Братья Кип. Воздушная деревня: [романы]

Послесловие

Вслед за древнегреческим мудрецом Диогеном из Синопы, с фонарем в руке искавшим средь бела дня человека, Жюль Верн позднего периода творчества мог бы воскликнуть: «Ищу героя!» И вот почему: снискав популярность в середине XIX столетия книгами о необыкновенных (с тогдашней точки зрения) путешествиях, знаменитый писатель ясно осознал, что техническая революция конца века делает реальными самые дерзкие мечты, касающиеся передвижений по земному шару. То, что было удивительным вчера, сегодня уже никого не удивляет. Число читателей новых верновских книг резко уменьшилось. Например, роман «Воздушная деревня», вошедший в этот том собрания сочинений, был выпущен в 1901 году тиражом всего в шесть тысяч экземпляров, что выглядело более чем скромно по сравнению с приближавшимися к ста тысячам тиражам его лучших книг. Осужденный болезнью на заточение в провинции, сочинитель вынужден был сделать принципиально новый шаг в своей литературной карьере и предложить читателю вместо очередного географического романа роман о «географии человеческой судьбы».

Возможность для этого предоставил ему, в частности, происходивший в 1893 году шумный процесс братьев Рорик, взволновавший все французское общество. Суть обвинения заключалась в том, что морские офицеры братья Рорики, бельгийцы по национальности, захватили французскую шхуну «Ньюораи-ти», убив при этом капитана, агента владельца судна, четырех матросов и пассажира. Обвинение против братьев выдвинул судовой кок. Он же был главным свидетелем на процессе.

Подсудимые клялись в своей непричастности к преступлению, а гибель людей объясняли неудачным бунтом команды, который именно им пришлось подавлять. Всех удивило на редкость достойное поведение братьев на суде. Выяснилось, что единственное свидетельское показание против них крайне сомнительно. Под влиянием защитительных статей в прессе организуется общественный комитет по спасению моряков. Тем не менее суд приговаривает братьев Рорик к смертной казни. Приговор не был приведен в исполнение, так как через несколько дней после окончания суда выяснилось, что братья носят совсем другую фамилию — Деграэв. Они — из почтенного бельгийского рода и, став моряками, не раз доказывали свою храбрость и благородство. Так, однажды, во время бури, рискуя собственной жизнью, спасли тридцать семь человек с гибнущего норвежского судна «Петер». Однако судьба преследовала братьев: пожар уничтожает один их корабль, разбивается о скалы другой. Деграэвам приходится наняться на чужие суда, при этом они по какой-то причине меняют фамилию.

Кампания в прессе, заступничество общественности, а также просьбы бельгийского и шведского монархов склонили французское правительство к милосердию: смертная казнь была заменена пожизненной каторгой.

Ж. Верн с огромным интересом следил за ходом процесса. «История братьев Рорик очень взволновала меня»,— признается он в одном из писем брату Полю. Уже в 1894 году писатель полагает, что несчастные стали жертвами судебной ошибки, а в преступление был замешан сам обвинитель (письмо к Полю от 7 августа 1894 года).

Жан Жюль-Верн, внук фантаста, считает, что причина повышенного интереса деда к делу была прежде всего в том, что речь шла о братьях, «тесно связанных между собой и черпающих в своей братской дружбе силы, чтобы держаться достойно, а это главным образом и поразило публику»[366]. Жюль увидел в этих взаимоотношениях подозреваемых много общего со своей дружбой с горячо любимым братом Полем, однако использовать судьбу Рориков в качестве сюжета для художественного произведения первоначально не собирался. Смерть Поля, наступившая в 1897 году, отняла у семидесятилетнего писателя лучшего друга. Мысли об ушедшем, об их замечательном союзе не дают Жюлю покоя. Так он постепенно приходит к мысли создать «Братьев Кип», где между строк проглядывает его глубокое личное чувство: «Карл и Питер были очень дружны. Их дружба никогда не омрачалась ни малейшим раздором. Взаимная симпатия связывала братьев теснее, чем узы крови. Ни тени ревности или соперничества никогда не стояло между ними. Каждый оставался в своей сфере. Одному — дальние плавания, сильные чувства, опасности моря. Другому — работа в амбоинской конторе... Ни тот, ни другой не пытался создать свою семью, что могло их разделить».

Конечно, судьба братьев Кип не могла быть писателем сведена только к судебному процессу. Книга начинается как модный в те времена пиратский роман. Нить повествования со скучноватыми описаниями природы вьется не спеша, пока на острове Норфолк не появляются братья Кип. Морской роман неожиданно осложняется криминальной интригой, впрочем, для читателя весьма прозрачной. Автора захватывает неординарная для бывшего муниципального советника мысль: «...Если решение суда, согласно существующим принципам, и должно считаться справедливым, то оно не всегда бесспорно; судья, оказывается, может ошибиться»[367]. Подтверждение этому тезису Верн нашел и в деле Дрейфуса. Именно в 1901 году, когда писатель заканчивал работу над «Кипами», суд в Ренне, несмотря на очевидные натяжки следствия, признал виновность Дрейфуса, вынеся ему, правда, более мягкий, чем требовали военные следователи, приговор. Судьбу очередной жертвы французского правосудия Ж. Верн отразит в другом романе («Драма в Лифляндии»), но и на развитие фабулы «Кипов» она оказала влияние.

Литератора-гуманиста возмущает предопределенность приговора несчастным «жертвам необъяснимых обстоятельств», отсутствие справедливости или по меньшей мере нежелание быть объективным, когда речь идет о человеке другой национальности. В романе, правда, в этом упрекается «англосаксонский национализм», но можно ли ограничиться только им?

Героям романа в конце концов удается убедить свет в своей невиновности. Прототипам повезло куда меньше. В 1897 году президент Франции смягчает Рорикам наказание до двадцати лет каторжных работ. Один из братьев, Леон, получает от тюремной администрации предложение устроиться мастером. Но на этой должности придется почти наверняка стать доносчиком. Леон отказывается от «лестного» предложения, и его ссылают на самые тяжелые работы, где он в 1898 году умирает от дизентерии.

Эжена Деграэва в том же году помиловали. Он вернулся в Антверпен, где был приветливо встречен, обзавелся семьей, занялся коммерцией и стал понемногу пописывать, готовя к печати книгу воспоминаний. Однако страсть к приключениям взяла свое. Неожиданно Деграэв бросает семью и отправляется в дальние края. След его появляется в 1907 году: на острове Тринидад он служит полицейским. Потом Эжен перебрался в Колумбию, где попал в тюрьму по обвинению в краже изумрудов. В камере он вскоре был убит.

Ну а роман Жюля Верна, законченный в октябре 1901 года, в следующем году дважды опубликовал Этцель-младший (в журнальном и книжном вариантах).

«Воздушная деревня» написана несколько раньше «Братьев Кип». Первоначальное название книги — «Великий лес». Набросок карты этого Великого леса автор отправил Этцелю 13 января 1901 года. Эта дата отмечает конец работы над произведением. В этцелевском журнале «Магазэн д’эдюкасьон» роман печатался в 1901 году еще под названием «Великий лес»; окончательное название появилось впервые в отдельном книжном издании (июль 1901 года).

Роман был бы заурядным повторением многих (и не только верновских) приключенческих книг, если бы автор не ввел в сюжет эпизод с полулюдьми-полуобезьянами, «недостающим звеном» (по терминологии тех лет), будто бы соединяющим человека с его предками — человекообразными обезьянами. Позднее ученые отказались от идеи «недостающего звена», промежуточного вида, придя к убеждению, что человек и современные человекообразные обезьяны связаны иными генетическими связями: они имеют общего предка. Большое значение для концепции этой части романа имели работы американского зоолога Р.-Л. Гарнера, ведшего свои наблюдения над обезьянами как в зоопарках, так и на воле: около четырех месяцев провел он в железной клетке, установленной в габонском тропическом лесу. Гарнер верил, что ему удалось расшифровать язык животных. Его первая книга так и называется «Язык обезьян» (1892). Описанию экспедиционных исследований биолог посвятил другую книгу — «Гориллы и шимпанзе» (1895), где наряду с правильными сделал много ошибочных выводов. Жюль Верн, кажется, книг Гарнера не читал, воспользовавшись только изложением идей ученого во французских журналах. Его, как сам писатель признавал в интервью Марселю Югэну, заинтересовали работы специалиста, «опровергшего» Дарвина. Верн сообщил журналисту: «Я постарался реконструировать расу, промежуточную между самыми продвинутыми человекообразными обезьянами и самыми низшими из людей. Я довольно широко подошел к этому вопросу и, во всяком случае, был далек от выводов Дарвина, идеи которого разделяю далеко не полностью»[368].

Впрочем, о чистоте «эксперимента» говорить не приходится, поскольку исходное состояние вагдийцев было сильно изменено жизнью среди них немецкого исследователя доктора Иогаузена. Тем не менее в описании внутреннего убранства хижин, утвари, привычек, внешнего вида (например, вагдийских женщин), развлечений автор подчеркивает близость или сходство воздушного племени с людьми. В одном из заключительных диалогов герои книги обмениваются знаменательными фразами. На вопрос Джона Корта: «Теперь-то вы верите, что эти бедные создания принадлежат к человеческому роду?» — Макс Губер уверенно отвечает: «Конечно, Джон! Ведь они умеют смеяться и плакать! А это главное отличие человека!»

Солидная научная основа делает роман одним из самых интересных в позднем творчестве Жюля Верна. Увы, он никогда не был популярным среди читателей, хотя первое издание оказалось полностью распроданным, но это, напомню,— всего шесть тысяч экземпляров, приобретенных самыми верными сторонниками мэтра приключенческой литературы.

А. МОСКВИН