Брак во спасение

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

— Здесь отчет агентов по продаже недвижимости. — Джуд передал ей большой конверт и пристегнул ремень. — Взгляни, если хочешь, по дороге.

— Спасибо, — вяло поблагодарила она. «Ягуар» свернул с по-утреннему тихой лондонской улицы; ее пальцы сжали конверт. Она знала, что ничего не поймет в этом отчете, даже если он составлен для идиота.

День снова обещал быть великолепным, солнце уже припекало сквозь окошко с ее стороны. Джуд был одет в легкие темно-серые джинсы и черную свободную футболку, подчеркивавшую мощь его плеч и груди. Однако в его позе никакой небрежности не было; Клео ощущала, как напряжены его нервы, она и сама была взвинчена. Чувства в ней невыносимо обострились, она воспринимала каждое его движение, каждый вздох.

Вплоть до вчерашнего вечера она не видела его с тех самых пор, как он сказал ей, что им лучше жить раздельно. Дома его не было. Она не знала, уезжал ли он по делам, а спросить ей не позволяла гордость. Но вчера вечером он подошел к дверям ее комнаты и вежливо, словно посторонний, постучал. Она была уже в постели, но не лежала, а сидела, уставившись невидящими глазами в пустоту, напрягая ум в попытке подумать, как жить дальше — когда ей уходить и куда.

— Я взял ключи от Дин Плейс, — сухо сказал он, и его глаза на исхудавшем лице смотрели на нее как на чужую. — Завтра я отвезу тебя, и ты посмотришь. Нам лучше выехать пораньше. Что, если часов в восемь?

Сказал и вышел, тихо закрыв за собой дверь, словно вычеркнул ее из своей жизни.

Еще три дня назад она бы крикнула ему, чтобы убирался, что она сама найдет себе жилище и в его помощи не нуждается. Но после тяжкого разговора с Фионой она многое передумала. К чему вся борьба, к чему тратить силы на защиту? В ее отношениях с Джудом поставлена последняя точка, эта глава ее жизни окончена. С этим следовало смириться, как бы ни было больно, и не стоило создавать новые сложности.

Что же касается Дин Плейс, если дом ее не очень разочарует, она будет жить там с ребенком, как могла бы жить в любом другом месте. По крайней мере по субботам и воскресеньям рядом будет Фиона, а это большое преимущество. Она чувствовала безотчетную симпатию к сестре Джуда, к тому же та знала все об их злополучном браке. С ней никогда не придется притворяться: Фиона была на ее стороне, а это стоило многого.

С ее губ сорвался вздох, поднявшийся из самых глубин ее существа; погруженная в свои мысли, она ничего не заметила, но Джуд услышал, как она вздохнула, и коротко произнес:

— Не беспокойся, Клео, уже скоро.

Она метнула на него быстрый взгляд и заметила, как его губы дрогнули и скулы резко обозначились под туго натянутой кожей. О чем он говорил? О поездке? О том, каким нелепым фарсом обернулся их брак? Клео не знала и не попыталась узнать; она закрыла глаза и не открывала их, пока машина не затормозила и Джуд не выключил двигатель.

Они остановились у высоких кованых железных ворот. Джуд вышел из машины.

— Пойду открою ворота.

Клео покинула машину и захлопнула за собой дверцу.

— Я дойду пешком, — сказала она. Джуд распахнул ворота, и ржавое железо заскрипело в петлях. Клео прошла мимо, не поднимая на него глаз. Боль была слишком сильна.

Она осмотрит дом и, если он ей понравится, купит его. Как только позволят обстоятельства, она переедет, установит компьютер, связанный с Правлением «Фондов Слейдов», и будет продолжать работать здесь. Приличий ради Джуд не хотел развода, а Клео и подавно. Она никогда не выйдет замуж снова; что же до свободы, она знала, что никогда не будет свободна от него, она всегда будет его любить. Любить или ненавидеть — разница невелика.

Сегодняшний день пройдет, и ей, возможно, больше не придется его видеть, во всяком случае, их встречи будут нечасты. Пока она не переедет в свой дом, он будет появляться так же редко. Она понимала, что он вряд ли захочет проводить время с ней.

Дин Плейс был построен в стиле королевы Анны; сад был запущен, дом невелик, но добротен. Клео шла по комнатам, и голые пыльные половицы отзывались глухим эхом; ей было все равно, вдет ли Джуд следом: пусть вдет, если хочет.

Из окон второго этажа открывалась милая сельская картина: луга, рощи, невысокие холмы; здесь ей будет хорошо и спокойно.

— Что скажешь?

Джуд приблизился к ней сзади, и она оцепенела, глядя перед собой невидящими глазами. Затем, заставив себя улыбнуться, она с усилием повернулась к нему и обнаружила его совсем радом, ближе, чем ожидала.

Ее обнаженная рука задела его руку, и, потрясенная, Клео отступила. Он инстинктивно поддержал ее, и она, вскрикнув, отпрянула. Малейшее его прикосновение все еще воспламеняло ее, и она ничего не могла с собой поделать;

— Мне нравится этот дом, — торопливо ответила она, не давая ему времени догадаться о своей власти над ее чувствами. — Я просмотрю отчеты агентов и куплю его. Я сама все сделаю. Тебе больше не придется ни о чем беспокоиться.

Ей хотелось сразу все решить; этот дом станет ее убежищем, здесь она будет залечивать раны.

— Может быть, место слишком безлюдно?

Она кинула на него пристальный взгляд; глаза ее заблестели от сдерживаемых слез. Он выглядел измученным, лицо осунулось, за короткое время он сильно исхудал, но она, сжав губы; подавила прилив сострадания.

— Это уже не твоя забота.

Она не будет одинока. Ей будет недоставать лишь его. С ней останется ее работа, а потом родится ребенок. Клео рванулась вон из комнаты, но не успела она добежать до дверей, как его голос остановил ее:

— Ты ненавидишь меня, правда?

— Да! — яростно выкрикнула она. Он смешал и перепутал ее чувства, из-за него любовь и ненависть слились в ней воедино, и она была больше не в силах терпеть эти муки. Ей нужно было вырваться, глотнуть свежего воздуха, не отравленного страданиями.

Спотыкаясь, она бросилась вниз по лестнице, он кричал что-то ей вслед, но она не слышала слов. Он все-таки оказался внизу раньше и схватил ее за плечи.

— Глупышка! — прошептал он побелевшими губами. — Ведь ты могла упасть, разбиться сама и погубить ребенка!

Потрясенная, она яростно взглянула на него, дрожа всем телом, и вырвалась из его цепких рук.

— Вот бы ты был доволен! — язвительно бросила она. — Один неверный шаг, и двое непрошеных иждивенцев с плеч долой! Не все ли тебе равно?

— Нет, мне не все равно! — Он снова схватил ее за плечи и развернул к себе. — Мне, черт побери, не все равно, что будет с тобой и с моим ребенком!

Клео взметнула на него взгляд. Кто-то из них явно сошел с ума. Либо ей стали слышаться вещи, которые она хотела слышать, либо в нем произошел некий психологический сдвиг, и он в накале страстей признал свое отцовство, потому что слишком хотел быть отцом.

Его сильные руки все еще сжимали ей плечи, и каждый его палец жег ее кожу сквозь тонкую ткань летнего платья. И он был так близок, так желанен, так любим.

— Я не ослышалась? — саркастически спросила она. Джуд отпустил ее, беспомощно уронив руки. — Ты и в самом деле признаешь, что ребенок твой?

— Да.

Признание далось нелегко, его лицо посуровело, и Клео недоверчиво взглянула на него. Неужели он наконец понял, что она достойна доверия? Неужели она настолько ему небезразлична, что он сам додумался до этого? В ней снова слабо затеплилась надежда, которую она давно похоронила. Но не глупо ли с ее стороны до сих пор мечтать о жизни с ним? Он стал виновником многих мучений, она никогда бы не поверила, что способна столько вытерпеть. И все же, нравится нам это или нет, любовь не вода в кране, которую можно пустить и перекрыть когда захочется.

— Ты вправе меня ненавидеть, Клео. Я очень виноват перед тобой.

Он стоял перед ней, кусая губы, бледный, уничтоженный, с безвольно упавшими руками. Клео не думала, что он может быть таким. Потом он приблизился к раскрытой двери и уставился на освещенные солнцем заросли сада.

— Я не надеюсь, что ты примешь мои извинения, но, может быть, ты поверишь в мою искренность. Я бесконечно виноват. — Он обернулся к ней, потупив глаза. — Поэтому я согласен дать тебе развод, которого ты требуешь. Это самое меньшее, что я могу для тебя сделать. — В углу рта задергался мускул, голос сорвался, и Джуд снова отвернулся к двери. — Если хочешь осмотреть дом вокруг, я подожду тебя там.

В ее голове все смешалось. Это же бессмысленно! Он наконец-то понял свою ошибку, признал, что ребенок, которого она носит, — его, он даже извинился! И, несмотря на это, он хочет с ней развестись. Еще несколько дней назад, будучи о ней самого худшего мнения, он наотрез отказался разводиться в течение нескольких лет!

Джуд направился к каменной скамейке у садовой стены розового кирпича, чтобы ждать ее там. Забыв о желании осматривать окрестности, она побежала за ним, спотыкаясь на поросшей травой дорожке, путаясь в пышных юбках голубого летнего платья.

Он удивленно обернулся, заслышав ее быстрые шаги, и она, задыхаясь, проговорила:

— Ты не можешь уйти прямо сейчас.

— Почему?

Было ли его непонимание притворством, Клео не знала. Джуд продолжал:

— Не беспокойся. Если верить агенту, дом вполне надежен. Но в любом случае у нас будут еще и инспекторские отчеты. А к саду я равнодушен. Я подожду тебя здесь.

Он опустился на камень и устало закрыл глаза — или он хотел прогнать ее?

— Я не о доме, черт бы его побрал! — выпалила она.

Его синие глаза распахнулись.

— Если хочешь что-нибудь сказать, говори, — безжизненно пробормотал он, и Клео никак не могла его понять.

— Я о разводе.

С сильно бьющимся сердцем она села рядом. Она знала, надеяться не на что, но не могла молчать. Конечно, она для него обуза, от которой нужно как можно скорее избавиться; но ведь он тревожился о ней и ребенке, и этого она не могла забыть.

— Это займет некоторое время, Клео, но я завтра же дам делу ход.

Он говорил мягко, словно с нетерпеливым ребенком, но она, взметнув волосами, резко замотала головой. Он явно решил понимать все ее слова превратно!

— Я хотела сказать, — твердо начала она, — что ведь нам совсем не нужно разводиться, правда?

— Ты что, намерена себя доконать? — Он вскочил с камня, охваченный непонятной для нее яростью. Лицо исказилось, губы дрожали. — Теперь это единственное, что имеет смысл. Когда Фиона рассказала мне, как Фентон пытался тебя шантажировать, когда я узнал, что случилось на самом деле… — Он с силой ударил себя кулаком по ладони. — О Боже! Если я встречу его снова, я убью его!

— Фиона все тебе рассказала?

У Клео сжалось сердце. Она думала, что Фионе можно доверять, но сейчас для нее было важно даже не это нарушенное обещание. Она, как последняя идиотка, надеялась, что Джуд сам поверил ей, поверил потому, что она ему небезразлична.

— Но ведь Фиона обещала… — пролепетала она срывающимся голосом, и Джуд взглянул на нее почти с сожалением.

— Я знаю. И тем не менее она мне все рассказала. Очевидно, ты плохо ее знаешь. Она всегда сама решает, что ей делать, и не задумываясь нарушит обещание, если будет уверена, что это принесет пользу. Ты рассказала Фионе, что произошло между тобой и Фентоном на самом деле; но почему ты не рассказала об этом мне?

— О Господи! — Клео закрыла лицо руками, не зная, смеяться ей или плакать над несправедливостью его упрека. — Да потому, что ты и слушать меня не хотел! — Она сердито взглянула на него. — Когда в тот день ты вошел в комнату, Фентон пытался меня изнасиловать. И все, на что ты оказался способен, — это сделать для себя мерзкие, оскорбительные выводы!

— О, прости меня! — простонал он, падая на каменное сиденье рядом с ней. Клео искоса заметила, что руки его дрожат. Но он быстро сумел овладеть собой и наклонился вперед, опершись локтями о колени и обессилено свесив кисти. — Я уже сказал, что все мои извинения ничтожны по сравнению с моей виной, и единственное, что я могу сделать, — это дать тебе согласие на развод, ведь из-за меня твоя жизнь стала невыносимой.

Она уставилась на него. Ей захотелось взять его за плечи и встряхнуть. Да, она просила его о разводе, но ведь просила в запальчивости, в отчаянии! Неужели этот мучитель не понимает, что она меньше всего на свете хочет развода! Ведь она его любит, она носит его ребенка, он ее муж, в конце концов! Но может ли она сказать ему все это, позволит ли ей гордость? И смогут ли они снова быть счастливы вместе? Смогут ли воскресить свой брак?

Клео не знала, как ответить на все эти вопросы, но она искала ответ, потому что о гордости речи быть не могло. И пока она подбирала слова, он сухо произнес:

— Я бы хотел регулярно навещать ребенка. Ты не будешь мне препятствовать?

Клео похолодела. Она все поняла, и настала ее очередь вскочить на ноги.

— Разумеется, нет. — Она выпрямилась, лицо ее помертвело. — Теперь ты получил все, чего добивался. У тебя есть наследник, акции — конечно, жена тебе не нужна.

Она повернулась на каблуках и, расправив плечи, зашагала прочь, дрожа от негодования.

— Пойду посмотрю сад. А ты сиди здесь и подсчитывай свои приобретения!

Все было ясно как день. Понятно до безобразия. Когда она так опрометчиво предложила ему брак, он уже подумывал о детях. Не потому, что особенно их любил, просто ему нужен был наследник. А тут подвернулась она — умная, красивая, богатая, потрясающая слейдовскими акциями как приманкой.

Акции решили его выбор, и теперь он завладел ими, да и желанный наследник на подходе — для чего ему теперь жена? По ее щекам текли потоки слез, застили ей глаза. Она продиралась сквозь заросли кустарника, не сознавая, что делает, и вдруг услыхала его оклик.

Он нагнал ее, идти было некуда, и она ненавидела себя за слабость, за то, что он увидит ее слезы.

— Клео. — Одна рука остановила ее, другая отвела ветки, высвобождая ее из зарослей, а потом эти руки обняли ее лицо, отирая большими пальцами постыдные слезы. — Неужели для тебя это так важно?

— Что — важно? — Язык отказывался подчиняться. Они вдвоем словно сговорились не понимать друг друга.

— Этот развод. Ведь ты именно этого хотела. И это мой долг перед тобой.

Клео сердито тряхнула головой, освобождаясь от его ладоней, ища взглядом, куда бы скрыться. Но бежать было некуда: Джуд загораживал единственный выход из зарослей, в которых она запуталась.

— Это ты хочешь развода, — возразила она. — Ну что ж, давай разведемся. У тебя есть все, чего ты хотел, — и наследник, и акции…

— Опять ты о своих жалких акциях! — У него был озадаченный вид, словно она сообщила ему, что у него выросла вторая голова. — К черту акции! Я уже начал обратный перевод их на твое имя. У меня и так дел по горло, чтобы еще сражаться с этими выжившими из ума стариками из так называемого Правления, с Люком — упаси меня Господи от Люка! Это твое дитя, твоя забота, у меня в мыслях никогда не было иного. Я всегда хотел только одного: помочь тебе разобрать запутанные дела «Фондов Слейдов». Мне казалось, я смогу быть тебе полезен.

Она смотрела в его склоненное к ней лицо непонимающими глазами и вздрогнула, когда он с горечью произнес:

— Но ведь ты никогда не нуждалась во мне, не правда ли? Тебе было нужно только мое имя в брачном свидетельстве! Я тебя не виню, твои цели были глубоко честны. Я один во всем виноват. — Он самоуничижительно усмехнулся. — Как подозрителен я был в своем желании узнать, зачем тебе понадобились деньги, как слеп, чтобы увидеть правду за тем, что казалось таким очевидным, что Фентон твой любовник, как самоуверен, вынашивая мой жалкий план, пусть даже намерения были благими!

— Какой план? — встрепенулась Клео и осторожно шагнула к нему, но он отвернулся, охваченный неясным для нее чувством, и взглянул на часы.

— Теперь уже не важно. Поверь, Клео, мне больше нечего тебе сказать; да и что толку сейчас в словах? Пора ехать — если ты все здесь осмотрела.

Джуд побрел прочь по высокой траве, заполонившей лужайку, а Клео смотрела ему вслед и ничего не понимала. Она так устала, так исстрадалась, а теперь окончательно запуталась. Он сказал, что никогда не интересовался акциями; это и многое другое не укладывалось в нее в голове.

Ее ум привык решать самые запутанные финансовые проблемы, но она не смогла даже приблизиться к пониманию человека, который сейчас, не оглядываясь, уходил от нее. И она знала, что, если сейчас, в эту минуту, позволит ему уйти, он никогда не вернется к ней. В своей душе он поставил крест на их браке как мимолетном эпизоде своей жизни, и ей уже никогда не постичь загадки этого мужчины, некогда бывшего ей мужем, — всегда и на всю жизнь любимого.

— Джуд!

Она побежала за ним, прыгая через траву, и догнала его прежде, чем он успел дойти до машины.

— Поехали? — спросил он спокойно, и только еле уловимая дрожь в голосе выдавала внутреннее волнение.

— Нет.

Она схватила его за руку, от этого прикосновения ее захлестнула волна знакомого чувства, и она чуть не разрыдалась. Он удивленно взглянул на нее, и она увидела, как на его глаза набежало облако, а затем их заволокла тьма, которую можно было принять за страдание.

Она знала, что выглядит ужасно: волосы растрепаны, заплаканное лицо пылает, — совсем не похожа на другую, прежнюю Клео, выдержанную и спокойную.

— Я хочу поговорить с тобой. — Голос выдал бушевавшие в ней страсти.

Он высвободил руку из ее цепких пальцев, и ее охватило смятение, потому что этот жест не предвещал ничего хорошего. Но ей было все равно: она решилась, она наконец поняла, как замыкалась на себе, как ошибалась, боясь признаться ему в своем чувстве, как была недогадлива, чтобы спросить себя о его чувствах, его стремлениях.

— В наших поступках есть какая-то нелогичность, — рассудительно сказала она. Необходимо было сохранить спокойствие, иначе ей никогда не понять, не постигнуть его до конца.

Не обращая внимания на грозно сомкнутые брови — Джуд быстро терял самообладание, — она продолжала:

— Ты сказал, что акции «Фондов Слейдов» интересовали тебя лишь с точки зрения моей пользы. Нам обоим известно, что твоя женитьба продиктована желанием иметь детей. И все же, — Клео набрала побольше воздуха, подыскивая нужные слова, — зная, что я никогда не изменяла тебе с Фентоном, зная, что через семь месяцев появится на свет наш ребенок, ты настаиваешь на разводе. Неужели я стала так ненавистна тебе? Помоги мне разобраться.

— Замолчи! — хрипло простонал он, и Клео ощутила горечь в его голосе. — Зачем ты поворачиваешь нож в ране? — Рослый и широкоплечий, с искаженным мукой лицом, он внушал невольный ужас, и Клео инстинктивно попятилась. Ей хотелось как-нибудь помочь ему, но она не знала, что нужно делать, ибо причина его страданий оставалась ей неизвестна. — Ты уже отняла покой, тебе и жизнь моя нужна? Я женился на тебе потому, что люблю тебя, люблю с той минуты, как впервые увидел! — Он вырвал из себя признание с кровью, с болью, и сердце Клео замерло, а потом бешено застучало, и ей захотелось подойти к нему, обнять, осыпать ласками, но она знала, что ее прикосновение вызовет бурю страданий и гнева, клокотавших в нем. Он должен был излить весь ад, все горе, и ей оставалось только стоять, смотреть на него и слушать, а это было нелегко. — И вот я выстроил свой замысел, свой хитрый план. Романы между начальником и подчиненной ни к чему хорошему не приводят, а я хотел настоящего чувства. Вот я и пустил этот слух: «Мескал-Слейд» хочет поглотить «Фонды Слейдов». Ловко придумано! — Он горько усмехнулся. — По моим расчетам, ты должна была узнать о слухе и прийти ко мне за объяснениями. А я бы предложил тебе поступить так, как ты уже поступила, то есть перейти в семейную фирму и расчистить завал. До поры до времени все шло хорошо: их крах, как ты знаешь, был вполне реален и ты была именно тем человеком, который мог их вытащить; твое участие было и логично, и спасительно. Но для меня весь смысл заключался в другом. Ты бы уже не работала у меня, и я мог бы искать с тобой встреч, добивался бы твоей любви, просил бы выйти за меня замуж. Я так хорошо все продумал, — он горько и беспощадно улыбнулся, — но прежде, чем слух достиг твоих ушей, ты сама вынудила меня воспользоваться им, не так ли?

Гордо расправив широкие плечи, он втиснул руки в карманы джинсов и отвернулся. Клео затаила дыхание, понимая, что должна стоять и слушать, хотя одно лишь его слово может поставить все на свои места. Но время для этого слова еще не настало. Джуд раскрывался перед ней с неведомой ранее стороны, представая ранимым и не уверенным в себе человеком, что делало его вдвойне близким и дорогим.

— Твое предложение просто оглушило меня, — тихо продолжал он. — Мне было предложено то, о чем я так мечтал, на что надеялся. Стать твоим мужем. И я ухватился за эту возможность, даже не решаясь спросить себя, зачем же тебе понадобились деньги, — так я хотел поймать свою мечту, осуществить надежду. Надежду, — горько усмехнулся он, — что когда-нибудь я смогу добиться твоей любви. Важно было не то, зачем ты хотела выйти за меня; важно, что ты этого хотела. Ты понимаешь, Клео?

— Конечно.

Голос ее дрожал, ясные глаза блестели от слез. Он смягчился; гнев и боль оставляли его, сменяясь горечью и усталостью.

— Джуд…

Клео шагнула к нему, но он отстранился.

— Мне не нужна твоя жалость. Я сам во всем виноват. Я получил то, о чем мечтал больше всего на свете, а потом сам же разрушил все своими руками. Я так любил тебя, что даже мысль о тебе рождала музыку в моем сердце; и вот, когда во мне затеплилась надежда, что ты готова меня полюбить, я вырвал эту надежду с корнем. Я застал тебя с Фентоном и решил, что это и есть вся правда. Я знал, что ты не по любви за меня вышла, и вот я вижу тебя, и Фентона, и деньги — или часть их, — ради которых ты вышла замуж. Приманка для любовника, за которого ты не могла выйти, так как опекуны никогда бы не согласились на этот брак. — Голос Джуда, казалось, шел из самых глубин его существа. — Если бы ты рассказала мне сразу, как только мы поженились, зачем тебе понадобились деньги, я бы и на милю не подпустил к тебе Фентона. Если бы ты только рассказала, — его губы дрогнули в усталой улыбке, — я бы никогда не позволил себе так обращаться с тобой, убив всякую надежду добиться твоей любви.

— Я должна была рассказать.

Она прильнула к нему, бледная, снедаемая сожалениями. Она могла спасти их от стольких невзгод. Ведь он все это время любил ее, и это было самое замечательное и непостижимое в мире.

Он, не колеблясь, обнял ее, взгляд заботливо потеплел, и она пробормотала:

— Да, я ошиблась. Я должна была все тебе рассказать, но я так боялась, что он выполнит угрозу, не за себя боялась — за дядю Джона. Мне было Так стыдно, что я попала в такую историю. Я не хотела, чтобы кто-нибудь узнал о ней, и ты в первую очередь. Я сама должна была выпутаться!

— Я знаю. И прошу, Клео, не терзай себя так. — Его голос был полон бесконечной доброты и невыносимой грусти. — Как у него оказалась эта квитанция? Не говори, если не хочешь, это совсем не мое дело, и, если вы были любовниками, я не имею права вмешиваться.

— Мы никогда не были любовниками, — возразила она, счастливая, обретшая долгожданный покой в его объятиях. — Он просил меня тайно выйти за него замуж, но я ему отказала. К тому времени я уже разобралась в своих чувствах к нему — это было всего лишь увлечение. А когда и оно прошло, я поняла, что мне он даже не нравился. Как бы то ни было… — Клео пришлось напрячь память. Этот эпизод казался таким далеким, таким несущественным. Несущественным было все рядом с долгой и отчаянной любовью к ней любимого человека. Она прижалась щекой к его широкой груди, вбирая в себя его тепло, его силу, ласку… — Как бы то ни было, — торопливо продолжала она, стремясь поскорее избавиться от призрака ее мнимого романа с Фентоном, — казалось, он легко воспринял мой отказ, сказал, что хотел бы иногда встречаться, предложил съездить за город: иногда, если мне удавалось выкроить время от занятий, мы выезжали погулять, и отдых шел мне на пользу. И вот мы поехали. Он вел машину. Мы пообедали на траве, осмотрели разрушенный замок и не спеша отправились домой. Но он якобы сбился с пути, и в результате мы подъехали к какой-то деревне — это был Голдингстен — уже к вечеру. Переезжая через мост (не понимаю, как это могло случиться), он потерял управление. Серьезной аварии не произошло: было поцарапано левое крыло и я немного ушиблась.

Ее передернуло от воспоминаний: теперь она знала, как тщательно все было продумано и подстроено.

— Пока мы добрались до деревни и нашли гараж, где согласились осмотреть машину, было уже слишком поздно, и ничего другого не оставалось, как заночевать на месте. Мне было слегка не по себе, и я осталась в вестибюле «Рыжего льва», пока он объяснял, что произошло, заказывая комнаты и ужин. И только когда он отвел меня наверх, я обнаружила, что он зарегистрировал нас как мужа и жену. Он сказал, что свободных комнат больше не было. Я не знала, верить ему или нет, но не собиралась искать хозяйку и поднимать шум. Но в постель я с ним не легла. Ночь я провела в кресле и, видимо, из-за аварии проспала до одиннадцати утра. Он меня разбудил и сказал, что хозяйка уже стучала в дверь, потому что нам пора освобождать комнату. Вот и все.

Клео почувствовала, как он сильнее прижал ее к себе, и уловила проклятия, которые он послал в свой адрес. Он пробормотал:

— С этим покончено. Не тревожь себя больше, я все беру на себя. — Он осторожно отпустил ее. — Как ты себя чувствуешь?

Он заботливо взглянул ей в глаза, и сердце ее переполнилось счастьем и любовью так, что готово было разорваться.

— Хорошо. Помнишь, когда ты прочитал, что Фентон обручен, ты решил, что я больше его не увижу и что можно снова попробовать восстановить наш брак; но я сказала тебе о ребенке, и ты сразу подумал…

— Не надо! — хрипло взмолился он. — Я тогда обезумел от ревности. Теперь ты знаешь, почему я хочу дать тебе развод, о котором ты просишь. Я низко обошелся с тобой, и развод — единственное, что я могу для тебя сделать. — Он слегка поежился. — Пожалуй, нам пора ехать. Я и так слишком много сказал, вывернул душу наизнанку. А я не сторонник самокопания!

Сердце Клео сжалось при этой неловкой попытке пошутить, смягчить рвущиеся наружу страдания. Ее дрожащие губы улыбнулись, и она сказала ясно и громко, чтобы никаких ошибок больше не было:

— Я не хочу развода. И никогда не хотела. Я люблю тебя, я не могу без тебя, и если ты мне не поверишь, — ее голос взвился и зазвенел, от чего при любых других обстоятельствах она пришла бы в ужас, — если ты снова отвернешься от меня, я… я…

Слова не шли к ней, да и угрожать было нечем. Слезы счастья наполнили ей глаза и словно что-то тяжелое упало с ее сердца, когда безжизненное лицо Джуда, выразив на миг недоверие, озарилось нескрываемой радостью.

— Ты говоришь правду?

Казалось, его ноги приросли к земле, он не мог сдвинуться с места — она сама подошла к нему, обняла, прижала к себе. По ее щекам струились слезы, слезы мешались со смехом, и невозможно было говорить. Но его руки накрыли ее, и их ласка сказала больше всяких слов. А потом, когда он шептал у ее губ сбивчивые слова любви, она, повинуясь внутреннему голосу всех влюбленных, рассказала ему, когда она осознала в себе любовь к нему и как с тех пор эта любовь жила в ней. Солнце поднялось высоко над их головами, и ленивый полуденный зной окутал их, а они все стояли, прижавшись друг к другу, словно расстаться хоть на миг было невыносимо для обоих.

В тот вечер у Торнвудов был выходной. Клео вспомнила об этом, когда они с Джудом рука об руку вернулись в пустой дом. Было уже поздно. Он повернул ее к себе и поймал в объятия, а она проворковала:

— Знаешь что, я хочу есть. Я только приму душ и что-нибудь приготовлю.

— Иди. — Ей показалось, что он слегка улыбнулся. — Я кое-что принесу в спальню, чтобы разжечь твой аппетит.

Так он и сделал: пришел сам, принес шампанское и два бокала; все было прекрасно, и Клео, раскинувшись на атласных подушках, посвежевшая, томная от любви к нему, воскликнула:

— Чудесно! Я просто умираю от голода!

В его потемневшем от желания взгляде светились нежность и, как показалось Клео, обожание. Этот взгляд блуждал по янтарному шелку ее пеньюара. С нескрываемым сожалением Джуд отвернулся и, срывая футболку, сказал:

— Я вернусь из душа через две минуты. Ты даже не успеешь налить шампанское.

Сквозь шум воды до Клео доносился его голос:

— Давай все-таки купим Дин Плейс! У меня к нему особое отношение. Ведь там я нашел тебя.

Она не отвечала: он все равно не расслышал бы. Да и зачем отвечать? Они хотели одного и того же, и теперь так будет всегда, они оба знали это.

Когда он вернулся и тысячи капелек воды переливались на его бронзовой коже, она ощутила знакомый, но всегда необоримый всплеск желания и закрыла глаза. И вдруг совсем по-глупому застыдилась, словно новобрачная, словно ей предстояла первая близость.

— Фиона сказала, — пробормотала она, чувствуя его радом и откидываясь назад, — что у нас с тобой недостало смелости, чтобы найти наш путь от А до Б в стране чувств. Наверное, она права.

— Да, наверное. — Его голос звучал совсем близко, она чувствовала на своей щеке его свежее дыхание, чувствовала, как его руки начали устранять шелковую преграду, творя свое не выразимое словами волшебство. Джуд прошептал: — Нам есть над чем подумать, не правда ли, любимая? И вместе мы отыщем наш путь от А до Б и гораздо, гораздо дальше. И ничто на свете, моя любовь, не способно разлучить нас.