семнадцатилетняя?
— Потому что так решила моя мать. С того дня, как я вернулся домой, она только и делает, что представляет мне девчонок, обвешанных ленточками и кружевами и с заученным восхищением принимающих каждое мое слово. Они выглядят все как рождественские елки — яркие, празднично убранные!
Эмма представила картину и улыбнулась.
— Такие вежливые, послушные и старательные девочки… — добавил Колин.
— А что еще мужчинам нужно? — резко перебила его Эмма.
— …нагоняют на меня невыносимую скуку, — закончил Колин.
— Просто вы их не знаете, — предположила Эмма, хотя в глубине души ей вовсе не хотелось разубеждать Колина.
— Знаю я их отлично, — ответил он. — И не их это вина, что они такие. У них еще не было времени научиться думать самостоятельно. А я не желаю выступать в роли наставника.
— А я-то тут при чем? — воскликнула Эмма.
— При том, — сказал Колин тоном, который заставил ее повернуться и посмотреть на него. — Тут есть и другая сторона дела — та, что касается невесты. Я не такой уж завидный жених.
Эмма хотела возразить, но он жестом заставил ее замолчать.
— Я восемь лет воевал, — помедлив, продолжал Колин (это было самое трудное, что ему предстояло сказать). — Кровавые образы войны все еще терзают меня, мешая жить… Мне кажется, что я уже никогда не буду прежним.
Эмма внимательно смотрела ему в лицо, ощущая смутную тревогу.
Колин хотел открыться ей до конца, но что-то в ее взгляде остановило его, и он заговорил о другом:
— Если раньше у меня хватало терпения выносить глупость или невежество, теперь у меня его просто нет. Я не терплю дураков… и дур. Я думаю, что вам это должно быть понятно. Мне даже кажется, что и вам случалось чувствовать то же самое.
Они встретились глазами. Да, — подумала Эмма, — не зря мне почудилась в них недосягаемая темная глубина.
— Мы оба много пережили, — продолжал Колин, — и поэтому должны понимать друг друга.
Теперь уже Эмма слушала его с полным вниманием.
— Я не хочу провести остаток дней с женщиной, которая без конца жалуется, что не понимает меня. Не хочу, чтобы от меня требовали веселья тогда, когда я не желаю смеяться.
Эмма почувствовала к нему товарищеское участие. Да, это ей понятно.
— Один среди смеющихся, — проговорила она.
Лицо Колина посветлело.
— Вот видите! Вы меня понимаете.
— Да.
Эмма словно увидела его в новом свете. Ободренный участием в ее глазах, Колин шагнул к ней и взял ее за руку.
— Когда мне было двадцать лет, я полагал, что когда-нибудь влюблюсь без памяти, и это чувство заставит меня жениться. Сейчас мне уже почти тридцать, и боюсь, что все мои чувства сгорели в огне сражений. — Он посмотрел Эмме в глаза. — Может быть, вам и это понятно?
Эмме стало трудно дышать.
— А в вас меня многое восхищает, — продолжал Колин. — Вы очень умны. У вас строгие понятия о порядочности. Мне кажется, что мы можем предложить друг другу товарищество. Может быть, на большее нам обоим сейчас и не приходится рассчитывать.
Эта мысль Эмму поразила. Она вгляделась в лицо Колина:
— Товарищество?
Он кивнул.
— Короче говоря, вы предлагаете мне сделку?
— Да. Вряд ли вам хочется вернуться к прежней жизни. А мне нужна жена, которую бы я не опасался удавить после недели совместной жизни. Мне кажется, что мы в этом смысле… подходим друг другу.
Эмма смотрела на него, широко раскрыв глаза. Но думала не о нищей и опасной жизни, которая ждала ее за границей, и даже не о роскоши, которая будет ее окружать, когда она станет баронессой Сент-Моур. Больше всего ее поразили слова Колина о тяготах войны и о том, что они оба познали страдания. Они породили отклик в самой глубине ее существа; что-то в ней отозвалось на его голос, его тон, на таящуюся в его глазах темноту. Ей никогда прежде не приходилось испытывать такой духовной близости с чужим человеком. Она даже не надеялась, что это может случиться. Ее охватило чувство, которому она не могла найти названия, но от которого в ней все затрепетало.
— Я… — начала она и не смогла продолжать.
— Не обрекайте меня на жизнь среди людей, которые не видели темноты, для которых всегда сияло солнце. И я тоже не хочу толкать вас на такую жизнь, — добавил он.
Сделка. Уговор между двумя людьми, которые понимают друг друга, уговор, который выгоден им обоим. Нет, это вовсе не необдуманный нелепый шаг, продиктованный упрямством и обреченный на катастрофу. Это совсем не похоже на глупый поступок юной девушки, вообразившей, что нашла настоящую любовь. Здесь ей ничего не грозит. Здесь все основано на разумных соображениях. И это обещает не так уж мало. Товарищество, — подумала Эмма. — Какое приятное слово.
— Нет.
— Нет? — переспросил он.
— Нет, я не могу обречь вас на такую жизнь, — сказала Эмма, зная, что говорит правду, хотя, возможно, делает серьезную ошибку.
Подглядывавшая в щелку Арабелла Таррант чуть не взвизгнула, но вовремя прикрыла рот рукой. Замечательно! Кажется, эта пара пришла к какому-то соглашению, хотя она не поняла и половины того, что они говорили друг другу. Барон Сент-Моур и Эмма будут благодарны за то, что она их свела, думала Арабелла, глядя, как Колин подает Эмме руку, а та вкладывает в нее свою, словно закрепляя уговор рукопожатием. Они будут ей очень благодарны, в этом нет никакого сомнения.
И вдруг леди Арабеллу пронзила зависть. У Эммы будет все. Как это несправедливо! В ее собственной жизни не было места справедливости.
Но может быть, мне тоже, наконец, повезет, — подумала она и на цыпочках отошла от двери.
— Мне надо только задать вам один деликатный вопрос, — тем временем говорил Колин.
Услышав перемену в его тоне, Эмма насторожилась.
— Мой титул требует, чтобы я имел наследника, — ровным голосом сказал Колин.
Эмма секунду смотрела на него с недоумением, потом поняла.
— Я… я забеременела на первом году брака, но потеряла ребенка во время долгой и тяжелой дороги в Вену. — Ей было тяжело об этом говорить. — Доктор сказал тогда, что это не помешает мне иметь других детей. Но в дальнейшем Эдвард проводил ночи в основном за карточной игрой и пьянкой. Он почти никогда… ну, в общем… мне стало очевидно, что он влюблен не в меня, а в карты.
Колина охватили острая жалость к Эмме и презрение к человеку, который так с ней обходился. Какое-то время оба молчали. Потом Уэрхем набрался мужества и сказал, наконец, глядя Эмме прямо в глаза:
— Завтра утром я нанесу визит своей двоюродной бабке Силии. Мне кажется, что я сумею заручиться ее поддержкой, а она пользуется огромным влиянием в обществе. — Он усмехнулся. — А главное — ее до смерти боится моя мать.
— Вы хотите сказать, что ваша матушка будет очень недовольна?
— Она поднимет страшный шум, но советую вам не обращать на нее внимания. Она всегда мной недовольна, пожалуй, с тех самых пор, как я покинул детскую. Слышали бы вы ее вопли, когда я решил вступить в армию.
— Вы с ней не ладите?
— Я с ней прекрасно лажу. Но матушка любит, чтобы все перед ней стояли по стойке смирно, и никак не может согласиться с тем, что я не собираюсь следовать ее… указаниям.
Эмма вздохнула.
— Ну ладно, пора идти и запускать машину в действие, — сказал Колин. — Вам… вам нужна помощь, чтобы приготовиться к свадьбе?
Эмма выпрямилась.
— На это я у вас денег не возьму. Мне хватит своих!
— Ну что ж. — Колин помялся. — Дело в том, что матушка склонна судить о людях… по их внешности.
— В самом деле? — вздернув подбородок, проговорила Эмма. — Что ж, я постараюсь… не ударить в грязь лицом.
Колин усмехнулся.
— Я вернусь во второй половине дня, — сказал он. — Вот увидите, все будет хорошо.
Эмме очень хотелось ему верить.
Колин позвонил в дверь городского дома матери. Ему открыл дворецкий Риггс, с серьезным видом пожелавший ему доброго утра. Степенно шагая, он проводил Колина в гостиную и послал лакея сообщить хозяйке дома, что приехал ее сын. Затем вышел в коридор и, видя, что вокруг нет никого, забыв про степенность, бегом помчался вниз, в помещение для слуг, чтобы сообщить там, что сейчас в гостиной разразится из ряда вон выходящий скандал. Все, у кого был хоть какой-нибудь предлог заняться чем-нибудь неподалеку от гостиной, разбежались. Так что, когда баронесса с грозным видом поплыла по коридору, как фрегат под полными парусами, за ее действиями наблюдала большая заинтересованная аудитория.
— Ну-с? — прокурорским тоном провозгласила она, войдя в гостиную.
Колин, стоявший у окна и наблюдавший за экипажами, ехавшими по улице, повернулся и спокойно сказал:
— Добрый день, мама. — Он был по-прежнему одет с иголочки: бежевые панталоны, темно-зеленый сюртук и безукоризненно завязанный шейный платок. — Ты хорошо выглядишь.
— Ничего подобного! — резко ответила баронесса, раздраженная его безразличием к ее трагическому тону.
Колин вопросительно поднял брови.
— Я в полной прострации, — добавила его мать.
— Вот как? Может быть, тебе стоит прилечь?
— Нет!
— Но если ты в полной прострации…
— Колин! Не притворяйся, что все в порядке! Ты отлично знаешь, как это меня бесит! Я требую, чтобы ты объяснился относительно этой нелепой помолвки!
— Я для этого к тебе и приехал.
— В таком случае я могу сказать только одно — ты должен немедленно ее расторгнуть. Ничего более скандального, несуразного и возмутительного…
— Мама, прежде чем ты наговоришь лишнего, я должен тебя предупредить, что я все равно женюсь на этой женщине.
Хоть головой о стенку бейся, — подумала баронесса, пытаясь обуздать свой гнев. — Что говори ему, что нет!..
— Значит, ты таки решил все? Даже не спросив мое мнение, не посоветовавшись ни с семьей, ни с кем-либо!
— Боюсь, что так, — с улыбкой признался Колин.
Баронесса так и пылала гневом.
— Сначала выслушай, что я узнала об этой женщине!
— Вряд ли ты можешь мне сказать что-нибудь такое, чего я о ней не знаю, — спокойно ответил Колин.
Баронессу несколько смутило это заявление, но сдаваться она не собиралась.
— Ты в этом уверен? А ты знаешь, что ее первый брак состоялся против воли всех ее родных? И что ее первый муж вынужден был бежать из Англии, потому что не мог расплатиться с долгами? Он остался должен буквально всем. Они с мужем проводили время в игорных притонах, и я только сегодня узнала, что его убили в безобразной кабацкой драке. Он играл там в кости с простым возчиком, и тот обвинил его в жульничестве.
Колин невозмутимо смотрел на мать.
— Хорошо, ты меня убедила, что Эдвард Таррант был негодяй. Но мне непонятно, при чем тут Эмма?
— Непонятно? — Баронесса опешила. — Женщина, делившая с Таррантом такую жизнь! Тварь, привыкшая к игорным домам и кабакам! Беспутная, алчная…
— Мама!
Этот возглас был похож на удар хлыста. Баронесса умолкла, хотя у нее в голове крутилась еще дюжина эпитетов.
— Единственное, что тебя оправдывает, — это то, что ты с ней незнакома, — более мягким тоном продолжал Колин. — Жизнь, которую ей пришлось вести, почти не наложила на Эмму отпечатка. Даже удивительно, как…
— Нет, она определенно тебя околдовала! — воскликнула баронесса. — Ты совсем потерял голову.
— Напротив…
— Она даже не постеснялась прийти к тебе ночью! — воскликнула его мать. — И между прочим, еще до того, как встал вопрос о помолвке.
Колин растерялся. Он не ожидал, что мать и про это пронюхает.
— Ты ошибаешься, — сухо сказал он.
Баронесса ликовала. Наконец-то она сумела пробить его толстую шкуру.
— Нет, я не ошибаюсь, — ответила она. — Мне известно об этом абсолютно точно.
— Значит, твой источник не так уж надежен.
— Крейн рассказала это сама… — Она умолкла и слегка покраснела.
— Слушаешь пересуды прислуги, мама? Вот уж не ожидал от тебя.
— Что тут…
— А тот, кто рассказал Крейн эту сплетню, мог назвать имя моей посетительницы? Он ее знал в лицо?
— Нет, но он ее подробно описал, и описание полностью сходится с…
— Чушь! — объявил Колин.
— Ты хочешь сказать, что у тебя в доме была какая-то другая женщина за два дня до того, как ты сделал предложение этой… этой?..
— Я хочу сказать одно: перестань вмешиваться в мою жизнь, — отрезал Колин. — И я тебе это говорю уже не в первый раз.
Колин был взбешен. Словно наблюдая себя со стороны, он отметил, что слова матери только усилили его желание защитить Эмму.
— Как это понимать? Ты готов порвать с семьей из-за женщины с таким прошлым, особы, которая провела несколько лет в игорных притонах и…
— Эмма даже высокороднее тебя.
Баронесса отпрянула как от удара. Она всю жизнь страдала от сознания, что ее отец был всего лишь небогатым помещиком. Это обстоятельство в семье никогда не обсуждали, и она едва поверила своим ушам, услышав об этом из уст Колина.
— Она умна, воспитана, обладает врожденным чувством собственного достоинства, — продолжал ее сын. — Так что лучше привыкай к мысли, что она будет твоей невесткой. И я запрещаю тебе, — Колин вперил в мать ледяной взгляд, — запрещаю, слышишь, повторять сплетни о ней!
— Баронесса растерянно мигала. Колин не был похож на человека, потерявшего голову от страсти. Неужели она ошиблась?
— Я тебя не понимаю, — жалобным тоном проговорила она.
— Вот в этом ты права, — спокойно согласился Колин.
— Я познакомила тебя с самыми завидными невестами Лондона. Некоторые были просто обворожительны, ни к одной нельзя было предъявить ни малейшей претензии. И любая из них с радостью приняла бы твое предложение. Так зачем тебе понадобилась…
— Ты сама сказала, что не понимаешь меня, — нетерпеливо перебил ее Колин. — А теперь послушай, что я намерен делать.
Баронесса в каком-то оцепенении опустилась на диван. Ее пухлое личико скривилось в капризно-недовольную мину.
— Как ты мне действуешь на нервы, Колин!
— Это ты мне уже неоднократно говорила. Так вот, в следующую среду моя прабабка Силия дает обед в честь нашей помолвки.
— Что?.. Тетушка Силия заодно с тобой? — недоуменно спросила баронесса.
— Она… согласилась с моими доводами.
Уэрхем не собирался сообщать матери, что их всесильная родственница обусловила свою поддержку рядом оговорок. Он вспомнил слова пожилой дамы:
— Так и знай, разбойник, если твоя невеста мне не понравится — браку не бывать. И если ты воображаешь, что я не смогу тебе помешать, то ты просто не знаешь, с кем имеешь дело.
— Я не могу даже этого представить, — проскулила баронесса.
— На званый обед она пригласит всех наших родственников, — продолжал Колин, игнорируя замечание матери. — И я предполагаю, все примут приглашение.
— Разумеется, мы не можем не принять приглашение Силии, — слабым голосом отозвалась его мать.
За этим я и ездил к бабке, — подумал Колин.
— После этого мы вместе поедем на бал, который дают Кардингтоны. Пожалуйста, попроси леди Кардингтон прислать Эмме приглашение.
— Зачем мне ее просить? — вскричала баронесса. — Да она из кожи будет лезть, чтобы залучить вас к себе. Ты представляешь, какие по Лондону ходят сплетни? Если на балу Фелисити Кардингтон окажешься ты со своей… невестой, ей будут завидовать все дамы света.
Колин кивнул. Его губы были крепко сжаты.
— Надеюсь, ты понимаешь, как на нас все будут пялиться, и какие шуточки будут отпускаться в наш адрес некоторыми смелыми остряками? — сварливо сказала баронесса.
— Тут уж ничего не поделаешь. Наша задача — чтобы сплетни затихли сами собой и как можно скорее.
— Но…
— И тут я рассчитываю на твою помощь, мама, — сурово сказал Колин.
— Я не собираюсь…
— И на помощь Каролины.
— Ты хочешь, чтобы мы помогли тебе погубить себя навеки?
— Напротив, мама. Напротив.
Баронесса смотрела на него, удивленная новым выражением его лица.
— Ты что, любишь эту женщину, Колин? Может быть, ты что-нибудь от меня скрываешь?
— Из нее получится прекрасная жена.
— Это не ответ на мой вопрос.
— Другого не жди.
— Нет, тебя просто невозможно понять, Колин, — брюзгливо проговорила его мать. — Наверное, это война тебя так изменила.
— Очень может быть, — согласился Колин. — Но разве до войны я позволял тебе собой помыкать?
— Это верно, с тобой не было сладу уже с восьми лет. Я отлично помню, как однажды ты точно с таким же высокомерным видом заявил мне за столом, что впредь не желаешь видеть у себя на тарелке вареную морковь. — Баронесса поднесла к глазам платочек. — Тогда твой отец сказал, что у тебя независимый дух. А по-моему, это просто необузданное упрямство.
Колин улыбнулся:
— До свидания, мама. Встретимся в среду.
— Колин!
Но тот, не желая слушать дальнейших возражений, уже вышел из комнаты.
— Какой же он заносчивый! — сказала баронесса. — И как он мне действует на нервы! — В запале она отшвырнула ногой маленькую вышитую подставку для ног.
Эмма сидела у себя в спальне и старательно пересчитывала монеты и банкноты, разложенные перед ней на маленьком столике.
Когда я собиралась замуж первый раз, — с грустью подумала она, — у меня был доход шестьсот фунтов в год. На этот раз у нее было всего четыреста семьдесят девять фунтов с мелочью. Большую часть этих денег она выиграла у толстухи в карточном салоне Барбары Ремплинг…
Эмма перевела взгляд на доставшуюся ей от матери ниточку жемчуга и изящную, переливающуюся перламутром и персиковой эмалью брошку-камею — наследство от богатой бабушки. Это все, что у нее осталось из драгоценностей. Свое обручальное кольцо она продала в Константинополе, чтобы заплатить карточный долг Эдварда.
Эмма убрала деньги в ридикюль и спрятала драгоценности. Не густо, прямо скажем, для того, чтобы выглядеть достойно титула баронессы, но она верила в свою способность добиваться хорошего эффекта при малых затратах. Направившись к двери, она мельком увидела свое отражение в зеркале и усмехнулась. За истекшие годы Эмма научилась двум полезным вещам — играть в карты и изящно одеваться при почти полном отсутствии денег.
— Какие магазины мне лучше посетить? — спросила она у тетушки, которую нашла в гостиной.
Леди Арабелла с энтузиазмом принялась перечислять самые модные и дорогие магазины на Бонд-стрит. Эмма покачала головой:
— Нет, туда, где одеваются светские дамы, я не поеду. Мне не по средствам переплачивать огромные деньги всего лишь за адрес магазина. Разве нет других?
— Говорят, в Пантеоне все очень дешево, — с сомнением в голосе ответила леди Арабелла. — Но я там никогда не была.
— Ну, так давайте съездим туда, — весело предложила Эмма. — Если вы, конечно, согласны со мной поехать.
— А нас там не ограбят?
— Мы возьмем с собой Ферека. Когда он рядом, никто ко мне и приблизиться не смеет.
— Ну ладно, — все с тем же сомнением согласилась пожилая дама. Ей не очень-то нравился Ферек. — Но неужели ты надеешься найти что-то приличное в подобном месте?
Эмма улыбнулась:
— Хотите узнать секрет, тетя? В городах полно интересных магазинов, куда никогда не заглядывают люди высшего света. Тысячи вполне респектабельных женщин — например, жены адвокатов, лавочников — не могут себе позволить одеваться на Бонд-стрит. И они гораздо дешевле покупают тонкий муслин и отделку для платьев в других местах.
Леди Арабелла посмотрела на нее с ужасом:
— Неужели ты собираешься одеваться как жена лавочника?
— Нет, не собираюсь. Но ничто не мешает мне использовать ту же материю. Поехали и убедитесь в этом сами.
Тетушка с обреченным видом пошла одеваться, и, зная, что эта процедура займет у нее немало времени, Эмма велела горничной позвать в гостиную Ферека.
— Слушаю, госпожа, — раздался через несколько минут его бас.
Он вошел в комнату, отчего та сразу словно уменьшилась в размерах, и встал около открытой двери как огромная бронзовая статуя.
— Ферек, я выхожу замуж, — сказала Эмма.
Тот и глазом не моргнул.
— За того джентльмена, что был здесь сегодня утром, — добавила Эмма.
— За английского милорда с необыкновенными глазами? — спросил Ферек.
— Э-э-э… да. — Эмма посмотрела на Ферека с удивлением. — Что ты понимаешь в глазах, Ферек?
— Так Эллен говорит.
— А…
Эллен — так звали горничную.
— Он богат? — спросил темнокожий гигант.
— Да.
— Он важный бей?
— Во всяком случае, он аристократ, — сказала Эмма, не уверенная, совпадают ли европейские и турецкие понятия.
Ферек удовлетворенно кивнул:
— Это хорошо. Вам надо выйти замуж за богатого человека, который подарит вам много драгоценностей и поселит вас в красивом доме. У него нет других жен?
— Других?.. — Тут Эмма вспомнила, что на родине Ферека мужчинам разрешается иметь несколько жен. — Нет, — твердо сказала она. — Других жен у него нет.
— Тогда вы будете главной женой, — удовлетворенно сказал Ферек. — Отлично. А я буду начальником над слугами.
— В Англии у мужчин бывает только одна жена. И слуги находятся под началом дворецкого. Ты, конечно, останешься моим личным слугой, но у барона Сент-Моура уже есть штат слуг, и тебе придется научиться с ними ладить, — строго сказала Эмма. У Ферека уже были столкновения со слугами тетушки.
— Одна жена! — воскликнул Ферек. — Вы же сказали, что он богат.
— Да, богат.
— Тогда почему он не может прокормить несколько жен?
— Прокормить их он мог бы, если бы захотел.
— Все мужчины этого хотят, — заверил ее Ферек. — Но, конечно, не все могут себе это позволить. — Он нахмурился. — Может быть, он не так богат, как говорит, — с подозрением в голосе предположил он.
— Он очень богат, Ферек, но…
— Тогда ему захочется завести еще одну жену, — уверенно сказал Ферек. — Не сразу. И другой такой красивой и благородной, как вы, он не найдет, госпожа. Но когда-нибудь он обязательно заведет вторую жену.
— В Англии мужчинам разрешается иметь только одну жену, Ферек, — сказала Эмма.
Ферек смотрел на нее, недоуменно сдвинув брови.
— Одну, — повторила Эмма.
— И богатым тоже?
— И богатым тоже.
— Даже если они могут купить десяток домов и тысячу рабов?
Эмма решила не вдаваться в вопрос о рабах и только подтвердила:
— Именно так.
У Ферека был ошеломленный вид. Он поднял к потолку свои огромные руки и с беспомощным изумлением произнес:
— Но это же несправедливо, госпожа!
— Так уж у нас заведено, — заявила Эмма. — А сейчас собирайся…
— Разве это справедливо — лишать человека преимуществ, которые дает богатство?
Ферек говорил мягким, убеждающим тоном, словно уверенный, что Эмма поймет его, если он ей все хорошенько объяснит.
Эмме не хотелось вступать в дискуссию о моральных принципах.
— Законы этого не разрешают, — заявила она не терпящим возражений тоном.
— Законы? — ошарашенно спросил Ферек. — Какие еще законы?
— Законы Англии. Ферек, я тебе тысячу раз говорила, что Англия совсем не похожа на твою страну.
— Да, но если человек имеет средства завести несколько жен…
— Это запрещено, Ферек. — Эмма встала и пошла к двери, надеясь этим положить конец дискуссии. — Мы едем по магазинам, Ферек. А ты будешь нас сопровождать.
Это отвлекло Ферека от темы многобрачия.
— Но на улице идет дождь, госпожа. Вы промокнете.
Эмма улыбнулась. Она знала, что на самом деле он боялся промокнуть сам.
— Мы возьмем крытый кабриолет. Иди надень шляпу.
Гигант повернулся с покорно-подавленным видом. Она услышала, как, выходя, он бормотал:
— Дождь… невкусная еда… одна жена… Варварская страна!
Некоторое время спустя все трое ходили по Пантеон-базару. Леди Арабелла беспрестанно удивлялась дешевизне товаров, а окружающие со страхом озирались на Ферека.
— Нет, ты посмотри на этот бархат! — восклицала тетушка. — И стоит вполовину дешевле того, что я платила за такой же три года назад. А голубой атлас! Просто дешевка! Если бы я раньше знала про этот магазин, у меня было бы вдвое больше платьев.
Эмма, взглянув на режущий глаз атлас, ничего не сказала, продолжая рыться в образцах разноцветного муслина. Надо купить самый тонкий и самый красивый.
— Перчатки по девять пенсов за пару! — воскликнула леди Арабелла. — Ленты, тесьма, бисер — все, что душе угодно!
Эмма тщательно обдумала все свои покупки — времени до свадьбы осталось не так уж много. По мере того, как в руках Ферека прибавлялось аккуратных свертков, у Эммы делалось все веселее на душе. Ей так давно не приходилось тратить деньги на себя! Как приятно будет появиться перед Колином в новых платьях — она уже представляла себе некоторые. Мысль, что ей уже не придется зарабатывать на жизнь игрой в карты, еще больше подняла настроение. В Эмме проснулась радость предвкушения светских удовольствий…
Наконец все было куплено.
— А теперь мне нужно найти портниху, которая и шьет хорошо, и берет за работу недорого, — сказала Эмма.
— Я могу тебе помочь, — отозвалась леди Арабелла. — Моя подруга отлично шьет. В прошлом году у нее умер муж, и теперь она вынуждена зарабатывать себе на жизнь.
Эмма нахмурилась.
— Я была бы рада помочь вашей подруге, тетя, — сказала она, — но мне нужна профессиональная портниха, которая обладает и мастерством, и воображением, и вкусом. Это очень важно.
— Ты меня не поняла. Софи — француженка, дочь эмигрантов. У нее потрясающий вкус. Она хочет открыть, собственное ателье, и у нее уже есть постоянные клиенты, но пока ее еще плохо знают. Она сошьет тебе платья за бесценок, если ты пообещаешь, выйдя замуж, порекомендовать ее своим светским знакомым.
Леди Арабелла с удовольствием потерла руки. Она очень любила подобные сделки. За то, что она порекомендовала ее будущей баронессе, Софи, наверняка, согласится сшить ей самой несколько платьев даром!
— Ну, что ж… — Эмма боялась доверять свой гардероб неизвестной модистке.
— Почему бы тебе не поговорить с ней? — предложила тетушка, видя сомнение Эммы, — Если она тебе не подойдет, на том все и кончится.
Действительно, — подумала Эмма, — чего мне терять. Других кандидатур все равно нет.
— Ну ладно.
— Вот и отлично! — воскликнула леди Арабелла, хлопнув в ладоши. — До чего же все это интересно! Прямо как в сказке.
— Подожди, в сказке на героиню всегда нападает дракон, — сухо ответила Эмма.
Как только Софи Фишер вошла в гостиную, Эмма поняла, что это то, что ей нужно. На Софи было платье из тонкого муслина янтарного цвета, который выгодно оттенял ее смуглую кожу. Глубокое декольте, высокая талия и широкая оборка по всему подолу, на рукавах — искусно выполненные рюши, отделанные золотой лентой, — все это смотрелось очень эффектно. Да, у Софи были и вкус, и мастерство истинно французского профессионала.
Поздоровавшись с ней, Эмма сразу перешла к обсуждению фасонов, которые она отыскала в дамских журналах. Через пять минут они уже сидели рядом на диване, листая журналы, и Софи давала такие дельные советы, что Эмма окончательно решила поручить ей шить все наряды к свадьбе. Оставалось выяснить одно.
— Мне все это понадобится очень скоро, — сказала она.
Софи, которую Арабелла Таррант уже тщательно проинструктировала, беспечно махнула рукой:
— У меня три помощницы, и я могу нанять еще двух. Не беспокойтесь — ваше приданое будет готово в срок. — Она щелкнула пальцами. — Я сегодня же пришлю за материей. Завтра — первая примерка. Увидите — все пройдет без сучка и задоринки.
— Вот и чудесно, — вздохнула Эмма.
Софи бросила на нее проницательный взгляд. Она отлично сознавала, что эта заказчица может оказаться ей очень полезной. Эта умная женщина не забудет, чем обязана Софи. На минуту Софи дала простор воображению. Дорогой магазин на Бонд-стрит, герцогини в очереди за ее платьями, внушительный банковский счет, уважение и независимость. В успехе она не сомневалась, нужно было только, чтобы кто-нибудь дал толчок ее карьере. Но это все потом, а пока — за работу.
Софи встала.
— Ну, я пойду, — сказала она Эмме. — Через полчаса пришлю за материей.
— Уже все готово.
Софи повернулась было, чтобы идти, но остановилась:
— Пожалуй, атлас я возьму прямо сейчас.
— Хорошо. Сейчас я его принесу, подождите, пожалуйста.
Через несколько минут Софи уже держала в руках сверток с атласом.
— Отлично, — сказала она. — В этом платье вы будете ravisante[2], — пообещала она. — Впрочем, и в остальных тоже.
Эмма в этом уже не сомневалась. Она проводила Софи и в прекрасном настроении пошла было к себе, но тут в дверь позвонили. Эмма сама открыла ее со словами: Забыли что-то? Улыбка на ее лице мгновенно сменилась испугом. За дверью стояла вовсе не Софи, а человек, которого она надеялась никогда в жизни больше не видеть.
Самый ненавистный ей в мире человек шагнул через порог с таким видом, будто был у себя дома, и улыбнулся Эмме теплой, интимной улыбкой — как близкому другу, как будто не сомневался, что его примут с распростертыми объятиями.
Эмма сглотнула горечь, подступившую к горлу. Вот уже год как она не видела графа Джулио Орсино и не вспоминала о нем. О таких людях, как он, она старалась без нужды не думать. Он был воплощением всего того, что она больше всего ненавидела. И вот он стоял перед ней и протягивал руку, словно ожидая от нее самого теплого приема.
— Дорогая леди Таррант, — сказал он. — Как я рад, что нашел вас.
— С чего бы это? — спросила Эмма.
Непрошеный гость напустил на себя обиженный вид.
— Ну, как же, я так мечтал возобновить наше знакомство.
Орсино совсем не изменился, — подумала Эмма. Все те же напомаженные и гладко зачесанные назад черные волосы; выразительные, как бы подернутые влагой глаза и вкрадчивая улыбка, за которой, без сомнения, скрываются самые гнусные намерения. Одет с иголочки и выглядит элегантно, несмотря на коренастую фигуру. В общем, внешность графа успешно скрывала его внутреннюю суть. Эмма, почувствовав неодолимое желание вцепиться ему в глаза, с трудом разжала скрюченные пальцы.
Позади них раздались шаги.
— Вроде кто-то звонил в дверь, — сказала леди Арабелла. — О, — осеклась она, увидев посетителя.
Эмме не хотелось знакомить Орсино с кем бы то ни было. Она сама была бы счастлива не быть с ним знакомой. Но выхода не было, надо было представить его хозяйке дома.
— Позвольте вам представить миссис Арабеллу Таррант, — сухо произнесла она.
Орсино шагнул вперед и низко поклонился.
— А я — граф Джулио Орсино, — сказал он. — Только что из Италии. Счастлив с вами познакомиться. — Он поцеловал вялую руку тетушки.
— Боже мой, кто это?
— Мы были знакомы с графом в Европе, — без всякого выражения в голосе проговорила Эмма.
— Знакомы? — живо возразил тот. — Не просто знакомы, а я был лучшим другом бедняги Эдварда, — сообщил он миссис Арабелле. — А вы, я так понимаю, его тетя?
— Другом? — презрительно повторила Эмма. — Вы толкали его на безумия за карточным столом, поощряли его самое худшее поведение. Вы влекли его к гибели, а сами наживались. Если бы он меня послушался, он давно бы прервал всякие отношения с вами.
— Какого вы обо мне плохого мнения, — хладнокровно отозвался Орсино.
— Эмма, ну нельзя же быть такой грубой с гостем, — вступилась за Орсино миссис Таррант, на которую он явно произвел впечатление своими изысканными манерами. — Заходите в гостиную, сэр. Выпьете рюмочку мадеры?
— Не откажусь.
И Орсино с неуязвимо самоуверенным видом пошел за тетушкой в гостиную.
Что ему нужно? — ломала голову Эмма. Ему, конечно, что-то от нее нужно. Орсино ничего не предпринимал без пользы для себя. И тут она вспомнила объявление в газете. Без сомнения, он его видел. И решил извлечь какую-то выгоду из ее помолвки С Сент-Моуром. У нее на скулах заиграли желваки. Ну, уж на этот раз у него ничего не получится!
— … Да, Лондон — прекрасный город, — говорил Орсино. — Хотя и не может сравниться, скажем, с Веной. Не так ли, леди Таррант?
И он посмотрел на Эмму многозначительным взглядом, словно напоминая ей о каком-то важном для обоих эпизоде.
Эмма кипела от ярости. Он же отлично знает, как она его презирает.
— Боюсь, что вы выбрали неудачный момент для визита, — сказала она. — Мне надо уезжать.
— Куда это? — ляпнула, не подумав, Арабелла.
Граф сел в кресло и молча, с какой-то загадочной улыбкой наблюдал за Эммой.
— У меня масса дел, — сквозь зубы проговорила Эмма.
— Что-то вы не очень любезно меня встречаете, — заметил граф, уже широко улыбаясь.
— Мне вообще непонятно, что вам здесь нужно.
— Эмма! — воскликнула леди Арабелла.
— Может быть, присядете? — предложил Эмме Орсино, указывая на диван.
— Нет!
— Что ж, — сказал он с таким видом, будто ее раздражение его только забавляет.
— Что вам от меня нужно? — повторила Эмма.
Он с невинным видом развел руками:
— Я просто приехал поздравить вас с предстоящим законным браком.
Тетушка укоризненно посмотрела на Эмму.
— Правда, это замечательная новость? — сказала она. — Такая прекрасная партия!
— Если вы надеетесь выманить у меня деньги, то вам это не удастся, — отрезала Эмма.
— Эмма! — опять воскликнула миссис Арабелла.
— Нет, деньги мне не нужны, — с изумлением услышала Эмма. — Мне просто хотелось повидать старую приятельницу. Дружба — это очень важная вещь. Сейчас что-нибудь потребует, — подумала Эмма.
— В чужой стране чувствуешь себя очень одиноким. Никого не знаешь, некуда пойти. Вы, наверное, и сами это испытали?
Эмма ждала, что за этим последует.
— Но вы устроились в Лондоне отличнейшим образом. Может быть, пожалеете бедного иностранца и представите меня своим друзьям?
— Ах, вот в чем дело, — сказала Эмма. — Вы хотите, чтобы я ввела вас в высшее общество, а потом вы будете обчищать карманы моих друзей за карточным столом.
Леди Арабелла словно подавилась.
— Обчищать карманы? — с удивлением повторил Орсино.
— Все знают, что вы шулер, — заявила Эмма.
— Если бы вы были мужчиной, я за такое обвинение вызвал бы вас на дуэль, — с вкрадчивой угрозой проговорил граф.
— Если бы я была мужчиной, я с удовольствием всадила бы в вас пулю. Никому я вас представлять не буду. Отправляйтесь лучше восвояси.
— Нет, это… невозможно. Я собираюсь пробыть в Лондоне, по крайней мере, несколько месяцев.
— Значит, в Европе вас ищет полиция? Это меня нисколько не удивляет. Уходите из моего дома. Я же сказала, что ни за что…
Граф поднял руку, не дав ей договорить. На его лице была написана такая злоба, что Эмме стало не по себе. С Орсино надо быть осторожной! Несмотря на свою внешнюю невозмутимость и галантность, он был беспощадно мстительным человеком. Скольких людей он погубил!
Граф, казалось, что-то обдумывал. Тишину комнаты нарушало лишь тиканье часов на камине. Через какое-то время, видимо, приняв решение, Орсино встал.
— Мы поговорим с вами в другой раз, — сказал он. — Когда у вас будет настроение получше… Эмма поняла, что он не отвяжется от нее просто так.
— Мое настроение тут ни при чем. Ничего вы от меня не добьетесь.
Граф усмехнулся.
— А это мы еще посмотрим, — только и ответил он, выходя из гостиной.
Тетушка тут же принялась бранить Эмму за невежливое обращение с гостем. Эмма же смотрела на закрывшуюся за Орсино дверь. Их уговор с Колином Уэрхемом не предполагал появления подозрительных личностей из ее прошлого. А что граф Джулио Орсино еще не раз даст о себе знать, не вызывало у нее ни малейшего сомнения.