Братство выживших

Глава 15

Несмотря на поздний час, Тимонин начал «сматывать удочки», твердо решив, что больше не останется в этой душной клетке ни одной минуты. Но не уходить же из больницы в женской пижаме в цветочек или в дырявых залатанных портках дяди Коли, темная ему память. Значит, придется воспользоваться одеждой пожарного.

Тимонин подошел к стулу, на котором висела форма соседа, примерил брюки. Почти в самый раз, в поясе можно убавить пару сантиметров. Он застегнул ремень на последнюю дырку, натянул на себя рубашку, галстук на резиночке, облачился в китель с наградными колодками. Ботинки пожарного немного жали в подъеме, но и такая обувь лучше больничных тапочек, пошитых из старого валенка. Белобородько заворочался на своей кровати, перевернулся на спину, отрыл рот и сказал: «уму-му-уму».

– Не поминай лихом, – ответил Тимонин.

Подхватив портфель, он высунул голову из палаты, соображая, в какую сторону идти. Верхний свет уже погасили, только лампа на столе сестры осталась включенной.

Тимонин пересек коридор, нырнул в дверь черного хода. На лестнице стоял полумрак, пахло мышиным пометом и залежавшимися окурками. Обхватив ладонями перила, он осторожно, ступенька за ступенькой, стал спускаться по темной лестнице.

…В это время Байрам Фарзалиев ухватил мертвого охранника за руки, волоком оттащил тело за турникет, дальше – за стойку. Ногой распахнул дверь в служебную комнату, включил свет.

Маленькая темная конура, в которой едва хватало места для одного человека, заполненная больничной рухлядью. Короткая металлическая кровать вдоль стены, тумбочка у окна, двустворчатый шкаф с облезлой полировкой, рукомойник. Под ним пластмассовое ведро. Куда же запихнуть этого черта? Шкаф слишком узкий, труп туда не влезет. Остается только кровать. Встав на колени, Байрам подогнул колени трупа, поднатужился и затолкал туловище, а затем ноги под кровать.

Выскочив из здания, он взмахнул руками: путь свободен. Из машины быстро выбрались Валиев и Нумердышев с тяжелой сумкой на плече. Валиев зашел в больницу первым, бегло осмотрелся и все понял без слов. Нумердышев перекинул сумку через стойку, бухнул на письменный стол, расстегнул «молнию». Байрам вытащил камуфляжную куртку с нашивкой «охрана» на рукаве, просунул руки в рукава. Затем переложил в карман куртки пистолет «ТТ». Нумердышев схватил сумку и пошел к лестнице. Валиев зашагал следом, шепча про себя последние слова молитвы.

Тимонин спустился по черной лестнице на первый этаж, остановился на площадке и огляделся. Грязь и полумрак. Под потолком в стеклянном запыленном плафоне, похожем на огромный стакан, едва теплится полудохлая лампочка. Не любивший замкнутых помещений, он решил, что отсюда надо выбираться как можно скорее, и он подергал дверь в коридор первого этажа. Заперто. Спустившись на три ступеньки вниз, вгляделся в темноту лестницы, уходящей в подвал, и в нише на стене заметил электрорубильник и выключатель. Дернул ручку рубильника вверх, надавил пальцем красную кнопку выключателя. В подвале загорелось несколько тусклых лампочек, осветились лестничные ступени, светлые стены в ржавых разводах протечек.

Минуту Тимонин колебался, решая, возвращаться ли ему назад или попробовать выбраться из здания через подвал, и остановил выбор на последнем варианте.

Подвал, сообщавшийся под землей с какими-то хозяйственными постройками, оказался куда длиннее самого здания больницы и напоминал собой кривой узкий коридор, конец которого терялся где-то в полутьме водяных испарений.

Пройдя шагов двадцать, Тимонин остановился, обнаружив слева некий аппендикс: комнатку метров в шесть, лишенную окон. Под потолком светилась голая лампочка. Вдоль стены расставлены деревянные козлы, положили на них несколько досок, сверху бросили тюфяк. Получилось нечто вроде кровати.

На этом ложе, подогнув колени к животу, подложив под голову свернутую робу, лежал лохматый мужик в голубой майке и брезентовых штанах. Возле кровати валялись пустые бутылки из-под портвейна, стояли резиновые галоши и ящик со слесарным инструментом.

Тимонин не стал его тревожить и пошел дальше. Однако ему не пришлось проделывать весь путь до конца. На середине тоннеля он остановился под окном, без стекол и решеток. Оно оказалось узким, как крепостная бойница, но ловкому человеку пролезть можно. Тимонин притащил два пластиковых ящика из-под бутылок, на которые натолкнулся по дороге сюда, поставил ящики один на другой, вскарабкался на них и потянулся рукой вверх, чтобы зацепиться за кирпичи, но не удержался и полетел вниз. Перевернувшись в воздухе, он грохнулся грудью на бетонный пол, ударился лбом о нижнюю трубу и потерял сознание.

Валиев и Магомет Нумердышев поднялись на второй этаж больницы. Перед тем, как двинуться вперед, выглянули в коридор. Над письменным столом в конце коридора склонилась женщина в белом халате, видимо, дежурная медсестра.

Валиев вышел из-за угла и направился к ней. Медсестра сняла очки, закрыла журнал и, прищурив глаза, поднялась со стула. Из-за света настольной лампы она в первую минуту не разглядела тех, кто идет по коридору. А когда поняла, что перед ней какие-то посторонние люди, кавказцы, даже не испугалась – за долгие годы работы в больнице многого пришлось навидаться. Она уже собиралась спросить, кто эти незнакомые, но Валиев опередил ее.

– Как наш герой? – бодрым голосом проговорил он. – Как его самочувствие?

Сомова, не понявшая, о каком именно герое идет речь, секунду молчала, потом переспросила:

– Герой?

Нумердышев спокойно поставил сумку на пол, зашел за спину сестры.

– Герой, конечно, герой, – улыбнулся Валиев.

– А, Тимонин, – догадалась сестра. – Кажется, он спит. Я еще не заглядывала в четырнадцатую палату. Вы, простите, кто?

– Я-то? А ты чего, сама не видишь? Я – Красная Шапочка.

– Что вы тут, что вам тут на… – договорить она не успела.

Подкравшийся сзади Нумердышев заткнул тяжелой, как лопата, ладонью ее рот, другой рукой вцепился ей в волосы и дернул голову на себя. Валиев шагнул вперед, выхватил из кармана заточку, ткнул ее в грудь Сомовой и прошипел:

– Чи-чи-чи-чи, тихо, тихо. Люди спят. Вот так, вот так. Вот и умница. Вот и все.

Медсестра закряхтела, кашлянула и стала тяжело, подогнув набок ноги, валиться к ногам мужчин. Они подхватили Сомову и отволокли ее на черную лестницу…

Байрам, облаченный в камуфляжную куртку, несколько минут сидел на стуле, изображая из себя охранника, и нервно барабанил пальцами по столешнице.

Интересно, что происходит наверху, в палате Тимонина? Неплохо бы взглянуть на все это хоть одним глазом. Он пожалел, что бригадир не взял его с собой. Наверняка сейчас Валиев, орудуя садовыми ножницами и тесаком, режет этого хрена на мелкие кусочки. А тот медленно исходит кровью и скулит, как подыхающая собака.

За окном прокричала незнакомая птица, и Байрам вздрогнул от этого крика.

Нет, нельзя мучить себя неизвестностью. Он поднялся со стула, замер, прислушался. Монотонная гудящая тишина. И тут входная дверь хлопнула так громко, так неожиданно, что Байрам подскочил, словно подброшенный катапультой.

Перед турникетом стоял мужчина средних лет в спортивной куртке, за его спиной переминался с ноги на ногу молодой человек болезненного вида с усталым, каким-то серым лицом.

Кого это принесло на ночь глядя? Байрам поправил сбившуюся на сторону камуфляжную куртку и, стараясь выглядеть спокойным, поднял голову.

– У нас карантин. Вот, объявление висит.

– Уже прочитал, – кивнул Девяткин.

Он шагнул к стойке охранника, вытащил из нагрудного кармана куртки полицейское удостоверение и развернул его перед носом азербайджанца. «Девяткин Юрий Иванович», – прочитал Байрам.

– Полиция, – сказал Девяткин.

Сердце Байрама забилось громко, как церковный колокол. Полиция. Откуда? С какой стати? Сколько их тут? Только двое, или есть еще люди, на улице?

– Сегодня к вам поместили человека по фамилии Тимонин, – продолжал Девяткин. – В какой он палате? Номер?

– В какой палате? – переспросил Байрам. – Ах, в какой палате… Он в палате. А как же… Да, конечно, Тимонин в четырнадцатой палате. Проходите, пожалуйста. Второй этаж. В конце коридора.

– Спасибо, – кивнул Девяткин.

Он пропустил Бокова вперед себя. Молодой человек повернул турникет, дошагал до лестницы. Юрий последовал за ним. Прошел через турникет, но остановился, бросил косой взгляд назад и зашагал дальше.

Байрам сунул руку в карман куртки, обхватил рукоятку пистолета, положил палец на спусковой крючок и привстал со стула.

Теперь он видел только спину Девяткина, обтянутую короткой спортивной курткой. Если дрожат от волнения руки, если не уверен в себе – не целься в голову. Это плохая мишень. Выбирай ту, куда легко попасть. Хорошо бы, пуля вошла в самый центр этой спины, в позвоночник. Чтобы сразу… Чтобы насмерть. Сопляк, шагавший впереди, не в счет. С ним успеется. Первым надо валить старшего.

Байрама и Девяткина разделяли метров десять, не больше. С такого расстояния трудно промахнуться. Байрам вытащил из кармана пистолет, начал медленно поднимать ствол…

А дальше – глаза его словно туманом заволокло. Он видел, как Девяткин резко повернулся к нему лицом, и сразу раздался выстрел. Пуля обожгла левое плечо, раздробила ключицу.

В первую секунду Байрам не понял, кто стрелял, и откуда прилетела эта пуля, в руках мента оружия не было. Его шатнуло, но он устоял на ногах, не выронил пистолета. Отступая к двери в служебную комнату и поняв наконец, что Девяткин стрелял через карман куртки, Байрам поднял правую руку и дважды выстрелил. Первая пуля застряла в перилах лестницы. Вторая по касательной прочертила по стене и, разбив двойные стекла, ушла в окно, расположенное между лестничными пролетами.

– Ложись! – обернулся к Бокову Девяткин.

Но тот, кажется, ничего не слышал. Испуганный, оглушенный пальбой, опустился на корточки, вжал голову между колен и прикрыл затылок ладонями.

Юрий стал вытаскивать пистолет из кармана, чтобы произвести решающий прицельный выстрел. Он спустился на две ступеньки ниже и вскинул руку.

Пуля, выпущенная Девяткиным, разорвала правую щеку Байрама. Брызги крови попали в глаз.

Байрам расстрелял в ответ три патрона. Все выстрелы оказались неточными. Он боком шагнул к двери в служебную комнату, толкнул ее плечом. Девяткин спускался по лестнице и стрелял. Одна пуля расщепила дверной наличник, вторая застряла в стене. Байрам успел захлопнуть дверь, задвинул щеколду с другой стороны.

Девяткин занял позицию за стойкой, наискосок от двери, поднял пистолет и выпустил три пули через дверь. В стороны разлетелись острые щепки. Левой рукой он вынул из кармана снаряженную обойму и только после этого сделал последний, восьмой, выстрел в дверь.

Байрам вскрикнул. Он уже растворил обе створки окна, готовился выпрыгнуть из комнаты, когда проклятый восьмой выстрел достал его. Пуля врезалась в левый бок, под ребра, и отбросила Байрама на койку.

Девяткин вытащил расстрелянную обойму, загнал снаряженную обойму в рукоятку пистолета, передернул затвор и крикнул:

– Выходи с поднятыми руками!

Байрам хотел ответить каким-нибудь ругательством, но не смог. Он полусидел на кровати, прислонившись спиной к стене.

– Выходи! – еще громче крикнул Девяткин.

Байрам чуть слышно застонал. Всю свою недолгую жизнь он был на удивление везучим парнем. И вот в незнакомом городке, в убогой больнице, словно смеха ради, его пристрелил какой-то мент. Он попробовал поднять руку и сделать хоть один выстрел, но пистолет выскользнул из ладони и грохнулся на пол. Байрам всхлипнул.

Девяткин обогнул стойку, прижался спиной к стене, сделал пару шагов вперед и со всей силой ударил ногой по двери. Вывернутая щеколда полетела под кровать, и он, прицелившись, дважды выстрелил в темноту. Первая пуля врезалась в стену, точно над головой Байрама, посыпав его каштановые волосы сухой штукатуркой. Вторая пробила лобную кость над правой бровью и вышла из затылка.

Девяткин нащупал выключатель на стене, включил свет. На черном от крови матрасе лежал мертвый кавказец. Из-под койки торчали чьи-то ноги, обутые в высокие башмаки на шнуровке.